Первое лето, когда мы...

Традиционной дачно-огородной работы по бабулиному дому, действительно, оказалось много. Но мне она всё равно поручала что-то мелкое и быстрое, с чем я справлялся ещё в тринадцать лет. Для тяжёлого был припасен наш дядя Дима, который обещал приехать после обеда. Посмотреть раскладушку. Моя кровать, кстати, как я понял утром, тоже начала скрипеть. Ба с самого утра, с самого, наверное, рассвета — управлялась в огороде. Я переживал за её спину и ноги, но, когда ходил за водой к нашему колодцу, увидел, что она около берёзки, сидит на стульчике и полоскает скатерть. Да, кажется, к приезду Арса, с которым и я, и Ба так долго не виделись, мы оба готовились вовсю. Я помог ей принести всё к завтраку, накрыть на стол, после чего был послан немного прибраться в своей комнате, пока бабушка лепила сырники и искала в закрутках мое любимое яблочное варенье. И ведь не стала готовить заранее, не зная, когда я проснусь, чтобы всё было свежее и горячее. Ну а я — что я, по-вашему, понимал в уборке? Прошёлся кухонным полотенцем по краям поверхностей мебели, не двигая ничего — мне нравился этот артхаус (мне просто было лень), где смог — смахнул паутину тем же полотенцем с углов. Достал из шкафа чистое накрахмаленное постельное для Арса и случайно нашел свои старые кассеты с мультиками, которые мы смотрели в детстве на видике, на котором Ба каждый год пересматривает мое крещение в четыре месяца. Так обрадовался, что отложил их к себе на стол — мы с Арсом обязательно должны пересмотреть «Рататуя» и «Мадагаскар»! (Хотя какие нам в жопу мультики…) Потом я встал в проем и окинул комнату взглядом со стороны. После чего решил скинуть некоторые игрушки с комода и тумбочек в коробку для чердака — нам всё-таки уже не по десять, засмеет ещё. Я обернулся вокруг себя, уже не в настроении видя комнату маленькой, темной и какой-то прелой. Вообще кринжанет ещё… Он там в своей Канаде в крутой квартире живёт, с белыми стенами, с неоновыми подсветками разных цветов, окнами в пол, столешницей из мрамора… А у нас в деревне из мрамора только щебёнка на дороге, а из цельного куска — только надгробие у председателя сельпо. Да ладно, если что — сделаю вид, что тоже не в восторге от этого всего «старческого ужаса». После завтрака мы с Ба снова отправились по своим делам, почти не успев пообщаться. Я занялся прибиванием упавшей полочки в зале напротив окна. Погода разошлась, на термометре уже, наверное, было за тридцать и я вот-вот собирался бежать в огород, чтобы отозвать бабулю в дом с жары, а самому отправиться всё поливать. Но мне почему-то так нравилось стоять на подоконнике почти голышом, в одних лёгких шортах во весь рост перед окном без занавесок. В городе я не мог себе позволить ничего из этого, но находиться голым в окне было весьма возбуждающе и приятно. Хотя я прекрасно понимал, что любоваться моим торсом и вставшими сосками могут только яблоня и два куста крыжовника, кокетливо покачивающие ветвями при лёгком ветерке. Ветерок! — Да блять, — я снова чуть не навернулся с табуретки. Мы же с Арсом в четырнадцать лет сделали «ветерок» — штуку, которая при движении играет музыку ветра. — Антоня, иди-ка ещё водички принеси — все огурцы повисли! — раздалось с огорода. Надо срочно найти ту штуку, если она ещё не развалилась или дядя Дима не выкинул. Я слез, слегка поправив шорты, и помчался на улицу, захватив ведро с веранды. — Лечу! — на помощь огурцам. После обеда приехал наш главный рабочий и мой единственный в Ромашках взрослый друг, по совместительству местный богатырь деревни и гордость семьи Журавлёвых. Наши бабушки раньше были невероятными подружками, пока баб Таня не умерла. Но я был совсем малой, почти её не помню. А вот дядю Диму считаю чуть ли не своим отцом. Ему Ба поручила доделать пол где-то в их с дедом спальне (я почти туда не заходил, без понятия, что она там за ремонты затеяла), а потом и посмотреть наши спальные места. Мне досталась самая большая радость — вместе с Димой к нам пришла его (ну, можно сказать, местная, деревенская) собака. Большая, как мне казалось в детстве, пушистая и белоснежная самоед по кличке Шторм. Местные если и звали её по имени, то откликалась эта умнейшая и веселая вечно улыбающаяся морда на просто «Шуша». Пять лет назад Дима вытащил слепого ещё крысо-щенка со дна заброшенного высохшего колодца, когда был на загоне медведя. Маленький я, возязь с ней, в тот вечер подслушал его разговор с товарищами о том, что её мать и братьев задрал этот самый медведь. Правда это или нет — мой детский мозг решил заглушить те жуткие воспоминания и выкинуть большую часть рассказа из памяти. Знаю только, что тогда начался большой шторм и некоторые даже видели смерч на поле за деревней, и мужики решили приостановить охоту. Щенка без пола и породы Дима так и назвал — Шторм. Ну а когда выяснилось, что это девочка — менять имя было поздно, привязалось. Дядь Дима говорит, что она бестолковая и охотница из нее никудышная, зато хороший пастух и нянька всех местных детей. Бегает сама по себе, но от дома никогда надолго не убегает. Боится тоже мало чего. Но я знаю, что она самая умная и добрая собака на свете. Жаль, мы не могли завести питомца — у мамы аллергия почти на всё («Особенно на твоего папашу!» — любила шутить она, когда чихала в его присутствии). Наласкавшись на веранде с моей подругой детства, я пропустил будильник на созвон с Арсом, зато залез вместе с ней под лестницу в поисках палки и нашел наш старый мяч. Пока держал его в руках — словно посмотрел трейлер нашего позапрошлого лета. Когда мы с ним начали ходить на секцию по футболу и каждый вечер играли с местными у нас во дворе. Учили тут всех техникам и ударам, Криштиану Попов и Антон Месси… Такие турниры тут разворачивались, чуть ли не деревня на деревню: команды собирались по жестокому отбору, некоторые пацаны тренировались между собой, чтобы встать против нас. С таким-то крутым мячом. Помню, папа Арса подарил его ему на день рождения. Настоящий, из Спорт-мастера. А когда, с наступлением сумерек, все наши первоклассные нападающие, вратари и центральные расходились мыть ноги, пить ряженку и спать, мы с моим сокомандником оставляли мяч в траве под берёзой (да, я тогда ещё верил, что наши с дядей Димой руны на этом дереве могут напитать его удачей и какой-то супер-силой), забирались на крышу дровника, куда не разрешал лазить дед, свешивали ноги и смотрели на лес, рассказывая страшные истории. Грызли кислые яблоки, расфасованные по карманам, и пуляли огрызки в старый матрасный каркас на заборе. Кто попадет в пружину и оставит там огрызок — самый крутой и спит эту ночь на кровати. Другой — на тонкой провисающей раскладушке… Пока я рассматривал наш грязный сдутый мяч, Шторм, не дождавшись от меня никаких игр и ласк, убежала. Отвлекся я на разговор бабушки и дяди Димы — она уговаривала его остаться на ужин, но он уже убегал. — Тох, будь другом, открой мне калитку, а? — крупный светловолосый мужчина лет тридцати появился на веранде за моей спиной. Ба всё-таки вручила ему банку молока, а в другой руке он нес свои инструменты. — Ага, — я мигом метнулся вперёд по дорожке. — На работу? У дяди Димы было куча подработок в деревне — он ведь главный разнорабочий, охотник и добытчик Ромашек. То на раскопки с мужиками из соседнего села выезжает, то с росгвардией из города у него сотрудничества, то расчищает участки, то разбирает дома. Интересно, а трактор он ещё водит? — Не, за Олеськой. — деловито нахмурился мужчина с лицом брутального Колобка. Всегда верил, что он — Емеля из той сказки и спит у себя дома на печи. — Обещал забрать её после уроков, она там младшие классы какие-то взяла, типо летнего кружка. — дядя Дима вышел за калитку и развернулся, чтобы попрощаться со мной. — А у вас, ну, там… Всё серьезно? — я повис на калитке в проёме и наклонил голову, опустив глаза. Сам не ожидал, что так внезапно осмелею и как-то не впопад спрошу его об этом. Вроде как, это их личное, они же взрослые, у них там обычно всё сложно… Хотя у нас в деревне раздел «личное» выходит в местной газете «Всеобщее достояние» и обрамляется ярко-красной рамочкой на первой полосе с пометкой «сенсация». Но если я здесь уже сутки и до сих пор ничего о них не слышал, ромашковских редакторов дяде Диме с Олесей удалось отвадить. Не без этих её натальных карт. — Ой, да бог бы её знал, эту Олесю… — вздохнул прямо как мой дедушка утром Восьмого марта мужчина. Я улыбнулся. Значит, ему точно есть, чем со мной поделиться. Вика приучила меня к этим обсуждениям, кто с кем, где и когда. И её подружка-сплетница Оля. Стало быть, у них не всё гладко. Но он всё ещё её добивается. Настоящий пример силы воли и мужчины для меня. У них долгая история… — Сама не знает, че хочет. — коротко ответил Журавль. — Ладно, я поехал. Давай, — кивнул погрустневший и замороченный дядя Дима, направившись к своему зверю-УАЗику. — До завтра, — то ли я был порой слишком эмпатичен, то ли эти двое мне действительно близки с детства как семья, но я буквально прожил состояние мужчины в этих отношениях, услышав лишь обрывочную фразу. Она кружила ему голову, но ничего не обещала. Позволяла за собой ухаживать, гуляла вечерами. Вся деревня знала, что Журавль и Олеся — «муж и жена — одна сатана», «два сапога — пара», «жених и невеста, тили-тесто» и другие яркие деревенские «эпитеты» крепкой стоящей друг друга пары. Они всё время везде появлялись вместе. Но почему-то люди, просто рожденные стать мужем и женой, до сих пор не создали ещё одну крепкую семью в этом прекрасном душевном месте…

***

На ужин Ба приготовила драники и целый таз овощного салата с домашней сметаной, от вида которого я сначала чуть не умер. Но уже постепенно спокойненько добрался ломтем хлеба до вкусной жижицы на дне. — Тося, ешь! Хватить тебе в эту железку глядеть, в кусок золота ведь не превратится! Я действительно постоянно отвлекался на телефон — Арс все никак не мог подтвердить свой завтрашний приезд. То у отца что-то с машиной — мог не доехать, то у мамы ещё какие-то дела к нему, то он сам уже собрался к своей бабушке в гости. Я начинал переживать. — Да, Ба, я съел уже, — после каждого такого замечания я брал ещё один драник и потихоньку его съедал, хотя в меня уже не лезло. А она ведь все жарила и жарила новые, горяченькие, с золотистой корочкой, на той самой старинской черной сковородке старше моего прадеда и всей этой деревни. — Арс говорит, что отец купил нам пледы, сумку-холодильник, термос и фонарики для пикников, — похвастался я, читая переписку. — Это он тебе письмо прислал? — Ба не особенно вникала в устройство смартфонов. — Да, — я глянул на нее и чуть улыбнулся. Сергей Александрович отличный отец, хоть и строгий. Ну почему всем в мире достались нормальные отцы, а я чувствовал себя скулящим брошенным щенком на дне старого колодца?.. — Ну расскажи хоть, какие у тебя планы-то в столице? «Столицей» Ба называла любой город, так как для неё они были чем-то нереальным, заморским и супер-индустриальным. Местом, где последний раз она была только десять лет назад, когда я пошел в школу, и теперь видела сквозь тонкую барахлящую рябь телевизора. И ещё иногда у меня в экране телефона, если я показывал ей фотографии. Этот вопрос показался мне чем-то новеньким и даже ответственным — Ба никогда так «официально» не интересовалась моей жизнью, будущим, целями и новыми этапами в жизни. Для неё я день ото дня всё тот же кудрявый балованый мальчик, бегающий по огороду, которому надо только каждый день стирать шортики от пятен травы и периодически окатывать кипятком в бане. На мои изменения роста год за годом, уже примерно на половину выше от семи лет, она говорила саркастичное фирменное «Это я ссыхаюсь» и махала рукой, нехотя убирая мою детскую одежду из комода в коробки на чердак. Только я собрался как-нибудь покороче и попроще максимально «неволнительно» рассказать о поступлении в ВГУ и переезде в общагу, как хитрая Нина Ивановна задала новый, уточняющий вопрос. — Есть ли у тебя девочка? Очень профессионально, маленький милый Штирлиц. Стоит ещё спиной, вроде бы и не давит, тон такой хитренький, лукавый. Отличная стратегия, Викина школа. — Да нет… Я не виноват, что так манипулируем женщинами. Рыжий мурчащий кот с килограммом драников в животе начал сдуваться на глазах и прятать усы в тарелку. Еда для меня сразу резко стала холодной и невкусной. И та, что в желудке — тоже. Меня начало подташнивать и я уже чувствовал, как через мгновение бросит в нервный пот. Только не манипуляция про «дождаться бы твоей свадьбы и можно помирать», я перестану есть на целые сутки. Завтра приезжает Арс. — А то всё Арс да Арс, всё с Арсом бегаете… — порой казалось, эта женщина умеет читать мысли. Вообще я в детстве думал, что Ба — добрая ведьма, которая обладает даром вкусно готовить и поглаживанием снимать боль. — Вам обоим ведь уже пора, восемнадцатый год. Жениться скоро! — разумеется, про «скоро» она шутила, но уже готовила почву заранее, как бы анонсируя свои будущие расспросы про личную жизнь, невест, «Чего там у одноклассников?» и так далее. В деревне ведь всё происходит раньше, здесь другие ценности и устои. Чего, конечно, не сказать пока что про Диму с Олесей. Может, потому и я до сих пор любил сюда приезжать… Думал, что здесь я раньше повзрослею, помудрею, узнаю то, чего не знают мои ровесники, о жизни, о смысле бытия. И что и у меня здесь всё, возможно, случится раньше… И так будет лучше, я пройду это у себя дома, вдали от всех, и это останется моим большим секретом. Который будет придавать смелости потом. Когда, возможно, я однажды встречу кого-нибудь в городе… Кого-нибудь такого, как я. Конечно же, Ба преувеличивала, а имела в виду именно начало отношений, мои первые ухаживания, знакомства с девочками, потенциальными невестами. Для неё ведь всё было вполне просто — «Одна са́ма красива, са́ма хоро́ша, здоровая, умелица и умница, что б была хоро́ша семья». Кажется, она мне это лет с пятнадцати рассказывала, но как-то не в мой будто бы адрес, а очень сильно на будущее, как пример, как наставление на жизненный путь, моральное нравоучение, инструкция по подбору невесты. Ведь в деревне с момента знакомства до свадьбы проходило, дай бог, пара месяцев, а то и недель. Да и время для Ба уже шло иначе… Она не говорила этого, но боялась не застать мое поступление, первые отношения и хотя бы свадьбу. Желала мне только хорошего и хотела убедиться, что я нашел своё счастье. — Ба. Ну я ещё шампунем детским моюсь, — не знаю, почему я выбрал надавить на жалость именно этим постыдным фактом, поэтому сразу присоединил к себе и Попова. — А Арс, вон, грозы боится, — но прозвучало будто я наябедничал и сопли у меня до ковра. — Какие нам невесты… А вот замяться максимально неуверенно и обезнадеживающе у меня получилось. Ба, кажется, смирилась с этим настроем и моим тоном и помолчала минуту, домывая в корытце посуду. — …Он-то, поди, в «Омерике» своей кого уже нашел, девку-то умную нерусскую… — Нина Ивановна всё же была тотальным опекуном по этой части. Для нас обоих. Она воспринимала Арса как своего второго внука. — Там и женится на ней. И останется. На последних её словах мне стало так не по себе, что я впервые позволил себе повысить голос на бабушку, хоть и на один мили-тон. — Ба, всё! Нет никаких невест и не будет в ближайшее время! — нахмурился я, максимально демонстрируя, что мне не нравится эта тема и я устал. И начал убирать всё со стола, помогая ей наводить порядок после ужина. Ещё и телефон мой замолчал с игнором последних моих сообщений Арсу. Я, конечно, лишь на долю, на микро-секунду задумался, что он действительно с какой-нибудь девчонкой ещё общается кроме меня и реально завел себе девушку там, в Канаде… Но Арс и девушки… Почему-то я вообще не мог себе этого представить.