Don't go (Не уходи)

Сознание быстро вернулось к Астариону, и его чувства сразу же пришли в полную боевую готовность. Он понял, что лежит в палатке, сквозь полотнище которой пробивался серебристый ночной свет. Его захлестнула паника, когда нахлынули воспоминания о предыдущих событиях — о похищении Тав, Петрасе, жгучей боли от солнца. Резко выпрямившись, он едва заметил свои ожоги. Всё его существо кричало о действиях, поисках. Пошатываясь, он выбрался из палатки в прохладные ночные объятия. На мгновение его охватило облегчение, когда лунный свет омыл его изувеченную кожу. Раны уже начали медленно заживать, оставляя после себя бледнеющие шрамы. Гейл стоял неподалёку, и его внимательный взгляд мгновенно остановился на вампире. — Слава Богам, с тобой всё в порядке! — с облегчением воскликнул он. — Как долго? — спросил Астарион хриплым от нетерпения голосом. Гейл помедлил, прежде чем ответить. — Целый день. Остальные отправились за Тав, едва ты вернулся. Сердце Астариона бешено заколотилось. Тав была в опасности, и каждая секунда была на счету. — Мы должны последовать за ними, немедленно, — сказал он не терпящим возражений тоном. Волшебник кивнул. Астарион не стал дожидаться продолжения разговора. Он вернулся в палатку, надел доспехи и взял оружие. Затем отправился в ночь, движимый единственной целью — найти Тав и вернуть её обратно. У него не было чёткой цели, но его вели инстинкты, а все его чувства обострились из-за срочности их миссии. Лес напоминал тёмный лабиринт, но Астарион ориентировался в нём с лёгкостью хищника. В голове бушевали страх и решимость, а перед глазами, как по кругу, проносились воспоминания о последних минутах жизни Тав перед её похищением. Мужчина бежал по лесу, в его движениях сочетались настойчивость и точность. Каждый шаг был напоминанием о его неудаче, груз вины давил на него, как физическая сила. Тав похитили, похитили из-за него, из-за запутанной тайны их общего прошлого. И последние слова, которые он сказал ей, были полны горечи и гнева. Мысль о том, что она умрёт, думая, что он её ненавидит, что она ничего для него не значит, была невыносима. Гейл, не отставая от него, нарушил молчание. — Расскажи, как это случилось. Астарион низко зарычал, чувствуя боль и ненависть к себе. — Мы… разговаривали. А потом из ниоткуда появился Петрас со своими головорезами. Всё произошло так быстро… Я не успел ничего сделать. — Его голос дрогнул от напряжения и отчаяния. В голове всплывали образы, пока плут пересказывал события: внезапное нападение, крик Тав, резкая боль, лишившая его сил. — Они забрали её. Я пытался их догнать, но солнце… — голос оборвался, подавленный воспоминаниями о жгучем свете и беспомощности, охватившей мужчину. Декариос молча слушал с серьёзным выражением лица. — Мы её найдём, Астарион. Обязательно. Анкунин кивнул, отчаяние в его глазах сменилось яростной решимостью. — Да, найдём. Я не успокоюсь, пока она не окажется в безопасности. По крайней мере, она этого заслуживает. Они продолжили своё неустанное преследование. В голове Астариона бушевали эмоции — чувство вины, страх, решимость. Мысль о том, что Тав осталась одна, преследовала его на каждом шагу. Он настойчиво подгонял себя, не желая поддаваться изнеможению, которое грозило его настигнуть. Им нужно было её найти, и сделать это нужно было быстро. Мысли Астариона неслись вскачь, пока они с Гейлом быстро продвигались по тёмной местности, и прохладный ночной воздух хлестал их по лицам. — Эрдан и остальные направились к указанному Игнатиусом месту, — сказал он. В голове Астариона бушевала буря сожалений и осознаний. Его вампирская природа, которая всегда была источником силы и страха, теперь ощущалась как невыносимое проклятие. Он был существом ночи, сильным и смертоносным, но под лучами солнца оказался бессилен, не в силах защитить Тав, когда она больше всего в нём нуждалась. Его грызла ирония ситуации — такое могущественное существо, как он, потерпело поражение не от клинка противника, а от естественного дневного света. Эта слабость заставила его усомниться в самом своём существовании. Если он не смог защитить Тав, то для чего вообще нужна эта сила? Пока они продирались через подлесок, мысли Астариона вернулись к Ритуалу. В какой-то момент он хотел его для себя, ради свободы и власти, которые тот сулил. Но правда заключалась в том, что его мотивы изменились. Он хотел Вознесения не ради личной выгоды. А для неё. Защищать, быть рядом с ней не только во мраке, но и при свете дня. Он жаждал этого Ритуала не ради обретения силы — ради возможности защитить единственную, кто значила для него больше, чем его собственное проклятое существование. Дело было не в преодолении собственных страхов или недостатком, а чтобы быть рядом с Тав всеми возможными способами. По крайней мере, так он говорил себе, когда во дворце Касадора у него появились сомнения. Так он говорил себе все пять лет. Точно так же он убеждал себя, когда Тав отвергла его заботу и защиту. Его предложение спокойно жить вместе, без страха. Ведь что ещё он мог ей предложить? Если не безопасность, власть, что угодно… Кроме этого у него не было ничего. Он прибавил шагу. Он отыщет её и сделает всё возможное, чтобы защитить. Сожаления о прошлом не повлияют на его дальнейшие действия. Больше нет. Он был не просто монстром, каким его создали. Для Тав он станет тем защитником, которого она заслуживает. Сердце Астариона бешено забилось, когда он с Гейлом, силуэты которых вырисовывались на фоне тусклого лунного света, приблизились к возвышающейся громаде Лунных Башен. Ночь была жутко тихой, и в воздухе ощущалось напряжение, пока они приближались к месту назначения. Каждая секунда казалась вечностью, каждое мгновение несло в себе невыносимый груз неуверенности и страха за безопасность Тав. Приближаясь, они увидели грозное строение Башен, древние камни которых шептали секреты минувших веков. Наконец, они нагнали остальных. Эрдан, увидев Астариона, не теряя времени, со всей силы влепил ему кулаком в челюсть. Внезапный удар отозвался в черепе, оставив после себя пульсирующую боль. Потирая больную челюсть, Астарион с язвительной ухмылкой признал: — Что ж, пожалуй, я это заслужил. В ответ на это Эрдан с презрением в голосе ответил: — Ты заслужил и посильнее. — Он внимательно осмотрел окрестности. — Пока никаких признаков Тав. Но мы нашли путь вниз, и он выглядит обнадёживающе. Обострившиеся чувства Астариона дали о себе знать, его вампирская природа позволяла видеть то, чего не могли другие. Он направился к невысокой стене, заросшей плющом, где скрывалась лестница, ведущая под землю. Он прищурился, заметив на камне маленькое тёмное пятнышко. Присев на корточки, он внимательно осмотрел его, раздувая ноздри, принюхиваясь к запаху. По спине пробежал холодок, смесь страха и узнавания. — Это кровь Тав, — едва слышно прошептал он. Ни секунды не колеблясь, Астарион двинулся вперёд, спускаясь по скрытой лестнице. Остальные последовали за ним, и их шаги эхом отдались в замкнутом пространстве. Влажный, затхлый воздух подземного прохода наполнил их лёгкие, когда они продвинулись глубже, темнота окутала их, как удушливое одеяло. Потайная лестница вела их всё глубже в недра земли, и с каждым шагом воздух становился всё холоднее и гнетущее. Свет от факелов отбрасывал на стены жуткие тени, усиливая витавшее в воздухе дурное предчувствие. Эрдан кипел от злости на Астариона, время от времени переходя в резкий шёпот. — Это ты виноват, — шипел он; глаза его горели гневом и тревогой. — Если с Тав что-нибудь случится… Астарион, устремив взгляд вперёд, коротко ответил: — Я знаю. Поверь мне, я знаю, — чувство вины и обязательств давило на него тяжёлым бременем, но его цель оставалась непоколебимой — найти Тав, защитить её. Когда они двинулись дальше, проход привёл их в пещеру попросторнее. На стенах висели ветхие, разбитые цепи и кандалы, говоривших о жуткой истории. В воздухе стоял затхлый запах плесени и давно забытого отчаяния. Шэдоухарт положила руку на рукоять своего оружия, внимательно вглядываясь в темноту. — Нам следует быть осторожными. От этого места веет опасностью. Обострённые чувства Астариона были в полной боевой готовности. Он почти ощущал страх и боль, витавшие в воздухе. Сердце бешено колотилось, когда он осматривал землю в поисках любого знака, любой зацепки, которая могла бы привести их к ней. Каждая секунда была решающей, каждое мгновение, потраченное на поиски, казалось вечностью. Страх её потерять, страх, что у него никогда не будет шанса всё исправить, терзал его. Дрожащий свет факелов отбрасывал призрачные тени на древние камни подземелья, пока Астарион с Эрданом спускались в его коварные глубины. Их путь вперёд был извилистой тропой из теней и шёпота, каждый шаг отдавался эхом в гнетущей тишине, нарушаемой лишь отдалённым, унылым стуком капель воды. Атмосфера была гнетущей от неизвестности, промозглого, леденящего присутствия, которое, казалось, давило на них со всех сторон. Слова Эрдана прорезали тишину, точно кинжал. — Ты вообще не достоин Тав, — заявил он с холодным презрением. В Астарионе вспыхнул гнев, но он сохранил самообладание, а голос превратился в сдержанное шипение. — А ты считаешь себя более достойным? — резко парировал вампир. Взгляд Эрдана выражал решимость, челюсть была сжата, а глаза гневно полыхали. — Я прошёл с ней куда больше времени, чем ты можешь себе представить, — заявил он не терпящим возражений тоном. Астарион горько рассмеялся, и смех эхом отразился от каменных стен. — Трудно в это поверить. Между ними воцарилось молчание, столь же густое, как и тьма, — ощутимое напряжение, которое нарастало с каждым их шагом. Нарушил его Эрдан, его голос стал мягче, но в нём звучала решительная серьёзность. — Она дочь вождя, ей судьбой уготовано вести свой народ. Астарион остановился, это открытие застало его врасплох. — Я… я этого не знал, — признался он с явным удивлением. — Ну конечно же не знал, — ответил Эрдан с тяжёлым взглядом. — Ты, наверное, был слишком занят постоянными разговорами о себе. Ты вообще её знал? Вопрос поразил Астариона, как физический удар. Его рука сжалась вокруг рукояти кинжала, металл холодно и неподатливо впился в кожу. Поднялось чувство сожаления. Воздух в подземелье сгустился, стал почти осязаемым, когда Эрдан продолжил, произнося слова с трепетом и тоской. — У Тав всегда была душа художницы, внутренний мир, который она воплощала в своих набросках. Она никогда не стремилась к пути воительницы, но судьба редко спрашивает нашего согласия. Каждый наследник должен доказать свою храбрость, внести свой вклад в наследие клана, поэтому она отправилась искать свою судьбу в городе… и была похищена Пожирателями разума. Слушая, Астарион понимал, как мало он знает о Тав. Она не любила о себе рассказывать. Да, он задавал вопросы, но никогда не настаивал. Он всегда думал, что Тав предпочитает слушать. Но, может, стоило расспрашивать чаще? Зловещую тишину подземелья нарушали только их шаги да голос Эрдана, рассказывающего о прошлом. Астарион понял, что это из-за нервов, что мужчина так пытается справиться с тем, что девушке сейчас грозит опасность. Слова Эрдана были пронизаны глубоким уважением, когда он говорил об эльфийке. — То, чего она достигла в этом мире, сделало бы её образцовым лидером. Но она выбрала другой путь. Меня прочат на её место, но сомневаюсь, что смогу сравниться с ней в мужестве и мудрости. Перед ними простиралась бескрайность подземелья, где бесчисленные камеры и тёмные переходы служили жутким напоминанием о грозящей Тав опасности. Казалось, каждый поворот в похожих на лабиринт коридорах отзывается безмолвным предупреждением, усиливая тревогу и страх Астариона. Его мысли были полны беспокойства и сожаления, каждый шаг отдавался тяжёлым ударом в ритме его бешено колотящегося сердца. Голос Эрдана звучал ровным потоком среди гнетущей тишины подземелья. — Тав, Кейлет и я выросли вместе. Тав была самой безбашенной из всех нас, всегда находила неприятности, я всегда был голосом разума, а Кейлет лечила её от ран. С каждым словом Эрдан оживлял картину юности Тав, её дух и жизнелюбие составляли разительный контраст с мрачной реальностью, с которой они теперь столкнулись. — Она была светочем нашей деревни, — с гордостью и печалью продолжил Эрдан. — Даже после трагедии, унёсшей жизни её матери и сестры, она стала маяком силы для всех нас. Астарион остановился, и тяжесть слов Эрдана приковала его к месту. — У Тав была сестра? — спросил он едва слышным шёпотом, голос захлестнули внезапные эмоции. Эрдан с трудом кивнул, ощущая тяжесть общего прошлого, отмеченного потерями. — Да. Это была тёмная глава в нашей истории, рана, которая так и не зажила до конца, особенно для Тав и её отца. Она видела их смерть и долгое время не могла говорить о том, что произошло. В дрожащем свете факелов на лице Астариона отразились сожаление и затаённый гнев на самого себя. В нём змеился стыд от осознания того, что он лишь мельком ознакомился с жизнью партнёрши. Потребность найти её, защитить и понять захлестнула его с новой силой и понесла вперёд сквозь тьму. В его голове роились вопросы, желание узнать её, отделить те слои её жизни, которые он упустил из виду. Он хотел расспросить её о самых элементарных вещах, о деталях, из которых складывался её образ, слушать её истории, учиться смеяться и плакать. Он жаждал спросить её обо всем, даже о такой банальности, какой её любимый цвет. Между ними повисло гробовое молчание, которое Астарион, наконец, нарушил неуверенным голосом, чувствуя необычайную уязвимость, когда столкнулся с собственным непониманием. — Что произошло? С её матерью и сестрой, я имею в виду. — Эти слова показались ему неуместными, даже когда слетели с его губ, словно вторжение в священную скорбь, которую он не мог вынести, но необходимость разобраться в тенях, которые преследовали Тав в прошлом, подтолкнула его вперёд. Эрдан замедлил шаг и, нахмурившись, повернулся к Астариону. Отблески факелов играли на его лице, углубляя изборождённые горем морщины. — Это был знаменательный день для нас, — начал он, и голос его потяжелел от воспоминаний. — Набег… разбойников. Они напали на нашу деревню. А мать и сестра Тав… они оказались не в том месте и не в то время. Слова тяжело повисли во влажном воздухе, ужас произошедшего рисовал в сознании Астариона яркие, жуткие картины. Мысль о том, что Тав, такая неистовая и полная жизни, стала свидетельницей такого кошмара, пробежала холодной дрожью по спине. — Она правда видела, как это произошло? — спросил он, сменив свой обычный цинизм на искреннее беспокойство, и его голос был едва ли громче шёпота в тёмном коридоре. Эрдан медленно, с трудом кивнул. Его взгляд, обычно такой живой и жизнерадостный, затуманился воспоминаниями о прошлом. — Да, она была там. Неспособная изменить ход событий, вынужденная наблюдать, как её мир рушится на части. В ней что-то изменилось, что-то глубокое и вечное. Она никогда особо не говорила об этом, но когда заговаривала, в её голосе слышалась боль. Тот день изменил её, изменил всех нас. Астарион поклялся, что если они найдут Тав живой, он обязательно её выслушает. Он узнает о ней, о её радостях, печалях, мечтах и страхах. Он поймёт ту, о которой начал заботиться, ту, которая стала неотъемлемой частью его жизни. Но для того, чтобы это произошло, ей нужно было вновь ему открыться, простить ошибки и резкие слова, прозвучавшие между ними. И всё же на первом месте у него была её безопасность, её жизнь. Вопрос, который таился в глубине его мыслей, наконец вырвался на свободу, растворившись в гнетущем воздухе между ними. — Ты её любишь? — почти непроизвольно спросил Анкунин, и эти слова стали отражением хаоса, бушевавшего внутри него. Эрдан прямо встретил его взгляд. — Да, — просто ответил он. Он помолчал, выражение его лица смягчилось, и он продолжил: — Тав и Кейлет не просто друзья, они — семья. Любить Тав… было так же естественно, как дышать. У нас было взаимопонимание, которое трудно объяснить словами. Клан, конечно, возлагал на нас обоих свои надежды, но Тав — сама по себе. Никто и никогда не сможет заставить её действовать против своей природы, особенно в сердечных делах. На губах Эрдана мелькнула лёгкая, почти весёлая улыбка, ненадолго отвлекая от серьёзности их разговора. — Я бы дорого заплатил, чтобы увидеть, как кто-нибудь попытается навязать ей свою руку, — добавил он, и улыбка достигла его глаз. Казалось, напряжённость момента сгладила обычно резкую манеру поведения Астариона, сделав его более открытым, более искренним. — И в чём же тогда твой грандиозный план? — спросил он, и в его голосе, лишённом обычного сарказма, вместо этого прозвучало неподдельное беспокойство. В глазах, в которых обычно отражалось веселье или презрение, теперь читалась мрачная картина окружающей обстановки, подтверждающая серьёзность их положения. Эрдан ответил честно, что вызвало резонанс в холодном воздухе подземелья. — Многое изменилось, Астарион. Я дорожу воспоминаниями, счастьем, которое мы делили, но я понял, что ей нужно нечто большее, чего я не могу дать. Её дух устремлён к горизонту, в то время как мой укоренился в нашем лесу. Наши пути расходятся, и если мы заставим их сойтись, это принесёт нам только страдания. — Он замолчал, в голосе прозвучала грусть, заставляющая глубоко задуматься и смириться. — Я хочу… хочу отступить ради собственного спокойствия. В груди Астариона запульсировала незнакомая боль, встревожив его своей силой. — И ты считаешь, что сдаться — это правильный выбор? Даже если ты её любишь, ты предпочитаешь просто наблюдать со стороны? — Слова вырвались сами собой, с недоверием и уязвимостью, которые он редко позволял себе проявлять. Ответ Эрдана был прямым, как зеркало собственных переживаний Астариона. — Сдаться — это твои слова. И разве ты не сделал то же самое? Ответ был отражением его собственных решений, которые, возможно, во многом совпадали с решениями Эрдана. Значимость этих слов повисла в воздухе, как горькое напоминание о трудностях любви и выбора. Астарион, обычно быстро находивший ответ, на мгновение потерял дар речи. Осознание этого обрушилось на него с силой кувалды: неужели ему действительно нужно было оказаться на грани потери всего, чтобы осознать, что у него есть? Он был мастером обмана, но в данном случае, похоже, больше всего он обманывал самого себя. Боль от этого признания оказалась горькой пилюлей, которую пришлось проглотить. Он устал от эмоционального смятения, которое бурлило внутри него, смятения, которого он долго избегал. Как он позволил себе поставить под угрозу то, что могло бы стать его раем? Он никогда не мог претендовать на Тав, но мысль о том, что он потенциально упустил с ней любой шанс, грызла его с безжалостной яростью. Эрдан продолжил, теперь его голос звучал тише. — Я видел её смерть в зеркале. Её и Кейлет. — Он сделал паузу, его мрачное выражение лица отражало тяжесть такого видения. — Странно, как меняются перспективы. Поначалу, когда появился ты, я почувствовал, как во мне всколыхнулись старые чувства, но потом я увидел то видение… Это было ужасно. Я думал, что ты станешь её концом, но я вижу, что… ты ей всё ещё дорог. По причинам, которые я не могу понять. Астарион слушал, и его мысли напоминали бушующее море. Он тоже не понимал этого — связи между ним и Тав, этого напора эмоций, которые, казалось, не поддавались логике. В словах Эрдана звучала решимость, обозначающая его приоритеты. — Это видение прояснило одну вещь: её счастье, её безопасность, её жизнь — превыше всего. Она должна быть счастлива, где бы она ни была, и с тем, кто приносит ей радость. Потому что она — моя семья. И ничто этого не изменит. Не удержавшись, Астарион цинично скривил губы в ответ на искреннюю доброту Эрдана. — Ты до отвращения добр, — с восхищением и раздражением проворчал он. Мысль о мире без Тав или, что ещё хуже, о мире, где она жила, но не с ним, скрутила его изнутри острым приступом ревности и страха. — Я бы этого не вынес. Я слишком эгоистичен, — тихо признался он, и слова вырвались у него в редкий момент уязвимости. Смех Эрдана прорезал мрачную атмосферу — беззаботный, но резкий звук, подтверждающий двойственность его защитной натуры. — Эта моя черта — и благословение, и проклятие. Но я без тени сомнения знаю, что Тав всегда будет играть важную роль в моей жизни, — сказал он, и его смех перешёл в более серьёзный тон. Пристальный и непоколебимый взгляд встретился с астарионовым. — Запомни это, Астарион. Если с ней что-то случится, я буду за тобой гоняться до скончания веков. А если не справлюсь, меня заменит Кейлет. Не обманывайся её внешностью: она гораздо сильнее, чем кажется. На лице Астариона вновь появилась ухмылка, выражающая признательность и уважение. — Понятно. Ты не такой святой, как я думал. Я явно тебя недооценивал, — сказал он с долей веселья и уважения в голосе. — Рад, что ты заметил. — серьёзно заметил Эрдан, его беспокойство об эльфийке сквозило в каждом слове. — Мне невыносима сама мысль, что Тав… — Он покачал головой: мысль была слишком болезненной, чтобы её закончить. — Слушай внимательно, Астарион. Это твой чёртов долг. Чего бы ни пожелало её сердце, даже звезду с неба, ты позаботишься о том, чтобы она это получила. Я ясно выразился? Внезапная серьёзность слов Эрдана отрезвила Астариона. Улыбка исчезла с его губ, когда он осознал всю тяжесть ответственности, которую Эрдан возлагает на него. Неужели Эрдан действительно признал в нём того, кто сможет занять место в будущем Тав? — Ты что, меня благословляешь? — спросил он с недоверием в голосе. Эрдан фыркнул, в его голосе смешались реализм и защита. — Не обольщайся. Я просто констатирую очевидное. Ты и так прекрасно справился с тем, что оттолкнул её, так что мне вряд ли стоит вмешиваться. Тем не менее я знаю, что иногда судьба преподносит неожиданные повороты, поэтому говорю это в её интересах. Мне важно её счастье, а не твоё эго. Астарион сдержанно кивнул, в нём поселилась твёрдая решимость. — Я жизнь положу, чтобы она была счастлива. Даю слово. — Не глупи, — хмыкнул в ответ Эрдан. — Жить и стараться ради неё — единственный способ сделать её счастливой. Докажи это поступками, а не словами. Так ты по-настоящему выполнишь своё обещание. С этими словами Эрдан переключил своё внимание на окружающую обстановку, его бдительный взгляд осматривал линию горизонта. Астарион шёл впереди, чутко улавливая каждый звук и малейшую тень. Воздух был пропитан затхлостью разложения, и единственным источником света были горящие факелы в их руках. Каждый шаг зловещим эхом отражался от каменных стен, постоянно напоминая об опасном путешествии. Внезапно Шэдоухарт, внимательно осматривавшая стены, остановилась. — Сюда, — едва слышно прошептала она. Жрица указала на ряд отметин, почти незаметных в тусклом свете. Астарион и остальные собрались вокруг, вглядываясь в найденную ею находку. — Что тут? — спросил Гейл. — Эти отметины, — объяснила Шэдоухарт, — свежие. Следы, оставленные чем-то… или кем-то, кто пытался найти дорогу или обозначить проход. Астарион изучил метки. Они были сделаны намеренно, след, оставленный кем-то, кто хорошо знал эти катакомбы. — Сюда, — убеждённо сказал он и пошёл по следу. Чем глубже они углублялись в подземелье, тем холоднее становился воздух, а гнетущую тишину нарушал отдалённый звук капающей воды. С каждым их шагом росло дурное предчувствие, осязаемое присутствие, которое, казалось, витало в воздухе. Внезапно по коридорам разнёсся леденящий душу вой, заставивший замереть на месте. Долю секунды спустя из темноты на них набросилась теневая фигура. Это было жуткое привидение, схожее с тем существом, с которым они столкнулись несколько дней назад, — его форма менялась и извивалась, словно не из этого мира. Астарион мгновенно выхватил кинжал, благодаря рефлексам, отточенным годами выживания. Лаэзель рванулась вперёд, держа меч наготове, и инстинкты воительницы взяли верх. Существо набросилось на них с когтями, рассекающими, казалось, сам воздух. Эрдан проворно уклонялся, выпуская стрелы одну за одной. Гейл начал читать заклинание, его руки сплетали тайные символы, а Шэдоухарт взывала к своей богине о защите. Битва была хаотичной, движения существа — беспорядочными и непредсказуемыми. Астарион двигался с убийственной точностью, его кинжал находил слабые места в защите существа. Но оно было стойким, его бесплотная форма отражала командные атаки с ужасающей лёгкостью. Тав бы знала, что делать, — с горечью подумал Астарион. Её отсутствие создавало пустоту в их рядах, её лидерства и мудрости очень не хватало. Сражение превратилось в водоворот хаоса и отчаяния, каждая секунда была борьбой за выживание. Обострившиеся чувства Астариона были полностью сосредоточены на существе. Его форма напоминала изменчивый и ускользающий дым, что делало его трудной мишенью. Тот уворачивался от его ударов и наскоков, каждое движение было танцем со смертью. В воздухе разносились заклинания Гейла, сохранявшего спокойствие, несмотря на опасность. Магическая энергия потрескивала и искрилась вокруг них, освещая тёмные коридоры вспышками света. Стрелы Эрдана вылетали со смертоносной точностью, со свистом рассекая воздух. Шэдоухарт, не переставая, бормотала молитвы, взывая к божественному вмешательству, а её щит сверкал, парируя атаки существа. Лаэзель ринулась на тварь, её клинок сверкнул серебром в тусклом свете. Вой зверя эхом отразился от стен, и от этого звука Астариона пробрало до костей. Это было похоже на бой с кошмаром, существом из самых тёмных глубин подсознания. Когти, способные, казалось, разорвать саму ткань реальности, неустанно их атаковали. И тут Астарион обнаружил брешь, метнувшись в неё с быстротой гадюки. Его кинжал нашёл свою цель, вонзившись в эфемерную форму существа. В то же время Гейл выпустил поток магической энергии, а меч Лаэзель со смертельной точностью рассёк воздух. Все вместе они обрушились на тварь. Она издала пронзительный вопль, разнёсшийся по подземелью, — полный агонии и ярости звук. Форма существа начала распадаться, растворяясь в тенях, исчезая, как будто его никогда и не было. Но подземелье, как оказалось, кишело бесконечными полчищами кошмарных существ, каждое из которых было свирепей предыдущего. Они появлялись из теней, как призраки, и при нападении их фигуры изгибались и корчились. Гейл первым заметил приближающуюся угрозу. — Новые на подходе! — крикнул он, и его посох вспыхнул от подготовленных заклинаний. Все чувства Астариона обострились до предела. Каждый мускул в его теле болел от непрекращающегося боя, но он не мог позволить себе сдаться. Не сейчас. Не сейчас, когда жизнь Тав висела на волоске. Его кинжал двигался молниеносно, раз за разом попадая в цель. Рядом с ним тетива лука Эрдана пела смертоносную песню, и каждая стрела находила свою цель с безошибочной точностью. Они часто прижимались спинами друг к другу, сражаясь в ритме смертельной гармонии между клинком и стрелой. Как с Тав. Астарион двигался стремительно, его клинки превратились в размытое пятно, когда он схватился с ближайшим существом. Неукротимая Лаэзель присоединилась к схватке, её меч со смертоносной точностью рассекал воздух. Лязг стали о чудовищную шкуру эхом разнёсся по коридорам. Шэдоухарт посылала волны божественной энергии сквозь ряды врагов, а стрелы Эрдана со смертельной точностью находили свои цели. — Прикройте меня, мне нужно применить заклинание! — закричал Декариос, напряжённо начиная читать сложный речитатив. Анкунин бросился в его сторону, держа кинжалы наготове, готовый отбиваться от любого существа, которое осмелится приблизиться к волшебнику. — Осторожно! — воскликнул Эрдан, выпустив стрелу, которая просвистела мимо уха Астариона и вонзилась в глаз приближающегося монстра. — Сзади! — предупредила Лаэзель, и Астарион развернулся как раз вовремя, чтобы защититься от удара когтями, нацеленного ему в спину. Битва продолжилась — хаотичный танец стали, магии и плоти монстров. Как раз, когда их силы начали иссякать, Гейл крикнул: — Нашёл! Там проход! — Он указал на узкий лаз в стене, частично скрытый свисающим мхом. Вместе с Лаэзель Эрдан быстро создал защитный барьер, и группа двинулась к недавно обнаруженному выходу. Астарион, тяжело дыша, оглянулся на орду, которую они сдерживали. — Шевелитесь, живо! — скомандовал он, в голосе его смешались усталость и нетерпение. Один за другим они проскользнули в проход, звуки преследования стихли вдали. Оказавшись на другой стороне, они рухнули на пол, переводя дыхание; их тела болели от неустанной битвы. Воздух в помещении был насыщен металлическим запахом крови. Когда Астарион с отрядом ворвался внутрь, перед ними развернулось ужасающее зрелище: стены и пол были измазаны кровью, создавая жуткую картину, рассказывающую о невыразимых ужасах. Груды черепов и разлагающихся тел были разбросаны повсюду, и каждое из них рассказывало безмолвную историю отчаяния и агонии. Но именно от сцены в центре помещения у Астариона в жилах застыла кровь. Тав лежала без сознания, её тело выглядело бледным и неподвижным. Над ней навис Петрас, глубоко вознив клыки ей в шею и жадно глотая её кровь. Увиденное разожгло в Астарионе ярость, столь сильную, что она пронзила всё его существо. Сердце Анкунина гулко забилось в груди, по венам потёк коктейль из ярости и страха. Он сузил глаза, сосредоточившись исключительно на Петрасе и Тав. Звуки голосов его товарищей превратились в отдалённое эхо, когда им овладела первобытная ярость. Не раздумывая ни секунды, он бросился вперёд, движимый единственной целью: спасти Тав и убить Петраса. Помещение вокруг него искривилось, а расстояние между ним и целью стремительно сокращалось на глазах.

***

5 лет назад — Боги, мы уже на месте? У меня уже ноги отваливаются, — простонал Астарион, его обычная выдержка уступила место усталости. Это был тяжёлый день, их миссия по поиску герцога оказалась безрезультатной, а его местонахождение было всё так же неизвестно. Они пересекли весь город, и теперь от их одежды исходил отчётливый запах дыма и отчаяния. Казалось, обратный путь в лагерь растянулся до бесконечности, а у Астариона лопнуло терпение, особенно после многочисленных остановок помочь нуждающимся. Во всех случаях спасения Тав, как альтруистка, оказывалась в первых рядах. Её двойственная натура не переставала удивлять: в один момент она представала спасительницей, а в другой — хитрой воровкой, рыщущей в чьих-то подвалах в поисках добычи. Её героизм сочетался с озорной страстью к неприятностям. Её врождённое желание помогать, всё исправлять, быть маяком надежды часто вступало в противоречие с её более игривыми, разбойничьими наклонностями. Как будто она хотела загодя загладить вину перед обществом за то, что вот-вот превратится в существо, пожирающее мозги и лишённое эмоций. Как будто она постоянно балансировала на канате между праведностью и негодяйством. Несмотря ни на что, плут считал это невыносимо милым. — Кончай ныть, — укорила его Тав. — Можешь не ходить с нами, если тебе так не нравится. Ухмылка Астариона превратилась в ехидную усмешку, а в голосе зазвучало его фирменное остроумие. — О, я прекрасно понимаю, что могу выйти за дверь, когда мне заблагорассудится, — проворковал он, озорно сверкнув глазами. Тав подняла бровь. — Но ты этого не делаешь. Почему? Астарион выгнул бровь в ответ, улыбнувшись краешками губ. — Просто я совершенствуюсь в искусстве выводить тебя из себя, — с игривой усмешкой произнёс он. Тав закатила глаза, и этот жест показался Астариону одновременно и раздражающим, и очаровательным. Когда они продолжили свой путь, он молча понадеялся, что на оставшемся расстоянии больше не будет обходных путей. Но, несмотря на жалобы, какая-то часть его души не могла отрицать чувство близости, которое связывало его с Тав и их разношёрстной командой. Он был озадачен тем, как окружающие тянулись к Тав, сваливая на неё все свои проблемы и беды в тот момент, едва их пути пересекались. Как будто над ней висел невидимый знак, приглашающий к признаниям и мольбам о помощи. Идя рядом с ней, плут обратил внимание на татуировку в виде змеи на руке Тав, резко контрастирующую с эльфийскими узорами, которые украшали её в других местах. Змея скользила вверх по запястью к большому пальцу — загадочный символ на фоне других её отметин. Ему стало любопытно, и что-то в этой татуировке вызвало в нём интерес, возможно, то, что она казалась неуместной или хранила в себе некую историю. Астарион взглянул на замысловатые чернила на руке девушки, и его любопытство вспыхнуло сквозь непринуждённость. — Интересная метка, — подметил он беспечно, но в глазах горел интерес. — Не типичный эльфийский знак, верно? Что за история? Разбойница посмотрела на него с насмешливым недоверием, слегка расширив глаза. — У меня буквально всё лицо в татуировках, а тебе интересно, что на руке? — весело парировала она. И правда, на лице Тав красовались нежные белые рисунки: тончайшие линии, прочерчивающие её скулы, и ряды точек, напоминающие каскад слёз. Они были безошибочно эльфийскими и являлись частью её наследия и индивидуальности. Взгляд Астариона задержался на татуировке, и сквозь его обычную отстранённость пробилась капля любопытства. — Твоё лицо украшают эльфийские чернила, а это? — Он непринуждённо указал на её руку, придав тону игривости. — Она отличается от обычной. Что-то подсказывает мне, что за этим кроется какая-то история. Тав взглянула на свою руку, и на её лице мелькнула короткая тень чего-то — возможно, сожаления или ностальгии. — О, та, что на моей руке? Это… ошибка молодости, — ответила она пренебрежительно, но в её тоне чувствовалась какая-то более глубокая история. Астарион заинтригованно приподнял бровь. То, как Тав отмахнулась от этого вопроса, лишь сильнее разожгло в нём любопытство. Он прекрасно знал, что такое уклонение, когда слышал его, а Тав только что подкинула ему загадку, перед которой он не смог устоять. Конечно, она заглянула в его прошлое, раскрыв историю, которую он предпочёл бы сохранить в тайне. Было бы справедливо, если бы он немного покопался и в её прошлом. — Ой, да ладно, Тав. Ошибка молодости? Это едва ли тянет на объяснение. Выкладывай, — потребовал он, озорно сверкнув глазами. Он не любил оставлять любопытство неудовлетворённым, особенно если оно касалось кого-то столь близкого и загадочного, как Тав. Безразличный ответ прозвучал как вызов, и Астариону не терпелось его принять. Тав на мгновение отвела глаза — знак того, что татуировка действительно хранит в себе историю, к которой ей, возможно, не хотелось бы возвращаться. Но Астарион был настойчив, его любопытство разгорелось с новой силой. Он не собирался так просто упускать эту тему, особенно когда она касалась загадочной девушки рядом с ним. — Ну же, Тав. Мы делили опасности, секреты, даже кровь проливали в битвах и за их пределами, и многое, многое другое… Наверняка история этой татуировки не такая уж и длинная. — Астарион игриво подтолкнул её локтём, игриво улыбнувшись. Тон был лёгким, дразнящим, но в нём чувствовался неподдельный интерес. Тав вздохнула, и под его настойчивым взглядом уголок её рта дрогнул в улыбке. — Ладно, — начала она, в голосе послышались смирение и нервозность. — Это случилось во время моих странствий, задолго до того, как началось всё это безумие. Я… я попала в маленький прибрежный городок, и, скажем так, познакомилась с группой… довольно нестандартных художников. Астарион внимательно слушал, не отрывая взгляда от её лица, пока она рассказывала эту историю. — Однажды ночью… Возможно, после слишком большого количества выпитого, я решила сделать татуировку у одного из них. Они сказали, что змея — это символ возрождения и перемен. Звучало вполне подходяще для того периода моей жизни. Она замолчала, пальцы неосознанно провели по нарисованной змее на коже. — Но когда я проснулась на следующее утро, скажем так, символизм показался мне немного более буквальным, чем я надеялась. Художники были известны своими… магическими татуировками. Эта, похоже, была сделана с небольшой дополнительной… индивидуальностью. Глаза Астариона заинтригованно расширились. — Магическая татуировка? Умоляю, скажи, что она шипит на твоих врагов или что-то столь же впечатляющее. Тав легко и искренне засмеялась. — Нет, ничего такого. Но иногда она… немного двигается. Возможно, как напоминание об импульсивных юношеских решениях. Тав тряхнула головой, как будто это воспоминание задело её сильнее, чем показалось на первый взгляд. Они уже приближались к лагерю. Мужчина наблюдал за её уверенной и целеустремлённой походкой. В ней было что–то особенное — возможно, в том, как лучи заходящего солнца играли в её волосах, или в том, как она двигалась с таким естественным изяществом, или в том, как она общалась с окружающими. Она казалась погружённой в свои мысли, её недавний смех сменился задумчивым молчанием. Астарион обнаружил, что замедляет шаг, не сводя с неё пристального взгляда. Впереди показался лагерь, и Тав ускорила шаг, направляясь к своей палатке. Астарион не удержался и проводил её взглядом. Он наблюдал, как она остановилась, чтобы погладить Шкряба, легко и беззаботно смеясь. В её действиях была нежность, контрастирующая со свирепостью, которую он видел в бою. Он невольно расплылся в улыбке. Это была удивительная, непроизвольная реакция. Её веснушки… они были очаровательны и подчёркивали выразительность её глаз, которые были очень необычного цвета. Ближе к зрачку они становились зеленоватыми, почти изумрудными, и отливали золотом. Чем ближе, тем ярче проявлялся голубой цвет. Его сердце забилось быстрее — ощущение было одновременно незнакомым и тревожным. Тряхнув головой, Астарион попытался прогнать нахлынувшие чувства, которым он не мог дать точного объяснения. Он планировал, чтобы всё шло просто и понятно. Она была союзником, средством сделать его жизнь в лагере более терпимой, может быть, даже приятной. Однако, оглянувшись, он увидел, что она увлечённо беседует с Уиллом, а её рука лежит на его плече в ободряющем жесте. Астарион моргнул, его охватил внезапный и иррациональный дискомфорт. Он быстро отвёл взгляд, и его окатила волна замешательства. Что это было за чувство? — Ужин готов! — внезапно крикнул Гейл, и по группе прокатился коллективный вздох облегчения и нетерпения. — Наконец-то! Я умираю с голоду! — прорезал воздух громкий крик Карлах. Все собрались вокруг костра с тарелками в руках, и аромат приготовленной Гейлом еды наполнил воздух домашним теплом. Тав устроилась рядом с Уиллом, их головы были близко друг к другу, и они вели, казалось, серьёзный разговор. Астарион с тарелкой в руках занял место рядом с Шэдоухарт, пытаясь сосредоточиться на трапезе. Однако, несмотря на все усилия, его взгляд то и дело устремлялся на Тав. Она с беспокойством и нахмурившись слушала Рейвенгарда. За едой поведение Тав изменилось. Беспокойство, казалось, исчезло, сменившись лёгкой улыбкой, когда она принялась за рагу, приготовленное Гейлом. Капля жидкости попала ей на губу, и она небрежно её слизнула. Это простое и обыденное действие необъяснимым образом привлекло внимание Астариона. Он смотрел на неё почти завороженно, открыв рот, ложка зависла в воздухе, а еда незаметно стекала обратно в тарелку. — Ты пялишься, — прорвался сквозь его транс голос Шэдоухарт, в её тоне слышалось насмешливое веселье и осуждение. Астарион моргнул, его сердце пропустило удар. Он поспешно закрыл рот, возвращая себе самообладание. — Не говори глупостей. Я оцениваю угрозу. Кто знает, что может скрываться в кустах, — ответил он с наигранной беспечностью в голосе, снова сосредоточившись на своей тарелке. Несмотря на все его попытки казаться бесстрастным, им овладело странное отсутствие аппетита. Как вампир, он редко питался обычной едой, но ему нравился вкус и сам процесс приёма пищи, особенно когда её готовил Гейл. — Вот как? — ответила жрица, скептически приподняв бровь. — И как, оценил? Астарион снова поднял взгляд и увидел, как Тав осторожно скармливает Шкрябу кусочек мяса из своего рагу. Сцена была трогательной, даже домашней, и она пробудила в нём какую-то тоску, которую он никак не мог уловить. — Не представляешь, насколько, — пробормотал он почти про себя, наблюдая за тем, как эльфийка общается с собакой.