Don't go (Не уходи)

Путешествие было долгим, а путь — трудным. Тав почувствовала, как усталость пробирает её до костей, когда они остановились передохнуть. Её разум всё ещё не пришёл в себя после недавнего разговора с Астарионом. Она была застигнута врасплох беззаботным тоном, флиртом, который, казалось, так естественно исходил от него. Это было похоже на путешествие по закоулкам памяти, но она не была уверена, что ей этого хочется. Теперь Астарион намеренно её избегал. Она почувствовала это по тому, как он отвернулся от неё, предпочитая общаться с Гейлом или с кем угодно, только не с ней. Она поймала себя на том, что наблюдает за ним издалека, гадая, что творится у него в голове. Она не могла за ним поспеть. Сначала он был в ярости, и Тав была уверена, что ей придётся всё путешествие проходить вооруженной. А Астарион будет просто… ну… грубить при каждом удобном случае. На самом деле так было бы проще. Но перемена его отношения выбила из колеи. Конечно, они оба согласились, что профессионализм — лучший вариант в этом вопросе, но она имела в виду просто поговорить, когда это необходимо, на темы, связанные с их текущей миссией. Ничего больше. Она не имела в виду случайные словесные перепалки и шутки. Она и сама не знала, почему поддалась на его колкости. Она могла бы прервать разговор и уйти. Тогда бы точно не была так смущена. Она сидела на холодной земле с яблоком в руке и пыталась сосредоточиться на хрустящем вкусе, а не на хаосе в голове. Шэдоухарт примостилась рядом с ней, безмолвно поддерживая. В другом конце временного лагеря Гейл выслушивал очередную порцию насмешек от Астариона насчёт инцидента с грибами. Тав не могла не улыбнуться при этом воспоминании. Она оглянулась на тропу, по которой они прошли ранее. Тот краткий миг, когда пальцы Астариона коснулись её руки на каменной стене, шок от того, что она чуть не потеряла равновесие, и неожиданная твёрдость его руки, поддерживающей её… всё это казалось таким нереальным. Тав откусила ещё один кусочек яблока, медленно пережёвывая. Было безвкусно по сравнению с бурей эмоций внутри неё. Она была лидером, ответственным за безопасность и успех их миссии, потому не могла позволить себе отвлекаться, тем более на Астариона. И всё же, сидя здесь, она не могла не задаваться вопросом, почему Астарион позволил себе быть с ней таким открытым, а потом снова ушёл в свою скорлупу. Будто два разных человека, и она не знала, с кем из них имеет дело: с весёлым и задорным Астарионом, который флиртовал с опасностью и с ней, или с отстранённым и замкнутым, который, казалось, держал весь мир на расстоянии вытянутой руки. Тав вздохнула, и этот звук затерялся в тишине Подземья. Ей нужно было сосредоточиться, держать свои эмоции под контролем. Она не могла позволить ни присутствию Астариона, ни его словам, ни его действиям сбить её с выбранного пути. Но когда она наблюдала за ним со стороны, беззаботно хохотавшего, она не могла отрицать, что в ней зашевелилось что-то старое и глубокое. Это было чувство, которое, как ей казалось, она похоронила давным-давно, чувство, с которым, она была уверена, не была готова снова столкнуться. Голос Шэдоухарт прорвался сквозь размышления Тав, тон её был спокойным, но в то же время уверенным. — Знаешь, тот инцидент с грибами войдёт в историю, — начала она, на её губах играла лёгкая ухмылка. — Лицо Гейла было непередаваемым. Тав искренне рассмеялась. — Никогда не видела его таким обескураженным, — согласилась она, и в уголках её глаз появились весёлые морщинки. — Но признай, это было впечатляюще. Жрица кивнула, прислонившись спиной к ближайшему камню. — Впечатляюще и опасно. Нам повезло, что наши брови остались целы. — Затем её взгляд переместился на Астариона и Гейла, которые теперь были заняты более серьёзным разговором. — Они составляют невероятную пару, прямо как в старые добрые времена Тав проследила за её взглядом, наблюдая за двумя мужчинами. — Да. Шэдоухарт хмыкнула, а затем вновь обратила свой взор на Тав. — Это путешествие уже полно сюрпризов, и оно только начинается. Не только опасностей, но и того, как нам всем пришлось приспосабливаться, работать вместе после всего. Мы были глупцами, если обманывали себя, что после падения Абсолют нам пора уйти на заслуженный отдых и нас больше не призовут. — Она сделала паузу, на её лице появилось задумчивое выражение. — Ты хорошо руководишь нами, Тав. Это нелёгкая задача. Тем более я знаю, что это не то, чего ты ожидаешь от жизни. Тав ощутила тёплое чувство признательности от слов полуэльфийки. — Спасибо, Шэдоухарт. Это было непросто, но я верю, что мы на правильном пути. Приятно снова отправиться в путь, пусть и не в полном составе. — Затем она взглянула на Эрдана, который молча изучал карту. — Эрдан тоже очень помог. И он вписался в команду. Шэдоухарт кивнула, выражение её лица немного смягчилось. — Знаешь, он заботится о тебе. Мы все заботимся, но Эрдан… он всегда за тобой приглядывает. При упоминании о заботе Эрдана Тав почувствовала лёгкий дискомфорт. — Он хороший друг, — просто ответила Тав, не желая углубляться в эту тему. Шэдоухарт, казалось, всё поняла и не стала продолжать. Она вернулась к теме их путешествия. — Итак, каков наш следующий шаг после этих джунглей? Конечно, кроме того, что мы будем вытирать грязь с задниц и постоянно есть яблоки и лук? — Есть парочка идей. Нам нужно будет проверить наши запасы и убедиться, что мы готовы к тому, что нас ждёт впереди. — Она сделала паузу и снова посмотрела на Астариона. — Пока что мы не нашли никаких подсказок по пути. Мы немного заблудились в тумане. Нам понадобится помощь каждого, особенно Астариона. Он знает эту местность лучше, чем кто-либо из нас. Шэдоухарт подняла бровь. — Ты ему очень доверяешь. Тав выдержала её взгляд. — Я доверяю его знаниям о Подземье. И сейчас это то, что нам нужно. Шэдоухарт кивнула. — Что ж, будем надеяться, что его знания пригодятся, — сказала она, и в её тоне прозвучали надежда и осторожность. Тав как раз доедала яблоко, когда к ним подошёл Эрдан с сосредоточенным, но спокойным выражением лица. — Пора выдвигаться, — объявил он. Тав кивнула и встала, отряхивая одежду, посмотрев в сторону группы, где Астарион уже возглавлял её, стоя к ней спиной. Все они быстро собрали свои пожитки, эффективно сворачивая временный лагерь. В их движениях чувствовался ритм, чувство единства, рождённое за несколько дней совместного путешествия. Когда они отправились в путь, Астарион уверенно держался впереди, всё время указывая дорогу. Тав поймала себя на том, что наблюдает за ним, за его движениями, за его позой. Он казался сосредоточенным, целеустремлённым на предстоящем пути, но эльфийка не могла отделаться от ощущения, что он избегает её намеренно. Эрдан шёл рядом с ней, время от времени высказывая свои соображения по поводу ландшафта или ведя лёгкую беседу. Тав ценила его компанию; его покладистый характер давал ощущение комфорта на фоне трудностей их путешествия. Шэдоухарт и Гейл шли позади, вполголоса разговаривая. Лаэзель замыкала шествие, её внимательные глаза осматривали окрестности в поисках любых признаков угрозы. Группа продолжила свой поход по Подземью; атмосфера вокруг них была наполнена невысказанным напряжением. Через некоторое время они наткнулись на неожиданную находку: большое зеркало, одиноко стоящее на холме, заключённое в раму, которая казалась неуместной на фоне суровых каменных стен. Взгляд Тав задержался на зеркале, и в её голове зашевелились любопытство и опасения. Это было необычно на фоне сурового и неумолимого ландшафта Подземья. Окружающие их каменные стены, казалось, стояли на страже, образуя естественный амфитеатр, в центре которого находилось зеркало. Туман вокруг него мягко клубился, словно скрывая какие-то тайны в своих мглистых объятиях. Поверхность зеркала была из блестящего оникса. Группа остановилась, их шаги замерли, когда они тоже увидели зеркало. Все дружно вздохнули, испытывая благоговейный трепет и беспокойство. — Такого я не помню, — пробормотал Астарион, его глаза сузились, и он с подозрением осмотрел зеркало. Взгляд Тав задержался на зеркале — предмете, столь неуместном в суровых просторах Подземья. Рама была искусно инкрустирована, её детали слегка мерцали в тусклом свете. Тонкая дымка окружала зеркало, придавая ему неземной вид. Воздух наполнился шёпотом, слабым, но настойчивым, как будто само зеркало делилось своими секретами. Гейл и Шэдоухарт осторожно приблизились к нему, на их лицах читались любопытство и осторожность. Лаэзель и Эрдан же не теряли бдительности, осматривая окрестности на предмет скрытых угроз. Тав внимательнее изучила раму и заметила выгравированные на металле надписи. Шрифт был незнакомым, выглядел древним и, казалось, жил собственной жизнью. Астарион шагнул к эльфийке, его глаза сузились, когда он изучил надпись. — Дьявольский язык, — пробормотал он, его голос был едва слышен из-за шёпота. — Я могу его прочитать. Тав повернулась к нему. Она вспомнила, как он однажды упоминал, что Касадор запрещал им изучать этот язык. По всей видимости, за последние годы он успел его выучить. Это её ничуть не удивило. Он начал произносить надпись вслух, голос его был ровным, но осторожным. Слова слетали с его губ, каждый слог резонировал в воздухе вокруг них. Тав наблюдала за ним, отмечая сосредоточенность в его глазах. На середине чтения их внезапно охватил озноб. Воздух вокруг зеркала замерцал, и появилось привидение. Из зеркала материализовалась женщина с лилово-фиолетовой кожей, полупрозрачная, но поразительно красивая. Её длинные чёрные волосы ниспадали каскадом, словно под водой, в глазах, белых и сияющих, не было ни зрачков, ни радужной оболочки, но они, казалось, видели всё. Группа замолчала, завороженная призрачной фигурой. Та зависла перед зеркалом, её присутствие было потусторонним и завораживающим. Фигура оставалась неподвижной, её присутствие было загадочным и безмолвным. Тав слегка подалась вперёд, в ней сработал инстинкт лидера. — Кто ты? — спросила она, её голос был ровным, но полным любопытства. Призрак ответил не сразу, и молчание затянулось, наполненное ожиданием. Тав ждала, не отрывая взгляда, надеясь на какой-нибудь знак, на указание на цель, стоящую за этой таинственной встречей. Воздух вокруг них, казалось, гудел от скрытой энергии, присутствие призрака одновременно завораживало и тревожило. Губы женщины зашевелились, но с них не слетело ни звука. Вместо этого её слова, казалось, отдавались эхом прямо в их головах, голос был одновременно и завораживающим, и нежным. — Я — хранительница путей, наблюдательница за мирами. На перепутье вы стоите, путники тьмы. Её голос был низким, мелодичным, успокаивающим, но в то же время требовательным и твёрдым. Она говорила множеством голосов, которые накладывались друг на друга. Словно тысячи существ говорили через неё. Тав шагнула вперёд, её любопытство разгорелось, несмотря на неопределённость. — Какое перепутье? Какие пути? — спросила она ровным голосом, несмотря на то, что на сердце у неё было тяжело. Это не предвещало ничего хорошего. Взгляд призрака переместился на Тав, и в её бесплотных глазах мелькнуло узнавание. — Пути скрытые и запретные, ведущие к давно истинам погребённым. Выбирай свой путь с умом, ибо каждый шаг отдаётся эхом в мирах потусторонних. Гейл, нахмурив брови, подошёл ближе к Тав, не сводя глаз с призрака. — Что ты имеешь в виду под «давно погребёнными истинами»? Что-то конкретное, о чём нам следует знать? — спросил он, и в его голосе прозвучала смесь скептицизма и искреннего любопытства. — Истины, о которых говорю я, лежат внутри каждого из вас, — ответило видение, и её голос эхом отозвался в их сознании. — Это секреты, которые храните вы, страхи, которые скрываете вы, желания, которые не смеете озвучить вы. Стоя перед зеркалом, противостоите вы не только отражению своему, но и сути самой существа своего. При этих словах Тав почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок. Зеркало было не просто физическим объектом, а вратами к чему-то более глубокому, личному и потенциально тревожному. Она обменялась взглядом со своими спутниками, каждый из которых проявлял разную степень настороженности и решимости. Привидение продолжило, её тон был торжественным и в то же время сострадательным. — Путь, который выберете вы здесь, приведёт к столкновению с этими скрытыми аспектами вас самих. Путешествие внутрь себя в той же мере, что и вовне. Будьте храбры, путники, ибо в них отражаются ваши страхи личные. Эрдан с явным скептицизмом осторожно произнёс. — Мне это не нравится, давайте уйдём отсюда. В мгновение ока бесплотная фигура призрачной женщины изменилась, её рука двигалась с грацией, которая бросала вызов реальности. Она описала в воздухе медленную дугу, и на движение её руки откликнулись сами камни вокруг них. Полукруг камней, охраняющих зеркало, начал смыкаться, окружая их и зеркало в самом центре. Они оказались в заточении. Сердце Тав учащённо забилось, когда она увидела, как камни образовали вокруг них барьер. Они обратили свои взоры к зеркалу, ожидая увидеть свои отражения, но поверхность оставалась странно непрозрачной, словно чистый холст, на котором не было никаких изображений. Астарион подошёл ближе к зеркалу. — Отражения наших страхов? — размышлял он вслух, в его голосе звучали любопытство и осторожность. Тав, не отрывая взгляда от пустой поверхности зеркала, почувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь. Идея встретиться лицом к лицу со своими самыми глубокими страхами, воплощёнными в осязаемой форме, была одновременно пугающей и притягательной. — Что ты имеешь в виду? — спросила она женщину, её голос едва превышал шёпот. Фигура хранительницы начала меркнуть, её форма начала истончаться, подобно слабеющей тени. — В зеркало посмотри, и увидишь ты. Но помни: то, что видно, не может быть невидимым. Когда последние остатки её облика исчезли, группа осталась в глубокой тишине, а её слова повисли в воздухе. Тав обменялась взглядом со своими спутниками, и на лице каждого из них отразился трепет, смешанный с любопытством. Напряжение в воздухе стало ощутимым, когда Лаэзель выразила своё разочарование отрывистым: — Отлично. — В её тоне прозвучал сарказм, отражающий всеобщее беспокойство группы. Гейл, будучи учёным, размышлял вслух: — Если я правильно понимаю, в зеркале мы увидим свои страхи… — Его голос прервался, оставив вопрос висеть в воздухе. Астарион ответил: — Да ты что, гений! — Он перевёл взгляд на Гейла, в его глазах читалась смесь сарказма и неподдельного любопытства. Эрдан, тем временем, был заметно обеспокоен их положением. Он двинулся по каменному кругу, ощупывая холодные, неподатливые стены в поисках пути к отступлению. Однако его попытки оказались тщетными. — Выхода нет, — пробормотал он. Гейл, собрав воедино все подсказки, предположил: — Наверное, когда мы встретимся лицом к лицу со своим отражением, у нас появится возможность пройти. Астарион цинично фыркнул. — Интересно, а я здесь не застряну? — Тав почувствовала в его словах скрытое беспокойство, ведь он знал о своей вампирской природе и о том, что вампиры не отражаются. Шэдоухарт храбро подошла к зеркалу первой. Она заглянула в его глубины, сосредоточенно нахмурив брови. — Я ничего не вижу, — с растерянностью объявила она. Гейл повернулся к Астариону: его заинтриговала надпись на раме. — Что на ней написано, Астарион? Вампир шагнул вперёд, его глаза изучали дьявольский шрифт, высеченный на камне. Он читал вслух, превращая загадочные слова в загадку, своего рода стихотворение, которое, казалось, содержало ключ к их ситуации: В глубоких тенях кристальных зеркал, Встреть свои страхи, что так сильно скрывал. Истину прими под кромкой стекла, Чтоб дорога сквозь барьер пролегла. Хоть лгут отраженья, есть правда в словах, Разрушишь ты чары, лишь познав страх. Группа обменялась взглядами, вникая в смысл сказанного. Теперь всё стало ясно: каждому из них предстояло столкнуться с чем-то глубоко личным, с чем-то, чего они боялись. Тав почувствовала, как в животе у неё завязывается узел: чувство ужаса смешалось с решимостью. — Мы… должны встретиться лицом к лицу с нашими самыми глубокими страхами, — твёрдо сказала она. — Это единственный путь вперёд. Со своего места Тав наблюдала за тем, как Лаэзель подошла к зеркалу с решимостью, которая, казалось, скрывала затаённое опасение. Свирепая воительница стояла перед отражающей поверхностью, её тело слегка напряглось, едва заметная дрожь выдавала её обычно сдержанное поведение. Глаза Лаэзель, обычно проницательные и непоколебимые, сейчас были пристально устремлены на зеркало, прикованы к видению, которое могла видеть только она. Остальные молча наблюдали за происходящим, не в силах понять, что именно происходит перед ней. Минуты тянулись за минутами, и каждая секунда была наполнена ожиданием. Внезапно, словно освободившись из невидимой хватки, Лаэзель рухнула на землю. На её обычно непроницаемом лице теперь отразилось смятение. Она схватилась за голову, дыхание стало коротким, рваным. Тав инстинктивно сделала несколько шагов к ней с очевидным беспокойством. — Лаэзель, ты… — Я в порядке, — резко оборвала её Лаэзель, в голосе слышалось рычание. Несмотря на слова, язык её тела говорил о глубоком, тревожном переживании. — Тск’ва. Их охватила глубокая тишина. Её нарушил лишь звук, с которым каменный круг вокруг них начал трескаться — видимо, начала действовать магия зеркала. Эрдан, в выражении лица которого смешались решимость и трепет, шагнул вперёд следующим. Он двинулся к зеркалу осторожной походкой, в его глазах отражалась тихая храбрость. Тав перевела взгляд на Астариона, выражение лица которого было нечитаемым — непроницаемая маска, которая ничего не выражала. Она не могла не задаться вопросом, какие страхи скрываются за его безразличием. Что откроет ему зеркало? От этой мысли у неё по спине пробежали мурашки. Лаэзель стояла в стороне, её поза была твёрдой, а взгляд — отрешённым, словно затерянным в собственном мире. То, что она увидела в зеркале, похоже, произвело на неё глубокое впечатление, которое она с трудом пыталась переварить. Тем временем Эрдан стоял перед зеркалом, его высокая фигура была неподвижна. Казалось, время замедлилось, пока он смотрел на отражающую поверхность, и выражение его лица менялось от решимости к чему-то более уязвимому, более человеческому. Тав с замиранием сердца наблюдала, как проходила минута за минутой, а Эрдан всё стоял, как вкопанный. Наконец, словно освободившись от невидимой хватки, Эрдан попятился назад, и на его лице отразился ужас. Его глаза, расширенные и затравленные, сразу же отыскали Тав. В его взгляде читался безошибочный страх, и Тав охватило беспокойство. Он тут же двинулся к ней и встал рядом. Он положил руку ей на плечо и сжал его в утешительном жесте. А может, хотел убедиться, что вернулся к реальности. Тав хотела спросить, что он там увидел, чтобы подготовиться. Но у неё возникло ощущение, что этот вопрос будет слишком личным, слишком бестактным. Он искоса на неё поглядывал, и в его глазах было что-то похожее на страх. Когда по каменному кругу пронёсся очередной треск, возвещающий о том, что настала очередь следующего, Шэдоухарт шагнула вперёд. С решительным, но тревожным выражением лица она встала перед зеркалом. Все затаили дыхание, когда она застыла, не отрывая взгляда от зеркала, в котором только она могла видеть, как оживают её самые сокровенные страхи. Тишина была тяжёлой, удушающей, казалось, что время тянется вечность. Беспокойство Тав росло с каждой секундой. Тело Шэдоухарт заметно дрожало, на лице застыла маска шока и ужаса. Наконец, словно освободившись от невидимой хватки, Шэдоухарт ахнула, её тело слегка обмякло, когда она отшатнулась назад. По лицу текли слёзы, дыхание было прерывистым и отчаянным. Трещины в каменных стенах расширились ещё больше, что свидетельствовало о силе её переживаний. Маска безразличия Астариона медленно осыпалась, обнажая намёк на его собственное беспокойство. Его взгляд метнулся от Шэдоухарт к зеркалу, и в нём промелькнул страх. Тав, тронутая переживаниями Шэдоухарт, инстинктивно подошла к ней и утешительно обняла. — Всё хорошо, теперь ты в безопасности, — тихо прошептала она. Шэдоухарт, всё ещё всхлипывая, сумела прошептать сквозь слёзы: — Я… Мне просто нужно немного времени. Пожалуйста, — её голос превратился в прерывистый шёпот. Тав почувствовала, как на неё давит тяжесть ситуации, наблюдая за тем, как Гейл делает шаг вперёд. Несмотря на свой привычный юмор, его лицо посерьезнело, когда он повернулся к зеркалу. Уверенно стоя, уперев руки в бока, он, казалось, был готов встретить лицом к лицу всё, что его ожидало. Но вскоре его поведение изменилось, руки опустились по бокам, а тело напряглось. Минуты тянулись мучительно медленно, пока Тав обнимала Шэдоухарт, чьё дыхание постепенно выравнивалось. Сердце Тав бешено колотилось, а в голове роились мысли о том, что может открыться ей в зеркале. Наконец, Гейл освободился от хватки зеркала. Он потряс головой, чтобы прояснить ситуацию, и с недоумённым видом огляделся вокруг. Он вернулся на своё место, стараясь сохранять самообладание, но Тав заметила, как он едва заметно нахмурил брови, и как крепко сцепил руки за спиной. Когда по каменному кругу пронёсся ещё один треск, Тав поняла, что настал её черёд. Горло сжалось, и она встала, отпустив Шэдоухарт, которая теперь выглядела несколько спокойнее. Тав подошла к зеркалу, каждый шаг давался ей с трудом. Она взглянула на Астариона, ища какой-нибудь поддержки или, возможно, причины вернуться. Выражение его лица было непроницаемым, но взгляд был прикован к ней с такой напряжённостью, что только усилило её беспокойство. Глубоко вздохнув, Тав на мгновение приостановилась, собираясь с духом. Затем, повернувшись лицом к зеркалу, она приготовилась к тому, что будет скрыто в его отражающей поверхности. Она вглядывалась в ониксовый блеск, ожидая, когда явление откроется, и в её сердце зазвучала тихая молитва — о силе, о мужестве, о способности противостоять любому страху, который откроет зеркало.

—

Её охватило головокружительное ощущение, словно невидимая сила увлекала её в другую реальность. Мир вокруг растворился в тенях, сменившись тёмным, освещённым факелами коридором. Она оглядела себя, одетую в длинное чёрное платье с глубоким вырезом, украшенное изысканными украшениями, что резко контрастировало с её обычной одеждой. Пальцы пробежались по цепочке на шее, и эльфийку охватило незнакомое чувство. Её плечи были обнажены и покрыты татуировками. И мёртвенно-бледные. Холод проникал в кости, жуткая прохлада ощущалась как снаружи, так и изнутри. Как будто она была и там, и не там, а её разум пытался осознать сюрреалистичность происходящего. Побуждаемая невидимой силой, Тав пошла по коридору. Стены были увешаны картинами, и казалось, что их глаза следят за каждым её шагом. Эхо шагов по красной ковровой дорожке гулко отдавалось в тишине, усиливая ощущение изоляции. Тело действовало само по себе, ведя её по запутанным коридорам с жуткой уверенностью. Это не было воспоминанием: она никогда не ходила по этим коридорам с такой целью. Однако всё казалось таким реальным, будто она переживала видение из другой жизни. Подойдя к величественному дверному проёму, Тав ощутила смесь ужаса и волнения. Она находилась во дворце Касадора. Она помнила эти покои. Большие деревянные двери перед ней со скрипом распахнулись, открывая огромный зал, богато украшенный гобеленами, замысловатыми скульптурами и сверкающими люстрами. Тяжёлые шторы занавешивали окна, заливая комнату приглушённым, чарующим светом. Шаги привели её в самое сердце покоев, и каждый шаг отдавался ощущением неизбежности. Её окружало великолепие дворца Касадора — место, которое она узнала, но никогда не видела по-настоящему. От сочетания знакомого и чужого она чувствовала себя потерянной, как пассажир в собственном теле, направляемый невидимыми силами в неизвестном направлении. И тут она увидела его. Он сидел на огромном троне, положив одну руку на подлокотник, а в другой держа кубок. Она приблизилась к Астариону, его присутствие одновременно успокаивало и приводило в замешательство в этой сюрреалистической обстановке. Его фигура, раскинувшаяся на богато украшенном троне, излучала силу и грацию, а одежда была богатой и элегантной. Глаза, светящиеся каким-то потусторонним светом, оценивающе и надменно следили за её приближением. — Вот ты где, красавица моя. Я ждал тебя, — голос Астариона был мягким, манящим, но в то же время с непривычной властностью. — Подойди, — поманил он её, ставя кубок на соседний столик. Поневоле, Тав подошла ближе, и каждый её шаг отдавался жутким и неизбежным эхом. Его пристальный взгляд скользил по ней, задерживаясь на её фигуре с выражением собственника, от которого у неё по спине пробежали мурашки. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, Астарион изучал её с довольной улыбкой. — Мне нужна твоя помощь, любимая, — начал он мягким, но властным тоном. — Здесь слишком долго не происходило ничего интересного. Мне скучно, и у меня заканчивается хорошая кровь. — Он слегка нахмурился, что было едва заметным проявлением недовольства. — Я хочу, чтобы ты организовала ещё один бал, дорогая. У тебя это прекрасно получается. Ты ведь сделаешь это для меня, правда, сладкая моя? — Конечно, — услышала Тав свой голос, автоматический, безвольный. В ней поднялась паника, когда она поняла, что не контролирует свои слова. Астарион в восторге хлопнул в ладоши, не обращая внимания на внутреннюю борьбу эльфийки. — Чудесно, любовь моя. Тав пыталась говорить, спрашивать, сопротивляться, но её голос был заперт, а тело ей не принадлежало. Глаза метались по комнате в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы вернуть её к реальности. Астарион, заметив её метания, наклонился вперёд, и в его голосе прозвучала притворная забота. — Тебя что-то беспокоит, моя любимая маленькая зверушка? — Его слова были похожи на ловушку, ещё больше завлекая её в это извращённое видение. Тав сопротивлялась невидимым путам, борясь за свой голос, за свою свободу. Она почувствовала лёгкое облегчение, трещину в маске контроля. Она прерывисто вздохнула, мысли лихорадочно заметались. Что это была за иллюзия? Какую правду она пыталась раскрыть? Астарион, стоявший перед ней, был искажённым отражением, проявлением силы и власти, настолько непохожим на настоящего Астариона, которого она знала. И всё же в его поведении было что-то до боли знакомое, что притягивало её к себе. Тав изо всех сил пыталась осознать сюрреалистичное видение, разворачивающееся перед ней. Дрожа голосом, она прошептала: — Я чувствую себя странно, что-то не так. — Слова едва срывались с её губ, неуверенность ощущалась в напряжённом воздухе. Астарион ответил ровным, уверенным шёпотом. — Любовь моя. Потребуется время, чтобы… привыкнуть к этой новой стороне себя. Но ты прекрасно справляешься. Ты прекрасна. Но это не удивительно — раньше ты и так была идеальной. — Его тон был соблазнительным и в то же время тревожным. В голове Тав пронеслось ужасающее осознание. Она теперь… вампир? От этой мысли её пробила дрожь, а тело содрогнулось при одной мысли об этом. Астарион грациозно поднялся с трона, его шаги были медленными и размеренными. Он подошёл к ней с торжествующей улыбкой на лице. Остановившись перед ней, он начал кружить вокруг, касаясь рукой её плеча. Его присутствие подавляло, движения были хищными, прикосновения к плечам и талии вызывали волну дискомфорта. Голос звучал как гипнотический шёпот, каждое слово было пропитано искушением и опасностью. — Посмотри на нас. Мы непобедимы. Стоим плечом к плечу. Процветаем. — Очарование в его голосе было притягательным, но страх Тав только усилился. Она была в ужасе. Астарион встал прямо за её спиной и положил руки ей на плечи. Тав почувствовала себя в ловушке, её уверенность в себе стремилась ускользнуть. — Процветаем? — повторила она, и в её голосе прозвучали слабые отголоски неповиновения. Ей нужно было бежать. Дыхание Астариона на шее было холодным, как смерть. — Конечно. Ты сомневаешься? Мы делим дворец, власть, живём вечной жизнью в объятиях друг друга. Чего ещё можно желать? Тав нахмурилась. Всё было не так, всё было неправильно. Она попала в ловушку. Она была вампирским отродьем под командованием нового повелителя. А он был той версией себя, от которой убегал. В ловушке воображаемого чувства власти. Вместо настоящего счастья, настоящей… — …Свободы, — прошептала в ответ Тав. Астарион отшатнулся, его голос возвысился от гнева. Он отпустил её руки: — Боги, опять ты об этом. — Яд в его тоне был ощутимым. Он вернулся к своему трону, и его слова прорезали воздух. — Я дал тебе богатство, власть, наслаждение — всё, что только можно пожелать. Но ты бы предпочла — что? — снова спать в грязи? Тав, с колотящимся в груди сердцем, сопротивлялась невидимым цепям, сковавшим её. Ей нужно было заставить его образумиться. — Это не ты, Астарион, — умоляла она дрожащим от нетерпения голосом. — Ты становишься похожим на Касадора, разве ты не видишь? При упоминании этого имени глаза Астариона вспыхнули яростью. Он резко встал со своего трона: — Как смеешь ты упоминать его имя в моём присутствии?! — Его кулаки крепко сжались, подрагивая от едва сдерживаемого гнева. — Ты ступаешь по тонкому льду, — предупредил он, и голос его сочился ядом. — Дорогая. Тав стояла парализованная, будто воли лишилась, когда гнев Астариона выплеснулся наружу. — Подойди ко мне, — приказал он. Против собственной воли, Тав подошла и встала перед ним. Взгляд Астариона был полон ярости. — Ты моя супруга, и ты проживёшь самую лучшую жизнь. Ту, которую я решу для тебя. Даже если ты этого не оценишь. В глазах Тав застыл ужас. Это был не Астарион, не тот мужчина, которого она знала. Это было извращённое, тёмное отражение, оживший кошмар. Этого не могло быть на самом деле. Астарион положил руки ей на бёдра. Крепко сжав её, он развернул и прижал её к своему бедру. — Ты моя, запомнила? — прорычал он. Поцелуй на её лопатке был лишён всякой нежности и пропитан желанием обладать. — Твоё будущее зависит от меня. Тав охватило непреодолимое желание бежать, вырваться из этой тюрьмы. Слова Астариона повисли в воздухе, словно мрачная угроза. — Теперь отступать некуда — мы будем вместе навсегда. — Его пальцы провели по её плечу и шее. — Я тебе обещаю. Страх стать рабыней, потерять себя для этой чудовищной версии Астариона поглотил её. Когда он отвёл её волосы в сторону, обнажил шею, и укусил, из лёгких Тав вырвался крик. Она почувствовала боль, отчаяние, а затем леденящий холод. Казалось, что её поглощают, высасывают не только кровь, но и саму её сущность. Её разум взывал к действию, к сопротивлению этому насилию над её существом. Дрожащая и слабая рука, в отчаянной попытке вернуть над собой контроль, потянулась к холодному металлическому кинжалу, пристёгнутому к бедру. Её пальцы коснулись рукояти, и каждое прикосновение было борьбой с оцепенением, охватившим её тело. По её лицу текли слёзы. Ценой неимоверных усилий пальцы Тав, наконец, сомкнулись на оружии. Астарион, потерявшись в своём кровавом безумии, не замечал её движений. Собрав всю силу воли, Тав подняла кинжал; рука её задрожала под тяжестью решения, которое она собиралась принять. В порыве адреналина она вонзила кинжал в шею Астариона. Её крик, грубый, первобытный звук, эхом разнёсся по покоям, когда она вогнала лезвие ещё глубже. Хватка Астариона ослабла, когда он пошатнулся от неожиданной атаки, из раны хлынула кровь. Тав отстранилась и обернулась, с ужасом наблюдая, как он встал и, пошатываясь, отступил назад. В его глазах было выражение шока и осознание предательства. Комната вокруг неё закружилась, водоворот эмоций и смятения захлестнул её чувства. Она только что сразила того, которого когда-то любила, того, который на её глазах превратился в чудовище. Она почувствовала, как её потянуло назад, колени ударились о землю, а слёзы впитались в землю.

—

Открыв глаза, она обнаружила, что стоит на коленях, упираясь руками в землю, и по её лицу текут слёзы. Видение отпустило, но отголосок страха, который оно внушало, ещё оставался, напоминая об ужасе, охватившем её душу. Тав чувствовала рядом чужое присутствие, успокаивающее тепло в противовес холодному ужасу, который всё ещё таился в её костях. — Боги, Тав, ты вся дрожишь. — Голос Эрдана был полон беспокойства, когда он осторожно положил руку ей на спину. В голове у Тав бушевала буря, её мысли метались от навязчивых образов из зеркала. Она не могла заставить себя взглянуть на Астариона, не после того, чему только что была свидетелем. Страх был слишком сильным, слишком реальным. Эрдан помог ей подняться на ноги. Эльфийка крепко зажмурила глаза, боясь, что, открыв их, окажется лицом к лицу с демонизированной версией Астариона из её видения. Когда рука Эрдана успокаивающе погладила её по спине, Тав поняла, что камни ещё не раскололись. Этого было недостаточно. Недостаточно было встретиться с ним там лицом к лицу. Она должна была сделать это и здесь. Нельзя избежать неизбежного. С тяжёлым сердцем она медленно открыла глаза, чувствуя себя так, будто поднимает тяжести с помощью век. Когда она, наконец, встретилась взглядом с Астарионом, время будто остановилось. Он смотрел на неё, застыв на полушаге, и на его лице было написано глубокое беспокойство. С губ Тав сорвался вздох, о котором она и не подозревала. Это был тот Астарион, которого она знала, — настоящий Астарион. А не извращённый, жаждущий власти образ из её кошмара. Всё в порядке. Я вернулась, всё как прежде. Ты не должна бояться. С ним всё в порядке. Он в безопасности. Камни вокруг них начали трескаться и осыпаться всё сильнее. Тав и Астарион продолжали смотреть друг другу в глаза, не моргая и не отводя взгляда. Через несколько секунд Астарион первым прервал зрительный контакт. Он повернулся к зеркалу. В воздухе витало напряжение, когда Астарион смело шагнул вперёд. — Что ж, думаю, теперь моя очередь, — саркастично сказал он. Несмотря на его браваду, Тав почувствовал в его словах намёк на страх. Он непринуждённо подошёл к зеркалу, нетерпеливо постукивая ногой: секунды шли, а ничего не происходило. — Ей-богу, это какой-то обман… — Он внезапно замолчал, а его взгляд упёрся в поверхность зеркала. Дыхание перехватило в горле, всё его поведение изменилось в одно мгновение. Тав придвинулась к нему ближе, на её лице отразилось беспокойство. — Астарион… — тихо позвала она, не зная, как помочь. Но Астарион словно потерялся, прилипнув взглядом к зеркалу. Он издал гортанный рёв и рухнул на колени, его тело сотрясала сильная дрожь. Казалось, он увидел нечто невообразимое, что потрясло его до глубины души. Тав бросилась к нему и схватила его за плечи, пытаясь удержать. — Астарион, посмотри на меня! — умоляла она, и в её голосе слышалась паника. Она знала, через что ему пришлось пройти, и знала, что то, что она увидела, было и вполовину не таким… ужасающим, как-то, что ему довелось увидеть. Он ни на что не реагировал, его глаза остекленели, он был в плену того ужаса, который отражало зеркало. Никто из них не сопротивлялся, все были парализованы. Тело говорило о том, с чем столкнулся его разум. Голос Гейла прорезал напряжённый воздух. — Он должен это принять, другого выхода нет, — его слова, которые должны были звучать ободряюще, не смогли развеять тревогу, терзавшую сердце Тав. Она лишь беспомощно наблюдала за тем, как Астарион сражается со своими невидимыми демонами. Крики и рыдания эхом разносились по округе, напоминая о той боли, которую он испытывал. Зеркало оставалось для неё непроницаемой ониксовой поверхностью, не давая ни малейшего представления о мучениях, которые оно ему причиняло. В голове Тав пронеслись воспоминания о том, когда она в последний раз видела Астариона таким уязвимым, таким сломленным. В груди стало тесно, страх и сочувствие переполняли. Она оставалась рядом с ним, молчаливо поклявшись в поддержке, даже если в этот момент он находился где-то не здесь. Тело Астариона билось в конвульсиях, словно в муках невидимой борьбы, и его страдания проявлялись в физической форме. Глаза Тав наполнились слезами, при виде его страданий разрывалось сердце. Ей хотелось протянуть руку, чтобы облегчить его боль, но страх вторгнуться в его личную агонию её удерживал. Но когда крики Астариона переросли в душераздирающий вопль, решимость Тав рухнула. Движимая порывом сострадания и отчаянной потребностью помочь, она шагнула вперёд и обняла его сзади, вложив в объятия всё тепло и утешение, на которые была способна. Казалось, это проникло сквозь пелену его мучений. Крики Астариона внезапно прекратились, сменившись тяжёлым, содрогающимся дыханием, когда он прильнул к ней спиной. На краткий миг наступило ощущение покоя. Но это мгновение было мимолетным. С последним, гортанным криком Астарион вырвался из объятий Тав. Его глаза, пылающие яростью и решимостью, устремились на зеркало. Быстрым, решительным движением он бросился вперёд и ударил кулаком по зеркалу. Звук бьющегося стекла наполнил воздух, зеркало разлетелось на тысячи осколков, и его разрушение эхом отразилось от окружающих их каменных стен. Когда упал последний осколок, Астариона словно покинули силы. Он рухнул на землю, окончательно обессилев от пережитого испытания.

—

Тьма была всепоглощающей, как бездна, поглотившая целиком. Лёжа в сырых и холодных стенах своей темницы, он был предоставлен на милость своим мыслям, неумолимый поток которых не давал передышки. В этом месте, лишённом света и тепла, время потеряло значение. Касадор уже не в первый раз обрекал его на это одиночное заключение, эту гробницу отчаяния. Каждый раз Астарион цеплялся за слабую надежду, за тщётное упование на пощаду, на освобождение. Но по мере того, как тянулись бесконечные часы, даже эта надежда тускнела, превращаясь в тлеющий огонёк. Он научился отстраняться, не замечать грызущий голод, давящее одиночество, душащую тьму. Это была его защита, его броня против безумия, грозившего поглотить его. В своём воображении он создавал миры, далёкие от мрачной реальности, сюжеты, наполненные свободой и светом. Это был его побег, его убежище. И всё же, даже когда он сам себя заставлял молчать, моменты бурных эмоций прорывались сквозь его защиту. Ярость, ужас, отчаяние поглощали его, яростно сжигая, прежде чем погаснуть во всепоглощающей тьме. Иногда в тишине ему казалось, что он слышит звуки. Но он знал, что лучше не доверять этим слуховым галлюцинациям, этим жестоким уловкам изголодавшегося по раздражителям разума. Но сейчас звуки были другими, более чёткими и осязаемыми. Он хотел позвать, крикнуть о помощи, но его голос был лишь шёпотом, хрипом в пустоте. Он пошевелился — слабая попытка подтвердить своё существование, дотянуться до того, кто находился поблизости. Звуки становились всё громче — возможно, шаги, приближение спасителя или другого мучителя. Затем, внезапно, раздался отчётливый стук по крышке гроба. Раз, другой, затем громче. Крышка скрипнула, и свет проник в его тёмное убежище. Это было потрясением для его организма, слабое свечение поразило его чувства. Он прикрыл глаза: боль была мучительной, но странно приятной. Это был сигнал о жизни, взгляд на мир за пределами его тюрьмы. Когда глаза привыкли к темноте, над ним возникло очертание фигуры — силуэт на фоне полумрака. Неужели это спаситель? Или ещё одна глава в его бесконечном кошмаре? Боль была невыносимой, но всё же она вернула его к реальности. Это было напоминанием того, что он ещё жив, ещё способен чувствовать, ещё цепляется за хрупкую нить существования. Астарион сфокусировал взгляд, и его зрение расплылось и затуманилось. Над ним медленно вырисовывалась фигура в чёрных одеждах. Он неуверенно протянул руку, хватаясь за пустой воздух. Рассудок, затуманенный длительным заключением, боролся с реальностью. Просто ещё одна иллюзия, — подумал он. Но по мере того, как к нему постепенно возвращались чувства, очертания фигуры становились всё чётче. Рыжие длинные волосы… их невозможно было не узнать. — Тав, ты меня нашла, — прохрипел Астарион, и в его голосе не было ни капли от обычной силы. Фигура молчала, усиливая его замешательство. Его охватило чувство облегчения и радости. Боги, это была она. Она пришла за ним. На четвереньках, движимый надеждой и отчаянием, он подполз к фигуре. Поднявшись на колени, он протянул руки, обхватив ноги призрака. Его тело сотрясалось от рыданий, но слёз не было... лишь жуткая, сухая печаль. Когда он поднял голову, фигура, наконец, заговорила. — Касадор мёртв. Абсолют уничтожена. — Эти слова поразили его, как удар молнии. Как Касадор мог быть мёртв? Ведь он продолжал ощущать гнетущее влияние повелителя вампиров, удушающим грузом лежащее на его душе. Однако что-то в её поведении, в том, как она стояла, убедило его. Она сияла как никогда, её красота превосходила все его самые смелые фантазии. — Что… что теперь? — сумел дрожаще спросить Астарион. На мгновение воцарилась тишина. Он продолжал обнимать Тав, но она не обнимала его в ответ. Почему-то её лицо оставалось размытым. Астарион попытался моргнуть, чтобы разглядеть её получше. Он должен был увидеть её, должен был увидеть эти прекрасные глаза, эти веснушки. — Город лежит в руинах. Его нужно отстроить заново, вернуть ему величие, — проговорила Тав холодным, лишённым тепла голосом. Астарион слабо кивнул, пытаясь разобраться в обрывках информации. — Хорошо, мне… мне нужно время. Но я тебе помогу. — Он попытался встать, но тело предало его, лишив сил. Его терзал голод, первобытная потребность в пище. — Мне… она нужна… прошу, — умолял он, глядя на фигуру, напоминавшую Тав. — Совсем чуть-чуть. Ни сочувствия, ни нежности он не получил. Вместо этого он встретил презрение, леденящую отчуждённость, которая пронзила его сердце. — Ты измучен. Ты пробыл здесь несколько месяцев, — бесстрастно произнесла она. Астарион потянулся к ней, отчаянно желая найти хоть какую-то связь, хоть какой-то намёк на Тав, которую он знал. — Умоляю, помоги мне. Он был слаб, и это вызывало отвращение. Он не хотел, чтобы она видела его таким, но она была единственной, кому он доверял настолько, чтобы позволить это видеть. Но эльфийка отступила назад, увеличивая между ними расстояние. Его руки попытались схватить её, притянуть к себе, но только схватились за воздух, а затем упали. Он больше не выдержит, ему нужна была кровь, чтобы мыслить. — У тебя больше нет личинки. Ты не можешь уйти. Сердце Астариона бешено заколотилось, когда до него дошло, что стоящая перед ним фигура превращается в кошмарную версию Тав. Когда-то знакомые рыжие волосы, казалось, полыхали неестественным огнём, а глаза приобрели глубокий кроваво-красный оттенок, от которого его пробрало до костей. Она… она была… Нет. Нет. Она не могла. Как? Не веря, он поднял на неё глаза и едва слышно прошептал. — Ты не Тав. Ты не можешь быть ею. — В его тоне чувствовались замешательство и страх. Девушка, похожая на Тав, стояла перед ним на коленях, и выражение её лица было лишено того тепла и сочувствия, которые он знал. Вместо них — холодное, отстранённое выражение лица, от которого по спине побежали мурашки. — Я Тав, — сказала она леденяще-спокойно. — Но лучше. Совершенней. Разум Астариона помутился, пытаясь осознать произошедшую перед ним трансформацию. Это не могла быть Тав, которую он знал, которую помнил. Сама мысль о том, что она завершит ритуал и станет тем, кого он боялся, была слишком ужасна. Но это было правдой. Тав убила Касадора и завершила ритуал. Она стала Повелителем вампиров. Его Тав превратилась в монстра. Она могла управлять им. А он снова оказался в ловушке, лишившись всего, что было ему дорого. Он вздрогнул, когда она протянула к нему руку и нежно приподняла его подбородок, чтобы он встретился с её взглядом. Прикосновение было холодным, лишённым тепла, которое когда-то казалось таким успокаивающим. — Ты недостаточно силён, чтобы выйти наружу. Ты должен остаться здесь, в безопасности, — заявила она, и её слова, пропитанные ложной заботой, пронзили его, как лезвие ножа. Он испуганно отпрянул, его худшие опасения, похоже, подтвердились. — Что? — взвыл он в отрицании и ужасе. — Что с тобой случилось?! Её глаза, некогда служившие источником утешения, теперь вперились в него с пугающей остротой. — Ты должен остаться здесь. Город должен быть очищен. Тут безопасно. Разум Астариона лихорадочно соображал, собирая воедино осколки своей разрушенной реальности. Тав, которую он знал, никогда бы такого не сказала, никогда бы не посмотрела на него с таким равнодушием. Обращение было завершено — она поддалась той самой тьме, против которой они оба боролись. Он пытался пошевелиться, вырваться из рук этой самозванки, но силы оставили его. Голод и заточение сделали своё дело. Он был слаб, уязвим, во власти этой искажённой версии. На него накатила паника, подкрадывающийся ужас, который когтями впивался в самую душу. Он оказался в ловушке, не просто в стенах своей тюрьмы, а в кошмаре, из которого, казалось, не было выхода. Заглянув в алые глаза стоявшей перед ним девушки, Астарион осознал всю глубину своего отчаяния. Тав, которую он знал, которую любил, ушла, сменившись воплощением силы и жестокости. Её проявление жалости и превосходства кинжалом вонзилось ему в сердце, и он почувствовал, как внутри него бушует буря из ненависти и любви. Он был один, совершенно и бесповоротно один в мире, который отвернулся от него. Осознание этого стало для него непосильной ношей, грозившей его сломить. Сердце разрывалось от глубокого чувства утраты. Та, которой он когда-то дорожил, теперь стала чужой, призраком того, что когда-то было. А он, сломанный, остался оплакивать остатки любви, которую жестокая судьба безвозвратно изменила. В глазах помутилось от ярости, отчаяния и всепоглощающего чувства предательства. Он отдал бы всё за неё, за настоящую её, но эта самозванка с её лицом вызвала в нём такую ярость, какой он никогда не испытывал. Астарион едва заметил Эрдана, который теперь стоял рядом с ней, ухмыляясь и наслаждаясь его унижением. — Эрдан, — её голос был холоден, в нём не было того тепла, которого он так жаждал. — Думаю, он заслуживает перекуса. — Жестокость в её улыбке была отвратительным искажением её обычной доброты. Когда она коснулась его щеки в мимолётном порыве фальшивой нежности, Астарион почувствовал непреодолимое желание отпрянуть, избежать прикосновения, которое когда-то приносило ему утешение. Она встала, оставив его на коленях, сломленного, ставшего тенью самого себя прежнего. Когда Эрдан оказался рядом с ней, она посмотрела на него сверху вниз. Затем Эрдан злобно улыбнулся, и демонстративно бросил рядом с Астарионом дохлую крысу. Вид её и подтекст, скрытый за этим жестом, разожгли в нём огонь. Его кровь вскипела от негодования и отчаяния. С внезапным приливом сил, подпитываемых гневом и отчаянием, он поднялся на ноги. Он двигался стремительно, движимый первобытным желанием отомстить. В мгновение ока он сократил расстояние, вытянул руку и схватил Тав за шею. Его крик был истошным, гортанным, наполненным болью и предательством. Пальцы сжались на её горле достаточно сильно, что оно хрустнуло.

—

Хватка Астариона усиливалась по мере того, как реальность медленно возвращалась, вытесняя мучительный кошмар. Окружающее его пространство приобрело чёткие очертания: тускло освещённая палатка, мягкое пламя свечей, влажность его собственного пота. Он всё ещё тяжело дышал, его сердце бешено колотилось, но холодная, похожая на подземелье обстановка из его сна сменилась знакомыми стенами их лагеря. Когда глаза привыкли, он увидел, что его рука сжимает горло Тав, а её пальцы обхватывают его предплечье в испуге и удивлении. Её широкие и обеспокоенные глаза смотрели на него с молчаливой мольбой о понимании. — Всё хорошо, — голос Тав был напряжённым, но успокаивающим, что резко контрастировало с леденящим душу голосом той Тав из его ночного кошмара. — Это был всего лишь сон. Ты с нами. Теперь ты в безопасности. — Её слова отдавались эхом, как мантра, призванная успокоить их бешено колотящиеся сердца. Чувства Астариона постепенно возвращались к нему, туман кошмара рассеивался. Он ощущал тёплый румянец кожи Тав под своей рукой, знакомые веснушки, усеявшие её лицо, вздымающуюся и опускающуюся при дыхании грудь. Это была настоящая Тав, а не искажённый призрак из его сна. И всё же это была она, настоящая Тав, с розовыми щеками и загорелой кожей, усыпанной веснушками, столь непохожая на холодную, безэмоциональную фигуру из его сна. Тёплое дыхание на коже его руки доказывало, что она жива, что она реальна. Медленно, почти неохотно, он ослабил хватку. Тав закашлялась, хватая ртом воздух, но её глаза оставались прикованы к его глазам, в которых читалось облегчение и затаённое удивление. Астарион отстранился, испытывая одновременно стыд и замешательство. Обрывки сна неотступно преследовали его, стирая границы между реальностью и иллюзией. Он смотрел на неё, не зная, что сказать или сделать. Кошмарный сон всё ещё хранился в его сознании, напоминая о его самых глубоких страхах и сомнениях. Лишь благодаря физическому присутствию Тав, её реальности, были для него единственной опорой здесь и сейчас. Наконец Астариону удалось вымолвить: — П… прости. Я не хотел… — он замолчал, слов было недостаточно, чтобы выразить царившее в нём смятение. Ещё не пришедшая в себя от шока Тав медленно кивнула, постепенно восстанавливая нормальное дыхание. — Всё хорошо, — успокоила она его, хотя дрожь в голосе выдавала её собственное потрясённое состояние. Астарион наблюдал, как Тав старательно накладывает свежие повязки на его раненую руку. Боль была тупым напоминанием о его действиях, о разбитом зеркале — отчаянной попытке избавиться от видений, которые мучили его. Тав, не поднимая глаз, заговорила ровным, беспокойным голосом. — Когда ты вырвался из видения зеркала, то разбил его вдребезги. — Она сделала паузу, её руки ловко справлялись с повязкой. — Нам удалось выбраться из этого места. Мы прошли немного дальше и разбили лагерь. Ты проспал несколько часов, мучаясь от кошмаров. Пристальный взгляд Астариона задержался на ней, отмечая нахмуренный лоб, сосредоточенность в движениях. Перед его мысленным взором промелькнуло видение Тав в чёрном платье, с глазами, отливающими алым, стирая грань между кошмаром и реальностью. Он почувствовал, что тонет, образы из его сна слились с настоящим, оставляя его растерянным и неуверенным. Когда Тав закончила с перевязкой, Астарион нарушил молчание хриплым голосом. — Как остальные? Тав заколебалась, её руки на мгновение замерли. — Им тяжело. Каждый справляется со своими страхами после зеркала… Скорее всего, мы задержимся здесь подольше, чтобы прийти в себя. В поисках связи, среди хаоса собственных мыслей, Астарион продолжил. — А ты? Наконец она встретилась с ним глазами, и в её взгляде мелькнула уязвимость. — В порядке, — ответила она, но её голос звучал неуверенно. — Ты лжёшь, — мягко, но уверенно заметил Астарион. Тав покорно вздохнула, и её бдительность на мгновение ослабла. — Мы все увидели свои самые сокровенные страхи. Это… напугало. Он понимающе кивнул. Кошмар оставил на нём неизгладимый след, рану, которую нелегко залечить. Пока Тав о нём заботилась, Астарион отмечал едва заметные изменения, — зрелость, которую время и жизненный опыт оставили в её чертах. В тишине палатки между ними повисла гнетущая тишина. Его нарушал лишь случайный шорох ткани и отдалённый гул лагеря снаружи. Астарион наблюдал за сосредоточенным выражением лица Тав, отмечая едва заметные изменения, которые на неё наложило время. Астарион внимательно наблюдал за ней, отмечая сосредоточенность, запечатленную на её лице. Несмотря на прошедшие годы, в ней по-прежнему было что-то безошибочно знакомое. И всё же под знакомой ему Тав, казалось, скрывались вновь обретённые сила и решимость. — Ты так обо всех заботишься? — поинтересовался Астарион, и в его голосе прозвучала уязвимость, которую он редко демонстрировал. Он не был уверен, почему спрашивает: возможно, ему хотелось понять, что произошло после его ухода. Или же он задал вопрос, чтобы убедиться, что сидящяя перед ним Тав — настоящая. Тав подняла взгляд, в глазах мелькнуло удивление. — Когда это необходимо, — спокойно ответила она. — Кто-то же должен. — Она не стала уточнять, но выражение её лица говорило о том, какой груз ответственности она на себя взвалила. Он наблюдал за точным движением её рук. — А кто же заботится о тебе? — поинтересовался он. Тав замолчала, её руки на мгновение замерли. Она встретилась с ним взглядом, и на мгновение он увидел усталость, которую она так старалась скрыть. — Я сама, — тихо сказала она, затем быстро вернулась к своему занятию. Астарион почувствовал нечто сродни чувству вины. Он был настолько поглощён собственными мучениями, собственным выживанием, что не подумал о том, какое бремя несёт Тав. — Вижу, ты стала опорой для всех, — прокомментировал он. В ответ Тав лишь слегка, почти незаметно пожала плечами. — Не то чтобы я это планировала. Просто… так получилось. Им кто-то был нужен, а я оказалась рядом. Признание её роли, которую она сыграла в его отсутствие, тронуло до глубины души. Он всегда знал, что в ней скрыта сила, но видеть её проявление в таком виде было одновременно и впечатляюще, и обескураживающе. — Ты изменилась. Ты кажешься… более взрослой, — заметил он с лёгкой ностальгией в голосе. — Люди меняются, когда сталкиваются с неожиданностями, — меланхолично ответила Тав. — Учатся приспосабливаться. Астарион почувствовал невысказанный намёк на их прошлое, на тот момент, который изменил всё. — Поэтому ты теперь такая сдержанная? — спросил он, и вопрос повис в воздухе между ними. В ответе Тав прозвучал вызов. — Это ты мне скажи, — сказала она, не сводя с него глаз. Их взгляды встретились, между ними завязался безмолвный разговор. Затем, не сказав больше ни слова, Тав вернулась к своему занятию; прикосновения её были тёплыми и успокаивающими, несмотря на расстояние, которое увеличилось между ними. — Готово, — объявила она, собирая свои медицинские инструменты. Астарион наблюдал за её действиями: дистанция между ними ощущалась не только физически. Прохладная ткань подушек, касающаяся его кожи, не давала покоя. Вопросов в голове было множество, и каждый из них требовал ответа. Но когда он взглянул на Тав, его слова замерли, сменившись простой благодарностью, которую он едва мог произнести. — Спасибо, — прошептал он. Тав остановилась у входа в палатку, и её силуэт чётко выделился на фоне тусклого освещения. Она повернулась к нему, на мгновение встретившись с ним взглядом. Она кивнула в ответ на благодарность, затем вышла, и полог палатки закрылся за ней, оставив вампира в полном одиночестве. Мужчина почувствовал острую боль утраты. Он поглубже зарылся в подушки, ощущая, как давит на него тяжесть мыслей. Он прокручивал в голове события: яркие ужасы зеркала, холодную хватку страха и неожиданное тепло прикосновений Тав, которая обрабатывала его раны. Это было такое сочетание, которое не давало ему покоя, разрывая между навязчивыми отголосками прошлого и суровой реальностью настоящего. Рядом с ней он ощущал знакомое спокойствие. То самое понимание, которого ему так не хватало. Оно всегда было рядом. Но тем не менее его разум создал образ Тав, настолько нереальный, что он даже удивился, что поверил в него. Тогда, во дворце Касадора. Он боялся того, чем Тав не была и никогда не станет. Да и не было такого выбора. Она бы скорее умерла, чем стала тем существом из его видения. Теперь он знал это и презирал себя сильнее, чем когда-либо. Теперь, когда он своими глазами увидел то, чего боялся, он понял, как сильно ошибался. Как сильно себя обманывал. Какую огромную ошибку совершил. Она не заслуживала и малой доли того, что он говорил. Во что упрямо верил и во что хотел верить. Потому что так было проще. Ему хотелось узнать, что Тав увидела в зеркале, понять охвативший её страх. И всё же понимал, что, спросив её, переступит границу, о которой они оба молчаливо договорились. Их совместный опыт, когда-то служивший причиной связи, теперь казался слишком широкой пропастью, которую невозможно было преодолеть. Астарион закрыл глаза, пытаясь найти утешение в темноте под веками. Но образы из зеркала не давали покоя, напоминая о хрупкости обретённой свободы и оковах прошлого, которые продолжали цепляться за него. Тишина палатки резко контрастировала с царившей снаружи суматохой: уединённое убежище, где нельзя было спастись от преследовавших его воспоминаний.

***

5 лет назад Тав оцепенело стояла среди кровавых последствий выполненного задания, и на сердце у неё было тяжело от бремени, которое, казалось, сокрушало её дух. Зелёная трава вокруг неё была окрашена в багровый цвет, что резко контрастировало с безмятежным пейзажем, который когда-то был. Она старалась сохранять самообладание, быть сильным лидером, которого все от неё ждали, но вид, представший перед ней, произвёл на неё глубокое, болезненное впечатление. Маленькая девочка, не старше восьми лет, стояла на коленях рядом с безжизненным телом матери, и её рыдания пронзали тягостную тишину. Тав не сводила глаз с ребёнка, и её захлестнул поток эмоций. Чувство вины, печаль, беспомощность — они бурлили в ней подобно урагану, угрожая сломить её решимость. Зрелище пробудило болезненные воспоминания, которые она хотела бы забыть, но знала, что не может. Предполагалось, что эта миссия спасёт жизни, вернёт жителей деревни в безопасное место. И всё же она стояла посреди трагедии, которую не смогла предотвратить. Её стратегическое планирование, её лидерские качества, её навыки — всего этого оказалось недостаточно, чтобы защитить невинных от жестокой реальности окружающего мира. Взгляд Тав блуждал по происходящему, вглядываясь в лица членов её команды: измождённые и усталые, глаза Карлах отражали общее чувство утраты. Тав чувствовала себя так, словно подвела не только жителей деревни, но и своих компаньонов. Шэдоухарт опустилась на колени рядом с девочкой, и Тав закусила губу. Чуть поодаль Астарион вытирал кинжал о ткань одежды одного из бандитов. Хотелось бы ей быть такой же, как он. Он переместился к следующему телу и выудил у того кошель. Крики маленькой девочки эхом отдавались в ушах Тав, напоминая о том, какой ценой далась им эта битва. Она хотела подойти к ней, хоть как-то утешить, но ноги словно приросли к земле. Что она могла сказать? Какое утешение могло бы облегчить боль ребёнка? Тав почувствовала рядом с собой Карлах. Её теплая аура была знакомой, устойчивый ритм, сопровождавший её в бесчисленных путешествиях. Она стояла рядом, не сводя взгляда с убитого горем ребёнка. Через несколько мгновений Карлах нарушила молчание. — Пойдём, солдат. Вернёмся в лагерь. Мысли Тав были как в тумане, она машинально следовала за Карлах. Мир вокруг казался приглушённым, голоса её спутников — далёким эхом, которое она с трудом понимала. Кровь на руках, напоминавшая о событиях дня, казалась ей почти чужой. Когда они добрались до лагеря, она устроилась у костра, не отрывая взгляда от мерцающего пламени. Тепло не помогало унять холод, пробиравший её до костей. Смех и рассказы витали вокруг неё, обычное общение у костра пыталось вновь заявить о себе, но Тав воспринимала окружающее отстранённо, будто находилась в совершенно другом месте. Логическая часть её сознания пыталась осмыслить события этого дня. Потери были неизбежной частью их сражений, она это знала. Она сталкивалась с этим раньше, видела цену их битв в глазах тех, кого они не могли спасти. Но осознание этого никак не облегчало боль в её сердце, навязчивый образ маленькой девочки рядом с матерью не выходил у неё из головы. Она так и сидела, время текло незаметно, пока ей не стало невыносимо тяжело от окружающей её нормальности. Резко встав, Тав пошла прочь от лагеря, всё глубже углубляясь в ночную тьму. Она проходила мимо палаток и припасов, мимо своих товарищей по оружию, погружённых в свои дела, которые пытались прийти в норму после трагедии. Смех Карлах, обычно успокаивающий, теперь действовал ей на нервы. Рассказы Гейла, некогда служившие источником развлечения, казались неуместными, почти бесчувственными. Шаги Тав стали тяжёлыми, а сердце — ещё тяжелее. Эхо смеха и разговоров у костра стихало по мере того, как она отдалялась от группы. Она чувствовала себя словно оцепеневшей, но под её внешней невозмутимостью бушевала буря эмоций. Руки, мозолистые от битвы, казались ей чужими, запятнанными следами дня, который прошёл ужасно плохо. Перед глазами мелькали лица тех, кого она не смогла спасти, преследуя своими безмолвными обвинениями. Скольких она потеряла с тех пор, как начала сражаться? Сколько семей разрушилось из-за того, что она оказалась недостаточно хороша? Она не могла притворяться, что всё в порядке. Не в этот раз. Тяжесть ответственности за свою неудачу была сокрушительной. Найдя утешение возле одинокого дерева, она привалилась к его стволу, и шершавая кора вдавилась в спину. Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, стараясь собраться с мыслями. В одиночестве ночи, под пристальным взглядом звёзд, Тав, наконец, позволила защите рухнуть. По её лицу текли слёзы, тёплые на фоне прохладного ночного воздуха. Она прикрывала лицо руками, но рыдания вырывались из неё с силой урагана. Она оплакивала погибших жителей деревни, маленькую девочку, ставшую сиротой, бремя командования, которое казалось ей непосильным. Она оплакивала себя, свои сомнения и страхи, которые отбросила в сторону во имя долга. В тот момент Тав не была бесстрашным лидером, несгибаемым воином. Она была эльфийкой, уязвимой и сломленной. Плача, она почувствовала рядом чьё-то присутствие. Даже не поднимая глаз, она знала, что это Астарион. У него всегда была привычка бесшумно появляться там, где его меньше всего ожидали, и в то же время почему-то всегда тогда, когда она нуждалась в нём больше всего. Ей показалось, что Астарион медлит, не зная, как подойти и что сказать. Понимала, что для него это незнакомая территория — быть тем, кто предлагает утешение. Он сел рядом с ней, держась на тактичном расстоянии, без своей обычной бравады. — Тав… — неуверенно начал он. — Я… я в этом не силён, но… если ты захочешь поговорить, или покричать, или… не знаю, кинуть что-нибудь или убить кого-нибудь, то я здесь. Тав не удержалась и горько рассмеялась сквозь слёзы над неловкой попыткой Астариона утешить её. Это было так на него похоже. Наконец, она подняла голову, глаза её покраснели, но на лице читалась благодарность. Она увидела его улыбку, и ей стало немного легче. Они оба смотрели в ночь, мир вокруг них казался тихим простором под звёздным небом. Тишина была комфортной, это была общая передышка от хаоса их жизни. — Итак, — непринуждённо нарушил молчание Астарион, — ты никогда не думала использовать свои художественные таланты, чтобы нарисовать что-нибудь весёлое? Например, играющих на лугу щенков? Он совершенно не знал, как утешать других. Он не знал, что делают другие, чтобы утешить себя в подобной ситуации. И уж тем более он, наверняка, не знал, что делать с Тав — в конце концов, она впервые так сломалась. Она старалась всегда быть сильной, не показывать, что смерть невинных так на неё повлияла. Она старалась скрыть это ещё больше, зная, что у него совершенно другой подход. Но Тав видела, что он всё равно старается. И она это ценила. Тав повернулась и посмотрела на него: несмотря на слёзы, блестевшие в глазах, уголки её рта подёрнулись лёгкой улыбкой. — Щенки, Астарион? Серьёзно? Думаешь, что рисование пушистых зверушек — это выход? Астарион пожал плечами, в его глазах появился игривый блеск. — Ну, это должно поднимать настроение по сравнению с мрачными и угрюмыми вещами, которые ты рисовала в последнее время. Сколько тёмных, мрачных пейзажей нужно одному человеку? Тав тихонько хихикнула, и этот звук стал долгожданным облегчением от навалившегося на неё напряжения. — Я об этом подумаю, — мягко ответила она. — Хотя насчёт щенков ничего не обещаю. Воодушевлённый её ответом, Астарион продолжил: — А что насчёт меня? Ты когда-нибудь задумывалась о том, чтобы увековечить мой потрясающий образ в одном из своих шедевров? Уверяю тебя, это вызвало бы фурор. Тав наигранно закатила глаза. — Твоё эго не нуждается в дополнительной подпитке, Астарион. Кроме того, у тебя и так много собственных рисунков, не думаю, что тебе нужно ещё больше. Астарион притворно обиделся, положив руку на сердце. — Ты ранишь меня, Тав. Я здесь, предлагаю тебе шанс запечатлеть истинную красоту, а ты насмехаешься надо мной. Я глубоко уязвлён. Когда их смех утих, Тав повернулась к Астариону, и в её глазах отразилась такая глубокая благодарность, которую невозможно описать словами. — Спасибо тебе, — тихо и искренне сказала она. — За то… что ты просто здесь. Этого более чем достаточно. Астарион встретился с ней взглядом, и его черты озарила редкая искренняя улыбка. — Не стану притворяться, что понимаю, что… что ты сейчас чувствуешь, но… ты можешь на меня рассчитывать, — ответил он легко, но его глаза смотрели на неё с напряжением, которое говорило о многом. В какой-то момент, который, казалось, замер во времени, он протянул руку, нежно касаясь пальцами её щеки. Прикосновение было нежным, он наклонился, сокращая расстояние между ними, и их губы встретились в поцелуе, который был одновременно успокаивающим и страстным. Его рука переместилась на её затылок, нежно поглаживая его, и поцелуй углубился, придав ему чувство защищённости и заботы. Губы Астариона прижались к её губам с нежностью, которая противоречила его обычному язвительному характеру, пробуждая в ней тепло, которое распространилось по всему её существу. Она сразу же почувствовала себя в безопасности, на мгновение избавившись от суровой реальности, с которой они столкнулись. В этот момент все её страхи и неуверенность как рукой сняло, сменившись всепоглощающим чувством спокойствия. Внутри всё перевернулось, когда она растворилась в поцелуе. Разъединившись, они соприкоснулись лбами, разделив момент тихого единения. Тав глубоко вздохнула, ощущая покой, так необходимый ей в этот момент. Она закрыла глаза, наслаждаясь его близостью. Тав слегка отстранилась и придвинулась ближе, расположившись между его ног и уютно устроившись в объятиях. Она почувствовала его удивление, ведь такая близость была для него в новинку, но Астарион быстро её обнял. Тав прижалась к груди Астариона. Его руки обхватили её, давая укрытие, убежище посреди хаоса. В его объятиях она нашла утешение, чувство близости, чего ей так не хватало.