Глупый мотылёк

      Дни текли размеренно, на день рождения, 7 июля мне дали долгожданный увольнительный, я поехала домой, что бы провести время с родными.       В родном доме оказалась уже после обеда, утомлённая дальней дорогой. Если бы руководство разведчиков выделило мне лошадь, то доскакала за пару часов. Впрочем, это недопустимые траты. Повозка, на которой я прибыла, двигалась медленно. Стены родного дома встретили абсолютным порядком, накрытым столом и тёплыми объятиями брата и отца. Младший брат счастливо повис на руке, очень возбужденный моим появлением. Отец мягко обнял за плечи. За полгода моего отсутствия я исправно писала письма родным, коротко описывая всё происходящее в моей жизни. Регулярно получая от них известия и съестные грузы, я успокаивала тревогу, мне очень хотелось встретиться лично и убедиться в том, что всё в порядке. Трапеза проходила шумно, Марсель аж весь извелся, постоянно что-то спрашивая и уточняя. — Когда я вырасту, то тоже стану разведчиком, прямо как ты! - беззаботно выдал счастливый ребенок, счастливо поднимая сжатые кулачки вверх. Ложка выпала из моей руки и с громким звоном упала на пол. Паника мгновенно заполонила всё сознание, в груди что-то оборвалось. — Марсель, что бы выкинул эту чушь из головы! - громко кричу, разрывая разделяющее нас расстояние. Впиваюсь взглядом в отца, он лишь примирительно пожимает широкими плечами. — Отец, мне кажется, что в его воспитании что-то не так, - произошедшее, видимо он уже это слышал. Эмоционально трясу руками для убедительности прямо перед лицом ребенка. Отцу похоже вообще фиолетово на сказанное. — Но почему тебе можно, а мне нет? - Марсель насупился, он глубоко обижен такой очевидной несправедливостью. — Выпорю. - Коротко шепчу в ухо ребенка. Угроза продержится недолго, постоянные пряники отца действительно разбаловали младшего сына семейства. Во мне не говорила зависть или обида, младших часто любят сильнее. Мне нужно указать ему направление развития, во всем потакать я не собираюсь. Действенным кнутом я выступала 3-4 раза в год, на семейных праздниках и новый год. Странный выверт детской психики, они обращают мало внимания на тех, кто постоянно о них заботятся, принимая это как данность. Зато к близким, что нечасто появляются в их жизни они тянутся магнитом, мой авторитет в глазах младшего брата всегда был выше отца. — Увижу в разведке, титану скормлю, - для пущего эффекта я клацнула ладонями прямо перед ним. Девятилетный ребёнок не выдержал и заплакал, громко и надрывно. Увидев закономерную реакцию я опешила и растерялась, мне стало не по себе от того, что довела этого маленького человека до слёз. — Ну кто тебя в кадетское училище пустит таким плаксивый? - Я мягко потрепала светлые волосы братишки, вытерла пару крупных слезинок тыльной стороной ладони и обняла. — Марси, обещай мне, что ни в коей случае не пойдёшь в разведку, - с извиняющейся улыбкой я заглядывала в голубые заплаканные глаза, продолжая обнимать. В родных объятиях он успокаивается, хлюпает носом. — Обещаю. - невнятно промямлил брат. Его руки сцепляются на моей шее. — Давай громче, как ты умеешь. - Хватаю его маленькие ладошки в свои, глажу пальцы. — Крис, я обещаю! - Громко и чувством, выпаливает он. Быстрым движением сажаю его к себе на шею. От испуга ребёнок болезненно впивается в мои волосы. — А теперь покатушки! - я быстрым шагом начинаю ходить кругами по комнате, кручусь на месте, чуть придерживая счастливо смеющегося мальчонку. Марсель быстро утомился, и мне пришлось уложить его спать. Осталось последнее, надо поговорить с отцом. Мы сидели в просторной гостиной и медленно тянули портвейн. Вкус не впечатлил, на любителя. Разговор не клеился. — Папа, ты осознаешь, что его там просто сожрут? - Тревога неприятно плескалась внутри, вот сейчас мне было страшно. Добровольно отдать родного ребенка в разведкорпус - подписать смертный приговор. — Он перебесится, - уверенно отвечает мужчина. Размеренно плескается тёмная жидкость на дне стеклянного бокала. — Но я же не перебесилась! - Зло выпаливаю ему прямо в лицо. Решение вступить в сине-белый легион не было принято спонтанно, с самого пробуждения это стало моей целью. Просто отец об этом не знал, для него это стало ударом. Заняла 2-е место из десятки лучших, казалось, что моя судьба уже была предрешена, а я выкинула подлянку. — Ты другая, - устало выдал мужчина постарев на десяток лет. Отец сдавал позиции, седина уже тронула русые волосы, в зелёных глазах не видно запала. Служба в столичной гвардии не добавляла ему здоровья. — Я не жалею о своём выборе, - всматриваюсь в родное лицо, ища поддержку, но он бессилен. Он очень устал. — Если бы только Триша была рядом с нами, - с горечью произнёс светловолосый мужчина. Воспоминания о матери болью отозвались в груди. Резко расхотелось спорить, нам это не нужно. Я присела рядом с отцом и обняла его за плечи, прямо как в детстве. — Я даже не помню её голос. - стыдливо признаюсь. Времени утекло много, психика просто стёрла болезненные воспоминания, даже родное лицо. Запомнились только тёплые нежные руки. Отец тяжело выдыхает, расстроенный моим признанием. — Мы сможем вырастить малого, обещаю, - я положила голову на широкую грудь, он нежно потрепал короткие волосы. Через пару лет малой поступит в кадетку и отцу придётся несладко. От пропасти его отделяет только воспитание младшего сына, при сепарации Марселя, он может сесть на стакан, такое уже было. — Ты же не запьёшь? - тихо шепчу. Хочу услышать это, хочу убедиться что в моё отсутствие всё пройдёт нормально. Мужчина тянет с ответом, размышляя. — Не запью. - Он сам не до конца уверен в своих словах, в груди болезненно защемило. Напряженно жмусь ближе. — Если запьёшь, я жену в дом приведу, - обворожительно улыбаюсь, он, сбитый с толку хлопает ртом, и кряхтит от возмущения. Серо-зеленые глаза широко распахнуты. — Когда успела? Почему женщина? - он отстраняется, опускает руки на мои плечи и с силой надавливает, стараясь выяснить подробности. Отец всерьёз встревожен сказанным. Его охватил смятение и ужас. — Пока не успела, но в планах есть кое-кто на примете, - интригующий тон и мечтательная улыбка. Отец, пораженный подробностями сумбурно трясёт мои плечи, силясь понять, шутка ли сказанное ранее. — Расслабься, это шутка, - заканчиваю представление, показав язык. Отец шумно выдыхает, мгновенно расслабляя хватку на плечах, после чего сгребает меня в охапку. — С твоими шуточками моё сердце не выдержит, - Поцелуй в висок. Глубоко вдыхаю родной запах, морщусь от колючей бороды, руки крепче жмутся к дорогому человеку.

***

      Из дома вернулась на следующее утро, в великолепном настроении. Энергия била фонтаном, усиленная нагрузка помогала сбросить её излишки. Мы прибыли на тренировочный полигон небольшим составом. Пара старших офицеров проводили инструктаж. Поставленная задача заключалась в прохождении трассы наперегонки, все элементы которой давно известны. После старта мне с лёгкостью удалось вырваться вперед, обгоняя незадачливых разведчиков. Ремни привода болезненно впились в плоть, напрягшиеся руки контролировали подачу газа и выпуск тросов, тело податливо изворачивалось, корректируя траекторию движения, без труда я избегала препятствий. Мне захотелось ещё сильнее ускориться, но спешка в конце трассы привела к страшным последствиям, оборудование подвело. Трос не смог зацепиться правильно и при ускорении газом он выскочил, лихорадочно выпустила второй, замедняя падение, но полностью минимизировать урон не получилось.       Я смачно упала на спину с пятиметровой высоты, перегруппироваться не вышло. Острый приступ боли пронзил поясницу. В первый раз удалось вскочить почти без усилий, но продолжить движение не получилось, ноги подкосились, обессиленное тело осело на тёплую землю, подняться никак не получилось. Через несколько минут меня нашли и доставили в лазарет, транспортировка вышла очень болезненной, резкие приступы боли путали сознание. После осмотра врач поселил меня в отдельную палату и приставил санитарку.

***

      Через пару дней моё состояние ухудшилось, я валялась в бреду и мало что соображала. Левая нога ниже колена постоянно немела, горела огнём, колола. Страх из-за частичной потери чувствительности, полная недееспособность и постоянная, острая боль, которую невозможно заглушить анальгетиками, хотя какие в средневековье анальгетики? Травки, да припарки. Психика конкретно сдала, мне казалось что я умру, несколько последовательных       панических атак украсили и без того прекрасное состояние.       Чёртово бессилие, где эти герои, что в аниме с лёгким усилием вырывали из себя огромные осколки? Мне всего лишь защемило седалищный нерв, а в голове играли невеселые мысли о суициде.

***

      Эти три недели я хочу стереть из памяти, забыть как страшный сон. Со временем боль отступала, может я просто привыкла. Двигаться страшно, отлежав все бока не я спешила менять положение, ведь это всегда заканчивалось новым приступом боли, стиснутыми в зубах подушкой или кулаком. Боль в других частях тела отвлекала, я часто била по своим рукам до синяков. Судороги тоже стали постоянными спутниками моего сна, делая ещё сильнее ментально неустойчивой. Очень хотелось закурить, при том целую пачку за раз, кашлять от боли в горящих лёгких, просто задохнуться и не ощущать этого кошмара. Точно, раньше я курила.       Состояние защемления для меня не ново, я уже проживала его в своей старой квартире, ещё в прошлой жизни. Там были уколы, что позволяли на пару часов отключиться. Шутка судьбы, но первое защемление тоже произошло в 18 лет, при схожих обстоятельствах. Я все больше удивляюсь вывертам этого мира. Удивительно, даже моя внешность с каждым прожитым годом все больше напоминает прошлую. Интересно, я снова умру молодой?