Don't go (Не уходи)

Астарион ни о чём не думал. Всё, что он видел, — это Тав, её обмякшее тело и бледно-голубое лицо. Его клинки полыхали смертоносным светом, готовые свершить правосудие. С каждым ударом сердца гнев разгорался всё сильнее, буря ярости и горя толкала вперёд. Почувствовав его приближение, Петрас отпрянул от тела Тав, с губ его стекала кровь. Они встретились взглядами. Вид его, такого самодовольного и нераскаявшегося, разжёг в Астарионе адское пламя. Ненависть в его глазах полыхала, как лесной пожар, когда он преодолел расстояние до Петраса. Его ярость ощущалась физически, почти осязаемо в промозглом, пропитанном кровью воздухе помещения. — Ублюдок! — голос Астариона походил на гортанный рык, искажённый глубиной всей его ненависти. Он сжимал клинки так крепко, что казалось, они вот-вот вплавятся в кожу. Петрас с леденящим душу бесстрастием с усмешкой посмотрел на Астариона. — О, жалость какая. Ты жив, — насмехался он со злобой в голосе. Он небрежно вытер кровь со рта тыльной стороной ладони и впился взглядом в Анкунина. — Я тут проголодался, но, к счастью, рядом оказалась твоя подружка. Неподвижное и бледное тело Тав служило безмолвным свидетельством жестокости Петраса. Сердце Астариона болезненно сжалось при виде этого зрелища, ещё больше разжигая в нём ярость. — Ты заплатишь за каждую пролитую каплю, — поклялся Астарион, и в его словах прозвучало ядовитое обещание. Он подступил ближе, всё его существо кричало о мести. С быстротой, порождённой вампирской ловкостью и вековыми мучениями, Астарион бросился на Петраса. Его клинки рассекали воздух, направленные с убийственной точностью. Однако Петрас был не менее искусен. Он парировал первый удар Астариона, обнажив клыки в жуткой ухмылке. — Ну-ка, брат. Покажи, чему ты научился за время вдали от нас. Два вампира сцепились, и их движения слились в одно размытое пятно из скорости и жестокости. Каждый удар Астариона был встречен ответным выпадом Петраса, их дуэль превратилась в смертельный танец древних обид и вновь обретённой ненависти. Шэдоухарт шагнула навстречу, её руки светились мягким, неземным светом. Сосредоточившись, она начала читать заклинание исцеления тихим, ритмичным голосом. Когда она произнесла последние слова, с её ладоней поднялся мерцающий туман золотисто-голубого цвета, окутавший бездыханную Тав. Магическая энергия кружилась вокруг неё, наполняя её мягким сиянием, которое, казалось, пульсировало в такт слабому сердцебиению. Астарион, поглощённый жестокой схваткой с Петрасом, бросил мимолётный взгляд на Тав. Он увидел, как работает волшебная энергия, и в нём зажглась надежда. Действующая магия исцеления придала ему сил и решимости покончить с Петрасом раз и навсегда. Петрас, на мгновение отвлёкшись на вмешательство Шэдоухарт, усмехнулся, глядя на происходящее. — Жалкие попытки изобразить из себя спасителя, — прошипел он, нанося сильный удар в спину Астариону. Мужчина нырнул под удар, парируя его быстрым движением снизу вверх, и целясь Петрасу в горло. Оба вампира были равны по силе, их свирепость отражалась в глазах друг друга. Схватка между ними была бурей ярости и отчаяния. Гейл, стоя на безопасном расстоянии, попытался наложить на вампира заклинание Дневного света, но оно не дало результата. Астарион, схватившийся с Петрасом, бросил на Декариоса вопросительный взгляд. — Ты мог всё это время гулять под солнцем? — прорычал Астарион сквозь стиснутые зубы, едва увернувшись от беспощадного удара. Петрас, перемазанный кровью Тав, ехидно расхохотался. — Это очень удобно, тебе стоит попробовать, — он явно издевался, подливая масла в огонь ярости Астариона. — О, но ты же не можешь, да? Темп битвы возрос, превратившись в неистовый танец смерти между братьями, ставшими врагами. Астарион, подпитываемый неукротимой яростью, отвечал на каждое движение Петраса со свирепостью, отражавшей его собственное тёмное прошлое. Клинки лязгнули, их металлический звон мрачной симфонией разнёсся по залу. Но затем, скривив губы в кривой усмешке, Петрас произнёс серию гортанных команд. Краем глаза Астарион заметил, как тени зашевелились, складываясь в знакомые и страшные формы. Из темноты появились другие вампиры, глаза которых светились яростным голодом, и громадные орки с отчётливыми боевыми отметинами. Расстановка сил изменилась. То, что когда-то было дуэлью, переросло в рукопашный бой, отчаянную борьбу с превосходящими силами. Сердце Астариона колотилось в груди, с каждым ударом призывая его сражаться ещё сильнее, выходить за пределы своих вампирских возможностей. Астарион и Петрас схлестнулись с такой силой, что сотрясли само основание подземелья. Эрдан и Лаэзель присоединились к сражению, их атаки успешно отражали враги, пока Гейл издалека поддерживал друзей чередой заклинаний, пытаясь найти брешь в защите Петраса. Брызнула кровь, окрасив каменный пол в бордовый цвет. Астарион почувствовал жжение от раны в боку, резкую, но отдалённую боль. Но всё, что имело значение, — это остановить Петраса, спасти Тав, сделать так, чтобы эта ночь не закончилась трагедией. Каждый раз, когда Астарион бросал взгляд на Тав, он видел, как она борется за каждый вдох, а на лице Шэдоухарт застыла сосредоточенность и беспокойство, пока она пыталась стабилизировать её состояние. Вид эльфийки в таком состоянии только укрепил решимость Астариона. Звуки боя разнеслись по помещению — хаотичная какофония рычания, воплей и лязга стали. Сквозь всё это, подобно призраку мести, пробивался Астарион, не сводя глаз с цели. Его товарищи отчаянно сражались с уцелевшими вампирами Петраса, когда воздух задрожал от новой, зловещей энергии. Мороз, который, казалось, пробирал до самых костей, пронёсся по подземелью, предвещая появление новых врагов, жаждущих воспользоваться вечной тьмой, грозящей поглотить мир. Первыми из тёмных углов появились теневые демоны, их формы были едва различимы, меняясь и извиваясь в полумраке. Они надвигались с оглушающей тишиной, резко контрастируя с какофонией продолжающейся битвы, а их глаза горели злобным светом. Эти существа, рождённые в самых глубоких и тёмных ямах Бездны, процветали в отсутствие света, их суть предвещала бедствие для этого мира. Следующими в бой вступили рейфы: их призрачные формы скользили по земле, а лица искажались в вечной муке. Они протягивали длинные когтистые лапы, стремясь выкачать жизнь из каждого, к кому прикасались. Их заунывные вопли эхом отражались от стен, напоминая об их трагическом существовании и судьбе, которая ждала тех, кого они касались. Астарион и его спутники, достигнув своего предела, встретили новых противников с непреклонной решимостью. Откуда взялись эти твари? Гейл сосредоточенно метал лучи ослепительного света в надвигающиеся тени, каждое заклинание на мгновение освещало их искривлённые формы. И всё же, когда рассеивалась одна тень, казалось, что на её место приходили две новые, — на них надвигался бесконечный поток тьмы. Набравшись сил, Астарион отшвырнул от себя Петраса. Они кружили вокруг друг друга, как присматривающиеся к добыче хищники. Было видно, что Петрас наслаждается сражением: его движения были плавными и лёгкими, что составляло разительный контраст с напряжёнными движениями Астариона. Петрас изменился, стал сильнее и выносливее, чем раньше. Астарион задавался вопросом, как же ему удалось достичь такого могущества. Какие тёмные секреты он раскрыл? Астарион судорожно соображал, пока парировал и отражал безжалостные атаки Петраса. Казалось, в его защите не было брешей, а силы не кончались. Он сражался с каким-то яростным удовольствием, словно наслаждаясь каждым мгновением этой схватки. Казалось, окружающее пространство сузилось до них двоих. Шум битвы, лязг стали и крики союзников отошли на второй план. Он стоял на месте, опустив кинжалы, и внимательно следил за Петрасом. Рука Шэдоухарт неподвижно лежала на Тав, её пальцы выводили сложные узоры, направляя стабилизирующую энергию в павшую подругу. Другую руку она вытянула в сторону битвы, выражение её лица сочетало в себе яростную решимость и спокойствие. Она снова призвала свою божественную силу, и из ладони вырвался лучистый поток света, посланный прямо в Петраса. Яркое и обжигающее заклинание устремилось к вампиру, вспыхнув на фоне всепоглощающей тьмы. И снова оно не причинило ему вреда: его тёмная форма оказалась невосприимчивой к божественному сиянию. На мгновение внимание Петраса переключилось на магическое поле, окружавшее Тав, и его глаза вспыхнули от раздражения из-за того, что его прервали. Именно это и нужно было Астариону — секундное отвлечение в бесконечном бою. Взревев от первобытной ярости, Астарион бросился вперёд, напрягая каждый мускул и сухожилие. Его клинок блеснул в слабом свете, когда он со всей своей вампирской мощью понёсся вперёд. Кинжал нашёл свою цель, проскользнув сквозь защиту Петраса и глубоко вонзившись в его плечо. Ухмылка Петраса превратилась в гримасу боли, и он, пошатнувшись, отступил назад. Астарион не стал медлить: он бросился на брата со вторым кинжалом в руке, с огнём ярости в глазах, затмевающей все мысли. Взмахом руки он повалил Петраса на землю, и оба кубарем покатились по земле. Холодный камень подземелья прижался к спине Астариона, и он, перевернувшись, навалился на Петраса, пригвоздив одну его руку к полу кинжалом, а вторую зажал в тиски. Его пальцы сомкнулись на шее Петраса, а колени вдавились в грудь вампира, обездвиживая его. Дыхание перехватывало от напряжения, но чёткий и властный голос Астариона прорезался сквозь шум битвы. — Ты хотел меня, Петрас. Не впутывай их в это дело, — потребовал он, яростно глядя брату в глаза. Лежащий под ним Петрас криво улыбнулся, а глаза блеснули извращённым восторгом. — О, наконец-то, — прошипел он с мрачным ликованием в голосе. — Мне уже наскучила эта небольшая игра. Грудь Астариона вздымалась от напряжения и нерастраченной ярости, на фоне их смертоносного танца раздавались звуки битвы. Он чувствовал пульсацию крови Петраса под своими пальцами, жизненную силу, которую он мог погасить простым движением. Сила опьяняла, соблазняла, шептала на ухо, обещая возмездие и наслаждение. Но перед ним был не всесильный вампир, а отчаявшееся существо, попавшее в им же созданную ловушку. Это было отражение того, кем мог бы стать он сам, если бы не вмешалась судьба. Вокруг них продолжалась битва. Заклинания Гейла наполняли воздух вспышками света и огня, клинок Лаэзель рассекал воздух, а твёрдая сила Эрдана служила опорой для их обороны. Они доблестно сражались с теневыми существами, каждый из них был полон решимости защитить своих и победить тьму. Астарион вновь обратил внимание на Петраса, и в его голосе послышался вызов хаосу. — Что всё это значит? Зачем тебе Тав? Чего ты хочешь? — требовательно спросил он, угрожая. Астарион сощурился, его напряжённый взгляд бросал вызов насмехающейся фигуре под ним. Равнодушное пожатие плеч Петраса только подлило масла в огонь. — Ты оказался в более интересной компании, чем думал, — признал Петрас со зловещей ухмылкой. — Но она такая же упрямая. Она сказала мне, что ничего не знает. И она так сладко умоляла о пощаде, — прошипел он, и слова сочились ядом. — Ты не упомянул, что она была такой… вкусной. Из груди Астариона вырвалось глубокое звериное рычание — первобытный звук чистой, ничем не прикрытой ярости. Его хватка усилилась, вдавив холодный, твёрдый край лезвия глубже. — Зачем? — требовательно прошипел Астарион, и в его голосе прозвучали угроза и ярость. Рука Петраса попыталась ослабить железную хватку, но это было бесполезно. Взгляд Астариона привлёк блеск серебряного кольца, украшенного тёмно-красным камнем. Неужели это…? В холодных и расчётливых глазах Петраса сверкнуло тревожное сочетание насмешки и триумфа. — Скажем так, ваше долгое и богатое историями путешествие породило несколько… противников. И она, — он сплюнул, из уголка рта потекла струйка крови, — похоже, обладает ценной информацией. Всё существо Астариона содрогнулось от шока и гнева. — Как ты мог предать свою собственную кровь? — прорычал он, и его слова эхом отразились от стен подземелья. Петрас хохотнул, и в этом звуке не было ни капли тепла. — Астарион, я просто принял сторону того, кто мог предложить больше. Как видишь, у меня всё сложилось довольно удачно. Исцеление существует, вернее, возможность значительно облегчить жизнь нашему виду. Сердце Астариона заколотилось от гнева, неверия и острой, отчаянной потребности в ответах. — Тогда зачем весь этот обман? Почему ты просто не убил меня сразу? — выкрикнул он со смятением и отчаянием в голосе. Петраса слегка передёрнуло, на губах заиграла язвительная улыбка. — О, Астарион, суть не в этом, — произнёс он, устремив на Анкунина внимательный взгляд, от которого по спине побежали мурашки. — Я не питаю к тебе никакой личной неприязни. Но тот, кому я обязан всем… ну, вот он — да. — Кто за этим стоит? Говори! — потребовал он, сжимая пальцы на рукояти кинжала. Петрас ответил на ярость Астариона ухмылкой. — Ах, я бы и не подумал испортить сюрприз, — издевательски произнёс он, придав голосу злорадства. — Почему бы тебе не присоединиться ко мне, Астарион? Наш благодетель очень хочет воссоединения. Соглашайся, и, возможно, твои спутники доживут до следующего дня. Волна холодного осознания нахлынула на Астариона. Они были в меньшинстве, тени бесконечно наступали, друзья были изранены и все в крови. У Лаэзель, Эрдана и Гейла оставалось всё меньше сил, а Шэдоухарт разрывалась, чтобы помочь им и поддержать жизнь Тав. Брошенный в отчаянии взгляд на его товарищей укрепил его решимость. Он не мог позволить им умереть. Только не из-за него. Воздух в подземелье потрескивал от напряжения, Астарион лихорадочно соображал, как вдруг атмосфера изменилась. Появился Игнатиус, и это стало маяком надежды среди тьмы. Взмахнув рукой, старик обрушил на Петраса заклинание, которое истощило его силы и дало Астариону возможность, в которой тот остро нуждался. Действуя инстинктивно, Анкунин выдернул кинжал из чужой руки, и его лезвие прорезало воздух, серебряной дугой вонзившись в горло Петраса. Кровь брызнула тёплой струёй по его коже, и тело Петраса дёрнулось в жутком танце смерти. Игнатиус могущественным голосом произносил заклинания, от которых воздух озарялся ярким, ослепительным светом. Астарион прикрыл глаза, сорвал с пальца Петраса серебряное кольцо и спрятал его в карман. С последней, угрюмой решимостью он швырнул безжизненное тело Петраса в поток света, повернувшись спиной к убитому им монстру. Когда свет поглотил тело, Астарион взглянул на своих тяжело дышащих друзей, покрытых потом и кровью. Лаэзель, Эрдан и Гейл встали, прикрываясь от света, на их лицах читалось изнеможение. Астарион не терял ни секунды, его сердце бешено колотилось в груди, когда он бросился к Тав. Каждый шаг ощущался как спуск в ещё более тёмную бездну. Он опустился рядом с ней на колени, его дрожащие пальцы коснулись её рук, плеч, щеки, холодных и неподвижных. Её лицо было безмятежным, как будто она погрузилась в мирный сон. Он подхватил её холодное, обмякшее тело и прижал к себе. Шэдоухарт, вся в её крови, словно в оцепенении стояла на коленях по другую сторону от Тав. Его Тав. Его голос был хрупким шёпотом, срывающимся от волнения, когда он умолял её вернуться. — Тав, пожалуйста. Нет, ты не можешь умереть, — умолял он, чувствуя, как отчаяние сжимает ему горло. Но она ничего не ответила, её улыбка была жестоким свидетельством украденной жизни. По его щекам потекли слёзы. Не может быть. Тав лежала в его объятиях неподвижно, она казалась лишь отголоском того, кем была. В подземелье, некогда наполненном хаосом битвы, теперь царила тяжёлая тишина, нарушаемая лишь горестными рыданиями Астариона. Шэдоухарт молча стояла на коленях, руки её дрожали, а тело сотрясалось от плача. Его онемевшие пальцы обводили контуры её лица, которое когда-то смеялось и хмурилось, выражало радость и печаль. Теперь это была лишь маска спокойствия, лишённая жизни, которая некогда питала её. Она не могла умереть. Нет… Пристальный взгляд Астариона скользнул по телу Тав, медленно и внимательно изучая ранения. Зрелище, представшее перед ним, было ужасающим: раны покрывали не только шею, но и руки, ноги и живот. Каждая была нанесена не просто для того, чтобы навредить, но и для того, чтобы осквернить, как будто нападавший получал от этого извращённое удовольствие. Но она по-прежнему не дышала. Сердце сжалось от невыносимой боли, когда он взглянул на её неподвижное тело. Она не была создана для такой тишины, такой неподвижности. Её голос был создан для того, чтобы вплетать истории в полотно ночи, её смех — чтобы нарушать самую тягостную тишину. Её сердце, безграничный источник любви и сострадания, не должно быть остановлено холодной рукой смерти. Её яркие волосы, каждая прядь которых являлась свидетельством её пламенного духа, должны были развеваться на ветру, а не лежать безвольно и безжизненно, пропитанные красным. — Вставай, чёрт тебя дери! — закричал он хриплым от горя голосом. Но Тав оставалась неподвижной и безмолвной; жизнь покидала её. Подземелье с его каменными стенами и горящими факелами отошло на второй план. Раскачиваясь взад-вперёд, Астарион держал безжизненное тело Тав, и его отчаянные крики наполняли воздух. Он не обращал внимания на слова своих товарищей. Его мир сузился до душераздирающей действительности в его объятиях. Боль утраты поглотила его, и он закричал — первобытным криком тоски по той, кого он любил и потерял.

***

5 лет назад Астарион сидел в своей палатке с единственным спутником — своими мыслями, пытаясь распутать сложную паутину эмоций, которые оставили в нём Лунные Башни. В его голове всё время всплывал тот момент, когда Тав отказала той дроу в просьбе — отказала сделать его объектом для исследований и использовать его, как это было столетиями под жестоким правлением Касадора. Астарион так долго подчинялся чужим желаниям и воле, что его собственная подавилась под тяжестью вампирского рабства. Он удовлетворял все жестокие прихоти, которым его принуждали подчиняться ради извращённого удовольствия Касадора. Каждое прикосновение, каждый поцелуй напоминали ему о беспомощности, усиливали чудовищную природу, навязанную ему. Но Тав… она оказалась другой. Она была маяком во тьме, окутавшей его существование. Её присутствие приносило чувство спокойствия и тепла, о котором он и не подозревал. С ней он испытывал чувство освобождения, возможность по-новому взглянуть на себя, избавившись от теней своего прошлого. Он медленно позволил себе признать то, что чувствовал уже некоторое время. В нём росло что-то глубокое к Тав — связь, выходящая за рамки физического, поверхностного. Это было что-то глубокое, что-то настоящее. Он хотел не просто общения. Он жаждал чего-то особенного, что со временем бы крепло и менялось. Что бы это ни значило. У него не было опыта в нормальных отношениях, которые делали бы его счастливым. Сейчас всё было по-другому, по-новому. В голове Астариона смешались предвкушение и неуверенность, когда он вышел из своей палатки. Его глаза нашли Тав, которая увлечённо разговаривала с Гейлом и Шэдоухарт. Его охватила нерешительность: подойти сейчас или подождать более подходящего момента? Он задержал на ней взгляд, выражая в глазах тоску и задумчивость. Затем, словно почувствовав тяжесть его взгляда, Тав подняла глаза, и их взгляды встретились. Его охватило волнение, и, едва заметно кивнув ей, он скрылся за своей палаткой, беспокойно расхаживая и собираясь с мыслями. Через несколько секунд показалась Тав, на её лице читались любопытство и беспокойство. — Что-то случилось? — спросила она, и мягкое свечение светлячков вокруг них создало неземную атмосферу. Астарион глубоко вздохнул, его голос стал нежнее и искреннее обычного. С чего бы ему начать? — Я… я хочу поблагодарить тебя, — начал он без привычной бравады. Тав удивлённо вскинула бровь. — За что? — весело спросила она, выражая недоумение. Астарион замолчал, отрепетированные им слова вырвались у него сами собой из-за напряжённости момента. — За то, что ты сказала, когда я стоял перед этой отвратительной дроу, — начал он, вздыхая. На него нахлынули воспоминания о прошлом, о двух веках, прожитых в роли игрушки для исполнения прихотей Хозяина. — Я две сотни лет провёл, пользуясь своим телом, чтобы заманивать красивых существ к своему хозяину. Никого не волновало, чего я хотел и как относился к тому, что делал, — признался он с тенью горечи в голосе. И всё же, взглянув в мягкие и понимающие глаза Тав, он это переборол. — Ты могла бы приказать мне сделать то же самое — броситься на неё, и к дьяволам мои желания, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Но ты этого не сделала. И за это я тебе благодарен. В ответ Тав мягко улыбнулась, так же просто и в то же время серьёзно. — Конечно. Я не хочу, чтобы ты делал то, чего не хочешь, — сказала она, как будто это было самой естественной вещью в мире, не понимая, как много это для него значило. Улыбка Астариона была одновременно ироничной и благодарной. — Честно, это новая для меня концепция. И немного пугающая, — признался он, шире улыбнувшись. — Было бы так просто её укусить. Просто сделать то, что мне было велено. Момент отвращения, через который надо себя протолкнуть. А потом продолжить — как и раньше. — В присутствии Тав его тон стал более спокойным, а тяжёлые тени прошлого показались чуть менее гнетущими. Тав нахмурилась, её понимание добра и зла было ясно, как божий день. — Это было бы неправильно, — просто сказала она. Его слова продолжили литься с нехарактерной для него лёгкостью, обнажая неровные грани его мыслей. — Послушай, у меня… у меня был план. Простой и милый — соблазнить тебя, переспать с тобой, манипулировать твоими чувствами, чтобы тебе и в голову не пришло меня предать, — он нервно усмехнулся, силясь сгладить негатив от собственных слов. — Всё казалось таким простым. Меня вёл инстинкт: двести лет обольщений не прошли даром. Тебе оставалось только на меня повестись. — Он замолчал, напряжённо на неё взглянув. — А мне надо было не повестись на тебя… И на этом месте мой простой и милый план развалился. На лице Тав отразился шок, она приподняла бровь. — Ты… ты просто уникум. Ты заслуживаешь настоящих чувств. — Голос Астариона звучал тихо, он не сводил с неё глаз, демонстрируя редко видимую уязвимость. — И я хочу, чтобы между нами всё было по-настоящему. В глазах Тав мелькнула обида, и она скрестила руки. — А как же те ночи, которые мы провели вместе? Они ничего не значили? — Её голос дрогнул. Астарион тяжело вздохнул, глядя на неё с сожалением и решимостью. — Конечно, значили. В этом-то и проблема! Или отчасти в ней. — Он взглянул ей в глаза, испытывая искреннюю боль. — Близость — любая близость с кем бы то ни было… это то, что я использовал, чтобы заманить жертву к нему. Даже если я знаю, что между нами всё по-другому, близость с кем-то всё равно кажется… грязной. По-прежнему вызывает чувство отвращения и ненависти. Он наблюдал, как глаза Тав затуманились печалью. — Я попросту не умею иначе, как бы мне того ни хотелось, — он умолк, признавшись в своей глубочайшей неуверенности и страха. Он не ожидал, что окажется настолько открытым, настолько уязвимым. Это путешествие, призванное стать его путём к свободе, неожиданно раскрыло его, обнажив глубину эмоций, о которых он и не подозревал, что способен испытывать. Они погрузились в атмосферу задумчивой тишины, полной невысказанных эмоций. Еле слышно, но решительно, Тав, наконец, нарушила её. — Ты очень дорог мне. Глаза Астариона скользнули по её лицу в поисках хоть малейших следов притворства, но нашли лишь искренность. — Правда? Мягкая улыбка Тав, казалось, осветила темноту вокруг них. Она мягко, но решительно шагнула ближе и обняла Астариона. Объятия были тёплыми, её щека прижалась к его плечу, а её присутствие стало успокаивающим бальзамом для его бурных мыслей. Застигнутый врасплох, Астарион поначалу замер, не привыкший к такой нежности. Этот язык выражения чувств был для него неизведанной территорией, тем миром, который он наблюдал, но в котором никогда не бывал. По мере того, как Тав крепче прижимала его к себе, в нём стало зарождаться чувство близости, долго подавляемое. Постепенно его руки сомкнулись вокруг неё, нерешительно, но с тоской притягивая ближе. Он закрыл глаза, отдаваясь объятиям, позволяя себе греться в её тепле, ощущать гармоничный ритм её сердца. Тепло её объятий окутало его — ощущение столь чуждое и в то же время столь желанное. Словно одним этим объятием Тав начала штопать трещины в его душе, давая понять, что значит заботиться о нём искренне и бескорыстно. Он почти желал, чтобы она никогда его не отпускала. До тоски короткие объятия закончились, когда Тав мягко отстранилась. Потеря её тепла была мгновенной, оставив пустоту, о существовании которой он и не подозревал. Он почти протянул руку, желая продлить их близость, но замешкался, охваченный удивлением и откровением. Улыбка Тав была мягким светом в сумерках. Астарион не мог не улыбнуться ей в ответ — искреннее выражение лица передавало и удивление, и радость. Он нервно хихикнул. — Если честно, я понятия не имею, что мы делаем. И что будет дальше, — признался он, в его голосе смешались веселье и неуверенность. Но он был… счастлив. Он неуверенно протянул ей руку. Тав взглянула на неё, и в глазах отразились любопытство и понимание. Когда её рука, наконец, скользнула в его, это прикосновение было похоже на успокаивающую силу, нежную, но ободряющую. Астарион нежно накрыл их соединенные ладони другой. — Но вот это… — тихо прошептал он, сделав успокаивающий вдох, — я точно знаю, что это хорошо. Они так и стояли, держась за руки, а Астарион зачарованно смотрел на её улыбку, желая подольше задержать этот момент. Нежный и уверенный голос эльфийки нарушил тишину. — Пойдём со мной, — позвала она, в её тоне прозвучало глубокое понимание, когда она осторожно повела его к палатке. Астарион на мгновение замешкался, его переполняли новые эмоции и мысли. — Э-э… Тав, я только что упомянул, что не хочу торопиться, — с удивлением нерешительно напомнил он. Ободряюще улыбнувшись, Тав повернулась к нему лицом. — Не волнуйся, я не стану принуждать тебя к тому, к чему ты не готов, — заверила она его, излучая глазами искренность. Когда они вошли в палатку, внутри которой горел тёплый, мягкий свет от фонаря, Астарион почувствовал, как на него опустилось спокойствие. Мерцающие тени играли на холщовых стенах, создавая танец света и тьмы, который отражал происходящее внутри него. Тав грациозно опустилась на лежанку и приглашающим жестом похлопала рядом с собой. — Иди сюда, — мягко позвала его девушка. Астарион нерешительно двинулся к ней, что резко контрастировало с его обычной грацией. Когда он лёг рядом, его тело напряглось. Что теперь? Разбойница протянула руки, и объятия окутали Астариона неожиданным и одновременно успокаивающим теплом. — С этого момента я хочу, чтобы ты был со мной честен, — мягко сказала она, и в её голосе сочетались твёрдая решимость и нежная забота. — Если тебе что-то не нравится, хочется или ты даже не уверен, скажи мне об этом. Важно, чтобы тебе было комфортно. — Их взгляды встретились. Неужели это его первый разговор насчёт серьёзных отношений? Вот дерьмо. Астарион, чья защита дрогнула под её мягкой настойчивостью, попытался сохранить видимость своей обычной невозмутимости. — А как же моё загадочное обаяние? — легкомысленно пошутил он, но серьёзный взгляд Тав подсказал, что сейчас не время для шуток. Он вздохнул, почувствовав облегчение, смешанное с вновь обретённым чувством безопасности. — Хорошо… Я постараюсь, — пообещал он, понизив голос почти до шёпота. Тав придвинулась ближе, её присутствие успокаивающе контрастировало с прохладным ночным воздухом снаружи. — Ну… как ты себя чувствуешь? — спросила она с неподдельным любопытством и беспокойством в голосе. Астарион расслабился, погрузившись в приятное чувство, о котором он давно забыл. — Мне хорошо, — удивлённо признался он, словно сам не мог в это поверить. Он притянул её, обхватив руками. — Очень хорошо. — Хорошо, — тихо прошептала Тав. Это было простое признание, но в тот момент оно имело для него огромное значение. — Прошло всего несколько минут, а ты уже мной командуешь, — весело поддразнил он. Однако под шуткой скрывалась нежность, которую он только начал понимать. В ответе Тав сочетались доброта и искренность, её слова обволакивали его, как лёгкий ветерок. — Дело не в командах, Астарион. Дело в заботе. — Её голос был подобен мелодии, каждая нота которой отдавалась заботой и сочувствием. — Неужели ты хочешь, чтобы я была к тебе равнодушна? Астарион негромко рассмеялся, в глазах сверкнуло веселье. — Дорогая, ты бы не смогла остаться ко мне равнодушной, даже если бы попыталась. — Шутка шуткой, но в словах была неоспоримая правда, признание того, что их связывает. Лёгкий и мелодичный смех Тав заполнил пространство между ними. — Ох, боги… Воцарившаяся между ними тишина была спокойной, наполненной только их ритмичным дыханием. — Я не очень разбираюсь в этих… чувствах, — признался он через мгновение, и его голос утратил привычную уверенность, став более мягким. В ответ Тав улыбнулась, ослабив напряжение в воздухе. — У тебя всё получается. Для двухсотлетнего вампира, во всяком случае, — сказала она легко, но в словах сквозило тепло, вызвавшее у Астариона редкий искренний смех. Между ними воцарилась задумчивая тишина. Затем Тав осторожно затронула деликатную тему, в её тоне слышалось любопытство и беззаботность. — Значит… ты планировал очаровать меня, чтобы я покорилась? Астарион замешкался, пытаясь осознать важность момента. — Поначалу, да… — прошептал он. — Всё в порядке, можешь признаться, — ободряюще улыбнулась Тав, побуждая его продолжать. Он заглянул ей в глаза, подыскивая нужные слова. — Вначале речь шла о выживании. А ты… ты была… — Самой лёгкой мишенью? — Тав игриво блеснула глазами. Ухмылка Астариона была непроизвольной — рефлекс на её легкомысленную подколку. — На самом деле, с тобой было совсем не легко. Наверное, мне просто нравится бросать вызов. Самой лёгкой мишенью для союза была бы Лаэзель. — Сказанное им сочетало в себе долю шутки и правды — баланс, который он всё ещё осваивал. Смех Тав заполнил пространство между ними, вызвав у него искреннюю улыбку. — Значит, ты выбрал сложный путь. Как неожиданно благородно с твоей стороны. Ухмылка Астариона стала шире, а в глазах зажёгся игривый огонёк. — Эй, не смотри так; у меня ведь не было инструкции, как стать хорошим парнем, — усмехнулся он, но за шуткой пряталась серьёзность. — Мне оставалось полагаться только на инстинкты. Тав с задумчиво продолжила. — Я тебя не осуждаю. Мне просто любопытно, что тобой двигало. А я тебя вообще привлекала тогда? Взгляд Астариона смягчился, когда он посмотрел на неё. — Конечно. Посмотри на себя, ради всего святого. Ты же просто красавица, — он говорил искренне, выходя за рамки физического влечения. На мгновение между ними воцарилась тишина, пока Тав обдумывала его слова. Он задумчиво продолжил. — Это то, о чём я знал, единственный механизм, который у меня был. Я делал это годами, и… от этой привычки трудно избавиться. — Он помолчал, вглядываясь в её лицо в поисках понимания. — Быть с тобой и легко, и сложно одновременно. Это приятно, но в то же время бросает вызов всему, о чём я думал, что знаю. Астарион вскинул бровь, в его голосе послышался характерный для него сарказм. — Ну же, не молчи. Ты хотела честности, и вот я обнажаю свою душу, — сказал он с полуухмылкой, пытаясь разрядить обстановку своей обычной непринуждённостью. Тав резко вынырнула из своих мыслей. — Нет, нет, дело не в этом. Я просто задумалась, — пояснила она, встретившись с ним взглядом. Астарион вскинул бровь, прищурившись. — Ты что, решила, что меня поразила стрела купидона, как только я тебя увидел? — игриво спросил он. Тав хихикнула, закатывая глаза в притворном раздражении. — Умоляю, я не настолько наивна. Астарион склонился к ней, лукаво ухмыльнувшись. — Очевидно, что это ты с самого начала не смогла устоять перед моим обаянием. — Конечно, Астарион, продолжай фантазировать, — рассмеявшись, ответила она. Ухмылка Астариона стала ещё шире, а глаза заискрились весельем. — А что? Разве я не прав, дорогуша? Глаза Тав сверкнули озорством, игриво отражая окружавший полумрак. — Уверяю тебя, я… разборчива в выборе тех, кого впускаю в свою жизнь. Астарион вскинул бровь, и на его губах заиграла ехидная улыбка. — Неужели? Потому что, насколько я знаю, ты приютила вампира, который буквально ходячий плакат с объявлением о розыске и кучей неприятностей, — поддразнил он. Она снова расхохоталась, и её смех срезонировал в пространстве между ними. Астарион завороженно за ней наблюдал. Смех преображал её лицо, глаза сияли от счастья, а волосы в сумерках сверкали огненными всполохами. В наступившей тишине Астарион задал вопрос, который раскрыл его уязвимость больше, чем он обычно себе позволял. — Так что, когда это случилось с тобой? — мягко осведомился он. Тав взглянула на него с любопытством и слегка склонила голову. — Что именно? Он глубоко вздохнул, отбросив свой обычный сарказм. — Когда ты решила, что… что меня стоит впустить? — Его голос едва превышал шёпот, полный уязвимости и надежды. Выражение лица Тав смягчилось, глаза отразили всю глубину эмоций. — Не было какого-то конкретного момента, — призналась она тепло. — Это было постепенное осознание. Где-то на этом пути ты стал больше, чем просто компаньоном. Ты стал кем-то важным, кем-то, кто мне… очень дорог. Взгляд Астариона задержался на партнёрше, изучая каждую черту её лица с вниманием, которое было одновременно новым и волнующим. В его голове бушевал водоворот эмоций, каждая из которых была более острой и неизведанной, чем предыдущая. Они встретились взглядами, и на лице Тав отразились задумчивость и проницательность. — В одном я уверена, — начала она, и в её голосе прозвучала спокойная сила. — Я не хочу, чтобы то, как всё начиналось, затмило то, чем мы можем стать. Это не умаляет важности того, что может означать «мы». И мне нравится идея «мы». При этих словах Астарион ощутил в себе что-то тёплое и непонятное. Это чувство отозвалось глубоко внутри него, всколыхнув эмоции, которые он долгое время считал дремлющими. — «Мы»… мне нравится, как это звучит, — признался он, и это слово показалось ему одновременно чужим и совершенно правильным. Шуршание полотнища на лёгком ночном ветерке создавало успокаивающий фон для их тихой беседы. Астарион, обычно такой сдержанный и быстрый на остроумные реплики, оказался на незнакомой территории — открытый, уязвимый, ищущий понимания. Тихий и нежный голос Анкунина прозвучал в тишине палатки. — А что насчёт тебя? Чего хочешь ты? — Его пальцы ласково провели по её волосам — жест, который показался ей одновременно естественным и глубоко интимным. Тав, находясь на грани сна, пробормотала: — Хм? Что? — её слова слились с мягкостью дремоты. Астарион деликатно затронул тему, которая не давала ему покоя. — Ты сказала, что мы должны быть честны в своих желаниях. Что насчёт тебя? Ты правда не против… не спешить, особенно с физической близостью? Тав приподнялась на локте, и в полумраке палатки встретилась с ним взглядом. — Конечно. Мы можем быть вместе и без секса, — убеждённо произнесла она. Астарион слегка нахмурился, во взгляде появилось игривое, но искреннее любопытство. — Почему это кажется мне почти вызовом? — мягко поддразнил он. Тав задумчиво улыбнулась, размышляя над его вопросом. — Я ценю то, что мы проводим время вместе, нашу близость. Дело не только в сексе. Мне правда понравилось, очень, но не это самое главное. — Она успокаивающе положила ладонь ему на щёку. — Это возможно только в том случае, если тебе это тоже нравится. Так что нет, меня это нисколько не беспокоит. И я не хочу, чтобы ты в этом сомневался, ни на секунду, — тепло заверила она, после чего легла, прижавшись к его боку. Астарион откинулся назад, его захлестнула волна облегчения и умиротворения. То, что он разделял с Тав, было чем-то уникальным и драгоценным. Чем он заслужил такое? Дыхание Тав выровнялось, когда она заснула. Он медленно наклонился и нежно поцеловал её в лоб, ощущая тепло кожи на своих губах. Её рука легла ему на живот, и он переплёл свои пальцы с её. Впервые за целую вечность Астарион принял решение сам, без каких-либо манипуляций или для выживания. Он не знал, что ждёт его в будущем, но в этот момент всё казалось правильным. Он погрузился в сон, её ровное дыхание стало для него успокаивающей колыбельной, а разум обрел покой, освободившись от теней ночных кошмаров, которые давно его мучили.