Пять из десяти

      Ощущение вернулось зудом беспокойства.       Казалось бы, выходные прошли вполне себе неплохо: дела по учёбе каким-то чудом удалось закончить ещё в пятницу вечером, а суббота и воскресенье были посвящены отдыху. В субботу Чэнлэ сходил в ресторан со всеми друзьями из Китая (даже Ренджун вырвался из своего академического завала, что в последнее время случалось редко). Чэнлэ давно так не смеялся; на какое-то время ему показалось, что он вдруг очутился дома в Китае, и вот он сейчас выйдет за двери китайского ресторана, а там ночной Шанхай переливается таинственными, манящими огнями.       В воскресенье он пошёл в кино и по магазинам с Джено и Джемином. Джено и Джемин вели себя как обычно, то есть, бессовестно заигрывали друг с другом при каждой возможности. А возможно, так только казалось: в тот день почему-то на душе было по-особенному гадко, и даже отвечать на пустую болтовню Минсу хотелось быстрее обычного, лишь бы только не оставаться наедине с собой. В итоге Чэнлэ вернулся домой в смешанных чувствах. С одной стороны, его снова начало подстёгивать чувство стыда за то, что он так и не смог «вырасти», стать таким, как те же Джено и Джемин. Ему бы тоже хотелось разгуливать с красивым сексуальным парнем под руку, целовать в щёку в качестве благодарности за купленный спонтанно подарок; наконец, чувствовать, как жадная рука втайне ото всех сжимает его ягодицу (спасибо за идею, Джено). С другой стороны, он ведь теперь такой же, как все, ведь у него есть fuck buddy, а значит, он должен быть спокоен насчёт своей личной жизни… Так почему же спокойствия нет, почему оно не приходит?       Ответ возник из ниоткуда. Чэнлэ сидел в темноте в своей комнате и пялился в одну точку, в сотый раз прокручивая тот момент, когда длинные пальцы Джено впились в мягкую ткань спортивных штанов Джемина, и Джемин бросил ему тяжёлый, значительный взгляд, словно говоривший: «Потерпи до дома, и я буду твой, полностью». Может быть, Чэнлэ это себе всё напридумывал. Но внутри у него было пусто, холодно, и посасывала ноющая тоска. Он прижимал колени к груди, впивался подбородком.       Тогда-то до него наконец дошло: ему нужно просто заняться сексом по-настоящему. Ведь всё, что у него было с Джисоном – это ерунда, какие-то подростковые шалости, нисколько не похожие на то, что делают реальные взрослые. А ему было просто необходимо вырасти. Детская кожа стала ему настолько мала, что он не мог расправить плечи так, как хотелось.       Словно в чёрном тумане, он набрал сообщение:

«хочешь, я заскочу завтра?😈»

      Руки задрожали. Он не был настолько смелым, насколько получилось в сообщении. Игривая ухмылка эмодзи искажалась, превращаясь в злую усмешку: так-так, Чэнлэ, и что ты тут из себя строишь, а? Кем ты хочешь прикинуться? Думаешь, никто не поймёт, что ты трус и обманщик? Да как только ты разденешься перед Джисоном, он сразу же, моментально сообразит, что перед ним неопытныш и расхочет тебя, даже не прикоснётся. Как это так, Чэнлэ, тебе скоро двадцать три, а ты всё такой же невинный. Самому не стыдно, не тошно, а? Ты почему с собой ничего так и не сделал раньше, чтобы не позориться сейчас? Почему не купил какую-нибудь игрушку, чтобы хотя бы самоудовлетворяться, как все нормальные люди? Почему ты такой холодный, несексуальный? Удивительно только, каким образом у Джисона на тебя встаёт. Ты же просто… ни о чём. Да ещё и неопытный. Ну, кому такое чучело нужно?..

«после пяти в любое время. только кинь сообщение минут за тридцать»

      Чэнлэ моргнул, чтобы прочитать сообщение, и быстро вытер глаза рукавом. Теперь внутри было не только гадко и холодно. Ещё ничего не случилось, а по плечам уже бежал мороз.       На следующее утро Чэнлэ во время сборов в университет гуглил статьи во вкладке «инкогнито». Необходимость подготовиться погасила часть страха. Чэнлэ листал статью за статьёй, пытаясь понять, чего именно ему стоит ждать. Информация начала повторяться очень быстро, и от этого становилось спокойнее: видимо, не так уж это и сложно. Нужно было только подготовить себя хорошенько, а уж дальше… как пойдёт. Чэнлэ подтрясывало. Но сейчас к общему раздраю примешивалось любопытство. Даже загорелась маленькая искорка желания. Очень хотелось верить, что Джисон со своим опытом позаботится о нём как следует.       Весь день прошёл смазано; голову заполонил густой, непроглядный туман. На автопилоте Чэнлэ разговаривал с Ренджуном и Джемином за обедом. На автопилоте отсидел все пары. На автопилоте добрался домой, принял душ так, как был написано в статьях. С ощущением, что теперь тело натёрто до болезненного блеска, он нашёл в шкафу чистые вещи. Надоедливый голос в голове подговаривал надеть что-то «соблазнительное», но к горлу подкатывала тошнота при одном только упоминании этого слова.       Чтобы не вспотеть по дороге, он вызвал такси на деньги, оставшиеся после последнего похода в продуктовый. Уже спускаясь в лифте, он вспомнил предупредить Джисона о том, что выехал. Джисон ничего не ответил, только поставил «палец вверх». Чэнлэ похолодел ещё больше. Джисон обычно разговаривал, иногда даже слишком много, почему он сейчас промолчал? Или ему тоже надо подготовиться?.. Чэнлэ чуть не споткнулся на лестнице, когда в голову проскользнул яркий образ: входная дверь в квартиру Джисона открывается, и Джисон уже ждёт его, обнажённый и готовый, и Чэнлэ придётся сразу же, буквально с порога…       «О боже, я сегодня умру, похоже», – сердце душило в горле, не давало сглотнуть. Чэнлэ нахмурился, сел в такси и поехал.       Дорога закончилась слишком быстро. Чэнлэ не успел прокрутить в мыслях что-то важное – он забыл, что именно, но теперь абсолютно точно чувствовал себя так, словно оставил дома что-то, что ему непременно понадобится. Ноги плохо слушались, поэтому из машины он выбрался неуклюже, за что сразу же стало стыдно, хотя водителю было явно всё равно.       Дверь открылась после первого звонка. Чэнлэ сжался внутри, готовясь к тому, что его моментально разорвут на части, а ему нужно будет сделать вид, что он получает от происходящего огромное удовольствие. Но Джисон смотрел на него точности так же, как и обычно, с неловкой улыбкой; он был полностью одет. Чэнлэ заставил себя напрягаться чуть меньше.       – Привет, Леле, – опять этот голос. Этот голос Джисону совсем не подходил: низкий и глубокий, вызывающий дрожь в глубине желудка.       – При-привет, – запнулся Чэнлэ и прикусил язык. Чтобы не дать Джисону ни малейшего шанса засмеяться, он вошёл в коридор и начал быстро раздеваться. В какой-то момент возникла идея раздеться полностью, до конца, догола, но стало совсем не по себе. Хотя с другой стороны, как иначе он подведёт траекторию вечера к сути?       – Будешь что-нибудь пить?       – А что есть?.. – да. Да, надо выпить. Конечно, он читал, что рекомендуется не употреблять алкоголь, чтобы не терять контроль над телом и не получить травму, но ему было совсем никак не расслабиться. Даже дышать было сложно.       – Кофе или чай, – Джисон улыбнулся уголком рта. Чэнлэ почти нисколько не удивился: типичный Пак Джисон, мальчик-дурачок, ходячее недоразумение. Когда где-то полгода назад Джено снял для них с Джемином номер в отеле, они пили в джакузи дорогое вино (Джемин тогда всем уши прожужжал про «самого щедрого и сексуального парня на свете», а ещё завалил ленту своими полуголыми фотками на белых простынях с бокалом вина). А Чэнлэ, получается, потянет только на чай или кофе? Всё понятно…       – Не надо. Не хочу потом писаться, – фыркнул Чэнлэ и вслепую положил сумку на какую-то полку.       – Можешь писаться, сколько хочешь. Я не против, – теперь Джисон улыбался теплее. Сказал глупость, какую-то ребячливую ерунду, а Чэнлэ почему-то тыкнуло тупым и больным в грудь. Захотелось опустить плечи, перестать держать себя из последних сил и спрятать лицо в застиранной домашней футболке Джисона. Но вместо этого он открыл рот, и слова, вместе с задиристой интонацией, вышли сами собой:       – Что, струсил, Пак Джисон? Смелый только на словах, а? А сам… сам пытаешься меня напоить, чтобы потянуть время?       Лицо Джисона оставалось всё таким же мягким; глаза всё так же смотрели из-под полуприкрытых век. Джисон вместо ответа покачал головой.       – Не ворчи, малыш. Иди сюда.       Голос настолько тихий, что Чэнлэ показалось, что он выдумал эти слова сам. Он шагнул вперёд, точнее, просто занёс ногу, и Джисон притянул его к себе за талию. Огромные ладони, закрывающие всю поясницу, заключающие её в кандалы, – и вот, Чэнлэ больше не вырваться. Он поднял взгляд, не видя перед собой почти ничего, кроме смазанных в кашу красок. Но сквозь месиво цветов он всё равно увидел опущенные ресницы, тёмные-тёмные глаза, которым очень хотелось верить. Чэнлэ приоткрыл губы, не представляя, что скажет, и замер: на щёку опустился тёплый невесомый поцелуй.       – Давай ближе к делу, – пробормотал Чэнлэ.       – Ты торопишься? – глаза Джисона приоткрылись шире; в голосе послышалась натуга, словно он только пытался быть вежливым.       – Не тороплюсь. Но и затягивать эту тягомотину не хочу… – Чэнлэ отвернулся, рассматривая порог из коридора в комнату.       – Ну тогда пойдём, – ещё один поцелуй на щеке; Чэнлэ непроизвольно дёрнул плечом, хотя влажный жар губ странным образом успокоил на короткий миг. – Почему у тебя такие холодные руки?       Чэнлэ оторвал взгляд от пола и увидел, что Джисон ведёт его в комнату, держа за руку. Рука Джисона снова казалась нереально огромной, такой большой, что пальцы Чэнлэ в его пальцах просто терялись.       – В такси был включен кондиционер, – соврал Чэнлэ. Они вошли в единственную комнату, и желудок Чэнлэ снова скрутило холодным железом. Окна были зашторены непроницаемыми шторами; свет был приглушён, горел только розово-фиолетовый ночник в самом углу. Тот самый диван, на котором они ещё относительно недавно сидели с парнями, был разобран и заправлен светло-серым бельём. До носа доходил тонкий, успокаивающий запах стирального порошка и утюга. Чэнлэ сглотнул напряжённо.       – Устраивайся, как хочешь. Могу пока погреть тебе руки, – Чэнлэ вздрогнул от голоса Джисона и посмотрел ему в лицо. При этом освещении, таинственном, чувственном, слишком эротическом для обыкновенной жизни, Джисон стал похож на какого-то героя-любовника, знатока постельных дел и просто очень уверенного в себе мужчину. Чэнлэ не верилось. Наверное, он уже спятил, и всё, что он сейчас видит, – это бред воспалённого сознания.       – Угу, – промычал Чэнлэ, не представляя, на какое предложение соглашается. Он сел на самый край дивана, так, лишь бы не упасть. Джисон опустился перед ним на корточки, взял обе руки в свои и приложил их к своему лицу. Кожа Джисона была горячей, но не разливалась румянцем по щекам или шее. Его огромные ладони закрывали ладони Чэнлэ полностью, запечатывая их в камеру из мягкости и жара.       – Чего тебе хочется, Леле? – спросил Джисон тихо-тихо, будто в комнате кто-то спал.       – Почему ты всегда спрашиваешь меня? Своих желаний, что ли, нет? – проворчал Чэнлэ; силы стремительно уходили, но нужно было защищаться, хоть как-нибудь.       – Мне без разницы. Я хочу тебя в любом случае, – отозвался он просто; сердце Чэнлэ дрогнуло.       – Давай то же самое, что ты там делаешь со всеми своими девушками. Только на порядок качественнее, – спохватился Чэнлэ, желая подстраховаться, гарантировать себе не то комфорт, не то больше удовольствия. Джисон рассмеялся мягко и отпустил его руки.       – Понял тебя. Ты… сам разденешься или тебя раздеть?       – Ты с девушками тоже много треплешься? Пока тебя дождёшься, уже всякое желание давным-давно…       Чэнлэ не успел договорить: Джисон подался вперёд, словно нависая сверху, и начал целовать. Чэнлэ откликнулся, попадая в знакомую ситуацию. Ведь они целовались много раз, и теперь Чэнлэ знал, что делать. Известность убрала часть напряжения в мышцах, и Чэнлэ даже смог немного расслабиться, когда Джисон осторожно лёг на него сверху. От его кожи, как и от простыней, пахло чистотой, а ещё жаром. Чэнлэ хотелось тянуться к этому жару, загребать его всё больше и больше. Он запустил пальцы в волосы Джисона, и Джисон откликнулся тяжёлым вздохом прямо в губы.       Дальше пошло немного проще. Не переставая целовать, Джисон медленно раздел Чэнлэ и разделся сам. Чэнлэ, в лёгком ступоре от смеси напряжения и подступающего желания, мог только лежать и принимать ласки, больше ничего. Но Джисона его пассивность как будто не смущала. Чэнлэ старался компенсировать своё минимальное участие руками: он массировал затылок Джисона, пока они целовались, впивался пальцами в плечи, когда губы Джисона спускались от шеи к груди, задерживаясь на сосках. От прикосновений Джисона тепло в низу живота хоть и медленно, но росло. Джисон был удивительно осторожен. В голову даже закралась мысль: это потому, что его попросили быть осторожным, как с девушкой? или он действительно хотел обращаться с Чэнлэ так, словно он хрустальный и может разбиться на миллионы кусков?..       – Можно раздеть тебя до конца? – прохрипел Джисон; его взгляд стал настолько тяжёлым и чёрным, что Чэнлэ вдруг задрожал изнутри.       – Можно, – покивал он, сжимая выступающий бицепс на плече Джисона. – Только не говори ничего. Пожалуйста.       – Что я могу сказать? – удивился Джисон, уже потянувшись обеими руками к белью Чэнлэ.       – Вообще ничего. Ни плохого, ни хорошего, ни нейтрального. Просто ничего, – Чэнлэ напрягся, когда эластичная ткань заскользила по коже вниз.       – Хорошо, – Джисон улыбнулся и поцеловал в живот, куда-то под пупком, тепло и немного щекотно. Чэнлэ едва не пнул его коленом инстинктивно, но сумел сдержаться.       Когда Джисон разделся сам, в животе Чэнлэ снова сжалась ледяная металлическая спираль. Член Джисона встал уже, наверное, на две трети. Теперь его огромный размер, расхваленный Донхёком, виделся угрожающим. Под Чэнлэ плыл диван от одной только попытки представить, как он попытается принять этот член в себя – в горло или в задний проход, уже не имело значения. Ему не хотелось боли; не хотелось терпеть даже минимальный дискомфорт ради удовольствия. Никакое удовольствие не стоило его дискомфорта.       Откуда-то из-за подушки Джисон достал ленту презервативов и бутылку смазки. «Начинается», – послышалось в голове, и сердце замерло. Джисон наклонился обратно, и Чэнлэ, надеясь выиграть немного времени, чтобы успокоиться и как-нибудь смириться с неизбежностью, обнял его обеими руками за шею, прижимая к себе. Несмотря на то, что Джисон был возбуждён больше, он молча лёг на Чэнлэ и обнял в ответ. Его растрёпанные волосы лезли в лицо, но Чэнлэ его не отпускал. Стараясь игнорировать свой собственный член и в особенности член Джисона, Чэнлэ считал у себя в голове сначала до десяти, потом до двадцати. Время уходило, но кардинально не менялось ничего.       – Ты напряжённый. Всё в порядке? – Джисон извернулся и заглянул в лицо. Он снова показался взрослее и надёжнее – видимо, такие метаморфозы происходили из-за светильника. Другого объяснения у Чэнлэ не было.       – Всё в порядке, – прошептал Чэнлэ. Джисон нахмурился: я тебе не верю, зачем ты врёшь? Чэнлэ не выдержал. Не выдержал давления обвинений, давления недоверия, давления страха. Он широко лизнул губы Джисона, а рукой протиснулся между их телами и прихватил его горячий член. Этого оказалось достаточно, чтобы Джисон перестал допытываться и переключил всё внимание на их общее дело.       Какое-то время они целовались – жадно, влажно, глубоко. Уже обе руки Чэнлэ ласкали Джисона между ног. Он не мог отделаться от мысли, что он таким образом «задабривает дракона» – и откуда только взялся этот максимально неуместный образ? Джисон всё чаще осекался, прикусывая то за верхнюю, то за нижнюю губу, когда у Чэнлэ получалось сделать что-то крайне удачное.       – О боже, Леле… – Джисон мягко оттолкнул руки Чэнлэ и вдохнул глубоко. – Я чуть не кончил… У тебя какие-то волшебные руки, серьёзно…       Если бы в груди Чэнлэ не холодило, как в морозильной камере, его раздутое эго упёрлось бы в самые рёбра.       – Теперь твоя очередь показывать, что ты умеешь делать руками, – Чэнлэ резко замолчал: он по привычке хотел добавить «daddy», но вспомнил, что Джисон как-то по-особенному попросил так его больше не называть.       – Не вопрос, – Джисон потёрся кончиком носа о щёку Чэнлэ, отчего по спине побежал холодок, будто стёк из груди сразу на позвоночник. – Как… как тебе будет удобнее, Леле? На спине или…? Или как?       Чэнлэ очень понадеялся, что розовый свет не выдаст изменившийся цвет его лица.       – Лучше на животе.       – Можешь взять подушку, если тебе так будет комфортнее.       – Ага…       Чэнлэ сгрёб подушку в охапку, обнимая её, как настоящего человека и наваливаясь на неё грудью. Что-то ему подсказало, что подушку, скорее всего, нужно было класть под бёдра, чтобы было удобнее добраться до… Его передёрнуло. Он уткнулся лицом в подушку, а перед глазами серая простынь смешалась с розово-фиолетовым. Затем он почувствовал, как огромные ладони Джисона гладят его по спине, начиная с лопаток и спускаясь ниже. Чэнлэ очень хотелось насладиться моментом, получить удовольствие от такой простой вещи, как массаж. Но у него опять ничего не получалось.       – Можно уже ближе к сути, пожалуйста, Джисон-а, – сказал Чэнлэ в подушку. Джисон промычал задумчиво, а потом между лопаток опустился поцелуй – неторопливый, наполненный чем-то, что было никак не понять. Чэнлэ выдохнул. В голове и под кожей гудело напряжение. Он прислушивался, пытаясь по звукам восстановить картину происходящего у себя за спиной. Ему не хотелось больше ласк; он устал маяться в ожидании.       – Мне придётся… можно тебя пододвинуть? – спросил осторожный низкий голос. Чэнлэ не понял: он занимал на диване совсем немного места, куда его ещё двигать? Но, наверное, Джисону, с его-то обширным опытом, виднее. И надо прикинуться, срочно, что такие вопросы не вызывают удивления.       – Валяй, – сказал Чэнлэ как можно более спокойным голосом, несмотря на сжимающееся горло. Огромные ладони подхватили его под бёдра, поставили на колени и аккуратным движением развели ноги в стороны. Чэнлэ захлестнула волна унижения и стыда; он сжал подушку, едва не заплакав. Теперь он стоял перед Джисоном на коленях, задницей кверху – что могло быть хуже? И без того горевшая после бритья кожа начала зудеть. Чэнлэ, уже даже не пытаясь сопротивляться напряжению, просто ждал следующей секунды, а потом ещё, и ещё.       Палец с подогретой смазкой легко прикоснулся к промежности – Чэнлэ вздрогнул всем телом. Он едва не рыкнул на Джисона, дескать, неужели так сложно прицелиться, когда всё перед тобой, как на ладони. А затем Джисон начал ласково массировать какую-то особо чувствительную точку, о существовании которой Чэнлэ даже не подозревал. В низу живота вмиг вспыхнуло жаркое желание, и дыхание стало напряжённее, глубже. Чэнлэ стискивал в кулаке угол подушки, крепко сжав веки.       Ещё какое-то время, похожее на бесконечность, Джисон мучил Чэнлэ, заставляя его балансировать на грани, но не давал ему ни больше, ни меньше. Между ягодиц стало слишком влажно, слишком тепло; Чэнлэ казалось, что если Джисон не прекратит, то скоро лубрикант потечёт вниз по бёдрам. Кончик пальца описывал круги рядом с кольцом мышц, а другая рука либо лениво сминала левую ягодицу, либо спускалась к члену, чтобы пройтись по нему пару раз.       – Если что-то не понравится, говори сразу же, ладно? – сказал Джисон удивительно отчётливо. Чэнлэ угукнул в ответ, потому что язык его больше не слушался.       Его пронзило странное ощущение: неприятное и приятное одновременно, точно неестественное, такое, которое он не мог уловить до конца. Он заставлял себя расслаблять мышцы – все без разбора, все, что были ниже пояса, потому что контроля над телом больше не осталось. Его распирало изнутри мучительно медленно, буквально миллиметр за миллиметром. Чэнлэ напряжённо выдохнул, когда вдруг вспомнил, что это только один палец. А что будет потом?..       – Чэнлэ, расслабься, пожалуйста, – горячая ладонь на пояснице, поглаживает, слегка надавливает, и по позвоночнику поднимается тепло. Чэнлэ кивает. Чэнлэ не дурак, Чэнлэ всё понимает. Понимает и слушается. Делает глубокий вдох, который всё равно получается рваным. Растяжение становится глубже, ощущается где-то в пищеводе. Страх сжимает его в комок. Губы прижимаются к шее. Хочется за них цепляться. За их тепло, за их горячее обещание сделать хорошо.       В голове, среди хаоса и вихря полярных ощущений, поднимается напоминание: нужно потерпеть, и тогда девственность наконец-то закончится; как только ты перестанешь быть девственником, ты станешь нормальным человеком.       – Ещё один, – прошептал Чэнлэ. И в следующую же секунду вжал голову в плечи, сдавливая и без того задушенный стон – неприятно. Хочется увернуться, пнуть, оттолкнуть, убрать любым способом. Но вместо этого он снова пытается расслабиться. Пальцы внутри него двигаются всё так же медленно, не выходят до конца; просто входят то глубже, то совсем не глубоко. Затем они начали расходиться. Пальцы Чэнлэ снова стиснули подушку. Он открыл рот, чтобы дышать через него, и испугался, что собственное дыхание звучит неритмично.       – Здесь? – послышался голос Джисона издалека. Чэнлэ помотал головой.       – Глубже, – сказал он первое, что пришло в голову. Пальцы вошли глубже, наверное, уже до самого основания. В животе начала закручиваться лёгкая тошнота. Он чувствовал себя, как на осмотре у врача, а не в постели с недо-другом, недо-любовником. К горлу подкатил ком, и Чэнлэ его сразу же проглотил, опасаясь, что так может окончательно потерять возбуждение. Чтобы не дать Джисону даже шанса на сомнение, он начал стонать. Сначала тихо, потому что его сразу же охватил тяжкий, неприятный жар; потом чуть громче, когда этот самый жар получилось игнорировать. Ещё чуть погодя пальцы Джисона ткнулись куда-то, куда-то в самую глубь, и у Чэнлэ открылись глаза. Его прошило острейшим удовольствием; даже показалось, что на члене выступила капелька смазки. Губы Джисона, по-прежнему посасывавшие кожу на шее, улыбнулись. Но Чэнлэ уже было безразлично его самодовольство. Если ради настолько мощного удовольствия нужно терпеть самодовольство Пак Джисона, то он согласен, без каких-либо колебаний.       Где-то между третьим и четвёртым пальцем по щекам всё-таки покатились слёзы. Чэнлэ не понял, откуда они взялись. Но ему точно не было больше плохо. Низ живота отяжелел от вязкого тепла настолько сильно, что Чэнлэ даже забыл, что у него ныла поясница и колени из-за неудобной позы. Дыхания стало не хватать. Чэнлэ ловил воздух пересохшими губами и крепко сжимал челюсти, когда из груди пытался вырваться громкий стон.       – Джисон-а… Джисон-а… – шептал он, не понимая, что нужно говорить. Он чувствовал потребность срочно предупредить о том, что сейчас что-то случится.       – Уже хватит? – голос Джисона был сухой и глухой, как будто ему тоже было тяжело.       – Да… – и Чэнлэ вскрикнул в подушку, когда Джисон снова задел пальцами ту самую точку. Казалось, всё тело было пропитано живым электричеством, готовым разорвать его в клочья в любой момент. Руки, ноги и впавший живот дрожали так сильно, что держать себя в прежнем положении становилось всё сложнее.       – Тогда… Тогда я… – послышался шорох упаковки, какие-то другие движения, разобрать которые не представлялось возможным из-за шумевшей в ушах крови. Чэнлэ попробовал отдышаться, но у него ничего не получилось. Тело требовало разрядки; пути назад на этот раз точно не было. Он убрал со лба взмокшую чёлку и устроился на горячей подушке поудобнее.       – Сейчас, – сказал низкий голос Джисона крайне размыто, но Чэнлэ его понял. Сердце вновь прихватило страхом, таким, что обуздать его не получилось. В ответ Джисону Чэнлэ покивал. А потом прижался щекой к подушке и прогнулся в пояснице максимально низко. Джисон выругался себе под нос, мягко сжал правую ягодицу.       И стало больно.       Растяжение было непомерно огромным. Четыре пальца не шли ни в какое сравнение с тем, что Чэнлэ испытывал сейчас. Мышцы растягивались до предела и сразу же сжимались обратно: казалось, вот-вот, в любую долю секунды пойдёт кровь. Промежность заныла; бёдра задрожали крупнее. Чэнлэ прикусил подушку, чтобы не было слышно его трусливого скулежа.       «Терпи, терпи, терпи».       Пальцы Джисона подхватили чуть опавший член, начали двигаться на нём кольцом. Но всё внимание Чэнлэ ушло в одну точку, ту самую, где горело и болело, где он никак не мог перевалиться через пик остроты, чтобы прийти к удовольствию.       – Больно, больно, больно! – слова соскочили с губ в дикой панике. Растяжение сразу же прекратилось, уступив место гадкой пустоте. Чэнлэ уткнулся лицом в мокрую наволочку, и растревоженное воображение рисовало ему образы опасно растянутого ануса, уже никак не смыкающегося. Стало страшно, тревожно.       – Прости меня, пожалуйста, – голос Джисона теперь был сам на себя не похож. Какой-то задушенный, как будто пристыжённый. Чэнлэ испугался, что сейчас своим поведением сделает так, что Джисон его расхочет.       – Всё нормально, – он поднял голову от подушки и посмотрел в темноту, стараясь придать выражению лица обыкновенный вид. – Просто дай мне немного времени, ладно? Иди сюда…       – Не хочу, чтобы тебе было больно, – прошептал Джисон, осторожно опускаясь вниз, обнимая Чэнлэ со спины. Он удерживал свой вес одной рукой, а второй – коротко поглаживал живот Чэнлэ. Чэнлэ, чтобы показать, что всё и вправду хорошо, вслепую целовал его потное лицо. Он даже заставил себя улыбнуться, чтобы Джисон больше ни в чём не сомневался.       – Просто растяни меня побольше, – сказал Чэнлэ запросто, словно говорил эту фразу не впервые в жизни, а время от времени. Джисон угукнул, поцеловал в губы и вернулся на своё место, на ходу открывая лубрикант.       Теперь Чэнлэ приходилось стонать фальшиво. Даже кода Джисон задевал простату, возбуждение сыпалось жидкими искорками; его уже не хватало, чтобы разжечь желание по-настоящему. Сознание облепил холодящий кровь страх. Но отказываться было нельзя. Чэнлэ решил твёрдо, что сегодня и сейчас доведёт начатое до конца.       Всё было мокрым и липким от смазки, пахло потом. Чэнлэ стискивал зубы, пытаясь принять Джисона во второй раз. Область таза почти немела от боли, неудобной позы и перенапряжения. Из глаз катились слёзы, потому что жгло ещё хуже, чем до этого. Но Чэнлэ чувствовал, что теперь Джисон входит в него гораздо глубже. Значит, он терпел не зря.       – Ещё не всё? – просипел Чэнлэ; мышцы уже сами, совершенно непроизвольно, сжимались и разжимались, при этом гудя от трения.       – Это только головка. И я не могу пройти дальше.       Он чуть не разрыдался.       – Толкнись вперёд. Всё нормально, я выдержу.       – Не могу. Просто физически не могу. И тебе будет больно. Нет, Леле…       – Тогда выйди, пожалуйста.       Джисон послушался. Чэнлэ разрешил себе лечь на диван всем телом. Его трясло, начинало знобить. Он обнимал подушку, не представляя, как будет смотреть Джисону в глаза. Слёзы в глазах горели; их было больше не сморгнуть.       – Прости, я не хотел, чтобы так получилось… Я не знаю, почему… – пальцы Джисона сжали его плечо, погладили. Но Чэнлэ было уже не до вежливости. Он чувствовал себя переполненным кипящим котлом. Ещё немного – и ошпарит не только его самого, но и Джисона.       – Всё в порядке, Джисон-а. Я… – Чэнлэ резко сел, но спиной к Джисону. – Я пойду в душ, ладно? А потом… потом – домой.       Ответа от Джисона не последовало. Чэнлэ слез с кровати. Ноги не хотели идти, всё ещё подрагивали. Но он кое-как дошёл до ванной. В душе он мылся быстро, слишком горячей водой. Хотелось бы ошпариться кипятком, чтобы смыть с себя эту липкую грязь. Особенно противно было вымывать лубрикант между ягодиц и из прохода. Его захлёстывала злость, пока он пытался выскоблить себя изнутри. После душа стало совсем паршиво.       Джисон, уже одетый в штаны и футболку, лежал на диване и смотрел в потолок.       – Я взял полотенце, – сообщил Чэнлэ, исключительно из вежливости. Джисон сразу же сел и покивал, но очень рассеянно. Чэнлэ начал собирать свои вещи и одеваться.       – Ты себя нормально чувствуешь? – спросил Джисон негромко. Чэнлэ кивнул. Хотелось не отвечать на вопросы, а уйти, исчезнуть как можно скорее.       Пока он собирался, не прозвучало ни слова. И правильно: говорить было не о чем. Чэнлэ старался не смотреть в сторону Джисона, даже не оборачиваться. Он просто собрался, после чего пошёл на выход. Тогда, судя по звукам, Джисон встал с дивана. В коридоре он ещё раз спросил, всё ли с Чэнлэ в порядке. Чэнлэ ответил сквозь зубы «да» и попрощался. Внизу его уже ждало такси.       Дома было гнетуще тихо и темно. Как только за ним закрылась входная дверь, ночную тишину рассёк первый пронзительный всхлип.