Don't go (Не уходи)

Тав неподвижно лежала в постели, с пульсирующей в такт сердцебиению головной болью и невероятной сухостью во рту от похмелья. На прикроватной тумбочке она заметила чашку с водой, несомненно, оставленную Кейлет. С благодарностью, она с трудом дотянулась до неё и принялась медленно, неторопливо пить. События предыдущего вечера казались размытыми, мешаниной из смехов, разговоров и слишком большого количества алкоголя. По большей части она сохраняла самообладание, пока вдрызг пьяный Эрдан каким-то образом не убедил её допить оставленную им бутылку. А затем внезапное осознание поразило её, как удар молнии. — Блять! — воскликнула она вслух, и звук её собственного голоса эхом отдался в её гудящей голове. Она вскочила с кровати, и её окатило волной головокружения. Комната выглядела той же самой, успокаивающе знакомой. Но её охватила паника, когда она бросилась к шкафу, отчаянно ища шкатулку, которую, как она помнила, нашла накануне. Сердце бешено билось, пальцы шарили по вещам, но шкатулки нигде не оказалось. — Нет, нет, нет, — в панике бормотала она. Трясущимися руками она обшарила всю кровать, приподняла подушки, заглянула под мебель. Но всё было тщетно. Шкатулка исчезла. В голове вспыхнуло воспоминание о её пьяном решении отнести шкатулку Астариону, вызвав новую волну ужаса. — Что я наделала? — прошептала она срывающимся голосом. Мысль о том, что она могла сказать или сделать, будучи пьяной, наполнила её глубоким чувством смущения и сожаления. Её охватили чувство вины и стыда, когда она подумала о том, что, возможно, выставила себя дурой перед Астарионом. Или того хуже… Она мерила шагами комнату, лихорадочно соображая, пытаясь собрать воедино разрозненные воспоминания о прошедшей ночи. Каждая попытка воскресить в памяти какие-либо подробности разочаровывала, будто она пыталась схватиться за неуловимую дымку. Прекратив расхаживать по комнате, Тав принялась растирать виски. — Эрдан, — произнесла она вслух, осознавая, что произошло. Именно из-за пьяного признания Эрдана, его эмоциональной уязвимости она совершила свои безрассудные поступки.

—

Ночь оглашали приглушённые смешки и неповоротливые шаги. Тав, чувства которой были притуплены алкоголем, изо всех сил пыталась отвести сильно опьяневшего Эрдана в его комнату. Каждый их шаг скорее напоминал неуклюжий танец, в котором они качались и спотыкались. — Тссс, ты всех разбудишь, — весело шепнула Тав. С трудом выговаривая слова и теряя равновесие, Эрдан тяжело повис на Тав и Кейлет. — Нет, нет… Я могу идти, — убеждал он, хотя его нетвёрдая походка говорила об обратном. Менее подвыпившая Кейлет хихикнула над заверениями Эрдана. — Конечно же можешь, Эрдан, — сказала она, игриво закатив глаза. — Прямо как новорождённый оленёнок. Они продвигались медленно — три плетущиеся фигуры в приглушённом свете светильников в коридоре. Тав почувствовала смесь веселья и беспокойства. — Мы почти на месте, — успокоила она его, хотя её собственное зрение слегка плыло, из-за чего коридор казался длиннее, чем был на самом деле. Эрдан споткнулся, зацепившись за ковёр, отчего Тав и Кейлет едва не завалились вместе с ним. Они вовремя опёрлись о стену, разражаясь тихим, безудержным смехом. — Ш-ш-ш! — шикнул на них Эрдан, несмотря на собственный смех. Наконец, они добрались до двери Эрдана. Тав повозилась с ручкой непослушными пальцами. Наконец дверь распахнулась, и девушки втащили Эрдана внутрь, уложив того на кровать. — Вот и всё, в целости и сохранности, — объявила Кейлет с торжествующей, но подрагивающей улыбкой. Тав изо всех сил старалась сохранить равновесие: действие алкоголя всё ещё сильно сказывалось на её организме. Постель Эрдана представляла собой груду смятых простыней, а сам он являл собой картину растрёпанного и серьёзного мужчины, пытающегося решительно сесть, что было почти забавно из-за всей тщетности. — Я должен ему признаться, я напишу письмо. Иоласу, да. Я напишу всё, — невнятно проговорил Эрдан, неуклюже нашаривая руками что-нибудь, чем можно было бы написать. Прислонившаяся к стене Тав рассмеялась от изумления и неверия. — С ума сошёл? Ты даже говорить сейчас не можешь, не то что любовные письма сочинять. — Она покачала головой, пытаясь понять пьяную логику Эрдана. — Но я должен! — решительно твердил он. Он снова попытался встать с кровати, но его движения оставались неуклюжими и нескоординированными. — Почему? — спросила Тав, и её голос эхом разнёсся по тихой комнате. — Потому что такие вещи нельзя скрывать. Нужно сделать шаг, показать… иначе как же он узнает? — Слова Эрдана вырывались наружу искренним потоком. Кейлет, молча наблюдавшая за происходящим с недоумённым выражением лица, наконец вмешалась. — Да ладно тебе, любовничек. Напишешь завтра, Иолас сейчас спит и не сможет прочитать, — успокаивающе произнесла она. Выражение лица Эрдана смягчилось, веки опустились, и он лёг обратно. — Спит? Может, мы встретимся во сне? — пробормотал он, и голос его затих, так как он почти сразу же заснул. Тав многозначительно переглянулась с Кейлет, и обе, сдерживая смешки, осторожно укрыли Эрдана одеялом. Тав прислонилась к дверному косяку, её голова слегка закружилась от приложенных усилий. — Спокойной ночи, Эрдан. Постарайся выспаться, — сказала она тёплым от любви и беспокойства голосом. Эрдан пробормотал что-то неразборчивое в ответ, уже наполовину уснув. Кейлет и Тав понимающе переглянулись. — Отлично справились, — слегка невнятно сказала эльфийка. Дроу кивнула, её смех стих. — Точно. Спокойной ночи, Тав. Они обе вышли из комнаты и отправились в свои спальни. Слегка спотыкаясь, Тав вошла в свою личную обитель немного неуверенно двигаясь, а мир вокруг неё вращался сильнее обычного. Знакомый уют её кровати, залитой мягким светом луны, проникающим через окно, был желанным зрелищем. Шкряб растянулся поперёк кровати, глубоко и ритмично дыша, являя собой образец безмятежного сна. Подойдя, Тав намеревалась упасть в мягкие объятия постели и погрузиться в сон. Но падение тут же было прервано резкой, неожиданной болью. — Ай! — воскликнула она больше от испуга, так как поняла, что только что приземлилась на что-то твёрдое. Потирая поясницу, она потянулась под себя и достала шкатулку, ту самую, которую ранее вытащила из шкафа. Сейчас шкатулка в её руках казалась как никогда важной. Чёрная, с замысловатыми узорами, инкрустированными серебром, она была прохладной и гладкой. Пальцы задержались на предмете. Она улыбнулась, прошептав «Астарион» в тишине комнаты. В её голове эхом прозвучали слова Эрдана, сказанные ранее: «Потому что такие вещи нельзя скрывать. Нужно сделать шаг, показать… иначе как же он узнает?» — Эти слова нашли в ней отклик. Мысли невольно вернулись к Астариону — его улыбке, глазам, волосам, голосу. Вздохнув, Тав расплылась в глуповатой, но очаровательной улыбке, пока её сознание пыталось понять, что же значит сделать этот шаг, обнажить уязвимые места и желания, которые она так старательно скрывала. Эта мысль была пугающей и в то же время волнующей, как будто стоишь на краю обрыва, готовясь нырнуть в неизведанные глубины. Взяв шкатулку, Тав ощутила прилив храбрости. С внезапным порывом решимости, пусть и нетрезвой, она встала. Решение принято — она отдаст шкатулку Астариону, сделает тот шаг, о котором говорил Эрдан. Она хотела, чтобы Астарион всё знал, понимал, даже если она не была полностью уверена в том, что же именно хотела сказать. Выйдя из своей комнаты, эльфийка направилась к комнате Астариона, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Шкряб следовал за ней. С приближением к его комнате решимость Тав крепла. Коридор, казалось, простирался перед ней, и каждый шаг отдавался в тишине, словно барабанный бой, возвещающий о её приближении. Деревянная дверь перед ней, ведущая в комнату вампира, казалась барьером на пути к неизведанной территории, пугающей и манящей одновременно. Её сердце бешено колотилось в груди, в какофонии из нервов и выброса адреналина, когда она тихо постучала в дверь. Звук эхом разнёсся по тихому коридору, показавшись громче, чем она хотела. Через несколько секунд реальность обрушилась на неё холодной волной. Ох, Боги… О чём она только думала, принеся эту вещь Астариону глубокой ночью? Какая-то часть её, очень трезвая и рациональная, безмолвно молилась, чтобы он уже спал, чтобы её импульсивный поступок остался незамеченным. Но насмешливый голос в голове напомнил, что даже если он и спит, то обязательно проснётся — он всегда чутко спал. Она беспокойно переступила с ноги на ногу, не отрывая взгляда от дверной ручки и обдумывая возможность поспешного отступления. Но мысль о том, что Астарион откроет дверь и увидит, как она убегает, смущала ещё больше. Голова шла кругом, мысли путались и распутывались, головокружительно петляя. И вдруг, словно в замедлении, она увидела, как дверная ручка начала проворачиваться. Это простое движение вызвало у неё приступ паники. — Вот чёрт! — возникла единственная связная мысль в водовороте её подвыпившего мозга. Когда дверь распахнулась, Тав оказалась лицом к лицу с Астарионом. Он стоял без рубашки, и лунный свет отбрасывал тени на контуры его чётко очерченных мышц. Волосы у него были слегка взъерошены, как будто он провёл по ним рукой, а в глазах читалось удивление при её виде. Тав не могла сказать, кто из них был удивлён больше. На мгновение показалось, что время остановилось. Тав невольно скользнула вдоль линий его тела взглядом, прежде чем посмотреть ему в глаза, и смущённый румянец окрасил её щёки. Астарион притворно охнул и небрежно прислонился к дверному косяку. — Милая моя, что привело тебя на мой порог в столь поздний час? — Его голос был мягким, шелковистым, с нотками веселья. Взгляд пронзал, а близость парализовала её настолько, что она не смогла придумать никакого логичного ответа. Будь он проклят. Тав с трудом обрела дар речи, но его вид застал её врасплох. Шкатулка в её руках внезапно потяжелела. Она сглотнула, пытаясь выровнять голос. — Я… принесла тебе кое-что, — сумела выговорить она, слегка запинаясь. Она протянула вещь, чувствуя внезапное смущение. Астарион перевёл взгляд со шкатулки на неё, и по его лицу пробежала тень любопытства. — Да, я вижу, — сказал он лёгким, загадочным тоном. Он отступил в сторону, открывая дверь шире. Тав крепко вцепилась в шкатулку, пока слегка опьяневший мозг изо всех сил пытался справиться с ситуацией, которую она импульсивно создала. — Нет, я здесь только на минутку, — неожиданно для себя произнесла она с решимостью, которой не чувствовала. Нервно прикусывая губу, она пыталась сосредоточиться на причине, по которой оказалась здесь, а не на мужчине, заставлявшем сердце биться иначе, пусть и признаться в этом после столь недолгих размышлений она всё ещё готова не была. — Я вспомнила, что она у меня, — начала она, но замолчала, когда осознала, насколько интимным был факт, что она хранила его вещи. — Когда… мы расстались, ты оставил свои вещи в лагере, — продолжила она, чувствуя, как по щекам разливается жар. — Я… взяла всё, что смогла. — Её рука слегка дрожала, когда она протягивала ему коробку, а сердце колотилось в груди. Тав гордилась собой, потому что, несмотря ни на что, ей удалось сформулировать разумное предложение, и почти не соврать. Астарион выглядел искренне удивлённым. — И ты её хранила? Смущение Тав усилилось, и она попыталась отмахнуться от него нервной усмешкой. — Как-то так получилось? Я и забыла, что она у меня, — нервно хихикнув, соврала она, избегая его пронзительного взгляда. Шкатулка значила для неё куда больше, чем просто забытые вещи, это была осязаемая частичка их общего прошлого, с которой она не хотела расставаться. Молчание казалось тяжёлым, на его лице были тоска и нерешительность, которые отражались на её собственном. Она отчасти ожидала, отчасти надеялась, что он обнимет её. Часть её жаждала провести с ним ночь, раствориться в уютных объятиях и тепле его губ. Нет. Ты всё ещё немного пьяна, не глупи. Но Астарион просто взял шкатулку с тихим «спасибо», и в его голосе прозвучала грусть. — Не за что, — сумела сказать она и сделала шаг назад. Это было к лучшему. Каждый шаг назад казался ей километровым, но она всё ещё была очарована его взглядом. — Доброй ночи, — добавила она почти шёпотом. Но тут Шкряб невольно разрушил чары, пробежав мимо неё в комнату Астариона. Тав вздохнула и остановилась. — Шкряб, выйди. Мы идём спать, — устало позвала она собаку. Но надеялась, что пёс прислушается к её голосу и даст ей повод задержаться ещё на мгновение. — Всё в порядке, он может остаться, — голос Астариона был неожиданно мягким, почти ласковым. Тав приостановилась, удивлённая его ответом. В его голосе прозвучала теплота, заставившая сердце учащённо забиться. Мне нужно уйти. Сейчас же. На краткий миг их взгляды снова встретились. Затем, слегка кивнув, она отвернулась. Когда она шла обратно в свою комнату, тени в коридоре, казалось, отражали её противоречивые чувства. Что она делала?

—

Воспоминания о прошлой ночи пронеслись подобно безжалостному урагану, и каждая мысль вызывала головокружение больше, чем предыдущая. В голове стучало в такт с бешено колотящимся сердцем, напоминая о том, что она переборщила с выпивкой и эмоциями. Тав мерила шагами комнату, и в каждом движении сквозили сожаление и страх. Нет. Я больше никогда не выйду из этой комнаты. Она остановилась, прижав руку ко лбу, пытаясь унять пульсирующую боль. В животе заурчало. Рано или поздно ей нужно будет спуститься вниз, но эта мысль вызывала беспокойство. Астарион будет там, она была в этом уверена. Как ей смотреть ему в глаза после вчерашнего неожиданного визита? Она уже представляла себе, как он сидит за столом, и на его губах играет такая знакомая полуулыбка. И почти слышала его голос, дразнящий и в то же время обольстительный: «Так-так, это же моя ночная гостья. Вернулась за продолжением или что-то забыла?» Тав тряхнула головой, пытаясь избавиться от воображаемого разговора. От одной только мысли, что ей придётся встретиться с ним лицом к лицу, внутри всё сжалось от смущения. Глубоко вздохнув, она взяла себя в руки и, выйдя из комнаты, спустилась по лестнице, всё ещё переживая события прошлой ночи. Воспоминание о том, как она передала шкатулку Астариону, нависло над ней тучей. Она пыталась придумать объяснение хотя бы для самой себя. Правда в том, что она планировала в конце концов вернуть ему шкатулку, а вино лишь ускорило этот процесс. В этом был смысл, верно?! И всё же, когда она вошла на кухню, желудок скрутило от страха. Кухня представляла собой живописную картину последствий пиршества. Астарион был воплощением бодрости среди страдающей от похмелья компании, его смех звучал чисто и резко, рассекая тяжёлый воздух. Он казался почти невосприимчивым к последствиям вчерашней гулянки, что резко контрастировало с Уиллом, который выглядел так, словно был на грани смерти. Как только Тав появилась в поле зрения, он повернул голову в её сторону и помахал рукой с кривой ухмылкой. В этот момент Тав захотелось воскресить Петраса и попросить его убить её снова. Она сделала шаг вперёд и заметила Гейла, у которого под глазом красовался фингал, а на лице застыло выражение вины и замешательства. Он избегал взгляда Фэйлен, которая наблюдала за ним с необычной смесью веселья и высокомерия. Уилл, облокотившись на подушки, выглядел соответственно после вчерашнего веселья, и спросил Гейла голосом, похожим на шелест опавших листьев. — Что, чёрт возьми, ты сделал, чтобы заслужить этот фингал, Гейл? — прохрипел он. Фэйлен, сидевшая напротив него с нечитаемым выражением лица, сухо ответила: — Ну, он перепутал комнаты. Оказавшись под прицелом любопытных взглядов друзей, Гейл лишь неловко передёрнулся, отводя взгляд от пронизывающего взгляда Фэйлен. Астарион не мог сдержать веселья, его смех явно свидетельствовал о том, что он наслаждается неловкостью Гейла. — И ты за это его ударила? — недоверчиво поинтересовался Уилл. Фэйлен покачала головой: — О боги, нет. Я бы не стала утраждаться. Однако у моей магической руки менее разборчивые вкусы. Гейл едва слышно прошептал: — Этому заклинанию можно было бы найти лучшее применение, — проворчал он, его взгляд метался между раздражением и издевкой. На лице Фэйлен на мгновение промелькнуло удивление, а Шэдоухарт не удержалась от усмешки по поводу затруднительного положения Декариоса. Однако веселость Астариона, казалось, только усилилась, — Честно, я бы неплохо заплатил, лишь бы  воочию понаблюдать за всем представлением, — весело заявил вампир. Тем временем Эрдан выглядел хуже всех. Он держал в руках чашку с водой, на его лице застыла маска замешательства и лёгкого ужаса, когда он попытался собрать воедино события прошлой ночи. У Тав даже не хватило духу обвинить его в тех глупостях, которые она совершила. — Не понимаю, зачем мне нужно это кольцо для хождения под солнцем, когда, очевидно, вам нравится ночная жизнь! Когда следующие посиделки? — спросил он, весело сверкнув глазами. Остальные в комнате ответили коллективными стонами отчаяния: из-за их похмелья сама мысль об очередной гулянке была невыносима. Когда Астарион в небрежном жесте взмахнул рукой, взгляд Тав невольно задержался на ней. И тут она увидела его — на другом пальце красовалось кольцо, которое когда-то носили они оба. От этого зрелища её пронзила дрожь — удивление, нахлынувшее чувство ужаса и ностальгия. Она почти забыла, что кольцо тоже было в шкатулке. И на лице Астариона появилась понимающая ухмылка. Он сделал это нарочно! Хотелось расплакаться, завернуться в одеяло, погладить собаку и съесть весь пирог целиком, чтобы заглушить своё смущение. Шэдоухарт и Кейлет были заняты в дальнем конце кухни, помешивая суп в большой кастрюле, двигаясь слаженно и эффективно. В воздухе витал аромат бульона, приятный запах, обещавший некоторое облегчение от коллективного похмелья. Через открытое окно было слышно, как Лаэзель точила свой меч на улице; ритмичный скребущий звук только усиливал головную боль Тав. Проходя по кухне, девушка старалась сохранять видимость холодного безразличия. Она взяла чашку с водой, так как в горле у неё пересохло, и попыталась непринуждённо присоединиться к разговору. Внутренне она остро ощущала пронзительный взгляд Анкунина. Она едва услышала голос Кейлет. — Садись, Тав, суп скоро будет готов, — сказала дроу с материнской заботой в голосе. Шэдоухарт, привычно помешивая суп, повернулась к Фэйлен. — Итак, что ты думаешь о нашей весёлой компании? — осторожно поинтересовалась она. Фэйлен, молча наблюдавшая за всеми, слегка улыбнулась. — Это… отличается от того, к чему я привыкла. Я всегда путешествовала в одиночку, время от времени встречала на своём пути разных… индивидов, но никогда ни с кем не работала. Должна сказать, что это… уникальное сочетание хаоса и… оригинальности, — заметила она спокойным и сдержанным голосом, но не без доли веселья. Астарион, взглянув на Гейла, у которого под глазом красовался фингал и который всё ещё выглядел слегка озадаченным, язвительно добавил: — И иногда взрывоопасности, как ты сама заметила прошлой ночью. Гейл бросил на него убийственный взгляд. Уилл усмехнулся. — Для нас каждый день — приключение. Иногда более буквальное, чем нам хотелось бы. — Он взглянул на Эрдана, на лице которого отразились сожаление и отчаяние. Тав, желая увести разговор в сторону от вечеринки, сказала. — Может быть, мы успеем подготовиться к аукциону с артефактами, — настойчиво предложила она, всё ещё пытаясь избежать взгляда Астариона. Реакция была незамедлительной и единодушной — кухню наполнил хор стенаний и протестов. Гейл, потирая виски, устало ответил: — Тав, пожалуйста, успокойся. Мысль о составлении планов сейчас причиняет боль. Бледный Эрдан медленно покачал головой. — Даже для меня это немного неуместно, — дрожаще признался он. Выглядел он неважно. Ссутулившийся на стуле Уилл пробормотал: — У нас ещё четыре дня, мы справимся. Не стоит торопить события. Фэйлен, выражение лица которой было спокойным, но решительным, добавила: — Хоть артефакт и моё дело, я тоже считаю, что мы заслужили день отдыха. Тав уставилась на них с явным раздражением. — Но… но у нас так много работы! — воскликнула она, слегка повысив голос от удивления из-за их непринуждённости. Астарион, расслабленно откинувшись на спинку стула, что резко контрастировало с напряжением Тав, умиротворяюще произнёс: — Успокойся, дорогая. Работа никуда не денется. Тав бросила на него разъярённый взгляд. Отчасти это было и его делом. Она почувствовала, как её захлестнула волна беспокойства, а мысли превратились в хаотичный шторм. Ей нужно было отвлечься, чем-то занять мысли, но вместо этого в памяти всплывали воспоминания о предыдущей ночи, вызывающие мурашки по спине. Ей было явно не по себе, внутри бурлили страх и смущение. Она пыталась сосредоточиться на разговоре, но её мысли витали где-то далеко, запутавшись в паутине из «что, если» и сожалений. Астарион нагнулся к ней, выражая беспокойство, но в его глазах плясали озорные чертята. — Дорогая, ты неважно выглядишь. Хочешь чего-нибудь? Тав проклинала себя за то, что встретилась с ним взглядом. Его глаза, лукавые и испытующие, казалось, видели её насквозь, заставляя чувствовать себя ещё более уязвимой. Она хотела отвести взгляд, чтобы избежать его пристального внимания, но не смогла. Зачем он надел это кольцо? Чтобы поиздеваться над ней? Глубоко вздохнув, девушка попыталась успокоить себя, отогнать воспоминания и сосредоточиться на настоящем. — Я в порядке, — сумела произнести она, хотя её голосу не хватало уверенности. Тав почувствовала облегчение, когда, словно маяк в штормовом море, появилась Кейлет, держа в руках дымящуюся тарелку с супом. Аромат разлился по воздуху, мягко напоминая о нормальной жизни среди бушевавших внутри хаоса эмоций. Поставив перед ней тарелку, Кейлет ласково улыбнулась. — Ешь, это поможет, — сказала она, и в её голосе прозвучала заботливая теплота, которая показалась эльфийке одновременно и успокаивающей, и материнской. Она с благодарностью приняла её, обхватив ладонями, и почувствовала, как успокаивающее тепло разливается по коже. Тав подняла глаза и встретилась взглядом с Кейлет, во взгляде которой читалась безмолвная признательность. Она заставила себя слегка улыбнуться, благодарная за своевременное вмешательство. Она зачерпнула ложку супа, вкус которого приятно обжигал язык, отвлекая от неловкости, охватившей её несколько мгновений назад. Тем временем Астарион возобновил свой разговор с Уиллом и Фэйлен, но Тав чувствовала, что он время от времени бросает взгляды в её сторону. И каждый был похож на вызов. Как только Тав закончила трапезу, она быстро встала. — Пожалуй, я прилягу, — сказала она, повернувшись. Она тщательно вымыла посуду и вытерла мокрые руки о полотенце. — Я проверю тебя позже, — объявила Кейлет. Тав улыбнулась в ответ и быстро вышла из кухни. Она укрылась в одиночестве своей комнаты. Ванна, которую она набрала, стала долгожданной передышкой, тёплая вода окутала её успокаивающими объятиями, смывая остатки ночных потрясений. Завернувшись в мягкое полотенце, Тав улеглась на кровать: мягкость матраса резко контрастировала с царившим в её голове хаосом. Она глубоко вздохнула, понемногу расслабляясь, и попыталась успокоить навязчивые мысли, витавшие на краю её сознания. Она почувствовала себя намного лучше после тёплой еды и ванны. Голова больше не болела. Обычно в таких ситуациях она искала, чем бы себя занять, чтобы отвлечься от лишних мыслей. Но, возможно, было бы неплохо просто вздремнуть, часок не повредит. Но как только она начала обретать спокойствие, стук в дверь вернул её к реальности. Звук был негромким. Возможно, это Кейлет проверяла её. Тав поднялась с кровати и тихо подошла к двери. Повернув ручку, она медленно открыла дверь и широко зевнула; глаза её слегка расширились, когда она увидела, кто там стоит. Сердце Тав учащённо забилось, когда Астарион, полностью облачённый в доспехи и излучающий свойственную ему безрассудную уверенность, прошмыгнул мимо неё в комнату. Его внезапное появление без предупреждения обескураживало. Она покрепче завернулась в полотенце, ощущая неловкость из-за того, что раздета. Взгляд Анкунина ненадолго задержался на Тав, и он игриво ухмыльнулся: — Должен сказать, что как бы тебе не шло полотенце, но вряд ли оно подойдёт для нашей сегодняшней вылазки. Надевай доспехи, дорогая, мы отправляемся навстречу приключениям! — Что? — растерялась Тав, всё ещё пытаясь осмыслить его неожиданное предложение. — Где Кейлет? И что он здесь делает, ведя себя так, будто ничего не произошло? Тав почувствовала себя неловко под пристальным, блуждающем взглядом Астариона, непринуждённо рассматривающего каждую деталь. — Кажется, наш дорогой Эрдан был готов попрощаться с нами; его лицо приобрело довольно омерзительный оттенок. А добросовестная Кейлет отправила меня, как нельзя кстати, к тебе, потому что ему срочно понадобилась помощь, — глаза Астариона сверкнули дьявольским очарованием, а губы изогнулись в лукавой ухмылке. — И знаешь, что нам нужно? Старые добрые ночные похождения. — Он глубоко вдохнул, словно наслаждаясь своей идеей. — Ничто так не поднимает настроение, как тайная вылазка. Обещаю, это будет увлекательно. — С Эрданом всё в порядке? — спросила с беспокойством Тав. Астарион театрально взмахнул рукой. — О, он выживет, хотя его гордость несколько и уязвлена. Этот эльф хлещет вино, словно это зелье жизни, а потом ещё и удивляется, почему его голова кружится сильнее, чем бехолдер в драке. Клянусь, у него, должно быть, аллергия на отдых и веселье — от чрезмерного количества улыбок у него появляется сыпь. Глаза Астариона сверкнули озорством, а в уголках губ заиграла игривая ухмылка. — Ну что, моя бесстрашная спутница, готова пооткрывать несколько замков и заглянуть в тёмные уголки запретного? — в голосе звучали возбуждение и вызов, приглашение к приключению, перед которым Тав было трудно устоять. — Вломиться в чей-то дом? Астарион, я не могу просто… — Она с трудом подбирала нужные слова, сознание превратилось в поле битвы противоречивых желаний. Астарион небрежно прислонился к стене. — Ну же, Тав, брось изображать добродетель. Я вижу этот блеск в твоих глазах — ты жаждешь острых ощущений, да ведь? — увещевал он её, наблюдая с выжиданием и вызовом. — Хочешь чем-нибудь занять себя, чтобы отвлечься от мыслей? Чёрт, он слишком хорошо её знал. При одной только мысли об их прежних похождениях Тав почувствовала искушение, но была непреклонна. — Ни за что. Мне нужно поддерживать свою репутацию, — твёрдо заявила она. Астарион вскинул бровь, дразняще усмехнувшись. — С каких это пор наша Тав стала беспокоиться о своей репутации? Тав посерьезнела, и из её голоса исчезла любая беспечность. — С тех пор как у меня… появилась семья, о которой нужно заботиться, — ответила она, стараясь звучать убедительно, но на самом деле подыскивая оправдания. Астарион наклонился ближе, в его голосе смешались обаяние и вызов. — Да ладно, кто будет возражать, если ты обзаведёшься одной-двумя новыми вазами? Пошли, или мне придётся самому отсюда тебя вытаскивать, — с игривостью и лукавой уверенностью пообещал он. Тав терзалась неопределённостью, царившей в её голове. Астарион пока не упоминал о шкатулке, и ей оставалось только гадать, чем вызвано его молчание. Что это: акт доброты, избавивший её от неловкости, или он выжидал удобного случая, чтобы поговорить с ней начистоту? Все эти варианты её изводили. Её мысли переключились на кольцо, украшающее его палец. Неужели он надел его из каких-то чувств или просто потому, что оно показалось ему эстетически красивым, пережитком прошлого, которое имело ценность только в материальном плане? Тав замерла, скрестив руки, пока предложение Астариона повисло в воздухе. Её тянуло к приключениям, но обязанности не давали покоя. По правде говоря, она боялась остаться с ним наедине. И в то же время ей очень этого хотелось. Поза Астариона была непринуждённой и в то же время вызывающей, одна рука нетерпеливо легла на бедро. Нарочито громко постучав носком сапога по деревянному полу, он склонил голову набок и с притворной беспечностью принялся изучать свои ногти. — Тик-так, тик-так, — нараспев произнёс он. — Ты бываешь невыносим, — с раздражением и с неохотным весельем отозвалась Тав. — Обычно именно в такие моменты ты проявляешь наибольший интерес. — Его игривый взгляд встретился с её. Тав почувствовала, как сердце непроизвольно дрогнуло, а от его близости и низкого тембра голоса по спине пробежали мурашки. — Не льсти себе, — насмешливо ответила она, собрав всю силу воли, чтобы сохранить безразличие. Однако ухмылка на лице Астариона, полная самоуверенного высокомерия, пошатнула её убеждённость. — О, дорогуша, в этом нет необходимости, — ответил он, и его голос стал глубже, в нём звучала дразнящая надменность, которая показалась ей довольно опьяняющей. Тав понимала, что попала в его капкан. Его предложение, каким бы безрассудным оно ни было, пробудило в ней ту часть, которая жаждала приключений и неожиданностей. — А это будет опасно? Глаза Астариона загорелись ощутимым энтузиазмом. — Конечно же это опасно. Потому и весело! Тав невольно улыбнулась. В безрассудном обаянии Астариона было что-то притягательное, перед чем ей было трудно устоять. Он был как оголённый провод, искрящийся и непредсказуемый. В глазах Анкунина заплясало веселье, когда он уловил едва заметное изменение в выражении лица Тав: её нерешительность сменилась лёгким возбуждением. Он широко улыбнулся и заигрывающе её поддразнил. — Ах, вот и он! Этот блеск в твоих глазах, когда грозит опасность. Знаешь, это так захватывающе. Обожаю этот взгляд! От его слов по спине пробежали мурашки, смешанные с опасением и нетерпением. — Ладно, ладно… — покорно согласилась она. — Выйди, встретимся внизу. Астарион ухмыльнулся, отступая назад. — Буду ждать, — прорычал он, покидая комнату. Когда за ним закрылась дверь, Тав глубоко вздохнула, ощущая тревогу и волнение. Что, чёрт возьми, она делала?

***

Пока они шли по улицам Верхнего города, Тав чувствовала, как в животе скручивается комок дурного предчувствия. Утренний свет отбрасывал длинные тени, добавляя таинственности знакомому окружению. Присутствие Астариона рядом с ней одновременно успокаивало и смущало. Она заметила, как его глаза, так привыкшие к темноте, с интересом осматривают улицы, с удовольствием любуясь дневной жизнью. В доспехах Тав было ещё душнее, чем обычно, и она то и дело ёрзала, поправляя их. До сих пор Астарион ничего не говорил о прошлой ночи. Она ждала, что он упомянет о шкатулке и кольце, ожидая выяснения отношений, которого до сих пор не последовало. Пока они шли, голос Астариона — в котором слышалось раздражение с оттенком веселья, — прорезал тишину, установившуюся между ними. — О, ради всего святого, перестань хандрить! — Его слова, казалось, повисли в воздухе, снимая напряжение, охватившее Тав. Чувствуя раздражение и смущение, эльфийка быстро ответила, и её голос прозвучал резче, чем она предполагала. — Я не хандрю, — заявила она, пытаясь изобразить негодование. Астарион, не обращая внимания на отрицание, продолжил в своей характерной дразнящей манере. — Разве? У тебя такое лицо, словно ты только что надкусила самый кислый лимон. Тав ещё больше замкнулась в себе, предпочитая молчать, а не доставлять ему удовольствие ответом. Несмотря на все её попытки от него отгородиться, Астарион не унимался. Его поведение изменилось, голос смягчился, сквозь его обычное подшучивание просочилось неподдельное беспокойство. — Что случилось? Отчаяние Тав бурлило где-то под поверхностью, пока они шли по улицам, а вокруг кипела городская жизнь. И она решила пожаловаться на первое, что пришло ей в голову. — Мы должны спланировать наши дальнейшие действия! — воскликнула она. — Может случиться беда. Все спят или прогуливаются по городу, а где-то плетёт заговор злодей! Ответ Астариона был пронизан характерным для него безразличием, приправленным шуткой. — Даже злодеям время от времени полагается отдых. Держу пари, что наш нынешний заклятый враг, вероятно, спит и видит во сне все возможные гадости, и не проснётся до полудня. — Это не смешно, — заявила Тав, и её тон отражал всю серьёзность ситуации. Однако Астарион, казалось, не был обеспокоен отсутствием у неё энтузиазма. — Мы разработаем стратегию, дорогая. Прибудем на аукцион, заберём артефакт в качестве трофея и уйдём, никто и хватиться не успеет. Всё просто, — заявил он, и его невозмутимость делала сложное простым. Беспокойство не утихало. — Мы даже не уверены, что он там будет. — А у нас есть другая зацепка? — возразил Астарион, и его спокойствие резко контрастировало с её нервозностью, возвращая разговор к реальности их ограниченных возможностей. Молчание, охватившее Тав, было красноречивым: в голове бушевали мысли, отчаянно ищущие альтернативу, но безуспешно. — Вот именно, — заметил Астарион с игривой ухмылкой. — Давай-ка мы расслабимся и погрузимся в оживлённый шум города? Глубоко вздохнув, Тав попыталась избавиться от окутавшего её напряжения. Непоколебимая уверенность Астариона, несмотря ни на что, предлагала хоть каплю утешения. Девушка была ему отчасти благодарна за то, что он улавливал её настроение и знал, что она пытается чем-то занять свои мысли, хоть и по совершенно иным причинам, которые только что ему открыла. Его способность сохранять спокойствие посреди хаоса, призывавшая её сделать то же самое, одновременно раздражала и успокаивала. Губы Астариона искривились в полуулыбке, когда он наблюдал за тем, как Тав справляется с собственным смятением. — Ты опять слишком много думаешь. Это у тебя такая особенность, что ли? — Он внезапно остановился, скрестив руки на груди и наблюдая за ней. Тав вздохнула, её раздражение улетучилось под его дразнящим взглядом, и она тоже остановилась. — Возможно. Но если мы пойдём туда вслепую, а это окажется ловушкой… Он шагнул ближе, озорной блеск в его глазах теперь смешивался с напряжённостью, которая приковывала её взгляд. — Тогда мы с этим справимся, придумаем что-нибудь, как и всегда. Ты и я, — заверил он её. Его голос стал успокаивающим бальзамом для её расшатанных нервов. — Но что, если… — начала она, но была прервана лёгким прикосновением пальца к её губам. Сердце совершило кульбит. — Больше никаких «если». Доверься мне. Доверься нам. Кроме того, — он отдёрнул палец, сменив прикосновение на заговорщицкий шёпот, — импровизация — это часть веселья. Разве не поэтому ты держишь меня рядом? Тав не смогла подавить бешеный стук сердца, но на её лице появилась неохотная улыбка. — Да, иногда и ты бываешь полезным, — поддразнила она в ответ. Астарион расхохотался, и этот глубокий, тёплый звук, казалось, эхом разнёсся вокруг них. — Иногда? Я задет. Но, как твой «иногда полезный» спутник, должен спросить — не против, если мы сделаем крюк? — Он указал на менее людную улицу. Помедлив, Тав кивнула. Они свернули, и какое-то время шли в уютной тишине, городской шум перешёл в отдалённый гул. Они миновали несколько небольших магазинчиков, ателье, магазин фейерверков и пекарню. Астарион первым нарушил тишину, перекрывая шум своим голосом. — Ну что, уже расслабилась и успокоилась? — спросил он, подмигнув. Тав медленно выдохнула, что сняло часть напряжения. — Расслабилась, — кивнула она. — Но если что-то пойдёт не так, с тебя выпивка. — Дорогуша, разве я когда-нибудь отказывал? — парировал он, и его уверенность была столь же заразительна, сколь и выводила из себя. Они продолжили прогулку, и энергия города теперь успокаивающим одеялом окутывала измученные нервы Тав. Редкие смешки прохожих, звон бокалов, доносившийся из ближайшей гостиницы, и музыка уличных артистов постепенно снимали напряжение с её плеч. Внезапно Астарион остановился, заметив что-то вдалеке. — Вон там, — сказал он, незаметно указывая пальцем. — Это не тот дворянин из совета? О котором ходили слухи, что он неравнодушен к редким артефактам? Тав проследила за его взглядом и заметила указанную им статную фигуру. — Да, это лорд Вантампур. Если кто и знает о выставленных на аукцион товарах, так это он. Глаза Астариона сверкнули, а шестерёнки в его голове завращались в хищном предвкушении. — Интересно. Столь ценная информация могла бы быть весьма… полезной. Тав скрестила руки на груди, хмуря брови. — Что ты предлагаешь? Схватить его и подвесить над огнём, пока он не выдаст свои секреты? Астариона эта идея, похоже, поразила; в выражении его лица смешались удивление и восхищение. — Вообще я думал незаметно надавить на него во время аукциона — возможно, с помощью хорошо спланированного насилия. Но в твоём подходе есть определённое… очарование. Мне нравится. Тав закатила глаза, игриво ухмыльнувшись. — О, пожалуйста, только тише, — упрекнула она лёгким дразнящим тоном. Астарион вскинул бровь, в его глазах появился озорной огонёк. — Я бы с радостью, дорогая. Но молчание — не та добродетель, которой я славлюсь. Невольно, Тав слегка усмехнулась. С наступлением сумерек Тав продолжила идти рядом с Астарионом, а угасающий свет отбрасывал длинные тени на мощёные улицы. Её любопытство росло с каждым шагом, предвкушение и тревога нарастали. Она не могла не заметить едва заметного напряжения в осанке Астариона, необычной серьёзности, подчёркивающей его обычно игривое поведение. — Куда мы идём? — спросила Тав, не в силах больше сдерживать любопытство. — Увидишь, мы уже близко, — ответил мужчина. Тав внимательно наблюдала за ним, отмечая лёгкое напряжение в челюсти и сосредоточенный взгляд. Казалось, он мысленно к чему-то готовился. Они продолжили идти, и шум города вокруг них сменился безмятежной тишиной. Чем дальше они углублялись, тем больше Тав испытывала чувство дежавю. Не может быть. Неужели он правда вёл их туда? Сердце бешено забилось в груди, когда она подняла глаза и увидела ужасное, огромное сооружение, всё ещё возвышающееся на холме. При виде дворца Касадора под сумеречным небом по спине Тав пробежали мурашки. Перед ними возвышалось величественное, зловещее строение, его затемнённые окна смотрели на неё, как безжизненные глаза. Воспоминания, связанные с этим местом, были какими угодно, но только не приятными. Она повернулась к Астариону с расширившимися от неверия глазами. — Астарион… что мы здесь делаем? — голос был едва слышен, в нём звучали страх и тревога. В последний раз, когда они были здесь вместе… это было ужасно, больно. Взгляд Анкунина был устремлён на дворец, его челюсть была крепко сжата, в глазах отражалась буря эмоций. — Пришло время разобраться с прошлым, — сказал он твёрдо. Тав почувствовала, как внутри у неё всё сжалось. Дворец, символ его мучительной истории, стоял перед ней, как навязчивое напоминание о пережитом. На мгновение она засомневалась, разрываясь между желанием убедить его покинуть это место и желанием остаться с ним. Подавив свой страх, она глубоко вздохнула и шагнула к нему ближе. Вампир протянул руку и переплёл их пальцы. Тав удивилась этому жесту, но тут же откликнулась, крепко сжав его ладонь. — Ты в этом уверен? — мягко и обеспокоенно спросила она. — Это место… оно хранит так много тёмных воспоминаний. Астарион остановился и повернулся к Тав, его обычная беззаботность уступила место угрюмости. — Знаю, — признался он. — Но пришло время мне взглянуть им в лицо. Я слишком долго убегал от этих теней. Мне не быть по-настоящему свободным, и я не смогу двигаться вперёд, пока прикован к тому, что здесь произошло. Мы не сможем двигаться вперёд. Она кивнула, ободряюще сжав его руку. — Хорошо, — тихо сказала она. — Я с тобой. Вместе они постояли ещё немного, собираясь с духом, прежде чем шагнуть в тень дворца Касадора, готовые встретить то, что ждало их внутри.

***

5 лет назад На сердце у Тав было тяжело, когда она сидела рядом с Астарионом, казалось, на краю света, и их ноги болтались над краем пропасти. Внизу, словно миниатюрное королевство, раскинулся город Ревингтон, а гавань переливалась в сгущающихся сумерках. Изобель и Айлин присоединились к ним, а Джахейра и Хальсин стали неожиданными, но незаменимыми спутниками на этом пути. На горизонте маячили Врата Балдура, маяк надежды и ужаса одновременно. Когда сумерки сгустились, отбрасывая длинные тени на окрестности, голос Астариона нарушил безмятежную тишину. — Врата уже близко… и Касадор тоже, — мрачно заметил он, и в его голосе прозвучала горечь, заставив Тав повернуть голову и взглянуть на него. Его взгляд был прикован к городу вдалеке, но было ясно, что мысли его поглощены мрачными видениями. — Касадор и Обряд Нечестивого вознесения, — с презрением произнёс он. — Величественное событие, где будут и дьяволы, и отродья… Яд, с которым он произнёс эти слова, был ощутим, его презрение к грандиозной церемонии и великому повелителю вампиров сквозило в каждом слоге. — Грандиозная церемония в честь раздувшегося от важности повелителя вампиров, которая должна вознести его на неизмеримую высоту. И оттуда он, такой высокочтимый, станет глядеть на мир, простирающийся у его ног, где каждый готов сам подставить ему шею. Тав слушала внимательно, её любопытство разожгла пламенная речь Астариона. Его руки двигались в такт словам, рисуя картину церемонии, столь грандиозной, что она требовала подчинения всего мира. И всё же, за сарказмом, она почувствовала тень чего-то. — Звучит так, будто ему завидуешь… — осторожно произнесла она. Его смех, резкий и внезапный, нарушил тишину вечера. — Ещё бы. А почему бы ему не завидовать? — отозвался Астарион, в его голосе прозвучала смесь шутки и искреннего желания. — Главное злодеяние Касадора в том, что он делал это со мной. Если выдастся такой миг, когда я смогу на один шаг его опередить — я займу его место так быстро, что его кровь не успеет запятнать пол. Тав почувствовала, как по спине пробежал холодок, когда до неё дошла вся серьёзность слов. В его голосе звучала решимость, граничащая с одержимостью. — И ты готов на убийство, чтобы отнять у него власть? Убить всех, вовлечённых в ритуал? — спросила она, понизив голос почти до шёпота, боясь услышать ответ. Когда смех Астариона снова наполнил воздух, он пренебрежительно махнул рукой, его слова испугали своей непринуждённостью. — Что такое горстка рабов этого негодяя? Если они хоть немного похожи на меня, когда я был порабощён, они всё равно почти умоляли о смерти. — Лёгкость тона не соответствовала смыслу его слов, вызывая у Тав глубокую печаль. Она даже представить себе не могла, что он, должно быть, пережил, какое отчаяние однажды заставило его мечтать о смерти, как о спасении. Его жажда мести, хоть и понятная, вызвала в ней смешанные чувства. Однако гнев Астариона вспыхнул с новой силой, когда он заговорил о своих многовековых мучениях, и в его голосе зазвучала ярость. — После двухсот лет по уши в дерьме, в беспросветном дерьме… — гневно прорычал он в прохладном вечернем воздухе. Затем, так же быстро, его тон смягчился: — …я заслужил хоть что-то хорошее. — Для меня самое главное — чтобы у тебя всё было хорошо, — неожиданно для себя произнесла Тав. Она говорила искренне, её единственным желанием было защитить его, освободить от оков прошлого. Астарион встретился с ней взглядом, и в его глазах промелькнула благодарность. — Я знаю. Для меня это тоже важно. И ещё мне нужны силы, чтобы оберегать тебя, — заверил он, не скрывая искренности. — Я лишь хочу сказать: такой шанс надо использовать. Если мне выдастся возможность стать ещё более великолепным ублюдком, чем сейчас — зачем отказываться? Его попытка пошутить ничуть не успокоила Тав. Она понимала его стремление к власти, к шансу возвыситься над своим мучительным прошлым. И всё же она не могла избавиться от ощущения, что цена таких амбиций может быть слишком высока. Возможность потерять Астариона из-за его жажды мести или, что ещё хуже, из-за самой тьмы, которой он стремился овладеть, была ценой, о которой она не могла и помыслить. От этой мысли защемило сердце, и хотя она улыбнулась в ответ на его слова, беспокойство внутри никак не желало утихать. В воздухе между ними витала тяжесть слов Астариона, когда он излагал их план с решимостью и мрачным юмором. — Только прежде чем явиться к Касадору незваными гостями, давай сначала разузнаем о ритуале побольше. Может быть удастся выведать подробности у моих старых приятелей, других отродий… чтобы твой покорный слуга был во всеоружии для своего вознесения. — Сарказм в его улыбке почти не скрывал напряжённости, и при упоминании слова «вознесение» у Тав защемило сердце. В этом слове было столько смысла, столько тьмы, особенно когда оно звучало из уст Астариона. И всё же её решение было очевидным: она преодолеет любой путь, столкнётся с любой угрозой, если это обеспечит его счастье… его безопасность. — Если только ты уверен, что тебе не будет слишком тяжело снова встретиться с ними, милый, — мягко сказала Тав. — О, ты просто прелесть, — нежно ответил мужчина. — Ничего. Я справлюсь. Они, конечно, напомнят мне о самых отвратительных годах моей жизни, но я теперь стал куда сильнее. — Было очевидно, что его беззаботность служила прикрытием, но эльфийка понимала, что встреча со своим прошлым не обойдётся без испытаний. Вероятно, он и сам это понимал. Возможно, даже слишком хорошо. До ужаса. — Если мы не отыщем моих собратьев, они сами к нам явятся. Вероятно, с клыками наголо. — Реальность их положения была очевидна: опасность подстерегала на каждом шагу, особенно вблизи владений Касадора. Было очевидно, что она будет защищать Астариона, чего бы это ни стоило. — Лучше первыми добраться до них и развязать их славные язычки. Если Касадор не изменил приказ, они сидят в своих норах в городе, ищут новых жертв. — Стратегия Астариона была разумной, но его последующие слова пробрали Тав до костей. — Думаешь, мы сможем его победить? Хватит ли нам сил? — в голосе Тав слышалось беспокойство не только за их задачу, но и за успех, который мог бы так много значить для Астариона. — Мы, конечно, убьём его, но это далеко не всё. Подумай об этом, — он поднял палец вверх, как будто хотел нарисовать что-то в небе. — Похоже, что Касадор, несмотря на все его злодеяния, продвинулся дальше, чем когда-либо удавалось кому-либо из моего вида. Он на грани свершения чуда. — Слова несли в себе тяжёлый подтекст, и Тав не могла не ужаснуться. Чуда? Для неё это прозвучало скорее как проклятие. — Возможно, это начало, а не конец. Теперь я вижу себя со стороны. — Взгляд Астариона стал отстранённым, в его глазах зажглось представление о могуществе. — Лорд, король, хозяин… Сердце Тав ёкнуло. Хозяин? Мысль о том, что Астарион попытается заменить Касадора, чтобы, возможно, породить своих собственных отродий, приводила её в ужас. Она любила его, как-то так получилось, но мысль о том, что он примет в себя тьму, которая когда-то поработила его, станет тем, против чего они боролись, наполняла её невыразимым ужасом. Как она может последовать за ним в будущее, окутанное такой тьмой? Но как могла этого не сделать, когда каждая клеточка её существа была тесно связана с его? Сердце Тав билось в надежде и страхе, когда она слушала о планах Астариона, о его стремлении к будущему, которое казалось столь же опасным, сколь и заманчивым. Она хотела верить в него, верить, что, когда настанет момент, он выберет путь, ведущий не к дальнейшему проклятию, а к искуплению, к счастью, не запятнанному тенями его прошлого. Она инстинктивно поддерживала его, проявляя непоколебимую решимость, но это сопровождалось молчаливой молитвой о том, чтобы он не почувствовал необходимости меняться, становиться кем-то, кем он ни был, просто чтобы ухватиться за безопасность или власть. Сама мысль о том, что Астарион, мужчина, которого она знала и которым дорожила, изменит свою суть, дабы соответствовать требованиям своего мучителя, была для неё немыслима. Такое будущее она не могла и не хотела себе представлять. И всё же под поверхностью её непоколебимой решимости таилось зерно страха — страха, что манящая возможность завершить ритуал, обрести обещанную силу может оказаться для Астариона слишком соблазнительной, чтобы устоять. Кто она такая, чтобы диктовать ему, что для него лучше, особенно после многовековых оков, сковавших его волю и саму душу? Мог ли кто-нибудь, кто не пережил столь безжалостного плена, понять всю тяжесть стоящего перед ним выбора? Но… тогда, после стольких лет неволи, разве может кто-то знать, какое решение будет правильным? Тав пыталась понять, как увести Астариона от тёмных путей, по которым иногда блуждали его мысли. Она попыталась мягко подтолкнуть его к пониманию того, что ему не нужно погружаться во тьму, чтобы обрести безопасность или определить свою ценность. Касадор, воплощение зла, которое они стремились уничтожить, заслуживал того конца, который они хотели ему уготовить, но Астарион был другим; он заслуживал будущего, которым мог бы гордиться. Сердце Тав сжималось от страха, что Астарион может воспринять силу Касадора как средство достижения цели, возможность обеспечить свою собственную безопасность. Больше всего на свете она хотела, чтобы он понял, что его истинная сила заключается не в подчинении или страхе, а в выборе, который он делает. Всё, что она могла сделать, это продолжать показывать ему это. С этими сумбурными мыслями, проносящимися в её голове, под покровом звёзд, которые, казалось, наблюдали за ними с отстранённым любопытством, Тав протянула руку, и её пальцы переплелись с пальцами Астариона. — Я с тобой… — тихо сказала она. Взгляд Астариона встретился с её взглядом, в котором смешались благодарность, решимость и затаённое чувство чего-то более нежного, более уязвимого. — Мне стало легче, — признался он тепло, что тронуло её сердце, успокоив бурю беспокойства, назревающую в ней. Мягким движением он побудил её встать. — Не будем унывать. Пошли спать, — предложил он. Тав позволила повести себя, и её шаги стали легче, пока они шли к своему лагерю. Ей нужно было поверить в него, поверить, что он сможет справиться со своим прошлым. Это был прыжок веры, но она была готова его совершить.