Девчонка со двора

      Зима 1993-го…       Таня не могла на Витю долго обижаться. Немного остыв, она всё же открыла дверь своей комнаты и выползла из укрытия.       Её муж, как и обещал, никуда не ушёл. Девушка поняла, что он вышел покурить на балкон, когда сначала не увидела его в зале, а по мере приближения к кухне чувствовала, как леденящий воздух по ногам задувает.       Пчёлкин в одной легкой рубашке на морозе стоял, ладно хоть тапочки догадался надеть. Татьяна, ни секунды не думая, сняла с вешалки его пальто в коридоре и бесшумно зашагала к балкону.       Бригадир сильно был погружён в свои мысли, поэтому не заметил, как жена тихо подошла сзади. Виктор вздрогнул, когда она накинула ему на плечи его же собственное тяжелое пальто.       — Напугала, — пробормотал он, выбрасывая недокуренную сигарету в окно и поворачиваясь к Цветику-семицветику.       — Холодно же, Вить, — тоже пробормотала, куда-то в пол глядя, — Не хочу, чтобы ты заболел.       — Спасибо, маленькая, — парень окинул взглядом супругу и убедился, что она также утеплилась, надев на себя свою старую куртку, — Поговорим?       — Поговорим.       Цветкова уже набрала побольше воздуха в лёгкие, чтоб первой начать разговор, но её планам не суждено было осуществиться:       — Тань, — Пчёла запястья её холодеющими от мороза пальцами перехватил, — Давай сейчас всё обсудим и всё, что можно, исправим. Я не хочу потерять тебя из-за какого-то пустяка и даже об этом не знать.       — Х-хорошо, — даже опешила немного, но согласилась.       — Я думаю, ты уже поняла, что я никакой не рыцарь и не принц из волшебной сказки. Я, Танечка, самый обычный бандит, каких сейчас по Москве, да и не только по ней, не счесть. Я живу этим уже достаточно давно, поэтому не знаю, где рано или поздно может всплыть какая-то информация обо мне, которая тебе явно не понравится. И сегодняшний случай тому подтверждение. Я хочу, чтобы ты знала, что я ни за что не втяну тебя в это, — потому что ей точно хватило истории, в которой она оказалась благодаря её отцу, — Просто верь мне, маленькая.       — Как бы там ни было у тебя в прошлом и что бы я ни наговорила, рядом с тобой я чувствую себя в безопасности, чувствую себя обычной девчонкой, которую не изобьют при любом удобном случае за мелкий косяк или провинность… — Татьяна вытерла рукавом куртки подступившие слёзы, — Я понимаю, что иногда сама провоцирую тебя, что все недопонимания из-за меня и моих страхов, — ей сейчас казалось, что её муж заслуживает кого-то лучше, чем она. Как минимум, кого-то более нормального, без проблем в голове.       — Ну-ну, не плачь, милая, — бригадир тыльной стороной ладони аккуратно вытер ей слёзы и притянул за талию чуть поближе к себе. Однако Цветкова не успокоилась, а наоборот, разрыдалась еще пуще прежнего, — Солнце моё, ну ты чё? Миримся же вроде, а ревёшь. Щас кто-нибудь из соседей с улицы нас увидит и скажет, что я тебя тут обижаю, — Пчёлкин легонько щёлкнул жену по носу и продолжил шутливо разговаривать с ней, как с маленькой, — А я разве тебя обижаю?       — Нет, — девушка шмыгнула носом и, посильнее укутавшись в куртку, выглянула с балкона, — Можно подумать, тебя когда-нибудь волновали соседи…       — Ни разу, — хмыкнул он, наклоняясь к Танькиному лицу, — Ты, Тань, прости меня, ладно? Я, может, и правда перегнул палку сегодня…       — Ты меня тоже прости, Вить. Сама взъелась на тебя на пустом месте… — Цветик-семицветик чуть вперёд подалась, как бы выпрашивая поцелуй, но Виктор целовать её не спешил, — Только давай договоримся: я, конечно, в твои дела лезть не буду… но ты же можешь держать меня в курсе? Чтоб я не волновалась за тебя…       — Конечно, — улыбнулся парень, пряча сомнение в голосе. Естественно, если и держать её в курсе событий, то только поверхностно — иначе она будет волноваться ещё больше, чем находясь в неведении, — А ты чего, кстати, на балкон-то выперлась? Только ли пальто мне подать, чтоб я не замерз? — и подозрительно сощурился, на неё глядя, — Правду скажи, покурить захотелось?       — Захотелось, — честно ответила, пачку «Marlboro» из кармана вытаскивая, — Запрещать будешь?       — Не буду, хоть и не одобряю, — Пчёла прикурил ей сигаретку своей зажигалкой, — Вредно это.       — Раз вредно, чего же сам не бросаешь?       — Да дурак потому что, — Татьяна чуть отошла, чтоб дымом на него не дышать, — А тебе еще, между прочим, в будущем матерью быть.       — Как и тебе — отцом, так что это не только для меня вредно, — усмехнулась. Ведь совсем не факт, что спустя несколько лет они сохранят свой брак. Возможно, у Тани будут свои дети, а у Вити — свои, от другой женщины. Кто знает? — А вообще, чтоб матерью стать, надо хоть раз попробовать физику с биологией совместить. А мне пока это не грозит, так что можно и покурить…       — Будет тебе и физика, и биология, и химия с геометрией, если хочешь, — Пчёлкин одним уголком губ слегка улыбнулся, — Но не сейчас. Уговор наш помнишь?       — Я-то помню. Главное, чтоб ты не забыл, — хохотнула Цветкова, в очередной раз сигарету к губам поднося и затягиваясь.       — Не волнуйся, маленькая. Только не говори потом, что я во всём виноват, когда после всего, что я с тобой сделаю, сидеть нормально не сможешь…       — У-у-у, дорогой мой, это что, угроза? — и выкинув, точь-в-точь как муж, сигаретку в окно, приблизилась к нему вплотную почти, — Или предложение?       Вместо ответа Витя жадно впился губами в губы супруги.       — Целовать курящую женщину, всё равно, что облизывать пепельницу, Пчёлкин, — не разрывая поцелуя, бормотала девушка.       — Это кто так говорит? Батя твой, что ли?       — Вообще, Чехов, но мой папаша активно тырит его высказывания и выдает за свои, так что да… — Таня понимала, что ещё немного таких поцелуев, и она растает, даже несмотря на то, что на балконе держался приличный минус.       — Моя пепельница — что хочу, то и делаю, — толкнув плечом дверь, бригадир потянул Цветика-семицветика за собой, на кухню, — Хватит мёрзнуть, греться пора.       — Как будем греться? — явно издевалась Цветкова над своим мужем, игриво задаваясь этим вопросом. Потому что еще пара таких выходок — и он точно набросится на неё, наплевав на больные рёбра.       — У батареи, — весьма сдержанно ответил парень, — По-другому пока никак.

      Весь оставшийся день они провели вместе: смотрели телевизор, пили чай, болтали. Вечером Витя наблюдал, как его жена ловко плетет кружево для какого-то там творческого задания.       С понедельника у неё начинался новый семестр, а все каникулы, как и половину медового месяца, Татьяна провела в борьбе с кошмарами и в ожидании заживления сломанных рёбер. Не так уж сильно они и болели, как беспокоился о ней Пчёлкин, но его забота всё равно была ей очень приятна.

      В понедельник студентка весь день провела на учёбе. А вот во вторник уже забила на это дело и после двух утренних лекций поехала в «Курс-Инвест», чтоб проводить улетающего в Душанбе Фарика в аэропорт.       На этот раз все без исключения бригадиры были на месте. И все были несказанно удивлены не сколько приходу подруги, сколько её пропуску занятий в институте. Все, кроме Вити, который радовался, что, раз девушка приехала, то она на него не сильно обижена: вчера они умудрились снова поцапаться из-за Танькиной любви к табачным изделиям.       — Ой, Людочка, — задумчиво протягивал Джураев, когда всё более менее стихло, — Хочешь, скажу тебе что-то?       — Конечно, Фархад Гафурович, — не отрывая взгляда от предмета своего обожания — Космоса — отвечала секретарша.       — Это тебе на будущее: не пытайся получить любовь любой ценой, потому что любовь не имеет цены.       — Хорошо сказал, — пробасил Холмогоров, заставляя Таню вздрогнуть от неожиданности, — Вот может же красивую мысль закинуть…       — А ты тоже учись, а то как начнёшь говорить, так всем вокруг стыдно, — веселился Пчёла, периодически на жену поглядывая.       — Чё ты сказал? — Кос двинулся в сторону друга с явно не добрыми намерениями.       — Вы еще подеритесь, — Татьяна сама от себя не ожидала, что между ними встанет, — Пчёлкин, ты зачем его провоцируешь? А ты, Космос, сразу ведешься. Как дети малые, ей-богу…       — Почему «как», Танюх? — улыбался Валера, — Они у нас всегда такие, или ты забыла?       — Забудешь тут… — хмыкнула, — Фарик, можно я тебя прямо до аэропорта провожу? По пути поболтаем…       — Буду только рад, — подмигнул ей Джураев, — Только меня, если что, Пчёла отвезёт.       — И что? — не поняла Цветкова, почему вдруг это должно было её остановить. А в голове, тем временем, шестерёнки завертелись в самых разных направлениях.       Неужели Фархад обо всём догадался?       — Мне показалось, вы позавчера на не очень хорошей ноте расстались, — подметил Фара.       — Я тебя умоляю, — отмахнулась девушка с улыбкой, — на дураков не обижаются, тем более так долго.       — Спасибо и на этом, — Виктор глаза свои закатил: что-то ей ничего вчера не помешало весь вечер на него волком смотреть, — А то я уже испугался, что придётся извиняться.       — Не утруждай себя, — ослепительно улыбнулась ему его тайная дама сердца, ведь он уже перед ней извинился и не один раз. Сейчас парень просто отыгрывал свою роль перед товарищами, а она поддерживала эту игру.       — Ворчите друг на друга, как старые супруги, — одёрнул обоих Белов.       Если б он только знал, что как никогда близок к истине в своих рассуждениях.       — Люд, что там по времени? — уточнил Фарик, уже готовый хоть прямо сейчас в аэропорт ехать.       — Через сорок минут выезжать можно, Фархад Гафурович, — не успела договорить секретарша, как затрещал телефон, — Извините. Приёмная «Курс-Инвест», здравствуйте!..       Это мог быть самый обычный рабочий звонок, на какие Людочке приходилось отвечать по сотне раз на дню. Но не сегодня.       В офис звонил какой-то парень, который через Белова зачем-то пытался разыскать Цветкову Татьяну Александровну. Якобы дома она не отвечала на звонки и никто её давно не видел. Нашёл откуда-то телефон Саши и хотел хотя бы ему сообщить кое-что важное.       Хотя, по сути, всё так и было. Никто, кроме Ларисы и Вити, не знал точного адреса её нового места жительства, как и не знал телефона. А дома Таня не появлялась со Старого Нового года…       — Так она как раз здесь, молодой человек, могу трубочку ей передать, — на том конце провода ей что-то ответили, — Тань, это тебя.       — Меня? Кто? — сказать, что она была удивлена, это ничего не сказать.       — Какой-то парень. Говорит, срочно… — а теперь пришла очередь удивляться и Пчёлкину на пару с Холмогоровым.       Какой такой, к черту, парень?       — Да? — ничего не понимающая студентка ответила-таки на звонок, — Да, это я. Нет, не узнала. А-а-а… помню-помню, да. Что? В какой? Д-да, конечно… спасибо.       Вернув трубку Люде, Татьяна подняла на мужа, а потом и на всех остальных, взволнованный взгляд.       — Кто звонил? — первым опомнился Фил.       — Мишку Анисимова помните? С Сашей раньше в одном подъезде жил. У него мама ещё когда-то в киоске газеты продавала.       — Это который на класс младше нас учился? — спросил Космос, на что получил от Белого кивок, — Ну и? Чё ему от тебя надо?       — Он в пятьдесят второй больнице санитаром работает. Сказал, что папу моего туда сейчас привезли, — голос Цветковой-младшей предательски задрожал.       — А что с ним случилось-то? — Пчёла чуть ближе к жене подошёл, — В какое отделение его привезли?       Если его нашли — скорее всего, в травматологию.       — Я не знаю, — Миша ей ничего не сказал. Просто попросил подойти к КПП на входе, а там он уже её встретит.       Всё это не очень нравилось Виктору. А вдруг Танькин отец что-то задумал?       — Я поеду, ребят. Фарик, прости, в другой раз как-нибудь тебя провожу обязательно.       — Так давай мы просто сейчас пораньше выедем и тебя подкинем? — предложил Джураев, а Витя как никогда был ему сейчас благодарен за это, — Где эта больница находится?       — Я знаю, где. И, плюс-минус, нам в одну сторону. Разберёмся, — заверил Пчёлкин, хоть это было и не совсем так.       Но Татьяна возражать не стала.

      Ехать в полной тишине никому из этой троицы не впервой. Вот только в обычной ситуации, окажись они где-то втроем, разговоры лились бы рекой. Но ситуация была необычная: двое тайно женатых людей дулись друг на друга, а Фархад был третьим лишним, чувствовавшим витавшее в воздухе напряжение.       Таня, на заднем сиденье Витиного автомобиля расположившись, думала о чём-то своем, в окно уставившись. Пчёла, как обычно, курил. Фарик то и дело переключал музыку, пытаясь найти себе что-нибудь по душе.       Мысли о Сан Саныче не выходили из головы девушки. Как вообще он оказался в этой больнице, которая так далеко от дома была? Что он там, в тех краях делал?       Она была бы абсолютно права, если б наплевала на него и не поехала туда. Однако Цветкова так ни за что бы не поступила.       Потому что она не такая, как её отец.       — Тань, всё нормально? — поинтересовался Виктор, в зеркало заднего вида на жену поглядывая. Она безэмоционально кивнула ему в ответ, — Не переживай, всё с твоим батей нормально будет.       Сам он, если честно, с трудом в это верил, потому что если б Александр Александрович попался ему на глаза — его б уже не было в живых.       Если это Сычёвские, то, скорее всего, он уже испытал на себе все прелести сломанных рёбер или чего похуже.       Пчёлкин предполагал, что его жалостливая супруга может вообще простить старика. А если его сильно покалечили — вообще чуть ли не вернуться домой и ухаживать за ним.       Вот только он ни за что ей этого не позволит.       Его Танечка вообще не должна отвечать за его поступки. А расхлёбывать их последствия — тем более.

      Когда машина бригадира подъехала к КПП больницы, там уже стоял, раскуривая сигарету, молодой парень в белом халате. Очень высокий и очень худой. Витя смутно помнил этого Мишу со школы, но это точно был он.       — Спасибо, ребят, что подвезли, — Цветкова обоих по плечам легонько потрепала, уже выйти готовая, — Фарик, мы с тобой не прощаемся, помнишь?       — Помню, луноликая, помню!       — Может, сходить с тобой? — на часы глядя, спросил Пчёлкин, — Не опоздаем. Время есть.       — Да не нужно. Сама уж дойду, — и дверь открыла, чуть не выскакивая, — Тем более, что вон провожатый стоит, — это-то Виктору и не нравилось, — Счастливой дороги, Фар!

      Пчёла молча проводил её взглядом. Сдержанно поздоровавшись с Анисимовым, Таня с ним не к главному корпусу отправилась, а куда-то вглубь комплекса. Как только эти двое из виду скрылись, дал по газам.       И всё же, интересно было, что Цветков-старший в больнице забыл. Если не травмотология, так кардиология или терапия — старый уж он был, всё равно мотор слабенький, к тому же, чтоб столько малодушную тушку свою прятать, надо нервов много потратить…       Витя ругнулся, когда у него в кармане телефон зазвенел, но трубку всё же поднял:       — Пчёлкин.       — Белый, — отозвался Саша на том конце провода, — Таня там как?       — Да только что вот её подбросили, щас дальше в аэропорт едем, — а свой вопрос Белов явно ему не просто так задал.        — Я с Катей разговаривал, Пчёл. Мишка этот санитаром в морге работает, — бригадир догадался, к чему друг его клонит. А сердце у самого удар пропустило, — Сан Саныч всё, того. Разворачивайтесь.       — Понял. Фарик, аэропорт сегодня отменяется. У Таньки отец умер, — уже сбросив вызов от Белого, оповестил Джураева Витя. Тот кивнул понимающе и принялся читать какую-то молитву на своём языке.       Нарушая все возможные правила дорожного движения на участке дороги, где в данный момент находился автомобиль, Виктор развернулся и уже мчал в обратном направлении, к любимой жене, оставшейся сейчас один на один со своими мыслями и трупом в морге.       — Где морг? — вбежав на территорию больницы, парень чуть не сбил с ног молоденькую медсестричку. Фархад едва поспевал за ним, — Быстрее!       — Туда, — девушка, испуганно вытаращив глаза и открывая рот, указала направление, и Пчёлкин ринулся в ту сторону.       Таня сидела на ледяной лавочке у небольшого одноэтажного здания со слезами на глазах.       — Тань…       Она подняла на него совершенно пустой взгляд. Серые глаза, будто стеклянные, смотрели куда-то сквозь него.       — Он умер, Вить, — прошептала Цветкова и, взвыв, рот рукой закрыла, — Умер…       — Тише-тише, маленькая, — буквально подлетел к ней и заключил в крепкие объятия. Татьяна сразу уткнулась покрасневшим от слёз носом в его плечо.       — Мне надо его опознать. Я боюсь туда заходить…       — Так это еще не он, может, Танюш? — бригадир попытался хоть немного подбодрить жену, сотрясающуюся от рыданий.       — Миша ск-казал, ч-что это точно он, — у неё начиналась истерика, — но должен опознать родственник…       — Ш-ш-ш… — Пчёлкин не знал, что делать: Цветик-семицветик сейчас плакала сильнее, чем когда её избил её отец.       Он даже с того света был виновником её слёз.       — Фарик, зайди к ним, пожалуйста, попроси воды и… нашатыря, — попросил товарища Пчёла, продолжая обнимать и гладить по спине супругу свою безутешную.       — Вить, я не пойду туда, — вцепилась в мужа девушка, когда Фархад за дверью скрылся, — Вить, я же, когда он… со мной… я ж ему смерти желала…       — Не вини себя, любимая, — тихо попросил, в висок её поцеловав, — Не надо. Ты ни в чём, Тань, не виновата.       Вместе с Джураевым, переминаясь с ноги на ногу, едва тяжёлую дверь придерживая, санитар вышел:       — Пройдёмте.       — Да подожди ты, — убирая пузырёк с нашатырём в карман и забирая из рук Фары стакан с водой, отмахнулся Виктор, — Не видишь, в каком она состоянии?       — Как будете готовы — зайдёте, — весьма равнодушно отозвался Анисимов, видевший подобные сцены тысячи раз, и скрылся в недрах самого загадочного и мрачного места в любой больнице.       — Танюш, маленькая, постарайся, пожалуйста, успокоиться, — бригадир буквально всунул ей в руки стакан, — Попей, ну же, давай…       Наблюдая за парочкой, Фархад Гафурович на мысли себя поймал, будто Таня с Витей в самом деле — пара. Ну, либо Пчёлкин очень сопереживает чужому горю…       — Тебе всё равно придётся туда зайти, в любом случае. Я рядом буду, слышишь? — уговаривал жену Пчёла, — Пожалуйста.       Поставив воду на край скамейки, Цветкова, поддерживаемая мужем, поднялась с места и медленно, нехотя поплелась к злополучной двери.

      — Смерть ненасильственная, наступила вчера около восьми вечера, — рассказывал патологоанатом, пока они шли к нужному кабинету, — Пацаны утром за гаражи курить пошли, на тело его наткнулись. От нас недалеко совсем… Видимо, к машине шёл или ещё куда, — рассуждал мужчина, — в темноте-то не видно, видать, поскользнулся, в сугроб упал, а там — арматура. Вдобавок алкоголь в крови был. Не сильно много, чтоб на ногах не держаться, но всё же…       По ощущениям, в морге было холоднее, чем на улице. Врач, наконец, одну из дверей открыл, Татьяну с Виктором в ледяной кабинет запуская.       Несколько тел, чехлами накрытых, лежали с бирками на босых серых ногах.

      Тане не нужно было угадывать, кто из мертвецов — её отец. Она безошибочно подошла к трупу и убедилась в своей правоте, когда прочитала надпись на бирке.       — Вы готовы? — тихий голос патологоанатома почему-то стал пульсировать в ушах, эхом повторяя этот вопрос.       — Да, — Цветкова почувствовала, как Витины пальцы чуть сильнее сжали её плечи в знак поддержки.       Когда ткань с лица покойника откинулась, и Татьяна увидела серо-зеленое лицо Сан Саныча, Пчёлкин почувствовал, как она, ахнув, обмякла в его руках.       У неё случился обморок.       Поднимая жену на руки, Виктор уберег её от падения. И нашатырь, как видно, не зря попросил — пригодился.       — Это он, — очнувшись, только это и вымолвила.       — Может, воды?       — Нет. Я хочу уйти отсюда…       — Подпишите вот здесь и можете быть свободны. Примите мои соболезнования, Татьяна Александровна.       — Сп-пасибо, — пролепетала Таня, ставя свою закорючку внизу листа. Буквы расплывались перед глазами, поэтому читать, что там написано, было выше её сил. Моральных и физических.       Зато всё прекрасно прочитал её муж, поэтому беспокоиться о том, что она подписала что-то не то, не следовало.

      Пока шли к машине, парни пару звонков сделали. Пчёла позвонил Саше и обговорил с ним дальнейший план действий касаемо похорон, Фархад — своему отцу в Душанбе, сообщить, что задерживается.       — Отец выражает глубочайшие соболезнования тебе и твоим близким, Танечка, — Фарик перехватил подругу из рук Пчёлкина, пока тот ещё кому-то звонил.       — Спасибо. Ты в Москве останешься?       — Разве я могу тебя оставить в такой ситуации, красавица? — он даже всплеснул руками, — Конечно, я остаюсь! Помогу, чем смогу.       — Буду очень благодарна тебе за помощь. Потому что сейчас я вообще не в состоянии ни о чём думать.       — Для этого друзья и нужны, чтоб в трудную минуту быть рядом.       — Я… я вообще не знаю, что меня ждёт, Фар… Мне каждые несколько лет приходится из осколков заново склеивать свою жизнь. И как я ни стараюсь, я не могу добраться до тех высот, где живут счастье, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Я… с каждым разом всё больше утрачиваю ту особую «искру», которая должна оживлять жизнь, понимаешь?       — Как никто другой. Но, луноликая… согласно стертому клише, единственная надёжная вещь в жизни — это смерть. Люди приходят и уходят, это нормально. Да, невероятно грустно и тоскливо от осознания того, что ты остался один, без близкого родственника, друга или любимого человека. Но у тебя есть ты, Танечка, есть замечательные друзья…       — Есть, — согласилась девушка, слёзы платочком, самим Фархадом любезно предоставленным, вытирая.       — Ты сама пережила столько ураганов, что теперь сама можешь вызвать любой шторм, Тань. Подумай об этом.       — Подумаю…       А у самой в голове мысли, что неплохо было бы позвонить кому-то из родственников, сообщить… И, как ушат ледяной воды, настигло осознание, что сообщать-то и некому…

      Единственным родственником Татьяны, прилетевшим из Анапы перед самыми похоронами Сан Саныча, был Фёдор Тихонович Котловский — младший брат Танькиной матери и по совместительству бывший муж Екатерины Николаевны. Женщина сама набрала бывшему супругу, как только узнала такую новость.       Основные заботы взяли на себя Саша с Валерой. Транспорт, место на кладбище (потому что подруга белугой выла, но не дала отца рядом с тётей Марусей похоронить), поминки…       Сама Цветкова пребывала в таком состоянии транса, что вообще почти ничего не помнила. Ей было настолько плохо и больно в душе, что приходилось по очереди кому-то рядом с ней дежурить: боялись, особенно тётя Катя, что она может что-то с собой сделать.       Витя от жены своей не отходил. Она всегда ощущала его присутствие. Но ей, по правде говоря, в её состоянии было всё равно, кто стискивает её в объятиях и шепчет на ухо успокаивающие слова. Потому что её это не успокаивало.       Сказать, что она так убивалась и горевала по отцу, было бы неправдой. Девушка, скорее, намного больше него оплакивала свои иллюзии насчет нормальной семьи, которой у неё не было.       Безусловно, теперь её семьёй Пчёлкины были. Но ведь речь о семье другой: мама, папа, брат… которых нет. Теперь нет. Все умерли. Осталась одна Таня.

      Похороны на следующий день состоялись. Хоронили Александра Александровича на том же кладбище, что его жену и сына, только в другом, совершенно новом месте, подальше от них.       Татьяна наотрез проводить отца в последний путь отказалась. Она и зла на него была до сих пор, и себя корила, что нет его больше, и надо бы простить и отпустить. Не получалось.       Её под контролем Пчёлкиных-старших и Сашкиной матери, в квартире, где прошло её детство, оставили. Обессиленная девушка, напоенная валерьянкой, спать легла и проспала до самых поминок, которые решили провести здесь же.       Людей мало было. Все свои: бригадиры, Фарик, Оля с Томкой, тётя Катя с дядей Федей, Татьяна Николаевна и Светлана Петровна с Павлом Викторовичем. Вместе с Цветковой — 13 человек. Чёртова дюжина.       Пару раз соседи заглянули, чтоб поинтересоваться, в самом ли деле их сосед помер.       За столом Таня сидела между Витей и Томкой, на плечо которой и опиралась. Между пальцами девушка уже привычно за эти два дня держала платочек, от постоянного трения с которым на лице под глазами остались плохо заживающие красные расчёсы.       Супруг иногда по привычке незаметно для остальных поглаживал её по колену, а вот обнимал и прижимал к себе уже в открытую.       Фархад всё больше и больше убеждался, что между Пчёлой и Таней что-то происходит. Но сейчас было не самое подходящее время и место, чтобы наблюдать за ними и уж тем более это всё выяснять.       К тому же, происходящее за столом было куда более интересным.       — Я тебя, Танюшка, наверное, к себе в Анапу заберу — так спокойнее будет, — рассуждал немного подвыпивший Фёдор Тихонович, — А что? Море, свежий воздух, хоть нервы ребенок успокоит…       — Ты думаешь, Федь, она с тобой куда-то поедет? — спорила с ним Катерина, — У неё здесь друзья, учёба — вся жизнь…       «Глубже копайте. У меня даже муж здесь имеется», — думала девушка.       — Тогда летом ко мне приедешь. У нас хорошо там. С Катенькой моей познакомитесь, а то виделись всего один раз, да и то, когда под стол ходили еще. Четырнадцать лет девахе, женихов только так отгоняю…       — С Катенькой? — улыбнулся Белов: не отпустил, похоже, дядя Фёдор насовсем его тётю Катю любимую, раз даже дочь так назвал.       — А что тебя удивляет, Сань? Прекрасное имя. Означает «чистая, непорочная»…       — Да нет, ничего, — продолжая улыбаться вместе с Космосом, который, как любимец Екатерины Николаевны, сразу всё понял, ответил Белый, — Просто интересно получается…       — А как вы познакомились? — тихонько спросила Ольга, — Ну, Вы с Анапы, тётя Катя — с Москвы…       — Ой, Оленька, я ведь этот день до сих пор помню…       — Но-но-но, Федь, давай лучше я расскажу, как всё было, а то ты щас порасскажешь небылиц всяких, — остановила его Катерина, — Благодаря тебе, Танечка, между прочим, познакомились-то!       — Это как? — немного «ожила» девушка. Когда они поженились, ей всего месяц от роду был, так что странно даже было такое услышать.       — А вот слушай. В декабре семьдесят четвертого это было, в двадцатых числах. Таня с Колей тогда в театр вечером ушли, а меня с Сашкой попросили посидеть. Пять лет ему тогда было. Мы уже и почитали, и поиграли, а он всё равно капризничает: к Вите хочу, и всё тут, — и на Пчёлкина посмотрела, — Ну, я Свете вон позвонила, так и так говорю, мол, можно прийти или нет. А на улице — мороз страшный. Говорю, давай не пойдём — ни в какую, и в кого ты только такой упертый?       — В тебя, Кать, — Белов тётке подмигнул.       — Собрались мы, значит, идём, к дому вашему уже подошли. И с третьего подъезда парень выходит — красивый, высокий, одет по-модному. И мы, как полярники вдвоем топаем, с ног до головы укутанные…       — Ты всё равно тогда красивая была, я ведь сразу разглядел.       — Разглядел он, — Катерина рукой на него махнула, — В общем, парень этот меня окликнул и давай пытаться со мной познакомиться. А я молодая ещё, двадцать лет всего, за мной никто и не ухаживал никогда… А ему, значит, двадцать шесть, всё-таки не сопля зеленая и не бедный студент. На Саньку пальцем показал, спросил: «Твой, что ли?», а я возьми да и скажи, чтоб отстал: «Мой». А этот давай верещать: «Тёть Кать, чё ты врёшь?»… — чьи-то смешки за столом послышались даже, — Ну, так слово за слово и познакомились. Он как раз на племянницу, Танюшку маленькую посмотреть приехал. Потом и вовсе остался, замуж меня позвал. Мы, кстати, в Татьянин день свадьбу играли, Федя решил, что это символично…       — Ну так а что? Если б Танька не родилась, мы бы никогда и не встретились… — всё же перебил бывшую жену мужчина.       — Ой, Котловский, да ну тебя…       — Что, Васильева? Я вот нисколько не жалею, что тебя тогда встретил. Дай хоть тебя обниму…       — Чё, хочешь сказать, бывших жён не бывает? — не особо ласковая Екатерина Николаевна всё же позволила себя обнять, начав понемногу оттаивать.       — А ты у меня одна всего жена и была, я больше потом не женился. У Катьки моей мать от воспаления легких умерла, когда ей пять лет было, вот так мы с ней с тех пор вдвоем и живём, — Фёдор Тихонович много раз бывшей жене звонил и консультировался, какие дочке лекарства дать, если что болит, к какому врачу идти. А она помогала всегда, детей потому что безумно любила.       — А сколько вы прожили вместе? — снова от Тани вопрос прозвучал.       — Два с половиной года.       Два с половиной года — вот и весь приговор скорому браку. Татьяна задумалась: неужели и они с Витей через два с половиной года могут стать друг другу абсолютно чужими людьми?

      Дальше Цветкова особо не слушала, что за столом говорят. Настолько вымоталась и устала, что даже не заметила, как и когда все разошлись и остались они с Пчёлой только вдвоём.       Переодевшись в пижаму, Таня на диван рядом с мужем легла.       — Обними меня, пожалуйста, — попросила, — А то я начинаю думать…       — Думать? — прижимая супругу ближе к себе, поинтересовался Виктор, — О чём?       — Просто — думать. А мне этого сейчас никак нельзя… Мне так плохо, Вить… — если она ещё хоть пять минут будет о чём-то вспоминать, думать, то точно сойдёт с ума от переполняющих её мыслей.       — Знаю, маленькая моя… — целуя её в макушку, бригадир всё сообразить пытался, как её успокоить, — знаю…       Возможно, это не лучший способ заглушить боль и предотвратить приступ тревожности, но парень знал наверняка, что это поможет ей расслабиться и отпустить мысли. Его правая рука уверенным движением опустилась на плоский живот, пролезая под ткань пижамы. Таня вздрогнула, открыла глаза и уставилась на мужа. В ответ ей прилетел спокойный, полный удерживаемого желания взгляд.       — Вить, не надо. Не сейчас. Пожалуйста.       — Хорошо, — убрав руку, Пчёла вернул её в исходное положение, — Как скажешь.

      Она опять нескоро еще уснула, ворочаясь и коря себя за то, что, например, не помирилась с отцом, а он взял и умер.       Она ничего не успела.       Не понимала Таня ещё до конца, что единственный человек, которого она потеряла и которого ей нужно было вернуть, — это она сама.