Жила-была девочка, золотистые косы.

прим. автора: милые мои глава чисто графическое описание секса. есть подробности. если кто-то такое не любит, можно смело ждать следующей, там опять будет намек на сюжет. остальным же - приятного прочтения.       Отношения с девушками у Лайса всегда были весьма специфическими. В раннем детстве мать внушила ему, что представительницы женского пола не всегда слабее мужчин, а в некоторых случаях могут быть даже сильнее и ловчее. Поэтому не нужно относиться к ним покровительственно. Лайс и не относился. Достаточно прямолинейный и дерзкий он никогда не лез за словом в карман. Стоит ли говорить, как часто он обижал ровесниц? Стоит ли упоминать сколько раз он служил причиной чужих ссадин и синяков? Ведь если лезть на дерево, то непременно вместе. Как это у тебя не получается? Ну что ты подруга, хватайся за руку, старайся сильнее! Ты точно сможешь. Боевые подруги, приятельницы, сестры, вот кем в основном они для него были. В отличии от сверстников, он не понимал этой дурацкой гонки за чужими юбками. Есть много более интересных занятий. Охота. Состязания. Тренировки. Разведка. Сексуальное напряжение легче и проще сбросить банальной дрочкой и физическими нагрузками, нежели чем распускать хвост павлином, в бессмысленных попытках ухаживания. Бесполезная трата времени.       Когда его поставили перед фактом, что он должен будет жениться на какой-то расфуфыренной девице из центра, Лайс воспринял это плохо. Сначала в приступе протеста и гнева разломал столешницу в столовой, потом, когда первый гнев сошел, и мама разъяснила ему как сильно это нужно дому Атрау, ему конечно же пришлось смириться. В конце концов, может быть, его новая жена окажется воином не хуже Эйни. Может быть, с ней будет даже весело. И если Айену было все равно, на ком ему придется жениться, то ему нет. Он поинтересовался личностью своей будущей невесты. Браннис сначала конечно же долго отмахивался, не реагируя ни на угрозы, ни на тычки, однако потом он все-таки каким-то образом выяснил, что младшей Истри совсем недавно исполнилось восемнадцать и что она вполне себе хорошенькая.       Само по себе определение «хорошенькая» вызвало у Лайса брезгливое желание изобразить рвоту. Разве это показатель? Что значит хорошенькая? Однако других характеристик ему не предоставили, а старший брат с какой-то совершенно-непонятной ухмылкой, похлопал по спине, чем вызвал волну раздражения. Лайс терпеть не мог, когда к нему относились снисходительно.       Когда доложили, что на Цереру все-таки прибудет старшая Истри, он выдохнул с облегчением. На адреналине и радости от того, что ему не придется делать то, чего он никак не хотел, он выиграл свой самый эпичный из поединков. А потом случилась она. Это мелкое недоразумение в зефирных тряпках. Он смотрел на нее и думал, что, наверное, сможет сломать ей запястье, если просто сожмет руку, настолько хрупкой она ему показалось. От мысли о том, что она намного меньше его, и действительно слабее, у него загорелось в животе. В голове в тот момент стало на удивление пусто, не мешал даже это блядский Магнетар. Зато неуместное возбуждение, заставило нервно поправить ширинку в надежде, что никто ничего не заметит. Ему бы не хотелось выглядеть глупо. Впервые за долгое время ему было не все равно.       Астория смотрела на него как на падаль. Брезгливо морщила маленький нос, словно от него чем-то невыносимо несло. Это будоражило еще больше. Разжигало азарт. Заставляло кровь пузыриться в венах. Лайсу казалось, что он на охоте. Он был уверен, что легко сможет одержать победу, потому что жертва точно не смогла бы сопротивляться. Но она смогла. Стоит ли говорить какой восторг он испытал в тот момент? Он все испортил. Магнетар испортил все! Его смелый Тортик, не побоялась первой проявить инициативу. Лайс готов был позорно кончить только от того, что она опустилась перед ним на колени, а она пошла дальше. Но Магнетар. Невыносимая боль пронзила насквозь так, что перед глазами встала алая пелена. Он уже знал, что бывает в таких случаях. Он знал, что может серьезно навредить ей. Ему так не хотелось, чтобы она считала его чудовищем.       Поздно.       Можно ли сделать чудовище ручным? Похоже да. Ее ладонь смело накрывает его пах, а Лайс прикусывает собственные губы чуть ли не до крови. Такой боли недостаточно, чтобы хоть немного остудить желание. Наверное, если бы ему сейчас отпилили руку ржавой ножовкой, он бы все равно хотел бы её. Особенно, когда она встает на цыпочки и выгибается в спине, чтобы попробовать о него потереться. Ему сносит крышу. С нечленораздельным звуком он дергает вниз ее корсаж, так, что он трещит. Очередная испорченная им тряпка, но у нее же их полно. Как-нибудь переживет. Она взвизгивает от неожиданности и дергается в его руках.       — Э, нет. Я тебя никуда не отпущу, даже если будет умолять, — в несколько быстрых движений он освобождает ее от тряпок, ногой отпихивая их в сторону, а потом приподнимает за бедра, так что ноги не касаются пола, и прижимает маленькой задницей в кружевном бельишке к своему стояку. Так, чтобы она поняла всю серьезность своего положение, и вопреки его словам, открыто сказала бы нет.       Пока у него еще оставалась хотя бы ничтожная крупица здравого смысла, чтобы дать ей сбежать. Однако, она как никто умеет удивлять. Вместо того, чтобы зайтись в обоснованном испуге, она нетерпеливо стонет. Произносит капризно отзеркаливая его фразу, сказанную в последний их вечер:       — Я уже везде сегодня успела. Ахх. еще, — и сама пытается потереться, хотя в таком положении выходит с трудом.       Кровь в ушах стучит бешено. Астория очень плохо соображает. Плохо понимает о последствиях, которые могут принести ее поступки. Что она понимает точно, так это если он хоть на секунду перестанет ее касаться, она точно умрет от разрыва сердца. Что для отца будет хуже? Не так-то плохо иметь влюбленную, но живую по уши в сомнительную, по его мнению, кандидатуру дочь.       Он отпускает ее на пол, а она резко оборачивается к нему, обвивая руками за шею и запрыгивая на него, скрещивая ноги за спиной, удобно устраиваясь на его вставшем члене, под сильно натянутой тканью его наряда. Она целует его остервенело. Так, что слюна размазывается по подбородку, что начинает побаливать язык. Болят губы. Ей не хватает его пирсинга. Она то и дело возвращается к его нижней губе, чтобы ее посасывать ее. А он улыбается прямо в поцелуй:       — Да верну я твою любимую игрушку, только не плачь.       — Дурак!       Его ладони крепко держат ее за ягодицы, сжимаются сводя и разводя половинки в стороны. Астория чувствует, как от этого смазка течет на белье, как она мокнет больше и больше. Он, наверное, может держать ее так довольно долго, даже особо не напрягаясь и не прилагая никаких усилий, но ей хочется другого. Быть еще ближе. Максимально близко к нему, поэтому она отрывается от его губ, чтобы прошептать ему на ухо:       — Положи нас на кровать. Пожалуйста, — и увидеть, как оно у него краснеет. Неужели гроза всех амфиморфов тоже умеет смущаться? Быть такого не может! На смех поднимут если попробуешь кому-то рассказать.       Ему не нужно говорить дважды. Он опускает ее, будто она хрустальная ваза. Так контрастно с его обычным поведением, что у Астории щемит в груди. Когда он ложится рядом, она касается кончиками пальцев его висков. Ведет по бровям, по носу, опускается к губам. Он приоткрывает рот, чтобы лизнуть их. А она смеется звонко, отворачивается на бок. Лайс притягивает ее к себе поперек голого живота. У нее такая кожа нежная. Она вся такая мягкая, будто вообще никогда не тренировалась. Все время хочется касаться, и чтобы она касалась в ответ.       Лайс все еще в одежде, когда на ней осталось только нижнее белье и тонкие чулки. Он ни за что не даст ей их снять. Кремовые банты еще больше придают ей сходство с пирожным. Он целует ее в шею, придерживая рукой светлые волосы. Астория продолжает легко смеяться. Ей щекотно, но она не вырывается, позволяя делать с собой все, что ему сейчас хочется. А хочется ему многое. Настолько, что он не может решить, чего больше. Она совершенно не стесняется своей наготы. И это вызывает дикий, почти что детский восторг. От которого теряешь себя. Он ведет своей ладонью ниже, доходя до кромки белья, кончиками пальцев ныряя под резинку. Чувствует, как она задерживает дыхание и поджимает живот, а потом резко разворачивается, опрокидывает его на спину и седлает. Ерзает верхом, раз за разом проезжаясь по его промежности. Лайс очень выносливый, но сейчас ему почти невыносимо. Она будет в нем коктейль из противоречивых чувств. Ему хочется перевернуть ее за живот, взять за обе руки, и натянуть на себя максимально глубоко. Хочется оставлять на ней следы, чтобы ни один участок ее кожи не остался не помеченным. Хочется, чтобы она просила перестать, а потом также просила не останавливаться. Хочется, чтобы она уснула пока он прижимает ее к себе. Чтобы звук его сердцебиения был для нее лучшей колыбельной. На мгновение ему кажется, что он просто не выдержит всех этих чувств. Не справится с желаниями. Она своими крошечными, в сравнении с его ладошками, сдирает с него тесный камзол, откидывает в сторону, кладет их на грудную клетку и разводит в стороны. Царапает кожу над соском, острыми ноготочками — точно оставляя следы. Будто тоже неосознанно хочет его пометить, как самка хочет пометить самца.       — Я думала у тебя и здесь будет пирсинг, — улыбается, продолжая гладить его грудь.        От этого Лайс не замечает, как начинает поддавать бедрами снизу. Они имитируют фрикции, одного этого достаточно, чтобы сойти с ума.       — Понял намек, — он довольно скалится, притягивает ее за талию на себя, так, что ее грудь оказывается прямо перед его лицом, а волосы укрывают их пологом. Он высовывает язык и лижет крохотный, уже напряженный сосок. Астория пытается уйти от прикосновения, он видит, как она сейчас краснеет. Как ореола становится из нежно-розовой, почти алой. Лайс не дает ей отстраниться, одной рукой держит ее за талию, второй берет аккуратную грудь, и снова подносит к своему рту, чтобы втянуть в рот. Он прикусывает его зубами, посасывает, а Астория извивается на нем как змея.       — Лайс не надо, охх.. пожалуйста, — слова срываются с ее губ, но они совершенно противоречат языку ее тела. Он бы провел так всю оставшуюся жизнь. Почему нельзя законсервировать лучшие ее моменты?       — Пожалуйста что?       Он выпускает ее, а потом одним движением переворачивает их так, что теперь она оказывается на спине, а он между ее разведенных ног. Она обнимает его за шею, снова притягивая для поцелуя. Лайс уже понял, насколько сильно она любит целоваться. Понял даже, что ей особо нравится, когда он перехватывает инициативу. Когда покусывает ее губы – она стонет и дрожит.       Он ведет рукой вниз по ее животу, а потом проникает пальцами в нижнее белье. Насквозь мокрое нижнее белье. Он ненадолго отстраняется и закрывает глаза, вдыхая и выдыхая. Пытается взять себя в руки, чтобы не наброситься на нее вот так сразу. Астория такая из-за него. Для него. От одной только этой мысли в груди взрываются фейрверки. Он гладит ее между влажных складок. Дурея от ощущений.       — У меня от тебя башку срывает, — от этого признания она еще больше стонет, и двигает бедрами, будто прося, чтобы он вошел внутрь. Лайс пробует зайти одним пальцем, тот входит довольно легко, и тогда он добавляет второй. Внутри она такая горячая и тесная.       — Сними, — он слушается. Снимает ее белье, а потом раздевается сам. Встает на колени, рукой делая несколько движений на своем уже давно вставшем члене. Смотрит на нее. Как она тянется к нему руками. Просит, чтобы он ее обнял. Он делает это. Они складываются вместе как кусочки мозаики. Удивительно подходят. Головкой он соприкасается с ее входом, но не двигается вперед. Просто скользит вверх и вниз, задевая клитор, заставляя ее срывать голос.       — Хочу, чтобы это был ты. Тебя хочу! Пожалуйста, — просить не стыдно. С ним вообще почему-то ничего не стыдно. И не страшно. Страшно только потерять или снова услышать от него злые слова. Будет больно. Она знает. Физическую боль она сможет перетерпеть. Он не хочет, чтобы ей было больно. Он так хочет быть еще ближе. Все должно быть просто. Он держит член у основания, второй рукой собирая ее смазку, размазывая по себе. Раздвигает ее половые губы, чтобы обнажить вход. А потом толкается. Получается с трудом. Из глаз Астории текут слезы, она сжимает губы в тонкую линию и тихонько подвывает.       — Тише, тише, ну же, маленькая. Я не двигаюсь, — за всю жизнь он не говорил больше нежных слов. Слов утешения. Они звучат по деревянному, но она все равно его слушается. Снова тянется за поцелуем. Выдыхает ему в рот:       — Продолжай.       Через несколько минут он понимает, что получается двигаться свободней, она сама поддается бедрами ему на встречу, обхватывает ногами. Он срывается на какой-то животный ритм. Ему кажется, что он даже рычит. Пот с него буквально течет. Смешиваясь с ее слезами.       — Я больше не могу! — она силится сдвинуть ноги, но те предательски разъезжаются в стороны. Астория никогда не чувствовала себя настолько слабой, хотя могла.        — Можешь, — он касается губами ее заплаканных щек. Она чувствует его тяжелое дыхание. А потом, он делает резкий толчок.        Если бы она могла исторгать статическое электричество, все бы вокруг заискрилось. Но ей оставалось только цепляться за его спину. Движения становятся хаотичными. Асторию трясет. От того, как она сжимается, Лайсу, кажется, что у него из глаз по сыпятся искры. Это лучше, чем охота. Лучше, чем победа в самой сложной схватке. Это лучшее, что он когда-либо испытывал.       — Хочу кончить в тебя.       Астория открывает глаза, но хватает губами воздух, который кажется густым. Дышать сложно. Соображать сложно, но она толкает его в грудь.              — Не вздумай. Не надо… аххх… Пожалуйста не нужно…       В нем сейчас почти нет ничего от здравомыслящего человека. Он чувствует себя животным, который по праву заслужил свое. Но что-то в ее взгляде останавливает его. Когда он чувствует, что больше не может, резко отстраняется и со стоном кончает ей на живот. Ложится рядом, затаскивая обессиленную ее на себя. Она осоловело моргает. Заплаканное, зацелованное лицо. Лайс чувствует ненормальный прилив гордости. Ему кажется что сейчас - он сможет все. Что он стал сверхчеловеком.       Астория сонно моргает, удивительно похожая на котенка. Он неловко гладит ее по волосам. Он не умеет быть ласковым, но сейчас почему-то хочется. Незаметно для себя проваливается в сон. Из которого его резко вырывает резкий и громкий стук в дверь. Он вскакивает, грудью закрывая растерянно смотрящую на него Асторию.       — Доченька! Доченька открой дверь, нужно срочно что-то делать. Нас подставили, надо бежать! Отец уже ждет!       Лайс не помнит даже как выглядит ее мать, не то что ее голос. Но нутро подсказывает что все серьезно. Астория на удивление соображает очень быстро. Быстрее него.       — Одевайся! Пожалуйста, они не должны тебя увидеть. Тебе не простят! Ну же!       Лайс как идиот слушается, хотя все в нем протестует. Инстинкты кричат, что нужно защитить. А есть кого? Эта маленькая девушка, больше похожая на кондитерское изделие, выглядит решительно и воинственно. Уже одета в ночную рубашку, кидает в него наспех ранее снятой одеждой.       — Через балкон. Я тебя найду! Только уходи!       Он успевает лишь прижать ее к себе, а потом спрыгивает с низкого балкона вниз. И слышит звуки неестественной для вечера суеты и крики.