Первое лето, когда мы...

Утреннее солнышко и нежный весёлый щебет лесных птиц ласково и мягко пробуждали от крепкого сна после утомительной ночи. Правда, один из нас сегодня проснулся раньше и сейчас любовался моим лицом на соседней подушке. С замиранием сердца и ровным едва ощутимым дыханием, чтобы не разбудить меня, изучая каждую родинку… Прозрачные светло-желтые занавески с красными цветочками были слегка сдвинуты, но так, чтобы свет мог проникнуть в зал. Арс уже минут десять наблюдал, как от его лучей мои веки забавно и мило подрагивали в полусне. Я, разумеется, стянул с себя ночью и рубашку, и часть одеяла, и продрых так до полудня. Мой лучший друг смотрел на меня и просто улыбался. И во сне я словно чувствовал: он с любовью рассматривает каждую родинку на моем лице, каждый мой крошечный прыщик от малюсенькой криво сбритой щетинки на подбородке, каждый прозрачный закрученный волосок на моей шее с выдающимся кадыком, светло-коричневое пятнышко на носу, густые белесые брови, распушенные у основания, как у щенка. И в какой-то момент мои дрожащие глаза лениво распахнулись и на Арсения уставились темно-зелёные радужки с быстро увеличившимися зрачками. — Привет, — Попов поздоровался первым, чувствуя приятное тепло от того, что мы вместе начинаем этот день. — Приэт… — сонно и лениво хрипло отозвался я сквозь потягивание, отворачивая свою моську в подушку, чтобы незаметно стереть возможные слюни, которых я ещё не ощущал на лице. — Выспался? — М-м… Через минуту моргания и настраивания на комфортное восприятие глазами смешного влюбленного лица напротив, я вздохнул и улыбнулся, общаясь с парнем без слов. Сонные и разморенные мы ещё немного потерлись щеками, пятачками, лбами, помурчали, позарывались и подули друг другу в челки и носы и приветственно и нежно неспешно поцеловались. —… Наверное, сначала надо было почистить зубы, — я прикрыл глаза и промычал это с неким чувством стыда себе в запястье на подушке под щекой. — Ничего. Я уже почистил. — отозвался темноволосый лохматый кудряш. — Правда? — мой зелёный глаз заинтересованно выглянул из-за длинных пальцев и края наволочки. Когда он успел? — Да. Я встал раньше, нужно было помочь твоей бабушке с курицей. Она звала тебя, но я проснулся первый. А ты так сладко спал. Я снова уткнулся в подушку и замычал, двигая задом. — В общем, сегодня на завтрак котлеты. Обед, судя по времени, что мы спали. — Угу. Арс и его кокетливо-игривое настроение в ответ на мое сонное состояние начали проявляться вовсю. — Если не хочешь со мной целоваться… — аккуратные тонкие пальцы кудрявого брюнета вскорабкались по моему голому плечу и устремились с щекоткой к уху. — Я могу поцеловать тебя иначе… — теплая ладонь легла на мою лопатку и парень замолчал. Не видящий в этот момент его хитрого лица я здорово перепугался, не поняв этого намёка. И мое лицо мгновенно вынырнуло из-под руки, как носик кролика из норки при слове «морковка!». Воспользовавшись неожиданностью и моей сонностью, Попов пошел в атаку и начал несчадно меня щекотать, переворачивая на спину, заставляя дрыгать ногами и путаться в покрывале, держа мои тонкие руки и хохоча почти что в один голос с моим доханьем умирающего дельфина. Главенствующая позиция сидя на моих бедрах и прижимая мои руки к голой худой груди пришлась Арсению по нраву и он быстро успокоился, доминантно, как клишированный сексуальный злодей из Марвел глядя на меня сверху вниз из-под своих длинных ресниц. — Теперь ты пленник! Если бы не его наигранная фраза злобным голосом, я бы всерьез спалил свое зассавшее лицо. Господи, я на секунду подумал об этом. Том самом. Что, уже?.. И в следующую же секунду, как я весь успокоился осел и обмяк от растерянности, Арсений продолжил свою тактильную атаку: он наклонился, лег мне на грудь и медленно начал осторожно выцеловывать мою шею и щекотно дышать и фырчать в ухо. Сперва я выдохнул, разорвав с ним зрительный контакт, но потом ощутил некое покалывание — игривый «Попкин» как-то задержался на мне в этой позе и губами — в той нежной особо чувствительной области… И это очень возбуждало, честно говоря, я весь уже загорелся от волнения, а ещё и утро, как на зло! Чёрт, он, должно быть, уже почувствовал… — Арс… Арс, — мне пришлось отстранить моего ласкового мальчика за плечо и кудрявый затылок и тут же ощутить вину от этого жалобного растерянного взгляда преданных синих глаз. — Погоди. — Чего? Не любишь такое?.. — он попытался сделать вид, что может просто «не добавлять мне петрушку в салат» и мы продолжим спокойно «завтракать». Ещё сами не особо догадываясь, что оба предпочтетаем «класть в свои тарелки»… — Нет, всё класс, — я поднял глаза и неловко состроил лягушачью рожицу, стесняясь это сказать. — Мне очень нравится… — признался я писклявым голосом, лишь бы не слышать самого себя и это позорище. Ужас, я такой гей… Такой девственник. Но, кажется, рядом с Поповым я начинаю не просто принимать эту свою роль, но и… Влюбляться и кайфовать от этих девственных неловких чувств. Которые разделяю с ним. О чем ещё можно было мечтать? — Просто… — я поерзал, удобно разграничив наш контакт и спустив таз Арса чуть ниже, на свои бедра. При этом, не спеша убирать руки от его. — Хочешь оставить засос? — я даже произнес это как-то критически, строго, одергивая его «неэтичные» действия, как занудный завуч. — Это не самое закрытое место на мне летом. И Арс через секунду спохватился, пройдясь по мне глазами. (Мне кстати показалось, что он просто нагло пялился, а не отыгрывал невинное удивление). — Оу. Я как-то и не подумал даже… Прости. Так быстро и без обид признал, что он не прав, надо же? А поза тебя ещё не смущает? Сидит, как на стульчике, удобно ему, нигде никакая шишка никуда не упирается… — Да-а, — брюнет пристально рассмотрел мою шею и придирчиво нахмурился. — И правда, уже начинает краснеть… Да сука какая мелкая! — Бля, иди в пизду, — я интуитивно и стыдливо накрыл место его поцелуев ладонью и совсем неласково скинул Попова с себя. У него в Канаде это так принято что ли, помечать своих парней на следующий же день после договоренности встречаться? Я видел, какой он был немножко злой и возмущенный внутри: «Ах так — да иди ты в жопу со своим страхом засосов на видном месте!» «Запрещаю» я ему! Знаю, мы и так достаточно тормозили, поэтому теперь нам хотелось всего и сразу. И это мы ещё отлично держимся. — Надо ещё раз поцеловать, чтобы всё прошло, — необычайно энергичный сегодня утром Арсений не позволил мне подняться с дивана и потянул за запястье обратно. Но я не рассчитал равновесие и упал на свою же подушку, позволив ему ловко вновь запрыгнуть всем своим тощим телом сверху и зажать меня сильнее как в настоящей борьбе. Мы ведь не прекращали быть лучшими друзьями пацанами, у которых ещё детство в жопе не угасло, поэтому нам надо подраться и запиздить друг друга на каждом шагу. День не наступит, если мы не померимся силами и не выясним, кто сегодня «Царь горы». Прободавшись и проржавшись в одеяле ещё несколько минут этого прекрасного утра, мы оба, я уверен, в какой-то момент начали понимать, что на пацанское дурачество это потихоньку походить перестает… Мы запрыгивали друг на друга сверху, хватали, щекотали, обнимали, кусали, пинали, задевали друг друга частями наших тел. Всякими частями… И, замерев нос к носу, понемногу осознали, в каких местах у нас сейчас пульсирует больше и приятнее всего, и что нас это здорово возбуждает. Не говоря ни слова, мы начали медленно и неспеша целоваться, как дурные, как будто наши порхающие в танце и чувственном трении губы обильно смазаны ароматным луговым медом. Мы позволили себе новые интимные касания и поглаживания, сжимания, хватания и чуть не потеряли контроль и ориентацию в пространстве, настолько сильно и быстро мы завелись. Арс ещё очень робко и несмело клал ладони на мою грудь и ребра, боясь двинуться выше, например, к соскам, или ниже. Ну а я вовсю терзал на стройном ладном теле тонкую синюю футболочку Попова, сминая, задирая и на удивление смело для себя запуская под неё руки и даже слегка царапая его по выпирающим ребрам… Не знаю, послышалось ли мне в этом головокружительном накрывшем меня трансе, что парень издал едва слышный почти воздушный стон от этого воздействия, но наши губы будто вибрировали, постоянно... Кажется, у меня уже начала выделяться смазка от чувства трения о бедро Арсения и давления его фигуры на низ моего живота, при соприкосновении наших голых пупков, я чувствовал, как он дышит и то втягивает живот, то расслабляет его мягкие мышцы. Только мне в голову ударило яркое желание немедленно сорвать с него одежду и переместиться влажными губами на это самое вкусное место, как на всю веранду раздалось бабулино: — Антоня-я! Хватит дрыхнуть уже, иди есть! — Нина Ивановна обстучала огородные галоши об ступени и зашаркала тапочками на кухню. — …Мы с Арсюшей уже курочку намололи… В тот же момент к моему великому и даже почти физически болезненному разочарованию Арс быстро перепрыгнул на соседнюю сторону разложенного дивана и сделал вид, что просто проводит свой досуг рядом, лежа на животе и вдумчиво читая на растрепанной этикетке состав советской льняной наволочки. Я тоже мигом накинул на штаны смятое покрывало, якобы оно там ничего не прикрывает и колом стоит само, от наших валяний, и прижал тыльные стороны ладоней к глазам, уговаривая себя окончательно проснуться от всех приятных фантазий и настроиться на реальную трудовую часть наших каникулярных будней. Попов смешно зашипел, сдерживая смех, это быстро прогнало тот вайб чего-то взрослого, неприличного и пока ещё меня пугающего. Я хотел продолжать, но не хотел осознавать, что мы делаем и как это выглядит со стороны. Я ещё не готов, погодите, я так быстро не повзрослею, мы просто дурачились, а не лизались бессовестно и влажно минуту назад, чуть ли не пожирая друг друга, как парочка одержимых геев… — Ладно, эм-м… Наверное, иди первый в душ, — я неловко и очаровательно улыбнулся, как дурак поправляя подушку, типа мне пока нужно собрать диван. Я не хотел вставать и чтобы Арс спалил мой красноречивый стояк. Не думаю, что он бы ему не польстил, но мне точно будет супернеловко. Бля, странно я, конечно, разделяю эти понятия по мере приличия — рубиться в десна, но, при этом, скрывать, что у тебя на это встал. — Не, давай ты, я потом, — тот сам что-то там промурчал таким же охрипшим стесняющимся голосом, теребя наволочку и, я заметил, слегка ерзая задницей в сбитых мною на бок шортах. — Ты вроде как мой гость, — я небольно щипнул его чуть выше локтя, чувствуя свои внезапно проснувшиеся хитрость и преимущество. — Ай, — констатировал свою реакцию кудрявый, хотя ему похрен сейчас было на это касание. Ему хотелось, чтобы я щипнул его ниже, за бесстыже выставленную «на витрину» задницу, мягкую, аккуратную и округлую, которую я якобы не замечал — что ему явно было обидно, судя по опущенным глазам. — Я уступаю. Теперь я его «победил». — Ладно, хорошо, — Арсений умел принимать поражения и выходить из любых неловких ситуаций, в которые я его вгонял, видимо, из зависти этому таланту. Парень приподнялся, выпрямив локти и опрокинул попку на бок, отвернувшись от меня. Затем, прекрасно зная, что я слежу за каждым его движением, как въедливый уж из норки, неловко поправил шорты так, чтобы немного замаскировать складками свой стояк, и смешно поскакал, споткнувшись о валяющиеся вещи, на улицу. Только сейчас, оставшись на какое-то время наедине с собой, я сумел подуспокоиться и мыслить яснее (не «спотыкаясь» об собственный стояк): а почему бы нам с Арсением не поговорить об этом? Мы же лучшие друзья, мы влюблены и у нас нет секретов. А каникулы не вечны. Когда ещё выпадет такой шанс? Наверное, это нормально - обсуждать такое, поделиться эмоциями, мыслями и своими желаниями. Может, даже фетишами. К тому же, мы сможем вместе избавиться от этого стеснения, мы ведь оба парни и хотим друг друга, это очевидно и, наверное, ожидаемо. (Меня кто-то хочет, вау...) Может, мы даже придумаем, как можно себе с этим помочь? Для начала, в качестве эксперимента… Не переходя к полноценному акту. Подтягивая носки и шнуруя белые кеды, я чувствовал, что мне уже страшно и одновременно не терпится, хотя разговор ещё и близко не начался. Я взволнован, я рад, взбудоражен, вроде как не напряжен, но меня слегка потряхивает. При этом, я продолжаю неосознанно влюбленно улыбаться… И продолжал ещё на кухне за обедо-завтраком, и в огороде за традиционным поливом грядок, и у колодца во время набора воды. Мы можем обсудить, чего бы нам хотелось, что мы уже видели, знаем, не знаем, что пробовали сами с собой, или даже договориться что-то попробовать друг с другом… Когда-нибудь. Сегодня для этого разговора был отличный день. Потому что после ежедневных обязанностей по хозяйству мы со старшими идём в долгожданный поход на карьеры.

***

Выдвинулись мы, благо, не в пять утра, как любит Журавль в прямом и переносном смысле, а днём, после половины его рабочего дня и короткого субботнего дня в школе Олеси, которую он согласился взять с собой. Словно князь — свою дружину. Маленькую такую, звонкую и очень пугливую. Зато красивую как здешние рассветы и лучезарную как солнышко. Как он и обещал ещё в первый день, как приехал Арс — мы отправились на наши знаменитые карьеры, в дальний лес. С нами пошла ещё и моя сестра, как путевая подстраховка и «скорая помощь» для троих больших беспомощных мальчиков в опасных природных условиях. Ладно, я шучу. Дядя Дима как-то вообще, истекая кровью, пару километров по снегу прошел. Весьма судьбоносно за ивой для бабулиного забора сходил вместе с новым ножом. К тому же, Вика, я замечал не раз, ориентировалась в этой среде и этих местах лучше, чем даже сам Журавль и его охотники. Она обожала гулять по лесу одна. Поэтому здесь она, скорее, была как дома, как своя. А не туристка в экстремальном суровом походе. Шторм тоже увязалась за нами. Думаю, если бы во главе нашего маленького строя не было авторитетного и уважаемого ею вожака — Димы, она бы не пошла так далеко больше ни с кем из нас. Ну, может, с моей сестрой. Её вообще все животные обожали, как и она их. Мне казалось, что Вику Шуша почему-то принимала за вторую главную разведчицу, свою самку-напарницу: шла по другую сторону от неё, как бы пасла нашу ширенгу, на одном уровне, и постоянно переглядывалась, будто обменивается наблюдениями и информацией на их тайном языке. Олесю она, наверняка, идентифицировала как самку вожака, сородича, которого надо уважать и присматривать, поэтому каждый раз чутко моментально реагировала на все ее «Ай!», «Ой!» и «Ди-има, я боюсь, спусти меня с этой глины!». А на его ответное и вздыхающее «Женщинаёптвоюмать…» весело подскакивала за ним следом и неслась на помощь. Ну а нас с Арсом, полагаю, Шторм воспринимала как подрастающих щенков, будущих добытчиков и воинов стаи. Поэтому особо не следила, если мы отставали. Рюкзаки у нас настоящие, походные, с палатками и спальниками, были довольно тяжёлыми, поэтому мы шли преимущественно молча, опустив головы и держась за лямки на плечах, чтобы не натирало через тонкие футболки. Погода была отличная, правда, небо совсем без облаков и на открытых участках в перелесках жёстко припекало макушки и задние части шеи. Я, наверняка, уже снова сгорел. И улыбался краем губы теперь только от мысли, что у меня будет повод попросить Арса снова намазать меня его кремом… (Блин, а, может, его лучше экономить и он ещё нам пригодится?.. У меня же ничего другого больше здесь нет…) Наконец-то — знакомые ёлки. Вот этот склон, вдалеке я уже вижу другой берег. Пришли. Вид, конечно, здесь был просто разнос. Я уже успел забыть за год, как тут ахеренно красиво. Даль широких лесов по ту сторону реки, эта пропасть, раскинувшиеся просторы для глаз, обзор с возвышенности, эти краски, высоченные сосны, сама тихая стоячая река Медвежья — завораживали. Зимой почему-то здесь всё не такое величественное — больше плоское, замершее, тихое. Закрытое покинутое замороженное королевство, всё в белом, холодное и безжизненное. Мы катались здесь с горок на январских. Пока Дима придумывал и выстраивал в голове полноценное экологичное и безопасное дизайнерское решение расположения объектов нашего лагеря и палаток на одни сутки, мы побросали сумки у ближайшей уже подранной всеми туристами сосны и кострища и убежали к берегу реки — делать «те самые» невьебенные фотки Арсению, которые он, я уверен, зальёт в свою Инсту только в январе, типа он ездил в какой-то заповедник в Европу. Всю дорогу ж сто пудово позы выдумывал. (Кхм-кхм…) Шторм ещё три часа не могла угомониться, досканально исследуя территорию на предметы опасности и ненадежности каждого камня: метила деревья, точила клыки, чесалась о еловые лапы, притаскивала всякие палки, тягала торчащие из каменистой почвы корни, смешно дрыгая пушистым задом и мотыляя косматой головой, и со смешным детским порыкиванием дралась с корягами, которые Дима заготовил для строения долгоиграющего костра на ночевку. Вместе с Викой мы таки поставили обе палатки, потом девочки занялись спальниками, а Журавль — огнем и другим инвентарем, который мы на себе сюда приперли. Сестра приготовила бутеры, спокойно и привычно водиночку управляясь подаренным на пятнадцатилетие охотничьи ножом за импровизированным столом из покрывала и клеёнки. Поглядывая периодически на нас и на то, как забавно Шушыч плескается у кромки воды, подпрыгивая и веселя саму себя брызгами. А тем временем мы с Арсом смотрели за установленными удочками или как это звучало бы на языке настоящих мужчин — усердно и героически добывали еду на весь лагерь. Как по мне — просто деградировали. Никогда не понимал — что вообще такого в этом занятии… Уже через полчаса и десяток сплетённых мною колечек из клевера эта спокойная природная тишина и гипнотизирующая гладь реки начали наталкивать нас на весьма интересные мысли их самых глубин нашего пубертатного сознания… — Так прикольно, когда поплавок «клюет»… От воды пружинит. Почему-то этот невинный комментарий Арсения спровоцировал у меня в голове странные пошлые мысли… Ну… Если так посмотреть… Что-то это действительно напоминает. И зачем он это сказал? Кто вообще знает, что у Арсения Попова в голове? Если он все годы в нашей компании искусно притворялся тем, кем не является. Теперь-то он мог обо всем со мной поговорить. Я прямо хочу этого, я очень заинтересован и открыт. Канада и эти обсуждения нашей причастности к ЛГБТ могли его достаточно развратить раскрепостить. Не знаю, хорошо ли это. Или некий триггер для меня. Не то, чтобы я считал это чем-то плохим, некультурным или неприятным и всё такое, просто подумал, что мой друг наверняка уже изучал все стороны вопроса. Не десять же ему лет… Может, это он специально вбрасывает двусмысленные фразы, чтобы первым натолкнуть меня на разговор об этом? Нет — ну неужели мы настолько соулмейты, что у наших соул общие мейты? Нужно шагнуть навстречу. Нельзя же просто предложить поговорить о сексе, пока мы пялимся на две палки, вздёрнутые над водой. Типа, «О, смотри, похоже на наши стояки по утрам!» Друг на друга… — Мгм… Но это не клёв, какая-то хрень под водой его просто дрочит и нас наебывает. Рыбы умные, — я с оценивающей физиономией профессора наук посмотрел на Арса. Он же у нас тоже рыбка. (Которая умело дрочит некий поплавок в моей бошке). — Кликбейт на клёв, — усмехнулся Попов, задумчиво надевая все мои связанные колечки на свои длинные растопыренные пальцы. Тогда я потихоньку начал трансформировать эту философскую мысль. Нахождение на природе в спокойствии и тишине этому способствовало. Я становится рассудительнее, мудрее, думал глубже, больше, качественнее. В наших отношениях мы тоже как бы находимся ещё только на берегу. Нам жарко. Хочется нырнуть в эту прохладу, на которую мы смотрим и которую обсуждаем, восхищаемся, о которой мечтаем. Расслабить тело, слиться с этой температурой, отдаться воде… В её спокойной и безмятежной глади отражается прекрасный тихий лес. Солнце. Пролетающие над головами птицы. Она дразнит лёгким дуновением ветерка со своей прохладной поверхности. И в то же время — нам страшно. Река может оказаться глубокой и иметь свои непредсказуемые течения. Таить в себе опасных рыб, пресноводных, торчащие сучья, камни и затягивающий ил на самом берегу. Оказаться для нас слишком холодной или… Утратить свою прохладу со временем привыкания наших тел. И больше не охлаждать. Или вовсе замёрзнуть зимой. И высохнуть летом. Но я чётко чувствовал, буквально кожей, слышал тишину рядом с собой, по правое плечо — мы оба не хотим больше стоять на берегу и ждать. Не хотим возвращаться в тень или мазаться солнцезащитным кремом. (Хотя, э-эм…) Мы хотим попробовать что-то предпринять. — Тя помазать? Ты на солнце сидишь… Арс вдруг поделился своим наблюдением и заботой обо мне. Солнце двигалось и теперь тень от деревьев позади не скрывала мою фигуру от прямых лучей. Я и не подумал, что это причина того, что я весь горю внутри. Уже изрядно. — Да, обойдусь, — смутился я, догадываясь, что сейчас от этого действия я не получу того удовольствия, что в первый наш вечер здесь. — Но тогда было приятно… И я всё-таки рискнул. Сказал о своих чувствах первый. Это ощущалось почти как тот мой первый поцелуй «с ноги» на ромашковом поле, когда я не знал, что будет дальше и какова будет реакция Арса. — Правда? — мурлыкающе и кокетливо протянул тот, кажется, флиртуя в ответ совсем неосознанно, невинно, и нацепил на мою раскалённую кудрявую голову свою бледно-лиловую кепку. Такой у него, значит, фетиш — меняться одеждой. Забота. Но руку от моего затылка он так просто не убрал — я отчётливо ощутил, как Арсений специально задержал касание пальцами моих волос и привнес в этот плавный спуск ладони по моей шее и позвонкам нотки интимности. По всему телу у меня тотчас разбежались приятные мурашки, все волоски встали дыбом, наложившись на общий внешний жар. Кровь ударила в и без того нагретую голову и стало даже неприятно, но я не шелохнулся, потому что его рука всё ещё оставалась там, между моих лопаток. Я только совершенно невольно дернулся, извернувшись, словно мне это не нравится и я хочу её сбросить — я хотел только приластиться, но моя ретриверская «грация» точно никогда не будет похожа на аккуратную кошачью. И всё же улыбка моя всё равно всё выдала — я виляю хвостом и подставляю пузико с внутренним визгом «Чеши меня полностью, где угодно!» — Поня-ятно… — вновь задумчиво и тихо протянул Попов, заглянув своими хитрющими проворными глазами куда-то мне в ложбинку между шортами и трусами — я знаю, она там есть — и тут же положил на мою поясницу полностью всю теплую ладонь. Я почувствовал, как он поправляет соседним пальцем свои колечки, но даже это не мешает ему гладить меня и нагло пожирать глазами. В этот момент со стороны лагеря донеслось то ли возмущенное, то ли смеющееся очередное Димино «Ептвоюмать!» и мы оба обернулись. К сожалению, вновь заняв исходные рыбацкие позиции. Я поправил одну из удочек, чтобы скрасить неловкость. — Мне так понравилось сегодняшнее утро, — задумчиво признался Попов, своими «наряженными» пальцами ровняя на газетке коробки́ с червячками. — Мгм, — вздохнул я с зажатыми губами и шеей. Я знаю, что он поймет это моё тоскливое намекающее выражение. — Надо будет как-нибудь повторить, — то ли вопросительно, то ли мечтательно продолжил парень у меня за спиной. Так, отлично, начинается, мы уже близко. Главное — не спугнуть и правильно построить плавные мостики. Я медленно сел обратно в тень, поближе к нему, и пьяно, наполовину под солнечным ударом, расплывчато и загадочно улыбнулся, глядя на друга с максимально эротичной поволокой в глазах, какую только мог изобразить. Словно у меня они сейчас съедутся. Ладно, да. Я не умею строить блядские мостики и вообще заводить машину, чтобы переехать на другой берег. —… Или попробовать что-то другое... Зато отлично умеет он. Он у меня золотце. Он очень хорошо меня понимает. — Например? — я всё ещё неловко улыбался, вытянув ноги и потихоньку тыкая его кед своим, заигрывая. И пытаясь дать понять, что я правда заинтересован в этой теме. — А чего бы ты хотел?.. — у Арса были такие глаза, будто он сейчас в легкую может пересказать мне в подробностях содержание Камасутры. Я засек этот его чертёновский огонек. Мы сами не заметили, как быстро и плавно перешли к той самой волнующей нас важной сути дела. — Ну… Бля, и именно в этот момент я совсем стушевался. Я не был готов к тому, что придется произносить что-то вслух, формулировать и озвучивать свои мысли, а не просто дрыгать ножкой и урчать в такт поглаживаниям Арса, которые мне нравятся. И что он это будет слушать, обдумывать, воспринимать, визуализировать и как-то понимать, по-своему. Я вообще говорить не умею — кто дал этому длинному с последней парты микрофон?! Но мой друг всё же спас наш разговор и предложил первый. — Ну, смотри, для начала, мы можем просто… — и почему-то под конец всё равно замялся. Словно мы разговаривали о дрочке и в комнату вдруг зашла мама. — Ну… Ага, вот именно. «Ну». Дальше язык у нас, пацанов, видимо, не работает. Зато фантазия выполняет двойную работу. Я почему-то думал, что этот «дефект развития» обошел Арсения стороной — эта птица-говорун могла петь о чем угодно и что угодно. Я смотрел на то, как парень очаровательно улыбался и не мог поднять глаза, теребя такой же цветочек на одном моем пальце, не осознавая, что абсолютно заражается моим настроением и боится смутить меня ещё больше, не знает, как сказать это аккуратнее для меня, на моем языке. Какие для меня слова приемлемы, как я это называю, произношу ли вслух… Он так печется о моем комфорте — точно влияние запада. Нас здесь этому не учат… Я ведь ещё не знал тогда, что он просто не мог решиться рассказать мне о своем опыте с игрушками, думая, что это оттолкнет ещё такого зелёного и скромного меня… Ведь мой лучший друг познал себя гораздо раньше этого лета со мной, не только в плане самоощущения, но и узнал о собственных предпочтениях и роли раньше и больше… — Можем просто попробовать сделать приятно друг другу, как-то… — брюнет в белой узкой футболочке пожал худым плечом. — Расскажешь, что тебе больше нравится… — он довольно расплывчато задал мне тему для размышлений и подготовки перед тем, как мы перейдем к активным действиям, но я хотя бы начал думать в нужную сторону. Не сразу, потому что движение его плеча заставило ткань футболки на груди очень заметно и призывно очертить вершину его соска — мой взгляд моментально упал именно туда. Как в дурацкой пошлой комедии с закадровым смехом на этом моменте, облачающем типичного среднестатистического мужчину. Если бы перед ним была женщина в прозрачном топе. Предложение Арсения мне помогло, потому что в голове у меня крутилась настоящая каша из всего возможного, что могут и не могут делать гей-пары, и что из этого будет мне приятно, а что — нет. «Сделать друг другу»… «Что нравится мне»… А ему? Ему будет приятно то, что я попытаюсь сделать? А что, если окажется, что секс это на самом деле череда действий, которые мы выполняем друг для друга, чтобы удовлетворить только то, что было бы приятно другому? По очереди, и всё? Но ведь мы никогда не смотрим фильм вместе, если он не нравится кому-то из нас, даже если нравится другому. Хотя лично я делал так не раз, просто чтобы сделать Арсу приятно и уделить внимание его интересам, которые я не разделял… Я понимал, что он хочет подробнее рассказать о том, как и где мы можем друг друга трогать… Хотя это ведь можно сделать и не только руками… Чёрт, я всё равно не мог представить этот процесс как-то однозначно и предположить, какой вариант Арс сейчас имеет ввиду. Я так хочу просто ему в этом признаться… Я чувствую, что он не высмеит меня, что он поймет и поддержит, ему будет приятно! — Там и поймём… Как чувствуем, — но, перебив мою попытку, парень всё же глянул на меня, тоже ища поддержки и понимания. Он такой невинный, когда говорит этим своим спокойным добрым голосом, чтобы не спугнуть меня, почти что утешает перед сложным подвигом. А я так и замер с приоткрытым ртом, не решаясь уточнить, что за вид действий мы в итоге выбрали для себя в качестве начала. Как я могу это быстро спросить? Типа «Хочшь, отсосу?» Да нет, это как-то грубо, я всё-таки его люблю, а не оттягиваюсь в гей-клубе с первым встречным. А «минет», наверное, звучит по-дедовски, слишком формально для обсуждения двух пацанов… И вообще, нас же двое. Кто кому собирается..? Хм, а есть же ещё разные позы, когда одновременно… Или это для продвинутых? Или вообще только для порно… — Если хочешь, попробуем что-то из легкого. Из этих мыслей меня вывело это очередное пугающее предложение Попова. Он, кажется, настроен решительно. Бля, а я же всё это время молчу как идиот с открытым ртом. Не дай бог, у меня сейчас бегущая строка с перечислением всех возможных вариантов в моих расширенных зрачках. (И слюна до пола). — Сейчас? — я испуганным щенком жалобно свёл брови и почувствовал, как трава под ладонями начала скользить, опуская меня к земле. Ага, спасибо, позу принял. Хотя я понимал, что он не имеет ввиду заняться этим прямо здесь прямо сейчас. Точно после похода. Может, даже уже дома, в городе, в гостях друг у друга, на наших кроватях… Арсений сразу отвёл взгляд, снимая по очереди все уже смятые колечки со своих пальцев, чтобы не давить на меня и не пугать этим зрительным давлением, и выбросил из рук все крючки, которые рассматривал в раздумиях. Будто это я только что сорвался с одного из них. (Блять, да даже в сравнениях я уже попробовал его червячка!) — Ну, нет, когда оба будем готовы. И найдем подходящий комфортный момент для нас обоих. «Комфортный». Почему-то я сразу подумал о кровати, изолированной комнате, тепле и всём необходимом… Это будет не скоро. Но Арс имел ввиду нашу психологическую готовность. — Окей, — неуверенно, смущённо и немного грустно согласился я, будто бы итог разговора свелся к одному выводу: попробуем что-то совсем лёгкое когда-нибудь потом. Типа, поцелуй в пупок. У нас дома. На удобной кровати, когда никого из родителей не будет. После просмотра настраивающего кусочка порно, где меня уже разорвет от смущения. Мы надолго замолчали. Это была супернеловкая пауза. Очень громкая, несмотря на возню в лагере и лай Шторм. Я дико стремаюсь и в то же время хочу сказать ему, что я действительно полностью согласен с его предложениями и мне нравится то, как он смотрит на эту тему. И несмотря на мое смирение с тем, что это у нас будет не совсем скоро, в городе, где уже куда напряжнее временами, я всё равно завелся от радости и не сдержал вернувшуюся утреннюю улыбку. «Да, детка, я выполню всё, что ты скажешь». И какой я буду актив с такой трусостью… — …Но я, правда, уже хочу. — пусть он знает, что я уже дрочил на него думал об этом. И бесстыже подсматривал. Я готов двигаться навстречу (боже, как стыдно). И планирую что-то попробовать в ближайшее время, насколько это будет возможно. А не трясусь произнести одно слово «член» и стесняюсь видеть Арсения голым. Я уже видел и мне очень понравилось. — Я знаю, — Попов понимающе улыбнулся, словно мы говорим о котятах. — Я тоже. Какой же он честный, открытый и милый. И несмотря на его бо́льшую уверенность, явный опыт и знания, я совершенно не ощущал этой пропасти между нами — словно я на коленях у взрослого дяденьки и он предлагает мне леденец. Я чувствовал, что Арс — такой же пацан, как я. Что он чего-то смущается, боится, что я его интригую, завожу и нравлюсь. Что он тоже пиздец, как хочет меня, и также сильно скрывает это, чтобы не спалить свои такие же сходящие с ума гормоны. Мне нравится, что мы открыты и в то же время — смущены друг другом, взволнованы и что-то умалчиваем, оставляя себе, в своей фантазии, как что-то личное и откровенное. Это было невероятно круто. Мы нащупали эту гармонию. И мы оба были готовы к чему-то новому и искренне этого хотели.