Красная нить судьбы. Часть 5. ПРЕДКИ! ТЕПЕРЬКИ! ПОТОМКИ!

             На кухне царила её особая ни с чем несравнимая атмосфера. Лаимм на ужин жарил котлетки, варил куриный суп и борщик. В духовке запекалась курица и два противня с пирожками, включая беляши. На столе были разложены ингредиенты для салатиков. Сам же Лаимм переворачивал другие котлеточки, соответственно, в другой сковородке. В этот самый момент Хестан сидел за столом, правой рукой то держа кружку с кофе, конечно же, сделанным любимым Пиражуничкой, то беря бутерброды, согретые в микроволновке — чтобы сыр растаял, — то печатая в ноутбуке. Левой же рукой Хестан держал Реваса, периодами на него косясь. А младенец, вытаращившись на отца, вообще никак не реагировал. Бывало, моргнёт и на этом всё. Лично Хестана спокойный характер младшего сына радовал. И дико бесил мапулю. Лаимма прям распирало от недовольства, что его сын почему-то не закатывает младенческие истерики, как делают это остальные. Хестан же недоумевал: зачем это нужно?! Радоваться надо! Он же здоровый! Никаких отклонений! Радуйся! Но нет! Это же Лаимм! А у него своё понятие «нормального».       — Кисинька, — вдруг грустненько протянул Лаимм, и Хестан напрягся: только что же было всё замечательно! — Мне што-та погрустнелося!       — Чего это вдруг? Кто успел обидеть? — Хестан бы ещё понимал, что они всё-таки не заехали бы в магазин и не накупили годовые запасы сладостей! Эти сладости за неделю улетят, если не раньше! Но нет же, заехали ведь, набрали всякого-разного, включая торты! Причём Пиражуне приспичил торт-мороженое: его и потом сожрать можно! Но всё равно где-то хорошее настроение потерял.       — Я не знаю! — заявил Лаимм. — Што-та грустно сделалося, — он сел за стол и растёкся по нему грустной лужицей, так же грустненько тыча пальцем в варёную морковку, приготовленную для салата.       — Так, — Хестан тут же весь подобрался, готовый мчать выполнять любую капризулю своего супружика. Что, если это та самая послеродовая депрессия? Тут надо быть начеку!       — Кисинька, — шепнул Лаимм с таким видом, будто собрался просить что-то мегазапрещённое! Он даже пересел поближе к мужу и наклонился к нему: привалился, обняв за локоть. — А у тебя нету в загашнике лашадочки какой-нибудь? Штобы у меня настроеньице обратно встало! Подойдёт самая махонькая! Но штобы прям от тебя такая! Ты её мне хоп! — Лаимм вытянул руку ладонью вверх, хлопнув по ней другой. — А я такой радостный! А? Нету? — и он состряпал слезливую мордашку.       — Есть кое-что, — не стал лукавить Хестан, поднимаясь с места и передавая просиявшему солнышком Пиражуньке сына. — Пригляди пока за мелким, сейчас принесу тебе сувенирчик!       — Вцепилси, как в родного! — раздул Лаимм щёки, тыча пальчиком в нос сына.       — Так ведь родной! — из холла крикнул Хестан.       — Какой ушастый, — покачал головой Лаимм и… Поднялся проверять свои сковородки и кастрюли, оставив сына лежать на столе. Что ему беспокоиться? Там вон Духи своё любопытство тешат, да наследника своего почитателя рассматривают. А Ревасу тоже интересно, что за такие разноцветные полупрозрачные шарики летают да вспыхивают. Красиво! Одна из представителей водных Духов обратилась в бабочку, усевшись на пальчик малыша. Ревас заулыбался, подвигал ручонкой, но Дух никуда не делась, да ещё и начала крыльями двигать.       Хестан добежал до кабинета, встал на стул и полез в самый верхний ящик. А где ещё прятать всякое от Пиражуньки? Главное успевать убирать, когда супружик приходил с уборкой, а то если хоть какой-то шкаф не открыть, не дать доступа к содержимому, он же скандалище учинит! Отлупасит и ладошкой, и мухобойкой, и мокрой тряпкой! А всё почему? Да потому что ему уборочку делать не давают! А Лаиммка же не любит, когда ему мешают дом в чистоте содержать. Поддерживать! Ох уж эта чистоплюйская душенька!       Достав блестящий яркий переливающийся небольшой подарочный пакет Хестан, дабы убедиться, что всё на месте, сунул в него нос, прикинул, что этого должно хватить и, закрыв шкаф, спрыгнул вниз. Вернувшись на кухню, он озадаченно уставился на летающего по кухне Реваса. Так как он не был особо верующим, то и Духов он заметил далеко не сразу, поэтому посчитал, что у сына дар проявился.       — Чё происходит? — шёпотом спросил Хестан, левой же рукой перехватывая Реваса и прижимая к себе. При этом так огляделся, будто ждал засады.       — Духи развлекаются сами и Риваську развлекают, — не поворачиваясь отозвался Лаимм: в этот момент он как раз перемешивал мясо в подливе, чтобы оно не подгорело, насыпая всякого-разного для аромата.       — Ревас он! — строго сказал Хестан.       — Запирдулий запирдульский! — заржал Лаимм.       — Смотрю, настроение уже «встало», — задумчиво причмокнул Хестан, садясь на место и ставя рядом с ноутом пакет.       — Ни нивстало! — тут же заволновался Лаимм, быстренько заканчивая с перемешиванием и спрыгивая со скамеечки. Сияя солнышком, он присел рядом с мужем на соседний стул и протянул к нему ладошки.       Не удержавшись от смешка, Хестан поставил на ладони супружика пакетик и покосился на что-то полыхнувшее с левой стороны. Решившие явить себя для всех Духи десятками разноцветных больших полупрозрачных бабочек летали в поле зрения Реваса, немного напугая Хестана, но он предпочёл промолчать. Да и что тут говорить? Малявку развлекают! Ревас вон с какими интересом за ними наблюдает. Ручоночками шевелит, к бабочкам тянется, а Духи нет-нет да сядут на руку, посидят, да дальше летают.       Хестан отвлёкся от сына и повернулся к супружику. А та-ам! Пиражуня от радости всем телом сияет, да пожиточки подаренные перебирает! Реально такой счастливый, будто ему что-то невообразимое подарили.       Лаимм с радостью на мордашке достал две одинаковые упаковки с кислыми мармеладками в виде лошадок, складывая их на стол. А потом! Лаимм удивлённо уставился на три прямоугольные небольшие коробочки с шоколадными конфетками. Не в виде лошадок! Лаимм даже посмотрел на мужа, а тот вопросительно брови изогнул. Типа: что не так? Показав мужу язычок, Лаимм вернулся к подарочку. А там! В пакетике! Она! Лашадушка! Лаимм даже запищал от восторга. Хестан как не понимал, что в этом «мусоре» такого, так и не понимает. Пылесборники! Это ж пока каждую оботрёшь, столько времени потеряешь!       — Кака-та знакома, — задумчиво протянул Лаимм, разглядывая брелочек в виде мультяшного пони: прозрачный, бледно-зелёного цвета, с гранями по типу драгоценных камней.       — Потому что похожий висит у тебя прямо над головой, — вздохнул Хестан, после прихлебнув кофе, с удовольствием им зачмокав.       Лаимм оглянулся, задирая голову и смотря на ровно такой же брелок — форма, размер, даже поза — отличающийся только цветом — тот, что был подарен ранее, насыщенно-фиолетового цвета. Лаимм его ещё повесил на «заборчик» полочки, где помимо этого, висело ещё несколько, включая и гроздья винограда. Окнув, Лаимм потешно подскочил, а потом сгонял за стремяночкой и полез вешать новый брелок к остальным.       Хестана торопливые действия Пиражуни заставили напрячься: а ну как слишком поторопится и слетит к херам с этой стремянки? С него станется. Уже проходили. Главное успеть добежать! Хотя, скорее всего, первыми окажутся витающие по кухне духи. И чего они сюда слетелись? Пытаются выпросить вкусного пожрать? Хорошо устроились!       Лаимм тем временем перевесил брелоки, повесив те, что с лошадками, с одного края, а все остальные с другого. Спрыгнув вниз, он сначала убрал стремяночку на место, а потом замер напротив полки, прижимая руки к щёчкам. Полюбовавшись вдоволь на новое приобретение, он неожиданно выдал:       — Сальца хочу!       И вроде бы, что такого? Ну, захотелось ему сала. Подумаешь, ляпнул это настолько неожиданно, что Хестан даже замер с открытым ртом и недонесённой до рта чашкой кофе. Но! Логично рассудить, что если ты что-то захотел, то это делаешь. То есть, логично, что раз Лаимм захотел сала, то надо пойти и скушать кусочек, а то и не один. Но нет! Пиражуня не настолько прост! Он и логика вещи не совместимые! Потому что вместо сала Лаимм схватился за картошку, тщательно её промыл под краном, свалил в кастрюлю, залил водой и грохнул кастрюлю на плиту. И даже после этого он не пошёл за салом, которое вроде бы так захотел, не-ет, Лаимм начал перекладывать готовые котлеты по тарелкам, переставляя их на стол и накрывая крышками, чтобы не остывали быстро. И даже после того как все котлеточки разлеглись по тарелкам, Пиражуня не пошёл за салом! Он закончил с супом, вытащил содержимое печи, перетаскал всё на стол в столовую, попутно поорал, чтобы народ перестал делать вид, что никого нет, и шёл помогать с салатами. Так орал, что кто-то из младенцев разразился громким плачем. Питомцы разбежались в разные стороны. Духи напряглись. А Хестан замер статуей. Вопрос «что происходит?!» так и крутился в его голове.       — Ишь! — надулся Лаимм, упирая кулачки в бока. — Ленюца! А я што?! Я крайний?! Не бывать такому! — и быстро успокоившись, он сел шинковать салаты.       — А сало? — растерялся Хестан.       — А што с ним? — продолжая шустро нарезать пластики колбасы, Лаимм уставился на мужа огромными глазами.       — Так ты же захотел!       — Дык картошка не готова.       Хестан озадаченно уставился на своего Пиражуню, а тот в ответ чмоки шлёт.       — Где связь? — сдержанно выдохнул Хестан. — Разве не логично, что раз тебе захотелось, то ты пришёл, взял и сожрал! Что за сложности?!       — Ну, Кисинька, ты как не поймёшь, што сальцо оно куснее всего с картошенькой отварной! А если картошенька ещё и своя, с огородишки родного, то в тыщу раз куснее! — Лаимм мечтательно закатил глаза. — Ща картошенька отварится, я как нажруся сальца с нею! М!       — МанифиГ? — полюбопытствовал Хестан.       — Вот сё жи знаешь! — упирая кулачки в бока, Лаимм покачал головой. — Питворяшся больше!       Не успел Хестан начать оправдываться, как дверь на кухню распахнулась и внутрь ввалились плодоносящие. И у всех вид такой растерянно-испуганный.       — Што случилося? — спросил Лаимм, оглядывая друзей и сына.       — У нас проблема! — выдохнул Кристан.       — Кака? — Лаимм сделал круглые глаза.       — Олимп родил! — в ужасе завопил Вэйлан, напугав всех. Напугав и разбудив спящих младенцев: Кристан держал Кристофера, Айкен Стива, а Сяо Саарна.       — Сам, што ли? — охерел Лаимм.       — Сам! — воодушевлённо кивнул Кристан.       — Оспадя, — протянул Лаимм, и как ну на Духов полотеньчиком махать: — Вы пашто, ирады, ни слова не сказали?!       — Мапа! — перекрикивая хор из трёх младенческих вопилок, закричал Кристан, перехватывая того за руку. — Надо же помочь! Расплакался мне тут ещё кто-то!       Ойкнув, Лаимм каким-то невообразимым образом просочился между друзьями и торпедой умчал на второй этаж. А там! В комнате кентавров… Картина маслом: лежит на кровати Олимп, рядом прижимается к его боку еле шевелясь махонький оленёнок, а вся постели в ошмётках плаценты и крови.       — Во, — Олимп осторожно подёргал сына за оленье ушко.       — Ничивосибе, — протараторил Лаимм, прижимая руки к лицу и семеня поближе. — Какой милаханький! — охнул он, когда Оливий распахнул веки с пушистыми длинными ресничками, демонстрируя отцовские зелёные глазищи. — А ты чё так рОдить-то удумал? Внезапно!       Олимп нервно хохотнул. Он же это не специально! Просто Оливий, видимо, устал у мапы в животике сидеть и решил, что именно сейчас хочет увидеть свет! А так как организм кентавров «оснащён» дополнительными органами, одни из которых призваны помогать при родах — круп же большой, вот и появилось со временем несколько хитростей — то родил он без особых затруднений. И пусть Духи не предупредили Лаимма об этом, всё же помогли и залечили Олимпа. Даже помогли снять плаценту.       — Как назвал? — спросил Лаимм, уже готовясь придумывать прозвище.       — Оливий, — улыбнулся Олимп.       — Аливка! — гоготнул Лаимм.       — У тебя ничего не меняется, — рассмеялся Олимп, осторожно поднимаясь на ноги.       Почуяв, что мапа больше не греет бок, Оливий испуганно задрожал и задёргался в попытках подняться следом. Тоненькие ножки оленёнка с трудом держали его, он цеплялся ручонками за помогающего ему мапу.       — Куда торопишься-то, — пожурил Оливия Олимп. Малышам-кентаврам не нужно было сильно помогать, чтобы те встали на ноги. Главное немного придержать и помочь, а то поторопятся, упадут и сломают себе что-нибудь.       Оливий вместо ответа что-то по-детски залепетал, а когда встать не получилось и он плюхнулся на жопку, то и вовсе залился горючими слезами. Лаимма это умиляло, а Олимпа заставило понервничать.       — Ты не плачь, а поднимайся, — улыбнулся Олимп, снова потянув сына за руки.       Лаимм, недолго думая, подсеменил впритык к кровати и хвать оленёнка за попку, аккуратно поднимая. Так вдвоём и поставили его. Оливий пыхтел со страху, ножки переставлял, пытаясь шагать, хвостиком то молотил, то резко тормозил.       А тут!       — Ма! — заголосил Хвостик, садясь в дверном проёме.       — Ма! — повторил Оливий и потянул ручонку к коту.       А Хвостик дурак, что ли, к ребёнку подходить? Его же там гарантированно за всё подряд дёргать будут! Оливию это не понравилось и нет, на этот раз он не заплакал, а решил добраться до кота самостоятельно. Парочка взрослых только помогла ему с кровати слезть, чтобы не убился, на полу-то всё проще будет ходить. Оказавшись на более устойчивой поверхности, нежели мягкая кровать, Оливий, продолжая немного запинаться на своих тонюсеньких ножках, потопал к Хвостику. А тот от него! Самое забавное, что он не рванул на всех парах вопя в ужасе, что к нему ребёнок пристал, а отойдя чуть-чуть подальше, снова сел.       — Какой вумный котя, — похвалил Лаимм.       Оливий с каждым шагом, проделанным до кота, шёл всё уверенней и уверенней, даже попытался немного пробежать, но споткнулся и шмякнулся на пол. Олимп прищурился, не спеша мчать на помощь — Лаимм поджав губёшки покосился на друга, но ничего предпринимать не стал. И опять же Оливий даже не подумал плакать. Поднялся сам и опять за котом. На этот раз Хвостик не стал убегать: ластясь, он потёрся о ножки оленёнка, нечаянно опять его уронив, и в этот раз дал себя потискать, потому что на этот раз Оливий решил расплакаться.       А тут ещё папаша бешенный как напугал всех!..