Красная нить судьбы. Часть 5. ПРЕДКИ! ТЕПЕРЬКИ! ПОТОМКИ!

             — Маразейка и солейка! День страннючий! — объявил Лаимм, стоя в дверном проёме чёрного хода, упирая кулачки в бока. А ещё он был одет в забавную голубую шапочку с большущим помпоном и лошадиной мордочкой спереди, в курточку под стать, такие же штанишки, ну и как завершение небесного образа: утеплённые резиновые сапожки. — Што ни таишь, снег халаднючий?! — Лаимм пытался говорить стихотворно, но сам же своим коверканьем это и запорол.       — Я вот что-то не пойму никак, — протянул стоящий за ним Хестан, — а чё происходит-то?       — Дык висна, — отозвался Лаимм и зайчиком упрыгал на дорожку, где снова замер, упирая кулачки в бока.       — Я тебя удивлю: я в курсе, что началась весна. Календарь гарантированно не врёт, — проворчал Хестан.       — Тады чё те надобно?       — Ответы на вопросы!       — Дык спрашивай. Ворчишь не по теме!       — Без причины уж тогда, — вздохнул Хестан.       — Ты чё опять пристал? Пасуданька моя де? — взгляд Лаимма стал сердито-недовольным.       — Претензии к Миллиату! — Хестан на отрез отказывался брать на себя ответственность за последствия спора между этими двумя.       — Ты мне на Мышоночка не наговаривай!       — Ты с ним полчаса по телефону ругался!       — Это я! А это ты! Я можу, а ты не можу! Пнятна?       — Ни хрена не понятно, — честно сознался Хестан, причём не соврав. Не, серьёзно, как это вообще понять можно? Они поругались, а виноват кто-то третий…       — Патамуша глупавый ты, Кися, — Лаимм делано печально покачал головой.       — Зато ты умнавый, смотрю, — крякнул Хестан.       — А мне и не надобно умнавым быть! — самоуверенно заявил Лаимм, горделиво вздёргивая носик. — Я и так, чё надобно, сё знаю! Мне главное што? Штобы обед вовремя был приготовлен! Штобы чистота в доме была. Штобы огородишка хорошо взошёл! Штобы паняшеньки здаровучи были! И кури неслися! На этом с миня хватит. Остальное как-нибудь сами. Чай, тоже с бошкеньками на плечишках. Да, Кисинька? У тебя же есть бошкеничка на плечишечках, так ты ею и пользуйся! Вот! Да! — Лаимм с важным видом кивнул.       — И что бы я без твоих подсказок делал, — тяжко вздохнул Хестан.       — Мучился бы мученически, — Лаимм утёр невидимую слезинку.       — Чё мы опять на улицу выперлись? — вернулся Хестан к интересующей его теме.       — Весення приборанька! — торжественно объявил Лаимм, раскидывая поднятые кверху руки.       — Ты охренел? Ты вчера весь день снег кидал!       — Дык он нимношк подтаял, надобно исчё покидать.       — Звиздец, — протяжно выдохнул Хестан.       — Чаво? Ты пока можешь мяска пожарить, штобы без дела не стоять.       — Да если бы ты сына родного не отдал, я бы сейчас сидел с ним! — от всей души возмутился Хестан. Весь прикол в том, что Лаимм сплавил Реваса Кристану, а мужа потащил за собой на улицу.       — Айда-айда, памажать мне надобно!       — Да чего тебе помогать? Ты же и так нормально справляешься, — захныкал Хестан, но следом за своим Пиражуней всё-таки пошёл.       Пиражуня этот! Всё со своим огородом носится, никак не успокоится. Вот чего бы после завтрака не отдохнуть и не полениться ленивой ленивкой? Сына накормил, и всё, пошёл куда-то. И самое-то главное — мужа в это самое куда-то потащил! За собой и потащил. Потому что почему? Да потому что «памажать надобно»! У любимого Пиражуни что ни день, то новое что-то! То слова, то ещё что-то. В целом одно и то же, но всё равно…       С довольной миной на моське Лаимм опять утопал в одну сторону, затем вернулся в другую. Хестан за ним следом так пару раз прошёл, да прижал жопку всё к той же скамейке. Во что этот Пиржуня выперся? Зачем за лопату схватился? Ещё и в одежде такой светлой. Вот как будет, если пятно посадит? Сначала будет орать и возмущаться, потом прольёт литры горьких слёзок, потрепав нервы домашним. А потом пойдёт постираться, зальёт какими-то там средствами, всё идеально отстирает и всё. Вопрос напрашивался сам собой: чего ревел-то? А потому что так нискушна…       Лаимм уже просто не мог дождаться великого события: огородного периода. Посадить каждый кустик, потом смотреть и поливать! Жучков, червячков убирать, чтобы ничего не пожрали. Лаимм от предвкушения светился весь: хоть огородишка намного меньше, чем тот, что в Четвёртом Куполе, а свой же. Махонький и родной.       — Киськ, пикинь, картошечку пасадю! — радостно пискнул Лаимм, усаживая попец рядом с мужем. — И маркошеньку! Штобы её вкусно грызть можна было! Обязательно будут агуречики и памидоришки! Ой, сколько всиво-та! — он заржал маньяком, хлопнув себя по щёчкам ладошками.       Хестан так охренел, что даже не нашёлся, что на это ответить.       — Чиво молчишь-то? — задёргал его Лаимм. — Картошенька это свято! Я ж из неё такой гуляш вкуснючий делаю! Да жи? — он уставился на мужа огромными влюблёнными глазищами.       — Мясо в подливочке, — протянул Хестан.       — Да како те мясо в подливочке? Я ж про гуляшик спашиваю!       — На фиг мне твой гуляшик? Я мяско в подливочке люблю!       — Мясна тушонка, — покачал головой Лаимм. — У! Жду-то как! Огородишку свой! Быстрее бы!       — Тебе прям реально хочется возиться во всей это грязи?       — Кака уж и грязь-та! Это же своё! Родненько! Душеньку греющее! Да и, в конце концов, душ есь.       — Так времени сколько уйдёт.       — Дык чу время-то? Оно везде время! Што типерича и не жить, шо ли?       — Так я не о том.       — А ап чём?       — О том, что у тебя на твоё хобби времени не останется!       — Дык, Киськ, как можно огородишку-то с хобби сравнивать? — удивился Лаимм. — Огородишка-то это жисть! А хобби — развлечение! — с важным видом заявил он. — Панял? — шмыгнув носом, Лаимм потыкал мужа локтем в бок. — Аль ни панял?       — И да и нет!       — Это как это так?       — Всё равно не пойму, зачем тебе возиться в огороде, когда можно всего спокойно в магазине накупить.       — Какое кощунство опять говоришь. Ну какой магазинишка, када огородишка?       — Да привязался со своим огородом, — проворчал Хестан, сделав вид, что обиделся.       — Ну, Кисяндрий, ты тиво это? — замурчал Лаимм, плотнее подсаживаясь к мужу и обнимая его руку. — Тиво дуисся-то?       — Да ты задолбал! — возмущённо прорычал Хестан, всплеснув руками, отчего Лаимм сделал большие круглые глаза. — На мужа родного столько времени не тратишь, как на вот это всё! — он указал на огород. — Когда меня будешь любить так же, как огород свой, а?       — Дык, Киськ, — откашлялся Лаимм. — Я ж тя сильнее, чем огородишку-то, люблю.       — Врёшь ты всё, — Хестан на супруга глянул с вселенским подозрением.       — И нитиво я не вру! — на этот раз надулся Лаимм: вжал голову в плечи, руки скрестил, а ножки поднял. И сидит, как воробей нахохлившийся. — Огородишка он жи в сердечке! А ты везде! — и как зарядит мужу подзатыльник. А Хестан нет чтобы просидеть молча, не удержался и рассмеялся. — Он ищё и хахатаит надо мной! — ужаснулся Лаимм. — Ты видал?! — он продемонстрировал мужу кулачок. — Вот картошенька тама уже проросла, времечко придёт, будем вместе садить.       Хестан даже не понял, что напрягло его больше: угроза, что картошку они будут вместе сажать, или же то, что эта самая картошка уже проросла.       — Куда проросла? — не понял Хестан.       — Тык ботва проклюнулась, — шмыгнул носом Лаимм, невинно пялясь на своего Кисю.       — Какая ещё ботва и куда она проклюнулась? — шёпотом спросил Хестан, не зная, хвататься ему за сердце или нет.       — Кися, какой же ты у меня глупавый, — грустненько покачал головой Лаимм, сжимая своей ручишкой ручищу мужа. — Айда покажу чёта.       — Мне начинать бояться? — напрягся Хестан.       — Зачем? Кисинька, картошенька тебя не обидит, не переживай! — заверил Лаимм, ведя мужа за собой.       Идя за своим ненаглядным Пиражуней, Хестан очень надеялся, что не увидит уже готовых плантаций в одном из помещений подвала. А то с этого лесного эльфёнка станется! Маньяк огородный. Хестан до сих пор охеревал и недоумевал, как он, любимка этот вредный, умудрился столько банок солений наделать. Где он столько банок и овощей набрал?! Кто ему их притащил?! И почему он задаётся этим вопросом только сейчас?..       Плантаций не было, зато…       — Эт чё такое? — офигевше выдохнул Хестан, стоило Пиражуне открыть дверь одного из помещений. — Это откуда взялось?!       — Дык, Киськ, у миня же есть собратики и сасёстрики, — Лаимм привычно шмыгнул носом.       — Я в тихом ужасе, — обессиленно выдохнул Хестан, всё-таки хватаясь за сердце.       — Дык чё такова-то? — не понял Лаимм, водя взглядом по комнате.       Первое, что ввергло Хестана в лёгкий ужас: поставленные друг на друга большие деревянные коробки с низкими бортиками, но высокими колышками по углам — это, видимо, чтобы не мешать картошке прорастать нормально. В принципе в таких коробках только картошка и лежала. Дальше стояли специальные полки с растениями. Ну, Хестан же не совсем дурак… Ну или потому что помнил после посещения ферм — в горшках на таких стендах стояли уже дивно подросшие помидоры. И таких два стеллажа. Дальше ещё несколько таких же с чем-то ещё. На столах вдоль свободных стен стояли какие-то тарелочки, а между ними лежали марлечки, пакетики с семенами, ещё какие-то баночки с чем-то непонятным. А от вида знакомой бочки с удобрением Хестану даже немного поплохело.       — Рановато я помидораньки посадил, — поцокал языком Лаимм. — Надо было попозднее. А то ишь каки уже вымахали. Ещё пару неделек и сажать можна. Да, Киськ? Што с тобой?       — Мне уже плохо от тебя! — сердито рыкнул Хестан.       — Мороженочку дать? — шёпотом предложил Лаимм.       — Чего? — сказать, что Хестан растерялся, значит ничего не сказать.       — Дык штобы охладился, — невинно заулыбался Лаимм.       — Да я с тобой поседею раньше времени! — взвыл Хестан.       — О! О!!! — радостно запищал Лаимм, отчего Хестан растерялся ещё больше. — Кисинька, пикинь, мы с тобой сю жисть будим вместе! Я тибе ещё дитёв понарожаю! Внуков подымим! Друзяшкав подымим! И на фермочку на пенсии рванём! Я сибе тады паняв набиру много-много! И огородик у нас будет большой-большой! И сад! С яблоньками аль грушеньками! И огородик! Огородик-то! — маньяком заржал Лаимм, прижимая руки к щёчкам. — Да?       — Ты себе армию помощников нарожать не забудь, — отозвался Хестан.       — Ну чиво вот тутава сидеть? — на серьёзных щах спросил Лаимм. — Чиво сидеть, спашиваю? Дитям сё передашь и нормально! А сами отдыхать пойдём, — сжав руку мужа, Лаимм сначала закрыл дверь, а потом посеменил обратно на улицу. — Вот питставь, выйдем мы вот так на улачку, а там хорошо так! Ветерочек дует! Птички поют! Солнышко светит! — он вдохнул полной грудью, а Хестан просто повторил: супружик так интересно рассказывает! — И мы с тобой держась за ручки выходим на крылечко и садимся на качелечку, — Лаимм отвёл мужа к качели и, забравшись сам, похлопал рядышком, подзывая и мужа. Хестан послушно присел поближе и замер, ожидая, чего дальше будет. А дальше ничего не было. Пиражуня просто к боку привалился с довольной моськой и всё. Замечтался!       — А дальше что? — осторожно шёпотом спросил Хестан.       — А дальше наполненная спокойствием и умиротворением жизнь! — мечтательно выдохнул Лаимм.       Хестан несколько секунд переваривал услышанное, а потом изумлённо осведомился:       — Ты заболел?       Тут уже и Лаимм глазёнки выпучил. Он, значит, понимаете ли, такое романтично-красивое будущее обрисовал, а мужу опять что-то не нравится. Как бы дать этому мужу по жопе, да припомнить посудку. Но Лаимм не стал, вместо этого спросив:       — А ты чем собрался на пенсии заниматься?       — Так, эм, — Хестан стушевался, а потом себе под нос буркнул: — Не собирался я на пенсию!       — А кудой собрался? — удивился Лаимм.       — Вообще, как Владыка, я хотел геройски пасть в бою!       Лаимм, вместо того чтобы похвалить мужа за храбрость, от души врезал кулачком в бок, сломав сразу два ребра: хруст раздался характерный. Хестан охнул от боли, а Лаимм невозмутимо сложил ручки на коленочках.       — За что?! — прохныкал Хестан, прижимая руки к повреждённому месту. Странно, что с качели не скинуло.       — Заслужил, — с важным видом покивал Лаимм, плотно сводя ножки и скрещивая руки на груди.       — Чем?!       — Ты кулачишку видишь? — Лаимм продемонстрировал свой кулачком, сунув его под самый нос мужа.       — Сложно не увидеть! — пропыхтел Хестан, стараясь сосредоточиться на регенерации и не отвлекаться на злюсчего супружика.       — Ты пока мне фермочку на пенсии ни купишь, дажи ни думай помирать! — Лаимм хлопнул мужа по лбу ладошкой, и тот подумал, что ещё и череп треснул.       Их странный спор застали вышедшие на улицу Кристан и Маркус. Всё потому, что Ревасу захотелось есть, а мапка шляется где-то.       — Что они делают? — спросил Кристан.       — Хороший вопрос, — отозвался Маркус. — Но я не знаю.       Совсем разозлённый поведением своего Кисяндрия Лаимм схватил подушку с качели и как давай ею мужа своего нерадивого лупасить. Хестан о пощаде молит, но любимка неумолим! Несчастную подушку порвал — откинул в сторону и как давай ладошками. Уж лучше бы подушкой. Хестан попытался дать дёру, но споткнулся о крепление качели и грохнулся на землю. С боевым кличем Лаимм прыгнул сверху, а потом плюхнулся жопкой и снова мужа ладошками шлёпать.       — МУУУУЙ!!! — заорал Ревас, и все замерли.       — Разве сначала дети не ходить учатся, а потом разговаривать, — удивился Маркус.       — Не знаю, — прошептал Кристан, озадаченно уставившись на крайне недовольного младшенького братика.       — Дитятко моё заговорило! — заохал Лаимм и уже двинулся в сторону, чтобы слезть с Хестана, но тот перехватил его за ножку. Лаимм, тихо пискнув, сам брякнулся в грязь. Шапочка от падения слетела с головы, а неплотно заделанные в петлю волосы распались, да прямо по грязи.       — Помянем, — вздохнул Маркус под демонский рёв Лаимма.