Ab igne ignem

Ты не думай, что я иду к тебе,

Просто я иду по той же стороне,

Никаких разделительных полос

Здесь не может быть,

ведь вижу я насквозь,

Тебя - насквозь...

Хиросима - Инкогнито.

Октябрь-ноябрь 2012, Россия, СПб.       Последний концерт перед возвращением домой закончился. Завтра поезд отвезёт всех участников в Питер, где Алисе придётся задержаться на сутки для сдачи оборудования на репетиционную базу Пикника и улаживания бумажных формальностей. Потом Сапсан наконец домчит её домой, в Москву. После паузы в несколько недель тур возобновится, но уже в другом конце России.       В жизни странника много интересного и романтичного, особенно странствующего музыканта, И хотя она ее манила, но немного тяготила, Алиса быстро успевала соскучиться по дому и родным. Бывают такие люди, очень привязанные к земле, к гнезду и своим корням. Им трудно срываться с насиженных мест, они невыносимо страдают ностальгией на чужбине, даже в долгих отпусках им становится тоскливо, и она была одна из них.        А этим вечером ещё было можно веселиться, ведь город, так тепло принявший сегодня музыкантов, мог ещё подарить немало огня. В меру солидный, а в меру бесшабашный клуб был выбран организатором для ужина. В отдельном закрытом зале, забронированном для всего состава Пикника, дегустировались блюда, провозглашались здравицы в честь друг друга, вино лилось по бокалам, слышался смех, непринужденная болтовня. Из зала был виден танцпол и слышна музыка, прекрасный выбор для таких гостей: классический зажигательный рок.        Алисе было легко и весело, от маленькой дозы жгучего виски побежал огонь по венам, зажглись глаза, в них заплясали чертята. — Детка, да ты напилась! — поддел кто-то ее. — Да ничего подобного! Вот послушай: бесперспективняк! Из-под выподверта! Хочешь посложнее? Феликс Эдмундович Дзержинский. Ой, простите, что ж я такое говорю! Эдмунд Мечиславович Шклярский, — она сорвала аплодисменты, — Мечислав Феликсович Шклярский, Станислав Эдмундович Шклярский, вот! — победительно закончила она. — Ай, молодец! — Эдмунд от души смеялся, даже Стас смазанно улыбнулся, он, похоже, уже напробовался веселящих напитков. Марат "дал пять".       Что такое пятьдесят виски — так, мелочь, премедикация, настоящим допингом для нее всегда была музыка, недаром её с подружками уже знали в лицо во многих барах и рок-клубах обеих столиц, а в некоторые даже уже не пускали, притом что ей удавалось не пропивать практически ничего от своей зарплаты, а угощения она никогда не принимала, даже от барменов, и тем более — от незнакомцев. "Один Лонг-Айленд, только покрепче, и мы "в дрова" — заказывали за стойкой разбитные девицы. Остальное делала музыка и сумасшедшая рок-атмосфера. Ленни Кравиц, Курт Кобейн, AC/DC, Kiss, Muse и Мэрилин Мэнсон пьянили её до самого утра.       Вот и сегодняшним вечером, услышав доносящиеся с танцпола клуба, где уже понемногу расшевелилась публика, первые аккорды "American woman", она не могла удержаться. «Город полон огней, а мы обжечься не прочь» — сказала она сама себе и рванула туда, где лихо жонглируют, разливают и поджигают бармены.       На танцполе Алиса была чудо как хороша: узкие джинсы, немного оголяющие низ гладкого живота, сапожки на каблуках, открытые плечи, руки в массивных браслетах, смоки-айз, растрёпанные золотисто-русые кудри короткой стрижки, обнажавшей длинную шею. Было в её внешности что-то от климтовских змееподобных красавиц, безмятежных и опасных. Луч стробоскопа выхватывал из полутьмы то нежное плечо, то полуоткрытые в улыбке губы, то красивые тонкие кисти рук. Гибкое тело плавно извивалось в танце, покачивались крутые бёдра, упруго, как в ритмах трайбла, изгибалась талия. Казалось, сама музыка танцевала ею, Алисе партнёры были не нужны, а зрители — безразличны, хотя она и привыкла к тому, что на неё в такие моменты смотрят с явным интересом.        Алиса почувствовала, что кто-то близко подошёл сзади. Не то чтобы её это насторожило, но такое непрошенное вторжение в личное пространство было неприятно. А неизвестный кавалер оказался настойчив и уже положил руку на её талию. «Ты ходишь по лезвию!» — Алиса уже рассердилась, она попыталась аккуратно вывернуться, чтобы избавиться от объятий наглеца. Всё могло бы ещё закончиться мирно, и девушка бы ускользнула, не испортив настроения ни себе, ни явно подвыпившему поклоннику, и продолжила бы танцевать, но почувствала, что рука хулигана скользит от талии вверх, к груди. Чужое горячее дыхание на шее, почти прикасаются губы... Адреналин плеснул в её кровь, выжигая напрочь алкоголь. «Да ты, нахал, нарвался, таких воспитывать надо!» Дальше тело само рефлекторно реагирует на сигнал: захват руки выше локтя, захват за воротник другой рукой, наклониться вперед, упираясь пятой точкой в бедро нападающего, — «Ооо! Чувак, мне даже жаль тебя сейчас!» — отвести ногу между ног противника, перенос центра тяжести, рывок! «Черт, надо погасить инерцию, а то ещё покалечу, и будут у меня неприятности, да и тень на группу бросать не хочется таким вот дебошем» — успела подумать Алиса, технично приземляя нахала на пол. На всё не больше секунды, помнит тело все-таки, тренер бы даже похвалил.       На полу лежал Шклярский-младший, клавишник "Пикника", ее коллега, сын Эдмунда. Да, этого она никак не ожидала, её обуревало жгучее желание поставить ногу в сапоге на шпильке ему на грудь, но девушка справилась с ним. «Он может знать контрприем и опрокинет уже меня. Лиса, не позволяй гневу управлять собой» — уговорила себя Алиса, она уже почти успокоилась.        Стас все еще ошеломленно молча смотрел на неё снизу вверх, он, кажется, ничего не успел понять. На застывший в его взгляде немой вопрос Алиса только спокойно произнесла: «Ну что же ты так неаккуратно».       Случайными свидетелями развернувшейся на танцполе сцены оказались в том числе Марат и Леонид — с их мест из зала, на галерее, как раз было хорошо видно, что происходило внизу, и, конечно, они узнали участников этого небольшого скандала. — Какова недотрога, а, — только и сказал Марат, наблюдая за участниками. — Огонь-девка! — откликнулся ударник.       Видел или что-то Эдмунд, было непонятно. А если и видел, его реакция осталась тайной, Маэстро и бровью не повёл. Эта мысль посетила и Алису: «Интересно, достанется ли мне от Мэтра за вольность или он посчитает, что это всё не его дело? В конце концов, я не кого-то там опрокинула, а его сына, я, совершенно посторонняя девица. Ну а почему я, собственно, должна делать различия? Я сама по себе и пресекаю хамские выходки в отношении своей личности в рамках - заметьте! - допустимой самообороны».       Оставаться в клубе было уже ни к чему. У девушки пропало и настроение, и желание танцевать, да и неловко всё-таки вышло. Сославшись на усталость, она быстро попрощалась с группой, оделась и вышла на улицу. Хотелось просто прогуляться пешком до гостиницы. — Лиса! — в дверях её окликнул Марат. Она обернулась. - Не стоит тебе одной идти ночью. Подожди, за тобой машину вышлют, так нам будет спокойнее. — Спасибо, не надо, я хочу пройтись пешком, — прохладно ответила она, — Провожать меня тоже не надо. Со мной ничего не случится.       — Верю. И все-таки не ходила бы ты в чужом городе ночами в одиночестве, — настаивал он. — Я справлюсь. А города и люди в них одинаковые, - отрезала она тоном, не терпящим возражений, и быстро зашагала прочь. «И чего я так вспылила? Конфликт исчерпан, да и конфликта-то никакого не было, так, пустяки, дело житейское. Ну выпил парень лишнего, немного не справился с управлением собой — в сущности, с кем не бывает. А осадочек, как говорится, остался. И на Марата рявкнула я зря, он волнуется, оно понятно — тоже размяк слегка, он же из лучших побуждений, ну хочется человеку "удочерить" девчонку, я же среди них, получается, самая младшая, да ещё и девочка. Не знает он, кто в обличье этом прячется. Хотя, кое-что уже видел. Просто я опять позволяю гневу брать над собой верх. Это плохо, неправильно. Как раз прогулка по холодному воздуху поможет привести себя в порядок, вернуть себе равновесие».       Вернулась в свой номер Алиса глубокой ночью, ей понадобилось достаточно много времени, чтобы охладить разгоряченную голову. Спать не хотелось, читать - тоже. Послушать музыку? Нет уж, хватит музыки на сегодня. На прикроватном столике лежал неубранный томик стихов Есенина. Ей пришла в голову детская забава: «А не погадать ли на стихах? Так, что у нас сегодня, уже воскресенье, седьмой день. Значит, седьмая страница... Нет, там, на седьмой, наверняка, ещё только биографические данные, семьдесят шестая, вот. Восьмая строка сверху, да, так, 6-7-8, отличная комбинация» — она пришла в восторг от своей идеи. Открыла книгу на загаданной странице, отсчитала строку. «...Наша жизнь — поцелуй да в омут... Брат-Есенин, ну ты как всегда! Всё бы тебе это самое... Так, что там ещё...».Она пробежала глазами всё стихотворение. «Пой же, пой, на проклятой гитаре.... ... Не гляди на её запястья И с плечей её льющийся шёлк... ... Пусть целует оно другого. Молодая, красивая дрянь... ...Много девушек я перещупал, Много женщин в углах прижимал... ... Так чего ж мне её ревновать, Так чего ж мне болеть такому... ».       Фи, брат-Есенин, ты тоже нахал! Ну и пёс с тобой, и по Стасом, и с Маратом, и даже с Эдмундом!» Она зашвырнула томик в чемодан.       До Питера было лететь почти три часа, и хоть за это время толком не поспать, Алиса свернулась клубочком в своём кресле и накрылась пледом, попыталась задремать. Сказалась почти бессоная предшествующая ночь и ранний подъём. — Лисистрата, — к ней подсел Эдмунд и тихо позвал. «Так. Вот это поворот. Читал, оказывается, бессмертную комедию Аристофана. Да было бы скорее странно, если б не читал. Значит, в курсе. Интересно, сам видел или разболтал кто? И наверняка, приукрасив подробностями».       Со вчерашней афтерпати они толком не говорили, перебрасываясь лишь короткими дежурными фразами по рабочим вопросам. Она подняла голову. — Вы хотите мне что-то сказать? — осторожно, но уверенно начала девушка. — Нет, — ответил Маэстро с улыбкой после небольшой паузы, — Устала? Не приболела? — Да где мне устать-то было, я же не уголь бросала, не мешки ворочала. Я просто соскучилась, давно дома не была. — Это нормально, скоро ты привыкнешь к такой цыганской жизни. — А вы совсем не скучаете в своих странствиях по близким? — спросила тона. — Конечно, скучаю. Зато как радостно вернуться домой после такой разлуки, какими мелкими и незначительными становятся какие-то разногласия или неурядицы, остаётся лишь самое главное. Так что разлуки даже полезны, важно только, чтоб не очень долгие, а то все привыкнут, — с хитрым прищуром ответил Эдмунд. — Ты сразу на Сапсан и домой, Лиса? — продолжил он. — Нет, придётся задержаться до завтрашнего утра, все дела и технику сдать и проконтролировать, встретиться с директором. — Пока отдыхай, я не буду тебе мешать, — Мастер встал кресла. Алиса закуталась в короткий тонкий плед и снова закрыла глаза.        Эдмунд немного постоял рядом, она удивительно напоминала сейчас маленькую домашнюю кошку, и он невольно залюбовался этой картиной: хрупкая нежная девушка, почти невесомая, что прячется в складках неудобного куцего пледа, чтобы сохранить тепло; но он прекрасно знал — один из немногих, — из чего она внутри. Нет такой глыбы, что раздавила бы её волю, нет такого пресса, что заставил бы её согнуться, нет такой стали, которая смогла бы перерубить стержень, что держит её: бросишь молот - он отскочит.       Он вернулся и накрыл девушку ещё одним пледом, и, не удержавшись, погладил её по волосам, совсем как кошку.       Обаятельные и услужливые стюардессы попрощались с музыкантами, едва они вдохнули воздух города на Неве, а у Золушки много забот: ей надо сдать на базу инструменты, технику, декорации, сдать отчётность по билетному фонду Хорошо, что директор позаботился об этом заранее: на грузовом перроне дожидалось несколько машин. А когда сами собой напрашиваются помощники, это еще лучше, отказываться от дармовой помощи не стоит. Как-никак, по городу ещё полдня колесить, да не налегке.       Автомобиль, здоровенный чёрный танк работы немецких автоинженеров, остановился у подъезда старой многоэтажки в Купчино. Алиса не спешила выходить из машины, она прекрасно понимала, что это не конец, а только начало. — Спасибо, что помог сегодня, и спасибо, что подбросил до дома. Право, не стоило так хлопотать обо мне, я бы сама справилась, — обратилась она к владельцу "танка". — Не пригласишь к себе на чашку кофе в качестве вознаграждения в таком случае? — спросил Стас? «Так и есть. Не ошиблась. Время забросить наживку» — подумала она. — Поздновато для кофе, потом не уснешь, но так и быть, найду для тебя какой-нибудь напиток, — надела редко используемую маску глупости и доступности девушка. Улыбнувшись, она вышла из машины, дожидаясь, когда водитель откроет багажник и достанет ее чемодан. «Побуду милашкой, похлопаю ресницами, пусть глубже заглотит крючок», — она продолжала очаровательно улыбаться.       Стас выдал Алисе багаж и последовал за его хозяйкой в дом. Захлопнулась старая ржавая дверь домофона, коллеги вошли в лифт. Алиса ещё раз нежно и приветливо улыбнулась, и, взмахнув длинными ресницами, словно бы потупилась. «Чуть застенчивости, это действует безотказно. Почти пришли. Ничего, здесь моя территория, мой дом, здесь всё на моей стороне».       Молодой человек и девица наконец вышли из обшарпанного лифта и подошли к дверям квартиры, она открыла дверь, вошла в такую родную бабушкину квартиру, на секунду потеряв равновесие от сбивающей с ног лавины воспоминаний и образов, обрушившихся на неё с первым шагом через порог. Но это были хорошие воспоминания, детские, самые добрые и важные, поэтому это было место её силы, здесь игра идёт по её правилам. — Проходи, чемодан оставь здесь, — сказала она и вошла в комнату. Алиса уже сбросила ненавистную маску, она была холодна и владела собой. А вот Стас, похоже, ещё ничего не понял. Он вошёл вслед за хозяйкой, не видя, как она изменилась. На его губах всё ещё змеилась улыбка, когда она обернулась и заговорила уже совсем иначе. В её голосе и глазах блеснула сталь: — Ну, теперь говори, зачем тебе это было надо? — Извини, что? — всё ещё ухмылялся парень. — Ты предложил мне после приезда свою помощь, хотя она мне не требовалась, да и не припомню, чтобы ты хотя раз проявлял подобную заботу ко мне; увязался проводить меня, такое тоже странно — галантностью по отношению ко мне ты никогда не страдал; далее напросился в гости, хотя я тебе ни разу никаких авансов не давала, скорее, наоборот. И это на фоне того, что общаться со мной на протяжении гастролей ты вообще старался по минимуму. Из всего этого я делаю вывод, что тебе очень нужно поговорить со мной без свидетелей. Итак, что ты хочешь сказать или спросить? — забивала гвозди голосом Алиса. — Кто ты такая и что тебе нужно, — скорее ответил Стас, нежели спросил. — Кто я? Человек. Ты прекрасно знаешь, меня взяли в Пикник на должность концертного менеджера. И я работаю, как все — за гонорар и за идею в том числе, если ты об этом, — несколько удивлённо ответствовала девушка. — Нет, я не об этом. В группе никогда не были такой должности, со всем успешно справлялся директор, звукачи, техники да и мы сами. И ни с того ни с сего тебя за руку приводит отец, хотя, насколько я знаю, у тебя не было никогда опыта подобной работы, — вёл он нить разговора. «Пусть сам скажет, пусть сорвётся, не буду его торопить, плети, плети сеть» — думала Алиса. — Значит, назрела необходимость. Понадобилось разгрузить всех понемногу. У тебя есть какие-то замечания или претензии к моей работе? — она держалась невозмутимо, — я опять-таки не просила мне сегодня помогать, я уже привыкла и сделала бы всё сама. — Знаешь, сколько таких, как ты я перевидал и пока играю в группе, и вообще? — он начинал терять терпение. «Ну, давай, бросай в меня камень» — Алиса подготовилась. — Представь себе, нет. И мне это даже не интересно. Подозреваю, что таких, как я, ты ещё не видел, — она повысила тон. «Немного прорвалилсь эмоции, но это ничего». — Конечно, таких настойчивых и целеустремеленных ещё не было. Обычно девицы тупо на таран идут, а ты хитрая и расчетливая. Удобно быть заботливой, незаменимой, расторопной, всегда готовой, — он уже почти не скрывал неприязни.       Девушка внутри себя подобралась, как леопард перед прыжком. — Не пойму, ты хочешь сказать, что я работаю слишком хорошо или слишком плохо? — Я хочу сказать, что ты просто присосалась, как пиявка. Везде ходишь за моим отцом неотвязно, как хвост, ловишь каждое слово и движение, а в свободное время очаровываешь других участников, так, на всякий случай. — Но ты же не поддался моим чарам, — подбросила в топку дров Алиса. Пусть выговорится. — А ты и со мной не прочь? — ухмыляясь, бросил он оскорбление ей в лицо. — Нет, мне вообще не нравятся хамы, — жёстко отчеканила она, — а ты хам и наглец. — Да, тебе нравится мой папа. Спишь с ним? — хлестко бросил он ещё одно оскорбление. «Ну наконец-то человек сказал, что хотел, он же так долго терпел. Не поддавайся, держи, держи удар, Лиса». — Моя личная жизнь тебя не касается. Интересуешься или подозреваешь, спроси у папы сам. Я не считаю нужным оправдываться. Оправдываются виноватые. Тем более перед тобой, — она начинала терять контроль над собой, — А если ты уж так жаждешь сравнения с собственным отцом, то оно не в твою пользу. В аналогичной ситуации он вёл себя куда приличнее тебя. Так что тебе до него ещё расти и расти. И как музыканту в том числе, ты всю жизнь будешь находиться в его тени, потому что он гений, а ты пока просто клавишник в его группе, причем довольно посредственный, ты и Воронина на этом месте не переплюнешь, не то что отца. И тебе нужно ещё очень постараться, чтобы доказать, что ты самостоятельная творческая единица, — Ярость уже захлестнула девушку, ей трудно было сдержаться и не ответить на такое унизительное обвинение, скандал в баре накануне снова всплыл в памяти, ещё больше распаляя её гнев, — Ты просто избалованный мальчик, который не привык получать отказа. На тебя всю жизнь работает фамилия — тёлки всегда сами на тебя запрыгивали? Так вот я не такая, я же сказала, что ты таких ещё не видел — но в этом опять нет твоей заслуги, потому что это фамилия твоего отца, да смазливая мордашка — тоже заслуга мамы и папы, от которых ты унаследовал красоту. Больше ты из себя ничего не представляешь, — Алиса остановилась и выдохнула, ей трудно стало даже думать.       Двое стояли друг напротив друга, часто дыша, словно хищники, готовые сцепиться, сверкали ненавистью чёрные и стальные глаза, сжимались кулаки, воздух в комнате почти искрился от напряжения. — Пошёл вон, — медленно и чётко выговорила Алиса, — Пока я снова тебя не опрокинула, но уже пожестче. Проверять не советую.        К счастью, Стас оказался понятлив, иначе неизвестно, чем бы могла закончиться эта сцена. Он быстрым шагом вышел из квартиры, хлопнув дверью. Девушка рухнула на пол, она совсем обессилела от этой схватки.