Don't go (Не уходи)

В тихом одиночестве своей палатки Тав почувствовала, как на неё навалилась тяжесть событий прошедшего дня. Она зевнула, её тело жаждало отдыха после долгого и трудного дня. На автомате, эльфийка опустилась на колени рядом со своим рюкзаком и начала распаковывать вещи. Она достала одеяло и сменную одежду, желая сбросить тесные доспехи и переодеться во что-то более удобное. Доспехи были аккуратно сложены в углу палатки, как молчаливое свидетельство дневных сражений и приключений. Тав по привычке развернула свой спальный мешок. В голове у неё закружились разные мысли и эмоции. Она потянулась к рюкзаку, и её рука наткнулась на нечто неожиданное — зеркало. Удивившись, она вытащила его, вслух задавшись вопросом: — Я всё время носила его с собой? Что ещё приготовила для меня Кейлет? Поймав своё отражение в зеркале, Тав сразу же обратила внимание на свою косу. Она в ужасе ахнула, глаза расширились при виде своих растрёпанных, спутанных волос, из которых в беспорядке торчали пряди. Её захлестнула волна смущения. Неужели она весь день проходила в таком виде? И никто из её спутников не догадался об этом упомянуть? Руки Тав схватились за косу, которая доходила ей почти до бёдер. Она с минуту рассматривала её, ощущая внезапное желание избавиться от этой части своего прошлого. Эта коса, отращиваемая на протяжении пяти лет, была связана с тем временем, которое она готова была оставить позади. Она всегда предпочитала волосы длиной до плеч, считая их более практичными и удобными в обращении. С вновь обретённой решимостью Тав встала и прислонила зеркало к стене палатки. Она опустилась на колени перед зеркалом, прихватив кинжал с расчёской. Пришло время покончить с прошлым и начать новую жизнь. Тав возилась с непослушными колтунами в своей косе. Стоя на коленях на спальнике, она сосредоточенно смотрела на маленькое зеркало, прислонённое к стенке палатки. Пока она предавалась размышлениям и возилась с волосами, тусклый свет свечи колыхался, отбрасывая на её лицо пляску теней и света. Ветерок, подувший от входа в палатку, на мгновение прервал её потуги. Тав повернулась к выходу, на мгновение отвлёкшись. Астарион, стоявший у входа в палатку, был последним, чего она ожидала увидеть. Их взгляды встретились, и на мгновение оба застыли в молчаливом удивлении. Сердце Тав учащённо забилось, а мысли при виде него на мгновение улетучились. — Можно войти? — голос Астариона прервал тишину, прозвуча с несвойственной ему нерешительностью. Переваривая его неожиданное появление, Тав всё же молча кивнула. Она убрала волосы и отложила расчёску в сторону, мысленно задавая себе вопросы. Что привело Астариона сюда? Его взгляд метался по палатке и изучал её, как будто сам не знал, зачем он здесь и что ищет. Казалось, время замедлилось, растягивая мгновение. Расстояние между ними казалось огромной пропастью, а не парой метров пространства в палатке. Она нервно теребила кончик своей косы, накручивая пряди пальцами в безмолвном проявлении своего беспокойства. В маленькой палатке воцарилась тишина. Тав размышляла над тем, как начать разговор. Хотя это ведь он пришёл к ней, а значит, вполне логично, что это он должен заговорить первым. И в то же время её тянуло сослаться на усталость, использовать желание поспать как предлог, чтобы прекратить эту неловкую встречу. Но это было бы явной ложью, а ей не хотелось испытывать дискомфорт от того, что её поймают на обмане. Внутренний спор был прерван, когда Астарион, наконец, нарушил молчание. Его слова были неожиданными, в них чувствовалась искренность, что было нехарактерно для обычно легкомысленного вампира. — Я хотел извиниться, — произнёс он низко и искренне. Тав перестала теребить косу и удивлённо к нему повернулась. Нечасто Астарион проявлял такую ранимость, отходил от своего обычного образа шутника, чтобы прямо сказать о проблеме. Она слышала искреннее раскаяние в его голосе, видела едва заметные изменения в его поведении — редкий взгляд на глубину, скрытую под его обычной личиной. — По поводу Эрдана, — продолжил он, глядя ей прямо в глаза. — Я перегнул палку, и понимаю, что это причинило ему боль. Это было несправедливо по отношению к нему… и к тебе. В комнате воцарилась тяжёлая тишина — такая, которая окутывает, словно плотное одеяло. Тав на мгновение потеряла дар речи, потрясённая искренним признанием. Это был не тот Астарион, к которому она привыкла, а тот, кто проявлял искреннее раскаяние, которого она раньше не замечала. От неожиданной откровенности у неё перехватило горло, а слова подвели. Она изучала его лицо, отмечая едва уловимые признаки неловкости — беглый взгляд, слабую попытку сохранить уверенный вид. Это было хрупкое равновесие, та сторона Астариона, которая, казалось, была незнакома с той уязвимостью, которую он демонстрировал. Палатка словно уменьшилась вокруг Тав, в воздухе витало напряжение и невысказанные слова. Девушка невольно тихо поинтересовалась: — Почему ты так себя вёл? — её голос мягким эхом отдавался в замкнутом пространстве, неся в себе неподдельное любопытство и намёк на уязвимость. Реакция Астариона была неожиданной, но на лице мелькнуло выражение неловкости. Тав чувствовала его тревогу, его реакцию на её прямоту. Ей хотелось услышать не извинения, а причину его поступков, ту движущую силу, которая толкнула его на такие крайности. Помолчав минуту, Астарион заговорил, но слова его звучали с запинкой, словно он пробирался по минному полю эмоций. — Честно говоря, не знаю. Наверное… Я хотел повеселиться, немного поддразнить тебя, но слишком увлёкся. Я думаю… я считаю… — Он сделал паузу, его глаза искали, отражая внутреннюю борьбу. Словно он держал слова на кончике языка, раздумывая, подходящее ли сейчас время для их произнесения. — Думаю, то, что я увидел в зеркале, потрясло меня и… я хотел немного снять… напряжение. Тав медленно кивнула, обдумывая его слова. Ответ заставил её задуматься. Хоть она и не ожидала извинений или объяснений, искренность в его словах что-то в ней всколыхнула. Осмелев, она шёпотом спросила: — Ты увидел его? — Вопрос повис в воздухе, хрупкий и наполненный смыслом. Стремительный взгляд Астариона встретился с её глазами, в которых отразились боль, печаль и страдание. Это было молчаливое подтверждение. Он и правда его там увидел. В этот момент его голос дрогнул: — Я был пойман в ловушку против своей воли. Снова. — Откровенность в его голосе ранила Тав в самое сердце. Она отвернулась, внутри неё бушевала настоящая битва. Она хотела злиться, сдержать негодование, но, видя в глазах Астариона страдания, понимая, с какими демонами он борется, её сочувствие вырвалось на первый план. Астарион продолжил, и в его глазах появилась глубокая меланхолия. — Знаю, ты просила, чтобы между нами всё было по-профессиональному. И до сих пор мне не удавалось показать себя с лучшей стороны. Тав, повернувшись к нему лицом, иронично ответила: — Да ладно? — её сердце ныло от незаживающих ран их прошлого. Взгляд Астариона был полон печали, а в глазах отражалась уязвимость потерявшегося щенка. — Поэтому я обещаю тебе, Тав, что отныне я буду вести себя профессионально. Как ты и просила, — он положил руку на грудь. От его слов сжалось сердце. Что она должна была на это ответить? Желала ли она от него простого профессионализма или же ей нужна была честность? Её разум метался, пытаясь решить эту дилемму. Чего же она на самом деле хотела от Астариона? Казалось, что ответ на этот вопрос находится где-то на расстоянии вытянутой руки, но она не могла решить эту задачу, отчего в сердце поселилась тоска. Она молчала, сдерживалась, но не могла заставить себя резко его отвергнуть. Его признание тяжело повисло в воздухе между ними. — Все были потрясены тем, что увидели. Все отреагировали по-разному. Но это не отменяет того факта, что ты повёл себя как придурок, — твёрдо, но беззлобно произнесла она. Астарион отреагировал мгновенно: его взгляд встретился с её. Его глаза, огромные и умоляющие, напоминали глаза раскаявшегося щенка. — Знаю. И мне очень жаль. — Его извинения были искренними, что было редкостью для того, кто часто скрывал свои истинные чувства под насмешками и равнодушием. Тав слушала, и её сердце смягчалось, несмотря на все попытки это скрыть. Она понимала, каких усилий стоило Астариону признать свой проступок, выразить сожаление. Решимость её пошатнулась, и острая грань изначального раздражения сгладилась. Она должна была отмахнуться от его извинений, сказать, что уже слишком поздно, что одних слов недостаточно. Часть её души хотела сказать ему, чтобы он ушёл, отстраниться от него и защитить свои чувства. Но когда она смотрела ему в глаза, эти слова не шли. В его искреннем раскаянии было что-то такое, что удерживало её, не давая оттолкнуть. Будь ты проклят, Гейл. — Всё в порядке, — сказала она, и тон её прозвучал мягче, чем она ожидала. — Знаю, что в последнее время ситуация была… сложной. Но… то, что ты пришёл извиниться, очень много значит. Астарион кивнул, слегка расслабившись, когда она его приняла. Но грусть в его глазах осталась. Тав помолчала, старательно обдумывая свои дальнейшие слова. Возможно, это был тот момент, когда можно было преодолеть пропасть, устранить недоразумения, которые так долго оставались невысказанными между ними. — У каждого из нас случаются такие периоды, Астарион. Главное, чтобы мы постарались всё исправить, — добавила она с надеждой в голосе. Астарион слабо улыбнулся, потупив взор. — Я пока что этому учусь, — признался он, и в его признании прозвучала неприкрытая уязвимость. Тав задержала на нём взгляд, отметив в его глазах печаль, смешанную с проницательностью, которая заставила её почувствовать себя уязвимой, как будто он мог видеть самые сокровенные мысли. Его появление вызывало бурю эмоций, которые она изо всех сил пыталась сдержать. Стремясь избавиться от нарастающего напряжения и его пронзительного взгляда, Тав инстинктивно потянулась к своей косе, чтобы заняться хоть чем-нибудь привычным и отвлечься. Когда она принялась расплетать косу, внимание Астариона переключилось с её лица на длинные пряди, с которыми она возилась. Его голос, теперь уже более мягкий, прорезал тишину. — Твои волосы гораздо длиннее, чем раньше, — заметил он, и в его словах прозвучала ностальгия. Тав тихонько рассмеялась — небольшая передышка от напряжённости момента. — Да, они довольно сильно отросли. Настолько, что с ними сложно совладать, — призналась она, перебирая пальцами колтуны, каждый из которых отвлекал, в чём она отчаянно нуждалась. Его взгляд упал на кинжал, лежащий рядом с Тав. — Хочешь их отрезать? — поинтересовался он. — Мне приходило это в голову, — ответила Тав, полуулыбнувшись, и на мгновение вспомнила о том, что чуть не случилось с ней ранее. — Да. Они всё больше и больше раздражают. И они опасны. Сегодня я чуть не погибла из-за того, что они закрыли мне лицо. Пока Тав продолжала возиться с косой, Астарион слабо вздохнул, не отрывая взгляда от её усилий. Затем он решительно шагнул и сократил расстояние между ними. — Не могу я на тебя такую смотреть. Ну-ка дай, — сказал он, протягивая руку за расчёской. Тав приостановилась, удивлённая его неожиданным предложением. После минутного колебания она с удивлением протянула ему расчёску. Астарион расположился позади неё, действуя осторожно и аккуратно. В голове у Тав роились вопросы и смятение. Что происходит? Как они перешли от напряжённого противостояния к этому странному моменту, когда он расчёсывал её волосы? Знакомость ситуации, близость, которую она создавала, одновременно успокаивала и тревожила. Пока пальцы Астариона перебирали спутанные пряди волос, Тав чувствовала, как бешено колотится сердце в груди, и надеялась, что он не сможет его услышать. Она молча молила, чтобы он не заметил её раскрасневшегося лица, отражавшегося в маленьком зеркале, прислонённом к стене палатки. Поздравляю, Тав, ты официально чокнулась. В движениях Астариона была мягкая точность, в его прикосновениях — нежность, которой она не ожидала. Момент получился неожиданно интимным, устранил пропасть между ними, и она почувствовала себя беззащитной, но в то же время странно спокойной. Его пальцы терпеливо перебирали её волосы, распутывая колтуны с удивительной нежностью. — Мне казалось, тебе не нравятся длинные волосы, — раздался чуть позади неё голос Астариона, мягким шёпотом резонируя в тесном пространстве. Тав, не поворачиваясь к нему лицом, ответила, глядя в зеркало. — Не нравятся. Они отросли за эти годы, и я обычно их закрепляю. А теперь я вернулась в строй и они просто… мешаются. Его вопрос повис в воздухе, пока он продолжал расчёсывать её волосы. — Почему ты не подстриглась раньше? — Его пальцы случайно коснулись её локтя, отчего по спине пробежали мурашки. Контролируй себя, глупая девчонка! Почувствовав, как по щекам разливается румянец, Тав призналась: — Из-за Кейлет. Она обожает эти волосы, и каждый раз, когда я пыталась их обрезать, меня ругали. — Это та дроу, которая осталась в городе? — с лёгким смешком в голосе поинтересовался Астарион. — Угу. Она мне как сестра. И она любит распоряжаться моей причёской, — ответила Тав, ощущая его близость и едва осязаемое тепло его дыхания. Она почти физически ощутила, как позади неё он покачивает головой в лёгком изумлении. Тишина, окутавшая Тав и Астариона, была комфортной и нарушалась лишь мягкими движениями расчёски по её волосам. Каждое прикосновение было осторожным, его руки двигались с нежной точностью, что, как ни странно, успокаивало. Однако каждое случайное прикосновение пальцев к коже вызывало неожиданный трепет, и Тав молча проклинала непроизвольную реакцию своего тела. Сложные эмоции превратились в запутанную паутину, как и колтуны в её волосах. Находиться так близко к Астариону, ощущать тепло его тела у себя за спиной было до боли знакомо. Несмотря на ссоры и расстояние, которое увеличилось между ними, она не могла отрицать правильности этого момента. Она понимала, что должна положить этому конец, вернуть себе расчёску и восстановить физическую дистанцию между ними. Но она словно приросла к месту, не в силах отстраниться от его прикосновений. Но на какой-то краткий миг Тав захотелось, чтобы её волосы оказались ещё более спутанными и длинными, — так хотелось продлить эту неожиданную близость. Стремясь снять нарастающее напряжение и отвлечься от трепета в груди, Тав продолжила разговор. — Я рассказывала тебе о Кейлет. Мы росли вместе. У меня тогда были очень короткие волосы, на что она всегда сетовала. Астарион ненадолго прервался, словно упоминание о её прошлом что-то в нём всколыхнуло. — Помнится, ты рассказывала мне о двух своих друзьях. Другой эльф, как я понял, твой личный телохранитель? — поинтересовался он, упомянув Эрдана, что невольно вызвало у Тав смех и недовольство. Она слегка закатила глаза. — Просто оставь его в покое. Однако настроение Астариона, казалось, изменилось, в голосе проскочило раздражение. — До сих пор не понимаю, почему о нём ты никогда мне не рассказывала. Тав уловила в его тоне что-то скрытое, возможно, намёк на ревность, но быстро отогнала эту мысль. — Мы с Эрданом были вместе много лет назад. Это старая история, и нам не о чем было говорить. — У тебя тогда были короткие волосы? — поинтересовался Астарион, по-видимому, заинтересованный этой подробностью. — Да, очень. Короче, чем у тебя, — ответила она со смешком. Она вспомнила, насколько практичным был этот стиль, как он подходил к её активному, часто хаотичному образу жизни. Следующее замечание Астариона прозвучало игриво. — О, должно быть, он тебя тогда действительно любил. — Его лёгкие и дразнящие слова вызвали у Тав непроизвольный смех. Она протянула руку и шутливо пихнула его в колено. Его тихий смешок в ответ прозвучал успокаивающе, и он продолжил расчёсывать её волосы. И всё же, несмотря на эту вновь обретённую лёгкость, Тав мучил один насущный вопрос; любопытство было слишком сильным, чтобы его игнорировать. Она воспользовалась моментом и понизила голос до тихого, едва слышного шёпота. — Что с тобой было? — спросила она, и её вопрос был наполнен глубоким смыслом, который выходил за рамки простых слов. Ей нужно было знать о его побеге, о причинах, побудивших его уйти после гибели Абсолют. Это был вопрос об их общей истории, о разрыве, образовавшемся в его отсутствие. Руки Астариона замерли, а расчёска остановилась на полпути к её волосам. — Ты о чём? — настороженно спросил он. Тав почувствовала, как к горлу подкатил ком, и продолжила: — После падения Абсолют. Где ты был? Я тебя искала… — Её голос затих, переполненный эмоциями. Это был не просто вопрос; это было отражение той пустоты, которую она ощущала, вопросы без ответов, которые мучили её в его отсутствие. Последовавшее за этим молчание было гнетущим, отягощённым тяжестью невысказанных слов и историй. Тав смотрела на своё отражение в зеркале, но взгляд был устремлён куда-то вдаль. Она жаждала увидеть лицо Анкунина, прочитать его выражение и понять, какие эмоции скрываются за его словами. Когда он продолжил расчёсывать её волосы, его прикосновения были нежными, почти неуверенными. — В основном я был в подземелье, изредка выходя на поверхность, — голос Астариона был мягким, а слова лаконичными. Тав молчала, всем сердцем желая, чтобы он рассказал больше. — Вскоре после… после того, как мы убили Касадора, я встретил своих сородичей — Петраса, Леона, Аурелию и Далирию. Остальные отродья решили уйти, но в конце концов я остался здесь, с ними, — продолжил он, и в его голосе прозвучала отстранённая печаль, будто он рассказывал главу из другой жизни. — Это было время… адаптации, — добавил Астарион, задумчиво и размеренно. — Когда Касадора не стало, я стал свободен; только вот свобода принесла свои трудности. Тав почувствовала, как он погрузился в воспоминания, его голос отдалился, потерялся в прошлом. — Некоторое время я скитался, поначалу бесцельно. Подземелье стало для меня убежищем, местом вдали от посторонних глаз и осуждения на поверхности. В мыслях Тав представляла, как он плутает по Подземью, ищет утешения в тенях, восстанавливает свою жизнь вдали от света. Её охватила тоска, желание оказаться там, разделить с ним это путешествие. — А твои сородичи, о которых ты упоминал? — вмешалась Тав, любопытство которой разгорелось с новой силой, — как ты их нашёл? Астарион вздохнул — звук, говорящий о случайных встречах и переплетённых судьбах. — Поначалу случайно. Нас свела вместе наша общая… природа. Вампиры, вырвавшиеся из-под власти нашего хозяина, пытались найти новый способ существования. У нас же образовалась связь, своего рода временная… семья. Тав слушала, и сердце её разрывалось от сочувствия. Это откровение нарисовало перед ней образ Астариона, которого она никогда не видела, открыв в нём ранимость и потребность в связи, о которой она и не подозревала. — А остальные? — мягко спросила она, поощраяя его продолжать. — Они не смогли приспособиться к переменам, выбрали другие пути. Я больше никогда о них не слышал, — ответил он, в его тоне прозвучала печаль, едва уловимое признание утраченных связей. — Что с ними теперь? С теми, кто остался с тобой? — осторожно поинтересовалась Тав; её любопытство смешивалось с беспокойством. — Они в городе, следят за ситуацией наверху, — ответил Астарион, продолжая перебирать пальцами её волосы. — От них поступали какие-нибудь новости? — осторожно спросила Тав, помня о деликатности темы. — Нет, пока что на этом фронте тишина, — задумчиво ответил Астарион. — Но, думаю, это хорошо. Пока Тав вникала в его слова, воздух вокруг них, казалось, сгустился от понимания и невысказанных чувств. Рассказ о прошлом Астариона, его трудностях и жизни, которую он вёл вдали от неё, пролил новый свет на мужчину, которого, как ей казалось, она знала. Когда он заговорил о времени, проведённом в разлуке, о временной семье, которую он обрёл, Тав уловила в его голосе множество эмоций. В нём было и облегчение от того, что он нашёл таких же, как он, и сожаление о жизни, которую он оставил позади, и печаль, которая, казалось, пронизывала его слова. Она заметила, что он намеренно избегает упоминания о ком-то особенном, о ком он вскользь намекнул раньше, и это вызвало в ней любопытство. Однако она сдержалась, чтобы не лезть глубже. — Я рада, что ты был не один, — мягко сказала она. Это было искреннее выражение её чувств: несмотря на запутанную паутину их прошлого и боль от его ухода, она никогда не желала ему одиночества или отчаяния. Мысль о том, что он нашёл хотя бы минуту покоя в своей неспокойной жизни, принесла ей тихое облегчение. — Жить было трудно, но я освободился от Касадора. По крайней мере, это было уже что-то. — Он затих, словно он обдумывал свои следующие слова. — Свобода даётся дорогой ценой, — добавил он тихим шёпотом, полным невысказанного подтекста. Тав почувствовала вспышку сочувствия, желание протянуть руку и предложить утешение. — Это стоило того? — спросила она мягким, но в то же время испытующим тоном. — Пока не знаю, — прошептал Астарион. Палатка ощущалась меньше, интимней, когда Астарион продолжил расчёсывать волосы Тав. Его движения были медленными, неторопливыми, как будто он тоже хотел растянуть эти мгновения. Тав почувствовала, что теряется в ощущениях, ритмичное расчёсывание её волос усиливало близость, которой она не ожидала. Казалось, что каждое прикосновение преодолевало годы дистанции и молчания между ними. — Излечение от вампиризма, — неуверенно начала она, — ты правда в это веришь? Как это работает? — Её голос был тихим, но настойчивым. Вопрос был задан не просто из любопытства, а с надеждой, с возможностью будущего, отличного от того, которое они представляли раньше. Руки Астариона на мгновение замерли в её волосах, так как вопрос, похоже, застал его врасплох. — Я хочу в это верить, — сказал он тихо. — После такой долгой жизни мысль о том, чтобы… освободиться от этого проклятия, одновременно пугает и волнует. — Но как? — мягко надавила Тав. Астарион продолжил расчёсывать ей волосы, его взгляд по-прежнему был отстранённым. — Мы многого не знаем, но догадываемся, что это непросто. Для этого нужен ритуал, редкие ингредиенты… и нет никакой гарантии, что это сработает. Но возможность, пусть и небольшая, стоит того, чтобы её использовать. — А ты… ты этого хочешь? — спросила Тав, её голос едва превышал шёпот, но был наполнен смыслом. В прошлый раз Астарион хотел… завершить Вознесение. Исцеление же имело бы совершенно иной эффект. Астарион продолжал расчёсывать волосы Тав, и теперь его движения были пронизаны задумчивой нежностью. — В некоторые дни больше, чем в другие, — размышлял он вслух, и в его голосе звучали тоска и смирение. — Снова гулять под солнцем, освободиться от этого проклятия… заманчивая мысль. Но… — он помолчал, и неуверенность в его голосе выдала внутренний конфликт, — …со временем я привык к тому, кто я есть. Мысль об изменении… пугает. Тав понимающе кивнула, чувствуя тяжесть его слов. Она понимала всю сложность его эмоций — соблазн вернуть утраченную жизнь и страх потерять себя, закалённого в испытаниях. В этот момент общего молчания Тав почувствовала непреодолимое желание помочь ему. Несмотря на сложность их прошлого и неопределённость будущего, она знала, что не может оставаться в стороне, пока он сталкивается с таким серьёзным риском. Помощь Астариону была не просто выбором; это было похоже на ответственность, на помощь тому, кто когда-то был неотъемлемой частью её жизни. Это было самое малое, что она могла сделать. — Ну вот, готово. Я даже извлёк из твоих волос парочку букашек, — пошутил он, нарушив молчание. Он отложил расчёску в сторону с нарочитой неторопливостью, и этот задумчивый жест, казалось, застыл в воздухе между ними. — Эй, это неправда! — весело возразила Тав, повернувшись к нему лицом. В её голосе зазвучала непривычная нежность. Она заглянула ему в глаза и обнаружила, что они полны эмоций, которые она не могла определить. Мужчина на мгновение отвёл взгляд, слегка потупившись, прежде чем переключить своё внимание на кинжал. Взяв его в руки, Астарион осмотрел лезвие, его поверхность блестела в мерцающем свете свечей. Приподняв бровь, он поинтересовался: — Уверена, что хочешь обрезать волосы? — серьёзно спросил он. Тав решительно кивнула, подтверждая своё решение в мягком свете свечи. — Однозначно, — решительно произнесла она. — И докуда? — тон Астариона был непринуждённым, но в то же время в нём слышалось что-то большее, беспечное любопытство. Тав провела рукой по плечу, показывая пальцами, где именно. — Примерно досюда, — указала она, её решение было явным и решительным. — Это довольно много, — заметил он с беспокойством. Тав снова повернулась к нему спиной, готовясь к перемене. — Готова? — поинтересовался он, придав своему голосу игривости, мягко поддразнивая, что ослабило томительное напряжение. Закрыв глаза, Тав собралась с духом, и глубокий вдох ознаменовал её готовность. — Да, — ответила она, в её голосе смешались решимость и нервозность. Ощущение кинжала, срезающего её волосы, было мгновенным — мягким подтверждением её решения. Открыв глаза, она ощутила бурю противоречивых эмоций, когда потянулась назад, чтобы потрогать новую длину. Тав посмотрела на своё отражение — волосы теперь ниспадали каскадом до половины плеч, они стали чуть светлее и казались более живыми. Она повернулась к Астариону, приподняв бровь в насмешливом упрёке. — Ты состриг меньше, — заметила она с удивление и лёгким весельем в голосе. Астарион озорно ухмыльнулся. — Я думал, ты этого не заметишь, — слегка поддразнил он в ответ, но в его словах чувствовалась задумчивость. — И мне не хотелось, чтобы кое-кто из твоих старых подружек рассердилась на меня. Их смех наполнил палатку, это был общий момент облегчения на фоне сложностей их путешествия и неопределённостей, которые ждали их впереди. Затем тон Астариона изменился. — Кроме того, тебе очень идёт. Неожиданно искренний комплимент Анкунина застал Тав врасплох, и на её щеках вспыхнул румянец. Она на мгновение растерялась, не находя слов, и отвела от него взгляд, когда в ней поднялся вихрь эмоций. Близость в маленькой палатке, когда их колени почти соприкасались, усиливала каждую мелкую деталь его лица — черты, свидетельствующие о радостях и невзгодах, которые она так хорошо узнала за время, проведённое вместе. По мере того, как молчание затягивалось, Астарион, казалось, тоже начал остро осознавать их близость, и в его голосе послышалась лёгкая неуверенность. — Что ж, если это всё, я пойду, — сказал он, нарушая момент. Тав почувствовала неожиданное нежелание от одной только мысли, что он уйдёт. Она пристальнее вгляделась в него, заметив тёмные круги под глазами и едва уловимые признаки усталости, которые, казалось, тяготили его. — Ты ужасно выглядишь, — резко сказала она, и её беспокойство взяло верх над обычной сдержанностью. Астарион замер на полушаге и ответил с притворным возмущением, его тон был игривым, но скрывал дискомфорт. — О, ты умеешь делать комплименты. Осознав грубость своих слов, Тав быстро смягчила свой тон, а её взгляд наполнился беспокойством. — Нет, я не про это, — уточнила она, и их глаза встретились в тусклом свете свечей. — Когда ты в последний раз ел что-нибудь приличное? — спросила она, в её голосе звучало неподдельное беспокойство. Его презрительное фырканье прозвучало неубедительно. — Сегодняшнее вкуснейшее рагу от Гейла, — проворчал он, пытаясь отмахнуться от её беспокойства. Но Тав уже было не остановить. — Я серьёзно спрашиваю, — настаивала она, ища в его глазах правду. Наступила пауза, и Астарион с некоторой неохотой признался: — За два дня до зеркала. Первоначальный шок Тав быстро сменился отчаянием из-за его безрассудства. — Да это было несколько дней назад! Ты же умираешь с голоду! — в её словах смешались беспокойство и отчаяние. Астарион отвёл взгляд, его смущение было очевидным. Тав почувствовала, как ему неловко показывать свою уязвимость, как он не хочет показаться слабым в её глазах. — Может, поэтому ты был таким раздражительным? — поинтересовалась она, хотя подозревала, что уже знает ответ. Её разум лихорадочно соображал, сопоставляя факты из его поведения, его состояния, времени, которое они провели в пути. Его пребывание в Подземье, жизнь, которую он вёл вдали от неё, — всё это казалось неразрывно связанным с решениями, которые они оба приняли. Тав почувствовала ответственность, необходимость дать ему хоть какое-то облегчение, облегчить бремя, которое он нёс. Она знала, что не может позволить ему продолжать страдать, когда у неё есть возможность помочь, когда их пути снова пересеклись в этом замысловатом танце судьбы. Повернувшись к нему спиной, Тав ощутила всю важность своего предложения, и в её душе зародилась решимость. — Можешь выпить моей крови, если хочешь, — сказала она, её голос был ровным, несмотря на бушующее внутри неё волнение. Она надеялась, что если не будет смотреть на него, то её мужество не иссякнет. — Что? — в голосе Астариона прозвучало недоверие, смешанное с протестом. — Ты меня слышал, — твёрдо повторила Тав, и сердце её заколотилось в груди от серьёзности собственных слов. Реакция Астариона изменилась, его поведение стало более угрожающим, хищным, но в то же время осторожным. — Тав, такими предложениями не разбрасываются. — Его голос был похож на мурлыканье, бархатное предупреждение. Тав встретилась взглядом с собственным отражением в зеркале, твёрдым и непоколебимым. — Я уверена. Иначе бы и не предложила, — заявила она, не теряя уверенности, несмотря на растущее напряжение. — Тав… — заговорил было Астарион. Но Тав прервала его, её слова были полны решимости. — Ты нужен мне в лучшем виде, Астарион. Ты в ней нуждаешься, ты голоден. Последовавшее за этим молчание было тягучим, наполненным бурной смесью эмоций. Тав чувствовала, как Астарион борется со своими мыслями, его инстинктивные потребности вступают в противоречие с нежеланием принять её предложение. Она молча молилась о быстром ответе, опасаясь, что её собственная решимость может пошатнуться. — Хорошо, — наконец пробормотал Астарион низким рокочущим голосом. — Спасибо. Это согласие застало Тав врасплох. О боги. Он согласился. От этого осознания у неё по спине пробежали муражки — страх и необъяснимое чувство близости. Она почувствовала, как воздух вокруг них сгустился от тяжёлого предвкушения: невысказанная напряжённость их общего прошлого и сложности настоящего сошлись в этот единственный момент. Астарион приблизился. Его присутствие, такое близкое, было почти ошеломляющим, вызывая в ней целый каскад эмоций. По спине пробежала дрожь, когда его пальцы нежно коснулись её шеи, ласково отводя волосы в сторону. Прикосновение было интимным, пробуждая воспоминания об их прошлой близости, о том времени, когда границы между потребностью и желанием были размыты. Ощущение дыхания Астариона на её шее усилилось, вызвав новую порцию мурашек. Тав закрыла глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, и мысленно вернулась в давно минувшее время. В последний раз, когда Астарион пил её кровь, они были связаны отношениями, и моменты близости часто смешивались с необходимостью его кормежки. Воспоминания о тех временах, когда их эмоциональная и физическая связь была неразрывной, вызывали у неё ностальгию и трепет. Какого хрена ты делаешь? Когда ткань туники соскользнула с плеча, обнажив его под осторожными пальцами Астариона, сердце Тав бешено зашлось в груди. Она была благодарна Астариону за то, что он, нависая над её шеей, не видит её лица, на котором отражались страх, предвкушение и странное чувство тоски. Шёпот Астариона мягко коснулся её уха: — Скажи мне, когда остановиться. — Голос был таким слабым, что почти потерялся в этом мгновении. Ощущение рук, сжимающих её плечи, несмотря на нежность, было суровым напоминанием о реальности их положения. Тав с трудом кивнула, её горло сжалось от волнения. Напряжение между ними было ощутимым, сложный гобелен, сотканный из их общей истории и остроты текущего момента. Мгновение тянулось, наполненное напряжением, которое было одновременно давним и новым. Затем Астарион внезапно, но мягко, укусил. Тав ощутила острую, пронзительную боль, которая быстро сменилась волной лёгкости и почти благоговейного спокойствия. Первоначальная боль ушла, сменившись трудноопределимым чувством, похожим на освобождение и безмятежность. Звук, с которым Астарион пил кровь, мягким и ритмичным пульсом бился в ночной тишине. Тав почувствовала его руки на своих плечах, сильные и в то же время осторожные: он брал кровь с точностью, терпеливо и заботливо. Его губы плотно обхватывали рану, не допуская, чтобы ни одна капля крови не пролилась впустую. Чувство было одновременно странным и знакомым. Это навеяло воспоминания о том времени, когда их отношения были чем-то большим, чем простой нуждой. Тав почувствовала лёгкость, ощущение полёта, которое когда-то было ей хорошо знакомо. Её тело непроизвольно расслабилось, мышцы разжались. Каждая деталь этого момента была особенно яркой — тепло дыхания Астариона на её коже, твёрдое, но нежное прикосновение его рук, мягкое, но настойчивое прикосновение его губ. Мысли Тав затуманились. Потерявшись в ощущениях, эльфийка почувствовала, что уплывает, её разум и тело поддаются привычной близости. Это было нечто большее, чем просто утоление голода Астариона; это был момент глубокой связи, взаимной потребности в близости, в ответах и, возможно, в завершении. Мир вокруг неё, казалось, растворился в тумане. С губ сорвался всхлип, голова непроизвольно откинулась назад, слегка касаясь твёрдой груди Астариона. Его реакция была мгновенной — низкий, первобытный рык, который пронзил её насквозь. Его губы сильнее прижались к её правому плечу, а левой рукой он схватил её за горло, наклоняя ещё сильнее. Её тело обмякло, поэтому он обнял Тав правой рукой за талию и притянул её, раскрасневшуюся, к себе. Сонное тепло окутало Тав, и её сознание поплыло по безбрежному морю. Ощущение Астариона позади неё было надежным якорем в её вращающемся мире. Каждое движение его губ было тонким балансом боли и удовольствия. Она была полностью в его власти, но при этом испытывала всепоглощающее чувство безопасности. Парадокс их отношений был очевиден — вампир и его бывшая жертва, теперь связанные узами, которые не поддавались простому объяснению. Чувства Тав были затуманены, но каждое прикосновение их обостряло. Она чувствовала ритм дыхания Астариона, лёгкую дрожь в его руках, нежное прикосновение его языка, которым он успокаивал место укуса. Её пульс участился, что было явным признаком реакции организма на потерю крови. На неё навалилось истощение, организм ослабевал из-за нескольких бессонных дней, а теперь ещё и из-за потери крови. Она чувствовала, что всё глубже погружается во тьму, связь с реальностью рвалась по краям, но такой живой она не чувствовала себя уже давно. Астарион пил с отчаянной силой, цепляясь за неё, как за спасательный круг, будто она была необходима для его выживания. Она слабо потянулась к нему, намереваясь подать сигнал о приближении к пределу, предупредить, что её выносливость на исходе. Ещё несколько глотков, и она поймёт, что будет опасно истощена. В любой другой ситуации естественной реакцией была бы паника, но в объятиях Астариона тревога была приглушена, сопротивление ослабло. Она отдалась ощущениям, всепоглощающее тепло обволакивало её, убаюкивая и погружая в состояние глубокого расслабления. Глаза оставались закрытыми, дыхание — неглубоким, каждый вдох — как шёпот, обращенный к волне небытия, которая грозила унести её прочь. Казалось, в Астарионе что-то щёлкнуло, он остро уловил слабость Тав. Последний глоток из её шеи был сделан с осторожной, почти благоговейной нежностью. Заключительный глоток из её шеи был подобен нежному крещендо. Он слегка ослабил объятия, и Тав почувствовала слабую боль утраты. Его губы задержались на её коже, а язык поймал последние капли крови. Когда Анкунин, наконец, отстранился, глубоко вздохнув, Тав ощутила холод от отсутствия его прикосновений. Он оставался рядом, его дыхание было глубоким и удовлетворённым. Хоть он и убрал руку с её горла, другая его рука по-прежнему крепко обнимала её за талию, поддерживая пошатывающееся тело. — Ты в порядке? — Его голос, хриплый от беспокойства, но слегка дрожащий, нарушил тишину. Попытавшись отстраниться, Тав обнаружила, что тело её не слушается, и покачнулась, испытывая сильное головокружение. Инстинктивно она вцепилась в поддерживающую руку Астариона, ища опоры. Его реакция была незамедлительной и оберегающей: он обхватил крепче, в то же время помня о её хрупкости. — Осторожней, — тихо прошептал он. — Я в порядке, всё хорошо, просто голова немного… кружится, — сумела прошептать Тав. Голос едва ли принадлежал ей самой, хрупкая нить звука выдавала охватившее её лёгкое головокружение. — Тебе нужно отдохнуть, — посоветовал Астарион мягким, но настойчивым тоном. С удивительной нежностью он уложил её на лежанку, заботливо следя за тем, чтобы ей было удобно. Улёгшись, Тав блуждала взглядом по тускло освещённой палатке, и мир её слегка вращался. Астарион возвышался над ней, в его глазах отражалась сложная смесь беспокойства и вновь обретённой силы. Остатки её крови всё ещё были на его губах, создавая резкий и завораживающий контраст с его бледной кожей. Мерцающий свет свечей плясал на его лице, отбрасывая мягкое золотистое сияние и превращая его в неземную фигуру. Его красота в этот момент была запредельной, словно у падшего ангела, купающегося в небесном свете. Она видела, как в нём происходят едва уловимые изменения: глаза засияли жизнью, которая раньше была тусклой, а осанка стала более расслабленной. — Ты выглядишь лучше, — слабо заметила Тав, улыбнувшись. Странно было это говорить, учитывая обстоятельства, но это была чистая правда. Астарион, восстановившийся благодаря её крови, стал больше похож на того мужчину, которого она помнила, на самого себя, каким он не был уже несколько дней. Она постепенно теряла сознание. Астарион вытер рот тыльной стороной ладони — жест, намекающий на смущение. Он ответил негромко и хрипло: — Благодаря тебе. — В его словах чувствовалась невысказанная глубина, благодарность, выходящая за рамки физической подпитки, которую она обеспечила, и затрагивающая нечто более глубокое, более эмоциональное. Попытавшись сесть, Тав тут же почувствовала головокружение, и её тело не поддалось. Она рухнула обратно на одеяло, и мир вокруг неё закружился. Руки Астариона быстро поддержали её, в его прикосновении смешались забота и осторожность. — Тебе нужно отдохнуть. Я… Я выпил больше, чем намеревался, — признался он, в его голосе слышалось беспокойство. — Со мной всё будет в порядке, — заверила его Тав, хотя её тело словно отключилось, погрузившись в туманное состояние отрешённости. На мгновение Астарион словно застыл в нерешительности, взгляд потеплел, когда он посмотрел на неё. Он протянул к ней руку, словно повинуясь беззвучному заклинанию, но остановился на полпути. Это было редкое проявление уязвимости, проблеск той мягкой стороны, которую он так часто скрывал. После недолгой внутренней борьбы, заметной по его нахмуренным бровям, он убрал руку. — Отдыхай. Я останусь здесь на случай, если что-то случится, — предложил он, опускаясь на колени рядом с ней. Тав кивнула, её рука слегка коснулась его бедра. Зрение затуманилось, она сосредоточилась только на его лице, пытаясь не терять сознание. Но усталость и головокружение одолевали её, и медленно, неотвратимо веки сомкнулись, отдаваясь непреодолимой потребности в отдыхе.

***

Когда он опустился на колени рядом со спящей Тав, Астариона охватила целая буря эмоций. Он прислушивался к её тихому дыханию, неглубокому, но ровному, что составляло разительный контраст с бушевавшей внутри него бурей. Облегчение и ощущение жизненных сил, вызванные кормлением, быстро уступили место всепоглощающему чувству вины. Он смотрел на неё, отмечая бледность её кожи, неестественный синеватый оттенок губ — свидетельство его собственного безрассудства. Желание лечь рядом, заключить её в свои объятия, как он делал это в прошлом, было невыносимо. Всё его существо стремилось к этой близости, к уюту, к тому, чтобы прижать её к себе, но знал, что не имел права. Астарион боролся со своими желаниями, стиснув челюсти и сжав кулаки на коленях. Через несколько мучительных секунд он резко встал и вышел из палатки, словно спасаясь от собственных противоречивых мыслей. Ступив в холодный воздух Подземья, Астарион ощутил его ледяную прохладу — суровое напоминание о реальности, с которой он столкнулся. Теперь на смену наслаждению от крови пришла тяжесть его поступков. Он разрывался между утолением своих первобытных потребностей и глубоким разочарованием и чувством вины за то, что поддался им. Как он мог позволить себе быть таким слабым? Его шаги были тяжёлыми, и каждый из них отражал его внутреннее смятение. Картина пульсирующей вены Тав, так ярко запечатлевшаяся в его сознании, преследовала его. С того самого момента, как она предложила свою кровь, всё, на чём он мог сосредоточиться, — это жизненная сила, текущая по её венам, и искушение, подавляющее его самоконтроль. Он проклинал себя за слабость, за то, что не смог устоять, за то, что позволил голоду затуманить его рассудок. А Тав, по своей бескорыстной натуре, предложила себя без колебаний, совершив акт доброты, который теперь резал его по сердцу, как нож. Жалость. Она сделала это из жалости. Оказавшись в своей палатке, он сел на землю, в отчаянии и беспокойстве проводя руками по волосам, пытаясь осознать, что он натворил. Неправильно было злоупотреблять щедростью Тав. Она не заслуживала того, чтобы быть втянутой в его постоянную войну со своей природой, чтобы быть использованной как средство утоления его жажды. И всё же в его сердце жила неоспоримая истина — он не мог перед ней устоять. Глубокая и неподдельная связь, которая когда-то была между ними, вновь возникла в тот момент, заставив его забыть о течении времени и переменах, которые с ним произошли. Теперь он беспокоился о её самочувствии, о том, как он посмотрит ей в глаза на следующий день, зная, что натворил. Мысли Астариона вернулись к их общей истории, к тому времени, когда Тав была не просто спутницей, не просто источником пропитания. Она видела его, по-настоящему видела, так, как не видел никто другой. Несмотря на то что он годами пытался убедить себя в том, что всё прошло, в глубине души он знал правду. Тав всегда была единственной — единственной, кто понимал его, единственной, кто заставлял его чувствовать себя по-настоящему нужным. Без неё Астарион ощущал внутреннюю пустоту, холод, которые когда-то заполняли её прикосновения, она сама. Она была для него оазисом в пустыне, яркой жизнью среди существования, которое часто казалось сродни смерти. Он проклинал себя за то, что не понял этого раньше, за то, что погряз во тьме, в то время как её свет всегда был рядом, освещая ему путь. Он спал двести лет. Теперь он пробудился. В порыве гнева и отвращения к самому себе он сжал кулак и ударил по земле. Он был глупцом, трусом, потому что потерял бдительность, потому что позволил себе желать того, что давным-давно считал невозможным. Да что со мной не так?

***

5 лет назад Под покровом ночи Астарион обнаружил, что беспокойно вышагивает возле своей палатки. Тихо потрескивал костёр, и это был единственный звук в ночной тишине. Тав, по причинам, которые он так и не смог до конца понять, решила этой ночью спать вне своей палатки. Её выбор, сам того не желая, несколько облегчил принятие решения, с которым он столкнулся. Хождение под солнцем избавило его от необходимости искать разлагающихся крыс в канализации. Он охотился на более крупных и здоровых животных, находя их кровь более вкусной, но его не покидало грызущее любопытство — вкус человеческой крови, чего он никогда не испытывал. В городе ему и его сородичам было запрещено пить кровь разумных существ. Они были охотниками, добытчиками, приносящими пленников своему хозяину. Взамен они получали безжизненные тела существ из глубин — жестокая награда за их службу. В голове Астариона проносились многочисленные идеи и доводы. Его план был прост и в то же время чреват риском: подойти к Тав, осторожно укусить, чтобы удовлетворить любопытство, а затем скрыться в ночи, как будто ничего не произошло. А на следующее утро он притворится, что ничего не знает о загадочном следе от укуса на её шее. В конце концов, она не знала о его истинной природе — никто из них не знал. Когда ночь сгустилась, Астарион взял себя в руки и двинулся к Тав. Его шаги были бесшумными, он практиковался в искусстве скрытности, отточенном годами охоты в тени. Он наблюдал за ее спящей фигурой, и в его душе бушевало волнение и трепет. Острые ощущения сменялись страхом. Он не хотел брать без согласия, но, раскрывая свою истинную природу, он рисковал быть отвергнутым или, что еще хуже, быть изгнанным. Пока что его выживание зависело от этого шаткого союза, и, несмотря на нежелание признать это, он нуждался в этих людях. Он опустился на колени рядом со спящей Тав. Мерцающее пламя ближайшего костра отбрасывало тёплый отсвет на её лицо, подчёркивая умиротворённость черт лица. Он огляделся по сторонам, убеждаясь, что они одни. Это был его шанс. Рассчитав всё до мелочей, он наклонился ближе, задержав взгляд на её шее: пульсация её жизненной силы будто бы взывала к нему. Когда он оказался всего в нескольких сантиметрах от неё, готовый впервые попробовать человеческую кровь, глаза Тав внезапно распахнулись, вперив в него пристальный, пронизывающий взгляд, как раз в тот момент, когда он обнажил клыки. О нет. Быстрым, рефлекторным движением Астарион отпрянул назад, громко выругавшись: — …твою мать. — Сердце его бешено заколотилось, его охватила паника. Тав быстро поднялась, её движения были резкими от тревоги. Астарион тоже встал, его мысли метались. Чёрт, чёрт, чёрт. Ему нужно было быстро соображать. — Нет-нет! Это совсем не то, что ты думаешь, клянусь! — с отчаянием в голосе проговорил он. В ответ Тав только молча, скептически подняла бровь, в её выражении смешались гнев и замешательство. — Да? Тогда скажи мне, что же это? Паника Астариона усилилась. — Я не хотел тебе вреда! Мне просто нужна была… э-э, кровь. — Его признание неловко повисло в воздухе, голос выдавал его смущение. К его удивлению, на лице Тав отразился не шок, а, скорее, пристальное изучение, как будто она видела его насквозь. Он боялся, что в её глазах он был не более чем вампиром, существом, порабощённым своими низменными инстинктами. Смутившись, Астарион попытался разрядить обстановку, придав своему голосу неестественно высокий тембр. — Знаешь, могло случиться так, что одна маленькая деталь обо мне не всплыла в разговоре. Так получилось, что я… эм… вампир? Ха-ха! Ответ Тав был спокойным, однако не лишённым раздражения и сдержанности. — Я знала, что ты вампир. Почему ты мне не сказал? Астарион опешил. — Откуда? — Он был потрясён тем, что она всё это время знала, но не отвергала и не боялась его. Тав спокойно ответила. — Ты думаешь, я идиотка? Я не слепа. Астарион почувствовал смесь облегчения и замешательства. — О, точно… — Его слова оборвались под ожидающим, почти укоризненным взглядом Тав. В этот момент, под пристальным взглядом эльфийки, Астарион почувствовал себя открытым и уязвимым. Осознание того, что она всё это время знала его истинную природу, но предпочла молчать об этом и держать при себе, озадачивало и унижало одновременно. Астарион почувствовал острую необходимость оправдаться, развеять образ чудовища, которое, как он боялся, видела в нем Тав. — Это вовсе не то, что ты думаешь! Я не какое-то там чудовище. Я питаюсь животными! Кабанами, оленями, кобольдами — всем, что могу добыть. Просто сейчас я слишком ослабел. Реакции не хватает. — В его голосе звучало отчаяние, он искренне пытался объяснить своё положение. Немигающий взгляд Тав только увеличил его напряжение, но в выражении её лица он уловил какую-то возможность, шанс, что она поймёт, может быть, даже посочувствует. Взглянув на неё с мольбой и надеждой, Астарион попытался воззвать к её прагматизму. — Стоит мне выпить немного крови… мой разум прояснится. Я буду лучше драться. — Он одарил её обольстительной улыбкой, пытаясь смягчить серьёзность своей просьбы. — Прошу тебя. — Он изобразил грусть, зная, что, потянув за душевные струны, сможет её убедить. В ответ Тав недоверчиво прищурилась и возмущённо добавила: — Почему ты мне не сказал? Ответ Астариона был честный, полный уязвимости. — В лучшем случае я был уверен, что ты откажешься. А в худшем — воткнёшь мне кол под рёбра. — Он решительно покачал головой — Нет, я хотел, чтобы ты мне доверяла. — Он понизил голос, стараясь звучать как можно искреннее. — И ты можешь мне доверять. Тав отреагировала на это резко, её гнев был очевиден. — Ты пытался меня укусить. Как я могу тебе доверять? Астарион ответил с деловитой настойчивостью. — Потому что у нас нет выбора! Мы же хотим спастись от этих червей. Ты нужна мне живой, а я тебе нужен сильным. — Он закрыл глаза, едва слышно прошептав. — Прошу тебя. Только один глоток, клянусь. Я буду здоров, с тобой ничего не случится, и всё снова станет как раньше, — его голос звучал тихо и убедительно, как приманка, попытка воззвать к её здравому смыслу так же сильно, как и к эмоциям. Пока Тав размышляла над его просьбой, Астарион наблюдал за ней с напряжением, которое казалось почти осязаемым. Он почти видел, как в её голове крутятся шестерёнки, взвешивая варианты. Часть его опасалась, что она, возможно, обдумывает более радикальное решение проблемы с его вампирской природой. Наконец, она заговорила, и в её решении прозвучало суровое предупреждение: — Хорошо, но если зайдёшь слишком далеко, я вобью тебе кол в сердце. Астарион быстро поднял ладони в знак примирения, пытаясь разрядить обстановку. — Ах, конечно. Я буду нежным, как младенец, — ответил он с натянутой улыбкой, пытаясь привнести в ситуацию немного юмора. — Устроимся поудобнее, хорошо? Внутри Астарион ощутил радость триумфа, смешанную с недоверием. Она согласилась. Это был переломный момент, решающий момент, о котором он и мечтать не смел, что всё обернется в его пользу. Тав улеглась на спину. На её лице было написано опасение, а в глазах безошибочно читался страх. Астарион, пытаясь успокоить её, перешёл на игривый тон. — Не волнуйся. Больно будет только вначале, но потом это доставит огромное удовольствие. — Меньше всего ему хотелось поднимать шум, чтобы крики Тав переполошили весь лагерь. Наклонившись к ней, Астарион ощутил возбуждение и чувство вины. Он прекрасно понимал, как она ему доверяет. В тот момент, когда клыки Астариона пронзили кожу Тав, его захлестнуло неведомое доселе чувство. Кровь, тёплая и густая, потекла в него, и она не была похожа ни на что, что он пробовал раньше. Она была изысканной, несла в себе глубину вкуса, выходящую за рамки простого пропитания. Вкус был сложным, смесь тонких ароматов, говорящих о жизни, воспоминаниях и эмоциях. Он пьянил, соблазняя так, как он и не предполагал. Выпив, Астарион почувствовал прилив сил, ясность ума и чувств, сменившихся эйфорией. Кровь не просто питала его тело, она питала его душу. Он почувствовал, что теряет контроль над собой в потоке ощущений, вызванных кровью Тав. Это была пьянящая смесь удовольствия и первобытной потребности, и он обнаружил, что поддается её влиянию. Поначалу тело Тав было напряжено, словно она готовилась к боли. Но по мере того, как он продолжал пить, её тело постепенно расслаблялось, становясь всё слабее. Астарион, охваченный вновь обретённым экстазом, поначалу едва замечал изменения. Но по мере того, как он осознавал, что она слабеет, какая-то часть его запаниковала, напоминая о его обещании не причинять вреда. Но инстинктивно его рука скользнула под её голову, притягивая ближе к себе. Астарион разрывался между изысканным удовольствием от процесса кормления и уменьшающейся заботой о самочувствии Тав. Ему казалось, что Тав немного наивна, что он может легко очаровать её, заставив довериться ему. Но на самом деле она предложила свою кровь добровольно, и на мгновение он почти почувствовал себя виноватым за то, что воспользовался её доверием. Почти. Сладкий вкус её крови смыл все затянувшиеся угрызения совести. В этот напряжённый момент, когда Астарион погрузился в эйфорическое ощущение от кормления, он вдруг услышал голос Тав, слабый, но полный паники. — Хватит, хватит, — успела произнести она. Астарион резко вынырнул из транса, и в него снова ворвалось ощущение реальности. — М-м-м? — пробормотал он, на мгновение дезориентированный. Он оторвался от её шеи, его чувства медленно возвращались в настоящее. — О! Конечно, — быстро сказал он, отстраняясь и вставая. Тав тоже недовольно поднялась. Чувствуя сонливость и опьянение, Астарион попытался оправдать свои действия. — Я немного увлёкся. — Он небрежно вытер пальцами струйку крови с подбородка. Вкус её крови всё ещё оставался у него во рту, насыщенный и мощный — он знал, что этот опыт будет трудно превзойти. — Но это сработало! Мне стало лучше. Я силён. Счастлив. — В нём ощущался заметный прилив жизненных сил, что резко контрастировало с его прежней слабостью. Тав, всё ещё приходя в себя, саркастично ответила: — Ну что ж… с нетерпением ожидаю увидеть тебя в бою. — Уже недолго осталось. Слишком многих нужно убить, — с улыбкой ответил Астарион, хотя его взгляд скользнул по следам укусов на шее Тав. — А теперь прошу меня простить… ты бодришь, но мне необходимо насытиться. — Уверенная ухмылка заиграла на его губах, когда он повернулся, чтобы уйти. Однако, когда он уходил от неё, его неожиданно захлестнула волна вины и отвращения к самому себе. Он прекрасно понимал, что воспользовался её готовностью помочь. С самого начала их отношений он её использовал, и это осознание тяжело ему далось. Он чувствовал себя ужасно, ощущение было чужим и тревожным. Сделав паузу, он слегка повернулся к ней лицом в профиль. — Это великий дар. Я этого не забуду, — сказал он, и в его голосе прозвучала неподдельная искренность. С этими словами он направился к лесу, вновь обретённая сила подстёгивала его шаги, а в душе бушевали противоречивые эмоции — благодарность и чувство вины.