Антанта

— Ты мог хотя бы заглянуть. — О чем ты? — спросил он рассеянно, чередой размашистых росчерков помечая что-то в бумагах. Даже не поднял головы, как всегда. — Вчера. Мама надеялась, ты придешь. Все так же рассеянно и слегка нараспев Виктор проговорил: — Или ты обещал ей, что приду… Прости, я засиделся допоздна. На столе у него стоял подарок от мадам Талис — под прозрачной крышкой большой коробки заманчиво пестрели замысловатого вида пирожные из лучшей кондитерской города. Пирожных было так много, что Джейс, пока нес коробку, не мог отделаться от одновременно смешной и очаровательной картины, которую рисовало ему воображение: Виктор, до отвала наевшись сладостей, устало вздыхает, и взгляд у него при этом совершенно рассредоточенный; потом к этой сцене прибавлялась еще деталь — лепесток белого крема на кончике носа, который хотелось поддеть пальцем и… И тут Джейс одергивал себя и на ходу мотал головой, рискуя потерять равновесие и уронить пирожные. Он чувствовал себя так, будто стоит на скользком льду, ноги у него разъезжаются, и он не знает, за что схватиться, чтобы устоять. Когда фантазия снова выходила из-под контроля — и крем и сладко-отсутствующий взгляд упорно наплывали на Джейса, перекрывая улицу, он насильно заставлял себя вспомнить, что, во-первых, Виктор не любитель сладкого, и вообще вряд ли осилит даже половину разнесчастного кекса, а, во-вторых, он, Джейс, не очень-то им, Виктором, доволен. Когда он добрался до кампуса, не было и десяти утра, но в дормитории он Виктора уже не застал. Слабая обида, уколовшая Джейса вчерашним вечером, когда стало ясно, что Виктор точно не явится, и плавно проникавшая в сердце, как длинная тонкая игла, понемногу перерастала в легкое раздражение. Коробка на столе Виктору явно мешала, он то и дело мазал по ней локтем, перекладывая бумаги и письменные принадлежности. Он принял ее у Джейса с теплой улыбкой и попросил передать матери сердечное спасибо — потом оставил коробку где пришлось и мгновенно о ней забыл. Виктор мог работать в любой обстановке; обвались сейчас крыша, он вполне мог бы откопать среди обломков свою тетрадь, сесть на ближайший кусок камня, бывший недавно частью стены, и продолжить писать, даже не отряхнув с волос и одежды кирпичную пыль. Увлеченный, он и не пытался убрать подарок мадам Талис туда, где он не будет ему мешать, и с каждым разом, как Виктор задевал ее, коробка по чуть-чуть сдвигалась к краю стола. Джейс понял, что злится, когда до него дошло, что не меньше десяти минут он с бестолковым видом стоит посреди лаборатории и молча смотрит, что теперь воображение подкидывает ему совсем другую картину: проклятая коробка наконец падает на пол, пирожные испорчены, а Виктор с растерянным видом поднимает на него глаза, — и что Джейсу нравится вина на его лице. Тут ему стало совсем тошно — от всего сразу. — Мы ждали тебя. Я ждал. Виктор вздохнул, его красивые руки замерли над очередным листком и отложили механическое перо, но еще несколько секунд глаза бегали по столу, будто в поисках слов, которыми можно воспользоваться. Потом он с очень знакомым упрямым видом посмотрел на Джейса. — Я поздно закончил, невежливо было бы заявиться после полуночи. Кроме того… — он помедлил, — у вас гостят родственники, и это семейный праздник, а я… — Ты, должно быть, шутишь… — перебил Джейс, отчетливо слыша, как в голосе у него смешиваются обреченность, гнев и стыд. Вот всегда он так. Всегда одинаково искренен, всегда незаметен и незначителен. Джейс полжизни или больше — сколько они были знакомы — задавался вопросом, почему так сильна убежденность Виктора в собственной несущественности, в том, что сам по себе он не важен? Для него все было просто: после матери Виктор был самым родным ему человеком, первым — во всем. А мама была готова назвать Виктора своим приемным сыном, если бы он ей позволил. Но Виктор оберегал свою отчужденность — твердо, но аккуратно, почти тактично, без жесткости, — он так подходил к любой проблеме, — и ни разу им не подворачивалась возможность поссориться на этой почве. Или Виктор осмотрительно ее избегал. Только это — личное — могло заставить его проявить нечестность. Вот и теперь Джейс видел, как никогда ясно, выражение покаянной невинности, которое Виктор натягивает на лицо, как маску, чтобы спрятаться. Чтобы Джейс снова поверил в «Извини, но разве я сказал что-то не то?» Пока он стремительно пересекал лабораторию, приближаясь к столу, Виктор наблюдал за ним тем же взглядом, каким рассматривал испытательные образцы в момент первого запуска, — внимательно, изучая. Он не шелохнулся, даже когда Джейс положил ладони прямо на его записи на столе и навис над ним, нервно раздумывая, что вообще собирается сказать. Виктор по привычке держал одно плечо чуть выше другого, губы сжаты, голова слегка наклонена в сторону, и брови нахмурены — но так незаметно, так сдержанно, что немой вопрос читается скорее в глазах. Именно скупость мимики его выдала, ведь кому как не Джейсу было знать, что мысли обычно написаны у Виктора на лице. Джейс заметил это — только зрачки друга следят за тем, как он приближается, сначала прямо, потом выше, выше, и наконец взлетают, чтобы смотреть Джейсу в глаза. Они огромные, чернота поглощает радужки, оставив лишь тонкий светло-карий ободок, два медных зубчатых колесика. И эта попытка укрыть от него настоящие чувства, сыграть невозмутимость, дала Джейсу нужные слова. Упрямство. Это у них было на двоих. — Ты — тоже моя семья, — с расстановкой проговорил он. Виктор вздохнул. — Джейс… — Нет. Джейс чувствовал, что вот-вот перестанет владеть собой. Изнутри его потряхивало, как от убойной порции кофеина. Он чувствовал и грусть, и обиду, и что ведут они себя глупо, что сказать ему больше нечего, ему было и смешно, и неспокойно, и казалось, что раннее, свежее, зимнее утро, в которое Пилтовер будто излучал холодный, бодрящий белый свет, и надежда, что он найдет Виктора еще спящим под двумя одеялами, потому что тот всегда мерзнет по ночам, случились не час, а десять лет назад. Он выпрямился и чуть не бегом покинул лабораторию. Виктор его не окликнул.

***

Чтобы остыть, ему понадобилось полчаса и пять кругов вокруг Академии бодрым шагом. Но когда Джейс вернулся в лабораторию, ни Виктора, ни коробки с пирожными там уже не было. Джейс обошел кабинеты и аудитории всех сотрудников, с кем Виктор был знаком, целую вечность стучал к Хеймердингеру, но так и не нашел его на месте, второй раз за день посетил кампус, на три раза проверил близлежащие улицы и даже сбегал домой, где Виктора тоже не оказалось, зато Джейсу едва удалось улизнуть от матери, уговаривавшей остаться на обед. Ноги сами привели его к зданию Совета. Советница Медарда быть там, конечно, не могла: выходной день, — но с недавних пор именно она представлялась Джейсу оплотом хладнокровия, которого ему сейчас так не доставало. Переводя дух, он присел на невысокую каменную ограду, за которой раскинули пышные кроны каштановые деревья. Он не ожидал, что один из стражников спустится и пригласит его войти: «Советница Медарда просит вас к себе». — Так вы тоже работаете в праздничный день? — почти с негодованием спросил Джейс, войдя в ее кабинет. Советница, прислонившись бедром к столу, изучала сшитые в толстую папку бумаги, держа их на весу. Даже издалека Джейс разглядел столбцы внушительной сводной таблицы. — Вы имеете что-то против? — спросила она, удивленно вскинув брови. Джейс мог бы сказать «нет», но ему вдруг ребячески захотелось пожаловаться — и не хотелось врать. — Как сказать… — со вздохом пожал он плечами и рухнул в кресло для посетителей. Советница с любопытством выглянула из-за бумаг, потом захлопнула папку и отложила ее в сторону. Снова оперлась на стол и воззрилась на Джейса испытующим взглядом, изящно сложив руки на коленях. — Мы с… — он хотел сказать «с коллегой», но проговорив это мысленно, ужаснулся и передумал: — …с Виктором повздорили. Или… это я с ним повздорил? Но вообще-то я не уверен, но и выяснить я это тоже не смог, потому что он… пропал. В общем, я оббегал полгорода, но он как в воду канул. Я начинаю волноваться, — выдал он скороговоркой и с силой потер глаза. Джейс опасался, что разговор о Викторе может ей не понравится. Ему в последнее время часто казалось, что он как-то слишком много говорит о Викторе… Но советница Медарда только выразительно кивнула, мысленно собирая его невнятную исповедь в единое целое. — Джейс, не откажетесь от кофе? — вдруг предложила она. — Как раз объясните, что случилось, более… обстоятельно. — А я вас не отвлекаю? — Ни в коем случае! — она отлепилась от стола и громко позвала куда-то в глубину кабинета: — Элора!.. Когда Джейс, немного придя в себя, рассказал ей о случившемся «более обстоятельно», советница спросила: — И он даже не оставил вам записки? Джейс почувствовал себя круглым дураком, глядя на участливо-обеспокоенное выражение на ее лице. Они спешили к Академии. Вечерние улицы, омытые розоватым светом заката, были почти пусты, никто, кроме редких патрульных, не провожал их удивленными взглядами. «Вам вовсе не обязательно идти со мной!» — «Что вы, я хочу пойти». Советница настояла на том, чтобы помочь ему в поисках. Тепло, смущение и довольство в груди Джейса мешались с удушающим беспокойством, растущим от минуты к минуте. В коридоре на их этаже он едва не сбил с ног Хеймердингера, которого попросту не заметил. Советница едва успела поймать Джейса под локоть — без нее Хеймердингер отлетел бы в сторону, как большой пушистый мяч, и вряд ли отделался бы одними ушибами. — Ах, молодость! — добродушно закряхтел профессор, когда Джейс, остановившись на всем ходу, бросился к нему с извинениями. — Полно! — со смехом возразила ему советница Медарда. — Вы еще в самом расцвете, профессор. Хеймердингер изобразил сомнение, но поклонился ей. — Могу я узнать, куда… вы двое несетесь на всех парусах? Джейс разом почувствовал себя еще глупее, чем минуту назад. Одно — переживать за друга, совсем другое — откровенно паниковать и сбивать народ с ног. Советница Медарда, успокаивающе похлопав его по плечу той руки, которую все еще придерживала под локоть, ответила вместо него: — Мы ищем напарника господина Талиса, вы сегодня его не встречали, профессор? — Да-да, — мгновенно отозвался Хеймердингер, задумчиво поглаживая подбородок. — Утром Виктор направлялся в Нижний город. С огромной коробкой пирожных, причем отменных! — весело добавил он. — Он еще не вернулся? — Это мы и хотели узнать, — советница махнула рукой в сторону лаборатории, а сама украдкой посмотрела на Джейса. «В Нижний город?» — В лаборатории его нет, молодые люди. Я только что заглядывал туда, тоже искал Виктора. Что ж, если нет, ему следует поторопиться! — воскликнул профессор, впрочем, без намека на беспокойство. — Пропускной пункт закроется с закатом, через час, и откроется только с рассветом! — Что ему делать в Нижнем городе? — ничего не понимая, спросил Джейс. — Я не спрашивал! — пропищал профессор. — Но если вы его ищите, то-о… — тут он пожал плечами и уставился на них с какой-то совсем не стариковской хитринкой в пышных усах. Джейс и советница переглянулись. — В любом случае, — снова заговорил профессор еще более высоким голосом, — возможно, вам кое-что понадобится. Пойдемте, пойдемте, — он поманил их рукой и засеменил по коридору в сторону лифта. Хеймердингер привел их в гардероб на первом этаже и вручил советнице прекрасное шерстяное пальто с капюшоном глубокого синего, почти черного цвета. Оно было не только неприметнее ее белоснежного манто, но и доставало почти до земли, скрывая платье. — Простите? — советница с вежливым любопытством осмотрела пальто, держа его перед собой на вытянутых руках. Джейсу профессор выдал теплый коричневый плащ, гораздо менее впечатляющий на вид. Светлая гражданская шинель тончайшей выделки на Джейсе, видимо, тоже показалась ему слишком броской. — Да-да-да, — довольный собой, пробормотал профессор, полностью проигнорировав слова советницы и абсолютно обалделый вид своего бывшего студента. — Что ж, молодые люди, желаю удачи! — торжественно пискнул он и был таков. Не меньше минуты им потребовалось, чтобы осознать произошедшее. Потом Джейс произнес: — Если я и отправлюсь в Заун на поиски, то пойду один. Я не могу позволить вам… — Не можете позволить мне? — советница посмотрела на него так, что Джейс прикусил язык. Она вся — надменные дуги бровей, ехидный изгиб рта, гордая осанка, золото — вспыхнула изнутри, словно кто-то чиркнул невидимой спичкой. — Советница Медарда… — беспомощно проговорил он. — Мэл, — поправила она с азартом в глазах и расстегнула пряжку манто. — Ну же, переодевайтесь, не будем тратить время!