Don't go (Не уходи)

Когда Тав проснулась на следующее утро, в каждой её мышце всё ещё ощущалось эхо пережитой близкой смерти, но дух её воспарял от неутолимого желания встретить рассвет. Старый ежедневный ритуал всегда возвращал её измученной душе частички покоя. Едва она осторожно поднялась, как тело тут же начало протестовать против этих движений, но решимость эльфийки была непоколебима. Она заплела волосы в простую косу и накинула одеяло на плечи поверх туники, решив уединиться на крыше и встретить рассвет. Тишина раннего утра сулила передышку от внимания вдруг возомнившего себя её защитником Эрдана и его осуждающего взгляда. С тех пор, как она пришла в себя, она столкнулась с огромным количеством обстоятельств, совсем от неё не зависящих, но заставивших её эмоции метаться в надеждах и сомнениях. Разговор с Астарионом стал шагом вперёд, но лабиринт невысказанных слов никуда не исчез. Несмотря на то, что они многое друг другу высказали, раскаялись и извинились, им ещё предстоял долгий путь. И самым длинным, пожалуй, был путь Астариона к собственному прощению. Он был усыпан осколками их прошлого, и требовал терпения и времени. Но Тав видела хрупкий росток надежды, возможность возрождения среди остатков сомнений. Стоило Тав выйти из комнаты, как её размышления прервал неожиданно вынырнувший из-за угла Астарион. — Так и думал, что ты уже встала, чтобы встретить день, — сказал он с заигрывающей беззаботностью в голосе, прислонившись к стене и небрежно скрестив руки. От неожиданности, сердце Тав пропустило удар, но вместе с тревогой, его появление подарило ей чувство облегчения. — Ты меня напугал! — воскликнула она, хотя какая-то её часть радовалась его неожиданному обществу. Она смотрела на Астариона, и сердце её отбивало бешеный ритм в груди. Он выглядел более отдохнувшим, его поведение смягчилось, что резко контрастировало с его внезапным уходом в конце их последнего разговора. И его обыденное отношение совсем не отражало глубины событий предыдущего дня. Тав внутренне разрывалась. Она гадала, стоит ли ослабить бдительность или лучше остаться настороже, опасаясь, что Астарион может скрывать свои истинные чувства, пряча их глубоко под безразличием. Его беззаботность не давала ей покоя, но и давить на него она не хотела. Чему быть, того не миновать. Астарион очаровательно улыбнулся и предложил ей свою руку. — Готова проверить, работает ли кольцо? — взволнованно поинтересовался он. Сердце Тав дрогнуло. Она перевела взгляд с его протянутой руки на выражение его лица, полное надежды и опасений, отражавшиеся в её собственном сердце. Желание сократить расстояние, отмотать упущенное время было очень сильным. Это было похоже на сон, утыканный шипами потенциальной боли. Их прошлое, сотканное из красоты и страданий, заставило задуматься, не безопаснее ли держаться на расстоянии. И всё же его присутствие, несомненно, важное для неё, бередило душу. Когда она осторожно вложила свою руку в его, знакомое тепло окутало её, растопив все опасения. Она решила разделить с ним этот судьбоносный момент, несмотря на водоворот из сомнений и мечтаний, царивший в ней. Они молча поднялись по лестнице на крышу дома Хальсина. Мир вокруг них всё ещё окутывала предрассветная тишина. Воздух был свеж и слегка прохладен, что было типично для раннего утра. Когда они выбрались на крышу, шаги Тав были нетвёрдыми, её всё ещё немного шатало. Внезапно она оступилась и потеряла равновесие. С быстротой молнии, Астарион обхватил её и притянул к себе, чтобы поддержать. — Полегче, Тав. Мы же не хотим, чтобы ты сейчас упала, правда? — сказал он, в его голосе смешались игривое поддразнивание и искренняя забота. Сердце Тав дрогнуло от такой близости: смущение и вновь вспыхнувшее тепло охватили её. Она выпрямилась, и на мгновение инстинктивно обхватила его шею. На щеках вспыхнул тёплый румянец. Наконец обретя равновесие, Тав слегка отступила назад, хотя тепло, исходившее от объятий Астариона, всё ещё ощущалось. Она осторожно откашлялась и слегка отодвинулась. Они выбрали место на краю крыши под сенью деревьев. Сидя бок о бок, они ждали восхода солнца в приятной тишине. Прохладный предрассветный воздух был наполнен предвкушением, и Тав не могла не заметить, как Астарион напрягся, когда первые лучи солнца коснулись горизонта. Наконец, она нарушила молчание. — Что ты чувствуешь? Вновь увидя яркое солнце спустя столько времени? — негромко, но с любопытством спросила она. Астарион повернулся к ней, и на его лице отразилась смесь опасения и удивления. — Честно говоря, это невероятно. Я уже и забыл, каково это — ждать рассвет без страха, — признался он. — Это… ошеломляет, словами не передать. Тав с любопытством и сочувствием наблюдала за Астарионом. — Могу только представить, что это для тебя значит, — негромко сказала она. — Возможно, это шанс начать всё сначала. Астарион с лёгким скептицизмом в голосе усмехнулся. — Новое начало, а может, очередной тупик. Но, по крайней мере, на этот раз я не один, — сказал он, встретившись с ней взглядом. — Я рад, что ты здесь, со мной. Тав почувствовала, как щёки заливает румянец. Неужели он намеренно пробудил в ней эти чувства, или просто её сердце слишком многое уловило в его словах? Сердце её учащённо забилось, пока она пыталась истолковать его намёки. Она взглянула на Астариона, профиль которого чётко вырисовывался на фоне предрассветного сияния. Выражение его лица было задумчивым, он погрузился в размышления или, возможно, воспоминания. Она мягко нарушила тишину: — Каково это — снова увидеть солнце после столь долгого времени, после Пожирателей разума… после всех этих лет во тьме? Взгляд Астариона, затерявшийся в мягком свете, словно отражал воспоминания о прошлом. — Дезориентирует, — тяжело проговорил он. — После веков в беспросветной ночи восход солнца стал шоком, почти болезненным. Но было в этом и неописуемое чувство силы, ощущение, будто я заново родился в мире, который считал потерянным. Астарион повернулся к ней лицом. — Когда я только очнулся под лучами солнца, моим первым инстинктом было убежать, спрятаться от того, что, как я думал, станет моим концом, — с ностальгией и удивлением в голосе начал он. — Но потом ничего не произошло. Я не сгорел, мне не было больно. Это стало… освобождением. Он задумчиво замолчал. — Сперва я начал осторожно исследовать окрестности. А потом увидел тебя, — сказал он задумчиво, повернувшись к Тав и указав на неё пальцем. — Сначала ты спасла Шэдоухарт, затем Лаэзель. Типичная героиня. — Его смех был лёгким, наполненным приятными воспоминаниями. Тав улыбнулась в ответ. — Ты находилась неподалёку, но совершенно меня не замечала. Я некоторое время наблюдал за тобой, пытаясь понять, кто же ты такая. Тав слушала, заинтригованная его рассказом об их первой встрече — моменте, который теперь казался одновременно далёким и невероятно значимым. — Любопытство взяло верх, и я «случайно» столкнулся с тобой. Так наши пути и пересеклись, — его глаза встретились с её, выражая смесь веселья и искренности. — Вот так просто? — в прохладном утреннем воздухе смех Тав прозвучал легко и непринуждённо. — Приставить нож к чьему-то горлу — довольно интересный способ завести друзей, Астарион, — поддразнила она, и в уголках её глаз появились весёлые морщинки. Астарион приподнял бровь, его губы изогнулись в озорной улыбке. — Ну, а ты тоже повела себя весьма некрасиво, — игриво ответил он. — Потому что ты вёл себя как абсолютный засранец, — парировала Тав, продолжая улыбаться. Они расхохотались, и смех раздался эхом на фоне пробуждающегося леса. — Возможно, но это определённо привлекло твоё внимание, верно? Тав рассмеялась сильнее и покачала головой. Через некоторое время она задумалась, её голос был негромким, но чётким. — Давненько мы не сидели вот так… вместе. Астарион повернулся к ней, и их взгляды встретились. — И правда, — согласился он чуть громче шёпота. — Но столько всего изменилось. Тав кивнула, её взгляд вернулся к горизонту. — Но не всё, — тихо сказала она. — Кое-что осталось прежним. Астарион всё смотрел на неё, и Тав почувствовала тяжесть его взгляда. — Например? — спросил он. — Восход солнца, — ответила Тав, указывая на горизонт, где первые лучи восхода начали окрашивать небо в розовые и оранжевые оттенки. — Что бы ни случилось, он всегда рядом. И всегда наступает новый день. Астарион смотрел на небо, и свет медленно озарял его лицо. — Хотел бы я, чтобы всё было так просто. Тав придвинулась к нему ближе, их плечи соприкоснулись. — Может, так и будет. Может, нам просто не нужно всё усложнять самим. Казалось, Анкунин расслабился, и Тав почувствовала, как его напряжение исчезает, сменяясь уютным теплом, которое он теперь излучал. Они сидели в тишине, наблюдая, как солнце выползает из-за горизонта, как его лучи разливаются по ландшафту, заливая всё согревающим золотистым светом. Когда первые лучи солнца почти коснулись лица Астариона, Тав пристально наблюдала за ним, и в её сердце зародилось ожидание и тревога. Сработает ли кольцо? Сможет ли он, наконец, без страха стоять под солнцем? Его лицо, обычно такое настороженное, было открытым и уязвимым. По мере того, как золотые лучи удлинялись, Тав напряжённо следила за мужчиной, готовая, в случае необходимости, принять ответные меры. Однако она надеялась, что на этот раз судьба будет к нему благосклонна. Астарион взглянул на свою руку: кольцо сверкнуло в лучах солнца. — Ну, терять нечего, — сказал он с осторожным оптимизмом. Солнечный свет коснулся кожи Астариона, и Тав затаила дыхание, ожидая любых признаков дискомфорта или боли. Но он просто сидел с закрытыми глазами, и по его лицу медленно расползалось выражение удивления и счастья. — Оно работает, — прошептал он в благоговении, подставляя лицо солнцу и с довольной улыбкой купаясь в его тепле. — Мне этого так не хватало. Сердце Тав переполнилось облегчением и радостью, а на глаза навернулись слёзы. Он сидел, греясь в золотистом свете солнца, как и должно было быть всегда. Он вытянул руки, словно хотел впитать солнечные лучи каждой клеточкой своего тела, и улыбка не сходила с его лица. Эльфийка протянула руку к его и нежно сжала. — Я так рада за тебя, Астарион! Ты заслужил это, каждую секунду под солнцем, как никто другой. — Тав наслаждалась моментом, не отрывая глаз от лица Астариона, навсегда запечатлевая мгновение в своём сердце. Она и не думала, что когда-нибудь сможет опять стать свидетелем подобного. Сейчас он поражал своей красотой и значимостью. — Что ж, думаю, это означает, что я ещё не раз присоединюсь к тебе, чтобы полюбоваться восходом солнца, что скажешь? — игриво спросил он. Тав легко и беззаботно хихикнула. — Неплохая идея. На самом деле она была… в восторге от этой идеи. — Чёрт, как же я по этому скучал, — воскликнул он, теперь уже заразительно смеясь. — Это так чертовски приятно! — и Тав не смогла не присоединиться к смеху. В ней что-то переключилось. Страх, предвкушение — всё это словно растворилось в тёплом солнечном свете. Окрылённая моментом, она задержала взгляд на его профиле. От его вида, такого свободного и открытого, купающегося в солнечном свете, захватывало дух. Он был красивым, буквально золотым в солнечном свете. Её сердце заколотилось в груди от воспоминаний о годах боли и тоски. Астарион медленно повернулся к ней: свет освещал его лицо, смягчая черты его обычного настороженного выражения. Он смотрел на неё, и в его глазах отражались благоговение и счастье. У неё перехватило дыхание, когда расстояние между ними сократилось. Она даже не понимала, как получилось, что их лица оказались так близко. Могла ли она, должны ли они? В её взгляде читался очевидный вопрос: она колебалась в нескольких сантиметрах от его губ. Астарион смотрел на неё с тоской в глазах, и она увидела в его взгляде ту же нерешительность. Но что-то в его выражении лица притягивало её и умоляло подсесть ближе. Тав прильнула к нему, её сердце колотилось, а дыхание перехватывало в горле. То малое расстояние, что осталось между ними, было подобно наэлектризованной струне, которая неотвратимо тянула их всё ближе друг к другу. Казалось, вот оно, на самых кончиках пальцев, только возьми. Подайся вперёд, и всё. Всё, чего ей не хватало, всё, чего она так хотела. Ей казалось, что сердце вот-вот разорвётся, и она медленно, с содроганием выдохнула. Его дыхание защекотало ей щёку. В тот момент, когда их губы уже были готовы соприкоснуться, её охватила неуверенность. Она заколебалась, её разум помутился. Нет. Это его момент. Нечестно пользоваться им, да ещё так. Слегка отстранившись, Тав встретилась с ним взглядом. Момент повис между ними в воздухе, подобно вдруг оборвавшейся мелодии. Смесь тоски и разочарования на его лице отражала её собственное смятение. Переведя взгляд на восход, Тав чувствовала, что сердце бешено колотится, пульсируя адреналином и бурей чувств. Она тут же пожалела об этом. Она была трусихой и ещё имела наглость давать ему жизненные советы? Глупости. Тав почувствовала, как ладонь Астариона мягко взяла её, и их пальцы нежно переплелись. Он поднял их соединенные руки, и Тав повернулась к нему, их взгляды встретились в немом диалоге. Мягким, нарочитым движением Астарион поднёс её ладонь к своим губам и легко, подобно касанию пера, поцеловал. Сердце Тав растаяло от этого жеста, и тепло разлилось по телу. — Но по этому я скучал больше, — прошептал Астарион, и с новым поцелуем его дыхание обласкало кожу подобно нежному шёпоту, вызвав сбегающую по позвоночнику дрожь. Её сердце бешено заколотилось от восторга и сладкой тоски. Тав, с трудом обретя дар речи, наконец прошептала в ответ: — И я. Они были только вдвоём в своём укромном уголке на крыше, и восходящее солнце заливало их золотым светом, окутывая коконом света.

***

Час, который они провели на крыше, окутанные уютной беседой и зрелищем восхода солнца, был подобен блаженству. Когда они спускались по лестнице на кухню, он всё ещё крепко держал Тав за руку. Весь дом был погружён в тишину утренней дрёмы, но Астарион был бодр как никогда, его чувства обострены. Он почти не замечал утренней прохлады, напитавшей стены дома Хальсина, и нежного гула пробуждающейся природы за окном. Его мысли были заняты торжественным восходом солнца. Кольцо сработало. Солнечные лучи поцеловали его кожу, не причинив той жгучей боли, которую он привык ожидать. Надежда, редкое и нежное создание, начала зарождаться в его сознании. Но в этой тихой кухне, перед лицом солнечного поцелуя, он думал только о поцелуе другом, так Тав ему и не подаренном. Она стояла у окна, и ранний свет мягко освещал её, а до комнаты доносился гул далёких голосов. Не будь её с ним рядом, возможность свободно стоять в лучах утреннего солнца была бы лишена какого-либо вкуса, лишь пресным фактом. То, как она смотрела на него на этой крыше, запечатлелось в его памяти — зрелище куда более прекрасное, чем любой восход солнца. Он почти чувствовал, как тяжесть его долгого тёмного прошлого начинает спадать. На протяжении двух столетий ночь была его единственным спутником, с которым он смирился. Но сейчас, когда он стоял и смотрел на Тав с трепетом, вызванным чем-то, чего он не решался назвать, он чувствовал, что тьма постепенно отступает. Астарион ощущал что-то вроде настоящего пробуждения, когда он не просто вступает под солнечные лучи, а открывает глаза на то, что было перед ним всё это время. Если бы его завораживали скупые фразы, он мог бы сказать, что парит над землёй. Но это было не так. Не хватало только одной вещи. Много лет назад Астарион относился к жизни гораздо проще, руководствуясь порывами и желаниями. Он помнил времена, когда без труда притягивал Тав к себе, утопая в спонтанности страстного поцелуя. Но на крыше, когда он сидел рядом с ней, это желание вступило в борьбу с вновь обретённым чувством осторожности и самоанализа. Мысль о том, чтобы просто наклониться и преодолеть пропасть между ними длиной всего лишь в один выдох, была дразняще близка. Казалось, только этого и не хватало, чтобы всё встало на свои места. И всё же вопрос о его ценности не давал ему покоя. Заслужил ли он такой момент блаженства? Вместе с обретённой свободой, не связанной цепями его тёмного наследия, и возможностью делать выбор, пришло и чувство ответственности, и понимание цены, которую нужно платить. Он знал, что его проклятое существование и так стоило многого, и что за такой короткий миг с Тав он, возможно, заплатит вечностью без неё. Вновь ощутить близость, почувствовать её тепло, а затем столкнуться с её полным отсутствием в жизни — это стало бы мукой, пережить которую он вряд ли был способен. Он уже сталкивался с тем, что всё хорошее всегда заканчивается. И он был уверен, что это случится снова. Поэтому пока что он сказал себе, что этого достаточно. Он пытался убедить себя, что это, — что бы это ни было, — всё, что ему нужно, всё, что он заслуживал. И он с ужасом думал о том, что произойдёт, когда наступит день, когда ему этого будет недостаточно. Но в глубине души, где всё ещё бушевали желание и тоска, он не мог не задаваться вопросом, каково это — переступить черту, отдаться чувствам, которые будоражила в нём Тав. Просто отпустить и посмотреть, что произойдёт. Хотя бы на мгновение. Внезапно глаза Тав засияли, и она с заразительным энтузиазмом потянула Астариона за руку. — О, гляди, Хальсин и медвесыч здесь! Идём! — позвала она с мелодичным восторгом в голосе. Астарион позволил увлечь себя, но когда они вышли на улицу и внимание Тав полностью переключилось на животное, её рука выскользнула из его. От её отсутствия он почувствовал внезапную пустоту. Хальсин, со своей обычной приветливой улыбкой, тепло поприветствовал Тав, хотя она уже была поглощена ласковым поглаживанием медвесыча. Астарион наблюдал эту картину, и его охватило чувство растерянности. В происходящем перед ним было тепло, чувство дома и принадлежности, от которого он давно отвык. Подойдя ближе, Астарион встал рядом с Тав, не желая вмешиваться в происходящее и в то же время не в силах быть слишком далеко. Он не хотел обрывать связывающую их невидимую нить, будучи даже просто на расстоянии вытянутой руки. Наблюдая за её радостью, за тем, как она зарывается руками в перья животного, он чувствовал, как улыбка подрагивает в уголках его рта. Голос Хальсина прервал задумчивость Астариона: — Вижу, солнечные объятия больше не пугают тебя, Астарион. — Зоркие глаза друида заметили кольцо на руке эльфа: солнечный свет отражался от его поверхности без вреда для здоровья. — И оно тебе очень идёт. Астарион опустил взгляд на кольцо, затем снова встретил взгляд Хальсина. — Да, похоже, я получил передышку от проклятия, — ответил он несколько удивлённо, всё ещё до конца не веря, что ему дали шанс на новую жизнь. Хальсин, наблюдавший за Астарионом знающим взглядом, который, казалось, пробивался сквозь толщу веков, понимающе кивнул. — При свете солнца мир становится другим. Более живым. Астарион поднял голову и встретился взглядом с друидом. — Да… и, увы, всё становится на виду. Это была правда. Тени, в которых он когда-то прятал свои страхи и сомнения, теперь были освещены, оставляя его открытым и уязвимым. Солнечный свет лишил его отговорок, оправданий того, что он держался на безопасном расстоянии от всего. Его мысли внезапно прервал шум и крики. К ним приближалась группа детей, и Астарион встал в сторонку, не двигаясь. Молчаливый наблюдатель за бурным прибытием подопечных Хальсина. Дети были полны энергии, их юношеский энтузиазм резко контрастировал с его обычной сдержанностью. Он напрягся, и его охватила волна дискомфорта. О, боги, только не шумные дети! Хальсин повернулся к Тав с улыбкой, от которой веяло солнечным теплом. — Тав, надеюсь, ты не против. Как только они услышали, что ты проснулась, они захотели увидеть тебя и послушать твои истории. Тав улыбнулась и приняла детей с распростёртыми объятиями, её лицо озарилось улыбкой, способной затмить рассвет. Маленькая компания — непоседливый тифлинг, два эльфёнка и человеческий ребёнок — восторженно обступила Тав и медвесыча. Астарион держался на безопасном расстоянии, безмолвно умоляя Вселенную, чтобы внимание детей оставалось приковано к чему угодно, но не к нему. Но Тав с озорным блеском в глазах переключила внимание детей на него. — А это Астарион, — игриво объявила она. Глаза детей расширились от благоговения, и Астарион почувствовал на себе их пристальные взоры. Он бросил на Тав взгляд, от которого могли бы завянуть цветы, но она лишь ухмыльнулась в ответ. Дети засыпали его вопросами, их голоса сливались в какофонию любопытства. — Это тот самый супервампир из ваших рассказов? — спросил один из них. — А правда, что вы убили Повелителя вампиров? — вклинился другой. — И дьявола? — поинтересовался третий. Они смотрели на него с нескрываемым обожанием, и их детская невинность перечёркивала всю ту страшную репутацию, которую он ещё надеялся сохранить. Несмотря на то, что он старался казаться устрашающим, их восхищение только росло. Тав явно наслаждалась моментом, наблюдая за плохо завуалированным раздражением Астариона. Её лёгкий и беззаботный смех наполнил воздух. Хальсин смотрел на них со стороны, широко улыбаясь. Глаза Астариона сузились, и он бросил на них свой самый грозный взгляд, от которого опытные воины обращались в бегство. Он наклонился к детям, и в его голосе послышалось низкое рычание. — Вы ведь понимаете, что вампиры — страшные создания ночи? Мы вовсе не герои из ваших сказок на ночь. Но дети лишь придвинулись ближе, их глаза расширились от ещё большего восторга. Маленький дьяволёнок неуверенно наклонил голову. — Так ещё круче! Вы как тёмный рыцарь! Один из эльфят, более смелый, чем остальные, вышел вперёд. — А вы умеете превращаться в летучую мышь? Можете нам показать? Человеческий ребёнок подпрыгнул на носочках, хлопая в ладоши. — А вы правда сражались с целой армией злодеев? Астарион стоял, на мгновение ошеломлённый их энтузиазмом, который, казалось, только больше разгорался от его попыток устрашения. Он скрестил руки на груди, его поза была твёрдой, но уголки рта выдали его, скривившись в непроизвольной улыбке. — Вы правда пьёте кровь? — добавила девочка, её глаза блестели от любопытства и восторга. Маленький дьяволёнок, не обращая внимания на грозный вид Астариона, подёргал его за штанину. — Вы можете научить нас пугать людей? — взмолился он, явно больше впечатлённый, нежели напуганный. Смех Тав звучал отчётливо и звонко, когда она наблюдала за неудачными попытками Астариона. — Похоже, у тебя появились поклонники, — весело поддразнила она. Любопытные взгляды детей были пронзительны, и Астарион чувствовал, как в их юных, полных воображения головах вращаются колёсики. Одна из детей наклонила голову, и любопытство озарило её черты. — Эй! А почему вы можете стоять на солнце? — спросила она с искренностью, на которую способен только ребёнок. Астарион наклонился к ним, и наигранным зловещим голосом, с налётом всех прожитых веков произнёс, сузив глаза для усиления эффекта: — Потому что я очень могущественный. Настолько, что могу переломить детей, как прутики… с той же лёгкостью, как греюсь в лучах солнца, — он поднял руку и щёлкнул пальцами. Дети задержали дыхание, их глаза расширились, но не от страха. — Круто! — воскликнули они в унисон, и на их лицах отразилось скорее воодушевление, чем ужас. Астарион выпрямился, на его губах заиграла кривая улыбка, как бы сильно он ни старался сохранять суровость. В конце концов, восхищение детей было не так уж плохо. Ему нравилось, что они не скрывают своего беззастенчивого трепета. — Конечно, я исключительный в своём роде, — заявил он, подмигнув детям, что противоречило его хвастливым словам. Тав расхохоталась, и Астарион повернулся к ней, когда дети возбуждённо заболтали между собой. — Похоже, кому-то очень понравилось рассказывать наши байки, — проворчал он с фальшивой суровостью. — Неужели я уловил в этих историях намёк на восхищение, моя дорогая Тав? Застигнутая врасплох, Тав запнулась на полуслове, и её щеки вспыхнули нежным розовым румянцем. — Не то чтобы я восхищалась… Просто детям нужны были истории, и я… Я рассказала им о наших приключениях, — заикаясь, пролепетала она, избегая его взгляда. Астарион не мог не радоваться этому моменту, его грудь распирало чувство гордости и облегчения. Он лукаво улыбнулся ей и приподнял бровь. — Прекрати, — запротестовала Тав, хотя в её голосе не было уверенности. — Это было не ради тебя, а ради детей… — Да, да, конечно, дорогая, — поддразнил Астарион, наклоняясь ближе с заговорщической ухмылкой. — Просто продолжай говорить себе это, и, возможно, это окажется правдой. Однако я очень в этом сомневаюсь. Их взгляды встретились, и на мгновение между ними проскочила искра, электрический импульс, который, казалось, притянул их ближе. Невинный и прямой вопрос ребёнка прорезал утренний воздух. — Мистер вампир, вы её муж? Время словно застыло, и они оба замерли, слова повисли между ними, словно вызов. Астарион почувствовал, как его щёки заливает внезапный жар — нелепая реакция для вампира, но всё же она была. Смех Хальсина разнёсся по поляне — искренний и непринуждённый, казалось, он стряхнул утреннюю росу с листьев. Даже медвесыч присоединился к нему с тихим любопытным воркованием, широко раскрыв глаза, наблюдая за разворачивающейся драмой. Оправившись от первоначального шока, Астарион повернулся к Тав, изогнув бровь, уголки его рта подёргивались от удовольствия. — И какие же сказки ты им там наплела, дорогая? — спросил он, и в его голосе прозвучал игривый рокот с нотками притворного негодования. Тав, не зная, смеяться ей или ужасаться, быстро переключила внимание. — Ладно, хватит, ха-ха… — сказала она, обращаясь к детям с умеренной твёрдостью. Она повернулась к маленькому мальчику, настойчиво меняя тему. — Лучше расскажи мне, что здесь произошло, пока меня не было. Ален, как продвигается твоя стрельба из лука? Послушные дети быстро переключили своё внимание на собственные рассказы, каждый из них хотел поделиться с Тав своими маленькими победами и историями. Астарион стоял, наблюдая за происходящим, и этот момент обещал превратиться в ещё одно приятное для него воспоминание.

***

Пока они возвращались к дому, Астарион игриво допытывался у Тав о её рассказах, и любой подкол заставлял её обороняться. Она старалась сохранять видимость раздражения, но уголки её губ предательски кривились в неохотной улыбке при каждой шутке. Подойдя к кухне, Астарион увидел, что Эрдан и эльфийский целитель стоят у окна и ведут, похоже, очень личный разговор. Покрасневшее лицо Эрдана и его нервные жесты, говорившие о смущении и возбуждении, заинтересовали Астариона. Улучив момент, вампир потянул Тав за руку и остановил её нежно, но настойчиво. Быстрым движением он отвёл её в сторону, прижав спиной к стене, из-за которой их никто не мог увидеть из кухни. Тав встретилась с ним удивлённым взглядом. Астарион поднёс палец к её губам, призывая к тишине, и едва уловимым жестом указал в сторону кухни. Вместе они заглянули за угол, и между ними пробежал разряд тока от такой близости. Астарион наблюдал за разворачивающейся на кухне сценой, его зоркие глаза улавливали тонкие намёки разговора. Обычно олицетворяющий собой самообладание Эрдан метался, как юнец во время первого ухаживания. Целитель, с невозмутимой уверенностью в себе, казалось, без труда завладел всем вниманием Эрдана, во взгляде которого сквозило что-то сродни обожанию. Наклонившись поближе к Тав, Астарион еле слышно прошептал с нескрываемым весельем. — Похоже, наш малыш Эрдан взрослеет, — и в каждом тихом слове читался тяжёлый подтекст. У Тав расширились глаза, и рот слегка приоткрылся от удивления. Это было редкое зрелище — видеть, как Эрдан, обычно столь уверенный в себе, выглядит таким смущённым и растерянным. Когда Тав наклонилась вперёд, чтобы получше рассмотреть, Астарион остро ощутил каждое лёгкое движение, и тепло её тела, прижатого к нему. Именно об этом он думал, когда говорил о цене своего выбора. Он хотел втайне высмеять Эрдана, а теперь сам смотрел на профиль Тав, как юнец. Он усилием воли заставил себя отвернуться. Пока они продолжали наблюдать за происходящим, глаза Тав сверкнули озорным блеском, и прежнее удивление превратилось в лукавую ухмылку. — Кейлет будет просто на седьмом небе от счастья, — прошептала она, и в её голосе послышалось ликование. — Мы просто не можем позволить Эрдану всё запороть, — заявила она, уголки её рта подёргивались от удовольствия. Через некоторое время её улыбка преобразилась. Она смягчилась, приобретя заботливый, почти материнский характер. Казалось, она оберегала его, тронутая уязвимостью этой сцены перед ними. Она выглядела счастливой. Внезапно сзади подошёл Хальсин, и Астарион отметил, что друид не имел понятия, что происходило на кухне. Хальсин вошёл быстро, нарушив интимную картину между Эрданом и целителем. Реакция Эрдана была почти комичной в своей поспешности. Он отпрыгнул назад, будто обжёгся, но быстро взял себя в руки, пытаясь изобразить невозмутимость. Астарион посмотрел на Тав, и они обменялись знающими взглядами. Они вместе вошли на кухню, причём их появление было почти артистичным. И у Астариона, и у Тав были выражения, ясно говорившие: «Мы знаем, чем вы тут занимались». Эрдан, заметно взволнованный, прочистил горло в тщётной попытке вернуть себе хоть какое-то подобие самообладания. Целитель, не обращая внимания на неловкость Эрдана, втянул Хальсина в разговор, плавно переведя своё внимание. Тем не менее Астарион не мог не почувствовать удовольствия от неловкости Эрдана. Он слегка наклонился к Тав, и низким шёпотом, предназначенным только для неё, произнёс, не скрывая усмешки: — Бедняга Эрдан, он не ожидал такого поворота событий. Тав кивнула, её губы изогнулись в лукавой улыбке. — Как и мы, — прошептала она в ответ, и её глаза заблестели от разделённого веселья. Кухня постепенно заполнялась остальными их спутниками, и каждый из них вносил свою лепту в какофонию утренней активности. Эрдан, почувствовавший заметное облегчение от растущего числа людей, казалось, слегка расслабился, его прежний дискомфорт исчез на фоне утренней суеты, однако взгляд всё время блуждал по целителю. Среди нарастающего шума Тав двинулась к Эрдану. Астарион проследил за ней взглядом. Он наблюдал за ними из своего укромного уголка комнаты, и на его лице застыло задумчивое выражение. Он видел, как течёт их разговор, сглаживая шероховатости, оставшиеся после вчерашней ссоры. Язык их тела менялся от настороженного к более расслабленному по мере того, как они разговаривали. Эрдан, обычно такой невозмутимый, казалось, размяк под влиянием Тав. Его покровительственный характер, часто суровый, будто бы смягчался от каждого произнесённого ею слова. В свою очередь, пылкая натура Тав сдерживалась спокойствием Эрдана, что приносило равновесие в их беседу. Наблюдая за ними, Астарион ощущал что-то такое, чему не мог дать названия. Это была комбинация восхищения и тоски по чему-то подобному. За всю его долгую жизнь настоящие связи являлись редкостью. И только с Тав он был ближе всего, чтобы ощутить связь, выходящую за рамки простого союза или товарищества. Он жаждал такого определения в своей собственной жизни, но не мог себе этого представить — чтобы его определяли не страхи или тьма прошлого, а вещи или, скорее, та, кем он дорожил. Чтобы его определяли не страхи и ненависть, а что-то лучшее, честное и настоящее, что привнёс в его жизнь кто-то другой. Тав уже начала перекраивать его существование так, как он и не предполагал. Она открыла в нём ту сторону, о существовании которой он и не подозревал, сторону, способную заботиться, желать чего-то большего, чем простое выживание. Её вчерашние слова оказались правдой. Он хотел быть чем-то большим, чем результат его прошлого, чем-то большим, чем ночное существо, связанное страхом и тьмой. Он хотел, чтобы его определяли моменты озарения, связи, которые заставляли его чувствовать себя по-настоящему живым. Но он с трудом мог разглядеть это в себе. Разговор Тав и Эрдана, пусть негромкий и личный, был наполнен решимостью. Астарион не мог расслышать слов, но примирительные жесты и случайные кивки говорили о многом. Наконец Тав улыбнулась и сжала плечо Эрдана. Тяжело выдохнув, Эрдан повернулся, чтобы обратиться ко всем присутствующим на кухне. Его голос, теперь уже ровный и чёткий, прорезал утреннюю болтовню. — Доброе утро всем. Нам нужно обдумать наши дальнейшие действия, — объявил он, и в его тоне вновь зазвучали лидерские нотки. Похоже, после недавних событий он стал заместителем Тав. Астарион, вопреки себе, вынужден был признать, что тот подходил на роль лидера. — Давайте подведём итог, что нам известно, — начал лесной эльф. — Петрас мёртв, но он оставался отродьем. Он носил кольцо, которое теперь есть у Астариона. И оно, судя по всему, работает. Целитель с улыбкой извинился и вышел из комнаты, Эрдан проводил его взглядом. — И как ты себя чувствуешь? — Гейл, с любопытством наклонив голову, повернулся к Астариону. — Не то чтобы я сомневался в его возможностях, в конце концов, я внимательно изучал кольцо последние несколько дней. Астарион откинулся на стуле, на его губах заиграла ехидная улыбка. — Как маргаритка, греющаяся на солнышке, Гейл, — язвительно произнес он. С другой стороны стола глаза Шэдоухарт слегка сузились, на губах заиграла ухмылка. — Только не начинай увядать прямо сейчас, — сухо отозвалась она, но в её тоне чувствовалась теплота. Он слегка наклонился вперёд, в его голосе прозвучало притворное негодование, сдобренное характерным для него юмором. — Увядать? Я? Я более вынослив. Но я обязательно дам тебе знать, если меня нужно будет полить. Гейл с насмешливо-серьёзным выражением лица обратился к Астариону: — Несмотря на твою вновь обретённую терпимость к солнцу, я бы всё же настоятельно рекомендовал держаться на почтительном расстоянии от моей шеи. Астарион перевёл взгляд на Гейла, в его глазах зажёгся озорной огонёк. — О, Гейл, — начал он, притворяясь обиженным. — Уверяю тебя, я выбираю только самые лучшие сорта. Так что не волнуйся, твоя шея в безопасности. Я предпочитаю, чтобы мой ужин не сопровождал весь процесс непрекращающейся болтовнёй, — поддразнил он, вызвав смешки за столом. Вслед за ним заговорила Лаэзель, её голос приобрёл характерную резкость. — Рада видеть, что солнечный свет не лишил тебя остроумия, Астарион. А то нам бы не хватало твоей дерзости. — Действительно, Лаэзель, где бы мы были без моей искромётной личности, которая скрашивала бы ваш день? — ответил он, в его тоне слышалось веселье. Тав, влезла, чтобы поддразнить гитьянки. — Кстати, Лаэзель, медвесыч ждёт тебя снаружи и передаёт тебе привет. — В её глазах сверкали искорки, выдавая игривую натуру. Реакция Лаэзель была мгновенной и бурной. — Держи эту кучу перьев подальше от меня, — сказала она, вздрогнув от отвращения. — Давайте-ка сосредоточимся, ладно? — продолжил Эрдан, не обращая внимания на их болтовню. — Мы предполагаем, что дело не в ритуале Касадора или исцелении. Мы также знаем, что за всем стоит кто-то другой. Кто-то, связанный с сетью туннелей и подземельями под этой областью, простирающимися до Врат Балдура. И во всём замешан артефакт. Игнатиус сказал что-нибудь ещё? — Нет, — посерьезнев, ответил Астарион. — Он только упомянул, что это нечто большее. Тав вклинилась в разговор, её брови беспокойно нахмурились. — Да, но это ещё не всё. Петрас намекнул, что одним выстрелом можно убить двух зайцев. Он упомянул моего старого друга, сказав, что, как только я очнусь, они узнают местонахождение этого типа. Они знали, где вы, ребята, так что, скорее всего, говорили не о вас… Шэдоухарт, наклонившись вперёд и нахмурившись, подытожила всеобщее замешательство. — И ничего из этого не имеет смысла. — Нам нужно выяснить связь между артефактом, подземельями и тем, кто всё это затеял, — заявил Эрдан, сосредоточенно нахмурив брови. Астарион наклонился вперёд, опираясь локтями о стол. — Похоже, мы имеем дело с кем-то, кто знает не только о вампирах, но и имеет доступ к артефактам и подпольным связям. Мы вовсе не с дилетантом имеем дело. Тав согласно кивнула, взгляд её был задумчив. — Они знали об Астарионе, обо мне… Это личное и стратегическое решение. — Артефакт может стать ключом, — вмешался Гейл. — Дело не только в его силе, но и в его значении. Почему Петрас искал его и почему им так нужна была Тав? Хальсин высказал своё предложение. — Вам стоит отправиться в Лунные Башни, — сказал он, его голос был ровным и серьёзным. — Это место всё ещё окутано странной тёмной магией. Возможно, там вы найдёте ответы на некоторые вопросы. При упоминании этого места Астарион поёжился. — Лунные Башни… — размышлял он вслух. — Вот уж где всё всегда становится безнадёжнее и опаснее, так что звучит многообещающе. Тав наклонилась к нему, в её глазах отражался мерцающий свет свечи. — Это рискованно, но если есть хоть какой-то шанс найти там ответы, мы должны им воспользоваться, — сказала она с явной решимостью. Гейл кивнул: — Игнатиус тоже упоминал о них, так что нам определённо стоит начать оттуда. Это место, где завеса между мирами очень тонкая. Шэдоухарт сложила руки, выражение её лица было решительным. — Тогда решено. Мы отправляемся в Лунные Башни. Ну приехали. Опять.

***

5 лет назад Астарион и его спутники возвращались в «Эльфийскую песнь», и последствия битвы с Рафаилом тяготили их. В воздухе витали облегчение и усталость, их тела и души были изранены, но в то же время торжествовали. Карлах, несмотря на свои раны, поддерживала всеобщий дух. Её голос, окрашенный одновременно юмором и болью, звучал среди них: — Этот танец с дьяволом я не скоро забуду. И это было чертовски приятно! — сказала она и была вознаграждена хором усталых смешков и ворчания. Астарион взглянул на Уилла, который слабо улыбнулся. — Никогда бы не подумал, что буду благодарен демону за то, что он вовремя подоспел, — прокомментировал Уилл, похлопав Карлах по спине. Обратный путь проходил медленно, в тишине, изредка сменяемой стонами от боли. Знакомые виды «Эльфийской песни», в окружении пышной зелени и спокойной атмосферы, были желанным зрелищем. Когда они приблизились к месту назначения, Тав придвинулась ближе к Астариону. Он чувствовал усталость в её движениях, но в то же время в ней была скрытая сила, которая не переставала его удивлять. — Мы всё же это сделали, — негромко сказала она, глядя на Орфический молот в своих руках. — Наконец-то, чёрт возьми, мне нужно принять ванну и выпить чего-нибудь крепкого, — воскликнула Карлах, в её голосе слышалось изнеможение и нескрываемая жажда передышки. Астарион не мог не ухмыльнуться. Её способность выразить то, что чувствовали все, была и освежающей, и необходимой. — С этим предложением я полностью согласен, — ответил он. — Думаю, нам всем это не помешает, — сказала Тав, издав небольшой, усталый смешок. Уилл, потирая плечо, на котором уже проступил синяк, добавил: — Первый круг за мной. Думаю, мы это заслужили. Тав, шедшая рядом с Астарионом, посмотрела на него со слабой улыбкой. Её глаза, хоть и усталые, всё ещё хранили ту огненную искру, которой он не переставал восхищаться. — Сначала займёмся нашими ранами. Когда они вошли в «Эльфийскую песнь», Астарион не мог избавиться от чувства беспокойства. Битва с Рафаилом не только оставила свой след физически, но и породила невысказанные вопросы и новые страхи. Скоро всё закончится. И скоро ему придётся отправиться во дворец Касадора. Атмосфера таверны — веселье и звон кружек — постепенно уходила на задний план, пока Астарион и Тав поднимались по лестнице в свою комнату. Деревянные ступени скрипели под их весом — знакомый звук, который почему-то приносил чувство облегчения. С каждым шагом Астарион всё острее ощущал усталость в своих костях. Когда они вошли в комнату, их охватило чувство уединения, что резко контрастировало с оживлённой атмосферой, которую они только что оставили позади. Астарион закрыл дверь с тихим стуком, и звук слегка отозвался эхом в тихой комнате. Он повернулся и посмотрел на Тав, отметив синяки и порезы, омрачавшие её в остальном здоровый вид. Она положила молот в сундук в углу комнаты и заперла его. — Нам следует обработать твои раны, дорогая, — сказал Астарион, понизив голос. Он стал доставать стандартный набор с медицинскими принадлежностями, с которым они уже были слишком хорошо знакомы. Тав кивнула, на её губах появилась слабая улыбка, несмотря на явную боль. — Да, давай с этим покончим, — устало ответила она. Эльфийка начала осторожно снимать доспехи, открывая всё новые синяки, которые оставила на ней битва. Астарион наблюдал за Тав с вниманием, которое было одновременно нежным и заботливым. Мягкий свет луны, проникающий через окно, создавал безмятежную атмосферу, освещая её фигуру, пока она боролась с застёжками и ремнями своих доспехов. Каждое её движение сопровождалось гримасой дискомфорта. Сердце Астариона сжалось от этого зрелища. Он привык видеть Тав в её стихии, сильную и непреклонную на поле боя. Но он уже успел узнать и её более уязвимую сторону — ту, которую она позволяла себе демонстрировать, когда они оставались наедине. Когда она уставала после дня, полного сражений, принятия решений и командования. Шагнув вперёд, он несколькими размеренными шагами сократил расстояние между ними. — Дай-ка мне, — осторожно предложил он, успокаивая своим низким голосом. Его умелые руки помогли ей справиться с замысловатыми креплениями доспехов. Ловко расстёгивая пряжки и ослабляя ремешки, он осторожно, помня о ранах, прикоснулся к ней. Тав бросила на него благодарный взгляд. Астарион сосредоточился на работе, но его чувства были наполнены её присутствием. Слабым ароматом её волос, тихим дыханием и едва уловимыми движениями её тела, когда она позволила ему помочь ей снять кожаные доспехи. По мере того, как он снимал каждую их часть, беспокойство Астариона росло. В лунном свете стали видны синяки и порезы, следы битвы, которые она переносила со всей стойкостью. Последний ремешок отстегнулся, и доспехи Тав с тихим стуком упали на пол, оставив её в более простом одеянии. Астарион отступил назад, но его взгляд оставался прикованным к ней. Тав глубоко вздохнула, наслаждаясь обретённой лёгкостью, и села на табурет рядом. Астарион снял собственные доспехи и отложил их в сторону, а затем подошёл к Тав и сел напротив неё. Когда он обрабатывал её раны, близость казалась одновременно знакомой и интимной. Он был осторожен в своих прикосновениях, аккуратно очищая и перевязывая каждую рану. Тишина между ними была комфортной и успокаивающей. Тав слегка поморщилась, когда он наложил мазь на особенно неприятный порез. Он закрыл его бинтом. — Спасибо, — пробормотала она, встретив его взгляд. — Это меньшее, что я могу сделать, дорогая, — ответил Астарион, его голос был мягким. Он откинулся назад, его глаза задержались на её лице, прослеживая линии усталости и несгибаемого духа. Тав подняла глаза на Астариона. В её взгляде была глубина, которая, казалось, всегда его притягивала. В тишине, на мгновение воздух между ними словно зарядился. Затем, без предупреждения, Тав наклонилась и прижалась губами к его. Поцелуй был мягким, но уверенным, нежным, но проникновенным. Сердце Астариона учащённо забилось, его охватило удивление и тепло. Он инстинктивно ответил, и поцелуй стал ещё глубже, а эмоции захлестнули его с новой силой. Когда Тав отстранилась, её щеки окрасил лёгкий румянец, взгляд Астариона задержался на её губах, а затем встретился с её глазами. — Это было… — начал Астарион, подыскивая нужные слова, но не нашёл ни одного, которое могло бы адекватно передать вихрь эмоций, которые он испытывал. — …неожиданно, — закончил он, криво улыбнувшись уголками рта. Тав слабо, почти застенчиво улыбнулась, в её глазах отразилось множество эмоций. — Мне просто… это было нужно, — едва слышно прошептала она. Комната вокруг них стала меньше, интимнее, словно сами стены хранили их тайны. Астарион протянул руку, и его пальцы нежно сжали её ладонь. Он посмотрел на Тав — её лицо освещало мягкое сияние. Но по мере того, как между ними затягивалось молчание, мысли Астариона снова начали метаться, и тень Касадора проникла в его сознание. Одного этого имени было достаточно, чтобы по спине пробежала ледяная дрожь. Он отвернулся от Тав, устремив взгляд в темноту за окном. Он понимал, что противостояние с Касадором неизбежно, что эта расплата давно уже назревала. — Скоро всё закончится. Мы надерём ему зад, — сказала Тав, и её слова прорезали тишину. Она словно заглянула в его мысли или прочитала все эмоции на его обеспокоенном лице. Было приятно слышать, как она уверенно говорит об их будущем. И всё же под этим спокойствием скрывалась тревога, страх перед тем, что повлечёт за собой эта финальная схватка. — Да, так и будет, — ответил Астарион, но в его голосе звучала неуверенность. Само упоминание о Касадоре вызывало в нём бурю эмоций, смесь ужаса, страха и желания отомстить. Он посмотрел на Тав — в её лице читалась непоколебимая решимость. Она накрыла его руку своей и сжала её. Хватка была крепкой и надёжной. — Мы только что убили дьявола, — сказала она, не сводя с него глаз. — У него нет ни единого шанса против нас. Он медленно выдохнул. — Знаю, — ответил Астарион, понизив голос до тихого шёпота. — Но от этого не легче. — Его взгляд на мгновение устремился вдаль, погружаясь в воспоминания. Тав протянула руку и провела по его щеке. Её прикосновение было успокаивающим. — Мы вместе, Астарион. Что бы ни случилось, мы встретим это вместе, — сказала она твёрдым, но мягким тоном. Он кивнул, глядя на неё. Он не мог не заметить усталости на её лице. Мысль о том, чтобы присоединиться к шумным празднествам внизу, в трактире, больше не привлекала его. Шум, смех, звон бокалов — всё это казалось неуместным. Беспокойство охватило его с головой; сон казался неуловимой тенью этой ночью. В его голове бушевал шквал мыслей, неумолимый ураган, вращавшийся вокруг одной центральной фигуры. Сама мысль о нём, — его мучителе, его тюремщике, — разжигала в душе Астариона яростное, жгучее желание отомстить. Он представлял себе момент расплаты, снова и снова прокручивая его в голове. Его руки, обагренные кровью Касадора, окончательная гибель, развеянный по ветру его прах. Эти образы приносили мрачное удовлетворение, чувство надвигающейся справедливости за годы плена и мучений. Теперь ему нужно было только одно... — Мне не очень хочется праздновать, дорогая, — признался он, и его голос низким гулом зазвучал в тишине комнаты. — Я бы предпочел остаться здесь, если ты не против. Тав понимающе кивнула, осторожно начав промывать его раны. — Я тоже, — сказала она, заботливо ухаживая за ним. В её прикосновениях чувствовалась нежность. Астарион наблюдал за ней, и от её заботы боль уменьшалась, сменяясь теплом, которое излучало её присутствие. Когда его раны были обработаны, они оба смыли кровь в чаше с водой и легли на кровать бок о бок, но каждый погрузился в свой собственный мир. Астарион взял в руки книгу, надеясь отвлечься, а Тав открыла свой альбом для эскизов, и её карандаш ловко задвигался по бумаге. Комната наполнилась тихими звуками перелистываемых страниц и слабым скрежетом карандаша — симфонией их разделённого на двоих одиночества. Астарион изредка поглядывал на Тав, наблюдая за сосредоточенным выражением её лица, когда она делала набросок. В этом тихом обществе он ощущал некий покой. Нарушив молчание, он негромко спросил: — Что рисуешь? Тав с улыбкой подняла глаза от своего этюдника. — Просто некоторые мысли… пытаюсь поймать момент, наверное, — ответила она шёпотом. Она наклонила альбом к нему, показывая серию тонких линий, которые начали складываться в изображение. Астарион воспользовался случаем, чтобы игриво пошутить, и в его тоне прозвучало притворное разочарование. — Должен признать, я даже расстроен, что не являюсь твоей музой сегодня, — поддразнил он, его глаза весело сверкнули. — В смысле, вот он я, воплощение величия, залитый кровью Рафаила. Это было потрясающее зрелище. Ты упускаешь возможность увековечить идеальный момент. Тебе стоит воспользоваться таким вдохновением, пока оно ещё живо в твоей памяти, — сказал он, уголки его рта приподнялись в озорной ухмылке. Тав оторвала взгляд от своего альбома, игриво улыбнулась и язвительно парировала: — Ты не центр вселенной, Астарион. Анкунин приподнял бровь, наклоняясь к ней, и лукаво произнёс: — Может, и так, но уж точно я — центр твоей. Тав усмехнулась, насмешливо покачав головой. — Не представляю, как твое эго помещается в этом мире, — ответила она, её глаза искрились юмором. Он откинулся назад, его взгляд задержался на ней. — Всё благодаря моему обаянию, правда. Но не отрицай — твой мир интереснее, когда в нём есть я, — сказал он, его тон стал мягче. Тав приподняла бровь, на её губах всё ещё играла дразнящая улыбка. — Неужели? — ответила она игриво и в то же время с любопытством. — Отдам должное, ты привносишь в мою жизнь некоторую… непредсказуемость. Улыбка Астариона расширилась. — Непредсказуемость, волнение, приключения… Я привношу всё это с собой, — легкомысленно похвастался он. — И теперь ты не можешь представить без меня ни дня, — поддразнил он, игриво толкнув её в плечо. Тав ответила тем же, и её смех разнёсся по комнате лёгкой мелодией. — Может быть… — прошелестел её голос, взгляд стал более пристальным, а выражение лица — задумчивым. Игривость в нём дрогнула из-за внезапной смены в тоне Тав. Наступило короткое молчание, Тав выглядела задумчивой. Она постукивала карандашом по своему этюднику. — Кто мы для тебя, Астарион? — голос её был мягким, но в то же время намекал на важность вопроса. Её глаза, отражая лунный свет, искали ответ на его лице. В глазах Астариона мелькнуло удивление, за которым последовала тревога. Он нервно рассмеялся, и этот звук показался ему неуместным в тишине комнаты. — Не знаю, — признался он, отводя взгляд от её пронизывающего взгляда. — Но разве это не прекрасно? Не знать, — добавил он, пытаясь сбить напряжение момента. Однако его ответ, похоже, не удовлетворил Тав. Выражение её лица оставалось ровным, ожидающим, словно она искала чего-то более глубокого, чего-то более определённого. Астарион заговорил скорее с собой, чем с Тав, и его мысли выплеснулись наружу в редкий момент откровенности. — Ты не жертва, — начал он, его голос колебался. — Не мишень, — продолжал он, в его голосе проскальзывал намёк на разочарование. — Не просто одна ночь, которую лучше забыть. — Каждое высказывание, казалось, приближало его к осознанию, к ясности, которую он не совсем понимал. Он сделал паузу, пытаясь разобраться в сложностях, которые он чувствовал или, скорее, не чувствовал. — Но тогда… кем же ты можешь быть? — размышлял он вслух, его голос был мягким, почти отстранённым. В Тав он нашёл напарницу, друга, того, кто видел его в худшем состоянии и всё равно был на его стороне. Она была зеркалом, в котором отражались его собственные проблемы, напоминанием о тех частях себя, которые он давно считал утраченными. Она была важна, но что именно она собой представляла? Тав на мгновение замолчала, обдумывая его слова. Затем на её губах появилась лёгкая улыбка, которая, казалось, осветила всю комнату и достигла её глаз. — Это уже что-то, — мягко сказала она. Тав с лёгкостью устроилась под рукой Астариона, удобно расположившись на его груди. Она продолжала делать наброски, её карандаш изящно двигался по бумаге. Казалось, она потерялась в своем собственном творческом мирке. Астарион, держа в другой руке раскрытую книгу, попытался вернуться к чтению, но обнаружил, что его внимание постоянно рассеивается. Вес головы Тав на его груди, ритмичные движения её руки, когда она делала набросок, каждое небольшое движение её тела всё время отрывали его от страниц книги. Его мысли метались в водовороте вопросов и осознаний, вызванных их недавним разговором. Кто она для него? Она определённо важнее всех тех, кого он встречал до сих пор. Астарион посмотрел на Тав, наблюдая за ней в полумраке. То, как сосредоточенно она закусила губу, как мягко нахмурила брови, как плавно обрисовалась её щека, — каждая деталь, казалось, запечатлелась в его памяти. Он почувствовал, как по нему разливается тепло, сродни солнечному свету. Она бросала ему вызов, подталкивала его и тем самым открыла дверь в ту его часть, которой, как он думал, не существовало. Вот почему он должен был защитить её, чего бы ему это ни стоило. Погрузившись в свои мысли, Астарион перевёл взгляд с Тав на окно, за которым простиралось бескрайнее ночное небо. С тихим вздохом Астарион закрыл книгу и отложил её в сторону. Он обратил всё своё внимание на Тав, потянулся к ней и осторожно взял из её рук альбом, аккуратно положив его рядом с кроватью. Тав подняла голову, в её глазах мелькнуло удивление, но возражать она не стала. Астарион лёгким движением обхватил её руками, притягивая к себе. Тав прижалась спиной к его груди, когда они легли на бок, и её тепло просочилось в него. Он чувствовал, как она расслабляется в его объятиях, как её тело идеально прилегает к его. Простые объятия были бальзамом для его души, умиротворяющим прикосновением к тому хаосу, который часто бушевал внутри него. Он чувствовал, как бьётся нежное и драгоценное сердце Тав, отдаваясь в его груди, и для него было честью находиться так близко к ней. Он уткнулся носом в её волосы, вдыхая её знакомый и успокаивающий запах. В её присутствии разум Астариона, так часто наполненный заботами и страхами, обрёл покой. Её нежное дыхание было колыбельной, убаюкивающей его.