В омуте зелёных глаз

Визг тормозов, и машина останавливается почти рядом с лестницей, что ведёт к небольшому дому, притулившемуся на заднем дворе всеми богами забытой разборки. От привычного скрипа дверцы с водительской стороны звенит в ушах, тело пронзает ознобом. Дин с трудом подавляет возникшее вдруг желание передёрнуть плечами. В пыльном горячем воздухе всё отчётливее чувствуется приближение грозы. Горизонт постепенно заволакивает иссиня-чёрной тучей, поднявшийся ветер гоняет по разборке песок и какой-то мелкий мусор. Разгорячённую кожу покрывает липкой плёнкой пот, что стекает по ложбинке позвоночника и собирается бисеринками на лбу. Дин проводит ладонью по лицу и судорожно вдыхает, хватая горячий воздух ртом. Тяжело опускается на нижнюю ступеньку лестницы, не в силах сделать те несколько шагов, что отделяют его от входной двери. Прикрывает глаза и погружается в зыбкую дремоту. Когда он в последний раз спал нормально? С тех пор, кажется, прошла целая вечность. Работа, на которую он устроился, дабы они с Сэмом не сидели на шее у старины Бобби — не то чтобы старик был против, но Дину просто совесть не позволяла, — выкачивала из него все силы и лишала тех немногих крох свободного времени, которые он мог провести с младшим братом. Мысли о Сэме выдёргивают его из этого липкого чёрного забытья. Дин с трудом открывает глаза и поднимается на ноги. От спасительной прохлады дома его отделяет всего несколько шагов, что даются ему с огромным трудом. Старая хибара встречает тишиной и полумраком — шторы на окнах задёрнуты. Ноги сами несут его на кухню: плеснуть в лицо прохладной водой, засунуть голову под кран, дабы смыть с волос всю эту пыль, что проникла даже под кожу, кажется, а потом жадно пить, чувствуя, как стекают по подбородку капли, что теряются в вырезе футболки. Дин встряхивает головой — мелкие капли с волос летят в разные стороны. Делает ещё несколько больших глотков и вытирает губы пальцами, собирая оставшуюся на них влагу. Усталость немного отступает, не давит больше на плечи плитой гранитной. — Сэм, — эхом разлетается в пустом доме. — Сэм, спускайся… — ответом служит лишь тишина. — Сэмми, — постепенно в голос подмешивается лёгкое раздражение, смешанное с нотками усталости. Спустя несколько мгновений, что кажутся Дину едва ли не вечностью, на втором этаже раздаются шаги, и на площадке лестницы появляется Сэм. Серая футболка — на несколько размеров больше, чем нужно — висит на нём мешком, на тазовых косточках каким-то чудом держатся видавшие своё линялые джинсы, волосы взлохмачены. Сэм выглядит так, будто только что встал с постели. — Чего тебе? — почти выплёвывает он и опускается на верхнюю ступеньку. Весь вид его сейчас буквально кричит о том, как Сэм недоволен, зол и обижен. Опирается острыми лопатками на шершавую стенку и скрещивает руки на груди, на Дина при этом стараясь не смотреть. Дин же опускается на нижнюю ступеньку, прислонившись спиной к невысоким перилам и почти зеркаля позу Сэма. Ему сейчас больше всего хочется принять душ, завалиться на кровать и поспать хотя бы несколько часов, а не пререкаться с младшим братом. — Сэмми… я слишком устал, — сиплым шёпотом срывается с его губ. — Давай ты не будешь вести себя как… сучка, — Дин бросает на Сэма быстрый взгляд, успевая заметить, как тот фыркает точно взбешённый кот. — Где Бобби? — А мне почём знать? — ворчит Сэм в ответ. — Он передо мной не отчитывается… как и ты, — последние слова Сэм шепчет себе под нос, но Дин всё равно слышит. Где-то внутри зарождается желание устроить Сэму взбучку, чтобы тот не вёл себя как сучонок и не наматывал и без того расшатанные нервы на кулак, но Дин лишь выдыхает протяжно и цедит сквозь зубы: — Сэмми, я же просил, — но уже несколько мгновений спустя его голос слегка теплеет: — Мне пришлось задержаться, чтобы подменить кое-кого. Я забыл предупредить. Прости. — Мы собирались в кино, Дин, — Сэм по-прежнему дуется, но уже бросает на Дина робкие взгляды, словно понять пытается, как сильно разозлил брата. — Мне просто осточертело сидеть тут одному. Сэм встаёт на ноги и спускается по лестнице. В нерешительности замирает на предпоследней ступеньке и смотрит на Дина сверху вниз. И словно только сейчас замечает и осознаёт, насколько сильно устал брат: глубокие тени под глазами, слегка запавшие щёки, небольшая щетина на острых скулах. Опускается на корточки и кончиками пальцев проводит по короткому ёжику волос, ощущая, как Дин всем телом вздрагивает от этого лёгкого прикосновения. И почти давится воздухом, когда Дин поднимает на него глаза. В этой зелени, что всегда горела манящим огнём, сейчас лишь усталость. Никакой привычной усмешки, никакого явного превосходства — одна пустота, что пугает Сэма до дрожи. Не такого старшего брата он привык видеть рядом с собой. Дин всегда был оплотом спокойствия, о который разбивались вдребезги все подростковые бунты Сэма. Это Дин всегда излучал уверенность в каждом слове, действии и жесте. Это Дин всегда сыпал нелепыми шутками и поддерживал тогда, когда казалось, что рушится привычный мир. Сэм видел в нём едва ли не супергероя, способного свернуть горы и сотворить невозможное, но это детское представление прямо сейчас таяло на глазах, просачивалось как песок сквозь пальцы. И Сэм, как ни старался, не мог больше ухватиться за этот зыбкий образ. — Дин… — голос его дрожит, когда Сэм в такой привычной ему манере тянет «и», — прости, — это слово даётся нелегко, оно точно камнем срывается с губ и падает к ногам Дина. Дрожащие пальцы скользят по скуле вниз, кожу на подушечках слегка покалывает, когда они цепляются за щетину. — Всё нормально, Сэмми, — кончики пухлых губ растягиваются в улыбку, но она получается слишком уж вымученной. — Мне просто нужно в душ и отдохнуть. — Вставай, — Сэм протягивает руку и помогает Дину подняться. И едва не валится на него, успевая в последний момент выставить вперёд руку и упереться в грудь брата. Под тонкой тканью футболки он ощущает размеренное биение чужого сердца, своё же моментально срывается в галоп и стучит так, что кажется ещё чуть-чуть, и оно выскочит из груди, сломав пару ребёр в придачу. Дин медленно проходится кончиком языка по нижней губе, и Сэм невольно следит за этим движением. Шумно сглатывает и чувствует, как сильно вспотели ладони. Он тут же вытирает их о джинсы, словно скрыть пытается следы преступления. — Давай-ка в душ, а я посмотрю, что есть у Бобби в холодильнике, — Сэм пытается вернуть голосу твёрдость, а себе самообладание. Он никак в толк взять не может, что с ним происходит, откуда такая странная реакция на присутствие Дина рядом. — Люблю, когда ты командуешь, братишка, — Дин притягивает Сэма чуть ближе, проходясь пальцами по затылку, жар дыхания оседает на лице брата. От его внимания не укрывается, как вздрагивает от этого жеста Сэм, как покрываются лёгким румянцем скулы. И Дин лишь уголок губы закусывает и прячет вспыхнувший в глазах огонёк за ресницами длинными. Пять минут спустя Дин стоит под упругими струями душа и пытается унять бешено стучащее в груди сердце. Защищать Сэма всегда было его работой. Отец вдалбливал в него этот постулат ещё с четырёх лет, когда вручил совсем крошечного Сэма и велел бежать. И Дин отлично справлялся со своей работой. Он был не только старшим братом Сэму, но и отцом, и матерью, которой тот и не знал совсем. И защищать Сэма нужно было не только от всяких тварей сверхъестественных, от местных хулиганов, но и… От себя самого. От своих мыслей, что так и лезли в голову, от желаний, что съедали изнутри. Холодный душ должен помочь отвлечься и поставить мозги на место. Но что-то не сильно помогло на самом деле. Холодная вода отрезвляла слегка, но даже она не в силах была погасить пожар, разгоревшийся внутри. Кожа всё ещё горела от прикосновений Сэма, щёки пылали предательским румянцем, мысли в голове путались. Из небольшого зеркала над раковиной на Дина смотрит незнакомец: лихорадочный блеск в зелёных глазах, лукавая усмешка на губах, заострившиеся, почти хищные черты лица. Дин моргает — наваждение рассеивается подобно туманной дымке. Черты лица сглаживаются, исчезает блеск в глазах, сменяясь такой привычной в последнее время усталостью. Промакивает ещё влажные после душа волосы полотенцем, натягивает чистую одежду и спускается вниз к Сэму, ведомый запахами, доносящимися с кухни. На небольшом столе его ждёт тарелка с яичницей, хрустящим беконом и тостами. — Ух ты, — присвистывает он, — да ты настоящая хозяюшка, Сэмми. Дин треплет волосы Сэма привычным жестом, мажет сухими губами по виску, почти не обращая внимания на дрожь, что моментально прошивает тело брата. За считанные минуты он расправляется с этой нехитрой трапезой и с довольным видом откидывается на спинку стула. — Спасибо, — на губах его расцветает улыбка, а в зелёных глазах пляшут черти. — Потом, — длинные пальцы обвиваются вокруг чужого запястья, когда Сэм тянет руку, чтобы убрать посуду в мойку. — Раз уж сегодня мы не попали в кино, пойдём просто поваляемся на диване и посмотрим кабельное. Вдруг найдём что-нибудь про твоих любимых маньяков, — Дин подмигивает Сэму и, обняв того за плечи, увлекает за собой в небольшую гостиную, где они тут же оба падают на старый продавленный диван, давясь смехом. — Обещаешь, Дин? — В карих глазах сейчас столько мольбы и какого-то отчаяния, что Дин улыбается невольно и только кивает в ответ на эту невысказанную просьбу. У Дина мурашки по рукам бегут от дыхания Сэма, что оседает волной горячей на коже, — брат шумно сопит куда-то в шею. Тихое бормотание телевизора, тепло Сэма — всё это погружает его в дремоту, из которой он выныривает нехотя каждый раз, касается губами макушки Сэма, втягивает запах его волос и снова проваливается в спасительную черноту. Они оба уже не слышат, как возле дома тормозит машина, а несколько мгновений спустя хлопает входная дверь. Не слышат тяжёлых шагов по скрипучему паркету, не видят застывшего на пороге Бобби и улыбку, что озаряет старческое лицо. Не слышат тихого «балбесы», что срывается с языка. Для них двоих есть только тепло чужого тела рядом, горячее дыхание и размеренный стук сердца, говорящий о том, что каждый из них не одинок в этом огромном мире.