Первое лето, когда мы...

Рано утром приехал дядя Дима с другом отца. Они собирались починить мою кровать, что-то там перепаять в каркасе, укрепить механизм, которому уже тысяча лет… Нас с моим другом-тире-парнем разбудили в рань: сурово, по-рабочему, и после быстрого завтрака позвали помогать во двор. Там мы с невыспавшимся и каким-то вялым и робким сегодня Арсением были заняты до обеда. Под палящей жарой. Благо, ночью обещают здоровскую прохладу… Я периодически останавливался и задумывался о том, что «эра» нашего совместного сна, кажется, подошла к концу. По крайней мере, «официально». Здесь. На диване в зале, в бабушкином доме. Мне от этого было немного печально, хотя, думаю, на моей койке мы, две спички, ещё легко поместимся при желании. Наверное… Если Арс захочет. После обеда к Ба пришли подруги, чтобы вместе печь пироги. Это было настоящее собрание женского клуба пенсионерок — у кого-то там из местных намечался юбилей и подготовка шла вовсю. В доме стало очень тесно, жарко, кругом началась суета с тестом. Какой-то замес, в общем. Я чувствовал себя на дне рождения у каких-то родственников, где все бабушки меня хвалят, смущают, а мужики учат жизни в курилке, зажимая по очереди то в коридоре, то в проходе, то норовя вывести на разговор по душам на кухне. Про девочек, курево и политику нового поколения. Арса, разумеется, абсолютно все бабушки бесцеремонно затискали с традиционными «Ой, какой славный мальчик» и трепом по щекам тёплыми пальцами в муке. Мы быстро утомились от этой атмосферы и уже ждали, когда наш деревенский домик детства снова станет только нашим. Уютным, тихим и спокойным. Выиграв минуту свободы, мы с Поповым пересеклись в дверном проёме между кухней и верандой, где все оставляли обувь. Он отнес банку варенья нашим кулинаркам, а я тащил из кладовки новую бутылку масла. — «Какой славный мальчик»… — передразнил я с улыбочкой одну из бабулек, задирая нос и смотря на Арсения всего в муке и мазуте на носу сверху вниз. Да, он весьма такой… Не то, чтобы я ревновал его к пышным женщинам в цветочных платьях… — А чё, хочешь с этим поспорить? — Арс тоже жеманно взмахнул челочкой и посмотрел на меня из-под кудрей, гордясь и мило заложив руки за спину. Они были грязные, он шел их помыть и не хотел меня испачкать. Попов всегда умел скрывать смущение за своим актерским талантом воображать из себя заносчивого самовлюблённого принца Чарминга. Я уже было поймал отличный момент, чтобы ответить на его вопрос поцелуем, пока в эти секунды нам никто не мешал, а я такой сумасшедше смелый, что полез к нему с этим на входе в дом в разгар толпы гостей на территории дома, но Арс легко увернулся, кажется, даже не заметив моего приближения. — Я ваще-то нравлюсь всем… — парень перепрыгнул ступеньку, обогнув рукой перила. — Особенно моему лучшему другу! И снова он от меня убегает… Не хочет нашего тактильного контакта? Мстит мне за ночь, что я так быстро уснул и мы не целовались до утра? Может, я действительно слишком одержим и спешу, и так часто напоминать о нашей особенной дружбе не надо? Мне казалось, из нас двоих Арс больше нуждается в тактильности и объятиях… Но ведь этот хитрец мог быть и не таким простым мальчишкой-зайчишкой с белым пушистым хвостиком, каким его все воспринимали. Он вполне мог опять искусно меня дразнить. Я улыбнулся скорее нервно, когда мы разминулись, и начал потихоньку загоняться, не зная, куда мне теперь деться и как укрыться от других контактов с окружающими. Может, мы вообще ещё не встречаемся или Арс не хочет этого? Хочет «свободных отношений» или типа того? Пока мы здесь, никто не знает о наших чувствах. Статус во ВКонтакте здесь не сменишь, за руки не погуляешь, на свидание не сходишь, компании друзей нет, никто ни к кому не ревнует. Никто не воспринимает нас как пару. Не знаю, хочу ли я всего этого… В классических отношениях же есть и клёвые традиционные вещи. Права какого уровня у меня теперь есть? Что для него приемлимо? Я могу обнять его? Приготовить для него завтрак, вывести сердечко кетчупом на омлете, должен ли уступить ему выбор фильма? Наверное, пришло время нам всё это обсудить, раз мы уже начали один большой разговор на эту тему и открылись друг другу. Мне было хорошо, спокойно и интересно говорить с ним, слушать и разделять его внутренний путь и мысли. Он может многому меня научить, пускай, мы даже оба ещё ничего толком и не знаем…

***

Если во всех Ромашках в это время суток под конец рабочей пятницы и была где-то тишина, то это лишь два места. Одно из них — местное кладбище за лесом. А второе — одна таинственная комната, поглощённая несколько схожей энергетикой… Тёмной, эзотерической и жутковатой. Но… только на десять минут. Дольше её хозяйка могла молчать только во сне. — Ну по картам, Вик, это треш! На столе горят несколько свечей, окно небрежно завешано плотной черной и сиреневой тканью. Оля Парфенюк восседает на старом деревянном стуле с дырами в обивке от дедушкиных сигар и пристально и возмущенно смотрит на расклад Таро. А правильно ли она вообще их разложила?.. Горит экран телефона, рядом планшет с инструкцией и расшифровкой. На столе множество органайзеров для всевозможных декоративных колец, украшений, массивных перстней и жутких фигурок. Тишина. Вика медленно прокручивается на черном компьютерном кресле из стороны в сторону, сидя перед подругой, держа в руках опустевшую кружку с крепким чаем и рассматривая антураж вокруг. Стена со стороны кровати хозяйки комнаты больше походила на какой-то демонический алтарь… Да, давно она у неё не была. — Треш, Оль, это когда все стены мужиком в готской одежде увешаны… — сурово и тихо произнесла девушка сиплым голосом, совершенно не реагируя на чудо-расклад на столе. Иногда казалось, что им вовсе не по девятнадцать лет: Оле ещё пятнадцать, а Вика уже с тремя разводами и дюжиной взрослых детей… — Ну, всё правильно, — девушка с черными волосами ещё раз пролисинула текст на экране. — Они говорят, что твоя судьба будет на дискаче сегодня, именно в это время. — Ну конечно, — красиво, но абсолютно несерьёзно усмехнулась блондинка, любуясь коваными элементами на задней части кровати Оли. Дедушка у нее, действительно, был первым кузнецом на деревне… — Ну ничего не знаю, Вик, это звезды. — Оле понравилась авантюра, которую она сама, по большей части, привязала к символам и изображениям на картах, и юная гадалка-новичок собрала свои атрибуты в специальный мешок. У них так в последнее время каждый вечер проходил за своеобразным развлечением: Вика продумывала на неделю вперёд все свои дела, чтобы по минимуму сталкиваться с нехорошими компаниями, а Оля решала, от кого на этот раз ей лучше рожать. — Я не целочка, чтобы меня звёзды на дискотеку уговаривали. — блондинка без энтузиазма отставила пустую кружку на стол. Парфенюк предупреждающе стрельнула в нее глазами черной пантеры, собирая разрисованные картинки. — Луну, может, тоже никто не спросил, хочет ли она всю ночь на небе тусоваться, — но спорить с подругой девушка не решалась. — Да, но светить-то ночью кто-то должен. — Виктория подчеркнула свой философский тон вкрадчивым движением тонких бровей и задумчивым опущенным взглядом. — Иначе волкам скучно будет. И не видать деревне курей… …Фразы, подобные этой, у моей сестры были нечастыми, весьма специфичными и не каждому понятными. Но невероятно точными и мудрыми. Не в бровь, а в глаз. — Ну и че ты, пойдешь? — уже готовая на уговоры вместо звёзд переспросила Оля, откинувшись на спинку стула — Ну а как же… — Вика снова прокрутилась в кресле, словно она играет главную леди-босса в шпионском боевике. — Раз твои звёзды пророчат мне встречу с самой судьбой… Как только не вживалась Оля в роль гадалки, такую загадочную и обворожительную улыбку могла выдавать только моя сестра. — И не ссышь? Там старшаков, наверное, со всей деревни будет… — наводя порядок на столе, черноволосая интересовалась лишь настроем подруги, ведь сама она, как и её личные настройки на эту авантюру, шла с моей сестрой в комплекте. — От судьбы не уйдешь, — вздохнула блондинка, явно отыгрывая драму, чтобы просто развлечь своим сериальным тоном впечатлительную подругу, у которой нет своей личной жизни. — Пацанов возьмём, они не малы́е. — Вика вздохнула, накинула шопер на плечо и отцепила от него всякий хлам, оставшийся у Оли ещё с пляжа. Решала моя сестра всё как всегда быстро и без лишних телодвижений, прямо как наш отец — тихо, скрытно, железобетонно и без каких-либо чужих мнений. — Брательника, что ли, твоего? И друга его этого, симпотного? — Какая-никакая, а всё-таки защита.

***

День близился к середине, а мы всё никак не можем побыть наедине. А скрывать наши чувства приходится… Буквально от всех и постоянно! Поверить не могу, что я за один день сразу разучился быть его лучшим другом! Приятелем, братаном, а не смущённо переглядываться, боясь подать гаечный ключ или сесть рядом на койку и попрыгать, испытывая на крепость конструкции. Мы два долбача с красными рожами… Я уже боялся, что всё это нагнетание с суровым по натуре Журавлём и молчаливым и грузным дядей Серёжей, другом отца, отпугнёт у Арсения идею с нашими отношениями в принципе, на ближайшие пару лет. До самой поездки в Европу. Мы заигрались в идеальную историю, в реальности всё — вот так, по-традиционному, с давлением со всех сторон, с постоянным мужским нравоучением… Но вдруг, когда мы с Арсом держали каркас койки, пока Дима и Сережа ковырялись «под капотом» и не видели нас, с отборным матом обсуждая кривой припой, Арс сам неожиданно коснулся моей руки. Моего мизинца в мазуте своими пальцами, подвинув свою ладонь. И заулыбался, не смотря на меня, чтобы не подорваться. Это был словно глоток свежего воздуха. Я воспылал в щеках и засмущался настолько, что даже не отреагировал. Значит, всё хорошо. Он не отказывается от наших отношений. И тоже соскучился и хочет побыть со мной. И как я вообще мог в нем сомневаться? Теперь я это снова пятилетний я, который каждые пять минут звонит маме на работу по городскому телефону и ноет в трубку с бабушкиной руки, что соскучился, спрашивая, через сколько тысяч секундочек она придет домой. Вскоре нас наконец-то отпустили. Дяде Диме позвонили и попросили приехать помочь с бычком… — Фу-ух, я бы канистру воды сейчас выпил… — Надеюсь, я не сгорел… Мы не то, чтобы устали за сегодня, вечер ещё весь наш. Интересно, чем бы нам заняться?.. Не успел я нарушить наше задумчивое молчание, в которое погрузилась моя комната, как в дом снова нагрянули гости. И вновь это были девочки. Не менее приятные и весёлые. Только раза в три моложе… Первой в комнату зашла моя сестра. Как ни в чем не бывало. Это был первый раз, когда я её увидел после… Того случая. — Здорова, молодежь, — у Вики всегда был настолько прокуренный и от природы сиплый и суровый голос, что она могла в любом возрасте сказать это всем, кто моложе тридцати и не прозвучать неуместно. Когда слышишь этот голос и тихий безразличный тон — в последнюю очередь ожидаешь, что в комнату зайдет худая и хрупкая блондинка в черной майке, хаки джогерах, кедах и с бесформенным шоппером на плече. — Привет, Вик, — Арсений до сих пор не знал, что с ней тогда на самом деле случилось, когда она в ту ночь чуть сама не превратилась в русалку… Думал, что она болела, как я ему и сказал. — Тебе уже лучше? Надо будет как-нибудь рассказать ей о наших с Арсом… Сподвижках и изменениях. Вика мельком улыбнулась на приветствие моего друга, подняв ладонь. Здорово, что моя такая нелюдимая и суровая ко всем сестра воспринимает Арса, как близкого мне человека, и не считает его очередным знакомым пацаном из моего детства, которого я сюда притащил, чтобы играть в футбик. — А те че, плохо было? — Оля с тоном на тридцать три деления выше Викиного ворвалась со своим удивлением в это милое приветствие. Мы с сестрой переглянулись. Я молча успел попросить её подыграть, сам не знаю, как. У нас что-то типа связи близнецов, хотя мы вообще не из одного утроба… — Да. Мне вполне отлично, — Вика реалистично, но все равно как-то блекло и мертвенно отыграла спокойствие и благополучие. — Спасибо, Арс. — и всё же немного напряглась, припоминая, что вообще-то… Она действительно ещё недавно была в весьма болезненном состоянии. Тела и души. Вот только сама этого не понимала… Девочки внесли в мою, считай, нашу с Арсом, комнату — типичную пацанскую берлогу, которая провоняла носками и мужским дейзиком — свою женскую вездесущую благоухающую и цветущую энергетику, запах девчачьих духов, жвачки, Олиных карт, свечек, звон всяких побрякушек и женских голосов. Зажав нас с Поповым почти что в уголок, ибо мы оба смущались противоположного пола. — Ну чё, детвора, какие планы? — Оля бесцеремонно взяла со стола один из наших детских дисков. Черт, опять они выставляют меня ребенком, давно пора их упрятать… Вика же молча одним ловким движением уселась на высохший окрашенный подоконник рядом со мной. И я тут же с неодобрительным видом прикрыл за ее спиной оконную раму. Ну ведь на самый же сквозняк всегда норовила… А что? Да, ей можно садиться куда угодно, она же моя сестра. Я ей последние треники отдам. И в отличии от других девчонок, она любила такой стиль. — Да вроде никаких… — Арс сложил руки за спиной, поджав плечи и разворачиваясь ко мне. — Да, мы фильм хотели посмотреть и, можт, в настольный футбик порубиться, — наклонил голову и я, максимально неярко характеризуя наш скучный пацанский досуг, чтобы девочки потеряли интерес мешать нашему свиданию с нами тусить. Конечно, для целого вечера это звучало недостаточно правдоподобно, но им вряд ли будет с нами весело. Если это не отдых на берегу реки или какая-то общая молодежная движуха типа… — А погнали на дискач? Оля была настолько ярким человеком с вечно горящими кошачьими глазами и авантюрным духом, что любое её предложение звучало как приключение и клёвая тусовка. Я и забыл, что она сегодня… Конечно же, я за! Это же крутяг! Первый раз в настоящий клуб, с кем-то из старших, по приглашению! И не на какую-нибудь там школьную ёлку или танцы. — Погнали. Во сколько? — мои зелёные глаза загорелись фонарями. — А нас пустят? — Арсений тоже заинтересовался, это его заводская настройка реакции на всё новое и авантюрное. — Пустят, куда денутся… Собирайтесь. — Вика кивнула так, будто нам только игрушки с пола собрать, сопли вытереть и мы готовы. Давно мы так часто вместе не зависали. Вечер обещает быть клевым. Оля быстро придумала ему аванрный слоган. — Ю-ху! Едем на блядки, наводить порядки!

***

Собирались мы все вместе. Атмосфера деревенских сборов на танцы, когда каждый надевает всё самое красивое, крутое и показушное, была просто неповторимой. Суета, которую не спутаешь ни с кипишем в раздевалке перед важным матчем, ни с переодеваниями на школьный выпускной, ни с новогодними хлопотами за два часа до полуночи. Конечно, восемьдесят процентов этих особых сборов делали именно девчонки. — Вик, у тебя нет старых колготок здесь случайно? Ретро такие, в крупную сетку… — Оля даже придумала для себя специфический образ из модных клипов Фабрики. — Надо на чердаке посмотреть, — негромко и сипло в противовес отозвалась Вика, неспешно шнуруя берцы. — Там обычно хранятся все мои проститутские шмотки… — спокойный сарказм моей сестры — её визитная карточка. — Коза, — Оля в шутку шлепнула её шарфиком. Мы с Арсом несговариваясь оделись в абсолютно одинаковой черно-синей гамме и молча оценили это улыбками в отражении зеркала. — Арсень, ты мне там не поможешь? Достать. — Парфенюк обернулась на парня с порога комнаты, взмахнув накрученными локонами, пока я в ужасе осторожно обходил провода их плоек на серванте, как на минном поле. — Да, хорошо. — ребята ушли в сарай. Я поправил рукава и встряхнул плечами, а, подняв глаза, сразу вежливо и неловко отвернулся к шкафу — Вика переодевалась. Совершенно не смущенная моим присутствием. Конечно, мне всё равно, я видел её в купальнике каждое лето с четырнадцати лет и с тех пор она особо-то и не изменилась… — Не думал, что ты ходишь на такие тусовки. — я решил скрасить неловкую тишину, не оборачиваясь. — Надо держать марку, братишка. А то всех парней уведут. — Вика чувствовала себя очень свободно, не спеша прикрываться и не торопясь с наведением красоты. Почему бы не подкрасить глаза и не подобрать украшения перед тем, как надеть блузку? Будто бы в одном лифчике ей было свободнее и комфортнее, чем в футболке. — Хочешь понравиться какому-то конкретному парню? — не знаю, разговор об этом случился как-то сам собой. Наверное, моя влюбленность меня сильно выдает… — Не твоему, не переживай… — тихо улыбнулась эта грациозная кошка перед зеркалом, загадочно опустив глаза на разложенную косметику. Специально отрезала мой вопрос, заходящий на её личное — моим же личным — огорошив меня, чтобы я стушевался с того, что она уже догадалась о наших с Арсом отношениях. А не докапывался до её. — Почему «моему»… — я, разумеется, смутился и порозовел, как майская роза, превратившись в неловкого мишку, будто мне пять лет и на застолье с родственниками бабушка попросила меня рассказать стишок. — Да ладно, расслабься, — Вика рухнула голым животом и локтями на кровать рядом со мной, подтачивая черный карандаш для глаз. Хотела поддержать меня, как хорошая сестра. Я понял, что отворачиваться уже нет смысла. — Я же вижу, что вы друг от друга не отлипаете. — разноцветные хитрые глаза коварно посмотрели на меня. — Но как? Вика улыбнулась, довольная тем, что застала меня врасплох. — Да потому что, Шаст, я твоя сестра! — и толкнула игриво в плечо. Я нежно и осторожно поймал её тонкую руку. И почувствовал… Девушка. Хрупкое создание. Мне хотелось контролировать каждый взгляд на неё, каждое внимательное и аккуратное прикосновение, чтобы не повести себя как-то невежливо, не обидеть её. Никогда раньше не воспринимал всерьез стереотип про особые отношения геев к девочкам. Как к кармическим сестрам и лучшим подругам. Но сестра действительно всегда была для меня словно недоступная, немного холодная, прекрасная, таинственная, неизученная, неземная и далёкая луна. …Не представляю, как можно посметь, позволить себе обращаться с ней недостойно, грубо, пренебрежительно или жестоко… — Я знаю тебя как облупленного! — воспользовавшись моментом моего детского смятения, Вика напала на меня со щекоткой. И нехилой такой, не девчачьей, нифига не флиртующей и даже не родительской. Я абсолютно расслабился и рассмеялся, падая на спину, головой на её колени и живот, когда она нависла сверху, забравшись с ногами на кровать. — А вообще… — девушка убрала белые пряди волос за уши, глядя на мою перевёрнутую физиономию с заискивающе открытым ртом сверху вниз, и упёрлась руками в свои колени в позе лотоса. — Это же очевидно, — и снова улыбнулась. Теплее и мягче. — Вы смотрите друг на друга, как два кролика. С длинными такими ушами. — Это ещё что за аллегория? — задал вопрос я, глядя на неё снизу вверх ногами. Типа мы быстро размножаемся? Или постоянно тр… — Ну, даже самый опасный зверь способен смотреть глазами кролика на того, в кого он влюблен. По все свои кроличьи ушки, — девушка задумчиво коснулась и моих кудрей, свисающих на лоб. Я смутился ещё больше и сел прямо, обнимая подушку, лицом к зеркалу на серванте, чувствуя, как что-то тёплое и трепетное распускается в моем сердце и я думаю только об Арсе. И Вика абсолютно меня понимает… Я смотрел на её спокойное отражение за своей спиной, опущенные глаза, красивые ресницы, как тонкие руки нежно и ласково гладят мои волосы, зачесывая челку назад. Словно это мама уставшая гладит меня маленького по голове после своего тяжёлого и нервного рабочего дня, вернувшись домой… Меня всего пропитывали эти её слова, буквально насквозь. Словно каждая моя клеточка в теле имела свой мозг и обдумывала сейчас эту фразу в тишине нашей комнаты. Неужели, это оно? То самое чувство? И я, наконец-то, познал ответную влюбленность. Любовь с кем-то, кто рядом со мной. Сестра молчала, словно специально давая мне время пережить эти эмоции и мысли. Иногда мне казалось, что Вика живёт на земле уже сто пятьдесят тысяч лет. И что «ей давно уже девятнадцать»… — Это что-то из серии «Влюбленный волк уже не хищник» пацанского цитатника? — всё же надо было разбавить эту мелодраму юмором, а то у меня чувство, что какая-то бабушка сейчас переключит наш семейный сериал. Вика отправилась к шкафу, надеть, наконец, что-то сверху. — Кто тебя этому научил? — наверное, я зря неосознанно намекнул на её блатные круги общения, от которых она сама бы рада была избавиться, но от смущения не смог придумать ничего другого. Арс и Оля уже поднимались по крыльцу, я услышал их голоса. Вика прижала свои белые пряди распущенных волос ладонью к груди и наклонилась ко мне над самым моим ухом. И коротко ответила, прострелив своим взглядом зеркало напротив нас. — Личный опыт. Снова я не успел ничего понять и спросить о её личной жизни… — Я готов, — Оля предстала перед нами в своем модном креативном образе и растопырила руки. У неё определенно талант к моде, нарядам и всем этим украшениям, она же, вроде, на дизайнера училась… — Прям там что ли переоделась? — Вика вытянула руку и поправила блестящую синюю мини-юбку подруги, едва прикрывающую бедра — Он отвернулся, всё прилично. Арс сразу немного стушевался, когда девушки заговорили об этой двоякой ситуации. Кажется, он даже заволновался, что я могу заподозрить, зачем они вдвоем ходили в сарай за этими переодеваниями. Парень развернул рукава клетчатой рубашки, видимо, на улице уже прохладно, и присел рядом со мной. — Можно сверху твою толстовку надеть? — скромно и тихо попросил у меня мой ушастый крольчонок. Господи, стеснялся сказать это всё время переодевания? То, что мы теперь пара, не отменяет дружбы! Он может всегда брать всё моё без придания этому какого-то двойного значения. Я молча улыбнулся и полез в шкаф. Мой синий худак ему безумно шел. И мы теперь как две таблетки из «Матрицы». Арс гонял в нем один раз, когда мы были на школьной экскурсии в Карелии. Итак, у нас всё-таки получилась парная тема. Я в красном, он в синем, и серия худи одинаковая, с лого Марвел. Легко будет найти друг друга в толпе. — Ладно, Фиксики, погнали. — Вика осмотрела себя в зеркало, даже не глядя на то, как я помогаю Арсу вынырнуть кудрявой головой из горла толстовки и из-под капюшона. — Летс гоу, — Оля отправила кому-то сообщения и убрала в сумку телефон. Так, стоп, в смысле? Вика переодеваться не будет? Это что ещё за домашняя сорочка прозрачностью с оконную тюль? — Ты так не пойдешь. — я сейчас не думал о том, что её белая летящая футболка с открытыми плечами, спущенными рюшами, и кружевом на груди смотрелась очень нежно, невинно, мило и как на невесте. Я просто испугался, что она собирается так, в коротких шортах, идти, блять, в деревенский клуб, на ночную дискотеку! — Тебя не спросила, Шестиметровый… — сестра, конечно же, даже не слышала меня. Взрослая, самостоятельная, самодостаточная, сама себе хозяйка, смелая, ой, блять, посмотрите на неё… — Я сказал, нет!.. Вика, ну ёбан рот… У нас в программе не предусмотрено героическое спасение тебя от изнасилования вместо весёлых танцев. А во мне, кажется, неосознанно проснулся строгий и властный старший брат. Или мама со своим поставленным педагогическим голосом. Сестра обернулась через плечо, улыбнувшись мне чертовски кокетливой и милой белой лисой, и деловито исчезла за дверью. Когда девушки вышли, Арс поддерживающее взял меня за руку и улыбнулся. Отлично. Тотал контроль на сегодня активирован. Веселые танцы и расслабон отменяются.

***

Мы вышли на дорогу все вместе, одной пионерской линеечкой, почти по росту. Было уже темно и по началу даже зябко. Повсюду горели фары машин, фонарные столбы и телефонные фонарики. Я обычно один на улице в такое время либо во дворе, иду чистить зубы к умывальнику или в туалет, или возвращаюсь дворами от Макара в Воронеже. С перцовкой в руке в кармане. Но никак не топаю на уверенных щах с двумя стройными красотками (и другом, которому они в тысячу раз уступают) в деревенский клуб на взрослую тусовку. Меня, скорее, больше от этого потряхивало. Не от прохлады. По сути, это были обычные сельские танцы, дискотека для нас, для молодежи, но сегодня, в такое позднее время, пускали туда с шестнадцати лет. Нас бы, конечно, и без сопровождения пропустили. Но вот задержались бы мы там целые без соответствующей «крыши» и друзей с определенным статусом и связями? Вряд ли. На такие мероприятия в деревне принято ходить компаниями, иначе там нечего делать. В нашем случае, у меня был Арс, с нами были девчонки (что уже поднимает нас в глазах сверстников), а у них уже свои друзья и знакомые среди местных. А у Вики ещё и аура подружки Волкова. Мы не покажемся странными и невписывающимися, если будем держаться вместе и никому не мешать. Пока мы шли, я задумался о том, что было бы прикольно, если бы Оля тоже была старшей сестрой Арсения. Она, конечно, вряд ли положила на него глаз, но со стороны они были правда очень похожи и общались довольно мило. Параллельно нам тоже шли какие-то компании, медленно проезжали машины, прыгая по дорожным ямам и вмятинам, с орущей музыкой, открытыми окнами и даже выглядывающими оттуда частями тел. Уже здорово пьяные. — Фига. Даже на машинах… — Арс, кажется, относился к дискотекам проще и точно иначе, чем в нашей деревне. Он не понимал, почему люди приехали сюда настолько издалека в такой час, ради чего? И почему у этого события такой ажиотаж и аура статусности крутого мероприятия? — Даже из соседних сел приехали. — Олю атмосфера чего-то особенного и массового только задорила и забавляла. Неужели, она тоже первый раз? Думаю, она привыкла к тому, что рядом с Викой она в относительной безопасности, хотя ни по каким законам это не было так, поэтому количество народа её не пугало. Девушка уже свистнула кому-то в темноте впереди, у самого входа, кажется, знакомым, и обняла Вику за талию, подтолкнув к себе. Обе помахали молодым людям в курилке под фонарем у обочины и те приветственно крикнули что-то в ответ. Ну местные звёзды, первые невесты на селе просто. Что ж. Надо соответствовать вайбу, если хочешь в него влиться. — О наших дискотеках ходят легенды, — поэтично подыграл я, тоже аккуратно закинув руку на шею Арсена. Это движение — я просто подумал… На мгновение я почувствовал, что мы где-то в Вегасе и можем позволить себе быть собой. Сумасшедшей молодой парочкой классных парней, которые кайфуют от жизни, свободы и друг друга. Мы часто так обнимались. На футболе, в школе, среди пацанов. Это не… Я не навязывал ему это, как жест обладания… Надеюсь, он не смутился. Наш деревенский клуб в эту ночь превращался в зажигательный, атмосферный, горящий светомузыкой и гирляндами приют, где все были свои. Все вокруг курили, пили пиво, энергетики, тоники, тусовались компаниями, некоторые уже даже махались на отшибе. Кто-то, кажется, блевал в кустах, откуда доносилось традиционное «Да Диана, блять, ничего не будет от этого сока, но водку с Максом больше не пей, если не хочешь на «Беременна в 16». Очаровательное место. Мы зашли без особого привлечения внимания и каких-либо вопросов — я пока не заметил ни одного человека старше лет двадцати. Коридор не совсем забит, пройти в зал можно, не зацепив никого, без конфликтов и допросов, с кем мы и чьих будем. Правда, Арс как-то уменьшился раза в два от волнения. Ой, да правда! Давно на посвящениях в своем театральном-то плясал? Он зажигалка, но только в знакомом кругу, как и я. Ему нужна только одна бутылочка пива, а мне вот, наверное, и все три… Атмосфера в зале просто непередаваемая. Именно в такие вечера, на таких дискачах, я и чувствовал — это самые яркие и беззаботные годы нашей жизни. Я хочу быть вечно молодым. Я хочу ходить на тусовки, веселиться, любить, сосаться в туалете, орать с друзьями из окон машин и ни о чем не переживать… Девочки сразу словно рыбки в аквариуме скользнули в гущу и потерялись из виду. Мы пока не заходили далеко, чтобы не наткнуться на тех, для кого центр — это личная вип-зона. Я немного опасался, как воспримут Арсения, хотя сам был именно на такой дискотеке со всеми сёлами первый раз. И будут ли или уже здесь сегодня старшие…? — Хорошо прочистили колонки на Мойке, аж по ушам даёт, — Арсений неожиданно появился прямо у моего лица, а именно, около уха, чтобы сказать это сквозь грохот басов. А я даже от неожиданности подался ближе, мы едва не столкнулись носами. Какой же я неловкий… — Точно, — кивнул я, пытаясь своей наигранной уверенностью и искусственной расслабленностью вселить их и в Арса, который тоже явно не вписывается в общий чужой вайб местных. Через пару минут из нашего угла я разглядел среди черных и серых спин пацанов и пышных грив девчонок своего потерявшегося белого лебедя — Вика изящной тонкой рукой махнула мне подойти к импровизированному мини-бару, где они с Олей уже, оказывается, за это время знатно присели на уши бармену. Спасибо, что не на лицо… Я легонько взял Арсения за локоть и потянул за собой без слов. Разговаривать в этом шуме действительно невозможно, а я и словами-то адекватно общаться не умел. Ну что ж, кто знает, вдруг наши глаза пересекутся и поймают общую искру, договорившись вместе ливнуть в туалет и сосаться там до полуночи? Пока я умелым вертлявым змеем проманеврировал нашей красно-синей цепочечкой между танцующих точно по траектории к сестре, она уже успела кое-что прикупить. Не известно, чем она расплатилась, но ухмылялась как самая настоящая лиса и протягивала мне блестящую жестяную баночку. Я на секунду подзавис. Она спрашивает разрешения, позволю ли я ей это пить? Мне нужно проверить градусы, оценить её выбор? — Это нам? — послышался голос Арса за спиной. Я не заметил, как и Оля уже легко сунула такую же Попову в руки, грациозно и с улыбкой соскальзывая с барного стула. Вика ещё раз очень уверенно перевернула банку картинкой к моему лицу, чтобы я не видел эту цифру. 8%… — Бери. Пока мама не видит. — тихо произнесла сестра. И, знаете, порой она влияла на меня как мать, а иногда как… Настоящая дьяволица. Я её обожаю. Это, конечно, было смешно. Я не вчера родился. И пару дружеских пьянок уже осинлил. Мне не особо хотелось пить. Здесь, сегодня, в этом кругу. Да и вообще, в деревне меня не тянуло, когда всё было хорошо, спокойно, рядом лучший друг, семья и все, кого я знаю, места, которым доверяю. И не хочу терять рассудок и как бы порочить это место и замутнять время моих каникул на природе. Хочу быть собой. Запомнить каждую минуту. Мне и без этого хорошо. Меня пьянит воздух, красота, поле. Ромашки… К тому же, это вообще небезопасно. С нами девочки, а я отвечаю ещё и за Арса. И за сердце бабушки, если она узнает, что что-то случилось. Я без понятия, че будет сегодня. И со мной — после одной такой банки. Спойлер: в течении вечера мы всё же распили с Арсом примерно одну на двоих, обе свои не допили. И смотрелись с ними как пятиклашки. На троих, если считать веселую Олю, которая периодически подбегала проверить нас и отпивала отчётный глоток у Арса, повторяя (с каждым разом всё веселее), что алкоголь это вредно. Минут через тридцать неловкой зажатости и покачиваний в углу мы уже разобрались здесь с некоторыми знакомыми, нашли пару давних друзей и были готовы в принципе переместиться поближе к центру, где танцевали девчонки, и тоже потусить, поймать вайб. Знакомые треки быстро захватили меня с головой и я отвлекся от волнения, краем глаза периодически замечая, что и с девочками всё хорошо и они в безопасном девчачьем «кругу». И главное — Арс начал танцевать со мной. Блин, это было так классно! Мы никогда не бывали на подобных вечеринках только вдвоем, всегда рядом знакомые, свои, друзья, школа, родители… А тут он скромно улыбался и танцевал напротив меня, в моей атмосфере. Мы словили наш общий, личный вайб надвоих… Он нравился мне таким расслабленным, кайфующим и лёгким так сильно, что сердце вырывалось из груди… Через полчаса, когда моя тревога почти полностью исчезла, мы с Поповым решили выйти подышать. Девочек не предупреждали, в частности, потому что они, кажется, уже утанцевали куда-то слишком далеко и глубоко, где я их точно не «достану»… Но то, что ожидало нас в нашем бывшем углу прямо около входа, заставило меня с выпученными глазами развернуться на сто восемьдесят, взять Арса за руку, пронестись напролом через весь опасный центр, потом зацепить руку Оли, Викин край спущенной с плеча маечки и оттащить их всех в самый дальний и темный уголок зала, где даже вблизи мы друг друга плохо видели. Сестру я всегда видел хорошо из-за белого цвета кофты (кажется, она уже на опыте и надела именно эту майку не случайно, зря я её ругал). (А ещё почему-то она одна из всех в зале была в белом)… — Угадайте, блять, кто пришел, — мне пришлось произнести это громко из-за музыки, но я не был зол или возмущен. Просто занервничал. Потому что последние, кого мы ожидали увидеть на молодежной деревенской тусовке, это учительница младших классов и местный ремесленник-богатырь. Вечеринку накрыли старшие. Дима и Олеся. Но, как оказалось, они не те старшие, которые в подростковых фильмах обламывают такие тусовки, запрещают смотреть телек и пить газировку. Они пришли сюда с той же целью, что и мы. И, разумеется, не знали, что мы сегодня окажемся тут. Ещё больше я ахерел, когда, осмотрев зал отсюда, понял, что уже где-то треть танцующих это деревенские их возраста, от двадцати пяти до тридцати пяти. Не батины кореша и мамины подруги, но точно не те, с кем мы говорим на одном языке и курим одну сигу в туалете. Вика, кажется, полностью растеряла всё своё спокойствие, уверенность и флер кайфа. И, оглянувшись, увидела ещё кого-то в противоположном углу… Я предусмотрительно спрятал ладошку под капюшоном на спине Арсения, чтобы не потерять его из виду, а он ответно мило сжал в кулачок мой карман худака на боку. Я быстро посмотрел туда же, куда и сестра. Вашу ж мать… Волков заявился. — А нам типа сюда нельзя? Они могут настучать? — Попов осторожно и растерянно наклонился к Оле, тоже от досады скрестившей руки на груди. Всё веселье испортили… — Я отойду позвонить. — Вика, разумеется, была потеряна мною в ту же секунду, несмотря на белое одеяние, я даже не успел схватить её руку. И что только её к этому уроду тянет! Когда у нас появились проблемы. Но смелая от энергетиков Оля решила взять всё в свои руки, подражая волевой и храброй подруге. — Ребят, вы не переживайте, — черноволосая обняла нас за шеи и нагнула в кружок, — мы на самом деле им уже сказали, что вы с нами, всё хорошо. Они разрешили. Реально, — последний пьяненький кивок её, конечно же, раскрыл, но я и не надеялся. Поэтому снова наклонился к ней и вполне серьезно повторил. — Журавль с меня три шкуры спустит, если узнает, что я здесь, ещё и с ним. Неблагополучный деревенский мальчишка плохо влияет на своего хорошего прилежного друга-театрала из Канады, боже мой, история стара как, блять, хер знает, что… Для бабушки мы у Вики. Она прекрасно знает её маму и что отец вернётся из командировки только в конце месяца, через несколько недель. Мы могли свободно ночевать друг у друга. Дядя Дима настрого запрещал нам даже приближаться к чему-то, хоть на долю связанному с плохими компаниями. Он бывший сотрудник УФСИН, и он точно знает, о чём говорит. Нашу деревню он тоже знает слишком хорошо. И то, что он фактически отвечает перед моей мамой и отцом Арса за нас обоих головой — не обсуждается. Я был уверен, что его контроль будет минимальным и всё это время так оно и было. Но я никак не ожидал увидеть его здесь, да ещё и с Олесей. (История про плохого деревенского парня и его влияние на хорошую отличницу? Где-то я это уже слышал…) Ну не нас же пасти они сюда пришли. Леся уж точно. Я думал, она в свободное время доит коз, проверяет тетради, собирает цветы в поле и ложится спать в девять часов. В любом случае, мы не при чём. Девчонки нас сюда заманили. И алкашку тоже они купили. Это теперь их ответственность. У меня есть свидетель. Который сейчас, кажется, бошку свернёт, пританцовывая кулачками и настороженно пялясь на силуэт широкоплечего Журавля с его знакомыми в другом углу. Они пока что не подходили к центру и не замечали нас. Оля оставила нас у самого окна в темноте и потанцевала за Викой. Решать эту проблему вместе. Через пять минут девочки (моя сестра) придумали некий хитрый план. Они велели нам не высовываться, а сами пошли договариваться с диджеем, чтобы тот поставил любимый медляк Журавля, под который он обязательно уведет Лесю танцевать в центр (а потом, возможно, и целоваться куда-нибудь в машину) и они уйдут с нашего пути и выхода. И мы сможем незаметно сбежать. Или, если они уедут, остаться и дальше тусить. Это приключение нас так разгорячило и развеселило, что мы оба, прячась за колонками, подглядывая и хихикая, снова почувствовали себя тринадцатилетками в школьном лагере, которые отправили друга к девочке, пригласить на первый танец. «Саша+Маша» Фабрики Звезд, разумеется, поставили сразу же (Оле сложно отказать) и все как-то постепенно разбрелись с центра зала. Нам пришлось забиться в другой угол, к совсем незнакомым местным, чтобы не светить своим красно-синим светофором в этом освещении. Я видел хорошо Олесю, но Журавля рядом с ней почему-то не оказалось. Она растерянно оглядывалась на весь зал, будучи совсем одна. В этом своем коротеньком пышном платьице учительницы, с белым воротничком, рукавами-фонариками, она, конечно, сильно выделялась… И в её бегающих глазах и нервных движениях пальцев я узнал что-то сильно мне знакомое… — Он её потерял, — Арсений заметил, что дядя Дима ищет девушку в совершенно другой стороне. «Где девчоночка моя?» — картина была точно из романтического сериала нулевых. Какая же сейчас, наверное, у старших ностальгия… Пара мужчин прошли перед моими глазами, загородив центр зала, я юркнул к колонне, убрав руку от Арса, откуда теперь видел Лесю в свете навесных стареньких прожекторов. Но красивая картина из кино вдруг начала меня пугать… С нескольких сторон центр начал стремительно сужаться вокруг одинокой девушки в цветочном платье. Пара-тройка человек в черных спортивных костюмах, с руками в карманах, отделились от толпы и давящей линией с суровыми непроницаемыми лицами начали отталкивать её в темный угол. Зажимать. Не распуская рук, но буквально не давая проходу своими широкими плечами. Леся не успела обернуться и понять, что это не просто мимо неё идущие куда-то люди и теснота, как в мгновение оказалась белым хрупким мотыльком в паутине сразу нескольких тарантулов. Чужие. Они не видели её прежде, но она понравилась всем. Выбор был сделан сразу же. Когда в их крови больше не осталось той человеческой чистоты, свет которой излучала она. Её зажали быстро, не принимая никакие отказы, не обращая внимания на её метания и поднятые прижатые к груди руки, на её испуганные ойканья, робкие, но бойкие отталкивания. Они не за танцем к ней приближались. Вечер подходил к кульминации. И градус веществ и алкоголя кричал им об этом. Кричал в их покрасневших страшных животных глазах. У меня кольнуло в сердце от волнения. Но что я мог? Выбеги я сейчас на центр, чтобы заступиться, да хоть одно любое резкое движение — мне быстро заломают руки и забьют где-нибудь за клубом. И я вряд ли отделаюсь синяками, ведь местные отморозки… Я уже знал… Не чувствуют меры. Одна мысль промелькнула у меня в голове — здесь ещё есть те, кого она знала, и кто знал её. Дима где-то в толпе. Он не позволит ничему с ней случиться. — Шаст… А я… Просто не допускал мысли о том, что это может коснуться и нас. В это же время резко качнувшейся поддатой толпой пацанов, которые решили попугать остальных местных девок, от меня отнесло Арсения. Я обернулся — только синий капюшон и часть его испуганного лица мелькнули среди массы людей. — Арс! Я потерял его толстовку из виду и отчаянно вытянул шею, внезапно тоже ощутив себя одиноким напуганным и беззащитным кроликом в брачном кольце из перекатывающихся змей. На меня им было пофиг, меня просто отталкивали к стене, не выпуская. А вот у явно городского (что могло быть очевидно из-за кроссовок и узких джинс) Арса с деревенскими точно возникнут проблемы… Почему я об этом не подумал, приведя его сюда? Не найдя друга взглядом ко второму припеву, я понял: сейчас происходит то самое, чего все опасались и пытались избежать на подобных собраниях столь разных и неоднозначных, непредсказуемых менталитетов… Хоть это и были наши ровесники, даже младше, просто местные пацаны, они все как один, подхватили это настроение и забыковали на всё: на его хилость, внешний вид, прическу, шмотки, то, как он смотрит, пятится, что он здесь один, что он не деревенский, что он посмел заявиться на их территорию, стоять рядом с ними — им было всё равно. За что предъявить. То, что иногда было у нас на школьном дворе и неблагополучных улицах… Казалось мне в этот момент цветочками. Я окунулся в холодный пот. С той стороны, противоположной, откуда я рвался через толпу за Арсом, где зажали Олесю, я услышал — начался шум, послышались выкрики и возмущенные маты. Казалось, если сейчас в следующую секунду она закричит, у меня прямо здесь случится приступ панического страха. Нас всех убьют, зарежут ножами, изнасилуют девчонок, а с нами сотворят всякие ужасы, наказания, издевательства и все эти страшные истории старших пацанов, которые я слышал во дворе… Пару раз я наткнулся глазами на Волкова совсем близко, у самого центра, в адидасовских штанах со светящимися полосками — он просто недвижимо стоял на краю центрального круга и смотрел на это сквозь пары танцующих. Даже не пытаясь узнать, кто, кого и за что сейчас зажимает. Я не знал, но Журавль уже тоже слегка был на градусе, но всё, что здесь продается — для него лёгкий квас для расслабления в плечах. Он увидел мужиков вокруг Леси, которые приставали к девушке, и в два шага, отодвинув с пути десятерых мешающихся опездышей на фоне себя, подошёл ближе, словно бульдозер. И сразу впрягся своим суровым богатырским настроем. — Мужики, че за дела? — Пропустите, — я нервно толкал со своего пути тесные спины танцующих с бутылками пива, с трудом пробираясь к Арсу. Надеясь, что где-то там есть ещё одна дверь на улицу и он успел выбежать… — Дима-а! — от беспомощности и брезгливости Олеся затрясла руками, стараясь ни к кому не поворачиваться спиной и отмахиваясь от этих наваливающихся на её шею лап, провонявших алкоголем и сигаретами. — Фщ, э! Руки от неё убрали, мужики! — своей здоровой рукой Дима оттолкнул одного длинного от брюнетки — тот чуть не упал, сам не особо крепко стоящий на ногах. Эта ситуация, вторжение борзого здоровяка и собственное состояние слабости знатно разозлили незнакомца. — Ты кому свистишь, бычара? А ну иди сюда! — это явно был чистый (пародонте) наркоман, противный и дерзкий как неконтролируемое агрессивное животное. А, может, просто внутренний инстинкт по роду деятельности дяди Димы подлил невидимого масла в огонь их взаимной неприязни с первого взгляда. Журавль всё-таки охотник… В ту же секунду кто-то из оказавшихся за спиной моего друга, из мелких, но не менее агрессивных и дерзких, рванул Арсения за капюшон, перейдя от словесных претензий к действиям. Я увидел их в этот самый момент. И понял, что остальные сейчас зажмут нас в кольцо из коротких ударов буквально по цепной реакции. В таких случаях надо действовать быстро. А не думать, какую окраску несёт этот жест и как ты к этому относишься. От страха и безысходности я, вырвавшись из тесноты зала прямо к ним, молниеносно и наугад врезал кулаком в сторону лица ближайшего ко мне парня, а уже потом, ощутив, как точно моя костяшка вписалась в чей-то нос, я осознал, что это, кажется, был лидер всех этих гопников, такой же молодой и высокий суровый парень в черном костюме. Две секунды мне понадобилось на то, чтобы коброй выхватить Арса вместе с кофтой из их рук и просто стрелой выбежать оттуда нахуй, расталкивая и распинывая локтями всех, наступая на чужие ноги, врезаясь без разбора, в девчонок, во взрослых, в пьяных, в дерущихся у выхода, чтобы снести своими раскинутыми руками ещё и взвизгнувшую Олю и пулей вместе вылететь на улицу. Хорошо, что она попалась на пути. Вот только уже без Вики. Их было намного больше. Затевать настоящую драку и хоть как-то отстаивать свое пацанское имя без последствий здесь и сейчас совершенно не вариант. Не потому, что я зассал. А потому что я заранее знаю, чем такое закончится и кто сегодня оказался здесь. — Блять, вы чё! — Оля сильно перепугалась от такого внезапного орлиного нападения с моей стороны — не каждый день на тебя летит двухметровый размах рук и опущенная в обороне русая голова. Но девушка была рада, что мы её оттуда вытолкали до начала давки и всеобщего дискотечного махача. Судя по звукам за спиной, потасовка у старших быстро перешла на весь клуб и их стали разнимать. Я не видел, но мессиво грозило стать фатальным, если бы не массовость посетителей и одна заботливая женская рука. Лесе удалось проявить всю свою отчаянную храбрость и едва вытащить дядю Диму из этого куборя, загородив ему обзор. Тот естественно быком кидался на всех без разбора, его здорово разозлило намерение местных накурившихся. Он бы не трогал их, он не любитель насилия и разборок, сколько я его знаю, его всегда звали разрешать такие потасовки и конфликты. Иногда он растаскивал неподеливших бутылку или улов за волосы, а иногда разговаривал с ними до утра. Тогда я так и не увидел, как он отправляет одного за другим в нокаут, игнорируя свою разбитую до крови бровь с невозмутимым красным лицом и взглядом с поволокой бойцовской спортивной сосредоточенности вперемешку с пьяной гордостью и самоуверенностью. — Чё, те мало?! Я тя ща разорву нахрен! Голос дяди Димы у самого выхода. Нам никуда не бежать? Объединиться? Держаться их в целях защиты? Они с Олесей выбежали сразу за нами, вместе с ещё парой испуганных придавленных девах. — Дядь Дим, они на нас напали! — Оля сразу нашла объект защиты, понадежнее меня с обосранными глазами, держащего онемевшего Арса за рукав, и подбежала под крыло к разгоряченному мужчине в истрепанной рубашке с оторванными пуговицами. Блять, а где… Где Вика? Я обернулся по сторонам, прекрасно зная, что вряд ли что-то увижу в темных кустах и за машинами на дороге. А говорить при старших о том, что мы потеряли мою сестру в драке в деревенском клубе, уж точно сейчас небезопасно для жизни. Пиздец — дело плохо. Но её не должны вообще трогать, драки только для пацанов, мы не видели её, пока бежали, она, скорее всего, могла быть в туалете или курилке с кем-то из своих… — Ну вы-то какого хрена тут, Гос-споди-и! — Дима обнаружил нас и сразу отчаянно заныл — их с Лесей трип в юность мы тоже обломали. И уж точно похуже ностальгической и романтичной какой-то там очередной сельской драки. Самая красивая девочка на танцах уже не поцелует его в благодарность за защиту в укромном месте наедине — надо пиздюков домой отвезти. — Где Вика? — шепнул я нервно в сторону Оли, суя руки в карманы, идя рядом с девушкой на каблуках, пока Арс, ещё не отошедший от испуга, уже первый запрыгнул в знакомую машину моего дяди. — Да придет она, с друзьями осталась… — брюнетка, разумеется, не собиралась вводить меня в курс их личных дел и связей и говорить, где может быть сейчас моя сестра. По тону её голоса не трудно было догадаться, что это знание может стоить больших неприятностей и ей самой…

***

Посадив нас всех дружно в свой УАЗик, Дима упрямо сел за руль и с очень недовольным видом и расстроенным лицом в отражении лобового стекла повез по домам. Изливая свою личную боль от сорванного свидания в отчитывании нашего побега через каждые три минуты. — …А если бы они вам рожи разукрасили, носы бы сломали, девок бы ваших изнасиловали — что я вашим мамам-папам должен был потом сказать, а? Не уследил? — Вику бы не тронули… — Оля, также недовольная тем, что вечер сорвался, пыталась отпускать какие-то отговорки. Она, кажется, вообще не поняла, почему вдруг это прекрасное веселое мероприятие прервал неадекватный я, сбив её с ног, вытащив на улицу, а потом посадив в машину к тем, с кем она совершенно не планировала сегодня зависнуть. Уже и забыла, насколько опасно было в клубе десять минут назад. — Вика сама кому хош наваляет… — тихо подтвердил недовольный Журавль. Я отвернулся и недобрым упрямым взглядом всмотрелся в заброшки и кусты, которые мы проезжали. «Не тронули бы»… Кажется, Волков не спешил вообще трогать кого-либо, даже когда в эпицентр попала бы сама Виктория… Мы с Арсом ехали в задней части УАЗика молча, всю дорогу не проронили ни слова в своё оправдание. Уже подъезжаем к нашей улице. Стоит ли просить дядю Диму с Олесей не говорить ничего Ба? Я печально отвёл глаза от картины за окном — Вики уже точно здесь быть не может. Посмотрел на свои сбитые покрасневшие костяшки, проверяя, насколько больно мне теперь будет сжимать кулак. Но вспомнить боль от удара им в чье-то лицо я не успел — Арс тихонько взял меня за эту руку и сплел наши пальцы в замок. Его была тёплая и нежная, не как холодная и сухая моя. Я улыбнулся и глянул на него. Попов смотрел строго прямо, без эмоций на лице. Держался, атаман, знал, что Дима время от времени бросает грозные обвинительные недовольные взгляды в зеркало на нас. Ругать Журавль не особо умел. Но эффект от того, что я его разочаровал или расстроил, был сильнее простого наказания за сигу от отца в тринадцать лет. Мне очень хотелось сказать ему, что я не такой и никогда не стану, как люди из этих компаний. Хотя я сегодня подрался с хулиганом в деревенском клубе, потерял сестру в потасовке, подставил неместного друга и еду в УАЗике, как неадекватный быдлан в полицейском автозаке. И впридачу воняю алкашкой и сигаретами. Я знаю, что дядя Дима не желал для меня всего этого. Когда брал с собой на рыбалку, рассказывал секреты охотников, лесные истории, учил жарить мясо, разводить костер и чинить бабушкину избу… По пути мы встретили на дороге ещё одну компанию молодых людей. Кажется, они шли запускать фонарик на поле, недалеко от той разрушенной церкви. — О, Пашкин сын, Валерка… — Дима узнал их первее Оли. — О, можно я тогда к ним? — оживилась девушка, заслышав смех. Не пьяный. А дружный, добрый и весёлый. Это её друзья. Мы вернули Парфенюк в хорошую старшую компанию своих, где было безопасно. — И чтобы не пили больше! — наказал Журавль, пока Леся поправила Оле прическу через открытое окно прежде, чем отпустить к парню, который ей нравился. — Хорошо! Я хотел было уже снова впасть в новую панику и переживания о Вике и, наверное, даже сказать дяде Диме, что у нас ещё остался весомый повод для беспокойства на остаток ночи, но тут мой телефон, который чудом не выпал из кармана в этой беготне, завибрировал сообщением. «Я ушла. Всё хорошо. Присмотрите за Парфенюк. Домой не позже двух». Как вовремя. Значит, она вышла из клуба раньше потасовки. Но с кем? И где сейчас? Это ведь было центральное событие сегодняшней ночи, куда она сама нас привела и собиралась изначально. Куда с него можно было уехать? Я быстро заблокировал экран и убрал телефон, чтобы никто не задал никаких вопросов. Когда мы свернули на нашу улицу, Леся развернулась к нам с переднего пассажирского и взволнованно по-матерински посмотрела по очереди на меня и на Арсения. — Вас никто там не обидел? Начинается… — Лесь, да блин… — я никогда не умел выворачиваться из этих цепких расспросов женщин, я просто беспомощен. Наверное, скучаю по маме. Да я же вырос в окружении женщин: мама, старшая сестра, бабушка, Олеся, Викины подруги… — Точно не ударили, всё хорошо? — девушка так мило проявляла воспитательскую строгость и беспокойство, что я невольно ощутил себя одним из её первоклассников. — Ты никого там случайно на хуй не послал? — предупреждающий взгляд круглых глаз оленёнка переметнулся на Арсения. Леся… Обожаю эти её внезапные переключения на мат совершенно невинным тоном девы Марии… Мы с Арсом подняли глаза из-под челок. Чисто пиздюки из того мема про писюн… — Да местные его зажали из-за кроссовок, а я в морду их главному дал. Мы убежали. — просто и коротко сознался я, всё как было. Хотя, я, наверное, понимаю, какие подозрения и претензии были у тех деревенских к Арсению и всему его образу… Мы вовремя унесли оттуда ноги. — Анто-он… — пожюрила меня Олеся, очаровательно наклонив голову. Уже и позабыла о своем страхе. Её герой сидел рядом и бдительно держал обеими руками руль. Я сморщился, нахмурился и повесил нос, спрятав лицо под капюшоном толстовки. — Надо было тоже пьяными притвориться и максимально расслабленную позу принять, нас бы трогать и не стали, — Арс уже выдвинул собственную теорию избегания конфликта, которую продумывал всю дорогу. Чтобы отвлечься и не вспоминать лиц обидчиков. Я с этого тихо посмеялся, визуализировав его предложение. Наивный, слов нет… — А чё ты ржошь? — с улыбкой снова обвинила меня Леся, сама уже сдерживаясь. — Правильно — это потому, что он рыбы, по нему же видно, что он до последнего бы плавнички свои прятал. Мой-то карасик… — А ты овен, ты не мог по-другому, когда твоего друга обижают. — рассудила ещё одна любительница гороскопов и Таро. Машина подъехала к дому. Мы с Арсом сразу быстро выскочили, избегая повторения нравоучений, но Дима заглушил мотор. Хоть бы не проснулась Ба… Лесю мужчина упросил остаться в УАЗике и подождать его. Понимаю, они ведь так и не закончили свой особенный вечер… — Идите, че встали, как немцы у забора на расстрел… — кивнул нам басом Дима, направляясь к дому. Как могли тихо мы зашли в зал, но не дошли до комнаты — поддатость Журавля вдруг резко дала о себе знать. — Легли живо спать и чтобы ни звука! — он почему-то внезапно принял наш возраст за несколько меньше, чем у нас сейчас, видать, ещё и темнота подействовала. Думаю, это не столько была бутылочка пива, сколько его контузия и специфика прошлой работы. Но я привык к такому командному строгому тону. Арсений с перепугу запрыгнул на диван и сунул ноги под плед прямо в одежде. Я, внутри уже помирая со смеху, плюхнулся рядом, подыгрывая. Лучше сделать вид, что два маленьких зайчонка признали авторитет охотника и послушно закрыли глаза на положенный тихий час. Чтобы он побыстрее свалил с нашей норы. — Да всё, всё, мы спим, — этот абсурд разрывал меня всё больше, сегодня у меня явно какие-то эмоциональные аттракционы. Мужчина достал из шкафа ещё одно одеяло и весьма сурово накрыл им нас прямо в одежде, накрепко прижав по шеи к дивану, который мы так до сих пор и не собрали. Забыл что ли, что мы сегодня весь день чинили койки? — И не рыпаться больше никуда из дома, ясно вам? У-у.! — пригрозив огромным кулаком, наш воспитатель поспешил сманеврировать между тумбочками и креслом по направлению в дверной проем, но не вписался плечом, хотя никаких звуков при этом ударе не издал, чтобы не будить бабушку в спальне за стеной. Отлично сработал, «Перевозчик», «объекты» доставлены в целостности и сохранности, Джейсон Стейтем отдыхает. Повезет — и он завтра уже об этом забудет. — Никогда твоего дядю таким не видел… — прошептал мне Арс, не смея пошевелиться. Видел, просто не помнишь, нам было по семь. Умерла бабушка Вера, мать моего отца. Отходили все тогда долго. Ну чё делать — лежим, спим. Улыбаемся и машем. Попов, кажется, здорово впечатлился всем этим киношным экшеном спин-оффа «Деревни дураков» под соусом «Бригады». Но когда за окном хлопнула дверь УАЗика Журавля, парень развернулся ко мне всем телом, ерзая как гусеница, и наблюдая, как я всё-таки пишу Вике смс. «Мы дома. Ты с кем?» Я сократил, чтобы это не походило на допрос. Контроль, в частности такой, родительский, она просто ненавидела. Думаю, понятно, почему… Не столько важно, где она находится, сколько кто в её окружении. Я отправил сообщение, заранее зная, что она не ответит… Час уже был далеко за полночь, глаза закрывались. Мы улеглись уютно и замолчали на пару минут. Да и переодеваться уже как-то лень… Мы здорово вымотались не только физически, но и эмоционально, за этот короткий, но насыщенный трип. Поэтому теперь всё, что осталось, это тихонько шепотом обсуждать, как это было круто и как мы оба испугались до усрачки. — …Я локтем в чью-то сиську заехал, пока бежал. — А меня кто-то тронул за задницу. Несколько раз. — Правда? — на этой фразе мои ревность, ржач и неверие столкнулись в ступор. Хорошо, что Арс не видел сейчас это мое дурацкое лицо. Мы тихо смеялись и смотрели друг на друга в темноте. —… Знаешь, это был первый раз в жизни, когда я кого-то ударил. — признался вполголоса я, опустив глаза на натянутый на костяшки красный растянутый рукав. — Правда? — синие глаза восторженного Попова сверкнули во мраке комнаты. — Мгм. — И как? Ему действительно это интересно? Как я поучаствовал в деревенской быдло-драке и что при этом испытал, разбив кулаком чей-то нос? Эта ситуация ощущалась так же нереально, как если бы я узнал, что Арс по телеку вечерами смотрит бокс. —… Ну, если честно, руке немного больно, — я ещё раз сжал пальцы, глядя на правую сбитую кисть. — Но у меня так стучало сердце!.. — мои глаза сверкнули так же по-детски, обращённые на его внимательное лицо. — Я испугался за тебя… Их было просто дохрена, — я смотрел на друга и не верил, что мы убежали и остались целы. Это было очень опасно и страшно. Теперь мы осознавали это вдвойне. — Но на самом деле, не все в зале хотели тебя избить. Только та компания, остальные бы просто смотрели. — я всё же попытался хотя бы немного оправдать наших местных и заверить Арсения, что в деревне есть и хорошие. И теперь ему не надо озираться по сторонам на каждого пацана в спортивках и бояться зайти в ларек за лимонадом. Моя деревня не такая плохая и страшная, в ту ночь клуб стал местом встречи самого темного и опасного, что стеклось сюда, словно неприятная и злобная нечисть на Бал Сатаны в самой загадочной и мистической истории русской классики… Я — длинный и тощий Коровьев, рыцарь одного хука справа, Арс — харизматичный и прыткий кот Бегемот, Оля — очаровательная и обольстительная Гелла… А моя сестра — истинная Королева бала, исчезнувшая с него так внезапно. Ну и Волков. Наблюдающий за всем этим действом темный и пугающий хозяин Воланд… — Но всё равно, — я сцепил свой указательный палец с мизинцем Арса. — Я должен был вытащить тебя и не позволить им тебя зажать. — «Должен был»? — помотал нашим замочком из пальцев брюнет, обдав меня дыханием со сладковатым запахом энергетика. — Это типа обязательство парня? — и включил этот свой хитрющий кокетливый тон. Я сразу автоматически смутился, хотя не понял, о чем именно он говорит: о том, что я должен заступаться, как настоящий мужчина — намекаю ему, что он не дотягивает и приходится мне, или потому, что я… его парень…? Мы ведь ещё так и не поговорили об этом. — Ну, да… — тихо промямлил я, пытаясь дать ему понять, что мне это всё очень приятно. — Тогда и я должен защищать тебя. — рассудил справедливо Арс, ни чуть не боясь открыто проговаривать новые обязательства в нашем статусе. — Ну да — ты себя видел? — когда я хочу расслабить обстановку и самого себя — всегда включаю шутки. Мы посмеялись. Арсений не обижался, он прекрасно знал, что драчун и гопник у нас я. А он — хрупкая театральная интеллигенция, которая лучше промолчит и поступит мудрее (примет расслабленную позу руки за голову и всё такое). Но, насколько я знаю его, Арс никогда не отмалчивался в каких-то спорах, которые задевали его или его близких. Он умеет включить очень стремный тон и злой взгляд и начать свои нравоучения, после которых все чувствовали себя как после отцовской порки ремнём и тихо по углам думали над своим поведением. Это то, что мне нравилось в нем. То, чего мне порой не хватало. Умение и смелость высказывать свои мысли и отстаивать себя словами, рассуждением, аргументами, диалогом. — Я знаю, что в другой ситуации ты бы тоже обязательно заступился бы за меня. И защитил. — в этом я не сомневался. И никогда не буду. Он мой друг. И он всегда будет на моей стороне и не позволит кому-то причинить мне боль. В этом неприложном долге… Они с Викой невероятно похожи. — Вообще, я бы так тебя отстоял! «Кто обзывается, тот так сам и называется»! Дурачина мой… —… Значит, мы с тобой, тип… Встречаемся? — я всё-таки ещё раз вернулся к этому вопросу, с которого и начался наш день. И всё равно мне было всё ещё страшно задавать его ему напрямую, проговаривать словами и ожидать простой категоричный ответ. — Типа как… «Парень и парень»? — я чувствовал себя подростком из американского сериала, при чём, лет двенадцати. Но а откуда мне ещё брать эти наименования в гомофобной патриархальной ограниченной стране? — По-гейски звучит… — не знаю, зачем я это выдал, просто на тревожности, по глупости. Я не презираю эту тему, просто я к этому ещё не привык, у меня в моей воронежской голове четкое правило, что все эти названия употребляются у нас только в негативном обзывательском ключе. Арсений усмехнулся над моей реакцией. Он как раз-таки ощущался, как та самая реалистичная часть того мира из нетфликсовского сериала про жизнь квир-подростков, живущих и размышляющих о себе и других комфортно и не обремененно. — Да, получается, так, — подыграл он мне тем же неуверенным голосом, словно для него наши отношения также в новинку и он не видел уже с десяток примеров обычных ЛГБТ-пар, живущих свою обычную жизнь. Я всё-таки заметил по его глазам, не сходящим с меня, что он в восторге. От нашей внутренней смелости и от меня. И что я решился об этом поговорить и мне нравится, в каких мы теперь отношениях. Что я к ним готов и хочу, а не отрицаю из-за установок мира, в котором был воспитан. Так, ладно, с этим всё. Он собирается спать сегодня или снова будет таращиться на меня полночи? — Ну ладно, — я благополучно вздохнул, сцепив руки под подбородком, собравшись уснуть. Мы угомонились. Но не надолго. — Я потерял своего лучшего друга!.. — начал свою ржачную драматичную театральную пародию Арсений. — И променял его на бойфренда… — Ага, только в Инст эту поебень не пиши… — я закрыл глаза и устало нахмурился, стараясь уснуть. Но, сука, таки ему подыграл. Мы точно стоящая друг друга парочка клоунов. — Хорошо. — Арсений естественно собрался ещё какое-то время полюбоваться моим чудом уцелевшим сегодня носом, прежде чем самому уснуть. И подоставать меня ещё минут десять. — …Сфоткаешь меня завтра? — Бля-я… — Это обязанность парня. — Я знаю, только не пятьсот тысяч штук на каждом дереве, как в прошлый раз… — Твой дядя сказал, что мы поедем на карьер, — тощий палец осторожно убрал локон с моего лба. — Там афигенные виды, ты сам мне рассказывал… Помните, я говорил, что этой ночью обещают похолодание? Так вот. Это была жара.

***

Заебанный, помятый и уставший, с занимающейся уже болью в висках от выветривания полутора промилле из организма, Дима вернулся к машине, где оставил свою подругу. — Фух, Леська… Че-то запарился я как-то… — мужчина облокотился на УАЗик спиной и ощупал свою мятую рубашку с оторванными пуговицами. — Ваще… — и завис на пару секунд, чувствуя упадок сил и отсутствие того нужного настроения. — С этими танцами, разборками… — прикрыв глаза, Журавль подставил ночной прохладе лицо и выдохнул. Такие совместные вечера с ней невероятно редки и драгоценны и выпадают чуть ли не раз в месяц. Она всё время занята, пропадает с подругами, у родителей или устает после работы. Как и он. Вечно в запарах по всем проблемам деревни, от двора ко двору, встаёт на рассвете и ложится с последней вспышкой заката без сил. В ответ была тишина, поэтому Дима обернулся на пассажирское. Взгрустнула, Малышка? Кажется, обиделась на него? Но Олеся мирно спала, не слыша его голоса, его сожалений и стрекота светлячков. Спала нежно и беспробудно, склонив голову на плечо, рассыпав локоны по обивке изголовья, слегка прикрыв ими лицо от света фонарного столба нашего двора. Не дождалась. — Ай, Леська, как же так-то, а?.. — тихо и с досадой, печально наклонил голову мужчина, чуть убрав кудри от фарфорового румяного девичьего лица. Жалобно свёл белесые брови и, сложив крепкие руки на раме окна передней двери автомобиля, опустил на кулаки свой выдающийся гладко выбритый подбородок. Любуясь девушкой с сожалением и лаской. — Я ж хотел тя на звёзды отвезти посмотреть, там ж… Сказка такая щас… — Журавль задумчиво поправил розовый краешек платья на коленках Олеси и расправил смятый фонарик на плече. Что поделать… Час уже совсем не для романтических приключений. Он пообещал о ней позаботиться. Предельно тихо и осторожно открыв переднюю дверь, Дима аккуратно, но достаточно уверенно, чтобы не разбудить, взял девушку на руки, тщательно прижимая подол платьица снизу и не касаясь никаких неприличных мест. Ногой быстро отопнул дверь в наш дом, филигранно избегая лишних скрипов в половицах, поднялся по лестнице, стараясь безмолвным шепотом приговаривать по пути что-то успокаивающее и не чихнуть при этом от прядей её волос у своего молящегося лица. В момент, когда дядя Дима нес Олесю мимо нашего дивана, я проснулся, не успев даже погрузиться в глубокую фазу сна. В полнейшем непонимании приподнял растрепанную голову от кудрявой макушки мирно спавшего рядом Арсения и приоткрыл один глаз. Молча, с полным ощущением сюра во сне, как при температуре 39, я проводил эту крадущуюся в темноте процессию сонным недовольным взглядом, пока непонятный полуторный силуэт не исчез в моей комнате. Ну и отлично. Я же сегодня не там. Меня это не касается. Я продолжил мирно спать, зарывшись носом в любимое темечко. Бережно и мягко опустив девушку на мою постель, Дима чуть пошатнулся, едва не скрипя собственной спиной в процессе распрямления. Схватился за стол, чуть не уронил наши дурацкие диски, придавил их моим старым плюшевым медведем и поймал, наконец, адекватное равновесие и фокус на объектах вокруг. Затем решил передохнуть от этого напряжённого увлекательного квеста и присел рядом на край, осторожно положив горячую ладонь на один из цветков на Олесином платье. — Ой, Олеська… Была б ты моей женой, — вздохнул с тоской мужчина, и голос его почти дрогнул с горечью в мольбе на последнем слове. Он смотрел на неё так, словно она была его вымышленной мечтой, прекрасным видением, недоступной и выдуманной, кто никогда не даст ему согласия. И без неё он не будет самым счастливым человеком на земле, во всей Вселенной. Мужчина аккуратно и очень дистанционно снял с девушки её туфельки, приспустил джинсовку, стараясь не потревожить её сон, бережно как мог заплел копну волос в мягкую косу, чтобы Леся не проснулась утром с гнездом на голове, выпутал предельно осторожно её белый бантик, отложив на стол рядом и тихо укрыл моим одеялом. А, расклоняясь обратно, попутно оценил нашу сегодняшнюю совместную работу. — Нормальный припой, че они тут-то не легли…

***

/Очень сильно хотела отделить следующую часть. Поскольку ничего общего с тем трепетом и любовью предыдущих отношений героев она не имеет…/ Прохлада. Летним вечером она приятно остужает, предвещает опускающуюся на деревню ночь и знаменует конец дня. Но для кого-то она — начало особой поры. Время для особых разговоров. Чувств. И слов. Ночь здесь всегда ощущалась по-особенному… Сигаретный дым, выпущенный сквозь сложенные тонкие губы, проник в стоящую вокруг леденящую прохладу и медленно расстворился в прокуренном, но ещё свежем воздухе, вызывающем мурашки на голых плечах. За девятнадцать лет Вика уже сроднилась с этой атмосферой. И выучила каждое из таких мест. Это — было неизвестно никому. Потому что оно было их. Холодная стена старой ржавой будки ошметками облупившейся краски и ржавчины колола спину, на которую опиралась девушка в белом. Жаль пачкать такую нежную и красивую вещь. Только вот… Здесь её красоту уже никто не оценит. Слабая тонкая рука с сигаретой в пальцах опустилась от лица. Над ними горел едва живой уличный фонарь. Самая окраина последней улицы, недалеко от деревенского клуба. Ночь в разгаре, в своем непоколебимом и непроглядном чинном царствии. Тушь на веках уже отпечаталась красивой черной вуалью, но ещё не успела засохнуть и осыпаться, как и комочки на ресницах. Каре-зеленые глаза блестят от дыма, но они… Словно неживые, потухшие. Будто их хозяйка уже спит глубоко внутри. Короткие джинсовые шорты на тонких бедрах, поверх — летящий край белой кофточки со спущенными плечами. Почти распавшаяся жидкая белая коса на одну сторону и рваная отросшая челка. Можно представить, что в прошлой жизни, когда-то в давние времена, Виктория была какой-нибудь благородной девицей в красивом бальном платье с тугим корсетом, которые по совету компаньонки она меняла к каждому чаепитию с новыми высокопоставленными господами. Но потом… Она ушла вместе с братьями на войну. И каждый день отрывала от единственного белого платья по одному тонкому лоскутку, чтобы перевязывать им раны. Вика никогда не была благородной. И уж тем более, не имела дел со здешними красотками. А человек, лишивший её хотя бы шанса и права на честь, стоял сейчас напротив неё и молча наблюдал за тем, как красиво и несчадно к самой себе она выкуривает последние из его пачки сигареты. Вместе с ним. — …Че… Терь даже танцевать со мной западло? — в его интонации звучит детская пацанская обида и… Равенство. Прямой вопрос и желание услышать простой и честный ответ. Что было не так, когда он позвал её, там, как все? Оно звучит почти незаметно, потому что первым она слышит осуждение и презрение к себе. Блондинка молчит, курит, не поднимая от земли мертвых уставших глаз. Он — тоже, но пристально смотрит прямо на неё. Жадно желая уловить хотя бы долю настоящего или какой-то намек на искреннюю эмоцию на её лице. Но она ни разу за эти годы не посмела предать свою непробиваемую стойкость перед ним. Он не сможет сделать это с ней снова. До тех пор, пока она сама ему не позволит. Вика знает, что Волков и не надеялся, что она пойдет с ним. Он слишком хорошо её знает. Ей даже не нужно было теперь говорить «нет». — …Гордая стала, да? — мерзко было слушать его жалкие и глупые попытки психологических манипуляций над ней, как в прежние пятнадцать… Он словно пьян. Он не настолько глуп, чтобы пытаться добраться до её нутра таким способом. Он просто здорово обижен. Ей холодно. Неужели он настолько отдалился и забыл её, чтобы возвращаться к такому? Чтобы вести себя с ней, как со всеми… Сухие узловатые пальцы потянулись к краю белой рюши на худом озябшем плече. — Красивая штучка… — Руки, — спокойным почти мужским осипшим голосом предупредила Виктория, поднеся сигарету к лицу. Даже не глядя на него. Волков на секунду остановился, следя за её выражением лица, и медленно и угрожающе положил ладонь, пропитанную запахом табака и никотина, назад, на тонкую шею блондинки. И слегка сжал, прекрасно выдерживая границы, чтобы не причинить ей дискомфорт. Он хорошо помнил, какая она. Особенная, тонкая и до чертей собачьих хрупкая… Как ребенок. — Че ж тебе надо, Белая?.. А?.. — сухая рука короткостриженного худощавого парня осторожно обогнула пушистые нежные волосы и приласкала бледную кожу на суровом девичьем лице. Большой палец коснулся скулы, щеки и губ… Её глаза неотрывно смотрели в его темные глубокие бездны. Два портала. В ад. — Зверя оставь в покое. — двухцветные очи на миг зажглись предупреждающим пламанем. Сильным, гордым и волевым. Словно она одна могла перехватить ружье и сломать его пополам, если только кто-то посмеет наставить его на животное в этих лесах. Но Вика хотела, чтобы Волков сам сложил оружие. Сам отказался от того, что начал. Саша усмехнулся недоброй дьявольской ухмылкой. Сколько же раз он слышал от неё одно и то же… Парень отпустил. — Думаете, лес это вам симулятор взрослой жизни после выхода с малолетки? Поле для разборок, где можно вдоволь пострелять? Пепел с её сигареты сдуло лёгким шепотом ветерка со стороны дороги, ведущей в лес, к опушке, где добывали дрова, и его частички слегка обожгли согнутую ногу девушки. Заставив усмирить свой подступающий гнев, отвести глаза и снова сделать нервную затяжку. Она знала, что он ответит. Но, как и он, она всегда будет пытаться… На медведя в деревне до сих пор идёт охота. Хоть он и не угрожает жителям и не появляется на местных тропах. Но он рядом и не боится кормиться здесь. Это его дом. А Волков просто хочет славы. Показать свой пафос и как можно громче заявить свою власть. Парень задумчиво улыбнулся, перемещая ладонь ниже, чтобы обхватить её худое плечо на уровне груди. Вика всегда была упрямая. Как и он сам. Пожалуй, самая упрямая из всех, кто ему встречались. Это достойно для девчонки. Он такое уважал. И именно сейчас его что-то безумно в ней притягивало, словно её особый призрачный сладкий вкус припомнился ему на языке… Он скучал по нему, по своему над ней обладанию, как раньше… — Ты гоняешься за тем, что неуловимо, ради мести и из-за собственного страха. — видеть его таким, готовым послать всё то неистовое и сумасшедшее напряжение, что было между ними, ради лишь одного грязного зова тела, было для неё невыносимо болезненно. Чертовски больно наблюдать, как он за считанные секунды теряет самого себя. Как он ослабел за время, что её не было рядом. И как низко теперь свисают его яйца, чего он упорно не замечал. — Ты одержим опасностью и бессмысленной войной, как грёбаный наркоман. — Вика могла бесконечно долго прожигать дыру в его поплывшем лице своим яростным взглядом, до тех пор, пока из глаз не брызнут слезы обиды. Но он не слушал… — Потому что просто не можешь признать свой страх, который тебя пожирает. … Глаза парня, обратившиеся на Викторию в этот момент, её напугали. Их блеск и эта мертвая тишина буквально кричали о том, что её слова одним ударом перерезали десяток вен в его теле и растерли комок соли на его старых, но ни на минуту не проходящих ранах. Для которых у неё больше нет белого лоскутка… Он терпел эту боль достойно, принимая правду о себе из её безжалостных уст. И будет терпеть всегда, не смея перебить её или ударить. — Твоя жестокость… — подкрепляя её страх и вызывая новую волну мурашек, молодой человек перешёл на шепот. Потому что голос его сейчас дрожал. — Самое прекрасное, что я когда-либо слышал. Кроме крика умирающей добычи в моих руках. Он знал, как причинить ей такую же сильную боль. И делал это, не пропуская ни единой её атаки. За дело. Этот укол она получила не просто так. Она действительно находила самые болезненные и оголённые его точки, в самой глубине, и не щадила чувств этого человека. Ведь только она могла впиваться ножом в его самые больные незаживающие порезы. Блондинка бросила догоревшую сигарету на мокрую траву под ногами. Саша отступил на шаг назад и полностью отзеркалил её позу. Молча, словно темное отражение её в дьявольском зеркале, наклонив голову и не отводя от неё безумный взгляд. — Жалеешь меня?.. — ему хотелось изучать её, подбирать к ней ключи, задевать, копать, терзать, добраться до самой её глубины и сделать ещё больнее. Девушка прислонила голову к холодной стенке за спиной, устало, словно сломанная кукла, молча и совершенно бесцеремонно забрала из его зубов тлеющую сигарету. И с нескрываемым, спокойным и гордым удовольствием медленно просмаковала последнюю затяжку. Выпуская на свет фонаря красивое облако дыма. Словно примерила на себя его корону. Словно одной рукой согнула ружье, нацеленное на неё. — …Это две стороны одной медали. — предупредил её Волков, вскрывая свою карту Мудрости, внезапно оказавшуюся в рукаве. На миг она и вправду поверила, что он мыслит, как она. Но парень ещё не осознавал сущности этих слов. Ведь это был тот самый капкан, в который они оба однажды попались. Волк и волчица. Одинокие и потерявшиеся в лесу. Он сделал её такой же, как он сам. Это он научил её так себя любить. Ему то жаль её, то он неумолимо деспотичен и жесток. Оставив ей почву для размышлений, мыслей о нем на эту ночь, Волков смял в кулаке отсыревшую пустую пачку и отчаянно бросил в кусты, собираясь оставить девушку одну подумать над своим поведением. Но, развернувшись к дороге, ведущей к улицам, парень наткнулся на преграду ввиде упрямо и дерзко выставленного на автомобильную шину на его пути тяжелого зашнурованного берца на стройной и красивой женской ноге. Она не даст ему уйти. Она просто чистейший темный ангел, властная, дерзкая и отвратительно самоуверенная его абсолютная копия. Но Вика даже не повернула на него головы, не расцепила руки. Потому что она слишком гордая, чтобы признать свою к нему слабость. Заглушая собственный страх, накатывающее волнение, то ли отвращение, то ли подступающую необъяснимую страсть, она затянулась последний раз, до треска сигаретного фильтра. Выпустила изо рта серый ядовитый дым, бросила окурок в траву. Затем, не поднимая упрямого взгляда, протянула руку и сжала в кулак край его черной футболки на уровне живота. И потянула на себя. Без малейшей доли пренебрежения, угрозы, грубости, ведь она знает, что он всегда пойдет за её рукой. И ей не нужно прилагать никаких усилий и произносить каких-либо слов. Она имела над ним ту власть, которая сравнима со страхом и повиновением животного перед человеком. Сильнее, чем то, что однажды заставило волка перебороть себя и подойти к огню и человеческой пещере… Со свойственной непредсказуемостью, той же безбашенностью, дерзостью, вседозволенностью и смелостью она сама вторглась в его пространство, затягивая в совершенно безумный и почти мстительный поцелуй, проникая им прямо в душу. Обжигающий, страстный, динамичный, глубокий и неспешный. Вика всегда сдерживала в груди эту жажду — напасть без предупреждения, внезапно, застать его врасплох, провокационно, требуя, проверяя его на стойкость и силу чувств. Не перехватит ли он контроль сейчас, подавляя её, как раньше? Она повела себя по-настоящему вольно, так, как она хотела. Так, как себе всю жизнь позволял со всеми он. Она его отражение. Хотела она этого или нет. Он был её первым и навсегда останется последним, с юности до взросления. Он — её вечный объект охоты. Страха и желания. Её охотник и преследователь. Её бесценная награда и неотвратимое наказание…