Don't go (Не уходи)

Baldur's Gate
Гет
Перевод
Завершён
NC-17
Don't go (Не уходи)
переводчик
бета
бета
Автор оригинала
Оригинал
Описание
– Я бы пожелал удачи, но если честно... – Его взгляд был пронзительным и твёрдым. – Надеюсь, вы все сдохнете. – Слова прозвучали как проклятие, каждый слог был пропитан ядом, пробирающим до костей. Астарион сузил глаза, наклонился и зловеще прошептал, обращаясь только к Тав: – А ты – в муках.
Примечания
Друзья, чем больше будет активности в комментариях, тем быстрее будут выходить главы)
Содержание Вперед

Часть 33. Возрождение

После долгого дня за распутыванием паутины событий на аукционе, Тав была крайне измотана, но настроена решительно. Позднее полуденное солнце отбрасывало длинные тени, пока команда возвращалась назад в полной тишине, нарушаемой лишь звуками шагов. Напряжённый Эрдан шёл впереди, полностью игнорируя Тав, его холодное безразличие грызло её. Стояла раздражающая и тягостная тишина. Однако Шэдоухарт и Астарион шли рядом с ней, даря тихое утешение в прохладном воздухе. Когда они вернулись домой, окутавшая их тишина была почти осязаемой, и каждый, поднимаясь по лестнице, погрузился в свои собственные мысли. Шэдоухарт извинилась, сказав, что подменит Лаэзель в дозоре за Фэйлен. План был составлен: утром они ворвутся в самое сердце прошлого Тав — в старую штаб-квартиру её бывшей банды в центре Верхнего города Врат Балдура. При одной только мысли тело сводило от усталости. В коридоре Тав остановилась, устремив взгляд на одинокую фигуру на балконе. Гейл был погружён в раздумья, ссутулив плечи на фоне заката. — Там Гейл… должно быть, он чувствует себя ужасно, — пробормотала она, с беспокойством глядя на него. Астарион проследил за её взглядом, и на его лице мелькнуло удивление, но затем он скрыл его своей обычной беззаботностью. Тав решительно повернулась к нему и мягко улыбнулась. — Я поговорю с ним. Во взгляде Астариона мелькнуло озорство. — Мне следует ожидать твоего возвращения с этого тет-а-тет к вечеру, или это, скорее, вопрос нескольких дней? Лёгкий и непринуждённый смех Тав разрядил напряжение, когда она игриво хлопнула его по плечу. — Прекрати, — упрекнула она, широко улыбаясь. Астарион вскинул бровь, изобразив на лице притворную тревогу. — Что? Дорогая, сама мысль, что ты потеряешься в бесконечных разговорах, вселяет в меня ужас. Если ты не вернёшься к рассвету, мне ничего не останется, как собрать бригаду, на случай, если ты будешь погребена под горой слов. — Ты ужасен, — весело парировала эльфийка. Астарион сверкнул плутовской ухмылкой, в его глазах заплясали лёгкие озорные искорки. — Удивлена? — пошутил он с притворным негодованием. — Тебя крадёт волшебник в платье. А я едва успел насладиться твоей прекрасной компанией, — произнёс он с дразнящей интонацией, не уступающей по крепости лучшему вину. Тав с коварной ухмылкой шагнула ближе к нему. — А если я пообещаю прийти к тебе после разговора с Гейлом, тебя это успокоит? — предложила она, взяв его за руку и взглянув ему прямо в глаза. Астарион наигранно устремил взгляд вверх. После минутного драматического молчания он с едва заметной ухмылкой снова посмотрел на неё. — Пожалуй, я подумаю о том, чтобы поменьше волноваться. Тав хихикнула и, наклонившись вперёд, быстро и нежно поцеловала его в щёку. Она слегка отстранилась и, не отрывая взгляда, отступила на пару шагов, всё ещё держа его за руку. Наконец, улыбнувшись ему в последний раз, она отпустила его и направилась к балкону. Дойдя до конца коридора, Тав на мгновение замешкалась, прежде чем осторожно постучать о дверной косяк. — Можно присоединиться? Гейл обернулся на звук; на его лице отражалась тяжесть мыслей. Он кивнул и улыбнулся. — Присаживайся. Учитывая, каким посмешищем я себя уже выставил, то могу и развлечь сочувствующую публику, — он указал на свободное место на скамейке. Устроившись рядом, Тав обратила внимание на бутылку вина и хаотично расставленные закуски на каменном столе. — Ты как? Гейл в ответ презрительно фыркнул, потянувшись за кусочком сыра. — Неплохо, если учесть, что я сижу здесь, в компании бутылки, бесцельно смотрю на небо и нехотя наслаждаюсь тем самым сыром, который рекомендовала Фэйлен, — с усмешкой признался он. — Безумно неприятно признавать, что мне понравилось то, что она посоветовала. Тав мягко улыбнулась, и её сердце защемило от жалости. — Мне искренне жаль, Гейл. Я знаю, что… что ты к ней что-то чувствовал… Он снова фыркнул, на этот раз резче, с долей самоиронии. — Мало того, я выставил себя полным идиотом. — Ты не мог этого предвидеть. Сердце иногда принимает странные решения, независимо от нашей воли, — начала Тав, но её прервал горький смешок. — Оно выбирает, но всегда неудачно. Как и любое другое решение, которое я принимал с его участием, — мрачно пробормотал волшебник, едва различимо из-за звона бутылки с вином. На них опустилась тяжёлая тишина, нарушаемая лишь ритмичным постукиванием пальцев по деревянной столешнице. Они сидели вдвоём, две души, заблудившиеся в собственных мыслях, разделяя мгновение спокойных размышлений под бескрайним, равнодушным небом. — Знаешь, что одновременно и смешно, и совершенно трагично? — голос Гейла прорвал тишину, пронизанную самоуничижительным юмором, который привлёк внимание Тав. Взгляд у мужчины был отстранённым, словно он пересказывал историю, которая, по его мнению, должна была принадлежать кому-то другому. — Фэйлен ни разу не проявила ко мне ни малейшего интереса. По сути, она делала совсем наоборот. Каждая моя попытка преодолеть пропасть между нами встречала отпор, холодную вежливость, которая была… мягко говоря, характерна для неё. Он выдавил из себя смешок, пустой и лишённый какого-либо настоящего веселья, и покачал головой. — На какое-то мимолётное мгновение мне удалось убедить себя, что всё в порядке. Что у такой умной, красивой и загадочной женщины, как она, нет причин смотреть в мою сторону. Тем более, что наше знакомство началось не с той ноги. И всё же, когда мы стали больше общаться, я проникся глупой надеждой, что, возможно, она начинает меня к себе подпускать. После того, как я узнал её чуть лучше, она показалась более чуткой, чем на первый взгляд. Более мягкой… Теперь трудно определить, какая она на самом деле… — голос Гейла сорвался, его усмешка на этот раз была с отголоском смирения, когда он снова поднёс вино к губам. — Я даже не могу её винить. Она ни разу не обманула меня; эта глупость была полностью моим собственным творением, — признание повисло между ними, пока Тав наблюдала за ним с зародившимися сочувствием и печалью в её сердце. — Гейл, прошу, не воспринимай это как показатель твоей никчёмности. Если уж на то пошло, это её потеря. Она была груба со всеми нами, манипулировала нашим доверием и прикрывала свой обман вымышленными отговорками, — сказала она мягко, но настойчиво, нежно положив свою руку на его. Гейл повернулся к ней, и в его глазах, несмотря на грусть, промелькнуло веселье. — Говоришь как моя мать, — нежно заметил он. При этом сравнении улыбка Тав стала шире. — В таком случае, она, должно быть, невероятно мудрая и замечательная женщина. Грустный смех Гейла прорезал напряжение, которое окутало их саваном. — Да, она такая, — согласился он, его улыбка впервые с начала разговора достигла глаз. — И она, наверное, сказала бы то же самое. Но одно дело — слышать это от неё, а другое — принять самому. Тав ободряюще сжала его руку. — Гейл, каждый, кто узнаёт тебя поближе, это видит. Ты умный, добрый… у тебя получается увлечь лекциями о магии, а это редкость. — Может и так, — снова рассмеялся Декариос, — но в сердечных делах я, похоже, всё такой же неуч. Возможно, мне лучше довольствоваться своими фолиантами и заклинаниями. — Где-то есть человек, который увидит, какой ты замечательный, и удивится, как он вообще жил без тебя, — искренне сказала Тав, не сводя с него пристального взгляда. — Возможно, — усмехнулся Гейл, и в его глазах промелькнула искорка его обычного энтузиазма. — А что насчёт тебя? Каждый заслуживает такую женщину, как ты, так что расскажи мне, как у тебя дела с Астарионом? От вопроса Тав почувствовала внезапное тепло, в сознании вспыхнул образ Астариона. Гейл понимающе ухмыльнулся и сделал небольшой глоток вина. Девушка вздохнула и смущённо покачала головой. — Дело… движется, — с улыбкой призналась она. — Но ты проиграл пари. — Серьёзно? — с досадой произнёс Гейл, но быстро скрыл её за игривым стоном. — Проклятье! Их смех разнёсся по воздуху, на мгновение избавив от охватившей их тяжёлой атмосферы. Когда смех стих, настроение Гейла улучшилось и в его взгляде появилась искренняя глубина, когда он посмотрел на неё. — Я рад за тебя, правда рад, — с нежностью сказал он. Тав почувствовала прилив тепла в сердце, бросив благодарный взгляд в его сторону. — Ты всегда был хорошим другом, Гейл. Твоя поддержка значит для меня очень много, — сказала Тав мягким от эмоций голосом. — И не волнуйся, твоё время придёт. Кто-то такой же добрый и удивительный, как ты… где-то рядом. Гейл одарил её задумчивой улыбкой, лучи заходящего солнца отбрасывали тени на его лицо. — Надеюсь, ты права. А пока я буду со стороны наблюдать за вашим зарождающимся романом. Тав расслабилась, устремив взгляд в небо. — Странно, да? Кажется, что жизнь сплетает самые неожиданные истории. Гейл, проследив за её взглядом, медленно кивнул. — Точно. И среди всего этого хаоса найти кого-то… это как обнаружить ночью маяк. Она мягко улыбнулась, повернувшись к нему лицом. — Маяк, да? Как мило ты это сформулировал. Гейл усмехнулся, вернув себе толику своей обычной весёлости. — Ну, если кто и заслуживает счастья, так это ты, Тав. Несмотря на всё, через что мы прошли, ты осталась… стойкой. Тав зарделась от комплимента. — Как и ты, Гейл. Не сдавайся. Твоя доброта, твоя мудрость… они ценнее, чем ты думаешь. Он приподнял бровь, изображая напускную серьёзность. — Мудрость, говоришь? Возможно, мне пора брать плату за свои советы. — Я бы разорилась через неделю, — пошутила Тав, и её смех смешался с его. Звёзды начали мерцать, как далёкие фонари, и их свет создавал успокаивающий узор на фоне ночного неба. Внезапно молчание прервал голос Гейла, в котором чувствовалось неподдельное беспокойство. — А как ты себя чувствуешь после всего, что сегодня произошло? Тав снова взглянула на него, вновь переживая эмоции. Правда заключалась в том, что она испытывала много чего. Раскаяние, смешанное с облегчением. Тревогу, временами уступающую место удовлетворению. — Я чувствую себя… легче, в каком-то смысле, — начала Тав, её голос был мягче, чем она думала. — Как будто с меня сняли тяжкий груз. Но также есть и страх, — призналась она, встретившись глазами с мужчиной, ища понимания в его взгляде. — Страх перед будущим, как эти откровения могут всё изменить. Гейл внимательно слушал, выражая сочувствие. — Перемены могут пугать, — признал он, — но они также способствуют росту. И иногда нужно обнажить наши глубочайшие шрамы, чтобы узнать, кто готов поддержать нас в трудную минуту. Тав кивнула, откликаясь на его слова. — Наверное, ты прав. Просто… Я не понимала, насколько сильно мне самой было нужно поделиться этими частичками себя. В каком-то смысле это похоже на сдирание кожи — болезненно, но почему-то необходимо. Гейл задумчиво наблюдал за ней, в его глазах мелькнуло понимание, и он коснулся пальцем её татуированного запястья. — Словно перерождение, — размышлял он, обращая свой взгляд обратно к небу — глубокому полотну из синих и фиолетовых цветов. — Твоя храбрость сегодня… была поразительной. Тав с тоской улыбнулась. — Не уверена, что именно это было: смелость или глупость. — Определённо смелость, — с мягкой убеждённостью заявил Гейл. — А что касается осуждения, то любой, кто действительно знает тебя, кто видит твоё сердце и твои намерения… они тебя поддержат. Как и я. Он протянул руку и ободряюще сжал её ладонь. — Прости, что не поддержал тебя сегодня. Меня всё это потрясло… Знаю, такое себе объяснение, но… Прости. На губах Тав заиграла улыбка. — Всё в порядке, Гейл. Я знаю, что ты всегда меня поддержишь. Даже если я по глупости сегодня опасалась обратного. — Это не глупость, Тав. Это вполне естественно. И намёк для меня, что в будущем мне следует больше поддерживать тебя, чтобы ты спокойнее воспринимала то, что причиняет тебе боль, — губы Декариоса скривились в полуулыбке, в глазах сверкнуло отражение звёзд. — Помни, если ты так хорошо это переносишь, не значит, что тебе не тяжело. Тав со слезами на глазах благодарно улыбнулась. Она быстро кивнула несколько раз и почувствовала, как эта фраза пронзила её насквозь. Всё это было так, блять, тяжело. Гейл улыбнулся в последний раз и, подняв лицо к небу, сделал глоток вина. Их окутала приятная тишина, которая приходит только с настоящим покоем. Тав несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Через мгновение Гейл наклонился к ней, его поведение было серьёзным, но в то же время успокаивающим. — А Астарион? Как он… на всё это отреагировал? Тав почувствовала, как на её губах заиграла улыбка, а мысли устремились к неизменному присутствию Анкунина. — На удивление хорошо, — ответила она, широко улыбаясь. — Он был… невероятно отзывчив. Как будто ничто не способно его удержать. Гейл кивнул, в его глазах мерцало нескрываемое понимание. — Знаешь, он до сих пор смотрит на тебя так, будто ты единственная. Её сердце заколотилось. — Правда? — неуверенно прошептала она. — Да, — подтвердил Гейл с искренней теплотой в голосе. — И ты смотришь на него точно так же. Её взгляд опустился на руки, пока она, улыбаясь, обдумывала его слова. — Ну, может быть. — Хорошо, — твёрдо сказал Гейл с одобрением в голосе. — Ты заслуживаешь того, кто видит тебя такой, какая ты есть, и по-прежнему остаётся рядом. И, как бы странно это ни было, это он. И я рад, что он наконец-то во всём разобрался. Тав усмехнулась. — Спасибо, Гейл. Это очень много для меня значит. Декариос глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. — Итак, на какой стадии вы оба находитесь? Кроме того, что вы, наверное, выбешиваете Эрдана одним своим существованием? Тав легко рассмеялась. — Думаю, мы… всё ещё это выясняем. Гейл направил на неё свою бутылку. — Тогда за то, чтобы разобраться во всём. И за то, чтобы не позволять всяким Фэйлен одолевать нас. Тав с изяществом приняла бутылку, аккуратно обхватив её рукой, поднесла к губам и сделала задумчивый глоток. Мгновение растянулось в тиши ночного воздуха, прежде чем она вернула бутылку. Гейл, кивнув, поднял бутылку в ответ, смакуя свой собственный глоток. В конце концов Тав встала и потянулась. — Наверное, мне пора возвращаться. Астарион наверняка уже созвал целый поисковый отряд. Смех Гейла мягким эхом отозвался в прохладном ночном воздухе. — Тогда не стану задерживать. Иди, найди свой маяк, — он придвинулся ближе и, не раздумывая, раскрыл руки. Тав придвинулась и крепко его обняла. — Да, мой маяк, наверное, поджигает всё вокруг от нетерпения, — усмехнулась она, её сердце разрывалось от благодарности. На мгновение она обняла его крепче, закрыв глаза. — Спасибо тебе, Гейл. За всё. Гейл ответил на её объятия, обхватив её руками и утешая. — В любое время, Тав. Ты знаешь, где меня найти, если тебе нужно будет поговорить… или просто вновь посмотреть вдаль. Отстранившись, Тав подарила ему яркую, искреннюю улыбку. — Я это запомню. А ты запомни, что это работает в обе стороны. Стоило им прервать объятия, глаза Гейла весело сверкнули. — Передавай Астариону привет и скажи, что он может не созывать свой поисковый отряд. Ты в хороших руках. С благодарной улыбкой Тав шагнула к двери и замерла, оглянувшись на Гейла. — Так и сделаю. Береги себя. — Всегда, — ответил он с тёплой улыбкой в прохладной ночи. Улыбнувшись ему в последний раз, она вернулась в дом и двинулась по коридору, где под тусклым, мерцающим полумраком вдоль стен плясали тени. Каждый шаг приближал её к комнате Астариона. Внутри вспыхнуло удивительное чувство лёгкости, мягкая волна надежды, которая смягчила острые края её беспокойства. Подойдя к его двери, она замерла, позволив небольшой, предвкушающей улыбке изогнуть губы, прежде чем легонько постучала по дереву. Дверь распахнулась почти сразу же, явив Астариона, который стоял там в своей фирменной белой рубашке, и одного его присутствия было достаточно, чтобы заставить её сердце заколотиться. От его широкой и искренней улыбки по её телу разлилось необъяснимое тепло, а колени на мгновение выдали её своей внезапной слабостью. Застигнутая врасплох, она игриво произнесла: — Если хочешь, можешь выпить моей крови сегодня ночью, — с озорной ухмылкой сказала она. Глубокий и искренний смех Астариона заполнил пространство между ними, развеяв все остатки дневного напряжения. Не говоря ни слова, он протянул руку к её запястью, мягко, но настойчиво затянув её в свою комнату.

Первые рассветные лучи проникали сквозь щели в занавесках, заливая комнату Астариона мягким золотистым сиянием. Когда он проснулся, тепло солнца на его коже смешалось с глубоким удовлетворением. Он сонно моргнул, и первое, что заметило его сознание, — это тепло прижавшегося к нему тела. Он улыбнулся про себя, когда его глаза переместились чуть выше, встретившись с копной растрёпанных рыжих волос, разметавшихся по подушке. Тав всё ещё крепко спала в его объятиях, глубоко дыша. Она осталась в той же позе, в которой они устроились, когда их сморил сон, неизменная и безмятежная, как будто ночь просто остановилась вокруг неё. Он прижал её к себе, их ноги переплелись. Воспоминания о смехе, приглушённых разговорах и нежных поцелуях — каждый момент был штрихом в шедевре их восстанавливающихся отношений. Следы от его укуса, расположенные напротив шрама на её шее, медленно заживали. Он придвинулся к ней ближе и начал нежно водить носом по её шее, словно хотел выразить благодарность за её щедрый жест. Неудержимо влекомый вспышкой нежности, Астарион прикоснулся губами к её плечу, каждый поцелуй — невесомее шёпота вдоль её кожи. Тав зашевелилась, находясь на краю сознания, и её вздох прозвучал спокойной и умиротворённой мелодией. Притянув её ещё ближе, он снова поцеловал её, на этот раз возле уха, наслаждаясь теплом её кожи на своих губах. Это было похоже на чувство покоя. Бальзам для его души. Дом. Он приблизил губы на миллиметр к её уху. — М-м-м, — пробормотала она, и в тишине комнаты её голос прозвучал мягким гулом. Воспользовавшись моментом, Астарион крепче обхватил её талию, покрывая плечо лёгкими, томительными поцелуями. — Утро доброе, — прошептала она, её голос был хриплым со сна, но в то же время тёплым. — Доброе, милая, — низко и ласково ответил Астарион, нежно сжав её талию, чтобы ещё раз напомнить о себе. — Хорошо спалось? Новый поцелуй скользнул по её плечу. — У-у-угу, — его сознание наполнилось звуком её довольного бормотания. Его дыхание коснулось её шеи, заставив тихонько хихикнуть, и этот звук осветил комнату сильнее, чем солнце. — А тебе? Астарион не удержался, низко и успокаивающе проурчав в ответ. — Давно уже так хорошо не высыпался. Слегка подвинувшись, он нежно поцеловал её в шею, едва касаясь губами кожи. Её дрожь была восхитительна — явная реакция на его прикосновения. — Ты меня щекочешь… — хихикнула она, и этот звук был музыкой для его ушей. — Правда? — его голос напоминал мурлыканье, насыщенное и тёплое. — Тогда, видимо, придётся продолжить, — задумчиво произнёс он, позволив себе ещё больше нежных поцелуев. — Я по этому скучал … Её яркий и звонкий смех снова наполнил воздух. — По чему? По щекотке? — Нет. По твоей близости, — признался он, прижимаясь теснее, желая её тепла. Его губы продолжили нежное исследование, а рука ненавязчиво проникла под её сорочку, удивляясь мягкости кожи под кончиками пальцев. — Неужели? — хихикнула она, прильнув ближе, и сливаясь с ним в тесном объятии, что было похоже на возвращение туда, где ему самое место. — Да, — прошептал Астарион, чувствуя, как его захлёстывают эмоции, которые он похоронил под веками цинизма и одиночества. Здесь его мир словно перестроился, обрёл смысл, которого не было уже очень давно. Объятия стали ещё тесней, его губы с новой настойчивостью искали её шею. — Я скучал по твоему запаху, — в ответ нежно прошептал он на тепло её кожи. — Ты всегда морщился и говорил, что от меня пахнет мокрой листвой, — поддразнила она, заставив его улыбнуться. — Так и было. Мокрой листвой, землёй и дымом от костра, — перечислял он, и каждое слово было пронизано нежностью, которой он сам не ожидал. — Но я понял, что скучал по этому. По всему этому. — Землёй? Я не пахну землёй! — запротестовала она. — Уже нет, — низко усмехнулся он и продолжил нежно исследовать её шею губами. — Теперь от тебя исходит аромат полевых цветов… а ещё лёгкий аромат дыма от костра, — его руки двинулись дальше, дразняще поигрывая с подолом её сорочки. — Но больше всего я скучал по твоему запаху, смешанному с моим, — задыхающимся шёпотом признался он. Её ответная дрожь, пробежавшая по телу, заставила его сердце забиться быстрее, а уши порозоветь. Астарион с удовольствием уткнулся в девичью шею, издавая тихие, довольные звуки. — Мой любимый аромат, — прошептал он ей на ухо, едва слышно дыша, когда его пальцы задрали подол её сорочки, но не настолько, чтобы её снять. Она издала довольный вздох, побудив его прижаться к её плечу нежным поцелуем. — Я скучал по этому. Гораздо сильнее, чем я думал, — признался он. — И я, — мурлыкнула она в ответ, когда его руки оказались на её талии под одеялом, притягивая к себе ещё ближе, если такое вообще возможно. Казалось, время тянулось, продлевая момент, пока они лежали, наслаждаясь друг другом. Он тихо урчал, и звук вибрировал на её коже, когда он ласкал её шею, а его пальцы слегка приподнимали сорочку, открывая мягкую кожу её живота. Губы коснулись оголённой поверхности её плеча, оставляя дорожку нежных поцелуев. — Я помню этот шрам. — Потому что это твоих рук дело, — игриво поддразнила она. — Ах, меня ли винить, если это ты отвлекалась во время наших тренировок? — Его нежные руки, скользнули по её телу, пальцы ласково коснулись её кожи. — Возможно, это моё неоспоримое обаяние сделало тебя такой… озабоченной, — размышлял он, придавая своему голосу юмор и притворное тщеславие. Она рассмеялась в ответ. — Скорее, твоя бесконечная болтовня. Было трудно сосредоточиться, когда ты говорил без умолку. — Моя болтовня, говоришь? — притворно обидевшись и сведя брови в наигранном негодовании, он притянул её ещё ближе. — Да будет тебе известно, мои восхитительные монологи были продуманы, чтобы привлечь твоё внимание, не то чтобы ты это замечала за всеми своими фантазиями обо мне, — хмыкнул он и принялся щекотать, каждое движение было обдуманным, рассчитанным на то, чтобы вызвать смех и радость. — Астарион, прекрати! — задыхалась она между приступами хохота, и этот звук был слаще любой мелодии. В её попытках увернуться от его атак чувствовалась грация и живость, что завораживало его ещё больше. Он был неумолим, нежно, но крепко прижимая её к себе, его пальцы скользили по её бокам в щекочущей ласке. — О, но зачем мне останавливаться, если это явно намного интереснее? — весело поддразнил он. Восторг от её смеха, тепло от её близости — это был момент чистой, неподдельной радости. Сейчас ему нужно было как можно больше таких моментов. Мир за пределами этой комнаты с его опасностями и неизвестностью словно отошёл на второй план. Здесь всё казалось совершенно правильным. Он наслаждался её смехом, чувствовал её под своими руками. — Эй… — хихикнула она во время их игривой борьбы, и его руки на мгновение прекратили щекотать, чтобы исследовать контуры её талии, затем на короткое время переместились к бёдрам, нежно, дразняще стиснув их. — Хм… а это интересно, — мурлыкнул он, слегка приподнявшись на локте и убедившись, что она по-прежнему в его объятиях. — Что? — поинтересовалась она с любопытством, смешанным с весельем, даже когда его руки продолжили движение, а щекотка сменилась на более внимательное исследование. — Хм-м-м, твоё тело изменилось. Стало мягче, — мурлыкнул он. Она повернулась к нему, широко раскрыв глаза в притворном шоке. — Что? Намекаешь, что я поправилась? — несмотря на притворную обиду, смех выдавал её веселье. — Ты это сказала, не я, — усмехнулся он, устремив нежный взгляд. — Ты прекрасна. С каждым днём всё лучше и лучше. Она мило покраснела, и его руки продолжили нежное исследование, доказывая его более раннее наблюдение. Астарион прикоснулся к Тав нежно и заинтригованно. Тогда ночи были короткими, дни полны усталости, которая сопутствует бесконечному труду и редкому отдыху, отчего она была худой и энергичной, как атлет. Суровое путешествие, порой, выматывало их всех, под глазами появлялись синяки, а тела были на пределе. В дальнейшем жизнь задала ей более мягкий ритм. По крайней мере, до сих пор. Огрубевшие от постоянного недосыпа черты лица смягчились, её тело округлилось, обзавелось плавными формами, а не острыми угловатыми линиями, вызванными напряжением. Тёмные круги, говорившие о бессонных ночах, поблекли, сменившись сиянием. Тепло её кожи под его пальцами опьяняло. — Да, здесь и правда мягче, — поддразнил он, легонько ткнув её пальцем в бок. Тав взвизгнула. — Я тебя убью, — пригрозила она, молниеносно перевернувшись. Теперь эльфийка сидела на нём, прижав его руки коленями и победно улыбаясь. Он не мог оторвать от неё взгляда. Растрёпанная, с широкой улыбкой на лице. Одним словом, обворожительная. — Что ж, кажется, у меня неприятности, — со смешком признался Астарион, его глаза озорно блеснули, когда он посмотрел на неё. — О да, ты об этом пожалеешь, — предупредила она. — О? И что же ты мне сделаешь, маленькая лесная эльфийка? — искренне рассмеялся он, дразняще проведя пальцем по её голому бедру. — Имей в виду, я ловчее и могу сбросить тебя одной левой. Её реакция была мгновенной: руки устремились к его аккуратно уложенным волосам, намереваясь их взлохматить. Астарион с удивлением и притворным негодованием запротестовал, и его попытка уклониться от её игривого выпада увенчалась успехом лишь частично. — Эй, эй, нечестно! — повысил он возмущённо голос, пытаясь вырваться и снова поменяться ролями. Её смех был тем звуком, который он полюбил, даже когда ей удалось растрепать ему волосы. Но это мгновение было мимолётным, когда он, наконец, вырвался и поймал её запястья, а их глаза встретились в немом поединке воли и любви. В этот момент игривого доминирования уголки его рта искривились в ухмылке, выражение лица было наполнено триумфом и предвкушением. — Теперь ты в моих руках, дорогая, — поддразнил он, соблазнительно мурлыча. Её глаза сверкнули с вызовом. — И что же ты мне сделаешь? — дерзко поинтересовалась она. Повисший между ними вопрос будто был наэлектризован. — Ну, я мог бы… — На мгновение Астарион помолчал, позволяя накопиться напряжению, и широко ухмыльнулся, продумывая свой следующий шаг. — Я мог бы просто сделать это, — прошептал он, притягивая её к себе ближе и глубоко и страстно целуя. Девушка задохнулась от соприкосновения их губ, но через несколько ударов сердца вздох вырвался из её горла, когда она, зажмурившись, поцеловала его в ответ. Воспользовавшись минутной заминкой, Астарион ловко поменял их позиции, подминая её под себя и углубляя поцелуй. Он освободил запястья, давая ей свободу, но она оставалась в добровольном плену, её руки теперь исследовали его спутанные волосы. Астарион хотел остро ощущать каждую деталь: мягкость её губ, её дыхание, тепло под ним. Он вложил в этот поцелуй всё, что у него было, и даже больше. Теперь здесь были только они оба. Это новое начало. Как только их горячий поцелуй смягчился, Астарион непроизвольно простонал, приглушив звук о её губы. В тот момент, когда они разъединились, оба задыхались от нехватки воздуха, и их взгляды встретились в молчаливом разговоре, от которого словно потрескивало электричество. Она смотрела на него, как и много лет назад, с такой преданностью и нежностью, и он уже не мог сосчитать, как часто ему хотелось увидеть это хотя бы ещё раз. Он наклонился, упираясь лбом в её грудь. Его дыхание было рваным, а тело — оголённым проводом, всё ещё гудящим от интенсивности их поцелуя. В ответ на это она провела пальцами по его волосам, притягивая его ближе в объятия. Прижавшись к ней, Астарион слышал быстрый стук её сердца. Звук, который он считал невероятно красивым, мелодия, которую хотелось слушать целую вечность. — М-м-м… — мурлыкнул он, приглушая свой голос о мягкость её кожи, довольный этим моментом. Её пальцы скользили по коже его головы, успокаивая и расслабляя. Когда она поцеловала его в макушку, он издал довольный вздох, и его тело ещё больше расслабилось под её прикосновениями. Он закрыл глаза, теряясь в ощущениях от того, что она так близко к нему, от её рук в его волосах, от её сердца, бьющегося под его ухом. Он обхватил руками её талию и промурчал от удовольствия, когда она продолжила играться с его волосами — простое действие, которое дарило бесконечное утешение. Ещё один стон удовлетворения вырвался из его груди, когда он крепче сжал её в объятиях, стараясь не наваливаться всем своим весом. Он слегка сдвинулся, чтобы быть ближе, и всё его существо излучало покой и счастье. Его личное убежище. — Нам нужно поскорее спуститься вниз, — её грустный и нервный шёпот, нарушил тишину, мягко подталкивая к неизбежному. Астарион поднял взгляд, встретившись с её. — А нам обязательно? — с неохотой в голосе протянул он. Ему жизненно необходимо было остаться здесь, с ней. Ещё немного. Хотя бы на мгновение побыть в её надёжных объятиях. — Пришло время разобраться с прошлым, — ответила она, её решимость была твёрдой, несмотря на явное напряжение. В глазах читалась уверенность и трепет. Выражение его лица смягчилось, тревожные морщины проступили глубже, пока он обдумывал её слова. — Давай полежим ещё немного. Хотя бы ещё пару минут, — попросил он с грустью в голосе. — Хорошо. Мы можем остаться ещё на пару минут, — кивнула она с нежной улыбкой. Волна тепла омыла его, и он прижался к ней, крепче обхватив руками. Он знал, что ждёт их, а главное, что ждёт её, и просто хотел хотя бы немного утешить. Он надеялся, что это поможет. Потому что для него это было спасением. — Переживаешь о сегодняшнем дне? — нежно и осторожно поинтересовался он спустя мгновение. — Да… немножко, — призналась она едва ли громче шёпота. — Из-за чего? — спросил он, слегка отстранившись, чтобы видеть её более ясно. Она тяжело вздохнула, переведя взгляд на потолок, при этом не переставая гладить его волосы. — Из-за того, что встретила своих старых… «друзей». Что они оказались частью этого беспредела. Что это в большей степени моя вина, даже если я не знала… — её голос прервался, и она сжала губы в тонкую линию. Он крепче обнял её, пытаясь облегчить груз её переживаний. — Ты не могла знать, — заверил он её. — Но если бы я рассказала всем с самого начала, если бы я не скрывала этого… Возможно, мы бы уже нашли их. И артефакт, — с сожалением в голосе призналась она. — Дорогая, ты не могла знать… — мягко повторил он. Он помолчал, лаская дыханием кожу. — Даже если бы ты рассказала нам с самого начала, вряд ли бы мы раскрыли их планы. Ты ни в чём не виновата. Она ничего не ответила, и на мгновение они замолчали. — Ты не виновата. Ты попала в независящие от тебя обстоятельства. — Но что, если мои прошлые поступки неосознанно заложили основу для их нынешних планов? Что, если моя связь с ними привела их прямо к нам? — в её словах сквозила паника, а хватка усилилась. Астарион замешкался и поднял бровь. — Ты ведь не связывалась с ними в последнее время? — Нет… это было до того, как наши пути пересеклись. А после того, как они оставили меня умирать, я разорвала все связи. Всё, что осталось от той жизни, — эта проклятая татуировка, — ответила она с тяжёлым вздохом. Астарион глубоко нахмурил брови, когда до него дошли слова Тав, и тень беспокойства промелькнула на его лице. Его взгляд задержался на ней, прочитав в её вздохе смирение. — Оставили тебя умирать? — в его голосе звучали гнев и защита. — Тав, послушай меня, — продолжил он, его тон был настойчивым и в то же время мягким, гарантируя, что он полностью завладел её вниманием. — Что бы ни случилось раньше, важно здесь и сейчас, верно? Ты говорила это миллион раз, и я повторю это снова и снова — если подобное оправдывает меня, то почему оно не должно оправдать и тебя? Ты пережила их предательство и стала сильнее. Это… — он жестом указал на татуировку, — не знак их власти над тобой, а твоей стойкости. Так же, как и шрамы на моей спине. Она подняла на него взгляд. Он замолчал, позволяя вникнуть в смысл своих слов, а затем добавил с более характерной ухмылкой: — И если они окажутся достаточно глупы, чтобы перейти нам дорогу, желая навредить, они пожалеют об этом. Очень сильно. — Его непоколебимый взгляд встретился с её. И я лично за этим прослежу. Тав отреагировала мгновенно, и её голос был полон эмоций. — Астарион, я… спасибо тебе, но мы не можем сравнивать наше прошлое, — начала она, не сводя с него взгляда. — Твои шрамы — это символ жестокости, которая… — она запнулась, подыскивая нужные слова. — То, что тебе пришлось пережить, многие не могут себе и представить. А я была просто… безрассудной. Молодой и глупой, думая, что смогу в одиночку покорить весь мир. Астарион рассмеялся, и его тёплый и глубокий голос разбил напряжение между ними. — Глупой? О, моя милая Тав, если мы ведём счёт глупостям, то, боюсь, я обошёл тебя с большим отрывом, — признался он с ехидной ухмылкой. — Было время, когда я тоже считал себя непобедимым, верил, что могу перехитрить судьбу, обвести её вокруг пальца. Юношеская самонадеянность, пожалуй. Губы Астариона искривились в мягкой, благодарной улыбке. — Но я знаю одно: каковы бы ни были их намерения, они не были связаны с тобой. Если они ищут артефакт, то вряд ли знают о твоём участии сейчас. — Считать это простым совпадением, будет слишком легкомысленным, — срывающимся от волнения голосом ответила она. Последовала задумчивая тишина, во время которой Астарион размышлял над её словами. — Совпадение, не более того. Ты погрязла в тревогах, — наконец сказал он. — Ты веришь мне? — Конечно же верю, — ответила она, расплываясь в мягкой улыбке. Уголок его рта приподнялся, и его рука погладила её бок. — Тогда поверь мне, когда я это скажу. Даже если они искали артефакт, это не имеет к тебе никакого отношения. В её глазах промелькнула благодарность, смешанная с облегчением. Всегда его опора, сейчас она казалась уязвимой, и он был рад предоставить ей ту же заботу. Это было неожиданное, но естественное желание обеспечить её счастье. Раньше он боялся этих инстинктов. Теперь они были второй его натурой. — Ты в безопасности. У нас всё будет хорошо, — мягко сказал он и поцеловал её в ключицу. Она тихо выдохнула: — Почему ты такой понимающий? Я до сих пор не могу поверить, что ты даже не осуждаешь меня… Астарион, застигнутый врасплох её вопросом, замер. Его отношение к её прошлому было непоколебимо, что стало очевидно с того момента, как он узнал её историю. Конечно, ещё оставались вопросы, но он никогда их не озвучивал. Сам не знал, почему. Он чувствовал себя обязанным предложить ей ту же поддержку и понимание, которые она давала ему. Он сталкивался с осуждением или отторжением и осознавал, что подобное отношение может оттолкнуть её. А это последнее, чего он хотел. — Я знаю, что в твоей жизни была глава, которую ты не хотела ворошить, — утешительно улыбнулся Астарион. — Твоё участие в… менее пикантных мероприятиях — это часть прошлого, от которого ты ушла, так ведь? Неужели осуждение заставило бы тебя чувствовать себя спокойнее? — Это было бы более привычно, верно? — серьёзно усмехнулась она. С минуту они молчали, пока Астарион обдумывал её слова. Затем, с мягкой серьёзностью, он наклонил голову. — Но правда ли ты этого желаешь? Ты ищешь осуждения? Наказания за прошлое, за которое ты уже расплатилась? Как бывший судья, я мог бы взять на себя эту роль, но разве такое утешение ты ищешь? Тав на мгновение замолчала, на её лице промелькнула тень различных эмоций, когда она тяжело вздохнула. — Нет, я этого не хочу, — призналась она, и в голосе послышались облегчение и покорность судьбе. — Тогда будь спокойна, зная, что я и не думал об этом, — успокоил он её, мягко улыбнувшись и прижавшись ближе, продолжая обниматься. — Спасибо, — прошептала она через мгновение, зарываясь в объятия. — Не за что, сладкая моя. И помни, ты можешь поделиться со мной всем, — прошептал он, касаясь её кожи. Он не мог это потерять. Никогда больше. Но и смотреть на её мучения он тоже не мог. Он усвоил на собственном опыте, очень болезненно и чётко, что убегать и откладывать на потом — худший выбор. И он знал, что заставить себя сделать это — самое трудное, что может сделать каждый. Но самое необходимое. И он не мог позволить ей перенести это в одиночку. В глазах Астариона мелькнула искра, когда он взглянул на Тав. — Итак, план таков: вооружиться, организовать грандиозный налёт и встретиться с этими твоими призраками лицом к лицу, да? — решительно и осторожно изложил он свои мысли. — Похоже на план… — в голосе Тав смешались решимость и опасения, а её вздох стал тихим эхом бесчисленных эмоций, бурлящих внутри неё. В ответ Астарион обнял её в последний раз, прежде чем сесть. С нежностью, он поправил её сорочку, потянув её вниз, затем взял её ладонь в свою, прикоснувшись губами в таком нежном порыве, что это мог быть только шёпот. — Собирайся, дорогая. Время не ждёт. Затем он потянулся за своей рубашкой, которая висела на столбике кровати. — Астарион… — остановил его тихий голос. Он повернулся, чтобы встретить её взгляд, и обнаружил в её глазах страх и беззащитность. — Спасибо, что поддержал меня, когда я с этим столкнулась. — С удовольствием, — ответил Астарион, его улыбка отражала её тепло, сдобренное характерным для него обаянием. — Воистину, каким бы… партнёром я был, если бы позволил тебе в одиночку сражаться с призраками своего прошлого? Твои битвы — мои, кроме того, отважиться на опасность, да без меня? Немыслимо. Ты ведь понимаешь это, верно? Она кивнула с более яркой улыбкой, не сводя с него глаз. — Хорошо, — он бросил на неё последний, томительный взгляд, прежде чем подняться и надеть рубашку. — Тогда, может, пора в путь? Тав грациозно поднялась с кровати и начала одеваться, Астарион наблюдал за ней, пока она тянулась к стулу, чтобы взять одежду. — Прежде чем мы отправимся, — методично заявила она, натягивая штаны, — мне надо переговорить с Эрданом. На его лице промелькнуло беспокойство, на мгновение сменившееся тенью раздражения. — И какое же неотложное дело требует совета Эрдана? — поинтересовался он, в его голосе появились ледяные нотки, выдававшие попытки сохранять спокойствие. Тав, собрав волосы в удобный хвост, повернулась к нему. — Нужно убедиться, что у нас есть должное подкрепление. Это место может быть полно ловушек. И между нами остались нерешённые вопросы, — уверенно объяснила она. Астарион напрягся, на лице промелькнула тревога. — Хорошо, — пробормотал он, уголок его рта дёрнулся в язвительной улыбке. — А ты готова к противостоянию с ним? Знаешь, его упрямство может соперничать даже с моим. Тяжело вздохнув, Тав кивнула, надевая обувь. — Придётся поверить. Мы с Эрданом друзья, но границы должны быть установлены. Его пренебрежительные слова о тебе, его высказывание обо мне — он перешёл черту. Надеюсь, что смогу его вразумить. Беспокойство в глазах Астариона усилилось, сменившись небольшим страхом. Эрдан попытается отговорить её от их отношений, он прекрасно это знал. Каждый довод, который он мог привести, был основан на правде. Несмотря на то, что Астарион хотел обратного, в глубине души он знал, что его догадки попали ближе к истине, чем он хотел бы признать. — А если он откажется понять твою точку зрения? — его голос дрожал, он едва мог скрыть своё беспокойство. — Я… Это всё усложнит. Его вчерашняя реакция была неадекватной, более болезненной, чем я ожидала. Я ценю нашу дружбу, он моя семья, но я не могу терпеть несправедливую критику или неуважение, — призналась Тав, дрожащим от эмоций голосом. На мгновение Астарион погрузился в раздумья, и его сердце сжалось от неизбежности. Он слишком хорошо знал о своих прошлых проступках по отношению к ней, о резких словах, которые он произнёс в моменты гнева или непонимания. И всё же Тав раз за разом выбирала прощение. Он нахмурился, на лице разыгралась война эмоций. — Понятно, — мягко сказал он наконец. — Ты должна делать то, что считаешь правильным для себя. Я доверяю твоим решениям и лишь хочу, чтобы Эрдан относился к тебе с… уважением, которого ты заслуживаешь. Тав молча кивнула; в выражении её лица читалась благодарность и в то же время грусть. Астарион проглотил горькую правду: слова Эрдана, сказанные однажды, нельзя было забыть, так же как и поступки Астариона. Ни один из них не мог вычеркнуть прошлое из своей памяти или из общей истории. Произошедшие события навсегда останутся в памяти постоянным, тяжёлым напоминанием. Тав не поднимала эту тему, но это не значило, что ничего не произошло. Что ущерба не было. Что не осталось никаких шрамов. Он знал, что шрамы есть, и они глубже, чем тот, что на её плече. Астарион скрыл своё внутреннее смятение за видимостью оптимизма. — Что бы ни случилось, помни, ты не одинока. Я… надеюсь на мирное разрешение ситуации, — сказал он, одарив её грустной улыбкой. Тав грациозно приблизилась к нему, с каждым шагом её улыбка прорезала пелену неуверенности, которая витала вокруг него подобно утреннему туману. То, как полумрак обрамлял её, отбрасывая длинные тени, танцующие за спиной, делало её ещё прекраснее. Она прижалась в нежном поцелуе, зажёгшем искру, от которой по его венам прокатилась вспышка чего-то нежного и яростного. Сердце заколотилось от этого прикосновения, напоминая ему, что завтра, или на следующий день, или через день её может уже не быть. Когда она отстранилась, он невольно хватался за остатки её прикосновений, в которых очень нуждался. — Знаю, ты справишься, — снова хрипло заверил он её. — Ты не одна. Ни сейчас, ни впредь. Не оставляй меня. — Знаю, — сказала она, и он поверил, что она говорила серьёзно. — Я скоро вернусь. — Я подожду здесь, — прошептал он, задерживая взгляд на её удаляющейся фигуре.

Тав глубоко вздохнула, стоя перед дверью комнаты Эрдана. Какое-то мгновение она сомневалась в своих силах, затем ободряюще кивнула сама себе и дрожащими руками тихонько постучала по тёмному дереву Через мгновение, которое тянулось слишком долго, дверь распахнулась. Эрдан напряжённо стоял на пороге, на его лице отразился гнев, смешанный с чем-то ещё — возможно, с раскаянием, хотя он не делал ничего, чтобы открыто его показать. — Эрдан, — начала Тав, её голос был твёрже, чем она ощущала. — Я… Нам нужно поговорить. Эрдан наблюдал за ней мгновение с нечитаемым выражением лица, затем отошёл в сторону. Его поведение было строгим, выдавая гнев, кипевший под поверхностью. Как только дверь за ней закрылась, Тав шагнула в логово льва, ощущая, как тяжесть их надломленной дружбы давит ей на плечи. Утренний свет мягко проникал через окно в комнату Эрдана, отбрасывая безмятежное сияние на опрятное и дотошно организованное пространство. Комната была идеальным отражением самого Эрдана — аккуратная, практичная и строгая. Вдоль одной стены стоял стеллаж с различным оружием, начищенные поверхности которого сверкали в дневном свете, а рядом аккуратно висели доспехи, которые, казалось, были готовы к немедленному использованию. На полке стояла небольшая, аккуратно расставленная коллекция сувениров из их родной деревни. Эрдан скрестил руки, его поза была напряжённой, но в то же время ожидающей. Сделав ещё один глубокий вдох, Тав решительно подошла к выбору слов. — Знаю, ты злишься, — начала она, не отрывая взгляда от его грозного взгляда. — И, возможно, по праву. Но твои вчерашние слова… они были обидные. Челюсть Эрдана сжалась, мышцы на шее напряглись. Его гнев был ощутим, как нечто живое в комнате. Он испытывал внутреннее напряжение, и Тав видела, как он сдерживает желание вспылить. — Ты предала моё доверие, — выплюнул мужчина, в его голосе смешались гнев и разочарование, настолько ощутимые, что, казалось, вибрировали сквозь доски пола. Тав вздрогнула, почувствовав укол боли от его слов — резкий контраст с тем теплом, который ощущался с Астарионом. Тем не менее, она стояла на своём. — Я понимаю, но ты не имел права сказать то, что сказал… — начала она, но была прервана его резким тоном. — Я знаю, что сказал, — вмешался Эрдан, в его голосе слышалось раздражение и скрытое чувство вины. — И я… Не забираю слов обратно. Но, — он помолчал, с трудом подбирая слова, — возможно, я был… в кое в чём резок… Сердце Тав сжалось от такого признания. — Прости за секреты. Но мы через многое прошли. Ты же меня знаешь. Он отвернулся, его плечи напряглись. — Я правда знаю тебя, Тав. И, возможно, именно поэтому… поэтому мне больно. Поэтому я…– Его голос прервался. В голосе Эрдана кипело разочарование, беспокойство и неверие. — Зачем? Зачем тебе держать рядом того, кто приносит тебе одни страдания? Он не заслуживает твоей доброты, — выплюнул он. Она нахмурилась, во взгляде зажглась искра неповиновения. — Почему ты так решил? — вопрос тяжело повис между ними. Эрдан продолжил, на его лице появилось выражение неверия. — Он причинил тебе боль, Тав. И не один раз. Не пора ли тебе подумать о том, что лучше для тебя? Сдержанно вздохнув, Тав спокойно произнесла: — Значит, по этой логике, я тоже должна от тебя отдалиться? Он запнулся. — Это… это другое. Я никогда не хотел… Тав оборвала его протест с очевидной решимостью. — Может, и он тоже? И вот мы здесь. Потому что я верю во второй шанс, Эрдан. — Он желал твоей смерти, Таветил! — Она вздохнула, когда его обвинение обрушилось на неё холодной волной, заставив вздрогнуть. — А ты, Эрдан, в гневе упомянул мою маму. Ты знаешь, что это был удар ниже пояса, — ответила она, стараясь сохранять спокойствие. Наступила минутная пауза, тяжёлая тишина, наполнившая комнату смыслом её слов. Её подбородок дрожал, когда она пыталась сделать глубокий вдох. — Да, я… я знаю. И за это искренне прошу прощения, — едва слышно прошептал он. Взгляд Тав задержался на нём, в её глазах читался немой вопрос. — Значит, я должна отвергнуть твои извинения? Эрдан разочарованно вздохнул, его обычная уверенность ослабла. — Нет… да… — он вздохнул, покачав головой. — Похоже, я никогда не выйду с тобой победителем, — признал он с тяжёлым выдохом. Тав слегка наклонилась вперёд, интуитивно понимая, о чём говорить. — Такое ощущение, что твоя обида проистекает скорее из того, что я с Астарионом, чем из моего прошлого. Эрдан помолчал, но кивнул. — Я… В тот момент, когда ты рассказала о своём прошлом, я был ошарашен. Мной овладел гнев, но не из-за того, что ты сделала, а из-за того, что не доверилась мне. Моим первоначальным порывом было извиниться, особенно после разговора с Кейлет. Но потом я увидел тебя с ним… и это вновь вызвало во мне гнев. Он провёл рукой по волосам, жестом выражая разочарование. — Почему он, Тав? Из всех возможных? Тав выстояла, её голос был твёрдым. — Я не обязана объяснять тебе свой выбор. Эрдан продолжал настаивать, его потребность в понимании была очевидна. — Знаю, но я пытаюсь понять, почему. После всего, через что ты прошла, как ты смогла его простить? Тав слегка успокоилась, увидев в глазах Эрдана неподдельное смятение и беспокойство. — Речь идёт о понимании и взрослении, Эрдан. Все меняются. То, что сделал Астарион… Я признаю, что это не то, что я могу забыть, но я… решила простить. Эрдан, испытывая видимое сопротивление этой мысли, покачал головой, в его выражении смешались неверие и беспокойство. — А если он снова причинит тебе боль? Что тогда, Таветил? Будешь продолжать прощать, пока от тебя ничего не останется? Её голос стал мягче. — Как я уже сказала, я верю, что все могут… делать выводы. И он показал мне это. А что касается того, что будет больно… это риск, на который идёт любой, полюбив. Эрдан горько усмехнулся. — Любовь? С ним? Тав, ты бредишь. Она глубоко вздохнула, скрестив руки на груди. — Возможно. Но это мой путь. И мне нужно, чтобы ты мне доверял. Как мой друг. Эрдан смягчился, напряжённые морщины исчезли между егоо бровей, когда он шагнул ближе, его любопытство смешалось с беспокойством. — Но как ты можешь с такой готовностью снова открыть своё сердце? Ему? Тав смягчила свой взгляд. — Эрдан, дело не в том, что прощение — это легко или оправданно. Речь идёт о необходимости двигаться вперёд. Астарион… он — часть этого пути. Речь идёт о том, чтобы разделить это путешествие с кем-то, кто… понимает это и решает остаться. Вздох Эрдана заполнил пространство между ними. Он помассировал виски с усталым разочарованием. — Ладно, прощение я могу понять, в какой-то мере. Но снова впускать его в свою жизнь, да ещё так близко? Зачем? — Потому что он принимает меня, — сказала Тав со спокойной ясностью. — Всё дело в принятии. Астарион, при всех его сложностях, принимает меня такой, какая я есть. С ним… я могу быть полностью собой, не боясь осуждения. Будто я испытываю облегчение от того, что могу оступиться, быть несовершенной. Она помолчала, давая весу её слов повиснуть в воздухе между ними. — Всё дело в чувстве, что тебя видят, понимают и всё равно принимают. Такое принятие — это мощно. Оно исцеляет. Разочарование Эрдана кипело под поверхностью, в его словах сквозило неверие. — Значит, теперь я злодей? Тот, кто не может принять твою истинную суть? Тав покачала головой, её терпение было непоколебимо. — Дело не в тебе. Нас с тобой связывает неизменная дружба. Воздух сгустился от напряжения, когда Эрдан повысил голос, резко обвиняя её. — Ты же слепа, Тав. Разве ты не видишь? Ты прощаешь его, не замечая верёвочек, за которые он дёргает. — Не всё чёрное и белое, как тебе бы хотелось, Эрдан, — срывающимся голосом ответила она. Эльф в раздражении вскинул руки вверх. — Что может оправдать его действия, Тав? Отвернувшись, она нахмурилась. Реальность, о которой говорил Эрдан, задела за живое. — Дело в способности к переменам. В вере в то, что каждый может подняться над своими самыми мрачными моментами. Лицо Эрдана омрачнилось ещё больше, пока он наконец не разразился яростью. — Ты не слушаешь, но знаешь что? Мне плевать, честно! Всё это продолжается уже достаточно долго, и давно пора кому-то это сказать. Ты игнорировала не только это, но всё! Так что теперь я выскажусь, раз уж никто другой, похоже, не хочет этого делать, а ты выслушаешь. Ты эгоистка и… Лицо Тав представляло собой полотно из бурных эмоций, каждая из которых боролась за главенство. Её глаза, обычно такие яркие, потускнели под тяжестью обвинений Эрдана. Складка на её брови углубилась. Эрдан, кажется, на мгновение удивился, увидев, какой эффект производят на неё его слова, но не остановился. — …и не замечаешь правды… Сердце Тав болезненно билось о грудную клетку, каждое слово пронзало её защиту ножом. Эмоции нахлынули на неё, как прилив, и её голос дрожал так же сильно, как и сердце. Комната, казалось, сжималась вокруг них, делая каждое слово тяжелее, каждое молчание громче. — Эгоистка? — повторила она, неверие и обида окрасили её черты лица. — Это ты видишь, когда смотришь на меня? Эрдан запнулся, напряжение в её глазах заставило его внутренне отшатнуться. Он развязал бурю, к которой не был готов. — Я… я просто… — Он с трудом подбирал слова, его обычное красноречие покинуло его перед лицом её необъяснимой боли. В глазах Тав стояли слёзы, а голос дрожал под тяжестью откровений. — Ты искренне переживаешь за меня, Эрдан? Или дело в том, что я не вписываюсь в ту маленькую аккуратную коробочку, которую ты вырезал для меня в своём воображении? Эрдан застыл на месте, острый гнев притупился, когда он увидел её. — И то, и другое, — признался он, его голос был низким, что резко контрастировало с теми жаркими словами, которые пролетали между ними несколько минут назад. — Я волнуюсь за тебя, очень сильно. Но да, я также… не могу смириться с выбором, который ты делаешь. Не потому, что он неправильный по своей сути, а потому, что боюсь, что он не подходит тебе. — Возможно, я наконец-то нашла себя, — огрызнулась Тав, и в её голосе прозвучали пренебрежительные нотки. — Может быть, впервые я искренне счастлива. Ты не думал об этом? Может, я устала быть такой, какой от меня ждут остальные! — её слова словно прорвали плотину, выпустив наружу годами копившееся разочарование и жажду понимания. Ошеломлённый Эрдан мог только молча смотреть, как она обнажает свою душу. Я больше так не могу. — Ты хоть раз видел, чтобы я плакала по маме? — продолжила Тав, по её щеке скатилась одинокая слеза. — Нет, потому что я была слишком занята тем, чтобы быть сильной для всех, кроме себя. Я ушла из клана, потому что не могла дышать. Всю свою жизнь я притворялась, что всё хорошо, что я справлюсь, что мне не нужна поддержка. И это дерьмовая правда. Я скучаю по ней каждый грёбаный день. Я не чувствую себя нормально, — фыркнула Тав. — Я до сих пор думаю, что её смерть можно было предотвратить. Потому я и ушла. Чтобы отомстить. Думаешь, я вступила в эту банду ради дерьма и веселья? Только так я могла найти убийц моей мамы! — её голос дрожал, шлюзы открылись, тело содрогалось от рыданий. Выражение лица мужчины сменилось мириадами эмоций — сожаление, понимание и болезненное признание. — Что… не понимаю. Ты сделала это, чтобы… отомстить? Сожаление грызло её, но не за действия, совершённые во имя мести, а за годы масок и стен, возведённых так высоко, что даже самые близкие люди не могли ничего видеть за ними. И сквозь всё это пробивалась глубокая, неизбывная печаль по девочке, потерявшей мать, ставшей воином не по своей воле, а по необходимости — печаль по утраченной невинности и мягкости, закалённой в сталь. Смахнув слезу, Тав выровняла голос, хотя в нём всё ещё звучала боль. — Ты думал, что знаешь меня, но, возможно, ты знал только ту версию, которую я позволяла всем видеть. Версию, которая не создавала проблем, не переступала черту. И… это была и моя ошибка, что я это допустила. Сердце Тав билось о её грудь. Какофония страха, сожаления и печали бурлила внутри неё, и каждый удар напоминал о той уязвимости, которую она обнажила. Её признание заставило её почувствовать себя обнажённой, как никогда не могло произойти в бою или конфронтации. Голос Эрдана дрогнул, прилив его убеждённости отступил так же стремительно, как и нахлынул. Он сделал шаг вперёд. — П… прости меня, Тав. Правда. Я был настолько поглощён… своим представлением о том, что правильно для тебя, что не смог увидеть… по-настоящему увидеть тебя. Я хотел защитить тебя после её смерти, но… — искренне признался он печальным голосом. Тав взглянула на него. — Мне не нужно, чтобы ты меня исправлял, Эрдан. Мне не нужно спасение. Мне просто нужно… принятие. Время, пространство… и, может быть, немного веры в мой выбор, даже если ты с ним не согласен. Эрдан замолчал, явно борясь со своими мыслями, и напряжение ощутимо витало в воздухе. После тягостной тишины он наконец заговорил, но голос его был наполнен беспокойством и нерешительностью. — Ты правда счастлива сейчас, или это просто потому, что… — Он сделал жест в сторону двери и немного помолчал, словно хотел тщательно подобрать слова. — …Боюсь, ты находишь счастье не в том, чтобы быть собой, а в том, чтобы быть той, кого принимает Астарион. Это удобно в сложившейся ситуации, когда не чувствуешь давления, чтобы стать кем-то, кем не являешься. Он не требует совершенства, позволяя тебе избежать давления, с которым ты всегда сталкивалась, — Эрдан с беспокойством изучал лицо Тав. — Дело не в том, что я хочу указывать, кем тебе быть. Я боюсь, что ты пытаешься быть такой, какой не являешься на самом деле, просто чтобы вписаться в его мир. Взгляд Тав потупился, слова Эрдана прорезали её вновь обретённую убеждённость. В её мыслях мелькнуло сомнение, страх, что, возможно… Нет. Она всегда гордилась своей силой, способностью стойко переносить невзгоды. Она не могла сейчас поставить под сомнение саму основу её существования, основываясь на опасениях Эрдана. Выражение лица эльфа смягчилось от печали. — Я говорю это не для того, чтобы контролировать тебя. Я… Я боюсь потерять Тав, которую я знаю, — его голос слегка дрогнул. — Ты не потеряешь меня, Эрдан, — мягко и в то же время уверенно ответила Тав, но в голове её бушевали мысли о том, что он сказал. — А мне кажется, что теряю. Рядом с ним ты другая. Кажется, у него есть неограниченная возможность влиять на тебя, как ему вздумается, — разочарование Эрдана было очевидным, а его слова — резкими. — Неужели всё, что ему нужно сделать, — это очаровать тебя своим взглядом, и всё прощено? Тут терпение Тав лопнуло, и её голос задрожал от злости. — Что? Он важен для меня, тот, кого я выбрала, чтобы быть с ним. Твои обвинения… ты не имеешь права! Она испытала гнев и обиду, чувствуя себя одновременно возмущённой и униженной. Речь шла не просто о защите её отношений; речь шла об отстаивании её свободы, её права делать выбор, не поддаваясь недоверию. Эрдан отстаивал свою позицию с упрямством. — Как твой друг, я верю, что это так. Но то, что он… когда-то пережил, что бы это ни было, не может быть оправданием, чтобы причинять тебе боль. — Ты упускаешь суть. Да, он совершал ошибки, которые, возможно, должны были оттолкнуть меня. Но он также столкнулся с ужасами, которые ты не можешь себе и представить, — негромко сказала Тав, стараясь, чтобы Эрдан её понял. — Дело не в игнорировании его прошлого, а в поддержке в его испытаниях, как ты и Кейлет поддержали меня, когда я была на самом дне. Именно такой я хочу быть для него. Девушка замолчала, опустив взгляд в пол. Она помнила, как начинались их отношения несколько лет назад, как далеко они продвинулись и сколько им ещё предстоит пройти. И она была на сто процентов уверена во всём этом. Голос Тав дрогнул, эмоции были ощутимы. — Меня правда огорчает, что ты не можешь видеть глубже поверхности. Упоминать маму, предполагать, что мои чувства к нему — всего лишь влечение? Да, он красив, но внешность меркнет и вряд ли является основой того, что у нас есть. Мы вместе прошли через всё дерьмо, выдержали испытания, которые лишают нас всякого поверхностного притворства. Поверь, мой выбор основан на всём, кроме внешности. — Дело не в этом… чёрт, это прозвучало ужасно… — Эрдан отшатнулся, словно поражённый, его лицо представляло собой маску шока и сожаления. — Я… я не собирался… Прости меня, Тав… — запинаясь, произнёс он, словно наконец-то решил прислушаться к её словам. — Я не перестану испытывать к нему чувства, — подтвердила она, её взгляд встретился с его. На секунду показалось, что мужчина начнёт снова с ней спорить. Но затем он, казалось, что-то понял и вздохнул, опустив плечи. — Нет… нет, наверное, я не вправе спрашивать тебя об этом. Но… — Он подыскивал нужные слова и наконец остановился на… — Ты можешь хотя бы понять, почему это меня так расстраивает? Поза Тав смягчилась. Она всё ещё была потрясена и уязвлена его словами, но да. Она понимала. — Я прекрасно тебя понимаю, да. Но тебе важно понять, что ты остаёшься важной частью моей жизни. Главный вопрос в том, сможешь ли ты примириться с тем, что Астарион тоже часть моей жизни? Наступила минута молчания, во время которой Эрдан внимательно смотрел на неё и явно размышлял. Наконец он поражённо вздохнул. В ответ он кивнул. — Я постараюсь, Тав. Ради нашей дружбы, — уступил он, хоть и с беспокойством. — Просто пообещай мне… пообещай, что будешь осторожна. Что не потеряешь себя в попытках стать тем, кто ему нужен. Порыв ветра хлестнул по окну, вторя её мимолётному страху. — Обещаю, Эрдан. Это всё ещё я, просто… учусь, расту. Разве не в этом смысл жизни? Эрдан с разочарованием переступил с ноги на ногу. — Я понимаю развитие, Тав, но какой ценой? Твоей безопасности, твоего благополучия? Она подошла ближе, изучая его взглядом. — Я знаю, что произошло между нами. Я была как бы в центре этого конфликта. Но опять же… не могу же я развернуться и позволить этому влиять на все мои решения. В смысле… решение, которое я приняла, чтобы отомстить за маму, было последним из них. Оно было неправильным. Я позволила горю взять надо мной верх. Я стала мудрее благодаря этому опыту и точно не позволю такому повториться. Взгляд Эрдана смягчился, когда он, казалось, обдумывал её слова, и прежний накал его гнева остыл, перейдя в более задумчивое состояние. — Тав, я… я просто беспокоюсь о тебе. Я видел слишком много боли, и мысль о том, что ты переживёшь ещё больше от его рук, просто невыносима. Тав потянулась к нему, легонько касаясь его руки. — Знаю, и твоя забота… она много для меня значит. Но мы с Астарионом пытаемся построить что-то новое, что-то лучшее. Неужели ты не можешь довериться моему решению хотя бы раз? Эрдан вздохнул, долгий, тягучий звук, передававший, казалось, его смирение. — Я… постараюсь, Тав. Ради тебя. Но, — его голос ожесточился, — если он ещё хоть раз причинит тебе боль… — Не причинит, — твёрдо прервала его Тав. — И если возникнут проблемы, ты будешь первым, к кому я обращусь. Хорошо? Атмосфера между ними казалась легче, когда Эрдану удалось улыбнуться с неохотой. — Хорошо, Тав. Я… поддержу тебя в этом. И клянусь, если он заставит тебя хотя бы поморщиться… Я воспользуюсь своими стрелами. И если тебе понадобится план побега, помни, я неплохо умею его составлять, — попытка в юмор, редкая для Эрдана, была похожа на шаг навстречу. Тав рассмеялась, звук был ярким и чистым в разряженной от напряжения атмосфере. — Спасибо, Эрдан. Учту. Только убедись, что это не будет включать в себя слишком много беготни; ненавижу бегать. Эрдан слабо усмехнулся, и в уголках его глаз появились весёлые морщинки. — Отлично, никакого бега. Тогда, может быть, просто строгая беседа. — Намного лучше, — согласилась Тав, искренне улыбнувшись. Знакомое упрямство, которое всегда было характерно для их общения, казалось, исчезало. Атмосфера между ними стала легче, прежнее напряжение рассеялось. Тав медленно дышала, всё свободнее и свободнее, даже не осознавая, насколько была напряжена во время всей этой беседы. Эрдан наконец-то усмехнулся, покачав головой в недоумении. — Никогда не думал, что застану тот день, когда ты будешь защищать вампира. Что дальше? Пригласишь бехолдера на чай? Тав облегчённо рассмеялась. — Только если ты пообещаешь вести себя прилично. И не затевать споры о расположении его глаз. Эрдан присоединился к её смеху. — Не могу обещать, но ради тебя постараюсь… быть непредвзятым. Тав воспользовалась моментом, выражение её лица стало серьёзным. — Вообще-то, Эрдан, я хотела тебя кое о чём попросить. Не мог бы ты… пойти сегодня со мной? Это важно. Смех Эрдана угас, сменившись настороженным взглядом. После секундной паузы он спросил: — Он ведь тоже будет там? Тав кивнула, в её глазах появился весёлый блеск. — Да. Только постарайся не затевать драку, хорошо? У нас и так хватает забот, не будем добавлять в список «разнять Эрдана и Астариона». — Хорошо, Тав, я постараюсь. Но не обещаю, что не выскажу ему всё, что думаю, — неохотно улыбнулся мужчина. Тав рассмеялась, на сердце у неё стало легче. — Меньшего я и не ожидала. Просто… постарайся вести себя вежливо. У нас задание. Оно будет… вероятно, очень сложным для меня, и мне понадобится любая поддержка. — Я пойду, — кивнул мужчина. — И сделаю всё возможное, чтобы вести себя хорошо. Но помни, если он переступит черту… Тав подняла руку, остановив его на полуслове. — Не будем загадывать. А пока просто… спасибо тебе, Эрдан. Для меня очень много значит, что ты готов поддержать меня сегодня. — Конечно, — тот неуверенно, но искренне шагнул ближе. Он раскрыл руки для объятий. — Просто… будь осторожна, хорошо? Это всё, о чём я прошу. Тав почувствовала, как от его слов разливается тепло. Обняв его, она ощутила прилив привязанности и облегчения. — Буду, Эрдан. И не бойся, ты от меня не отделаешься, несмотря ни на что. — Её голос был полон благодарности. — И спасибо. За то, что заботишься настолько, что злишься, беспокоишься… это очень много значит, несмотря на твои неуклюжие протесты. Когда они разошлись, глаза Эрдана были более мягкими, буря, которая когда-то бушевала в них, теперь успокоилась до тихого понимания. — Прости меня. За резкие слова, за сомнения. Я доверяю тебе. Просто… трудно отпустить страх. Тав подтвердила его слова лёгким кивком. — Помни, что рост — не только для меня и Астариона. Может быть, и в твоём будущем есть место для сдвига. — Возможно, — пробормотал Эрдан, едва заметно улыбнувшись, словно её слова успокоили его сердце. — Просто… продолжай быть той Тав, которую я знаю, хорошо? Сильной, мудрой и, может быть, чуть менее снисходительной? — Буду, — подтвердила Тав, чувствуя прилив бодрости духа. Уходя, она не удержалась и дала последний совет через плечо. — И Эрдан? В следующий раз попробуй начать с извинений. Это гораздо менее утомительно для нас обоих. Эрдан широко улыбнулся: — Тав? Снова повернувшись, она встретила его взгляд, найдя в нём сожаление и надежду. — Прости. Правда, — искренне сказал он. — Обещаю, это больше не встанет между нами. В ответ она широко и открыто улыбнулась. — Ничто и никогда. Мы слишком для этого упрямы.

***

5 лет назад Путешествие из глубин тёмных, гулких подземелий дворца Касадора в относительную безопасность гостиницы прошло для Тав как в тумане. Ноги несли её вперёд, но разум был где-то в другом месте, запертый в тенях и криках подземелий дворца. Шумная жизнь гостиницы с её тёплым светом и негромким рокотом разговоров казалась далёкой, словно она была отделена от остального мира толстым звуконепроницаемым стеклом. Они прибыли на арендованный ими этаж. Карлах нежно высвободила Тав из потрёпанных доспехов, оставив её в простом одеянии — рубашке и штанах. Её снаряжение аккуратно разложили на соседнем столе. Шэдоухарт двигалась с практической эффективностью, с нежностью обрабатывая раны Тав. Эльфийка почти не чувствовала жжения антисептика и тянущих швов; её тело словно принадлежало кому-то другому. Гейл, расположившийся рядом, наблюдал за ней с напряжением, которое было почти осязаемо. Тав не могла заставить себя встретиться с ним взглядом, признать боль и страх, которые остались. Её взгляд был устремлён куда-то вдаль, выражение лица было пустым, без каких-либо видимых эмоций. Внутри бурлил водоворот потрясений и глубокой, изматывающей до костей боли, которую она не смела показать. События, произошедшие в недрах дворца, преследовали её, образы и звуки мелькали в голове бесконечным, мучительным хороводом. Однако внешне она оставалась спокойной, её лицо было бесстрастной маской, не выдававшей ни малейшего потрясения, бушевавшего внутри. Шли минуты, и приглушённые звуки гостиницы и нежные прикосновения её друзей превратились в далёкие отголоски. — Ну как? Получилось? — голос Уилла донёсся до Тав словно с огромного расстояния, искажённый и приглушённый, как раздающиеся под водой звуки. Когда он заговорил, его слова вызвали в ней какую-то болезненную реакцию. Она вздрогнула, и к горлу резко подступила желчь. Гейл слегка покачал головой и бросил на колдуна страдальческий взгляд. Тав попыталась сфокусироваться на Уилле, чтобы правда его увидеть, но зрение её подвело, превратив его в размытое пятно, которое разочаровывающе плясало в воздухе и теряло чёткость. Напряжённое от беспокойства и растерянности лицо Рейвенгарда только усиливало бурлившую внутри неё боль. Почему все так реагируют? Всё ведь в порядке. — Он…? — повисший в воздухе вопрос Уилла был тяжёлым, с подтекстом, с которым Тав не была готова столкнуться. Она крепко сжала челюсть, сохраняя молчание, как будто, если она не заговорит, то сможет как-то отстраниться от реальности. — Я иду спать, — сумела сказать она, чужим для её собственных ушей голосом, отстранённым и лишённым эмоций. Решительный и с толикой беспокойства голос Карлах донёсся до неё, когда она повернулась, чтобы уйти. — Солдат… — но Тав уже шла, отдаляясь от любопытных глаз. Она переступила порог своей — нет, их общей комнаты — убежища, которое в этот момент казалось одновременно и знакомым, и совершенно чужим. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, отгородив её от внешнего мира, от ожиданий и вопросов, к которым она не была готова. Она тяжело опёрлась о массивное дерево, позволяя ему поддержать её дрожащее тело. Затем, словно бы само закрытие двери открыло шлюз, из неё полились непрошенные и жгучие слёзы. Она опустилась на колени, срываясь на рыдания. Вопросы кружили в её голове, как стервятники. Что произошло? Как дошло до такого? Почему? Ответы ускользали от неё, теряясь в тумане неверия и предательства. Он ушёл. Мужчина, с которым она так тесно сплела свою жизнь, исчез, оставив после себя пустоту, которая, казалось, поглотила весь свет. Её затуманенные слезами глаза взглянули на стол. Там, словно кусочки головоломки, которую она никак не могла разгадать, лежали доказательства его ухода. Их кольца лежали рядом, безмолвные свидетели прошептанных клятв и данных обещаний. Его кинжал, постоянный спутник, сейчас лежал забытым. Его рубашка лежала на стуле, будто он только что вышел на минутку, а его книги, те самые фолианты, которые так часто вызывали споры и смех, лежали рядом с её альбомом. Страницы были заполнены набросками его лица, каждая линия, каждый изгиб — это труд любви, а теперь — призрачное эхо его образа. Взгляд Тав переместился на кровать, которую он всегда аккуратно заправлял. Она почти чувствовала его руки. Но кровать была пуста, на месте тёплых отголосков лежала лишь холодная ткань. Воспоминания о смехе, нашёптываемых секретах и нежных объятиях преследовали её. Его здесь не было. Осознание этого поразило её с силой физического удара, это была суровая, непреклонная правда, от которой она не могла убежать. Он ушёл. Потекли снова непрошеные и бессильные слёзы. Мысль о том, что он и правда ушёл, что он оставил её так жестоко и окончательно, была невыносима. Она когтями впивалась в её сердце, шепча без умолку Нет, этого не может быть. Он не бросит её, не так, как её бросали раньше, не так, как вырвали её маму из её жизни. Он не мог; это было невозможно. Всеми фибрами своего существа Тав отвергала реальность, которая начинала оседать вокруг неё. Завтра, завтра он вернётся. Они сядут, поговорят, и этот кошмар окажется жестокой иллюзией. Он не бросит её — не сейчас, не после всего. Движимая потребностью почувствовать себя ближе к нему, Тав на автомате направилась к кровати. Она отбросила тунику, переодевшись в его рубашку — ткань всё ещё хранила его запах, который ассоциировался с безопасностью, с домом. Прижав к груди его подушку, она легла на его сторону кровати, свернувшись калачиком. На протяжении всей ночи тихий стук в дверь отдавался эхом, как далёкий барабан. Но Тав молчала, не шевелясь. Если бы он вернулся, то не стал бы вежливо стучать, не стал бы нежно сообщать; он вернулся бы с той же силой и уверенностью, с которой ворвался в её жизнь. Однако с течением времени, когда время тянулось, а темнота ночи становилась всё глубже, реальность, с которой она так упорно боролась, начала крепнуть. Сон отказывался приходить, словно жестокий часовой, который не давал ей уснуть, чтобы встретить подавляющую тишину, подтверждающую его уход. Он не вернулся. На следующее утро, когда Тав вошла в гостиную, её улыбка была тщательно созданной маской, щитом от пристального внимания, которое, как она знала, её ожидал. Атмосфера ощутимо изменилась, в воздухе витала невысказанная тревога. Взгляды её товарищей, полные беспокойства и осторожности, словно груз легли на её и без того измученные плечи. — Доброе утро, команда. Готовы к сегодняшнему дню? — голос её звучал отвратительно; слишком бодро, слишком вынужденно. Слова скреблись о оголённые эмоции, пока она старалась сохранить самообладание. Ощутимая и густая тишина повисла в воздухе. Наконец, Гейл нарушил её, осторожно произнеся: — Ты не хочешь сегодня отдохнуть? Можешь остаться здесь. Мы позаботимся о том, что нужно сделать. Нет. Только не это, только не снова. Отдых не сотрёт пустоту, не вернёт его обратно. — Да ладно. Зачем мне отдыхать? Я прекрасно себя чувствую! — настаивала она, её голос был слишком энергичным, слишком резким. Ложь была горькой на вкус. Но она не была в порядке. Далеко не в порядке. Джахейра наклонила голову, выказывая обеспокоенность и скептицизм. — Выглядишь так, словно провела ночь, сражаясь с гоблинами, — мягко заметила она. — Отдых, возможно, не исцелит все раны, но и принуждение тоже не поможет. — Это… это ерунда. — Её ответ был попыткой сохранить контроль над собой. Улыбаясь сквозь боль, она сосредоточилась на текущей миссии. — Сегодня у нас много дел, времени на отдых нет. Прежде всего, мы должны вернуть отца Уилла. А после этого я вернусь за ним. Мысль о нём, одиноком и потерянном после того, с чем он столкнулся, отзывалась острой болью в груди. Он наверняка напуган, изранен не только телом, но и духом, и мысль, что её не было рядом, чтобы утешить, стать опорой, в которой он так отчаянно нуждался, была мучительна сама по себе. Уилл ободряюще и одновременно печально ей улыбнулся. — Ладно, давай сосредоточимся на сегодняшнем дне. Нам предстоит сражаться и исправлять ошибки. И… мы найдём его, Тав. Та со слезами на глазах взглянула на него. Карлах похлопала её по плечу. — Мы никого не оставляем. Только через мой труп. Тав кивнула, взяв себя в руки. — Я… спасибо вам, — выдавила она, её голос был ровным, несмотря на эмоции, бушевавшие в ней подобно урагану. Когда они подготовились к выходу, Тав уделила время тому, чтобы посмотреть на каждого из её спутников. Они были её семьёй. Все знали, что при необходимости она отправится на край света, потому что ни одно расстояние не было слишком большим, ни одна тьма не была слишком глубокой, не было ничего, чтобы она не отважилась встретить лицом к лицу ради любого из них. Особенно ради него.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.