Перевернуть Игру

Боль от ран на душе и закрыты глаза

Для чего взгляд вперёд, если путь прям и ясен

И нет рядом того, кто бы мог подсказать

Куда дальше идти, если пламя погаснет.

Жизнь — свеча на ветру, и дрожит огонёк

И нетвёрдой рукой в Книгу вписаны судьбы

Позабыта дорога и путь мой далёк

Жизнь на Грани миров, как на грани безумья

© Тэм Гринхилл — «Путь по грани миров»

      Массивные деревянные ворота остались за спиной, а вскоре и вовсе скрылись за стволами крупных деревьев. Чтобы не задевать макушкой все встреченные по пути ветки, Иванна сняла кокошник и скинула его в ближайшие заросли кустарника. Кинологов в этом мире нет, а значит можно не опасаться, что по её следу пустят собак, которым данный элемент одежды сможет послужить уликой.       Несколько минут бега, поворот с центральной дорожки на едва заметную тропинку, и Ваня, наконец, сбавила шаг, петляя среди знакомых березок.       Она все еще боялась погони, но интуиция тихо шептала, что никто за ней не следует, а остаточное ощущение пристального недоброго взгляда — всего лишь паранойя. В конце концов это территория Яги, а старшая ведьма очень не любила чужаков с нехорошими или неясными намерениями. В этом был плюс: свою ученицу наставница в обиду не даст, и Иванна это хорошо знала.       Выскочив на полянку прямо перед избушкой, девушка тут же остановилась и упёрлась ладонями о колени, восстанавливая дыхание. Искать ее будут, в этом сомнений не было. Однако… Время есть. Да и нужно придумать хоть какой-то план, чтобы, вернувшись, не оказаться под «санкциями», а то с Ильи станется.       Зябко. Мокрая от прошедшего грибного дождя трава — густо растущая в этой части леса — окутала туфли водяным ворсом, промочила ноги и подол сарафана. Надо было высушиться, а то, зная собственную везучесть, с простудой свалиться недолго. Этого сейчас абсолютно не хотелось. Были дела поважнее.       Расслабленно выдохнув на четыре и откинув со лба пряди выросшей до неприличия челки, Иванна, подобрав юбки, неспешно потопала к двери в дом.       — Привет, милая, — она с нежностью провела пальцами по шершавым, потемневшим от времени бревнам, и переступила порог. Внутри было темно, пахло травами, сушеными соцветиями и чем-то неуловимо кислым. Обычно такой запах присутствовал, когда Яга варила яды. Интересно, кого на этот раз она собралась травить?       Не увидев ни наставницы, ни её вредного кота, Ваня направилась в самый темный угол, находившийся на стыке бревен и печной стены. Там, заваленный слоем шкур, стоял небольшой сундук, в котором — аккуратно сложенная — лежала запасная одежда: несколько штанов, кофт и куртка. Чуть сбоку стояли старенькие кроссовки.       Не раз и не два такой запас помогал Ване скрыть от Ильи то, что по-настоящему происходило в избушке во время обучения. Ведь зелья и заклинания ученицы — зачастую неудачные — то и дело оставляли подпалены или проедали ткань. Если бы не «запаска», то приходилось бы Ване являться в терем в самом неприглядном виде, еще пуще раздражая и волнуя этим отца.       Стащив с себя чужой сарафан, а затем оставшиеся юбки, девушка с удовольствием потянулась, ощущая кожей лесную прохладу, забравшуюся в дом через окна и двери.       Пройдя к кадке с чистой водой, она зачерпнула немного ковшиком и смыла с себя пот и всю местную «косметику», которую нанесла Варя. Внимательно вгляделась в собственное отражение. Краснота — ранее появившаяся из-за духоты залы и быстрого бега — постепенно сошла на нет. Это, несомненно, радовало.       Расплетя волосы и смочив их немного водой, чтобы не топорщились, Ваня связала их в не слишком аккуратный высокий хвост, а затем надела вытащенные из недр сундука камуфляжные — слегка потрёпанные жизнью — футболку и брюки, фыркнула почти довольно. Как-то так получилось, что и эти вещи оказались зеленых оттенков. Но тем и лучше.       Присев, обула кроссовки, закинула расшитые золотой нитью ботиночки куда-то за сундук. Если Варя их найдет — нотаций потом не оберёшься.       Осмотрев себя в мутном старом зеркале, которое сама же когда-то и притащила, молодая княжна удовлетворенно улыбнулась. Насколько же ей было плохо в этом нагромождении тряпок. Пытка, а не смотрины.       — Мда, лучше не придумаешь, — покачала она головой и подошла к столу с небольшим самоваром и пучками трав, свешивающихся с потолка. Смешала в деревянной кружке засушенный пустырник, листья мяты, душицы, стащила из мешочков мелко порезанный корень валерианы и пару ягод боярышника, а после залила все это теплой водой. Топорное успокоительное, самое простенькое, но сейчас безумно необходимое её измученным нервам и ноющей голове.

«Так-то лучше»

      Усевшись на скамеечке, где не так давно — воспоминания прокатились приятными мурашками по телу — она, измученная мавками, лежала на коленях у Кощея, Ваня отхлебнула отвар и уставилась в окно.

«Вот бы еще так поваляться и просто побыть с ним… Хоть раз…»

      Поймав себя на этой мысли, девушка тихо застонала и с большим трудом подавила в себе желание побиться лбом об стол. Стыд за свою несдержанность требовал выхода. Да и любимый чародей остался там, в тереме, где теперь все ругались и копошились, как рой потревоженных пчел. Ваня была уверена, что скандал там только набирает обороты, а здесь…       Правильно ли было вести себя так резко на смотринах, а потом сбегать, подставив отца, сестру да еще и кучу непонятных родственников перед заморскими гостями? Нет, родственников точно не было жалко, как и, на удивление, отца. Иванна даже прислушалась к себе, чтобы понять бурлящие внутри чувства. Нет, ей совершенно точно никого не было жаль, кроме…

«Кроме Вари»

      С какой-то неприятной досадой поняла она. Даже Илья не вызывал у нее прежних нежных чувств после своего нарушенного слова.

«А он ведь обещал! Дал слово не напоминать мне больше про суженых-ряженых, пока я сама любимого не найду. Он же смирился с моим решением выйти замуж только по взаимному чувству или не выйти вовсе! Так что произошло? Зачем он провернул все это? Помолвка, свадьба… Какого хрена он лишил меня выбора?!»

      Ваня отставила кружку, уронила голову в подставленные руки и зажмурилась. Пальцы острыми пиками вонзились в волосы.       Пусть она наговорила лишнего, но… Разве у нее был другой выбор? Что еще оставалось делать? Дважды проведя детство в приюте — в разных обликах, но в одинаковых обстоятельствах — Ваня привыкла отстаивать право на что бы то ни было.       Она всегда старалась быть самостоятельной и независимой, ведь еще в раннем возрасте поняла, что зависимость от кого-либо причиняет ей только вред.       Сначала были воспитатели. Они не гнобили её, нет, но и не слишком любили шебутную девчонку с неусидчивым характером. В старших классах наставники проводили уйму воспитательных бесед. Не сказать, что те помогали ситуации. Однако все же, с течением времени, Ваня стала вести себя поспокойнее, стараясь скрывать свою вспыльчивую натуру и переводить всю доступную ей энергию то в учебу, то в работу, то в хобби.       Лишь единожды Ваня позволила себе побыть зависимой в новой жизни, еще до встречи с Рамаэлем.       Это случилось на первом курсе университета. Глеб был вполне нормальным парнем. Учился на экономическом, писал музыку, при этом не работая и живя на родительские деньги, ведь отец был достаточно обеспеченным человеком.       Познакомились через общих друзей. Как-то сразу нашлись одинаковые интересы и увлечения. Он был действительно красив и ярок, чем-то отдаленно походил на Финиста.       Именно Глеб привел Ваню в клуб скалолазания, обещал показать ей горы и свозить на плато Путорана, чтобы полюбоваться звездами и поймать за хвост северные ветра. Кто же не влюбится в такого?       Юная студентка не устояла. Ведь она тогда еще ничего о себе не знала. Не знала, что сама принадлежит к княжескому роду. И вот такой «принц» действительно покорил её сердце, так как очень сильно походил на всех тех обворожительных главных героев, которые несли добро, причиняли справедливость и спасали главных героинь из рук злодеев.       Вот только весь этот образ был напускным… И поняла она это поздно…       Они решили съехаться в конце четвертого курса. Попробовать пожить вместе хотелось давно. Ей это казалось в ту пору замечательной идеей, ведь так они будут рядом, друг у друга, поддержкой и опорой, почти как настоящая нормальная семья, которой до этого у Вани никогда и не было. Поэтому она не сразу поняла, что что-то идет не так.       Глеб контролировал каждый звонок, разговор, встречу. Сначала неявно, вскользь, называя это «переживанием» и «заботой» о ней самой, но потом спрашивал обо всем прямо, каждый раз подозрительно щурясь.       Он постоянно интересовался, где Иванна будет, куда пойдет, когда придет. Он устанавливал время, когда она должна была быть дома, а Ваня — уже тогда работавшая на телевидении редактором новостей — иногда вынужденно задерживалась допоздна. Сколько же ору было… Сколько слез… Галантность и мягкость как рукой сняло, словно все это сползло с Глеба подобно старой ненужной коже.       В конце концов Иванна не выдержала и молча съехала с их квартиры, сняв на первое время номер в капсульном отеле. Она помнила, как тело трясло, как хотелось рыдать в подушку, но пришлось лишь скрючиться на своей кровати за шторкой, уткнувшись носом в колени.       Накануне вечером произошла ссора.       Молодого человека уже давно не устраивали только объятия и поцелуи, которые она дарила от чистого сердца. Глеб хотел «чуть больше». А Ваня и сама не понимала, почему не может уступить, но любое предложение заняться «чем-нибудь интересным» девушка каждый раз встречала отказом и встречным предложением — расписаться, но желаемого не получала.       Парень лишь пренебрежительно фыркал, по какой-то неизвестной причине всегда отказывая в этом и поясняя свою точку зрения туманными намеками: мол, им еще рано на это решаться, они молодые, вся жизнь впереди.       Иванна все больше и больше начинала сомневаться в своем выборе, а в тот день — восьмого июля — судьба все расставила на свои места. Глебу, видимо, надоели все её увертки, потому что он впервые решил применить силу. И Ваня испугалась…       Она не помнила точно, что произошло, но, кажется, то была странная вспышка, возникшая будто бы из неоткуда и ударившая обидчика в грудь. Тот разжал руки на запястье и шее девушки, после чего сломанной куклой свалился на пол. Лишь мерное дыхание показывало, что он все же жив.       Ваня тогда не стала разбираться в том, что случилось. Мозг сам решил, что в комнату попала шаровая молния, ведь за окном лил дождь, средь низких черных туч гремел гром, а балкон оказался приоткрыт. Теперь-то Ваня понимала, что это, вероятнее всего, был либо Рамаэль, либо её собственная магия вырвалась на свободу, но тогда…       Тогда она вызвала скорую, объяснила все соседям и исчезла из жизни Глеба навсегда.       Она была почти разбита, не понимая, почему все так произошло, почему её любимый чуть ли не надругался над ней из-за собственной прихоти? Но страх вскоре перерос в горечь, затем в апатию, а потом в равнодушие.       Прошло полтора года, прежде чем Ваня отпустила ситуацию и вновь вернулась к нормальной жизни, заново научившись доверять людям. Характер только претерпел изменения: она стала более язвительной, иногда грубой. Со стороны могла показаться безбашенной, но только в те моменты, когда по-настоящему нервничала.       Ваня больше не признавала близких отношений, да и не стремилась к ним. Были лишь друзья-приятели и коллеги, больше никого. Иванна боялась нового предательства, а пуще всего боялась потерять свободу. В итоге… Она оказалась одна. Но это одиночество ей вполне нравилось. Собственной жизнью легче распоряжаться, когда ты один — так ей казалось после всего случившегося.       Она уже свыклась с мыслью, что никого себе в спутники жизни не найдет. Успокоилась. Но спокойствие это длилось до тех пор, пока в её жизни не появился Рамаэль и не вернул ей воспоминания о родных: об отце, матери, Василисе… До тех пор, пока она вновь не встретила Кощея и не поняла, что внутри нее что-то изменилось: словно вывернутая, сломанная деталь, поддавшись пронзительному темному взгляду, встала на положенное место.       Ваня поняла, вспомнила вновь, какого это — любить. Любить по-настоящему, искренне, отдавая всю свою суть ради этого и получая во сто крат больше взамен. Кош… Он всегда казался ей таким надёжным.       Того, прежнего Ваню каждый раз при встрече или в беседах невольно завораживал этот спокойный, но мудрый колдун, с низким, чуть хриплым голосом, смотрящий на всех окружающих с долей иронии, но искренне ценящий в близких и соратниках всего несколько вещей: честность, тактичность и верность.       А ещё Кощей, после стольких лет в темнице, безумно любил свободу и — Ваня сейчас точно это знала — наслаждался каждым мигом, проведенным в их совместных приключениях. Князь бы никогда не смог отнять свободу у другого человека лишь из прихоти или ради унижения, что ему, однако же, довольно часто приписывала людская молва. И уж точно он бы никогда не отнял свободу у нее.       Иванна вздрогнула от тяжёлых дум и смахнула с глаз злые непрошенные слезы. Нет, Кош бы этого не сделал, только не по собственной воле, а вот Илья… Он хотел отнять у нее любовь, волю и собственную жизнь; посчитал, что Ваня послушно выполнит любой приказ. Страшная, удушающая в своей искаженности забота, запоздавшая на много-много лет!       Девушка гневно стукнула ладонью по столу, сжав пальцы в кулак. Она обещала Кощею не сбегать. Обещала все вытерпеть, и она содержит слово. Вот только… Какой ценой? Вдруг, вернувшись в терем, она не сможет отговориться, и отец, сгоряча, выдаст замуж силой? Не за одного, так за другого…

«И как он это представляет? Свяжет мне руки и бросит перед «суженым»?"

      — Не посмеет! — прошипела Ваня сквозь сжатые зубы.       Если их разлучат с Кощеем, она уже вряд ли сбежит. Приглядывать будут день и ночь, да и, может, что похуже висящего на ней проклятия придумают. Это же для её «блага».       Иванна поморщилась, словно тухлый лимон съела. Нашлись же… Защитнички.       О том, чтобы открыть портал в свой мир не при помощи Кладенца или не под присмотром Кощея — она больше не решалась думать. Слишком опасно с её бунтующей магией и трескающимся по швам мирозданием, если верить её до безумия уставшему ангелу. Да и отсиживаться в другом мире… Не по-честному. Теперь уже по многим причинам.       Ситуация загоняла в угол. Не первый раз она оказалась настолько сложной, но теперь просто давила, мучила. Иванне было даже не к кому обратиться не то что за помощью — за советом, кроме, разве что, Яги и Водяного. Но им вряд ли бы удалось избавить девушку от нависших проблем, выходящих уже за рамки здешнего мира.       Ваня обречённо вздохнула, нервно потирая переносицу. Надеяться оставалось лишь на бога и на собственную удачливость.

«Но если мир стоит — значит я все сделала правильно? Верно ведь?» — однако от осознания, что даже Рамаэль ее сейчас не слышит, занятый восстановлением Кощея, стало лишь хуже.

      — Боги, ну что же мне делать? — прошелестел в тишине избушки измученный, потерянный голос.