When Does a Man Become a Monster?

— Ты знала, что я приду? — спросила я тихо, и Астарион раздраженно хмыкнул за моей спиной. — Ох, ну конечно. Ты ведь тоже провидица? — спросил он, сморщив нос от резкого уксусного запаха, исходящего от ведьмы. — Мне повезет увидеть маленький шабаш? — Провидица, — ведьма закатила глаза, не выдав мой секрет. — Нет, меня предупредил Рафаил, — ответила женщина, неопределенно махнув рукой. — Я ему задолжала, и ты поможешь мне от этого долга уйти, — красные губы растянулись в улыбке. — Ждать, пока дьявол придет за ответной услугой — дело утомительное. Так чего же ты хочешь? Как сложно говорить об этом в его присутствии. Я покосилась в сторону Астариона и поджала губы. Вампир недоверчиво оглядывался по сторонам. В банках, томящихся на стеллажах, копошились червяки, мухи летали и бились о стеклянные стенки. Эльф молчал. Я задержала дыхание, когда взгляды наши встретились, и тут же отвернулась к портальной ведьме. По моему растерянному взгляду женщина поняла, что Астарион не должен был нас слышать. Только что теперь сделать? Он — вознесенный вампир, силу которого тяжело измерить простым смертным. Ведьма сделала шаг вперёд, протянула ко мне руку и снова улыбнулась. Глаза ее были такими же карими, как мои… Пальцы осторожно прошлась по моей ладони, поглаживая ее, и Астарион снова тихо хмыкнул за моей спиной. Ему это не нравилось, но вампир не желал устраивать сцену ревности при посторонних. — Знаю, чего ты хочешь. Я все сделаю быстро, если не будет помех в пространстве, — шепнула она. — Вампиреныш не успеет тебе помешать. — Помешать с чем? — недовольно спросил Астарион. — Мне не нравятся эти танцы вокруг подиума, питомец. Я хочу знать, что мы здесь делаем, о чем говорит эта странная ведьма и когда мы вернемся обратно. — Никогда. Девчонка собирается удрать отсюда, — слегка нахмурив брови, ответила за меня ведьма. — Через портал, который я открою. — Я ухожу домой, — поддакнула я, точно попугай на пиратском плече. — Мне… Мне очень жаль сообщать вот так. Я не нашла в себе сил, чтобы обернуться и рассказать об этом, смотря Астариону в глаза. Сердце бешено колотилось в груди, пыталось пробить дыру меж моих ребер и удрать в безопасное место. Пожалуй, именно это мгновение я могу назвать самым страшным в этом мире. Не ранение Астариона, не нападение гитьянки, не темные земли, нет. Мне страшно признаваться в предательстве, страшно разбивать сердце вознесенного вампира и уходить вот так. Поджав свой крысиный хвостик. Но ведь это он не оставил мне выбора! Правда? Я не смогу смотреть за тем, как Астарион сходит с ума от бесконечной власти, упавшей с неба в один миг. Не пройдет и двухсот лет, как на спине моей начнут появляться стихи его сочинения. Когда силы все же нашлись, и я подняла взгляд к лицу эльфа, губы мои сами собой сжались в тонкую нить. Краска покинула лицо, и я точно знала, что выгляжу бледной поганкой на фоне красного плаща. В Астарионе не было ничего, кроме легкого разочарования. Казалось… Казалось, что вампир не злится на меня, его не тронул сам факт бегства, нож, воткнутый в спину, не достиг цели. Он лишь расстроился от того, что рухнули все его планы: я не буду сидеть у него на коленках с ошейником и поводком в зубах. Астарион шагнул ко мне ближе, но ведьма с готовностью подняла руку, на кончиках ее пальцев зажглось заклинание. Паралич гуманоида сковал вампира по рукам и ногам, а тот и не думал сопротивляться. Он смотрел на меня с лёгким укором. Что… Не будет злых проклятий и пожелания сгнить в аду? — Досадно. Если бы ты совсем не попыталась сбежать, питомец, я бы расстроился ещё сильнее, — выдохнул он почти устало, и в красных глазах горел нехороший огонек. — Но почему ты не сказала мне в той церкви, когда я озвучил свою волю? — Скажешь, что у меня был выбор? — грустно усмехнулась я, и предательские слезы собрались у уголков глаз. — Нет. Разумеется нет, — фыркнул эльф. — Но мы могли бы обсудить проблему… — он выпятил губы, словно пытаясь показать мне, что обижен недоверием. — И я бы нашел миллион причин не ходить в это подземелье. — Если бы я отказала тебе тем вечером, ты бы свернул мне шею. — Не надо лишнего фатализма, любовь моя, — Астарион закатил глаза. — Я бы просто обратил тебя насильно, птенчик, чтобы наглядно показать, как хороша жизнь под моим крылом. Ты бы сказала мне: «Спасибо» много-много раз. — Ты пугаешь меня, Астарион, — губы искривились, мышцы лица слушались плохо. — Поэтому… Поэтому я и решила уйти. — Сбежать, — холодно произнес он, и в этот раз во взгляде эльфа можно было разглядеть маленькую искорку гнева. — Ты хочешь сбежать от меня, Катя. — Я не желала тебе зла, — слезы полились по щекам, и чувство вины прижимало меня к полу, как набитый хламом рюкзак, . Эльф отвернулся. Ему не нравилось это проявление чувств. Я вспомнила, что в сцене победы над Касадором, в той правильной сцене, где Астарион отвергает вознесение и остаётся самим собой, он плачет. Плачет над трупом своего бывшего хозяина, словно ребенок, дитя. Чувства захватывают его с головой, и эмоции берут верх над мертвым телом. Если уж Астарион — манипулятор и актер с двухсотлетним стажем, не всегда контролирует эмоции, как справиться мне? Простой студентке… Я прикусила губу, не зная, что ещё ответить. «Прости»? Как глупо это будет звучать. Это ведь я заставила его так поступить, я перекрыла ему воздух своим идиотским признанием. Вампир решил, что теперь ему обязательно нужно позаботиться обо мне, а ведь он очень долго не видел другой заботы, кроме той, что дал ему Касадор. Ведьма чуть сжала пальцы, словно напоминая мне о своем присутствии. Уверена, она не хотела быть свидетелем лишней драмы. Впрочем, вернув взгляд к ее лицу, я заметила, что женщина улыбается. Мягко, почти самодовольно. Заклинание выдержит ещё долго, и Астарион вряд ли выберется из клетки быстрее, чем она откроет нужный портал. Вампир молчал, и я боялась продолжать нашу беседу, боялась, что разрыдаюсь пуще прежнего, и этот козел уболтает меня остаться… Или потянет время, выберется из ловушки, и убьет нас обеих. Горячий нрав в некогда холодном теле. — Куда ты хочешь отправиться, дитя? Я знаю множество интересных вселенных, — женщина махнула рукой, и несколько ярких круглых порталов, каждый не больше яблока, открылись рядом с ней. — В твоём мире о них снимают фильмы, в моем — пишут истории. — Типа… Каждый фантастический фильм — это новый мир? — спросила я, вытирая нос о рукав красной мантии. — Вселенных бесконечное множество, — ведьма закатила глаза. — Существует все, что только можно представить, — мечтательно заявила она. — Но у перемещений во вселенных свои законы, разумеется. — Я хочу вернуться домой, — перебила я, опасаясь, что заклинание скоро потеряет силу. — В свой мир. И ведьма на мгновение поджала губы. Жест этот мне совсем не понравился, и в сочетании с ее кротким уточнением о том, что во вселенных есть свои законы, он казался совершенно неприятным. Астарион молчал, и что-то подсказывало мне, что вампир только собирается с силами. Он следил за происходящим, переваривал его… Упускать добычу — не в его привычке. А уж теперь, после вознесения, Астарион точно не даст какой-то девчонке себя надурить. Я перемялась с ноги на ногу, ожидая, что ведьма мне что-то ответит, но пауза тянулась слишком долго. Слезы мои высохли, но сердце все продолжало громко стучать о ребра. Эльф тихо хмыкнул за моей спиной, но ни единого слова не сорвалось с его красивых губ. Рафаил обманул меня? — Я могу вернуть тебя домой, дитя, — ну какое же облегчение. — Но в мирах, где мы уже побывали, мы оставляем свою физическую проекцию, понимаешь? — Не особо, — тихо ответила я. — Тело. В каждом новом мире мы обретаем новое тело, и перемещается туда-сюда только наш разум, наша душа, — последнее слово она произнесла тихо. — Так понятно? — в голосе женщины теперь звучало лёгкое раздражение. — Да-да, — закивала я. — Есть… Какая-то проблема с моим прошлым телом? — узнала я. — Есть, да-а-а — невесело отозвалась ведьма. — С донесением таких новостей у меня всегда были сложности. Тебе лучше самой посмотреть на это, милая. Я не удержалась от любопытства и все же бросила взгляд в сторону Астариона. Эльф скрестил руки на груди, на деревянном полу вокруг него образовалась светло-розовая призрачная клетка. Паралич не спадал. Вампир игриво подмигнул мне, и я почувствовала, как нервная дрожь бежит по плечам. Он… Он не думал сдаваться. Астарион, очевидно, не воспринимал мой побег серьезно. Он не считал, что меня ждёт успех. Под этим тяжёлым властным взглядом любая решимость сникала, и мне отчаянно захотелось повернуться назад и убежать. Ведьма сделала несколько шагов в сторону, и пространство начало казаться мне весьма узким. Узким и неприятным. Я потеряла глаза кулачками, чувствуя, как краснеет кожа. Волнение пропитало воздух кислым запахом пота. Маленькие порталы исчезли, слились в один большой, с меня ростом… Но ход в него был закрыт. Я словно смотрела в волшебное зеркало, в причудливый экран телевизора. Я смотрела на саму себя. Это я в своем свитере, в своей кожанке с рынка, я с кривыми стрелками и желанием поскорее закончить это бесконечно дикое посвящение. Я из прошлого стояла возле «зеркала судьбы», недоверчиво смотря на конструкцию. Боковым зрением я видела, как ведьма поджимает губы. Прошлая Катя коснулась зеркала, послышалось тихое шипение, откуда-то повалил дым, и я… Я упала. Не я в этом измерении, нет. Прошлая я. Последующие события развивались быстро. На улице замерцали фонари, послышался треск и топот. Кто-то подбежал ко мне и попытался поднять, но и сам в то же мгновение лег рядом. «Ток!» — закричал кто-то, и бежавшие нам на помощь люди отскочили, словно ошпаренные. За окнами старой развалюхи загорелись огни: синие и красные лампочки. Я поняла… Приехала скорая и полиция. Я видела, как люди в синих костюмах фельдшеров осторожно подходят ко мне после того, как здание обесточили снова. Я видела, как парень лет двадцати ищет пульс на моем запястье, но… Но не находит. Я видела, как мое тело грузят в черный мешок. Мое тело и тело того парня, что пытался помочь мне. — Что происходит? — спросила я, когда осознание пронзило меня острой стрелой. — Я… Я умерла? — спросила я точно не своим голосом, и ведьма коротко кивнула. — Совсем умерла? От удара током? — Вот видишь, милая, и совсем ведь не страшно, — Астарион заговорил за моей спиной. — Почти не больно, быстро, легко. И ты получила лучшую жизнь через свою первую смерть. Вторая смерть получится еще краше. — Я умерла, — повторила я хрипло, попыталась осмыслить. — Эти идиоты… Они не изолировали провод, а я стояла в какой-то луже. Я умерла от удара током? — И попала в это измерение, подхваченная шальным потоком магии, — заговорила ведьма тихо. — Пути плетения неисповедимы. — А я… Я ещё могу вернуться обратно? В мое тело? — спрашивала я в порыве отчаяния, но ответ был ясен. — Я сниму этот черный пакет и просто пойду на учебу, пойду к маме… Мама, — замерла я, представляя себе, как ей сообщают эту новость. — Это невозможно, твое тело мертво. К тому же твое тело кремировали, — говорила ведьма. — Оно уже месяц назад превратилось в пепел, Катя. Я не могу вернуть тебя в этот мир. Внезапный приступ тошноты заставил меня согнуться, схватиться за живот и наклониться вперёд. Умерла. Так нелепо, так глупо и трагично… В девятнадцать лет. Странный свист заполнил мою голову, словно снаряд падал на землю, предрекая скорый взрыв. У-мер-ла. Меня больше нет, и я не успела от себя что-то оставить. Из-за нелепого просвещения, идиотской идеи и ещё более идиотского исполнения. Одно неосторожное движение, и вот меня уже нет в живых. И ведь подумать только, если бы не мое имя вытянули из шляпы первым, я бы осталась жива, ходила бы на пары, рисовала, дышала. Спектакль продолжался, и я смотрела, как маму приводят на опознание в морг, как она бьётся в истерике, узнавая в раздетом трупе свою единственную дочь. Я смотрела за тем, как мы в последний раз обнимаемся, как она обнимает меня, отчаянно пытаясь разбудить. Ведьма заметила страдание, отраженное на моем посеревшем лице, сжалилась и закрыла портал. В белую комнату городского морга как раз заходил мой младший брат, когда окно в прошлый мир закрылось. — Мне очень жаль, — женщина пыталась выразить соболезнования, но что тут скажешь. — Ты больше не вернёшься туда. — Умерла, — повторила я, и желчь заполнила рот, полилась на пол. — Как же моя мама? Как моя семья? Мои планы на будущее, моя жизнь?! Ни у Астариона, ни у ведьмы не было ответов на мои вопросы. Боль заполнила тело, ворвалась в каждую клетку и обожгла адским огнем. Я поняла, что ощущает Карлах, каждый день сгорая от внутреннего жара. Этого не должно было произойти… Со мной! Со мной! Я ничего не успела, а мир рухнул, мечты и планы превратились в прах, как моя плоть, мои кости, все, что от меня оставалось. Я сплюнула желчь на пол, но она все не заканчивалась, меня вывернуло прямо на сапоги. Ведьма махнула рукой, и маленький портал вобрал в себя содержимое моего желудка, отправив в неизвестность. Тело сотрясло нервной дрожью, и вся я осела на пол, словно обездвиженная красная лужа. Умерла. Мысль эта все не укладывалась в голове, билась о стенки черепа, точно шальная пуля. Я не желала смотреть на прощание, на крест, на собственную могилу. Страх заполнял пустоту в моем теле. — Я буду с тобой, милая, помогу пережить это, — Астарион говорил удивительно спокойно для отвергнутого хозяина. — Уж я-то хорошо знаю, каково тебе сейчас. Я умирал, я заканчивал одну жизнь и начинал новую. Рядом со мной никого не было в этот трепетный момент, но с тобой подобного не случится. — Ты можешь выбрать любой другой дом, — шепнула ведьма, опустившись рядом со мной на корточки. — В вашем мире есть какая-то популярная книга про мальчика-волшебника, знаешь… Я могу отправить тебя туда. — Я хочу туда, где моя мама, — ответила я по-детски жалко. — Туда, где меня любят и ждут. — Есть ведь еще один мир, в котором тебя тоже любят, Катя, — промурлыкал Астарион. — Есть я. Я, готовый простить тебе эту маленькую ошибку, стать твоей новой семьёй. Ведьма бросила в сторону эльфа недовольный взгляд, и мне казалось, что из зрачков ее вот-вот вырвутся искры. Вряд ли ее сильно заботила моя судьба, ведьме лишь нужно было вернуть долг Рафаилу. Живот продолжало крутить. Мне не доводилось испытывать подобные потрясения прежде, потому я не знала, нормальна ли моя реакция. Вряд ли во Вратах были психологи, что умеют прорабатывать принятие собственной смерти… Хотя здесь у них бы всегда находилась работа. Руками я зажала уши, надеясь, что так смогу избавиться от раздражающего писка на фоне чужих голосов. Как, как мама пережила эту новость? Я вспомнила фотографию, что стояла у нее в пекарне, прямо на кухне, где личные вещи хранить нельзя. Ей сделали исключение, пожалели. На снимке молодая мама держит меня на руках и плачет от счастья, пока я хохочу во весь рот. Я впервые сказала «Люблю», смотря на неё. — Мама, — шепнула я, и руки задрожали. — Ма-а-а-ма. — Ох, довольно. Я больше не могу смотреть на твои муки, питомец, — почти скучающе произнес Астарион за моей спиной, я точно знала, что сейчас моя боль его радовала. — Нам пора возвращаться в лагерь, раз твои дела тут закончены. Мы обсудим эту глупость потом, птенчик. А пока я побуду твоим теплым успокаивающим пледом, снова спрячу под своим плащом. — Но постой, — попыталась возразить ведьма, но вампир лишь цокнул языком. Он, должно быть, щёлкнул своими изящными пальцами, я не видела, сидела к эльфу спиной. Звук донёсся до меня, разбив стену призрачного шума в голове. Уже через мгновение я ощутила ладонь Астариона, та скользила по моей спине. В касании этом почти не было нежности, мне казалось, что эльф вложил в этот жест иной смысл. Ситуация его… Позабавила. Он означал: «вот видишь, а я говорил». Я попыталась удрать домой, оставить его одного в этом жестоком неприветливом мире, и горько разочаровалась. Я получила жизненный урок, и должна запомнить, что мои планы всегда рушатся… Делают только хуже. Я прикусила губу, заставив себя сидеть на месте и молчать. — Мне правда жаль, милая, что так все произошло, — Астарион говорил медленно, боялся, что за всхлипами я его не услышу. — Но тебе следовало посоветоваться со мной. Мы бы просто сюда не пришли, и не нужно было бы лить так много слезок, — он изобразил приторно-жалостливый голос, таким поучают маленьких детей. — Бедный котенок совсем не знает, как принимать важные решения. Я подскажу. Идём. — Катя, тебе не нужно его слушать, — начала было женщина, но Астарион наложил на нее «тишину». — Идём, птичка, — я увидела у своего лица раскрытую ладонь. — Я ведь обещал, что не буду ругаться… — во взгляде его красных глаз блеснул огонек: врет. — Очень сильно. Мы оба постараемся как можно скорее забыть этот неприятный визит, правда? Жизнь пойдет своим чередом. Бесконечность, — он облизнул нижнюю губу. — Тянется очень-очень долго… Тело точно перестало принадлежать мне, остался лишь разум, лишь испуганная грустная девочка внутри дряблой мясной коробки. Я словно смотрела кино, смотрела, как моя рука касается его едва теплой ладони, сжимает эти бледные пальцы. Победное выражение показалось на лице эльфа. Мне некуда больше идти. У меня… У меня и правда закончился выбор? Я не вернусь назад, но и здесь мне оставаться нельзя.