Don't go (Не уходи)

Бегство с аукциона было похоже на водоворот неразберихи и хаоса. Первоначальным инстинктом Тав было пробиться сквозь толпу к артефакту, но быстрый осмотр дал понять: Эфирный камень уже украли. Она бы и хотела броситься в погоню за вором, но это было рискованно для них, а безопасность была превыше всего. Астарион решительно пробирался сквозь толпу, крепко сжимая её руку. Тесное платье мешало двигаться, и каждый шаг давался с трудом. Окружавшая их паникующая толпа и заполнивший воздух гнетущий смог душили их. Неподалёку раздался пронзительный крик, за которым последовал звук рухнувшего тела. Это была настоящая резня под покровом анонимности и обмана. Резко остановившись, Тав вырвала свою ладонь из руки Астариона. Реакция его была незамедлительной и настойчивой: — Какого чёрта ты делаешь? Сейчас не время изображать из себя героиню… нам нужно бежать! Не говоря ни слова, Тав быстро сняла заколку с волос, позволив нескольким прядям свободно рассыпаться по плечам. Затем она опустилась на колени и быстрым движением разрезала платье по колено, оставив после себя оборванный подол, чтобы можно было свободно бежать. Как только заколка упала на пол, Астарион снова схватил её за руку и потянул вперёд, в пучину хаоса. Тав сорвала с лица маску и бросила её на пол. Лёгкие горели от нехватки воздуха в едком дыму, наполнявшем органы чувств. Внезапно, среди нарастающего безумия, на их пути возникли дымчатые фигуры — теневые демоны, почти сливающиеся с темнотой, со злобными светящимися глазами. Астарион крепче сжал её руку. — Рэйфы, — прошептала Тав, заметив призрачные фигуры, проносящиеся по воздуху; их скорбные лица были искажены вечной агонией. В ней зародилось желание выстоять, дать отпор, но голос Астариона пошатнул её решимость. — Даже не думай, — резко сказал он, потянув её за собой. — Против них у нас нет ни единого шанса. Не в этом дыму, — он закашлялся, но, похоже, держался лучше неё. На мгновение их путь преградил ускользающий зверь, превратившийся в изменчивую массу тени и злобы. Его раздвоенные тентакли устремились к ним, стремясь опутать. Тав потянулась за вторым спрятанным оружием, чтобы хотя бы метнуть его в плоть зверя, но Астарион оказался проворнее и ловким движением оттянул её в сторону. — Не останавливайся, — приказал он. Вокруг сновали гости. Может быть, мужья, сёстры, отцы. Перед глазами промелькнули воспоминания о рыдающей над телом матери девочке. Тав почувствовала приступ отчаяния. — Мы не можем их бросить! — запротестовала она, кашляя от ядовитых испарений, заполнивших аукционный зал. Астарион крепко, почти болезненно сжал её руку, ведя через хаос. — Если и дальше будешь продираться сквозь этот ядовитый дым, ты никому не принесёшь пользы. Ты спасёшь больше нуждающихся, если выберешься отсюда, — прорычал он. Казалось, что она принимает самое трудное решение в своей жизни, но с тяжёлым сердцем она кивнула. Тав знала, что мужчина прав, и, несмотря на безнадёжность ситуации, была благодарна ему за то, что он рядом и что она может на него положиться. Чем дальше они бежали, тем больше кошмарные существа словно растворялись во тьме, как будто хаос аукциона был их истинным владением. Оба эльфа увернулись от очередного выпада теневого демона, чьи когти рассекли воздух совсем рядом с Астарионом. К её ужасу, он зашипел от боли. — Астарион! — испуганно закричала Тав. — Я в порядке, просто беги, — выдавил он, и напряжение в голосе выдавало то усилие, с которым он говорил сквозь боль. Он лгал. Тав задыхалась, каждый вдох дыма обжигал лёгкие, глаза слезились и горели от испарений. Крики и вопли наполняли воздух, смешиваясь со звуками бьющегося стекла, топотом бегущих ног и ужасающим рыком невидимых демонов. Они выскочили на улицы Врат Балдура, где знакомые тропинки окутали жуткие тени и хаос. Вокруг них город охватила такая же паника, обычные ночные звуки заглушались всеобщими криками. Стражники громко выкрикивали приказы, тщетно пытаясь контролировать ситуацию, но их голоса терялись среди гула убегающих. Их спутников нигде не было видно. Тав резко вдохнула; от притока кислорода закружилась голова, а лёгкие зашлись в приступе кашля. Не говоря ни слова, Астарион повёл Тав к заранее подготовленному убежищу. Согласно общему плану на случай непредвиденных обстоятельств, каждая команда должна была в экстренном случае отправиться в разные места, чтобы не попасться вместе. До сих пор им не приходилось прибегать к этому решению, и Тав искренне надеялась, что так будет и впредь. Теперь же она молилась, чтобы все были в порядке. Они мчались с непоколебимой решимостью. Астарион быстрым движением сорвал с себя маску и отбросил её в сторону, пока они пробирались по лабиринтам улиц. Она увидела, как рукав его камзола медленно окрашивается багровым, и ускорила шаг. Бежали они уверенно, знакомство эльфа с городскими переулками было очевидным, когда они петляли и сворачивали, удаляясь от творящегося позади них кромешного ада. С каждым шагом в сторону от хаоса Тав сопротивлялась собственным убеждениям. Она была бойцом, стояла на своём, но вот она убегает в ночи. С каждым тяжким вздохом она противилась инстинкту повернуть назад, броситься в бой и противостоять любым угрозам, подстерегающим её. Но в глубине души понимала, что это единственный способ защитить остальных, уберечь их от опасности. Казалось, их бегство тянулось бесконечно, пока, наконец, они не остановились перед неприметным домиком на окраине города. Тяжело дыша, они разобрали заграждения, и Тав проскользнула внутрь первой, бессильно рухнув на колени. В попытке откашляться от заполнившего лёгкие дыма, тело скручивало. — Дыши, мать твою! — призывал её Астарион издалека. Он всё ещё находился снаружи. Резкий кашель раздирал лёгкие, каждый вздох отдавался острой болью. Мысли хаотично проносились в её голове, отчего каждое событие вечера прокручивалось с головокружительной быстротой. Её захлестнула паника. И всё же она цеплялась за его близость, сосредоточившись на его голосе. Она старалась успокоиться с каждым медленным вдохом. — В-входи, Астарион, — прошептала она, и он тут же шагнул внутрь, закрыв за собой дверь. Он опустился на колени рядом, успокаивающе положив руку ей на спину. — Дыши, — снова нежно прошептал он. Постепенно дыхание Тав выровнялось, но когда адреналин схлынул, в ней поднялась волна отчаяния. Осознание их неудачи, упущенной возможности, разожгло в ней жгучий гнев. Её рука сжалась в кулак, а эмоции переполнили до такой степени, что она больше не могла их сдерживать. Со всей силой сдерживаемой ярости она ударила кулаком по полу: — Дерьмо! Астарион медленно поднялся, мрачным юмором прорезав тяжёлую тишину. — Знаю, я упоминал, что мне не хватает адреналина. Что ж, получил. Как говорится, будь осторожен в своих желаниях, — он зашипел от боли. Тав решительно встала и подошла к мужчине. На лице отразилось беспокойство, когда она нежно взяла его за руку. Ткань его камзола и рубашки была изодрана, на ней виднелись четыре отчётливые линии от когтей, рукав потемнел от крови. — Вот, садись, — приказала она, направляя его к покрытому пылью столу. Из соображений здравого смысла она оторвала кусок уже порванного платья и протянула ему. — Прижми, — мягко велела она, с беспокойством в голосе. Поморщившись, Астарион подчинился: резкий вздох выдал его боль, когда ткань соприкоснулась с раной. Тав поспешила на кухню и стала рыться в шкафчиках с безошибочной точностью. Быстро найдя аптечку, она вернулась и увидела, что Астарион пытается снять с себя камзол, а на его лице отражается решимость и дискомфорт. Нужно было проверить, нет ли у него ещё каких-нибудь ран. — Сними рубашку, — снова приказала она, переключив внимание на инструменты, разложенные на столе. Она сняла перчатки, продезинфицировала дрожащие от волнения руки и приготовилась к работе. Голос Астариона прорезал напряжение. — Если ты хотела раздеть меня этой ночью, то достаточно было просто попросить, — с болью и хриплым шёпотом поддразнил он. Тав бросила на него уничтожающий и одновременно сосредоточенный взгляд, чтобы заглушить все дальнейшие подколки. Он подчинился и снял рубашку. Вид рассекающих мышцы и кожу глубоких порезов ужасал. Однако эльфийка с облегчением обнаружила, что это была его единственная рана. Тав приступила к работе. Сначала она, не спеша и осторожно, очистила порезы. Тишина между ними заполнялась лишь редким шипением от боли Астариона или тихим звяканьем медицинских инструментов. Затем она наложила швы с удивительной, для её трясущихся рук, аккуратностью. Затем использовала обильное количество заживляющей мази, нежно проводя пальцами по ране. Астарион наблюдал за ней, она чувствовала его взгляд на своём лице, но отодвинула жгучее смущение на второй план, сосредоточившись лишь на том, чтобы быстро обработать рану. Наконец, она наложила тугую повязку. — Ты становишься весьма искусна в этом деле, — иронично похвалил её вампир, осматривая забинтованную руку. — Боги, это не то умение, которое я хотела бы отточить практикой, — в ужасе произнесла эльфийка. Не поднимая на него глаз, она методично принялась наводить порядок, и в её действиях чувствовалось напряжение, которое, казалось, сковывало её. Она услышала, как Астарион, вздрогнув, надел рубашку. Волна беспокойства за него кольнула её сердце. Как только всё было готово, она поднялась на ноги. — Всё было уж слишком просто, не так ли? Стоило догадаться. — Интересно, кто посчитал себя достаточно смелым, чтобы похитить наш приз? — хмыкнул Астарион. Тав молчала, мысленно прокручивая в голове множество вариантов. Плут покорно вздохнул: — Кажется, на данный момент мы разыграли все свои карты. Остаётся только сидеть и ждать. Тав молча кивнула, окинув взглядом их временное убежище. Этот дом для хранения припасов и оружия, был одним из многих тайных укрытий, которые они стратегически разместили по всему городу. Было решено встретиться здесь на следующий день. Мысль о предстоящих нескончаемых часах, полных тревоги и сомнений, была для неё почти невыносима. Тав начала расхаживать взад-вперёд, в её голове роились вопросы. Как они могли попасть в эту паутину? Конечно, любой ценный предмет привлекал к себе внимание, но в этой ситуации всё выглядело до жути странно, совпадение было слишком очевидным, чтобы его игнорировать. Её не покидала мысль, что они действовали по чьей-то указке. Но по чьей? Пока Тав предавалась нервным размышлениям, Астарион встал и с неожиданной безмятежностью начал расхаживать по помещению. Он прошёлся по полумраку, зажигая свечи. Провёл пальцем по пыльной картине, и лицо его исказилось в лёгком отвращении. Этот дом, уцелевший среди немногих после разрушений пятилетней давности, сохранил следы своей прошлой жизни. На первом этаже располагались жилое помещение и скромная кухня. Теперь же здесь было пусто. А когда-то раскинувшийся вокруг дома цветущий сад сейчас был запущен. На верхних этажах располагалось несколько спален, а ещё выше — небольшой кабинет с выходом на террасу. Если бы не ящики с припасами, которые теперь занимали это место, и не толстый слой пыли, покрывавший каждую поверхность, это могло бы стать уютным убежищем. Она сбавила метания до нервного хождения, когда Астарион, воплощение спокойствия в эпицентре урагана, уселся снова, лишь слегка нахмурив брови и тщательно вытирая грязь с пальца. — Тав, дорогая, ты же пол в пыль сотрёшь такими темпами, — заметил вампир, голосом разряжая напряжение. Девушка медлила, на неё давила тяжесть их неудачи. Тем не менее она подошла и села напротив него, и шершавое дерево стула холодно прижалось к её коже. Это место должно было стать для неё убежищем, местом безопасности, но сейчас оно было похоже на клетку, в которой её держали постоянные мысли. Астарион наблюдал за ней с пониманием и решимостью. — Никто же и правда не думал, что это будет проще простого? — спросил он, откинувшись на стуле. Тав покачала головой, чувствуя горечь на языке. — Нет. Но это… — начала она, голос её дрогнул, — …это совсем другое. Как будто мы попали в ловушку, которую должны были предвидеть. Я должна была это предвидеть. Это признание было равносильно поражению. Астарион резко выдохнул, и, несмотря на явное разочарование, уголки его рта искривились в язвительной улыбке. — Это просто мы такие везучие. Всегда кажется, что нам достается короткая соломинка. Но, к сожалению, пока мы дышим, мы в игре. Всегда есть выход, или, если на то пошло, проход. — Он сделал паузу, в его взгляде появился намёк на озорство. — Да и кольцо всё ещё у меня. — Отлично, — не удержавшись, фыркнула Тав, — с таким же успехом мог повесить табличку себе на шею. Это было безрассудно даже для тебя. Астарион отмахнулся от её опасений безразличным пожатием плеч. — Предоставь это мне, всё под контролем, — уверил он её, но Тав на это не повелась. — Да неужели? И как же? — спросила она скептически. Его мгновенная и самоуверенная ухмылка напомнила ей о его прошлых привычках. — Потому что, моя дорогая, я играю в эту игру гораздо дольше, чем наш новый друг-вампир блуждает в ночи, — уверенно заявил он. — Я кое-чему научился у Касадора. Как ни печально, но кое-что из этого запомнилось. — И ты уверен, что сможешь перехитрить вампира? С этим кольцом в роли приманки? — Абсолютно, — подтвердил он, и ухмылка переросла в полноценный оскал. — Видишь ли, вампиры, при всей их силе и хитрости, — существа привычки. Предсказуемые. Да, он хочет кольцо, но он также не хочет раскрывать себя. Мы используем это. Заставим его думать, что он контролирует ситуацию, пока сами будем направлять его туда, куда нам нужно. — А если он решит отомстить тебе, перерезать горло и просто забрать кольцо? Астарион усмехнулся, на его губах заиграла кривая улыбка. — Посмотрел бы я на это. Тав не могла избавиться от беспокойства. — Понимаю, ты в себе уверен, но прошу, не стоит его недооценивать, — сказала она, но он просто закатил глаза в ответ. — И почему ты сразу мне не сказал, что просто блефуешь? — поинтересовалась она. — Потому что, честно говоря, я всё выдумывал на ходу, — признался Анкунин, встретившись с ней взглядом. — О, чудесно, — устало вздохнула Тав. В глубине души ей хотелось иметь хотя бы толику его уверенности. Раньше у неё её было предостаточно, но в последнее время она сомневалась в правильности своих поступков. А когда делала хоть шаг, то проваливалась всё глубже и глубже под землю. Она понимала, что наконец-то должна довериться Астариону, поделиться с ним правдой. Но мысль о том, что нужно полностью раскрыться, скручивала её в узлы. Она подумывала о том, чтобы рассказать лишь часть, но татуировка в виде свернувшейся змеи на её руке была проклятым признанием. Горечь и чувство вины переполняли её, усиливаясь от подкрадывающегося страха. Тишину нарушил Астарион, тихо пробормотав. — Те тени, которые мы видели, были такие же, как и тогда, когда мы нашли тебя, едва цепляющуюся за жизнь. Тав подняла голову и увидела, что его лицо омрачено печалью. Он смотрел вдаль, словно его глаза были наполнены образами воспоминаний, а не реальностью. — Выходит, что артефакт, скорее всего, попал к кому-то, от кого мы должны были его оберегать? Потрясающе, — саркастично ответила она, не скрывая напряжения. Воцарилось молчание, каждый погрузился в собственные размышления. Вопрос, который возник в её голове, был таким же тяжёлым, как и сама тишина. Наконец, Тав его озвучила. — Кто мог украсть Эфирный камень? Астарион скрестил руки на груди. — Мы имеем дело не с дилетантами, — размышлял он вслух, ритмично постукивая указательным пальцем по предплечью. — Наш злодей обладает достаточными ресурсами и связями, не говоря уже о довольно глубоком познании возможностей артефакта. Тав медленно кивнула. В её голове пронеслись мысли о возможных подозреваемых, каждая из которых была тревожней предыдущей. — Кто-то, кто слишком много о нас знает, о нашей миссии… и о силе артефакта. Кто-то заинтересован в том, чтобы он не попал в наши руки. Астарион в задумчивости покачал головой. — Мы упускаем часть головоломки. Это было не просто воровство; это вызов, демонстрация силы, — прищурившись, рассуждал он. Тав поморщилась, и по её спине пробежали мурашки. — Тогда мы должны ответить соответственно. Мы не пешки в их игре. — В её спокойном голосе слышался вызов. Губы Астариона дрогнули в полуулыбке, в глазах мелькнула искра его обычной уверенности. — Действительно, — тихо пробормотал он. Астарион потянулся, и Тав заметила, что его поведение несколько изменилось и стало более спокойным. — Признаюсь, я устал. А мы здесь, пережидаем опасность. Признайся, это укромное гнёздышко для встреч тайных любовников? — Его взгляд с игривым любопытством окинул окружающее пространство, а на губах заиграла слабая улыбка. — Это убежище, — пояснила Тав с ноткой веселья в голосе. — Наверху есть спальни, а на крыше терраса. — Терраса, говоришь? — глаза Астариона загорелись от вспыхнувшего интереса. — И как тут устоять? — Он игриво добавил: — И избавь меня от лекций о времени и приличиях, дорогуша. В такие времена, как эти, улучить момент, чтобы просто подышать, расслабиться и всё такое прочее, не просто полезно, а крайне необходимо. В конце концов, что ещё нам остаётся делать? — заметил он с дьявольской ухмылкой. Не дав Тав возможности возразить, Астарион вскочил на ноги и уверенными, быстрыми шагами направился к лестнице. Покорно вздохнув, Тав поднялась и последовала за ним. Каждый шаг сопровождался скрипом и стоном старой лестницы. Астарион ворчал о въевшейся пыли и паутине, которая, казалось, облепила каждый уголок и витала в воздухе. Поднявшись на крышу, они ощутили прохладу ночного воздуха. Терраса представляла собой простую площадку с несколькими креслами и открытым небом над головой. Астарион со вздохом критически окинул крышу взглядом. — Очаровательно, но как-то скрытно. Не совсем в моём стиле, но… для своей цели вполне сойдёт, — с полуулыбкой согласился он. Когда они устроились в простых креслах на террасе на крыше, Тав залюбовалась видом. Город, раскинувшийся под ними, живописный пейзаж из света и тени, с этого места казался почти мирным. Астарион ещё раз окинул взглядом уединённую террасу, и на его губах заиграла ухмылка. — Это твоё скромное укрытие? — Думаю, оно немного отличается от больших замков и парадных залов, к которым ты привык, — ответила Тав с мягкой усмешкой. — И да, это место моё… типа. Я получила его от городского совета после спасения города, но сейчас оно используется как склад. Астарион улыбнулся в ответ. — Думаю, это не так уж плохо, учитывая наши возможности, — согласился он, глядя на городские огни. В тишине террасы, удалённой от суеты улиц, царившей внизу, создавалось подобие безмятежности. Тав, глубоко вдохнув свежий воздух, почувствовала, как на неё накатывает волна умиротворения. — Здесь спокойно, — призналась она. Они сидели в уютной тишине, изредка прерываемой далёким лаем собак и тихим шелестом листьев под дуновением ветра. Откинувшись в кресле, Тав смотрела на мерцающие звезды. Нога её нервно подрагивала, словно тело боролось с бездействием. Когда-то ей была чужда неподвижность; она привыкла заполнять тишину мысленными стратегиями, анализируя каждый сценарий и прорабатывая его в голове, чтобы чувствовать себя менее бесполезной, но время показало, что такие упражнения часто оказывались тщетными, потому что всё всегда шло вразрез с её ожиданиями. Он первым нарушил молчание, устремив взгляд на звёзды над головой. — Ты когда-нибудь задумывалась, что будешь делать, если… когда мы, наконец, освободимся от всего этого? — вопрос повис в воздухе. Он был не из тех, кто начинал подобные разговоры, поэтому вопрос её очень удивил. Тав с подозрением приподняла бровь. — Ты пытаешься меня отвлечь? Астарион изобразил невинность, и в его голосе прозвучала насмешливая искренность. — Отвлечь тебя? Уверяю, я бы никогда не опустился до такого! Она слегка улыбнулась и повернулась к нему лицом. — Я не позволяла себе думать настолько наперёд, — неуверенно призналась она. — Но, полагаю… я хотела бы найти место. Какое-нибудь спокойное, где бы прошлое не нависало постоянно. Я бы хотела рисовать и писать собственные картины. С тех пор как она покинула Лунные Башни, в ней поселился какой-то разлад, отдаливший её от той личности, которой она когда-то себя считала. Редкие минуты покоя теперь часто прерывались непрошеными мыслями, вызывая напряжение, из-за которого она постоянно чувствовала себя на взводе. Ухмылка Астариона сопровождалась нотками озорства. — Твоё собственное укрытие, — размышлял он вслух. — Заново написать свою историю с чистого листа. Звучит заманчиво. — А что насчёт тебя? — спросила Тав. Астарион выпрямился с беспечной грацией: — Если мы это переживём, я уйду на покой. Возможно, займусь садоводством. Тав не удержалась и прыснула от смеха. — Ты и садоводство? С трудом себе это представляю. — Образ Астариона, копающегося в земле, казался сильно противоречивым. Но мужчина не растерялся и уверенно ответил, сверкнув глазами. — О, я бы прекрасно справился с этой задачей. Я обладаю уникальным талантом способствовать росту. В основном, конечно, проблем, но какая разница? Кейлет уже поделилась своими знаниями об искусстве полива помидоров. Смех Тав звучал звонко и весело, отдаваясь эхом в холодном воздухе. — Ты же понимаешь, что помидоры нужно собирать и сажать? Как и морковь? Это означает взаимодействие с почвой. Астарион отмахнулся, словно отгоняя незначительное неудобство. — Пустяки, я просто найму кого-нибудь, кто будет заниматься более… земными делами от моего имени. Тав с улыбкой возразила: — Астарион, это не садоводство. Садоводство предполагает марание в грязи, единение с землёй. Наклонившись к ней, Анкунин понизил голос до жаркого шепота и пристально посмотрел на неё, вызывая трепет. — Дорогая, я хорошо знаю другие, более восхитительные способы испачкаться, — шепнул он. Смех Тав заполнил пространство между ними. — И с чего вдруг такой интерес к садоводству? У тебя нет потребности в еде. — Это да, но мои вкусовые рецепторы остались на месте. И я до сих пор наслаждаюсь вкусами. Тав подняла бровь, её тон был вызывающим и в то же время игривым. — А кто же станет твоим поваром в этой идеальной бытовой фантазии? — Гейл, разумеется. — Его столь безоговорочная уверенность вызвала у Тав очередной взрыв смеха. Это было удивительно странно, но она вполне себе это представила. Выражение его лица внезапно стало более серьезным, в уголках рта заиграла легкая ухмылка. — Я мечтал о мести и отомстил. Я мечтал о свободе и получил. Я даже мечтал встретить рассвет без страха, — произнёс он, и его голос нежным эхом разнёсся в тишине. — Греться в лучах солнца — и это тоже получил. — Он помолчал, его взгляд встретился с её, и в животе у неё что-то встрепенулось. — А сейчас я хочу… создать новые воспоминания, наверное. Воспоминания, не запятнанные моим прошлым. Жизнь, в которой выбор будет за мной. Взгляд Тав смягчился, в её чертах отразилась нежность и воспоминания. — Ты проделал долгий путь с тех пор, как мы познакомились. — Намекаешь, что я размяк? — притворно возмутился Астарион. Она тепло и искренне рассмеялась. — Вовсе нет… ты стал… более спокойным, что ли. Тебе идёт. Астарион задумался, глядя в ночное небо. В последнее время его жизнелюбие стало заразительным, завораживающим. Он улыбался более искренне, в его поведении сквозила непринуждённость в те моменты, когда он позволял себе расслабиться. Это завораживало, и она была безмерно рада, что он чувствовал себя достаточно уверенно в их компании, чтобы всё больше и больше раскрывать эту сторону себя. Наблюдая за этим, она испытывала неописуемую радость. Тав также видела, каких огромных усилий стоило ему медленное преображение. Это было не просто изменение в поведении, это было изменение взглядов. Он осознанно шёл к достойной его жизни, даже если только начинал понимать, что это значит. Ей захотелось отплатить ему тем же. Приложить усилия и рассказать ему обо всём. Она прикусила губу, чувствуя, как на неё наваливается напряжение, сгустившееся от невысказанных слов и тяжести признаний, которые еще предстоит сделать. Тав перевела взгляд на его профиль, желая поскорее избавиться от давящей на неё тайны — груза, который она несла слишком долго. — Астарион, я… кажется, знаю, кто мог стоять за продажей артефакта на аукционе, — с трудом выдавила она срывающимся шёпотом. Она внимательно наблюдала за ним, желая уловить его реакцию. Астарион отреагировал спокойно, но не повернулся к ней лицом. — Разве мы уже не обсуждали это? Фэйлен ведь уже всё нам рассказала, — ответил он пренебрежительно. Тав покачала головой, выразительно взглянув на него. — Всё не так просто, — призналась она, придавая словам тяжёлый подтекст. Между ними повисла пауза. Астарион устремил на неё пристальный и внимательный взгляд. — Ты снова так смотришь… как будто тебя преследуют, — мягко, но испытующе заметил он. Пульс эльфийки громко стучал в ушах, неумолимый ритм вторил учащённому сердцебиению. От волнения у неё дрожали ладони. Она глубоко вздохнула, набираясь смелости. — Ты знаешь, как это бывает — хранить секреты, — начала она, не сводя с него глаз. — Всё начинается с малого, даже с незначительного. Но если бежать от этого, держать в тайне… Это растёт, превращается в такое… чудовище, что ты больше не можешь этого выносить. Астарион вопросительно посмотрел на неё, приподняв бровь. — О чём именно мы говорим? Тав сделала ещё один глубокий, дрожащий вдох. — Я пытаюсь сказать, что… не была с тобой честной, — призналась Тав, и это признание показалось ей одновременно и освобождением, и оковами. — Имеешь в виду свою маленькую тайну в Лунных Башнях? — тон Астариона был лёгким, но взгляд острым, пронизывающим до глубины души. Тав просто кивнула, и на лице её отразились смущение и беспокойство. Лицо Астариона было нечитаемым, его глаза ничего не выдавали. — Кажется, — продолжила Тав с дрожью в голосе, — я могу оказаться не той, за кого ты меня принимаешь. Она понимала, что с каждым предложением играет в ужасную игру на время, но никак не могла подобрать нужных слов. Однако больше всего её удивила реакция Астариона. Он принял удивлённое выражение лица, положил руку на грудь и, изображая шок, поддразнил: — Что-что? Наша Тав, образец праведности, вела двойную жизнь? Может быть, похищала девственниц в кромешной ночи? — Его смех был глубоким, полным веселья. Тав растерянно моргнула и ответила со смесью разочарования и сарказма. — Обхохочешься. Рада, что тебя смешат мои проблемы. Его смех заполнил всё пространство. — Воистину, это ожидание убивает меня! — воскликнул он, вытирая со щеки набежавшую слезу. — Ты так ловко обходишь эту тайну со всех сторон, что я весь в предвкушении великого открытия. Обеспокоенная и немного встревоженная Тав замешкалась. — Неужели ты ни капельки не разочарован и не встревожен? — А почему я должен? — Астарион бесстрастно пожал плечами. Его и правда это ничуть не беспокоило. — А что, если я скажу, что правда похищала девственниц при лунном свете? — полусерьёзно возразила Тав. — Я бы впечатлился, — усмехнулся Астарион. — И, возможно, немного бы позавидовал, что у тебя были такие приключения, да без меня, — сказал он более низким и глубоким голосом. — Однако надеюсь на ещё более захватывающую историю, чем эта. — А если я не та, кем ты меня считаешь? Он сделал паузу, и выражение его лица смягчилось, став более искренним. — Тав, ты мало что можешь сказать такого, что заставило бы меня отвернуться от тебя. Ты застала мои худшие моменты; как я могу поступить иначе? Он сказал это так, словно это была самая очевидная вещь в мире, и сердце её дрогнуло. Под взглядом Астариона она почувствовала себя беззащитной, уязвимой. Его абсолютное принятие заставило её почувствовать себя на удивление спокойнее. Неужели она слишком остро реагирует? Неужели она позволила своей тревоге превратить своё признание в монстра, которым оно никогда ни было? Сможет ли она действительно открыть всю правду о своём прошлом? И если да, то что тогда? Будет ли смех Астариона звенеть так же свободно, или в нём проявится нотка перенесённого предательства? Его голос пронзил воцарившуюся между ними тишину. — Когда мы снова встретились после стольких лет, ты, показалась мне… другой, — начал Астарион, устремив взгляд вдаль. Тав с любопытством взглянула на него. — В наше время твоя тяга к роли спасителя была очевидна, но в тебе была изюминка, доля безрассудства, которую я находил… весьма пленительной, — он улыбнулся, и Тав почувствовала, как сердце её забилось. — Прошло немного времени, и вот ты уже вся такая серьёзная, как будто потеряла частичку искры, ту восхитительную безбашенность. Понятно, что время сыграло свою роль… но видеть, как эта искра, эта старая добрая Тав наконец-то вернулась? Должен признать, это довольно приятно, — он улыбнулся. — Тебе тоже идёт эта сочетание ответственной и озорной Тав. Она смотрела на него как зачарованная. Пожалуй, впервые он так уверенно говорил о том, что ему в ней нравится. Уголок рта Астариона дрогнул, словно он что-то вспомнил. — И, должен сказать, наблюдать, как ты позволяешь себе оступиться, ошибиться в выборе… на самом деле это довольно приятно. От тебя всегда исходила аура совершенства, почти слишком выраженная. — Ты правда так думаешь? — взволнованно поинтересовалась она. Астарион вальяжно развалился в кресле, озорно сверкнув глазами. — Безусловно… Тот факт, что не только Эрданы получают лучшее от жизни, всего лишь не ошибаясь, даёт мне некоторую… надежду. — Его спокойный тон не оставлял сомнений, но в его словах чувствовалась нежность. — У тебя есть всё, что нужно, Астарион. Всё в твоих руках. — Ах, опять ты в меня веришь, несмотря на мой печально известный послужной список. Как ты можешь ожидать, что я стану судить тебя теперь? Это было бы глупо с моей стороны, — признался он. Затем выражение его лица сменилось игривой ухмылкой, и, театрально вскинув руку, он добавил: — Но, естественно, как может быть иначе? Я ведь, в конце концов, представитель интеллигенции, да? Тав рассмеялась с таким чувством облегчения, какого не испытывала уже давно. Признание её недостатков, высказанное с такой искренней мягкостью, было самым прекрасным, что она когда-либо слышала от кого-либо. Она почувствовала, как мир сузился до них двоих, а далёкие отзвуки Врат Балдура затихли. Ночной воздух был прохладным, тишину наполнял лёгкий шелест листвы. В этот неземной миг её осенило нечто, более ясное, чем лунный свет, заливающий их. Ей не нужно было задумываться или сомневаться; она просто знала, каждой клеточкой своего тела, что любит его. Это было так же естественно, как приливы и отливы, так же неоспоримо, как притяжение луны к морю. Это не было простым шёпотом в её сердце; это был рёв её души. Словно она обрела опору на твёрдой земле. Его шелковистый голос прервал её прозрение. — В этом безумном мире все немного злодеи, как и герои. Зависит от рассказчика, — бархатистым голосом прошептал Астарион. Она выкинула из головы сказку и слегка охрипшим голосом ответила. — Значит, в нашей истории я выступила в роли ложного героя? — Ты пыталась, но нет. Ты как открытая книга, были зацепки, маленькие подсказки, — возразил Астарион, его тон был дразнящим и в то же время проницательным. — Какие? Астарион откинулся на спинку кресла и с удовольствием начал рассказывать. — Для начала ты обманула Зевлора сразу после того, как пообещала ему помочь спасти Рощу. А твоя страсть к исследованию каждого закоулка в поисках добычи? Почти навязчивая. А когда ты с энтузиазмом согласилась на наказание от того жреца — зрелище было ещё то. Не стоит забывать и о том, что ты позволила мне выпить твоей крови — довольно глупый поступок, если учесть, что тогда ты едва меня знала. Ты даже размалевала портрет Влаакит прямо под носом у Лаэзель. Удивительно, что она не пришибла тебя на месте. И каким-то образом ты убедила того жуткого доктора стать мишенью для его собственных медсестёр. Ликование на твоём лице было неподдельным… — Ладно, хватит, — вмешалась Тав, щёки её разгорелись от смущения и смеха. — Я всё поняла. Ты был свидетелем моих самых абсурдных поступков в жизни. Астарион окинул её пронзительным взглядом, а затем спросил: — Твоё прошлое связано с нынешним хаосом? Как именно? Ты что-то знала о камне? — Нет, — призналась Тав, потупив взор. — Я не совсем уверена… Но мне кажется, я догадываюсь, кто украл его у Фэйлен. Но сначала мне нужно это проверить. Чтобы убедиться. Потом я расскажу тебе всё. Обещаю. Даже если окажется, что это тупик в нашем деле. Глаза Астариона заинтригованно заблестели. — Становится только интереснее и интереснее. Я жду раскрытия твоих секретов с затаённым дыханием. Только знай, что мои ожидания очень высоки, и я жду самой скандальной истории. Тав не удержалась от улыбки. — Твоя невозмутимость не должна меня удивлять, но всё же удивляет. Ободряюще усмехнувшись, Астарион наклонился ближе. — Поверь, нет ничего такого, что могло бы меня удивить. Если, конечно, ты не увлекаешься чем-то, выходящим за рамки моего опыта, но даже в этом случае я сомневаюсь, что меня это отпугнёт, — заверил он, глядя на неё почти с нежностью. Сердце у неё ёкнуло. — Откуда такая уверенность? — спросила Тав, подыгрывая ему. — Вообще-то, если подумать, ты можешь быть права, — Астарион вдруг принял очень задумчивое выражение лица и постучал пальцем по подбородку. — Если твоё прошлое столь красочно, как ты намекаешь, то я могу пожалеть, что мы не пересеклись раньше. Если только ты не охотилась на мне подобных, тогда у нас могли бы возникнуть проблемы. — Астарион озорно ухмыльнулся, его глаза заблестели от веселья. — Хотя, должен признать, эта мысль не лишена привлекательности… Представь себе: ты выслеживаешь меня, прижимаешь клинок к горлу, но оказываешься совершенно обезоружена сногсшибательной привлекательностью. О, у меня мурашки по коже! — Ты бы умер через секунду, — взгляд Тав искрился весельем. Лёгкий смешок Астариона наполнил воздух. — Ах, но какая это была бы великолепная секунда, — съязвил он, наклоняясь ближе с преувеличенной восторженной дрожью. — Острые ощущения от погони, опасность… а потом — полная капитуляция. Не смерти, а неоспоримому очарованию, которым являюсь я. — Его брови комично вздёрнулись, в глазах появился игривый вызов. Тав не удержалась и закатила глаза, но улыбка не сходила с её губ. — Твоя самоуверенность — это одновременно и твоё величайшее оружие, и твой самый очаровательный недостаток, — ответила она, придавая своему тону ласковую насмешливость. Астарион приложил руку к сердцу, изображая обиду. — Ах, ты ранишь меня, дорогая. Но, возможно, именно этот недостаток так и манит тебя всё время быть рядом, — размышлял он, и в его взгляде сквозила искренность, которая не соответствовала его шутливым словам. Тав покраснела. Он даже не подозревал, насколько был прав. — В твоих мечтах, — бросила она в ответ, отводя взгляд, но искренне улыбаясь. Он мурлыкнул, в его глазах появился игривый блеск. — Тав, если честно, быть добычей кого-то столь грозного, как ты? Для меня было бы честью встретить свой конец… или, возможно, договориться о более… приятном пленении, — его голос стал низким и хриплым, и её сердце гулко забилось в груди. — Не могу понять, шутишь ты или говоришь всерьёз, — покачала она головой, стараясь сохранить самообладание, но скрыть ухмылку было невозможно. — Возможно, и то и другое. Он сделал паузу, чтобы между ними воцарилась тишина. Затем, с мягкостью в глазах, он наклонился ближе, и его голос приобрёл редкую искренность. — Тав, несмотря на все шутки и насмешки, знай: твоё доверие — это дар, к которому я не отношусь легкомысленно. Несмотря на любопытство, которое ты во мне пробудила, я буду ждать того дня, когда ты будешь готова рассказать свою историю. — Его осторожные слова были подобны чарам, и Тав слушала, словно загипнотизированная. Взгляд Астариона скользнул по её лицу, а затем уголок его рта приподнялся в зловещей ухмылке. — Однако, учитывая обстоятельства и тот факт, что это может помочь прояснить дело, я бы посоветовал тебе поспешить, — негромко рассмеялся он. Тав неуверенно кивнула, и никто не отвёл взгляд. В ответ он наклонился ближе, и его движения стали осторожными, когда он потянулся, чтобы сжать её руку. От неожиданного прикосновения её охватило тепло, которое разлилось по всему телу от кончиков пальцев. Он действовал нежно, но уверенно, обхватив её ладони своими. Большой палец едва погладил тыльную сторону в ободряющем жесте. Затем, пронизанным искренностью тоном, он добавил: — Я буду верить тебе. Всегда. У Тав перехватило дыхание, и она почувствовала внезапный электрический разряд, пронёсшийся по телу и вторящий учащённому сердцебиению. Она не могла оторвать от него взгляда: его близость околдовала её. — Правда? — едва слышно прошептала она. — Конечно, — подтвердил Астарион, встретившись с ней взглядом, и на его губах заиграла озорная улыбка. — Ты доверилась мне без всяких оснований — можно сказать, безрассудно. Тав улыбнулась воспоминаниям, и сердцу стало тесно. Это чувство распространилось по всему телу, окутывая её, даря ей комфорт и ощущение того, что её… принимают. — Вряд ли меня можно назвать образцом добродетели, но если я чему-то и научился, так это избавляться от чувства вины, — продолжил он. — По правде говоря, у меня не было выбора: либо это, либо потерять рассудок… Не со всем ещё разобрался, но… — он покачал головой. — У каждого из нас свои скелеты, главное — не позволять им вечно танцевать в наших шкафах, верно? Выражение лица Тав стало похожим на лёгкий шок. — О? — Не смотри на меня так; я занимаюсь самоанализом, — проворчал Астарион с лёгким язвительным смешком. — Я целую вечность думал, что великое вознесение или чудесное исцеление волшебным образом всё исправит. А оказалось, что это всего лишь мираж, — признался он. Его взгляд на мгновение потерялся в размышлениях о прошлом, но его пальцы так и остались переплетены с её. — Я пока не знаю, что именно мне делать, но это похоже на начало пути вперёд. — Он сделал паузу, и на его губах появилась задумчивая улыбка. — И как ты видела, в какой-то момент я смирился с возможной потерей кольца, что стало неожиданностью даже для меня самого. Это не значит, что я перестал искать что-то получше… Наверное, мои приоритеты изменились. Тав растерялась. — Вау, это… просто вау. Астарион моргнул, словно осознав, что сказал. Он игриво, но смущённо ответил: — Заткнись. Тав почувствовала успокаивающую волну уверенности, утихомирившую бушующие внутри неё волнения. В её сердце зародилась гордость за него. Это был именно тот результат, на который она рассчитывала. Она ощутила внутреннее желание сопровождать его на каждом шагу. Глядя на их сцепленные руки, она почувствовала, как в груди разливается тепло. Реальность была неоспоримой — с ним она чувствовала себя в невесомости, ощущая покалывание кожи на ладонях. На фоне всего происходящего Тав не задумывалась о том, что означает для него их новая «старая» динамика. Объятия, простые ласки, короткие, но напряжённые взгляды — воспринимал ли он эти действия с тем же значением, или это просто остатки старых привычек? Были ли это инстинкты, преобладавшие над сознательным принятием решений? Для неё это было всем её миром. Астарион нарушил молчание: — Тебе не кажется, что пора ложиться спать? Тав отвела взгляд, в её голосе прозвучали покорность и тревога. — Не, я пас. Я не смогу заснуть, и потому буду слишком много думать, или буду слишком много думать, и тогда не смогу заснуть. Никогда не могу определиться. Она была вымотана, но предпочитала побыть с ним подольше. Астарион сдвинулся с места, его тон смягчился. — Ты сегодня произвела впечатление, несмотря на хаос. Для дебюта в маскировке ты превзошла всех, дорогая. Тав нахмурилась. — Но артефакт мы так и не заполучили. Астарион тяжело и смиренно вздохнул, отпустив её, поднялся и быстро оттряхнул пыль с одежды, а затем и с собственных рук, прежде чем снова предложить ей свою ладонь. — Похоже, у меня нет другого выбора. Тав удивилась. Её взгляд метался между его лицом и рукой. Она растерянно взглянула на него. — Что ты задумал? — неуверенно поинтересовалась она. Астарион сверкнул озорной улыбкой, в его тоне игривость сочеталась с серьёзностью. — Вставай, моя сладкая. Пора размять ножки, — промурлыкал он, в его словах чувствовалось лёгкое, убедительное очарование. Когда она взяла его за руку, испытывая недоверие, Астарион мгновенно притянул её к себе и заключил в неожиданные объятия. Сердце Тав учащённо забилось, щёки раскраснелись от охватившего её тепла. Его близость была ошеломляющей, а аромат обволакивал. Он направлял её, положив одну руку на поясницу, а другой переплетая их пальцы. Почти незаметным движением он притянул её ещё ближе, пока между ними не осталось свободного пространства, и она прижалась щекой к его тёплой груди. Он начал мягко покачиваться из стороны в сторону. — Что ты делаешь? — умудрилась прошептать она, пылая щеками. — Обучаю тебя тонкостям вальса под луной для начинающих, — игриво ответил Астарион. — Учитывая, что мы так и не успели потанцевать в хаосе аукциона, я бы сказал, что самое время это исправить. Кроме того, было бы преступлением позволить нашим прекрасным… и творчески сшитым одеждам пропасть, верно? Тав вздрогнула, почувствовав, как его пальцы легонько погладили её по спине. — Но здесь нет музыки. Астарион тихонько начал напевать мелодию, заполняя тишину между ними. Он нежно, но крепко обнял её, прижав её руку к своей груди. Вместе они покачивались в ритме, который создавали сами. Тав прильнула к нему, прислушиваясь к ровному ритму его дыхания. Подбородок Астариона лежал на её голове, и Тав чувствовала, как сердце колотится с такой силой, что у неё перехватывало дыхание. Она слишком долго убеждала себя, что происходящее между ними ничего не значит, что это всего лишь отголоски прошлых воспоминаний, лишённые подлинной эмоциональной привязанности. Убеждала себя, что ей всё равно, что она не способна испытывать подобных чувств. И всё же, когда Астарион притянул её к себе и заключил в объятия, Тав не смогла отрицать: в его отсутствие она чувствовала себя разбитой, словно жизненно важная часть её души увядала, возрождаясь лишь от одного его прикосновения. Ощущения были ошеломляющими, смешивались радость и боль, настолько сильные, что граничили с агонией. Пара двигалась вместе, мягко покачиваясь, а мужской голос напевал тихую мелодию. Тав приоткрыла глаза; её взгляд привлекли бинты, проглядывающие сквозь прорехи на его рукаве, и в ней зародилось беспокойство. — Как твоя рука? — С твоим целительным прикосновением всё стало лучше, чем прежде, — ответил Астарион низким и успокаивающим тоном. Он нежно провёл рукой по её спине, успокаивая мягкими ласками. Она отдалась моменту, позволяя рухнуть стенам, которые тщательно выстраивала вокруг своего сердца. В его объятиях она чувствовала себя в безопасности, как в мимолётном убежище от окружавшего их хаоса. Несмотря на то, что она старалась держаться отстранённо, он стал или, скорее, до сих пор оставался её якорем, источником силы. Что-то связывало их, как бы неохотно она не признавала это. Границы, определявшие их отношения, начали растворяться, каждое его прикосновение, каждая ласка его пальцев размывали преграды до неузнаваемости. С каждым взглядом, с каждым шёпотом её сердце билось всё быстрее и быстрее. Могла ли она осмелиться жаждать большего? Может ли она искать место в его жизни за рамками их только что восстановленной дружбы? Ей захотелось отвлечься от желания разрушить сложившийся между ними порядок вещей. Бессмысленно пытаясь отгородиться эмоций, грозивших захлестнуть её, она нарушила молчание. — Что же нам делать? Кого мы вообще ищем? Нам будто не хватает какого-то кусочка мозаики, — неловко спросила она, пытаясь начать конструктивный разговор. Нежный и успокаивающий голос Астариона коснулся её уха. — Просто перестань хотя бы ненадолго думать, — пробормотал он, и их тела задвигались в такт друг другу. Но как она могла это сделать? Ей отчаянно хотелось отстраниться, но тело отказывалось подчиняться. — Тебе легко говорить. Как тебе удаётся просто отключаться? Разве ты никогда не думал о том, что ждёт тебя впереди, с чем тебе придётся столкнуться? Его одновременно успокаивающий и убедительный шёпот обволакивал её. — Думал, постоянно. Но твои абсурдно-гениальные планы часто отвлекали меня от мыслей. Тав не удержалась и гордо ответила. — Если они срабатывали, значит, не были абсурдными. — Верно, — мягко усмехнулся Анкунин. Он не отпускал её. Его руки продолжали нежно исследовать её спину, вырисовывая на ней узоры, а пальцы слегка поглаживали её руку. Её тело прижалось к его, и она почувствовала, как во рту пересохло. Она не хотела его отпускать. Никогда. Она потерялась в их близости, голос её звучал едва слышно, веки были полуприкрыты. — Теперь ты пользуешься моей тактикой? — Типа того, — ответил легко и с заманчивой мягкостью Астарион. Она не смогла удержаться от шутливого смешка: — Придумай свои собственные трюки. — Зачем изобретать то, что и так хорошо работало со мной? Тав искренне рассмеялась, позволяя себе расслабиться в его объятиях, и их движения слились в тишине ночи. Это было приятно. Прекрасно. Нереально. Её рука скользнула по его спине и легла на его плечо, крепко сжав его, словно хотела приковать себя к нему на неопределённое время, чтобы удержать на подольше. Спустя минуту тишины Астарион заговорил, и от его тихого мурчания по спине пробежала дрожь. — Кто бы мог подумать, что я по собственному желанию буду предлагать кому-либо своё утешение? Тав мягко улыбнулась: — И? Тебе по нраву такая роль? — Неплохо, — признал он, наклоняясь, чтобы прошептать ей прямо в ухо, — хотя, подозреваю, у меня ничего не получается. Твоё сердце всё ещё колотится. Дыхание перехватило. Она почувствовала себя неловко, как будто её застали за чем-то постыдным. Внезапная интимность его шёпота, его тёплое дыхание у её уха вызвали шок. Его близость ощущалась слишком сильно, как сладкая мука, которой она не ожидала. Сердцебиение отдавалось в ушах бешеным ритмом, который, казалось, усиливался с каждой секундой. Она чувствовала себя беззащитной, осознавая, что он властен над ней. Это было безумное противоречие — чувствовать себя одновременно и уязвимой, и защищённой. Несмотря на то, что она знала, как легко он читает её, что он точно знает, почему её сердце вот-вот разорвётся, она оставалась на месте, прижавшись к нему. Она чувствовала себя эгоисткой. Ей не следовало желать его, не после того, как она позволила ему уйти и справляться со всем в одиночку. Его последующие слова прозвучали мягко, нарушив тишину любопытством, которое было столь же интимным, как и прикосновение. — Почему ты отдала мне шкатулку? — прижимаясь к его груди, она слышала как подрагивал его голос. Сердце Тав замерло. Умение Астариона задавать уточняющие вопросы снова застало её врасплох. Эльфы перестали покачиваться. Она не могла заставить себя посмотреть на него и сосредоточилась на кольцах на его пальцах. Она остановилась на единственном ответе, который пришёл ей в голову и не раскрывал, насколько жалкими были её истинные причины для этого жеста. — Потому что она принадлежала тебе. Мне было бы неловко держать её у себя, когда ты был рядом, — едва слышно прошептала она. Но Астарион не отступился, его настойчивый, но ласкающий голос, казалось, пронизывал её насквозь: — Так почему же ты хранила её всё это время? — Наклонив лицо, он провёл носом вдоль её челюсти, и Тав с содроганием выдохнула. Вопрос заставил дрожь пробежать по позвоночнику. Всё её тело внезапно напряглось, застыв в ужасе. Она чувствовала себя неловко под пристальным вниманием. Ей показалось, что он задаёт вопросы, ответы на которые уже слишком хорошо знает. Почему он хотел, чтобы она ответила? В её голове эти слова казались безобидными, но как только она произнесёт их вслух, прежним всё уже не будет. — Пожалуйста… давай не будем об этом говорить, — мягко попросила она. Но в глубине души чувствовала, что готова, как никогда, окончательно сдаться. Она была измучена бесконечным хороводом из избегания, тоски, самозащиты и бегства. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, вновь погружаясь в его аромат. Ноты розмарина и бергамота окутали её — это было реальным, настоящим. Как и нежное давление его пальцев переплетённых с её. Это не было тенью прошлого. Она чувствовала это сейчас. Она знала, что стоит ей ослабить бдительность, и всё будет кончено. Она больше никогда не отпустит его. Он был неумолим, мягко приказывая. — Скажи мне. Именно это я хочу услышать. — Её защита рушилась слой за слоем. Его губы прочертили дорожку вверх, шёпотом касаясь её щеки, пока не замерли в двух шагах от уголка её губ. Собрав осколки мужества, Тав наконец сдалась. — Я… я не могла с ними расстаться. Эта мысль была невыносима. Я хранила их в надежде… — она замолчала, голос её зазвучал с придыханием, — …в надежде, что у меня будет возможность вернуть их тебе. Или хотя бы оставить частичку тебя у себя. Когда последние слова замерли в воздухе, её охватила паника и адреналин. Она почувствовала, как его тело напряглось в ответ, а дыхание на мгновение замерло в напряжении. Вдохнув, Астарион мягко отстранился, посмотрел на неё, и у неё перехватило дыхание. Он убрал руку с её ладони и нежно положил на щёку. Его прикосновение вызвало в ней целый каскад эмоций. Она была близка к тому, чтобы сдаться. Его напряжённый и пронизывающий взгляд, казалось, видел её насквозь, оставляя беззащитной и уязвимой, но в то же время необъяснимо в безопасности. — Астарион… нам нужно идти, — полусерьёзно выдохнула она, сама не зная почему. Протестовать было бессмысленно. Тело было приковано к месту силой, которой она не могла и не хотела сопротивляться. Астарион не двигался, его глаза поблескивали, словно покрытые слоем сдерживаемых слёз. Он перевёл взгляд на её губы. — Ещё слишком рано, — прошептал он, и каждое слово было нежным, как приглашение, которое она с готовностью приняла. — Нам не нужно, пока не нужно. В воздухе между ними витало напряжение, подобное тому, что предшествует буре. Терпение Тав, истощённое погоней и многочисленными препятствиями, с которыми они столкнулись, достигло предела. Она не могла, не хотела ждать «лучшего момента», который, возможно, никогда не наступит. Наступила пауза, нерешительность, отягощённая предвкушением, когда, казалось, весь мир затаил дыхание. Их глаза встретились, словно ища согласия в глазах другого. — Пожалуйста, не уходи, — прошептал он, его дыхание согревало её кожу, а рука ласкала спину, — хотя бы пока я тебя не поцелую, — умолял он, и это разрушило последние запреты. О, да к чёрту всё. В тот же миг, плотину словно прорвало, заставив их встретиться на полпути друг к другу. Когда их губы, наконец, встретились, это была страсть, рождённая годами разлуки и тоски. Это было столкновение всех эмоций, которые она осмеливалась испытывать. Это боль, приправленная сладостью, огонь, который струился по венам с интенсивностью, одновременно пугающей и возбуждающей. Он поцеловал её раз, ещё, и она не могла поверить, как могла жить без этого. Тав вздохнула, прижавшись к его губам, и он тут же схватил её за затылок и притянул ближе, отчего по телу пробежал электрический разряд до кончиков пальцев. Она потянулась к нему с такой же нуждой и притянула к себе, а руки вцепились в его лицо. Поцелуй был совсем не нежным, губы с удовольствием исследовали друг друга, заново вспоминая изгибы и формы. Она провела пальцами по его шелковистым волосам, вспоминая, как они вились вокруг её пальцев. Их поцелуй становился всё глубже, она чувствовала, как его сердце бьётся о её грудь, и его ритм совпадал с диким стуком её собственного сердца. Пальцы провели по его скулам, по линии челюсти, затем по шее, притягивая его ещё ближе. Он тихонько застонал. Его пальцы вцепились в её волосы, словно боясь, что она отстранится. Другой рукой он прижал её к себе. Каждый поцелуй разжигал в ней бурю, которая грозила поглотить целиком. Каждое прикосновение, каждое соприкосновение их губ вспыхивало искрой, сжигая слои страха и нерешительности, сковавшие её сердце, которое теперь громко стучало в ушах. С губ Астариона сорвался ещё один гортанный стон, отзываясь вибрацией по её губам. Его хватка усилилась, рука запуталась в её волосах, притягивая ещё ближе. Это был момент чистого блаженства, момент капитуляции. Астарион отстранился, чтобы взглянуть на неё. Они оба задыхались, их дыхание смешивалось в коротком пространстве между ними. Его глаза были мягкими, наполненными теплом, которого она никогда раньше не видела. Рука отпустила её волосы, большой палец коснулся уголка её рта так нежно, будто Астарион боялся, что она сломается. Он наклонился, и их губы снова встретились с такой силой, что у неё перехватило дыхание, а глаза тут же закрылись. Он был жгучим и одновременно мягким, как первые лучи восходящего солнца, согревающие их своим золотым сиянием. Пальцы провели по изгибу её шеи, оставляя на коже горящие следы. Всё её тело обмякло, и она была благодарна ему за то, что он держит её, позволяя отдаться ощущениям.

—

Их губы двигались в жадном, страстном танце, дыхание тяжелело, сердца бешено колотились. Её ладони переместились с его шеи на плечи, пальцы вцепились в его рубашку, пока она прижималась к нему каждым сантиметром тела. У него кружилась голова, количество ощущений зашкаливало, но он не хотел, чтобы было иначе. Часть его души надеялась, что она оттолкнёт его, дав ему повод вернуться к прежней жизни. Но теперь он понял, что не сможет этого вынести. Сама мысль об этом была подобна лезвию, вонзившемуся в саму суть его существа, оставив его беззащитным и обнажённым. Он вспомнил все те случаи, когда представлял себе этот момент, но никогда не позволял себе поверить, что это может произойти. Облегчение и напряжение боролись за главенство, спокойствие и возбуждение кружились в опасном танце. Он чувствовал надежду, страх и нестерпимую жажду. Каждый вздох, каждый стон был похож на высвобождение сдерживаемого желания, в котором слишком долго отказывали. Теперь было слишком поздно. Вкус её губ был слишком опьяняющим, слишком дорогим, чтобы его потерять. Он чувствовал себя эгоистом. Он не должен был хотеть её. Не после того, что сказал, не после того, как оставил её, веря, что ненавидит её. Их тела прижались друг к другу, идеально складываясь, как кусочки пазла. Нежная, но требовательная ласка её губ зажгла искру, которая быстро превратилась в адское пламя. Когда она приоткрыла их, он с готовностью принял приглашение и погрузился в сладость её рта, встретившись с ней языком. Её вздох, мягкая покорность, прозвучавшая на его губах, — это всё, что потребовалось, чтобы полностью вывести его из равновесия. Это было уже слишком. Вспышка страстного желания, которое тлело слишком долго. Руки Тав исследовали формы его тела, прослеживая линии мускулов, оставляя за собой электрические разряды. Целовались они дико и жарко. Они даже не останавливались, чтобы перевести дух. Казалось, будто жизнь зависела от прикосновения губ, и каждый миг был более захватывающим, чем предыдущий. Каждый сантиметр тела был как жидкое стекло. Её пальцы снова запутались в его волосах, притягивая ближе. Руки Астариона с жаром блуждали по телу Тав, обводя изгибы её спины, талии и бёдер. Со сдерживаемой напористостью он прижал её к стене. Их поцелуи становились всё глубже, каждый миг смаковался, каждое прикосновение выражало желание. И ему нравилась каждая секунда. Он прижался к ней, придавив своим весом к стене. Он чувствовал каждый её сантиметр, тепло её кожи на своей, звук их синхронного сердцебиения — каждое ощущение было ярким мазком на полотне его чувств. Он глубоко вдохнул её неповторимый запах — тот, что остался в его снах, пьянящий аромат, который безошибочно принадлежал ей. Совершенно завораживающий, самый дразнящий аромат, который он когда-либо встречал, окутывал его дымкой тоски. Он слишком долго ждал этого, слишком часто мечтал об этом. И теперь, когда она была в его руках, он хотел, чтобы каждая секунда навсегда запечатлелась в его памяти. Его руки дрожали на её талии от страха перед тем, что всё это значит. Каждый шрам, каждая тень его прошлого, казалось, давили на него, ставя под сомнение его право на это счастье. Он с почти физической болью неохотно отстранился. Их лбы соприкоснулись, и он наслаждался теплом её губ. Они оба задыхались, и их сбитое дыхание было единственным звуком в тихой ночи. Своим прикосновением она, словно ключом, вскрыла замок, который слишком долго существовал внутри него, высвобождая поток эмоций, которые он подавлял. Он чувствовал себя как тень, впервые научившаяся жить под солнечным теплом. Что-то изменилось. Он слышал это по звуку их синхронного сердцебиения. Он чувствовал это по тому, как её прикосновение задерживалось на его коже. Он чувствовал это по сладости её губ. Они так и остались в объятиях, никто не желал разрушать чары. Дыхание Тав согревало кожу. Каждое ощущение напоминало возвращение домой. Его сердце, вместо того, чтобы погрузиться в хаос, вознеслось в безмятежную, непоколебимую уверенность, туда, где ему действительно было место. Долгое мгновение они просто находились в этом пространстве. Астарион поднял руку, его пальцы слегка вздрагивали. Осторожно, он убрал прядь волос с лица Тав, и прикосновение к её коже прозвучало как шёпот. Тав отстранилась, и её глаза, огромные, сияющие и полные бушующих эмоций встретились с его. — Почему ты остановился? — прошептала она дрожащим голосом, и в её вопросе прозвучали разочарование и тоска. Его сердце сжалось от её реакции. Даже он сам был потрясён силой своей решимости. Он вглядывался в её лицо, пытаясь запечатлеть этот момент в своей памяти. — Потому что всего минуту назад не был уверен, что имею право даже начинать, — начал он, его голос был грубым от эмоций. — И, дорогая моя, если бы я сейчас не взял себя в руки, остановиться было бы невозможно. По правде говоря, он с удовольствием продолжил бы пожирать её прямо здесь и сейчас. У Тав перехватило дыхание, её щеки окрасил нежный румянец. — А разве это было бы так плохо? — поддразнила она, её голос нежно ласкал его чувства. Сердце Астариона заколотилось в такт её словам, и он усмехнулся, ощутив прилив тепла. — При других обстоятельствах — нет. — Он сделал глубокий вдох, успокаивая себя. — Но сейчас у меня такое чувство, что… я не хочу торопиться… Не могу понять, почему. В ответ Тав легкомысленно заметила: — Ты выбираешь наиболее «удачное» время поиграть в героя. Астарион фыркнул, в его глазах сверкнуло веселье. — Похоже на то. Его сердце разрывалось между радостью и разочарованием. Какая-то часть его души была бессовестным эгоистом, жаждущим получить всё немедленно, здесь и сейчас. Её взгляд, такой притягательный, подталкивал его к безрассудству, и в то же время он действительно хотел сделать всё по-другому. Это было мучительное решение, он стоял на краю, разрываясь между своим желанием и страхом слишком поторопиться, в спешке наделать ошибок. Тав подняла руку и нежно погладила его по щеке. — Я здесь, Астарион. С тобой. Я больше нигде не хочу быть. Казалось, она видит его насквозь, читая его сомнения. Астарион искал на её лице хоть какие-то признаки сожаления, хоть какой-то намёк на то, что он переступил некую невидимую границу. Но всё, что он видел, было отражением его собственных эмоций. Они стояли на одном и том же краю пропасти, одинаково желая и одинаково опасаясь. Оба сильно жаждали, но сдерживались с одинаковой осторожностью. Придвинувшись ближе, Тав преодолела расстояние между ними, и их лбы снова соприкоснулись. — Ты в порядке? — прошептала она с беспокойством в голосе. — Более чем, — прохрипел он. Он сделал паузу, подыскивая слова. — Мне кажется, это правильно. Ты ощущаешься правильно. Это было преуменьшением. Это было невероятно хорошо, слишком хорошо. Он никогда не испытывал столько противоречивых и соблазнительных эмоций за столь короткий промежуток времени. Ощущения были ошеломляющими, это был водоворот желания и уязвимости, в котором он никогда раньше не ориентировался. Это было сочетание безопасности и уязвимости, голода и сытости, переплетающихся в танце, старом как само время. Ощущение было восхитительным, граничащим с зависимостью. Ему хотелось отдаваться этому ощущению бесконечно. Он не мог насытиться им, но, с другой стороны, ему хотелось выдержать дозу. До конца своих дней. Астарион слегка отодвинулся, и её глаза — зеркало её души — впились в его. В них была уязвимость, своего рода признание, не нуждающееся в словах. Астарион растерялся. — И что теперь? — спросил он внезапно, желая услышать её ответ, зацепиться за её слова. Тав мягко улыбнулась, безмятежное согласие озарило её лицо. — Не знаю, но… разве не прекрасно не знать? — Её вопрос, повторив его собственные слова, сказанные много лет назад, задел его за живое. Астарион усмехнулся. — Раньше да… — признал он, и в его голосе прозвучала нежность. Его лицо приобрело более серьёзное выражение. — А теперь мне кажется, что этого недостаточно. Взгляд Тав углубился, её пальцы нежно провели по линии его челюсти, оставляя за собой огненный след. — Мы разберёмся с этим не спеша. Вместе, — спокойно и уверенно произнесла она. В глазах Астариона сверкнули веселье и вызов, когда он встретил её взгляд, а уголки его рта искривились в ухмылке. — Я не отличаюсь терпением, но с этим… — Его голос понизился до более интимного тона, когда он провёл ладонями по её рукам. — …я хочу не торопиться… и наслаждаться каждой секундой. Она тихонько рассмеялась, наполняя нежностью, которая согрела его до глубины души. — Подумать только, я чуть не лишилась всего этого из-за минутной осторожности. В ответ Астарион нежно поцеловал её в лоб. — Давай не будем повторять эту ошибку, — прошептал он, прижимаясь к её коже, его дыхание было тёплым и ободряющим. Их губы слились в нежном и полном утешения поцелуе. Он был бережным, нарочито сладким, клятвой, произнесённой в тишине. Его руки надёжно держали её талию, а её руки обхватили его плечи в тёплом объятии. Он чувствовал облегчение, надежду. Он не мог поверить, что это действительно происходило. Он прервал поцелуй и крепче обхватил её руками, заключив в крепкие объятия. Тав ответила ему взаимностью, её руки сжали его спину, притягивая ещё ближе. Астарион на мгновение прикрыл глаза, погружаясь в ощущение безопасности и экстатического счастья в её объятиях. — Ты правда этого хочешь? — В голосе Астариона звучала нерешительность, порождённая годами внутренней лжи, которую ему нашёптывали во время неволи — эхо говорило ему, что он недостоин любви, недостоин доверия, обречён оставаться нелюбимым и одиноким. Слова, которые были его правдой на протяжении почти всей жизни и до сих пор не давали покоя. Мысль о том, что его хотят, что кто-то может желать его, была настолько чуждой, что, казалось, бросала вызов самим основам его существования. — Да, хочу, — ответила она уверенно и чётко, мягко улыбнувшись. — Я думала об этом больше, чем ты можешь себе представить. Её уверенность почти слишком легко разрушила его глубокие сомнения. От неприятия, которого он ожидал, не осталось и следа. Вместо этого он ощутил такое сильное принятие, что оно показалось ему почти чужим. Астарион поцеловал её в макушку и с лёгкой игривостью ответил: — Ну уж точно не так часто, как я. Голос Тав, хрупкий и полный эмоций, отдавался вибрацией по его телу, когда она ещё крепче обняла его: — Я скучала по тебе. — Прости меня, — прошептал Астарион в ответ, и слова заскреблись в его горле под тяжестью тысяч извинений. Перед ней была его самая настоящая, самая ущербная суть, и всё же она хотела его… от этого осознания его охватило чувство неверия. Его переполняло счастье, такое сильное, что казалось, его сердце может разорваться от избытка эмоций. И всё же какая-то часть его души боролась с неприятием, удивляясь тому, как она могла хотеть кого-то вроде него. Он молча поблагодарил свой эгоизм. Без него он мог бы испортить этот драгоценный момент при первой же возможности. Астарион осторожно отступил на шаг, затем протянул руку с молчаливым приглашением, и его взгляд остановился на её глазах, завораживающих сочетанием зелёного и голубого цветов в золотом сиянии восхода. Теперь он видел её полный доверия взгляд, блестевший от непролитых слёз. Будущее вырисовывалось большим и неопределённым, но он не боялся. Когда Тав взяла его за руку, это было похоже на молчаливое обещание, которое не нуждалось в словах. На мгновение оба замерли, держась за руки. Затем, игриво ухмыльнувшись, Тав подалась навстречу и заключила его в крепкие объятия, заставшие его врасплох и вызвавшие лёгкую растерянность. Он улыбнулся и с не меньшей пылкостью обнял её в ответ. — Я и забыл, какой ты можешь быть прилипчивой, — поддразнил Астарион, в его голосе смешались веселье и нежность, хотя он всё крепче сжимал её, не желая отпускать. — Считай это напоминанием, и лучше привыкай. У тебя не будет недостатка во мне, — игриво, но искренне ответила Тав. Его охватило чувство целостности, как будто разрозненные части его существования вдруг встали на свои места. Её тепло, её аромат наполнили его чувства, удерживая на месте. Мягкость её тела, сила её объятий. Он скучал по ней, даже не осознавая, насколько сильно. Бросив взгляд в сторону, он заметил, что небо меняет оттенки. — Смотри, солнце встаёт, — с эмоциями в голосе прошептал он. Ему показалось это излишней сентиментальностью, но он осмелился подумать, что сам восход солнца стремится стать свидетелем новых воспоминаний, которые он создавал. Тав слегка сдвинулась с места, её голова по-прежнему лежала на его груди, и она следила за его взглядом, не разрывая объятий. Астарион чувствовал, как быстро бьётся её сердце — успокаивающий ритм в тишине рассвета. Он не мог поверить в это. Он стоял на крыше, а Тав крепко обнимала его. Он с трудом понимал, что происходит. С тех пор, как они взорвали дворец Касадора, он чувствовал лёгкость, которой не знал раньше. Как будто огонь не только уничтожил здание на холме, но и зажёг в нём веру в то, что он достоин чего-то лучшего, чего-то большего. Он начал надеяться на возможность лучшего будущего, которое, как он надеялся, разделит с ней. Несмотря на ядовитый шёпот, который терзал его, твердя о собственной недостойности, общение с Тав заглушало эти сомнения. Тишина их объятий, ровный ритм биения её сердца в такт его были самыми приятными и успокаивающими ощущениями, которые он испытывал за последние столетия. Внезапно Тав задумчиво нарушила тишину. — Интересно, что там происходит… наверное, ничего хорошего, — заметила она с беспокойством и усталостью. Астарион едва не закатил глаза от раздражения. Неужели она переняла у своих вездесущих спутников эту удивительную способность невовремя прерывать лучшие моменты? Он прекрасно знал о её склонности к переутомлению, но это было уже слишком. — Если ты снова пытаешься спровоцировать меня на поцелуй, учти, я могу сразу перейти к укусам, — поддразнил он. Смех Тав прорвал торжественную атмосферу, и её взгляд встретился с его. — Как бы меня ни привлекало твоё предложение, это не совсем то… Я не могу не волноваться. Что-то не даёт мне покоя, — призналась она, и между её бровей пролегла озабоченная складка. Он почувствовал, что напряжение ещё не совсем покинуло её. Он бы предпочел, чтобы этот момент растянулся в вечность, чтобы они так и остались в этом убежище на крыше, укрывшись от какофонии требований, ожидавших их внизу. Однако суровая реальность подтачивала края этого безмятежного пространства, своим бесконечным списком задач, которые требовали их внимания. Его раздражало это постоянное противостояние между миром настоящего и проблемами мира под их ногами. Всегда находилась проблема, которую нужно было решить, тайна, которую нужно было разгадать, угроза, которой нужно было противостоять. — Неужели мир не может хоть раз позаботиться о себе? — разочарованно пробормотал он, крепче прижимая её к себе. Ему нужна была только она, только покой и блаженное неведение того хаоса, который их ожидает. — Боюсь, мир ещё не овладел искусством самосохранения, не втягивая нас в свою неразбериху, — ответила она, в её тоне прозвучал легкомысленный сарказм. Он почувствовал, как она погладила его по спине. — Твоё чувство долга — единственное твоё качество, которое я не могу понять, — вздохнул он смиренно. — Но, признаюсь, то, как развивались события, не внушает доверия, — серьёзно согласился Астарион. — Всё это ужасно нескладно, правда? Как будто нас ведут из одной ловушки в другую, разыгрывая какой-то тщательно продуманный план, — размышляла Тав, её взгляд изучал зарождающийся рассвет, словно ища в нём ответы. Он испытывал те же чувства. Вся ситуация напоминала манипуляцию, словно кто-то затягивал их всё глубже в лабиринт тайн. — Значит, ты тоже это заметила? — спросил он. Тав подняла на него глаза, и её взгляд встретился с его. — Да… Как будто мы невольные актеры в сценарии, написанном кем-то другим, — сказала она, в её голосе слышались нотки покорности и решимости, и она отвернулась, чтобы посмотреть, как солнце поднимается выше, окрашивая небо в пурпурные и золотые тона. Астарион погрузился в размышления с ощущением обреченности. — Похоже, мы всё дальше уходим от реальных ответов. Чем больше мы раскрываем, тем запутаннее становится всё это дело. С одной стороны, это кажется личным, но я никак не могу определить, кто из моих «старых друзей», как красноречиво выразился Петрас, может стоять за этим. Учитывая мою историю, список тех, кого я обидел или проклял, очень длинный. И, к сожалению или нет, я помню очень немногих из них, — с горечью сказал он. При этих словах тело Тав напряглось, её реакция была мгновенной и бурной. — Что? — спросила она с тревогой в голосе, что застало Астариона врасплох. Он почувствовал неловкость. — Ну… как мы уже много раз обсуждали, дорогая, мои прошлые… начинания — это не то, на чём я люблю останавливаться. И, честно говоря, сейчас, с тобой, я бы не хотел углубляться в свои похождения, — сказал он с лёгкой заминкой, надеясь, что они сменят тему. Неужели одним из его самых приятных воспоминаний будет поцелуй с Тав на крыше, что было волшебным поворотом судьбы для его хитроумных планов, а затем её вопросы о его похождениях? Но он не мог отрицать этого — с тех пор как Петрас рассказал ему об этом, он начал перебирать свои воспоминания в поисках того, кто мог стоять за этим. — Пытаться вспомнить кого-то конкретного бесполезно — это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Тав ответила быстро, покачав головой. — Нет, дело не в этом, — сказала она. — Ты можешь не помнить их… но они-то уж точно помнят тебя. Её слова повисли между ними. Она отступила назад, отстраняясь, словно собирая в уме пазл. Озадаченный и всё более обеспокоенный Астарион замялся. — В смысле? — спросил он, в его голосе смешались любопытство и опасение. Лицо девушки резко переменилось, как будто её что-то осенило. — Вот дерьмо, Астарион! — прошелестела она. — Кого мы знаем, кто не в меру информирован, появился именно тогда, когда мы были в тупике, связан с артефактом и утверждает, что знает тебя? — слова вырвались сами собой, и выражение её лица стало ещё более напряжённым. — Может, перейдёшь к сути, моя дорогая? Ты слишком долго общалась с Гейлом, и тебе уже требуется целая вечность, чтобы перейти к пикантным моментам, — пожаловался Астарион, в замешательстве сдвинув брови. Тав приблизилась к нему с напряжённым выражением лица. — Астарион… Я думаю, что за всем этим стоит Фэйлен, — заявила она, и в её тоне прозвучала убеждённость. — Что?! — задохнулся Астарион, ошеломлённый подобным заявлением. — Сам подумай, — настаивала Тав, сжимая его плечи руками, словно пытаясь собраться с мыслями. — Петрас намекнул на нашего общего знакомого, Фэйлен спросила, не узнаёшь ли ты её, как будто проверяла твою память… И она всё время как-то странно на тебя смотрит. — Ну, я же обладаю определённой привлекательностью, — не сдержался Астарион. — Сейчас не время для шуток, — взмолилась Тав с раздражённым вздохом, подходя к краю крыши. — Она чудом выжила, оставленная бандитами, в Лунных Башнях? Ценный пленник, освобождённый, чтобы привести нас прямо к ним? — Она отошла назад, и ее выводы выстроились в ряд, как звёзды в созвездии. — А аукцион? Её нежелание присутствовать на нём, якобы из-за боязни быть узнанной продавцами артефакта? Что, если на самом деле она боялась того, что мы поймём, что они её совсем не узнают? И её история о цветке Суссура… всё это не укладывается в голове. — Она сделала паузу, окинув Астариона изучающим взглядом. — Ты уверен, что не знаком с ней? Астарион задумался. Конечно же, он заметил её странные взгляды и обратил внимание на её расспросы. Он надеялся, что либо подозрения Тав ошибочны, либо, если они и впрямь правдивы, лицо Фэйлен так и не всплывёт в его памяти. Мысль о том, что в прошлом он пытался очаровать её и даже потерпел неудачу, была неприятной. Подобные промахи были нередки в его истории, часто они становились результатом вмешательства разъярённого мужа или особо прозорливого друга. Но чем больше он думал, тем более бесполезным становился его разум. Он действительно не помнил её лица. — Нет… ничего, — признался он. И это начало его пугать. Что он мог с ней сделать? Или же он что-то сделал кому-то из её знакомых? Тав тяжело вздохнула, в голосе её прозвучали сожаление и беспокойство. — Мы не можем оставить это без внимания, Астарион. Если ты подозреваешь Фэйлен, то мы должны учесть то… — …что она играла с нами с самого начала, — закончил мысль Астарион, и в его голосе зазвучали горькие нотки. — А это значит… Тав встретилась с ним взглядом, в котором промелькнул страх. — Это значит, что остальные члены нашей команды угодили в ловушку.

***

5 лет назад Астарион тяжело дышал, всё его тело было покрыто пятнами крови. Кинжал звякнул о холодный каменный пол, когда он рухнул на колени, охваченный потоком эмоций, накопившихся за два мучительных столетия. Его затуманенный слезами взгляд устремился на безжизненную фигуру Касадора, превратившегося в оболочку на фоне темнеющей лужи крови. Тело мужчины сотрясали рыдания, из горла вырывался гортанный крик горя и освобождения. Он убил его. Он больше не причинит ему вреда. Посмотри на себя. Посмотри, кем ты стал. Ты живёшь благодаря мне. Стены замка сотрясались от его мучительных криков, пронзительных воплей ярости и отчаяния. Когда он рухнул на колени, сломленный своим прошлым, его разум превратился в поле битвы мести и скорби, он почувствовал её присутствие рядом. В нём вспыхнула ненависть. Ты — ничто. — Всё кончено. Хватит с меня, — пробормотал он сквозь слёзы, как мантру, чтобы убедить самого себя. Поднявшись с колен, Астарион встретил взгляд Тав с новой, ледяной решимостью. — Между нами всё кончено, — заявил он, и в его голосе слышался яд, порождённый предательством и разбитым сердцем. Он не мог вынести её присутствия, не сейчас. Он хотел, чтобы она ушла, стёрлась из его жизни. Ты ничего не заслуживаешь. Ошарашенная Тав, с зависшей в воздухе рукой, замерла. — Ч-что? — смятение и боль, прозвучавшие в её голосе, отразились в глазах. Её мнимая невинность только подогревала его гнев. Она стала катализатором его падения, символом его слабости. Астарион ответил холодно, с хирургической точностью прорезав хаос момента. — Я бы пожелал вам удачи, — ядовито прошептал он, — но, если быть откровенным… — Его взгляд, острый и непреклонный, впился в неё. — Надеюсь, вы все сдохнете. — Слова, прозвучавшие как мрачное напутствие, оставили за собой ледяной след. Когда слова вырвались, на долю секунды его охватило отвращение к самому себе. Боль и шок, отразившиеся в глазах Тав, потрясли его до глубины души. Ты не заслуживаешь счастья. Его взгляд ожесточился, когда он наклонился к Тав, и в его шёпоте прозвучал яд, который противоречил спокойствию его голоса. — А ты — в муках. Это слово прорезало тишину, врезавшись в сознание Тав с осознанной, мучительной точностью. Ей было больно, ей было мучительно больно. Хорошо. Она обрекла его быть до конца жизни беспомощным, слабым и жалким. Она приговорила его к скитаниям в тени. Ты слаб. Астарион сжал челюсти, в его черепе всё ещё эхом звенели насмешки Касадора. Он резко повернулся спиной к Тав, словно отгородившись от неё непробиваемой стеной. — Убирайся, — пробормотал он, отстраняясь так же окончательно, как и нанося смертельные удары. Он услышал тихие всхлипывания Тав, её смятение и боль. Ты никогда не будешь в безопасности. — Астарион… — Её голос надломился — хрупкая попытка преодолеть навязанную им дистанцию. Он почувствовал, как её взгляд устремился на его удаляющуюся фигуру, отчаянно желая увидеть того, кого она знала. Но его больше не было. Ни для неё, ни когда-либо ещё. Никому не будет дела до такого, как ты. — УБИРАЙСЯ! — прогремел по подземелью голос Астариона — тяжёлый, гортанный выкрик, который эхом отразился от сырых каменных стен. Его тело неконтролируемо содрогалось, слёзы текли по грязному лицу, смешиваясь с кровью. Карлах пыталась утешить, но её слова были лишь отдалённым бормотанием. Наступила тяжёлая тишина, нарушаемая лишь удаляющимися шагами той единственной, которая осмелилась приблизиться к его сердцу. Оказавшись в одиночестве, Астарион почувствовал, как тяжесть изоляции давит на него. Без ритуала он был беззащитен и уязвим — слабое вампирское отродье, лишённое защиты, лишённое смысла. Ноги привели его в личные покои Касадора, где от переполнявших его эмоций подкосились колени, и он рухнул на холодный камень, харкая кровью. Ты жалок. Голос его мучителя преследовал его, как неотступное пророчество после победы. Он затыкал уши руками, но это было бесполезно. Голос пронзал его насквозь, неотвратимое эхо его самых глубоких страхов. Он раскачивался взад-вперёд, ища утешения там, где его нельзя было найти, а его тело сотрясали рыдания. Он почувствовал, как холод пробирает его до костей. Осознание того, что удаление личинки сделает его ещё более уязвимым — обречённым прятаться в тени, невидимым, никому не нужным — само по себе было мучением. Как крыса, — с горечью подумал он, — существо, презираемое и преследуемое, которому негде найти своё место. Ты мой. И навсегда будешь моим. — Нет! — закричал он, сопротивляясь, хватаясь за воздух, словно мог физически вырвать из своего сознания эти навязчивые слова. Сердце гулко билось о рёбра, бешеный барабанный бой призывал его отбросить цепи, которые пытались связать его даже в смерти. Он был свободен, чёрт побери. Касадор был мёртв, а вместе с ним умерло и право претендовать на любую часть его души. Никто в тебя не верит. Эти слова, злорадный шёпот, подрывали его вновь обретённую решимость. — Заткнись! — выплюнул Астарион слова в пустоту полным презрения голосом. Тав верила в него, значит, это неправда. Затем, словно удар под дых, на него обрушилось осознание… Тав. Он резко прекратил всхлипывать, и тишину прорезал резкий вдох. Вздрогнув от ужаса, он вскочил на ноги, его движения стали беспорядочными, когда он бросился обратно к месту ритуала. Паника затуманила его зрение, когда он осмотрел место, и сердце его заныло. Его сородичи собрались, освободившись от своих собственных кошмаров, а Тав… Тав ушла. Отчаяние охватило его, и он стал лихорадочно осматриваться, каждая секунда растягивалась в вечность. Её отсутствие, пустота там, где она должна была быть, поразили его с такой силой, что угрожали разрушить саму суть его существа. — Что я наделал? — Вопрос разрывал сознание Астариона мучительным эхом, не желая умолкать. Его тело, прикованное к месту, было тюрьмой, созданной им самим. Эйфория от освобождения, которое должно было ознаменовать начало новой главы, превратилась в кошмарную реальность. Он смотрел на пустое место, где только что стояла Тав, и её отсутствие казалось зияющей раной в этом мгновении. Желание броситься за ней было непреодолимым, но его конечности предали его, отяжелев от отчаяния, которое приковало его к холодному, залитому кровью полу. Она была где-то в этих стенах, но недосягаемая, разделённая пропастью, созданной им самим. — Астарион? — неуверенный и хрупкий голос Далирии пробился сквозь его мысли. — Всё кончено? Он… мёртв? — Её слова должны были стать утешением, но прозвучали как-то отстранённо. Он молчал, глядя в пустоту. Торжество, вызванное гибелью Касадора, оказалось пустой победой, её сладость превратилась в пепел в его рту. Она ушла. Ядовитый и мерзкий голос, затянувшееся проклятие Касадора, снова пронёсся в его мыслях. Тебя никто не любит. И всё же, вопреки всему, его любили. Но он знал, что никогда больше не почувствует тепла этой любви.