Жила-была девочка, золотистые косы.

Прим. Автора: Дорогие мои любители пейрингов о которых не просили. Так как я человек увлекающийся, я — увлеклась (очевидно). Поэтому буду по мере вдохновения писать сайд стори про Лайса и Тори. Всем кто ждал альфа-самца Лайса могу сказать, что у меня в голове с ним не срослось. Лайс такой же импульсивный, увлекающийся, грубый и… сексуально не опытный. Но он быстро учится, мои хорошие. Читаем предупреждения. Помним что пвп оно везде пвп, хоть на земле, хоть на Церере. И да, если кто-то хочет посмотреть эстетику к главе, почитать мои рассуждения и увидеть как выглядят платье и пирсинг Астории велком в мой тг канал https://t.me/magdalenanaizmene       Когда Астория слышит взрыв, первое, что она делает — это сильно зажмуривается. Так по-детски, ведь ей кажется, что, если она не видит проблему, ее и нет вовсе. А потом, ее охватывает паника. Первобытная паника. От которой сердце начинает колотиться где-то в горле, закладывает уши и напрягается, кажется, каждая мышца в теле. Она бы тоже начала визжать как все люди вокруг, потерявшие ориентир и точку опоры, и бессознательно носящиеся туда-сюда, в попытке выбраться из западни. И ведь она уже даже открывает рот, чтобы выпустить крик и напряжение наружу, но ей его грубо затыкает, чужая, грубая ладонь.       Ладонью Лайса можно закрыть все лицо Астории, и навсегда перекрыть ей доступ к кислороду, но он не делает этого. Он хватает ее в охапку как мешок с мукой, потому что у него нет времени, которое можно потратить на уговоры и увещевания. Астория не сопротивляется. У нее просто нет на это сил. Ей страшно. Страшно не только за себя. Лайс двигается быстрыми, слаженными движениями. Как вышколенный солдат. Наверное этому учат всех Атрау с детства. Он четко знает куда и как ему нужно попасть.       Когда они оказываются в нише, укрытой от остального зала двумя мраморными колоннами, он опускает Асторию на ноги. Чтобы затем взять ее двумя руками за плечи и наклониться близко к ее лицу.       — А теперь, ты должна быть очень, очень тихой и послушной. Как маленькая мышка. Поняла?       До Астории вообще не доходит смысл его слов. Сердце по-прежнему стучит где-то в горле. Она стеклянным взглядом пялится в его расширенные зрачки, не видя в них даже своего отражения, пока он с силой, до боли, не сжимает свои ладони на ней встряхивая ее.       — Эй? Ты поняла меня?       Она кивает, но, когда Лайс отпускает ее, мертвой хваткой цепляется за его руку, оставляя следы от ногтей на коже.       — Не бросай меня! Ты не можешь меня тут бросить!       — Очень даже могу. Слушай, Принцесса. Мне нужно найти невестку и племянника, чтобы вывести вас в безопасное место. Пока ты цепляешься за меня как за мамку, мы просто тратим время. А его у нас и так нет. Стой здесь. Я вернусь.       А потом, он резко вырывается из ее хватки, и не оборачиваясь несется в сторону душераздирающих криков.       Сколько конкретно прошло времени после того, как Лайс оставил ее одну, Астория не сможет сказать точно. Все это время для нее превратилось в одну большую черную, вязкую бесконечность. Ей оставалось только молиться всем богам, в которых она начинала верить только в моменты ужаса или боли. Пару раз, она порывалась покинуть свое укрытие, но все же послушно оставалась на месте, в надежде, что Атрау все-таки вернется.       И он возвращается. Весь в брызгах крови (его ли?). Он молча и бесцеремонно хватает ее за руку, таща за собой в неизвестном направлении. Астория едва успевает переставлять ноги и не путаться в платье. Очень сложно, особенно после того сколько она выпила.       Как оказалось позже, Лайс тащил ее к частному джету, в котором его уже ожидают мать и неизвестная ей, молодая, глубоко беременная девушка с маленьким мальчиком на коленях. И как только Астория чувствует себя в безопасности, силы покидают ее, а она проваливается в темноту.

***

Ласточка погибает вдали от гнезда.       Астория капризно надувает губы. Ей не нравится место, где их временно разместили. Хотя она прекрасно понимает, что в ином случае, им необходимо было скоро покинуть Цереру, что теперь шло вразрез с ее планами. Она не хотела оставлять Мерцеллу одну. Вопреки ожиданиям семьи, Астория не закатывает истерик, даже после того, как Анженор сообщает о том, что они решили дождаться того, пока сестра не придет в себя. О дальнейших планах отец не распространялся, а сама она и не спрашивала.       Естественно, такие изменения в поведении насторожили и мать, но разбираться в очередных странных причудах младшей дочери было некогда. Тем более, что сама Астория проявляла небывалый энтузиазм во всех делах, которые прямо или косвенно касались самочувствия сестры.       Она ни раз уговаривала Анженора навестить ее, и как-только Атрау сообщили о том, что Мерцелла пришла в себя, решено было ехать. Астория придирчиво рассматривает свое отражение в зеркале. Кружится на месте. Меняет позы. Улыбается. Хмурится. Ей безусловно нравится то, что она видит, но все по-прежнему кажется недостаточным. Белое платье настолько воздушное и легкое, что похоже на облако, которое красиво подчеркивает фигуру девушки. Светлые волосы заплетены в две длинные косы, а на губу надет золотой пирсинг-обманка — по моде Цереры. Конечно, не то, чтобы она хотела впечатлить кого-то особенного.       — Дочка, ты уже час вертишься перед зеркалом. Мы едем не на прием к Автарху. Пожалуйста, будь серьезнее.       А ведь Астория максимально серьезна. По крайней мере, ей так искренне кажется. Она проводит тонкими пальчиками по побледневшему синяку на шее. Надавливает на него, чтобы почувствовать эхо той острой боли, которую испытала тогда рядом с этим грубым, неотесанным, бестолковым…       Астория делает шумный вдох. Вместе с болью и что-то другое. Что-то, чему у нее пока нет определения.       Лететь до дома Атрау долго, и все это время Астория нервно ерзает на сиденье джета. Все ее суетливые телодвижения явно вызывают раздражение всех присутствующих в нем. Она и хотела бы поругать себя за совершенно неуместное воодушевление, но именно оно не позволяет ей думать хоть о чем-то другом, кроме того, как отреагирует Он на ее внешний вид.       Маленькая, глупенькая, Астория. Само место обитание ее будущих родственников такое же, как и представители этой семьи: холодное, темное и с острыми углами. Астория пялится на монументальное здание широко раскрыв рот, пока ее в спину не подталкивает Анженор, чтобы она наконец шла вперед. Их ждут на ужин. Мерцелла спит, и родители пока не хотят ее беспокоить. Селестина лицемерно улыбается Атрау, а у Астории на языке вертятся различные, колкие фразы, но она проглатывает их под строгим взглядом матери. Их провожают в не менее мрачный, чем вся остальная окружающая их обстановка, обеденный зал, две монструозные на вид девицы. Астория морщится при виде уродливых шрамов, ближе льнет к боку отца, совсем как в детстве, когда чего-то опасалась. Долгое, светское приветствие, которое еще более затягивается обменом льстивыми комплиментами и пожеланиями скорейшего выздоровления Айену и Мерцелле, со стороны родителей. Явно вежливые и вынужденные улыбки со стороны Атрау, заставляют Асторию практически вздремнуть. Она осторожно (по крайней мере так ей кажется), пытается поймать на себе взгляд Лайса, но тот смотрит куда угодно, но не на нее. Вместо этого он о чем-то воодушевленно пытается поведать, явно тоже заскучавшему старшему брату.       Астория сдувается на глазах от показного, чужого равнодушия. От собственной наивной глупости. От того как быстро она очаровывается теми, кто этого ни капельки не заслуживает. Или может быть она не заслуживает? Со скукой ковыряет салат, громко стуча приборами по тарелке, витая в своих мыслях до тех пор, пока Селестина не берет ее за запястье.       — Да что с тобой сегодня?       Астория слышит громкий смешок. Переводит взгляд на Лайса, а тот совершенно нагло, скрестив руки на груди, смеется над ней глядя прямо ей в глаза. Она фыркает и опрокидывает в себя бокал здешнего эля. Он намного крепче, чем любой другой напиток, который ей приходилось пробовать до сих пор. А потом пьет еще. Щеки заливает румянец, от прилившей крови губы становятся еще ярче. Она без конца их облизывает. В момент, когда рука в очередной раз тянется к бокалу, Селестина вновь ловит ее за запястье и, что совершенно ей ней свойственно, но раздраженно шипит на ухо:       — Ты решила нас опозорить?       Астория совсем не понимает, что конкретно она сделала не так. Однако, послушно складывает руки на коленях, вновь стреляя взглядом в Лайса. Тот опять не обращает на нее внимание. Расстроенно поджимает губы, случайно задевая тарелку, и вилка, со звоном уходит в пляс, чтобы упасть на пол, вместе с половиной содержимого ее тарелки.Окончательно доведенная до пика Селестина поднимается из-за стола, рассыпая бисер вежливых извинений, просит возможности повидать Мерцеллу.       Астория следует за матерью послушно переставляя ноги. Сестра без сознания, но мама все равно держит ее за руку и о чем-то тихо рассказывает. У Астории кружится голова.       — Мама, мне нужно на воздух, — Селестина отрешенно кивает. В данный момент, ей не до особого участия.       Астория выходит в тускло-освещенный коридор. Темные стены давят. Ей душно. Ей словно тесно в своей коже. Тонкая ткань платья липнет к ногам. Она идет вдоль стены на свет. Лестница же должна быть где-то рядом.       — Почему так далеко?       А затем, она не успевает даже пикнуть, как ее (уже по обыкновению) дергают на себя, и она оказывается, как будто внутри большого аквариума.       — Долго тебя еще ждать?       Её прижимает к твердому панцирю нагрудника Лайса, а его горячее дыхание щекочет кожу за ухом.       — А-ну отпусти меня!       Астория вырывается, мечется в руках, но делает это настолько вяло, что не может убедить в сопротивлении даже саму себя.       — Для той, кто хочет чтобы ее отпустили, ты делаешь это как полудохлая рыбина.       Астория со всей силы наступает ему на ногу. Лайса же это только веселит. Он начинает хохотать, и этот хохот злит ее больше, чем все его поступки до этого вместе взятые.       Она больше не предпринимает попыток к тому, чтобы он ее отпустил. Вместо этого, своими маленькими пальчиками, ныряет под его броню в просветах между нежной кожей и черным каркасом, почти за пояс высоко посаженных брюк. Кожа там такая приятная на ощупь, только чуть-чуть влажноватая. Астория в первый раз трогает кого-то таким образом. Она впервые так близка к мужчине.       — Так она настоящая?       Теперь Лайс дергается от нее как дикий волк от ласки. Даже кажется, что еще немного и зарычит.       — Ты что творишь?       Асторию не так просто оторвать от себя. Ее ладонь продолжает гладить кожу, а взгляд, как загипнотизированный следит как под ней вздрагивают мышцы его живота.       Она делает шаг ему на встречу. Он — отступает. Ее шаг вперед. Его — назад. Вперед и назад, пока она не упирается в кушетку в форме раковины сзади себя и не садится на нее. Места, где только что были ее руки, словно прокалывает тысячами электрических разрядов, которые прямиком бьют его в пах. Лайс чувствует, как напрягается его член под свободной тканью брюк. Радуется, что со стороны не должно быть видно. Астория же, воспользовавшись временной заминкой, и должно быть, совершенно не осознавая что делает из-за легкого, алкогольного дурмана, садится на него верхом, задирая ткань платья до середины бедра, оголяя белоснежную кожу, задницей аккурат на его пах, ерзая чтобы устроиться поудобнее.       У Лайса вместо глаз — две большие черные бездны. Он приоткрывает рот, проводит языком по холодному металлу пирсинга, кладет свои широкие ладони на бедра Астории, задирая подол платья еще выше, сминает бледную кожу. От этого она громко выдыхает и движется еще ближе к нему, так, что их губы разделяет расстояние в один короткий вдох. Он сжимает свои пальцы, делая больно, но Астории нравится эта боль. Не дав себе шанс передумать, она лижет его нижнюю губу, проходясь влажным кончиком языка по прохладному пирсингу. Из-за этого, Лайс хватает ее за талию, так что между их телами не остается даже самого минимального зазора.       — Вырядилась как торт. К чему этот бант идиотский?       Даже в такой момент он не упускает возможности отпустить ядовитый комментарий. Наверное, он просто не видит в этом ничего такого. Не желает обидеть. Просто говорит то, что думает на данный момент.       Пластины на его груди неприятны на ощупь. Астории очень хотелось бы увидеть его без одежды. Хотелось бы раздеть его. Интересно, где еще у него есть татуировки? Сам факт, что ей кажется это привлекательным, должен бы вызвать у нее ужас. Но именно сейчас это кажется самым правильным на свете. Она тянется к нему, он берет ее щеки большим и указательным пальцами, так, что она приоткрывает рот, а потом пальцами другой руки поддевает пирсинг-обманку, чтобы снять его.       — Тебе она не нужна, — Астория опять нетерпеливо ерзает.        Ей очень хочется чего-то. И она отчаянно пытается понять чего больше. Чтобы он еще раз сжал ее бедра (в этот раз чуть выше, где между ног горячо и влажно, там где она сама почти себя не ласкала)? Или чтобы он снова укусил ее за шею, обновляя свою метку? Но вместо того, чтобы попросить его о чем-то из этого она шлепает ладонью его по щеке.       — Варвар!       Это служит отправной точкой. С громким рыком он опрокидывает ее с себя на спину, нависает сверху. Его руки кажется сейчас везде. Они путаются в юбках, не давая их нормально задрать. Лайс ругается себе под нос.       — Да чтоб твои тряпки имперцы драли всем скопом! Нахер столько слоев?!       Наконец, справившись с ними он раздвигает ей ноги шире, одну из них закидывая себе на уровень талии, чтобы можно было уместиться на тесной кушетке. А после, на секунду замирает, смотря в ее затянутые желанием глаза. Она приоткрывает рот, где внутри мелькает кончик розового языка. Лайс даже трясет головой от того, что на минуту кажется, будто у него окончательно сносит крышу.       Никогда в голове не было так пусто. Это совершенно новое чувство. Он впивается ей в рот настолько быстро, что они даже стукаются зубами. Дальше все идет куда лучше. Он посасывает ее язык, кусает губы. Астория кладет руки на те неприкрытые одеждой места на его талии. Она не знает куда деть свои ноги, которые от всего что происходит, кажется безвольно раздвигаются еще больше.       — Я мог бы тебя съесть, тортик, — говорит прямо ей в рот.       Она понимает, что он говорит фигурально. Но что-то порочное и грязное в этом заставляет все ее тело буквально дрожать под ним. Он опускается ниже, дергает с силой лямки ее платья, так что одна с треском отрывается. Ей бы подумать о том, как все это, позже она будет объяснять родителям. Но ей так не хочется. Так не хочется думать ни о чем другом, кроме безумного блеска в его черных глазах. А когда он двумя ладонями обхватывает ее грудь, а острыми зубами прикусывает маленький, розовый сосок, ее и вовсе выгибает дугой, чтобы простонать:       — Да сильнее, ну же!       Лайс слушается. Он посасывает его, потом втягивает в рот тонкую кожу рядом с ним. Его движения достаточно сильны, чтобы он мог прокусить ее. От самой мысли об этом, к щекам и шее вновь приливает кровь. Астория не успевает испугаться своей реакции на эту фантазию, когда Лайс поднимает на нее взгляд, рукой гладя кожу бедра выше колена, не позволяя себе зайти дальше. Будто спрашивая разрешения. И от этого контраста в его поведении внутри нее что-то будто переламывается. Она будто бы падает вниз с обрыва на острые скалы, но не боится, а широко раскрывает крылья, чтобы встретиться с темной, страшной бездной как можно скорее. Бездна не обидит. Она точно должна принести покой.       Астория прикусывает распухшие от поцелуев губы, а затем шире раздвигает ноги, не говоря вербально «да», но дав понять, что она не против. И он снова целует ее, она в свою очередь перехватывает инициативу. По крайней мере ее затуманенному желанием разуму приятнее думать именно так. Она теребит зубами его чудовищно безвкусный пирсинг. Гладит ладонями по имплантам на щеках, в тот момент, когда рука Лайса ложится на ее лобок, прерывает поцелуй, чтобы проговорить непривычно тихо и удивленно:              — Ты такая мокрая, — наверное в этот момент уже поздно стыдиться.       И Астории ни капельки не стыдно. Она не привыкла порицать себя за свои желания, а именно сейчас, она всем сердцем делала чтобы этот лишенный всякого чувства такта, уважения, манер дикарь, сделал ей приятно. И он делает.              — И тут твои дурацкие рюшки, — он дергает вниз ее белье, оно снимается не сразу, застревая на середине бедра.       Астория тянет его за шею на себя, чтобы нетерпеливо прикусить его яремную вену. Пальцы Лайса касаются ее влажных складок, она издает что-то среднее между писком и смешком. Он растирает смазку, кончиками поглаживает вход и следит за ее реакциями.       — Поцелуй меня, — капризно командует. Он усмехается, но выполняет ее просьбу. Напряжение внутри ищет выход и никак не может его найти. Всего слишком много. Много горячего дыхания. Кусачих поцелуев. Запаха Лайса от которого, как ей кажется она пьянеет еще больше. Он не заходит дальше. Сам прижимается к ней еще ближе. Все это похоже на то, что он окончательно поехал. Собственный член пачкает смазкой брюки. Он смотрит на ее грудь, на которой отчетливо видны следы от его укусов. Шум воды перекрывает прочие звуки, поэтому они не сразу слышат, как где-то вдалеке, кто-то зовет Асторию по имени.       Сколько прошло времени с момента как они оказались здесь?       — Астория?! Астория! Мерцелла пришла в себя. Upd. да, я королева обломного петтинга. нет, мне не стыдно. to be continued