Красная нить судьбы. Часть 5. ПРЕДКИ! ТЕПЕРЬКИ! ПОТОМКИ!

             Погремев вёдрами, Лаимм набрал в два тёпленькой воды и утащил к загону с понями. Помывка! При этом Эхо ходил за маленьким хозяюшкой по пятам, недоумевая, чего тот задумал. А чего и задумал-то? Помывка! Всё легко и просто! Лаимм вывел Лошадёнка с Лошадёночком в специально отведённое для помывки место и взялся за щётки. А Лошадёнок стоял-стоял, да как давай потешно пританцовывать. Лаимм так глаза и выпучил. А потом как хлопнет по жопке! Лошадёнок тоже глаза на хозяина выпучил, типа: за что? Лаимм ему пальчиком погрозил и снова щётку мылить. А Лошадёнок постоял немного, да как куснет его за руку!       — Больно жи! — заверещал Лаимм.       Забавно хрюкая, Лошадёнок втопил от эльфёнка на всех парах: Эхо юркнул в сторону, чем открыл проход, и пони спокойно унёсся на улицу.       — Кудой собралси?! Жопку мыть! — снова заголосил Лаимм и помчал за пони, а тот от него! А на улице холодно, сугробы и снег идёт! — Халадрыга! — захныкал Лаимм, вернувшись в тёплый загончик. — Лошадёнок! — заголосил он из тепла, — быренько обратно! У нас по плану помывка жопки!       — А остальные части тела? — не понял Эхо.       — Дык само собой разумеющееся, — хмыкнул Лаимм. — Лошадёнок! Айда обратно! Какой пример ты подаёшь Лошадёночку?! — он погрозил пони кулачком.       А Лошадёнку всё фиолетово! Он на свободе!!! И плевать, что в принципе его никто в четырёх стенах двадцать четыре на семь не держит и выпускают погулять достаточно часто. Причём погулять не только в загончике, но и так, по территории особняка. И каждый раз Лаимм начинает верещать верещалкой, что пони топчут его огородик — и по фигу, что пока от огорода одно название, а плюсом и то, что его накрыло снегом. Всё равно топчут!       Точно кот после или до похода в туалет, Лошадёнок носился из стороны в сторону: добегал до противоположного от загона угла особняка, резко разворачивался и стремительно нёсся обратно, потом снова резко разворачивался и опять обратно. При этом он пару раз раскатился и шлёпнулся, доводя маленького хозяина до сердечкавого приступа, потом что с каждым падением грязи на шкурке появлялось всё больше и больше.       Веселее Лошадёнку стало, стоило Хестану выпустить Льда на улицу. Не, ну а чё? Волк на полдома скулить начал, что там пони носится, а ему лапки размять не дают! Нидавают… Он так выскочил через чёрный ход, что с маху вмазался в Лошадёнка, уронив и себя и его. Повеселили и коты: они вереницей вылезли на улицу, уселись на чистую от снега подушку на качелях и сделались недовольными сугробиками. Спрашивается: если погода не нравится, зачем выходили?       В общем! С появлением напарника бесючек стало больше. Лошадёнок носился за волком, догонял, цапал за хвост и не сбавляя темпа разворачивался и убегал от него, и уже Лёд догонял. Такая радость у детей! Как будто вообще никакой свободы не давали, а держали на привязи с пустой миской. Лаимм даже надулся от праведного негодования. Правда, не совсем понятно, на что конкретно он успел обидеться: на то, что Лошадёнок вместо помывки устроил бегалки, или на то, что сам себе напридумывал. С — самостоятельность! В итоге Лаимм и другую парочку поней выпустил. Конечно, те не стали носиться, как более простой собрат, да и на волка, коих с них размером и даже больше, они косились с опаской, они просто вышли и побрели к саду перед особняком: там можно цветочками поживиться! Если местный садовник, то бишь Олимп, по моськам за такое не надаёт.       — А как же помывка? — немного ошалел Эхо: он-то помогать собрался, а тут такой побег.       — Ды чё типерича с ними сделаишь-та? — покачал головой Лаимм. — Душеньки беспокойные! Да, Лошадёночек? — Лаимм чмокнул маленького пони в нос, а тот, усевшись на жопку, привалился к его ножке.       — Так, может, раз поняшка никуда не ушёл, мы с него начнём? — предложил Эхо, поглядывая на маленького.       — Мыца будешь? — Лаимм потыкал поняшкина по носу, и тот закивал. — Ишь, маладечик какой! Яблочко за это получишь! Твоё любимое! Желтушно-жёлтенькое! — пообещал Лаимм, и Лошадёночек радостно подпрыгнул, смешняво брыкаясь и подскакивая.       — Почему именно жёлтое? — не понял Эхо, топая следом за парочкой к помывочному месту.       — Патамушто дитятке нравяца жёлтые! — с важным видом поведал Лаимм.       — А как ты понял?! — не унимался Эхо.       — Дык это дитятко моё исчё одно! Што я, не мапка? Не пойму, што дитяткам моим нраица? Я ему под носичку яблочки суваю, а он только жёлтенькие кушает. А всё потому, что они самые сладенькие и мягонькие. Вот мапульке евойному вообще всё равно, какие кушенькать. Он молодец! Сё ест! — Лаимм горделиво выпятил грудь, будто это его касалось. — А Каштанчики любят зелёнавенькие. Кислючку им подавай! Сливы любят! А потом какиют! — заржал Лаимм. — Навозик — это хорошо! — с важным видом сказал он.       — Да давай уже мыть! — нетерпеливо затопал на месте Эхо. — Дай попробую! Говори, что делать! — повыхватывал из рук вылупившегося от неожиданности эльфёнка щётку и специальный шампунь и замер в ожидании. При этом лицо такое счастливое, будто случилось что-то невообразимо потрясающее.       Крякнув, Лаимм не стал отбирать у друга вещи, а стал своими руками водить по крупу пони, показывая, с чего лучше начать и как двигать щёткой. Ну и чтобы Эхо стало полегче и чтобы не напрягать пузик наклонами вперёд, Лаимм притащил табуреточку, а сверху положил подушечку для полного удобства. Штобы жопаньке мягонько было! И Эхо, под чутким руководством Лаиммки, взялся намывать довольно фырчащего пони.       Тем временем…       Олимп с вселенским подозрением вылупился — прилипнув лицом к окну в холле, — на двух пони, споренько бредущих к саду. К ЕГО саду! За которым он следил и ухаживал! Ну и его тоже как-то мало волновало, что сад немного — много — снегом накрыло его и не видать почти что. Но пони оказались «прошаренными»: добравшись до сада, один развернулся жопкой к кустам, пару раз лягнул их, сбивая снег. А после уже оба взялись ощипывать кустик.       — Это мои цветы! — взревел на ходу одевающийся Олимп, выскакивая наружу. — Я некоторые сам высаживал! А ну-ка, пошли вон! — схватив висящий на подставке веник, замахиваясь им.       Увидев вражеского врага, пони испуганно заржали и пулей рванули от разъярённого оленя. А тут ещё и Оливию интересно, что мапа такое вытворяет, и он не одеваясь помчал следом. Конечно, где ребёнку одеться, когда он ещё не умеет. А мапе не до него! Мапа шкодничающих поней гоняет. Как бы сам не свалился, а то копыта-то разъезжаются.       — Куда ты не одетый?! — завопил Олимп, наконец заметив, что Оливий старательно бегает за ним. — Быстро домой! — и в итоге веником по жопе получили не пони, а оленёнок.       — Ма! — обиженно заголосил Оливий и бегом-бегом от мапы в столовую.       — И не ругайся на меня! — возмутился Олимп, топая следом за сыном. — Э-э…       Олимп с круглыми глазами замер, смотря, как недовольный мапиным поведением Оливий пытался забраться в будку Льда. Своеобразно он это пытался сделать, потому что жопку задирал слишком высоко, и она никак не вмещалась с отверстие. Ну, Оливий-то меньше Льда, так что должен был пролезть спокойно. Но нет. Оливий даже начал хныкать, что не влезает, пришлось Олимпу помогать: надавить на жопку сына, опуская её вниз, тем самым помогая пролезть вперёд. Ребёнок тут же передумал плакать и, удобненько устроившись на мягонькой и усеянной шерстью питомцев подушке, просиял довольным солнышком.       — Вот растащим всю эту шерсть по дому, Лаимм нам задаст, — вздохнул Олимп.       — Ма! — радостно отозвался Оливий.       — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, — рассмеялся Олимп. — Да?       — Ма!       — Мапа! — Олимп присел перед будкой, разглядывая сына и надеясь, что тот скажет слово целиком.       — Ма! — Оливий чего-то обиженно надулся, поджимая губёшки.       — Мапа! — снова повторил Олимп и тяжко вздохнул, когда Оливий отрицательно замотал головой, не соглашаясь с родителем. — Почему нет-то? Я же твой мапа! А папа на работе сейчас. Денежку зарабатывает, чтобы тебе всякого купить! И мне тоже, — Олимп хихикнул. — Мапа! — указал он на себя пальчиком.       — Ма! — упрямо выдал Оливий.       — Ты же не котик Хвостик.       — Ма!       — Эх! Что с тобой делать-то?       — Ма!       — Да понял я, понял! Размакался он мне тут. Скуснасть будешь?       — МА!!! — Оливий так обрадовался, что ему что-то вкусненькое дадут, полез из домика, чуть не ударившись головой, но Олимп успел прикрыть его рукой, да ещё и помог выбраться наружу, а то в подушке ножки запутались.       Олимп на подушку ещё косился с любопытством: чего это Лаимм её не почистил? А Лаимму некогда! Не успевает всё и сразу! Устаёт, а всё равно весь довольный! Конечно, столько дел на его головушку свалилось! Как не радоваться-то? К тому же дед с детьми сидит. Особенно со своим! Вцепился, как в родного…       Ещё одним занятым существом в доме оказался Карас. Ну как занятым… Пока Лаимм и Эхо намывали поней, Хестан нянчился с сыном и внуками, а Олимп кормил Оливия, Карас наблюдал крайне странную картину. Настолько странную, что у него в голове не укладывалось, как такое может вообще быть.       Если не забегать вперёд, то Карас, по просьбе Лаимма, должен был покормить сначала всяких-разных птичек, насыпав в их кормушку крупы и хлеба с парой больших кусков чистого сала, а потом покормить курей. Вместе с Карасом из дома вылетел Фалко — он всё так же отказывался вселяться в своего Призывателя, всё больше напоминая живого сокола, а не частичку самого Караса. Большая часть домашних стражей недвусмысленно намекала, что тут ещё и Высшие Силы замешаны. Духи же никуда не делись и делать этого не собирались. Ну и плюсом домашний шаманчик подкармливал птицу мясом. Вся загвоздка ещё в том, что Фалко, не являясь рождённым, то есть существом с душой, не чувствовал голода. Он должен быть полностью ориентирован на своего хозяина. А тут такая самостоятельность. В целом, Караса это не особо волновало. Никто не страдает, всем хорошо. Что попусту воздух сотрясать и ругаться с ним? Да, конечно, Карас мог бы воззвать к своему дару, но… не хотелось ссориться с Фалко.       И есть ещё одно НО.       Крайне странное…       Видимо, в Фалко если не пробуждалась душа, то он определённо становился разумнее. Пробуждались далеко не только охотничьи инстинкты… Вот, например, с утра он полчаса валялся рядом с Вэйланом рядышком — валялся на спине кверху лапками, раскидав крылья — пока тот его начёсывал и поглаживал. Короче говоря, Фалко нежулился, будто кот. Для него это не должно быть свойственно! Как и его попытки спариться с курицей! ДА! Именно эту странность Карас наблюдал! Сначала он подумал, что Фалко пытается курицу поймать и сожрать, но когда пернатый дружище попытался пристроиться к курице, неловко и непривычно топчась по земле, у Караса чуть челюсть не отвалилась, а глаза не укатились.       — Да ну не при мне же!!! — взревел Карас, и Фалко с испуга взлетел, но не успев набрать должной высоты, вмазался в сетку. — Ты чё удумал?! Тебе соколица нужна, а не курица!       Недовольно нахохлившись, Фалко всё-таки взлетел и уселся на забор.       — И не смотри на меня так! Толку тебе с курицы-то?! Ты её сожрать должен хотеть! — продолжал возмущаться Карас.       На такие слова друга Фалко предостерегающе заклёкотал, раскрывая крылья и наклоняя голову вперёд.       — Друг, ты чего, влюбился? — охренел Карас. — У неё петух есть!       Фалко уставился на петуха, выглядывающего из курятника, куда забились остальные курицы, прячась от хищного собрата. Спрятались все кроме одной. И эта одна продолжала ходить возле того же забора, где сидел ухажёр. Коварная соблазнительница! Такого парня соблазнила! Кто бы мог подумать…       — Ты главное помни, — вздохнул Карас, рассыпая корм по кормушкам, — что если ты хоть кого-то из курятника сожрёшь, тебя Лаимм на суп пустит. Ага? — он глянул на скромненько переминающегося сокола и не сдержал смешка. Фалко тут же взялся клёкотать-ворчать, что друг его нисколько не поддерживает. Это ещё больше рассмешило Караса. Ну, в конце концов, любовь штука такая, что ей все подвластны!       Закончив раскладывать корм по кормушкам, Карас сменил воду, мельком глянул на раздувшегося колобком петуха, так же на Фалко, который снова принялся курлыкать курице влюблённым голубем. А та, чертовка такая, в ответ кудахчет. И где её чувство самосохранения? Сокол — хищник! Лубофф! Махнув на пернатых рукой, Карас поспешил домой. Дома тепло, супруг родной, к которому можно под бочёк нырнуть и похрапеть. А в идеале всё-таки собраться и съездить на работу, как это сделали Маркус и Рэйкс. В принципе Хэльмир тоже на работе, хотя вся четвёрка официально в отпуске, но некоторые документы без их присутствия не сделать-выдать-подписать. Но так как это не к спеху, Карас решил пропустить. А Хэльмира из-за упрямства отец с пинка из дома выгнал. Агел ещё ему платочком помахал, невидимую слезу вытер, да пошёл спать в обнимку с сопящим Стивом. Детям фигли, их накормили, усыпили, пригрели, так что идеально!       Но до комнаты Карас так и не дошёл: услышав голос Вэйлана с кухни, он сунул нос туда. А там! Вэйлан, Олимп и Кристан чего-то в холодильник носы сунули, да переговариваются между собой. Им ещё иногда помогал Оливий — Карас между плодоносящими его не сразу увидел.       — Ты чего не заходишь? — шёпотом спросил Айкен, и Карас поставил ушки торчком. — Давай заходи! — открыв дверь, дриад буквально втолкнул парня внутрь. — Смотрите, кого я к вам привёл!       — Ты ж курей кормил, — удивился Вэйлан.       — Так сделано, — отойдя в сторону, чтобы пропустить посмеивающегося Айкена, Карас показал два больших пальца.       — Тогда садись, будешь нам готовить помогать! — Вэйлан похлопал по стулу, и туда тут же запрыгнул притопавший с улицы Хвостик. — Не тебя же приглашал, — крякнул Вэйлан, на что кот, дёрнув хвостом, устроился удобной буханочкой и замуркал трактором, привлекая внимание Оливия.       А тем временем на улице:       — Ёбушки воробушки, — Лаимм вылупился на Льда и Лошадёнка с Каштанчиками, которые непонятно где были, но оказались полностью в грязи, будто лужу где-то нашли и хорошенько в ней покупались.       — Нормально вы порезвились, — присвистнул Эхо. — Ну ничего! Теперь я умею мыть поней! — и с радостным лицом он сцапал Лошадёнка за ухо и потянул в стойло.