Перевернуть Игру

Ах, иначе в былые года

Колдовала земля с небесами,

Дива дивные зрелись тогда,

Чуда чудные деялись сами…

© «Змей» — Мельница

      — Боги, ну что же мне делать? — прошелестел в тишине избушки измученный, потерянный голос.       — Прежде всего причитать прекрати, — раздался шамкающий голос со стороны входа.       Девушка вздрогнула и подняла голову. В нескольких шагах от нее, придерживая скрюченными пальцами небольшое плетеное лукошко, стояла Яга и смотрела крайне недовольно.       — Ишь, чего удумала тут мне, лужи разводить из-за эдакого пустяка.       — Пустяка? Да ты…! — Иванна вскочила на ноги, собираясь выплеснуть все накопившееся, что было на душе, но наставница взмахом руки заставила ученицу замолчать, и лишь с укором покачала головой.       — Слово, особенно подкрепленное магией, — глянула украдкой на искрящуюся татуировку, — есть сила огромная. Подумай, прежде чем молвить что-то, а не то так беду навлечь можешь. Тебе оно надо? Вот то-то же. Учишь тебя, егозу, учишь, а толку нема.       Ваня попробовала напрячь связки, однако быстро поняла, что голоса нет. Сдавшись, устало плюхнулась обратно на лавку, сумрачно наблюдая, как Яга, пройдя к столу, начала выкладывать на скатерть пучки разных трав и соцветий, которые только предстояло разобрать, промыть, а затем повесить сушиться. Занятие весьма нудное и нелюбимое с тех пор, как Иванна перебрала с ведьмой на досуге огромный мешок укропа, выращенный для каких-то целебных снадобий.       — Вот так. Угомонилась, Ванюша? — голос Яги был теперь на удивление тих и безмятежен.       Девушка неохотно кивнула.       — Молодец. А теперь вдохни и выдохни. Что же… Руки дело спорят, а голова думу думает, верно? Знаю я, что у тебя приключилось, и о мыслях твоих тяжелых разумею, — а на удивлённо-вопросительный взгляд пояснила. — Колобок весть принес. На деревянных опорах под самой крышей притаился, окаянный, да наблюдал, — она задорно хмыкнула. — И подслушал все, олух хитролобый. Не убоялся того, что его заграничные гости и разодрать могут за инаковость. Ну да ладно. Не попался никому на глаза — и то хорошо.       Яга поставила перед Ваней таз с водой и кивнула на травы, мол, начинай, а сама утопала в другую часть избушки и вскоре вернулась с книгой, которую совсем недавно читал Кощей, раскрыла на одной из страниц.       — Навела ты конечно шороху в княжестве, надо бы обождать, чтобы отец твой хоть немного образумился да гостей успокоил. В конце концов нельзя сейчас ссоры затевать. Прогневить богов — дело нехитрое. Сложнее потом от мучений по эдакой неосторожности избавиться, — она оторвала взгляд от очередного рецепта и пристально, уже без улыбки, посмотрела на ученицу. — Поэтому пока ты у меня побудешь да с зельем поможешь, — не вопрос, а констатация факта.       Яга сделала едва заметный жест ладонью, и Ваня почувствовала, что тиски — словно сковавшие ее горло — ослабли, позволяя вновь свободно говорить.       — А что мы будем готовить? — Практика по зельям всегда была какой-то странной отдушиной, и Иванна даже порадовалась, что сейчас весь ее негатив смоет волна магических формул и расчетов по таблицам ингредиентов. Хотелось хоть ненадолго отрешиться от такого неправильного, искореженного мира.       — Каждый год в одно и то же время готовлю я особое зелье, чтобы тем, кто нечистью иль нежитью считается, легче было этот день пережить. Сегодня же Ивана Купала, аль не помнишь?       — Купала? — Ваня как-то даже во времени потерялась: совсем забыла об этом празднике после утренней кутерьмы. А ведь она еще не отмечала его нормально в этом мире. В прошлом — будучи парнем — да, но там были свои правила, требования, да и воспоминания о них казались смутными.

«И вот такой замечательный день папочка решил испортить какими-то смотринами? Это несправедливо! Почему именно сегодня?»

      — Да потому, что нечисть в это время хворает сильно. Светлый все же праздник, — пробурчала недовольно ведьма.       Ваня удивленно моргнула.       — Но я…       — Молчала? Ох, несмышлёная. Не смотри так на меня, на лице твоем все читаю.       Княжна фыркнула и вновь вернулась к работе с травами. Пару гусениц и жуков-пожарников она уже выловила. Однако вопрос с нечистью не давал покоя, навевая смутные подозрения.       Минуту девушка гипнотизировала Грушанку. Пальцы плавно перебирали небольшие белые лепестки, вытаскивая все сухие или ненужные травинки, застрявшие меж соцветий. Но вдруг рука остановилась, дрогнув.       — Он ведь специально, да? Отец… — не поднимая головы, тихо произнесла Ваня. Цветы тут же были смяты, исчезая в кулаке. — Скажи мне.       — Верно, — вздохнула Яга и отвернулась к котлу с чистой водой, явно не желая продолжать этот разговор, и сама жалея, что его затеяла.       — Папа… — Ваня бросила травы и упёрлась локтями о стол, сжав виски ладонями и прикрыв глаза. Пазл начинал потихоньку собираться. Все эти слова о том, что Кощей лжет ей, что он — чудовище… Встревоженные, словно виноватые взгляды сестер, радость отца, странное, заискивающее поведение, которого Илья в этот раз почему-то не чурался. Столь жуткая спешка…       Он все подстроил. Хотел, чтобы Кош не явился на этот «праздник жизни» и потому назначил такую дату. Видимо считая Темного князя нечистью во всех смыслах слова, Илья понадеялся, что именно в этот день колдун будет чувствовать себя очень плохо и потому не придет, не сможет помешать запланированной помолвке с чужеземцем…       В принципе, так все и произошло, но совсем по другим причинам. Однако это получается, что Илья решил, будто Ваня… Что? Околдована? Или он настолько боялся поверить в её выбор и смириться с этим?       — Гадство! Просто гадство какое-то, — наконец, переборов собственную ярость, устало облокотилась о стену девушка, растирая болезненно ноющую от жгущейся магии грудь и рассеянно наблюдая, как наставница помешивает воду в котелке — под которым уже был разведен огонь — против часовой стрелки.       Почему-то эти методично выверенные действия невероятно успокаивали, вгоняя в некое подобие транса.       — Не упоминай Полоза, а то к себе заберёт, — цыкнула на несчастную Яга. — Ох, заварила ты кашу, Иванка, но ответ правильный чуешь. Да, отец твой все предусмотрел. Или попытался. Да вот только, — улыбнулась хитро, — невдомек ему, что не Кощей тебя приворожил, а скорее ты его. И ворожба — не ворожба вовсе, а любовь искренняя, — покачала головой, глядя на ученицу, измотанную сегодняшним утром и переживаниями, после чего вернулась к зелью.       — Да разве ж на Коша повлиял бы праздник? Он ведь не нечисть.       — А кто ж тогда?       — Ну, — Ваня задумалась. — Колдун? Хранитель бессмертия? Я, конечно, читала когда-то в своем мире, что Кощея в древние времена считали не от мира сего, даже злым божеством, но это же сказки. Или… Нет?       Она слегка взволновано посмотрела на наставницу. Та не обернулась, но все ж ответила, пусть и нехотя:       — Что молвишь ты… Правда. Кощей, отдавший свою смерть земле, присягнувший Чернобогу в верности и принявший дар богини Морены, с давних пор есть действующий Хранитель Пограничья. Другими словами, — строго взглянула на Иванну, — избрали его боги мира сего по праву сильнейшего и мудрейшего из существ, живущих в этой части Яви. Обязали его следить за проходами между мирами Яви и Нави, не давая тварям иль духам умерших выбраться на свободу, впустить хаос и нарушить равновесие сил. Не знаешь ты всей его силы, Ваня. Не знаешь и того, сколько жестокости и тьмы в нем скопилось на службе этой. Он, приняв титул сей, стал и нечистью — повелевая созданиями тени, — и нежитью — заполучив бессмертие и власть над духами — в одном лице, чего, ранее, никогда не случалось с простым человеком…       Яга отложила черпак и задумалась, понимая, что рассказывает то, чего не следует знать юной княжне. Но оставить ученицу в неведении относительно того, с кем она стремится связать свою жизнь… Нет, ведьма не могла это так оставить.       — Кощей обладал невиданной магией и богатырской силой, хотя по молодости глянешь — не поверишь. Но это дела лет минувших.       Она вздохнула и вернулась к котлу.       — За то время, пока он пытался окоротить Тьму и поставить себе на службу, та не раз брала над ним верх. Хоть и бывало такое нечасто, но твоему отцу и богатырям хватило, чтобы восстать и упрятать Кощея в темницу.       — Да знаю я все. Он сам рассказал, — отведя взгляд, буркнула Иванна.       — Знаешь-то знаешь, вот только не сказывал тебе вероятно Кощей, что заключение такое спасло его, а не сгубило, как многие тогда понадеялись. Приходить в себя он начал, да чуть не извёлся весь, вспоминая, что в помешательстве, одурманенный темными голосами творил.       — А потом явилась я… — произнесла девушка как-то потерянно.       — А потом явилась ты, — подтвердила Яга. — И еще больше упрочила его разум и волю. Вот только… Нечисть — есть нечисть, нежить — есть нежить. И телу Кощея, как и его сути — тем более дважды проклятой — нелегко переживать в Яви праздник светлых богов, к тому же влюбленных друг в друга, но нарушивших Кон.       — Влюбленных? Нарушивших Кон? О чем ты? — приподняла в недоумении бровь Ваня. В воспоминаниях давно стерлись любые подробности — прочитанные в своем мире — оставив только стандартную сказочку про цветущий папоротник.       — Неуч, — фыркнула недовольно Яга и, забрав часть уже очищенных и вымытых трав, бросила их в кипящую воду. — Слушай да внимай мудрости-то. Ивана Купала — непростой праздник. И огонь, и вода, и свет, и тьма. Праздник, полный противоречий в самой своей сути. А началось все, как водится, с простого, — ведьма взяла с одной из полок небольшой тканевый мешочек и начала маленькими порциями всыпать в котел неизвестный Ване серебристый порошок. — Когда Старший (имени которого уже никто не помнит) создавал младший круг божественного пантеона в этом мере, то по его прихоти в Прави ясным погожим днем возникли четыре сестры. Призваны они были следить за мерным ходом светила небесного в мире Яви и контролировать проведение людьми нужных обрядов в разные периоды дня. Необходимо то было лишь для того, чтобы магией подпитывать ядро мира — Алатырь, и ни в коем случае не вредить ему, устраивая обряды в неположенный для этого срок.       Ваня, затаив дыхание, слушала новую легенду, которая была и не легендой по сути, а реальностью! И лишь мысленно поражалась тому, что здесь, в этом мире, боги до сих пор напрямую взаимодействуют с людьми. Который год уже живет, а никак не привыкнет.       Руки методично очищали растения от налипшего под грибным дождем мусора, а магия, до этого ядовитой гадюкой извивавшаяся в груди, сейчас успокоилась, словно тоже плененная тихой и неспешной речью Яги. Душе в этот момент было удивительно спокойно, словно за спиной — оберегая — вновь присутствовал недвижимо Рамаэль.       — Четыре сестры появились в один день, но в разное время, и потому назвали их как по писанному: Ночница-Купальница, Вечорка, Полудница и Заря-Заряница, — Яга взглянула на ученицу, удостовериваясь, что та сосредоточена на её рассказе. — Заря-Заряница — Солнцева сестрица — оказалась самой младшей и, как уяснить можно из имени, стала ответственна за ритуалы и обряды, проходившие на рассвете, когда светило только поднимается из-за края мира. Полудница, старшая ее сестрица, стала покровительствовать полудню, полуденным обрядам и земле в дневные часы. Она не зла и не добра, но может досаждать серьезно тем, кто работает в поле без отдыху или не соблюдает нужные обычаи в поклонении богам. Ведь без благословения богов нет и урожая хорошего.       Яга забрала у Вани новую порцию трав и продолжила:       — Вечорка — средняя сестрица — оказалась покровительницей божественной искренней любви. И от того сама была прекрасна, что младшие боги одарили её звездой, коею мы кличем Вечерней. Последняя же, Ночница-Купальница, это…       — Богиня ночи, — невзначай перебила Ягу Иванна, но, заслужив недовольный взгляд, быстренько заткнулась. Видимо, сейчас она должна была, как на лекции, просто слушать и запоминать материал.       — Дурья твоя голова никак в названиях не разберется, аль богов решила прогневить? — погрозила ученице поварешкой наставница. — Не богиня, а дух. Это разные вещи, и кликать все надо правильно, а то ведь обидчивые даже в небесном царстве встречаются. Бед от них потом не оберешься…       Яга покачала головой и вновь начала перелистывать страницы книги, водя пальцем по черным аккуратным надписям, оставленным кем-то в самых уголках темных листов.       — Ладно, ладно, молчу, — буркнула пристыжено Иванна. Что там дальше?       Колдунья лишь усмехнулась на такое — явно наигранное — недовольство.       — Ночница-Купальница — старшая сестрица — стала покровительницей ночи и ночных обрядов, а также покровительницей водоемов в Яви. Подчиняются ей все водные жители: от русалок до водяного, а выше её лишь Макошь и её муж, что в Ирии всеми водами правит.       Яга вздохнула, кинула в котел пару перьев какой-то птицы и продолжила:       — Так вот и началась история праздника Ивана-Купалы именно с неё. И с чувств, что распустились в юной девице, благодаря средней сестрице. Однажды на досуге Полудница, отдыхая от забот, заметила, что невесела старшая. Все грустит и печалится. Попыталась она узнать, в чем же дело и поняла, что Купальница увидела в одну из ночей людскую пару, любующуюся звездами и милующуюся друг с другом. И глядя на них, ощутила вдруг странную тоску, которая начала преследовать её ночь за ночью.       Яга перехватила черпак в другую руку и начала помешивать зелье уже против часовой стрелки. Вода забурлила, в воздухе начал закручиваться тонкими нитями серебристый дымок.       — Выслушала сестру Полудница, опечалилась тому, что Купальница так страдает, пообещала помочь, а сама задумалась, как же ей быть. Не знала ведь старшая сестра того чувства, что мучить её начало. А чувство это было одиночеством. Несколько дней думала Полудница, а затем просто решила показать Ночнице, как выглядит любовь у людей и любовь у богов.       Иванна уже давно отложила травы и просто слушала. История была воистину необычная! Чтобы духов и любви учить? Странно как-то. Разве им это действительно надо? Как видно надо…       — Несколько лун и солнц сменилось на небесах, а две сестры все наблюдали за разными гранями такого необычного чувства, как любовь. Она проявлялась у всех по-разному как на земле, так и на небесах, но было нечто общее: теплая привязанность, поддержка и искренняя забота. Тот, кто любит, и тот, кто любим — никогда не будут одни в этом мире. Их души соединены, их сути переплетены, их внутренняя магия поддерживает друг друга. И даже если один несвоевременно уйдет в Навь, другой — коли постарается — сможет вернуть его. Ведь даже детям сказывается, что уйти такие пары могут лишь в один день и лишь прожив полностью срок свой.       Яга внимательно посмотрела на Иванну и улыбнулась краешками губ, будто бы последние слова касались её ученицы напрямую. Только Ваня, заслушавшись, неосознанно пропустила почти весь смысл этого посыла. Ведьма же продолжила:       — И вот, по прошествии долгого времени поняла, наконец, Купальница, что такое любовь. Произошло же это совершенно случайно. Нельзя было сестрам отлучаться из Яви, а потому всех, кто жил в Прави, девица не знала. Но вот, в одну из ночей, Семаргла — хранителя садов Слави — отпустили в мир смертных, отдохнуть, прогуляться да посмотреть, как дела у людей идут.       Долго мчался по лесам и долам Семаргл, пока вдруг не почувствовал жажду и не захотел воды напиться. Напившись же, решил крылатый бог отдохнуть. Перекинулся он в человека да и прилёг в корнях под раскидистым деревом на берегу реки. А разбудили его…       Яга задорно хмыкнула.       — Разбудили его ласковые руки, осторожно гладящие кудри, стянутые золотым обручем. Вот так и познакомились Семаргл и Купальница, — она улыбнулась, а голос стал мягче. — Познакомились и полюбили друг друга с первого взгляда.       Княжна недоверчиво фыркнула, а ведьма — замолчав — начала выводить руками над котлом замысловатые фигуры. Прошла минута. Яга тихо прошептала несколько слов, погасила под котлом огонь, накрыла варево деревянной доской с множеством рун — тут же мягко засветившихся — а сама отошла в другой угол избушки за стеклянными пузырьками, которые из своего мира в большом количестве притащила Ванька.       — А дальше что? — видя, что наставница уже завершила последнюю стадию приготовления зелья, немедленно потребовала продолжения истории девушка.       — А не догадываешься? Целую ночь провели они под звездами, разговаривая и узнавая друг о друге, — продолжила наставница, — на рассвете же им пришлось расстаться, ведь Семарглу позволено покидать свой пост лишь раз в году. С тех пор не знала Купальница покоя и всегда ночью летала над миром, выискивая огненный отблеск в небе.       Яга расставила пузырьки на столе и вручила Ване половник, а сама убрала крышку с котла и переставила его на стол. Предстояло заполнить неизвестным зельем двадцать склянок. Иванна покорно принялась за работу, в то же время продолжая внимательно слушать.       — Только через год смог Хранитель Золотых Садов Слави вырваться к возлюбленной. Вновь встретились они на том же месте, попросили благословения у других богов на их брак, провели обряд женитьбы и долго не могли оторваться друг от друга. Хорошо им было вдвоем. Спокойно. Уйдя же, Семаргл оставил Купальнице на прощание то, о чем не знал сам…       — Ребенка что ли заделал… — недоверчиво хихикнула Ваня, из-за чего сразу схлопотала по загривку.       — Еще раз предупреждаю: за языком следи и не оскорбляй богов, — нахмурилась наставница. — Да, сам того не зная, даря любовь, крылатый бог оставил возлюбленной и частичку себя самого, ведь Купальница так мечтала об этом. И вот, по прошествии года они вновь встретились. Только Хранительница ночи была уже не одна. На руках у нее сидели двое детишек-близнецов: мальчик и девочка. Обрадовался Семаргл так, что буквально силой вымолил у Совета богов разрешение на то, чтобы привести жену и детей в свой дом в Ирии-царстве.       Сжалились боги, разрешили Купальнице подняться в небесные чертоги да имярек провести. Девочку назвали Костромой, а мальчика — Купала. Хорошие были детишки…       Яга прикрыла глаза, вспоминая, а Ваня насторожилась.       — Были?       — Да, — ведьма кивнула. — Светловолосые, кучерявые, а любопытные какие. По всем двум мирам только так и бегали, неугомонные. Совсем как ты, — хитро сощурилась она на ученицу. Девушка возмущенно вскинулась, но было видно, что она абсолютно не сердится на такое сравнение.       — Хм, я знаю Семаргла, — задумчиво произнесла Ваня. — У него, наверное, хорошая семья получилась, да и дети… Они ведь связаны с праздником, правда? Что случилось дальше?       Привычно завалила ведьму вопросами ученица.       — То, что бывает часто, — вздохнула та. — Ослушание. Видишь ли, дети в Ирии — редкость, и вся живность, все существа так и тянутся к этим невинным душам. А в то время повадились по приказу Чернобога прилетать в Золотые Сады Сирин и Алконост, чтобы услаждать и завораживать чистые души своими прекрасными голосами. Никто не знал, зачем им это, но сделать боги ничего не могли. Повода выгнать их не было. Симаргл тревожился, и потому детям старого-настрого было запрещено слушать эти песни, ведь те отнимали волю у слабого, а любой ребенок сам по себе слаб перед такой магией.       Яга начала закупоривать пробками те пузырьки, где варево уже не много остыло.       — Кострома и Купала ослушались приказа отца и матери. Пока те были заняты, дети выбежали в поле, чтобы послушать песни птиц. Сирин пела о печали, Алконост — о радости, и обе они были опасны. Тот, кто слушал пение Сирин, мог навсегда уйти в Навь, а вот кто слушал Алконоста — просто засыпал, убаюканный радостью и теплом звуковых переливов. Кострома в тот день слушала Алконоста, и потому оказалась в относительной безопасности. Её смогли вырвать из сна вернувшиеся родители. Лишь слабость и провалы в памяти напоминали о случившемся, а вот Купала… Исчез, — ведьма покачала головой. — Как мы ни старались, ни искали, но никто не знал тогда, что случилось с мальчиком. Потом лишь узнали, что — завороженный — он ушел вслед за Сирин. Гуси-лебеди — пленники Чернобога — унесли ребенка в Навь, где его, как видно, и схоронили на долгие двадцать лет.       Яга перевела дух и взглянула на Иванну.       — До сих пор никто не знает, зачем Чернобог увел сына Симаргла. Предполагали, что это месть крылатому божеству за дерзость. Ведь тот взял в жены не дочь темного бога, за которую уже и сговорено было, а всего лишь какого-то духа из мира Яви. Но что случилось, то случилось. Сестра потеряла брата, мать и отец — сына. После этого Симаргл отправил Кострому обратно в мир смертных, посчитав, что ей там безопаснее будет.       Яга вытащила из-под лавки домотканую суму и начала осторожно укладывать туда зелья, предварительно обматывая каждую склянку тряпицей. Ваня тоже взялась помогать.       — С тех пор минуло много лет. Девочка выросла, незаметно превратившись в юную златовласую красавицу. К ней сватались и смертные и другие дети богов, но всем она отказывала. Никто не был ей мил. Так продолжалось еще три года, пока наконец, устав от одиночества, девушка не решила погадать на суженого.       — Погадать? — хмыкнула Иванна. — У вас это прям самый действенный способ любовь найти, как я посмотрю.       — А ты не смейся, — одернула её наставница. Способ хороший, ведь непосредственно с нитями судьбы человека соприкасается. Но ты дальше слушай!       Иванна кивнула и замолкла.       — Гуляя однажды по берегу реки, Кострома сплела венок и, глядя на свое отражение, самоуверенно похвасталась, что ветер не сорвет плетение с её головы. В шутку ли, аль нет, но только услышали её боги и не одобрили такое хвастовство перед судьбой. Вызвал Перун бурю, а Стрибог — ветер, и сорвали они венок с непокорной нравом дочери Симаргла.       Унес ветер венок в воду, да поплыл тот неспешно, поначалу прибиваемый к берегу водяными порогами и течением, а затем... Утонул. Ужас почувствовала девица, расплакалась. Знала ведь, что коли утонет венок - то беда на порог придет.       — И стоило так убиваться из-за этого, — непонимающе произнесла Иванна, за что удостоилась снисходительного взгляда старшей колдуньи. Благо, та ей ничего не сказала, а лишь продолжила рассказ.       — На счастье Костромы мимо по реке проплывал молодец, который и выловил венок из вод. А по обычаям тот, кто это сделал — должен был обязательно жениться на девушке, создавшей его. Купала и Кострома полюбили друг друга, как увидели. Почти сразу поженились. И только после свадьбы боги открыли им истину. Брат и Сестра, Купала и Кострома — вступили в запретную связь, которая карается всеми: и людьми, и богами.       — Но почему боги не остановили все это? Где был Симаргл? — возмущено воскликнула Ваня. История перестала ей нравится, а в голове всплывали смутные отрывки из прочитанных ранее мифов. Да, кажется, и в ее мире события похоже описывались.       — Все дело было в девице. Оказалась она умна, но строптива. Характером бойким своим расстроила и мать, и отца, сбежав жить самостоятельно в поселение людей. Вот и решили, как видно, боги наказать её, хотя и сами были удивлены возвращению Купала. Ведь не слышал о нем никто и ничего очень давно, а тот, похоже, когда-то смог сбежать от Чернобога и после его падения жил самостоятельно где-то в мире смертных.       Яга покачала головой, явно не одобряя то, что ребенок не вернулся к родителям.       — И что же с ними стало? — тихо спросила Иванна, уже предполагая ответ.       — Знамо что. С собой покончили. Родственное кровосмешение — тяжкий грех, Ваня. Они навлекли на себя позор и должны были очиститься или искупить его. Купала прыгнул в огонь и погиб, обратившись пламенем, а Кострома сбежала в лес, бросившись в ближайшее озеро, где и утонула. Но боги не приняли её жертвы. Стала девушка мавкой. Долгое время ходила вокруг воды, очаровывая попадавшихся ей изредка мужчин и утаскивая их в глубины водные. Думала все, что отыщется среди них Купала, да не суждено было сбыться её мечте.       На этом моменте Иванна невольно вздрогнула, вспоминая, как на болотах одна шебутная рука, вынырнув из чарусы, чуть не утащила под воду Кощея. Ох, и испугалась же она тогда за него!       — И что же? Кострома до сих пор в облике мавки бродит? Судя по твоему рассказу — это все было очень давно. Неужели её еще не простили?       — Да как не простили? Простили, — усмехнулась Яга. — Сжалились над несчастной. Видя безутешного Симаргла и Купальницу вдруг поняли боги, что их наказание оказалось слишком жестоко. Но вернуть Купале и Костроме человеческие тела было уже невозможно, потому Макошь собрала их души и превратила в цветок с желтыми и синими лепестками. Знаешь такой?       — О, ты имеешь ввиду Иван-да Марья?       — Да.       — Такой небольшой, но красивый, — улыбнулась княжна. — Весь лес сейчас заполонил.       — Именно к дню Ивана Купала эти цветы и распускаются, — пояснила Яга. — Огненно-желтые олицетворяют Купалу, а синие — похожие на воды озера — Кострому. Сначала название цветка в народе было «Купало-да-Мавка», а позже, прижилось «Иван-да-Марья». Мы как раз его пойдем сейчас собирать с тобой на берег речки. Там он силу нужную набрал. То, что надо для очищающих зелий.       — Окей, хотя стоп, — Иванна положила последний пузырек в сумку и смахнула со лба челку. — Растения — это, конечно, супер, но почему в честь этих двоих устроили праздник, если ин… кхм, кровосмешение — это грех?       — Так не знали влюбленные сначала, кем они друг другу приходятся, а, стало быть, и не виноваты. Так потом решил Совет. Да и любовь их, Ваня, была искренней и чистой. Той, за которую не жалко жизни отдать. Тем более, что оба они очистились огнем и водой — природными, самыми мощными стихиями. И с тех пор каждый, кто в этот день через обряды подобные проходит — смывает с себя всю грязь духовную, заклятия и сглазы, а ещё может найти свою любовь. Кострома и Купала способствуют этому, влияя на судьбы людей в лучшую сторону, однако лишь в том случае, если те выполняют все обряды правильно и верят в них.       Иванна кивнула, осознавая сказанное наставницей.       — Хорошо. Получается, что Ивана Купала — праздник очищения, верно? — одну руку положила на пояс. — И тогда становится понятно, почему нечисть в этот день «болеет». Но я читала в Москве, что иногда наоборот все темные силы в этот день идут тусить и простым людям не дают покоя до самого утра. Мавки, русалки, черти и прочие милые существа — все докучают людям, а ведьмы вообще на лысой горе шабаш устраивают. Вот и как это понимать?       Девушка вопросительно уставилась на Ягу.       — Да просто очень, — ответила та, не поведя и бровью. — Я же говорила, что праздник полон противоречий. В этот день можно провести очищение, но этот же день даёт силу темным существам, да такую, что нежить и нечисть на Ивана Купалу не особо осознает, что творит. — Яга погрозила узловатым пальцем. — Вот почему на Купалу наших встречать особо опасно. Запомни, что без амулетов на улицу выходить нельзя и от очищающих костров отлучаться нежелательно. Шутки с темными плохи.       Иванна смотрела на ведьму широко открытыми глазами и тихо обтекала от таких сведений. А раньше ее никак нельзя было просветить? Желательно хотя бы за день! У нее же никаких амулетов нет. И…       — С-с-топ, — княжна в хмурой задумчивости коснулась пальцем губ, а затем указала им в сторону Яги. Взгляд её затопило беспокойство. — Ты сказала «наших»?       — Все ты правильно понимаешь, Ваня, — ведьма кивнула. — Я, Водяной, Леший, лесные духи, домовые, мавки, русалки, кикиморы, банники, анчутки и прочие — мы все действительно можем немного… Покуролесить в этот день, — произнесла слегка уклончиво. — Мы не принадлежим Яви, пойми это. Но вот Кощей… То другое дело. Он разлюбил праздник с тех пор, как занял место Хранителя Границы. А позже стал хуже всего его переносить: мог устроить на Купала какой-нибудь поход, назначить казнь или ввязаться в бойню. Разум его ещё пуще покрывала черная пелена, с которой — лишь в этот день — он был не в силах бороться. Вот и доставалось многим. Со временем Князю-Чародею это надоело, и тогда изобрел он зелье, способное подавить буйство, вызываемое приливом сил.       Яга вздохнула и взяла сумку, осторожно накинув её на плечо.       — Оно… ему помогло? — тихо спросила Иванна, чувствуя, как внутри все сжимается от такого рассказа. Хотя… Она же знала, на что шла, когда решила быть с Кощеем. Она знала его настоящего, знала часть его прошлого и… Принимала его таким, какой он есть. И эти сведения княжна приняла тоже как данность. Прошлое в прошлом, ей только понадобится некоторое время на осмысление всего услышанного.       — Нет, — жёстко припечатала Яга и, поманив ученицу за собой, направилась к выходу. Солнце уже близилось к горизонту, а это значит, что почти весь день пролетел мимо Иванны, пока та, как зачарованная, слушала рассказ наставницы. — Кощею зелье не помогло. Только нам. Сам же Темный Князь с тех пор решил пережидать этот день в забытьи. Выпивал он иное снадобье и на все оставшееся время празднества проваливался в беспробудный сон, охраняемый стражей так, что и не подступишься.       Иванна хмуро кивнула. Не такого она, конечно, ожидала, но… Кош повел себя действительно благородно. Он ведь думал о других, не так ли? О том, чтобы никому не причинить вреда. Это… Это многое говорило о нем…       — Потому хорошо, что твой Хранитель забрал его и заклял сном. Так спокойнее будет. Всем.       — Откуда ты знаешь? — тут же с ощетинилась Иванна, с подозрением глядя на ведьму.       — Откуда знаю — не скажу, — хитро прошамкала Яга, закрывая дверь избушки и бодрым шагом направляясь в противоположную сторону от той, откуда днем пришла Иванна. — Но помни, что сейчас твой друг сердечный в гораздо меньшей опасности, чем если бы он присутствовал сегодня на смотринах. Если б был, то, вероятно, никого в живых не оставил, ведь искренняя любовь, тьма и хаос застлали бы ему взор, — она внимательно посмотрела на понурую ученицу. — Старший своим действием спас Белогорье, парочку соседних княжеств, твоего отца и самого Коша. Не печалься так. Чувства ваши сильны, и Кощей прорвется сквозь любые преграды, только бы быть рядом с тобой.       Иванна смущённо покраснела, бормоча что-то невразумительное.       — Божедурье ты, а не княжна, — вдруг одернула её ведьма. — Если уж любишь, так люби и оставь всякое стеснение. Это все блажь неразумных юношей и девок на выданье, но тебе-то, — она похлопал Иванну по плечу, — не шестнадцать лет. Так что коль любишь, то воспринимай правду спокойно. Суетливость тут все смешает, а излишняя скромность — испортит. Будь собой, именно такую тебя и полюбил Кощей. Ради тебя он перевернет этот мир, можешь мне поверить.       И Яга, замолчав, быстро утопала по тропинке вперёд, оставляя девушку наедине с мыслями, а потому не услышала тихого: «А я — ради него», и печальный в своей нежности вздох