Don't go (Не уходи)

Поздним вечером Тав медленно пробудилась от дремоты, неторопливо приходя в чувства. Когда она зашевелилась, то почувствовала ноющую скованность во всём теле, как будто её кости разобрали и поспешно собрали заново. С тихим стоном она откинула одеяло и заметила, что одета в незнакомую бирюзовую тунику, которая доходила ей до середины бёдер. Свесив ноги с кровати, она замерла, почувствовав, как её накрывает волна головокружения. Подождав, пока комната не перестанет крутиться, Тав заметила на прикроватной тумбочке небольшой бутылёк и записку. Простое указание «выпей, когда проснёшься» побудило её откупорить склянку. Взяв себя в руки, она в один глоток выпила содержимое, сморщившись от неприятного привкуса, оставшегося на языке. Осматривая комнату, её взгляд упал на завешенное покрывалом окно. Тёплая улыбка тронула ее губы, когда она поняла, что Астарион, должно быть, повесил его, когда присматривал за ней. Собравшись с силами, Тав осторожно встала, чувствуя, как её шатает. Она сделала неуверенные шаги к зеркалу возле двери. Отражение подтвердило её подозрения. Боги, я выгляжу дерьмово. Под глазами залегли тёмные круги, губа была рассечена, волосы растрёпаны, а подбородок украшали заметные кровоподтёки. Пальцы осторожно прошлись по бинтам, обмотанным вокруг шеи, ощущая повышенную чувствительность кожи под ней. Казалось, их недавно сменили, и из-за болезненности было трудно глотать. Глубоко вздохнув, Тав решилась выйти из своей комнаты, и до неё донеслись приглушённые разговоры внизу. Она осторожно спустилась по лестнице, держась за перила. Она целенаправленно пробиралась по коридорам, направляясь к кухне. Её разум заполнили воспоминания о предыдущих визитах в обитель Хальсина, облегчая дискомфорт от физического состояния. Когда она вошла на кухню, в сердце оживлённого дома, то увидела двух незнакомых ей целителей, которые вели тихую беседу. Помещение было наполнено ароматом трав и лёгким звоном посуды, создавая успокаивающую атмосферу. Гейл тоже был там, и его присутствие вселяло уверенность. Глаза Декариоса расширились от удивления, когда он увидел Тав. Изумление на его лице быстро сменилось облегчением и радостью. — Тав! — с восторгом воскликнул Гейл. Он быстро сократил расстояние между ними, и его обычное спокойствие сменилось искренним беспокойством. — Ты на ногах! Как ты себя чувствуешь? Тав устало улыбнулась. — Лучше, — ответила она с хрипотцой в голосе. — Всё ещё немного шатает, но я жива. Гейл тепло её обнял. Целители, заметив присутствие Тав, приостановили работу и почтительно ей кивнули. Одна из них, пожилая человеческая женщина с добрыми глазами, шагнула вперёд. — Вы должны были ещё отдыхать, — мягко посоветовала она с заботой в голосе. — Мне нужно было сменить обстановку, — ответила Тав, обводя взглядом знакомую кухню. — И я хотела всех повидать. Выражение лица Гейла смягчилось. — Мы все о тебе волновались, — тихо сказал он. — Но мог бы догадаться, что долго сдерживать тебя не получится. Целители обменялись взглядами, похоже, успокоившись её появлением. Второй, молодой эльф, подошёл к ней. — Выпейте это, — мягко предложил он. — Это поможет справиться с болью и ускорит ваше выздоровление. Тав взяла чашку, и лицо обдало паром. Она сделала неуверенный глоток, и травяной отвар успокоил её больное горло. Гейл наблюдал за ней с восхищением и беспокойством. — Ты крепкий орешек, Тав. Мы все волновались, особенно Астарион. Бедняга сходил с ума. Тав ободряюще улыбнулась. Боги, как же ей хотелось его увидеть… — Что произошло, пока я была в отключке? О чём мне следует знать? — Мы всё расскажем тебе, когда все вернутся, каждый был занят своим делом, — объяснил Гейл. — Почему мне никто ничего не говорит? Я же не из хрусталя сделана, — запротестовала она, оглядывая комнату, — и где все остальные? Гейл поднял палец. — Скоро всё расскажем, — заверил он её. — Остальные разведывают местность и… те подземелья, где… — он замолчал. Тав почувствовала укол в груди, но отогнала эту мысль, решив не зацикливаться. Заметив её растрёпанный вид, Декариос предложил: — Возможно, тебе стоит освежиться. Ванна пойдёт тебе на пользу. Молодой лекарь ответил: — Мы вам её подготовим. Благодарная за предложение, но слишком уставшая, чтобы возражать, Тав кивнула в знак согласия. Она допила свой напиток и облокотилась о стол. После чего повернулась к Гейлу и вяло пошутила: — Я ещё с тобой не закончила. Гейл слабо улыбнулся в ответ. Тав последовала за целителями, когда они привели её в просторную купальню в доме Хальсина. Она была тёплой и гостеприимной, с большой деревянной ванной. Целители постарались на славу, наполнив её горячей водой и добавив душистых трав, которые наполнили воздух успокаивающим ароматом. Когда всё было готово, они незаметно вышли, оставив Тав наедине с собой. Оставшись, наконец, одна, Тав осторожно сняла бирюзовую тунику, обнажая раны. Кожу покрывали синяки разных оттенков, а на теле виднелись укусы и мелкие порезы. С тихим выдохом она осторожно опустилась в горячую воду. Тепло мгновенно окутало её, и с губ сорвался вздох облегчения. Вода была подобна бальзаму для её ноющих мышц и израненной кожи. Она закрыла глаза, позволяя себе погрузиться глубже, чувствуя, как напряжение в теле начинает уходить. Её мысли унеслись вдаль, позволяя собрать воедино обрывочные эпизоды пережитых событий. До сих пор она избегала этих мыслей. В один миг воспоминания Тав прояснились, обрушившись на неё с силой приливной волны. Похищение, леденящее душу присутствие Петраса, безжалостные пытки — каждое событие всплывало в памяти с ужасающими подробностями. Боль, как физическая, так и душевная, которую ей пришлось пережить, нахлынула на неё неумолимым потоком. Затем удушливая темнота и небытие, накрывшие её, когда она потеряла сознание. Воспоминания были похожи на серию жестоких ударов, каждый из которых ещё больше оглушал и запутывал. Тело начало неконтролируемо трястись. Руки дрожали, пока она пыталась выровнять дыхание, делая медленные, глубокие вдохи. Всё пережитое подавляло, накатывало, подобно волне. Она была на пороге смерти, стояла на краю пропасти, из которой нет возврата. Тихие слёзы переросли в громкие, душераздирающие рыдания. Эмоции спутались — страх, благодарность и необъяснимое чувство чего-то ещё, нечто глубокого и тревожащего. Мысли неизбежно возвращались к Астариону. Её неотступно преследовало последнее воспоминание о нём, уязвимом и испытывающем боль. И это воспоминание отчётливо запечатлелось в её памяти: его кожа, покрывшаяся волдырями под жестокими лучами солнца. Сердце разрывалось от страха, что она никогда его больше не увидит. Увидев его при пробуждении, она успокоилась, но затем её захлестнуло волнение. Как сильно он пострадал? Как ему удалось найти убежище и исцелиться? Мысль о том, что он в одиночку перенёс такие муки, вызывала у неё сильное беспокойство. Тав глубоко вздохнула, потерявшись в мыслях в тёплых объятиях ванны. Осознание того, что её чувства к Астариону всё ещё живы и сложны, одновременно успокаивало и тревожило. Она думала, что их ссоры всё упростят, станут удобным поводом забыть и отпустить. Однако каждый спор, каждое резкое слово лишь усиливали тоску в её сердце. Ссоры давали ей причину взращивать обиду, оправдывали её боль. — Ты страдаешь из-за него. Оно того не стоит, — говорила она себе, надеясь найти утешение в гневе. Но её сердце упрямо сочиняло свою собственную историю, полную сочувствия и заботы: — Ему больно. Он нуждается в тебе. Её прошлые отношения были не такими. Они всегда завершались естественным образом, унося с собой сопутствующие эмоции. Но с Астарионом всё было иначе. Между ними оставалась давняя привязанность, связь, которую не смогли разорвать ни время, ни расстояние. В его действиях с момента её пробуждения прослеживалась забота и беспокойство, что противоречило его предыдущим грубым словам. Боль и беспокойство в его глазах, когда она пришла в себя, были очевидны. И она ухватилась за это как за последнюю надежду. Тав подтянула колени ближе к груди. Присутствие Астариона в её жизни вызывало в ней бурные эмоции, более сильные, чем она готова была признать. С момента прихода в сознание её не покидало непреодолимое желание встретиться с ним, ощутить его объятия, быть рядом с ним. Он стал неотъемлемой частью её жизни, необходимостью, которую она не могла отрицать. Да она и не хотела. Тав полностью погрузилась под тёплую воду. Нежные ласковые касания воды позволили временно передохнуть, отдышаться и поразмыслить. Она закрыла глаза, позволяя пару и теплу проникнуть в её мышцы. Вынырнув, она принялась усиленно тереть своё тело, словно пытаясь смыть с себя недавние травмирующие события. Выйдя из купальни, она осторожно сняла намокшие бинты с шеи и слегка поморщилась от дискомфорта. С тревогой подойдя к зеркалу, Тав приготовилась к встрече со своим отражением. Взгляд упал на рану на шее. Она казалась немного зажившей, но всё равно ужасной — страшный след от укуса, сопровождавшийся порванной кожей почти до самого плеча. Зрелище было, мягко говоря, неприятным. Стряхнув тревожное чувство, Тав заметила одежду и лекарства, аккуратно разложенные на стуле у стены. Осторожными движениями, помня о чувствительной коже шеи, она вытерлась и облачилась в свежую голубую тунику и тёмные штаны. Она осторожно обмотала шею чистыми бинтами, прикрыв рану. Когда Тав направилась на кухню, угасающий свет заходящего солнца отбрасывал на пол длинные тени. Она на мгновение остановилась в дверном проёме, с улыбкой наблюдая за происходящим. На кухне царили оживление и уют. Поглощённые кулинарией, Гейл и Хальсин представляли собой сосредоточенный дуэт, чьи движения были синхронны при приготовлении вечерней трапезы. Аромат специй и трав наполнял воздух, смешиваясь с успокаивающими запахами приготовленной домашней еды. Остальные её спутники сидели вокруг большого кухонного стола, погружённые в разговор. Голоса Шэдоухарт, Эрдана и Лаэзель сливались в непринуждённую дружескую беседу. Тав подошла к столу, и её губы тронула лёгкая улыбка. Её появление на мгновение привлекло внимание остальных. Шэдоухарт улыбнулась, Эрдан встал, а Лаэзель кивнула. Заняв место среди них, Тав почувствовала едва уловимую перемену в окружающей атмосфере. Разговоры стихли, и все вытаращились на неё так, словно она вот-вот исчезнет. Гейл тепло ей улыбнулся. — Надеюсь, тебе лучше? Тав благодарно кивнула, уловив его беспокойство. — Намного лучше, спасибо, — ответила она, но в её голосе всё ещё слышалась усталость. Хальсин оторвался от плиты, вытирая руки полотенцем. — Рад видеть тебя на ногах, Тав. Ужин скоро будет готов. Тав почувствовала на себе пристальный взгляд Эрдана. Было заметно, как он беспокоится и время от времени посматривает на неё с выражением облегчения и стойким желанием оградить от всего. Эльфийка ободряюще ему улыбнулась. — Эрдан, я в порядке, — тихо сказала она. Эрдан кивнул, но в его глазах по-прежнему читалось беспокойство. — Просто хотел убедиться, — признался он, откидываясь на спинку стула. Устроившись поудобнее за столом, Тав с любопытством оглядела всех присутствующих. — Так, я слушаю. Что с вами происходило, пока я была без сознания? Улыбающийся Гейл поставил перед ней тарелку с дымящимся рагу. — Ну, кто окажет мне честь? — спросил он, оглядывая стол. Тав внимательно слушала, отправляя в рот ложку рагу, вкус которого успокаивал на фоне предстоящей душераздирающей истории. Она заметила, как её спутники обменялись взглядами. Эрдан прочистил горло и слегка наклонился вперёд. — После того, как Астарион вернулся в лагерь и… потерял сознание, мы бросились за Петрасом. Поиски были… ужасными, — заговорил он голосом, пронизанным важностью момента. Он потерял сознание? Боги… он проделал весь этот путь к лагерю через лес под ярким солнечным светом. Тав поплохело. Шэдоухарт продолжила с того места, на котором остановился Эрдан. — Мы разыскали тебя в этих богом забытых подземельях. Тем временем Астариону удалось присоединиться к нам — в целости и сохранности. Мы прочёсывали это место, пока, наконец, не нашли… тебя. Схватка с Петрасом… это был сущий кошмар. В голосе Лаэзель, обычно отличавшемся непоколебимым спокойствием, прозвучали непривычные эмоции. — Битва была очень напряжённой, словами не передать, — произнесла она, погрузившись в воспоминания. Гейл, в глазах которого читались восхищение и беспокойство, продолжил. — В том бою Астарион проявил необыкновенную решимость, чего я никогда раньше не видел. Вампиры и теневые существа из другого мира заполонили подземелье, превосходя нас по численности. — Пока мы сражались с ордой, Астарион вступил с Петрасом в кровожадную битву. Это было незабываемое зрелище, — продолжил Гейл. — Несмотря на все наши усилия, заклинания света были бесполезны против Петраса. Он был непобедим, невосприимчив к нашей магии. И как только мы думали, что одерживаем верх, из теней появились новые существа, каждое из которых было свирепее предыдущего. Тав вникала в их слова. Сердце сжалось при мысли о том, в какой опасности они все были. Молча слушавший Хальсин негромко добавил: — А потом они появились перед моей дверью. Астарион принёс тебя на руках, вы оба были в крови. Ты была на волосок от смерти, Тав. Мы просто счастливы, что теперь ты в безопасности. А Тав почувствовала облегчение от того, что живы все остальные. Сначала ей захотелось отчитать их за импульсивную попытку по её спасению, но правда в том, что ради них она бы тоже побежала сломя голову. — Астарион упоминал Игнатиуса. Почему тот вдруг решил нам помочь? — спросила она. Прежде чем кто-то успел ответить, дверь кухни распахнулась, и в комнату вошёл Астарион, его появление сразу же изменило атмосферу в комнате. Тав перевела на него взгляд, заметив, как он задержался на пороге, оглядывая собравшихся с настороженным выражением лица. — Да, Игнатиус решил помочь, — проговорил Астарион. Он подошёл ближе к собравшимся, на мгновение встретившись взглядом с Тав, прежде чем посмотреть на остальных. Девушка внимательно наблюдала за Астарионом, отмечая едва заметные изменения в его поведении. На его лице виднелись признаки усталости, но в глазах светилась вновь обретённая решимость. Астарион продолжал, облокотившись о кухонный стол с внешней непринуждённостью, которой не читалось в его глазах. — У Игнатиуса есть свои причины, но его помощь была… своевременной.

***

Его глаза инстинктивно нашли Тав, отмечая видимые раны и явную усталость на её лице. Бинты на шее вызвали в нём бурную реакцию — гнев и беспокойство, — которую он с трудом подавил. Сгорая от любопытства, Шэдоухарт наклонилась к нему. — Что за причины? — спросила она, не сводя глаз с вампира. Он занял место в дальнем конце стола, держась на расстоянии от остальных, и его взгляд задержался на Тав. — Игнатиус живёт уже много веков. Он наблюдал за взлётом и падением многих империй. Действия Петраса, похоже, грозили нарушить равновесие, которое Игнатиус стремился поддерживать. Эрдан нахмурил брови, обдумывая слова Астариона. — То есть он скорее поддерживал свой собственный порядок, чем спасал нас, — предположил он с неодобрением. Анкунин пожал плечами, слабо ухмыльнувшись. — В этом мире каждый союзник преследует свои цели. Помощь Игнатиуса была очень кстати, но не будем обольщаться, думая, что это чисто из-за альтруизма. Тав первой нарушила молчание, голос её был пронизан решимостью и усталостью. — Петрас мёртв. И известная ему информация умерла вместе с ним. Астарион помрачнел. — Он был не в себе, охваченный новой навязчивой идеей. Он сменил одного хозяина на другого, став всего лишь инструментом в более крупном замысле. Гейл, испытывая любопытство, наклонился вперёд. — А ты… что-нибудь помнишь? — мягко спросил он, и на его лице отразилось беспокойство. Вмешался Эрдан, как всегда пытаясь её защитить. — Тав, ты не должна, — сказал он, в его голосе слышалось беспокойство. Но Тав покачала головой, в её глазах горела решимость, несмотря на навалившуюся усталость. — Нет, должна, — настояла она, теперь её голос звучал увереннее. — Он что-то искал, что-то важное. Какой-то артефакт. Астарион посмотрел на Тав с беспокойством. Ему не нужны были подробности: затравленное выражение её лица сказало ему о многом. В глубине души он хотел, чтобы она избавилась от необходимости вновь переживать эти воспоминания. Собравшись с силами, Тав начала рассказывать о пережитом, но голос её был слабым и хрупким. — Сразу после того, как Петрас похитил меня, я потеряла сознание. Когда я очнулась, я лежала на полу той… той каменной, круглой, тёмной комнаты. — Каждое произнесённое ею слово, казалось, давило на неё, подобно камням, привязанным прямо к душе. Казалось, воздух вокруг Астариона сгустился от его гнева, невидимая буря бушевала в каждом напряжённом мускуле его тела. Её голос дрогнул. — Он задавал мне вопросы. Не помню, о чём именно он спрашивал. Что-то насчёт камня… он назвал его, но… чёрт… не вспомнить, — она разочарованно нахмурилась. — Он был настойчив, убеждён, что я что-то знаю. Каждый раз, когда я это отрицала, он… Кулаки Астариона непроизвольно сжались, в нём разгорелось желание отомстить Петрасу во второй раз. Гейл вмешался, вздёрнув бровь: — Камень, говоришь? Тав неуверенно спросила: — У тебя есть какие-то подозрения? Гейл лишь покачал головой в ответ, сосредоточенно нахмурив брови. — Нет… но что-то во всём этом кажется жутко знакомым, — пробормотал он, погрузившись в размышления. Взгляд Тав переместился на Астариона. — Я подумала, что речь идет об исцелении от вампиризма. Возможно, именно это ему и нужно? — Она задумалась. — Может, он подозревал, что я что-то знаю, потому что сама искала его, — добавила она. Астарион, застигнутый врасплох, поинтересовался: — Ты что, правда искала способ исцеления? Его чувство вины, казалось, усилилось после её признания. Неужели она делала это ради него? Он слышал, что после его ухода Тав безостановочно его искала. В то время он ничего не замечал, слишком поглощённый собственным бегством. — Когда… ты исчез, я искала тебя повсюду. — Призналась Тав. Она замялась, отведя взгляд в сторону. — И когда тебя нигде не оказалось, я переключила внимание на то, что, возможно, искал ты сам… — она сбилась. — Я не обнаружила ничего особенного, но кто знает… может, я наткнулась на что-то важное, сама того не осознавая. Наблюдая за Тав, Астарион чувствовал её расстройство и отчаянное желание вспомнить. Пытаясь разрядить обстановку, она пошутила: — В любом случае, я не прикарманила никакого загадочного камня… несмотря на мою клептоманию. — Однако смех не смог скрыть разочарования в её голосе. Анкунин почувствовал, как внутри у него всё сжалось. Гейл с беспокойством наклонился вперёд. — Всё в порядке, Тав. Ты через многое прошла. Мы не ждём, что ты всё вспомнишь. Эрдан кивнул в знак согласия, его взгляд потеплел. — Он прав. Травма способна блокировать воспоминания. Дай себе время, — добавил он, нежно сжимая руку Тав в знак поддержки. Тав, потерянная до этого в лабиринте собственных мыслей, уверенно сказала. — Может, нам стоит ещё раз посетить это подземелье? Вы действительно не нашли там ничего важного? — спросила она. Лаэзель покачала головой. — Это было просто убежище, никаких потайных ходов или подсказок. Просто место, где они могли кормиться и скрываться. Тав медленно и задумчиво кивнула. — Нам нужен новый план. Когда меня… допрашивали, с Петрасом был кто-то ещё. Я не видела его лица, — она разочарованно замолчала. Астарион, не теряя бдительности, вмешался. — Но его уже не было там, когда мы тебя спасали, — сказал он тихо. Он задался вопросом, не была ли эта неуловимая фигура главным организатором событий. Тав, казалось, задумалась над его словами, а затем задумчиво произнесла: — Может, нам стоит начать с этого места, ещё раз обследовать подземелье или устроить ловушку? — Она помолчала, обдумывая предложенный ею вариант. Астарион задумался, взвешивая риски и возможности. — Для начала сойдёт, — согласился он, хотя его разум был полон беспокойства. Эрдан, с недовольным выражением лица, с силой опустил руку на стол, прервав некогда плавный ход беседы. — Тав, по-моему, тебе следует остановиться, — резко произнёс он. В ответ Тав, демонстрируя своё раздражение, ответила: — Нам нужно действовать сейчас. Чем дольше мы ждём, тем большей опасности подвергаемся. — Её решимость была столь же очевидна, как и напряжение в голосе. Не желая отступать, Эрдан встал, наклонился вперёд и принял угрожающую позу. — Ты только что избежала смерти, Тав. Ты не в том состоянии, чтобы устраивать ловушки для вампиров. — Беспокойство его было очевидным, но прозвучало оно чересчур властно. Наблюдая за этой перепалкой, Астарион испытывал сложную гамму чувств. Его раздражал высокомерный тон Эрдана по отношению к Тав. Ему было неприятно видеть подобное отношение, особенно к такой независимой девушке, как она. И всё же какая-то его часть была согласна с Эрданом. Мысль о том, что Тав снова подвергнет себя опасности, сильно беспокоила. Несмотря на это, Тав стояла на своём, и в каждом её слове сквозило неповиновение. — Мы не можем просто так это проигнорировать! — решительно возразила она. Ответ Эрдана был более твёрдым, почти родительским. — Мы и не игнорируем. Но ты останешься здесь. Тебе нужно восстановиться. Я не могу позволить тебе снова рисковать своей жизнью, — решительно сказал он. Тав сразу же возразила. — Я ценю твои советы и заботу, но решения принимать мне, Эрдан. Я доведу это дело до конца. В голосе Эрдана, обычно спокойном и рассудительном, теперь звучало весомое чувство долга и беспокойства. — Твой отец доверил мне твою безопасность, Тав. Что он скажет, если узнает, что ты чуть не погибла? Тав резко ответила. — Не переживай, тебя не лишат твоего драгоценного положения из-за меня, — язвительно произнесла она, и напряжение, царившее в комнате, словно прорвалось наружу. Выйдя из себя, Эрдан повысил голос. — Ты останешься здесь. И точка. — Его уверенность была непоколебимой и властной. Воздух затрещал от напряжения, когда Тав прошипела в ответ: — Только через мой труп! — фраза повисла в комнате, как вызов. И это подействовало на Эрдана. Он выглядел разъярённым, словно собирался всё разнести. Наступила тяжёлая тишина, когда Эрдан прогремел: — Таветил! Астарион наблюдал за противостоянием между Тав и Эрданом, и от его проницательного взгляда не ускользнуло напряжение, повисшее в воздухе. Он заметил, как Лаэзель закатила глаза: раздражение гитьянки было явным и неприкрытым. Неловкость в помещении была ощутимой, и каждый по-своему переживал свой дискомфорт. Гейл, пытаясь разрядить обстановку, прочистил горло. — Давайте-ка все успокоимся. Это не поможет, — сказал он. Хальсин, поднявшись со своего места, медленно и неторопливо начал собирать пустую посуду. — Мы все устали, так что поговорим об этом завтра. Пойдём, Эрдан, мне нужна твоя помощь снаружи, — мягко, но твёрдо предложил он. С мастерским изяществом он вывел остальных с кухни, разрядив напряжение с почти отеческой заботой. Он многозначительно кивнул Астариону, на что тот удивлённо приподнял бровь. — Дадим им немного пространства, — добавил он, и его слова прозвучали вежливо, но чётко. Эрдан, бросив на Тав тяжёлый взгляд и тяжело вздохнув, наконец согласился и вышел из кухни. Когда остальные ушли, атмосфера ощутимо изменилась, погрузив Тав и Астариона в неожиданную тишину. Астарион, любопытство которого теперь было на первом плане, решил нарушить возникшее молчание. — Таветил? — спросил он, в его тоне слышались интерес и едва заметная нежность. Имя прозвучало на его языке непривычно, но в то же время знакомо. В ответ Тав кивнула, в её голосе прозвучало разочарование. — Это моё полное имя, — подтвердила она, на мгновение отведя взгляд. Внутри себя Астарион ощутил едва заметное изменение. В слове «Таветил» была какая-то музыкальность. Это имя напоминало древнюю мелодию, одновременно прекрасную и непоколебимую. — Загадочное и элегантное. По-моему, очень тебе подходит, — заметил он с мягкой улыбкой. Её реакция была незамедлительной, в глазах промелькнуло удивление. — Спасибо, пожалуй, — ответила она, и слабая, усталая улыбка ненадолго осветила её черты. — Только Эрдан использует его, когда сильно злится, а мой отец… всегда. Ему показалось, что он видит другую Тав, более уязвимую, более настоящую, чем раньше, хотя она всегда была для него как открытая книга. Воцарилась задумчивая тишина, наполненная лишь негромким гулом отдалённых голосов и тихим ночным шорохом снаружи. Атмосферу нарушил голос Тав, в котором прозвучали задумчивость и печаль. — Мне следовало выбрать себе новое имя, когда я вернулась четыре года назад, — размышляла она, устремив взгляд вдаль. — Но ничего не подходило. Мама назвала меня Таветил. Трудно расставаться с чем-то, что так сильно связывает тебя с тем, кого ты потерял. — Она сделала паузу, взгляд её был устремлён вдаль, как будто она вспоминала давно ушедшие времена. Астариону было слишком хорошо знакомо это чувство. — Она всегда говорила, что я похожа на птицу. Свободная, любопытная, ищущая своё место. Так что, полагаю, это подходит… Таветил. — Имя, произнесённое вслух, казалось, повисло в воздухе. Пока Астарион слушал, в нём шевельнулось чувство сопереживания. Он знал, что имена, как и люди, несут в себе свои истории, своё бремя. В имени Таветил он узнал отголоски прошлого, которое было одновременно и дорогим, и болезненным. Часть её самой. — Почему ты никогда не говорила мне о своей матери и сестре? — спросил он, и в его голосе прозвучали любопытство и лёгкое беспокойство. Реакция Тав была мгновенной. Она резко повернулась к нему, её глаза расширились от удивления, как будто вопрос открыл что-то давно похороненное. — Откуда? — спросила она, в её голосе смешались растерянность и настороженность. — Эрдан рассказал, — признался Астарион, не сводя с неё глаз и пытаясь прочесть мириады эмоций, мелькающих на её лице. — Ну конечно же, — пробормотала Тав с толикой разочарования в голосе. Она замолчала, словно собираясь с мыслями, и её глаза на мгновение потухли. — Наверное, я подумала, что моя… история кажется… менее важной на фоне всего происходящего. Я не хотела обременять тебя ещё и своими проблемами. — Голос её дрогнул, выдавая редко проявляемую ею уязвимость, она отвела взгляд, и на мгновение на её лице промелькнула тень печали. Астарион почувствовал укол чего-то сродни чувству вины. — Чёрт, Тав… — пробормотал он, потирая лицо рукой. Мысль о том, что он её подвёл, тяготила. Тав поспешила успокоить его. — Нет, нет, нет, пожалуйста, не то чтобы я тебе не доверяла. Ты был единственным, кому бы я могла рассказать, но… Я сама не была готова говорить об этом, а потом не нашлось подходящего момента. А ещё я придумывала себе оправдания. Это не твоя вина. Пусть их прошлое и отличалось, но то, как они справлялись с трудностями, возводили стены и вели внутреннюю борьбу, делало их очень похожими. — Как её звали? — мягко, почти нерешительно спросил он. Тав слегка улыбнулась. — Шаир. А сестру — Силахэль, — ответила Тав, её голос пронизывала нежность воспоминаний. — Мама познакомилась с моим отцом во Вратах Балдура. Их встреча была… весьма необычной. — Мимолётная улыбка тронула её губы — проблеск счастья, которое казалось одновременно далёким и сокровенным. Астарион увидел, как её лицо посветлело. — Это было то ещё зрелище, — продолжила она, и в голосе прозвучала нежность, которая, казалось, на мгновение разогнала тень в её глазах. — Она была учёной, увлекалась древними эльфийскими манускриптами. Она была из тех, кто пропадает в книгах и давно ушедших мирах. Астарион с любопытством наклонился к ней. — А отец? — мягко поинтересовался он, призывая её продолжать. Тав негромко рассмеялась — звук был неожиданным, но вполне уместным в тихой кухне. — Отец? Да, его зовут Тройхар. Разведчик, полная противоположность мамы. Он был во Вратах Балдура по торговым делам. Никогда особо не интересовался городской жизнью, всегда стремился в лес. Но долг есть долг. Тав откинулась назад, устремив взгляд вдаль, но при этом в них светился внутренний свет, словно перед ней разворачивалась дорогая сердцу сцена. — И вот они оказались в самом сердце Врат Балдура. Мама, всецело поглощённая только что найденным фолиантом, столкнулась с реальным миром в самом буквальном смысле этого слова. Она врезалась в торговый прилавок. Повсюду яблоки, — рассказывала она, жестикулируя руками, чтобы проиллюстрировать царящий в тот момент хаос. Астарион зачарованно слушал. Каждое слово рисовало в его голове яркую картину. — Звучит как какая-то сцена из книги. Тав усмехнулась. — Да, так и есть. Мой отец был тем несчастным владельцем прилавка, с которым она столкнулась. Он, среди хаоса катающихся яблок и испуганных покупателей, первым помог ей собрать разбросанные книги. Говорят, что это был сущий хаос, но среди этого хаоса они обменялись первыми словами. А потом бум — любовь с первого взгляда. В заключение она горько улыбнулась. — Они часто шутили, что их свели яблоки, — покачала она головой. — Мама решилась последовать за отцом. Вскоре после этого появилась я. — Её рука неосознанно коснулась косы. — В день их смерти, — начала она с угасающей улыбкой, но голос её дрожал, как лист на лёгком ветру, — мы были на окраине деревни, собирали травы. Силахэль была ещё младенцем и лежала на руках у мамы. — Боль в её глазах была осязаема — тёмный, бурлящий водоворот горя и воспоминаний. Её голос дрогнул, прорвав плотину самообладания. Инстинктивно, Астарион встал и подошёл к ней, движимый желанием утешить. Он сел рядом с ней и нежно взял её руки в свои. — Всё произошло так быстро, — продолжала она, её глаза наполнились непролитыми слезами. — Только что мама баюкала Силахэль, а в следующий момент… разбойники. Они просто… зарезали их. Волна желания защитить захлестнула Астариона, его пальцы крепче обхватили её ладони, жалея, что он не может оградить её от боли воспоминаний. — Остальные пришли слишком поздно, — прошептала Тав едва слышно. — К их приходу они уже были мертвы. Когда она подняла на него глаза, в которых блестели слёзы, Астарион увидел всю глубину её боли. — После этого я обрезала волосы. Они слишком напоминали мне о ней, о том, как она заплетала их для меня. — Голос её звучал слабо, неся в себе тоску и потерю, длиною в жизнь. Астарион не мог подобрать слов. — Тав… С видимым усилием Тав взяла себя в руки, но голос её всё ещё дрожал. — Я… перед тем как мы ушли, я ныла. Я не хотела идти собирать травы, думала, что это скучно, хотела бегать, устраивать шалости, но мама настояла. — Её голос надломился. — Я была груба с ней… Это преследует меня. Наши последние мгновения вместе прошли в ссоре. Анкунин никак не мог подобрать слов. Они казались слишком недостаточными, пустыми. Потому вместо них он предпочёл другой язык поддержки — молчать и быть рядом. Позволил такому простому жесту, как всего лишь держать её за руки, говорить за него. Тав продолжила свой рассказ, её слова стали более бессвязными и прерывались рыданиями. — Но, с другой стороны… если бы я была более упрямой, возможно, мы бы вообще туда не пошли. Возможно, мама и сестра были бы ещё живы. Может быть, мы могли бы пойти попозже, и разбойники бы нас не нашли… — Её голос сбился на рыдания, каждое из которых эхом отдавалось в тишине кухни. Астарион, не раздумывая, подался вперёд, сокращая расстояние между ними, и нежно её обнял. Тав прильнула к нему, уткнувшись в его грудь, и заглушая рыдания. Её объятия были похожи на тайный язык, который знали только они двое. Язык, которому Тав научила его, и на котором он не мог говорить ни с кем другим. Он почувствовал вибрацию от её плача, которая прошла по его рукам и поселилась в груди. Печаль, которую он увидел в её глазах, отражала бесчисленные ночи, когда он тоже боролся со своим прошлым. Её слёзы казались зеркалом его души, отражая его внутреннюю борьбу, его собственные неудачи, его невысказанные сожаления. — Сожалею, — прошептал он едва слышно, — …о твоей утрате, и прости, что не знал, что не спрашивал. Тав высвободилась из его объятий и улыбнулась ему печальной улыбкой, по лицу её текли слёзы. — Не стоит. Ты помогал мне тогда, даже не осознавая этого. — Её слова, сказанные столь искренне, нашли отклик в его душе, пробудив множество эмоций, которые он с трудом пытался понять. Заплаканная Тав взглянула на его руку. На мгновение отвлёкшись, она удивлённо распахнула глаза, и сквозь слёзы в них пробился огонёк любопытства. — Это то, о чём я думаю? — спросила она, в её голосе смешались изумление и неверие. Астарион бесстрастно пожал плечами, его собственные эмоции на мгновение отошли на второй план. — Наверное, да… — ответил он, замолчав. Не колеблясь, Тав приблизила руку к лицу, изучая кольцо со всех сторон. — Проклятье… оно работает? — спросила она, в её голосе звучала надежда и настойчивость. — Честно, не знаю, у меня не было возможности его испытать, — ответил Астарион, его тон был непринуждённым, но с оттенком беспокойства. Он был гораздо больше обеспокоен самочувствием Тав, чем скрытым в кольце потенциалом. Искреннее неверие Тав было очевидно, а в голосе послышались нотки осуждения. — Шутишь?! — воскликнула она, не сводя глаз с кольца. — Я искала его повсюду… оно прекрасно! Астарион отвернулся. Вопреки всему, она всегда боролась, выживала в этом безумном мире, в котором они все погрязли. Сколько сил она приложила, чтобы не оставить его в тени их общего прошлого. И по воле судеб, это именно он её оставил. Хотя всегда боялся, что она бросит его первой. Как только поймёт, насколько сильно он сломлен. Насколько бесполезен. — Оно было у Петраса, — сказал он, и при упоминании этого имени его голос слегка потяжелел, а мышцы челюсти напряглись от гнева. Тав, в глазах которой всё ещё блестели остатки слёз, слабо улыбнулась. — Завтра мы проверим, работает ли оно, — оптимистично сказала она. В тот момент, когда Астарион посмотрел в глаза Тав, в нём вспыхнуло знакомое желание — порыв. Желание вновь сократить расстояние между ними, преодолеть пропасть лет и душевной боли. Его взгляд метнулся к её губам. Ему захотелось поцеловать её, ощутить мягкость её губ на своих, раствориться в тепле и нежности, по которым он скучал больше, чем готов был признать. Воспоминания были подобны тлеющим уголькам, которые долго дремали, а теперь снова пробудились к жизни в его сердце. Он вспомнил, как она обнимала его, заключала в свои объятия, предлагая утешение в самые тяжёлые моменты. Ему так хотелось прижать её к себе и никогда не отпускать, ощутить знакомое тепло её тела, прижатого к нему, вдохнуть аромат её волос. Каждое воспоминание о ней было бесценным, как сокровище, запертое в его сердце. Она была его светом, единственной, кто всегда видел его насквозь. Вот почему она должна знать, что он чувствует на самом деле. Но он с сожалением осознал, что его поступки свидетельствовали об обратном. Впрочем, за его фасадом она всегда видела чистую правду. Она должна была знать, что его видимое безразличие было ложью, ограждающей от чувства уязвимости, которое она в нём вызывала. Правда заключалась в том, что она была ему жизненно необходима, занимала важное место в его жизни, без неё он не мог существовать. Пустота последних лет была тому подтверждением. — Тав, я… — неуверенно начал Астарион. — Я должен извиниться. — Произносить эти слова было тяжело, но необходимо. Он глубоко вздохнул, с трудом выговаривая каждое слово. — Там, у Игнатиуса, и когда… когда тебя похитили. Я был зол, обижен… и выместил всё на тебе. Я поступил неправильно. В глазах Астариона читалась искренняя мольба, когда он посмотрел на Тав. — Я был идиотом, — с раскаянием в голосе признал он. — Позволил своим страхам и чёртовому разочарованию затуманить мой рассудок. И ты не заслужила ничего из того, что я говорил. Взгляд Тав потеплел, в нём отразились удивление и облегчение, смешавшиеся с затаённой болью. — Астарион, я… — Подожди, дай мне сказать. — Он поднял руку, не давая ей договорить. — Ты была рядом со мной даже в те моменты, когда я вряд ли заслуживал такой преданности. Ты видела, что скрывалось за маской, и помогала мне так, как не удавалось другим. А я… Я принимал это как должное. Я принимал тебя как должное. Астарион помолчал, готовясь встретиться лицом к лицу с глубоко запрятанной болью. — И я сожалею. О том, что произошло у Касадора… о том, что я сделал, о том, что я сказал… Это была самая большая ошибка, которую я когда-либо совершал. Ничто не грызёт меня сильнее, чем это. На лице Тав отразились шок и бурные эмоции. В её глазах Астарион увидел отражение своего собственного раскаяния. Он продолжил почти беззвучно: — И я сожалею о тех словах больше, чем ты когда-либо сможешь себе представить. — Он сделал паузу, его взгляд остановился на её, и это заставило полностью обнажить душу. — Ты… ты важна для меня, Тав. Гораздо больше, чем я когда-либо показывал, даже самому себе. Вот она, его правда, выставленная напоказ. Выражение лица Тав смягчилось, и она протянула руку, нежно положив её на его ладонь. — Я всегда был в долгу перед тобой, — честно сказал Астарион. — Ты заслуживала лучшего. Кухню окутала тяжёлая тишина, и время будто остановилось. Тав отвела взгляд, погрузившись в какие-то далёкие мысли, прежде чем обрела дар речи. — Оглядываясь назад, я понимаю, что слишком сильно надавила на тебя там, у Игнатиуса. Мне следовало уважать твоё личное пространство, — сказала она, и в её словах сквозило раскаяние. — Страх, что ты уйдёшь, что я снова тебя потеряю… он одолевал меня. — Она замолчала, оставив невысказанные мысли висеть в воздухе. — И я понимаю, что не была рядом с тобой так, как должна была, не только в последнее время, но и в прошлом, особенно когда дело касалось твоих братьев и сестёр. Мне бы хотелось, чтобы я была той опорой, в которой ты нуждался. Сейчас и… и тогда. — Её голос был полон сожалений. Он ощутил, как по телу разливается тепло, вопреки его неживой природе, а только благодаря ей. — Ты всегда была ею, — тихо ответил он. — Только я этого не понял и оттолкнул тебя. Тебе не за что извиняться. Когда взгляд Астариона остановился на Тав, в нём всколыхнулось множество эмоций. Мысль о том, чтобы сбежать, скрыться от сложных чувств, которые он испытывал к ней, закралась в его сознание. Он не верил, что заслуживает такой искренней девушки, как Тав, но в глубине души страстно желал быть достойным её, того доверия и прощения, которые она предлагала. Дело было не только в искуплении в её глазах, но и в том, чтобы доказать самому себе, что он может стать лучше, что он может залатать трещины в их отношениях. Он жаждал её прощения, хотя какая-то часть его шептала, что он этого не заслуживает. Он хотел чего-то настоящего. А всё, что было настоящим в его жизни, было связано с ней. Когда Тав встретилась с ним взглядом, он словно посмотрел в зеркало. Он почти увидел в её глазах отражение того, кем он мог бы стать. — Я прощаю тебя, — сказала она, и слова словно эхом отозвались в его сознании. Её голос был ровным, пронизанным нежной силой. Внутренний конфликт сдавил ему грудь, вызвав одновременно облегчение и глубоко укоренившееся чувство собственной никчёмности. — А не стоило бы, — пробормотал он почти непроизвольно, его инстинкты всё ещё сопротивлялись такому принятию. — Может, и нет, — мягко согласилась Тав понимающе, но твёрдо. — Но ты должен простить себя. Не позволяй самобичеванию заставлять себя ходить по кругу, — сказала она, глядя ему в глаза. Она запнулась, словно подбирая нужные слова. — Не позволяй своему прошлому определять твоё будущее. Ты — нечто большее, чем твои ошибки, Астарион. Учись на них, но не позволяй им потопить тебя в вечной вине и сожалениях. Он негромко рассмеялся, в его голосе прозвучали облегчение и неверие одновременно. — Ты как всегда всё понимаешь, да? — заметил он, и на его губах заиграла лёгкая улыбка. Тав сжала его руку, её прикосновение было тёплым и ободряющим. — Мы оба говорили и совершали то, о чём теперь сожалеем, — признала она, в её глазах отразилась смесь грусти и всепрощения. — Но это то, что делает нас… ну, нами. Он замешкался, застигнутый врасплох. Желание протянуть руку, коснуться её лица, притянуть её к себе и заключить в объятия было почти невыносимым. Но он сдержался, осознавая хрупкость момента. — Уверена, что готова меня простить? — снова спросил он, желая услышать подтверждение, поверить, что пропасть между ними действительно можно преодолеть. Тав, не дрогнув, встретилась с ним взглядом, и в глубине её зелёно-голубых радужек отразилось множество эмоций. — Уверена, — подтвердила она, и в её голосе прозвучала спокойная сила. — Мы прошли через слишком многое, чтобы позволить грубым словам нас разлучить. Сердце Астариона затрепетало от этих слов. Он хотел верить ей, верить в прощение, которое она предлагала. — Но почему? — Голос Астариона сорвался, и он заговорил дрожащим шёпотом, в котором прозвучали его самые глубокие опасения. — Я видел, как рушились отношения из-за гораздо меньшего, чем мой проступок. После всех обидных слов, всех ошибок… почему ты меня прощаешь? — голос, обычно такой спокойный, теперь дрожал от нахлынувших эмоций мужчины, борющегося с чувством своей незначительности. Тав продолжала нежно сжимать его руку, её прикосновение было источником тепла и утешения. — Потому что я знаю тебя, Астарион, — сказала она, и голос её стал спокойным якорем посреди его внутреннего шторма. — Я видела настоящую боль за твоими словами, внутреннюю борьбу за твоими действиями. Да, у нас сложное прошлое, но это не может затмить всё то, что я узнала о тебе. Нас разлучило недопонимание, но вместо того, чтобы отдаляться, нам следует… говорить и стараться понять друг друга. Сердце Астариона было переполнено чувством вины и сожаления. — Ты страдала из-за меня. Я бросил тебя, когда ты больше всего нуждалась в поддержке. Я выплеснул на тебя жестокие слова, и, обвинив тебя, сам стал тем, кого ненавидел. Разве после всего этого есть место прощению? То, с какой лёгкостью Тав простила его, не давало ему покоя. Создавалось впечатление, что годы, проведённые в разлуке, окутанные отчаянием и верой в обречённость их отношений, были абсолютно бессмысленны. Если она так запросто его простила, то что это говорит о потерянном времени, о тех муках, которые он пережил, думая, что у них нет шанса на искупление? Её готовность простить, столь, казалось бы, лёгкая, заставила его задуматься над глубоким вопросом — почему? В ответ Тав усмехнулась. — Надо же, ты и правда готов сделать всё, лишь бы тебя не прощали. В тебе есть много чего ещё, Астарион. Даже немного хорошего. Астарион нахмурился, в его голосе прозвучали насмешка и горечь. — Хорошего, говоришь? — спросил он с ядовитым скептицизмом. — Я ничего не делал по доброте душевной. Я далеко не такой хороший, как ты думаешь. Напротив. Он был эгоистом, манипулирующим людьми так же просто, как дышал. В глубине души он знал правду — он сбегал. Сбегал от неё, от себя, от ответственности. В ответ Тав мягко улыбнулась. — Может, ты и не ангел, Астарион, но и не жестокий по своей природе, — искренне сказала она. И всё же, глядя ей в глаза, он видел в них то же принятие, что и раньше, но теперь к нему примешивалось что-то ещё, что-то более глубокое. Находясь рядом с ней, он хотел стать лучше, но не потому, что она этого требовала, а потому, что так было правильно. Он хотел сделать правильный выбор, но чувствовал, что для этого уже слишком поздно. Мужчина почувствовал инстинктивную потребность отступить, восстановить барьеры, которые он на мгновение опустил. Быстрым, почти рефлекторным движением, он высвободил свои руки из нежных ладоней Тав. — Сомневаюсь, что во мне осталось что-то хорошее. И тебе советую, — сказал он, вставая, и в его голосе прозвучала горечь от осознания собственной правоты. В глазах Тав мелькнула тоска, и она отвела взгляд. — В тебе есть гораздо больше всего, чем ты думаешь. Ты намного лучше, чем… он заставил тебя думать, — мягко сказала она. Астариона охватила волна шока и паники. Кем он был, если не монстром, в которого его заставили поверить? Эта мысль пронзила его волной страха, разрушив основы его самосознания. Ему удалось выдавить из себя улыбку, хотя это больше походило на маску, за которой прятался хаос бушующих в нём эмоций. У него сдавило горло от слов, которые он не мог заставить себя произнести. — Что ж, это был интересный разговор, но мне нужно перекусить, — сказал Астарион, и в его голосе прозвучала наигранная лёгкость. Он одарил Тав лукавой ухмылкой. — Сладких снов, дорогая. Он увидел тоску в её зелёно-голубых глазах. Его губы сжались в тонкую линию, и он отвернулся, оставив Тав на кухне. Когда он вышел из дома Хальсина, то почувствовал непреодолимую потребность выплеснуть свою злость, найти выход смятению, царившему внутри него. Ему нужно было поохотиться, почувствовать облегчение, которое мог дать только азарт погони. И сейчас, как никогда раньше.

***

4 года назад Тав сидела в тенистом углу шумной таверны Глубоководья, сгорбившись над старой картой, разложенной на грубо сколоченном деревянном столе. Тусклый свет падал на её лицо, освещая глаза, в которых бурно сочетались непреклонная решимость и подкрадывающаяся усталость. Взгляд придирчиво скользил по лабиринту дорог и лесов, нарисованных чернилами на пергаменте, каждая линия была потенциальным путём к её цели. Вокруг неё в таверне кипела жизнь — какофония хриплого смеха, звона бокалов и оживлённой болтовни посетителей, всё это вызывало диссонанс в её молчаливом, сосредоточенном поиске. — Ищете что-то или кого-то? — поинтересовался бармен, методично вытирая кружку, а глаза с любопытством скользнули по карте. В ответ Тав протянула искусно нарисованный портрет Астариона. — Вы видели этого мужчину? — В её голосе слышалось скрытое нетерпение, перекрывавшее шум таверны. Бармен, взглянув поверх толстых очков, медленно покачал головой. — Нет, дитя… Почему ты в нём заинтересована? — Он… важен для меня, — призналась Тав, кончиками пальцев проводя по карте и останавливаясь у Врат Балдура, словно прикасаясь к воспоминаниям. Выражение лица бармена потеплело от понимания. — Что ж, вы не первая, кто пришёл искать чудеса в Глубоководье. Но будьте осторожны, мисс. Некоторые вещи лучше держать в тайне. Тав решительно сложила карту и поднялась. — Спасибо. Если что-нибудь узнаете о нём, дайте мне знать. — Оставив на столе горсть монет в знак благодарности, она скрылась в прохладных объятиях ночи, а плащ развевался за ней, как тень, когда дверь таверны захлопнулась. Продвигаясь по мощёным улицам Глубоководья, Тав мысленно перебирала в памяти все свои бесплодные попытки. Она обшарила Врата Балдура, погрузилась в загадочные глубины Подземья, а теперь вот уже несколько недель блуждала по Глубоководью. Однако все её усилия словно растворились в пустоте. Астарион исчез словно дым, не оставив после себя никаких следов. С момента падения Абсолют прошли месяцы. Восстановление Врат Балдура шло полным ходом, и Джахейра периодически обращалась к ней за помощью. Однако среди беспорядочных восстановительных работ мысли Тав постоянно возвращались к Астариону. Их история, некогда яркая и бурная, внезапно оборвалась, оставив после себя пустоту, в которой остались вопросы без ответов. Их совместное путешествие всегда было рискованным танцем на острие ножа. Тав всегда осознавала хрупкость их связи. Но внезапная трещина в их отношениях была чем-то таким, чего она никогда не предполагала и к чему была не готова. Когда-то она считала, что понимает его. Но сейчас ей не давал покоя тот факт, что их пути разошлись. Он стал для неё не просто увлечением, не просто загадкой, которую нужно было разгадать, — он стал неотъемлемой частью её жизни. Движимая силой, не поддающейся логике, Тав была полна решимости найти способ вернуться в его жизнь. Она жаждала хоть какого-то знака, хоть какого-то намёка на то, что он всё ещё где-то рядом, что он в безопасности. Её грызла неопределённость, от которой она не могла избавиться. Она должна была найти его, должна была скрепить порванные нити их отношений. Её толкала вперёд жажда объяснить, понять, возможно, возродить утраченное. В её сердце теплилась хрупкая, но стойкая надежда. Теперь она не могла, не хотела поворачивать назад. Их незаконченная история преследовала её на каждом шагу, постоянно напоминая о том, что могло бы быть и что ещё может быть. Среди стратегий и планов Тав больше всего боялась, что Астарион останется совсем один, без кого-либо рядом. Тав невольно подумала, что, возможно, Астарион прекрасно знает о её преследовании и хитроумно скрывает любые следы своего существования. Но быстро отмахнулась от этой мысли. Ноги почти инстинктивно привели её к жилищу Гейла — месту, которое стало привычным убежищем в её поисках. Она легонько постучала в дверь, и та вскоре со скрипом отворилась. Гейл, с его проницательным взглядом, выглянул наружу. — Тав, вот ты где! Где ты была? — В его голосе слышалось беспокойство. — Мне нужна твоя помощь, Гейл, — сказала Тав, входя внутрь. Комната была завалена книгами, свитками и различными волшебными артефактами, отражавшими хаос её собственных поисков. — Я зашла в очередной тупик. Я не знаю, куда повернуть дальше. Волшебник подвёл её к креслу, нахмурив брови в раздумье. — Я слушаю, — сказал он серьезным тоном. Тав села, тяжесть последних решений легла на её плечи. — Думаю, нам нужно прекратить активные поиски Астариона, — начала она, её голос был ровным, но с нотками отчаяния. Глаза Гейла удивлённо расширились. — Прекратить его поиски? Но почему? Ты была так решительна. Помнишь, месяц назад ты чуть не пришибла меня за это предложение? И тогда он был прав. Астарион сделал свой выбор и начал жить дальше. И она должна принять это решение. Но это был только его выбор, а не их. Она была привязана к прошлому, к воспоминаниям. Упрямый отказ принять реальность заставлял её продолжать поиски. Она не хотела сталкиваться с возможностью того, что Астарион выбрал путь, в котором её больше нет. Она должна была найти его. Чтобы научиться жить дальше. Тав вздохнула, не отрывая взгляда от заваленного бумагами стола. — Знаю, но это напоминает погоню за тенями. Вместо этого я думаю поискать исцеление или волшебный артефакт, чтобы привлечь его внимание или как-то ему помочь. — Исцеление? — Гейл заинтересованно наклонился вперёд. — Исцеление от вампиризма? Думаешь, он станет его искать? Разве это не противоположно тому, что он хотел сделать? — Возможно, это ключ, — задумчиво ответила Тав. — Если есть что-то, что может ему понадобиться, это может привлечь его внимание. Возможно, именно это и приведёт меня к нему, или… — Она замолчала, встретившись взглядом с Гейлом. Подхватив её скрытый подтекст, Гейл добавил: — ...или выманить его? — Именно, — решительно подтвердила Тав. — Если он всё ещё где-то там, всё ещё нуждается в помощи, его может заинтересовать то, что мы нашли. Её голос, пропитанный надеждой и отчаянием, нарушил тишину. — Гейл, ты не слышал о каком-нибудь средстве от вампиризма или о чём-то, известном как кольцо Солнцехода? Глаза Гейла задумчиво сузились. — Средство от вампиризма… Задача не из простых. Подобные вещи — скорее миф, чем реальность. Но… — он замолчал, погрузившись в размышления. — А кольцо Солнцехода? — спросила Тав, наклонившись ближе. — Кольцо Солнцехода, — повторил Гейл, медленно кивнув. — Да, я о нём слышал. Легендарный артефакт, по слухам, наделяющий вампира способностью переносить солнечный свет. Мощный и опасный инструмент, если он существует. Тав просияла. — Возможно, это оно, Гейл. Если бы Астарион знал, что я ищу что-то подобное, что-то, что может изменить его жизнь… Гейл поднял руку, умерив её пыл. — Тав, мы вступаем на территорию легенд. Кольцо Солнцехода, если это не просто легенда, скорее всего, хорошо охраняется или спрятано. Его поиски могут завести тебя на опасную территорию. — Я понимаю риск, — твёрдо ответила Тав. — Но только представь, что это может значить для Астариона… Я должна рискнуть. Гейл вздохнул, на его лице отразилось беспокойство. — Ладно. Я помогу тебе найти это кольцо и любые другие зацепки для поиска излечения. Но действуем осторожно, договорились? Тав ответила решительно, в её тоне чувствовалась вся тяжесть их задачи. — Я понимаю, что это рискованно, но подумай о возможностях, которые откроются для Астариона… для нас. Мы должны воспользоваться этим шансом. Декариос задумчиво сузил глаза. — Хорошо. Я помогу в поисках кольца и любых зацепок, связанных с лекарством. Но главное — соблюдать осторожность, поняла? Тав кивнула, её глаза сверкнули решимостью. — Поняла. Огромное спасибо. Гейл улыбнулся, разряжая обстановку. — Есть хочешь? — Умираю с голоду, — призналась она. Когда Гейл ушёл готовить еду, Тав сняла плащ и достала из кармана старательно нарисованный портрет Астариона. Девушка изучала его, погружаясь в воспоминания: его лучезарная улыбка, выразительные глаза, неповторимые кудряшки. Благодаря этим рисункам, таким живым и выразительным, он был рядом. Она почти ощущала его прикосновения, слышала эхо его голоса в ночной тишине. Каждое из ярких и острых воспоминаний позволяло ей быть рядом с ним, преодолевая пропасть, разделявшую их. Путь к нему был тернист и покрыт тенями, но её решимость была непоколебима, как путеводная звезда.

***

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Тав и Гейл отправились на поиски таинственного артефакта, который вёл их по бесчисленным извилистым тропам, каждая из которых была запутаннее предыдущей. Теперь они почти постоянно проводили время в башне Гейла, окружённые высокими стопками древних томов и свитков, воздух был пропитан запахом ветхих пергаментов и выцветших чернил. Тав не понимала, как Гейл может чувствовать себя комфортно, проводя недели вот так. Она потёрла уставшие глаза, перелистывая очередной фолиант, страницы которого стали хрупкими от времени. Мерцающий свет свечи отбрасывал длинные тени по комнате, отражая растущее в ней раздражение. Сидящий рядом с ней Гейл точно так же погрузился в изучение большого фолианта в кожаном переплёте, сосредоточенно нахмурив брови. — Есть что-нибудь? — с надеждой и усталостью в голосе спросила Тав. Волшебник поднял взгляд и медленно покачал головой. — Пока нет. Но здесь есть упоминание об артефакте, связанном с временем дня и ночи, — могущественном предмете, пропитанном древней магией. Информация расплывчата, но, возможно, это наша лучшая зацепка. Тав наклонилась ближе, на мгновение позабыв об усталости. — С днём и ночью? Звучит многообещающе. Может, это связано с кольцом Солнцехода? — Возможно, — ответил Гейл, осторожно переворачивая страницу. — В тексте упоминается Башня Хранителя Магии в Невервинтере. Существует легенда о потайной комнате в башне, запечатанной на века. Говорят, что в ней хранятся артефакты, обладающие огромной силой. Тав почувствовала прилив воодушевления. Она подошла к нему и почти вырвала книгу из рук. Гейл горестно охнул из-за небрежного обращения эльфийки с хрупкими страницами. — Это должно быть оно, Гейл. Мы месяцами гонялись за тенями, но это… это похоже на настоящую зацепку. Впервые за несколько месяцев Тав почувствовала проблеск надежды. Бесконечные дни и ночи, проведённые в башне, разочарование от тупиковых ситуаций и ускользающих зацепок, казалось, наконец привели к этому моменту. Мужчина кивнул, бережно отбирая у неё книгу. — Это будет нелегко. Главная башня усиленно охраняется, и её секреты надёжно защищены. Но если кольцо там… — Нужно попытаться, — вмешалась Тав со всевозрастающей решимостью. — Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать сейчас. — Хорошо, — Гейл решительно закрыл книгу. — Тогда готовимся к Невервинтеру. Нам нужно будет хорошенько всё спланировать, собрать припасы и, возможно, поискать союзников. Я слышал об одном волшебнике, который очень известен своими исследованиями всевозможных явлений, связанных с божественным миром. Когда-то я прочитал много его работ. Насколько я знаю, он живёт в Сильверимуне, а это недалеко от Невервинтера. Можем начать оттуда. Тав встала, разминая затёкшие мышцы. — Сделаем это, Гейл. Наконец-то хоть что-то конкретное. Подсказка. Что-то, что позволит Астариону остаться в её жизни, а не исчезнуть, как сон на рассвете. Она знала, что её действия были палкой о двух концах: они сохраняли его в её сердце, но в то же время обостряли боль от его ухода. Но воспоминания мало чем могли успокоить ноющую пустоту внутри неё. Ей нужны были не сны, а он сам. Тав принялась наводить порядок в захламлённом помещении, её движения были методичными и отвлекали от тяжести предстоящего путешествия. Она снова потянулась к книге Гейла и стала перелистывать страницы, чтобы перечитать отрывок об артефакте. Слова плясали перед глазами, как дразнящий намёк на то, что ждёт её впереди. Гейл тем временем обратил внимание на стопку неразобранной почты, лежащую на его столе. Он с отстранённым любопытством просматривал конверты: большинство из них, скорее всего, были обычными письмами и академическими запросами. Однако его непринуждённое поведение изменилось: — Вот, это для тебя, — сказал он, протягивая ей небольшой конверт. Тав взяла письмо. Она узнала почерк — он безошибочно принадлежал её отцу — почерк, которого она не видела много лет. Как он нашёл её здесь? Как он вообще узнал, где она находится? Мириады вопросов и старых тревог всплыли на поверхность. С трепетом и любопытством Тав осторожно вскрыла конверт. Она быстро пробежала глазами письмо, и каждое слово всё сильнее давило на неё. Моя дорогая Таветил, Надеюсь, это письмо дойдёт до тебя, несмотря ни на что. Прошло много лет с тех пор, как мы в последний раз разговаривали, и я сожалею, что наше расставание произошло при столь печальных обстоятельствах. Время не залечило пустоту, возникшую в деревне после твоего ухода, но заставило меня задуматься. Сейчас я пишу тебе в силу крайней необходимости. Возникло очень срочное дело, которое заставляет меня обратиться к тебе, несмотря на наши натянутые отношения. Я не уверен, где ты находишься и хочешь ли ты вообще меня слышать, но, как твой отец, я должен попытаться. Мне нужна твоя помощь, Таветил. Возникли обстоятельства, с которыми я не могу справиться в одиночку, и мне очень больно это признавать. Это касается нашей семьи, и, думаю, это может быть важно и для тебя. Пытаясь понять причину твоего побега, я узнал о твоём участии в битве с Абсолют. Эта новость вызвала у меня сильное беспокойство. Прошу тебя, Таветил, я умоляю тебя подумать о возвращении домой, пусть даже ненадолго. Я понимаю, что не имею права просить тебя об этом после стольких лет, но, как твой отец, моя забота о тебе преобладает над всем остальным. Ты всё ещё моя дочь, и моя любовь к тебе остаётся неизменной. Пожалуйста, подумай о том, что я сказал. Я здесь, и жду тебя. Люблю тебя, Твой отец Мысли Тав были полны сомнений и неуверенности, пока она размышляла над письмом в её руках. — Эта новость вызвала у меня сильное беспокойство… — Кто вообще так пишет? С таким же успехом он мог написать: — «Я тысячу раз слышал, что ты недавно близко столкнулась со смертью, и это было очень печально. Короче…» Тав представила, как Кейлет стоит над её отцом и говорит ему написать что-нибудь о своих чувствах, а он, наверное, внутренне морщится. Нежные слова, казалось бы, вынужденные, несли в себе нехарактерные для её отца эмоции. — Отец хочет, чтобы я вернулась домой, — недоверчиво прошептала Тав Гейлу. — Это срочно, но я не могу понять, почему именно сейчас, после стольких лет. В глазах Гейла отразилось беспокойство, он задумчиво нахмурился. — Может, это уловка? Какая-то ловушка? Тав повертела письмо в руках, изучая знакомый почерк. Несомненно, это был почерк её отца. И всё же на сердце было тревожно. — Вряд ли это ловушка, — ответила она, и её тон отразил внутреннее смятение. — Мы не разговаривали несколько лет. Наша последняя встреча была… не слишком дружелюбной. Гейл улыбнулся, прекрасно понимая сложность семейных отношений и раны, которые они могут оставить. — Если считаешь, что тебе нужно идти, то иди, — мягко посоветовал он. — Наше путешествие в Невервинтер может подождать, а у меня будет больше времени на подготовку. Это кажется слишком важным, чтобы игнорировать. Тав прекрасно знала своего отца. Его гордость не позволяла ему писать, если это не было чем-то действительно важным. С другой стороны, поиски кольца Солнцехода были крайне важны. — Мне нужно всё хорошенько обдумать, — произнесла она нерешительно. Тав балансировала на грани между продолжением поисков и возвращением в семью, которая когда-то была её вселенной. Тав была твёрдо намерена найти кольцо, но осознание того, что она нужна своей семье, возможно, в трудную минуту, не позволяло ей так легко отмахнуться. Она должна быть рядом с ними.