Manslaughter: Berserk

***

      В воздухе плавали крупицы пыли. Вертелись при каждом широком, слишком эмоциональном жесте отца. Носок нового белого кроссовка скучающе трепал короткий ворс индийского ковра по центру кабинета. Вечно «Грозный» президент Лойолы сейчас сиял ярче полярной звезды на ночном небе, да как глупый ребенок хихикал, прислонив к уху сотовый. Ульвар сидел на его дорогом лакированном столе, сцепив на груди руки, и просто ждал своей очереди, чтобы получить порцию отцовского внимания.       — Правда?! Какое золотце. Умница. И ты, и она умница, — вольно радовался он очередному пустяку новорожденной племянницы, говоря по телефону с Фридой, старшей сестрой «Волка».       Раз в минуту замечая ожидающего конца звонка Ульвара, короткостриженый мужчинка в дорогом костюме кивал своему сыну, да махал рукой. «Минуту!» — время от времени уточняли его губы. А парень и не торопился. Тяжело вздыхал, да вновь опускал взгляд на ковер.       — Уже пора? Спать ложиться будете? Ну, хорошо-хорошо, молодцы. Передавай от меня привет Мистеру Тирсону и его ребятишкам. Вашим ребятишкам, — неловко исправил он, в лишний раз напоминая о том, что запер свою единственную дочь в самую ужасную золотую клетку, какую только сумел для нее найти.       С остатками доброй улыбки на лице, отец повесил трубку и спрятал сложенный мобильник во внутренний карман темно-синего пиджака. Затем коротко вздохнул, поправляя ежедневник на столе, да приводя в порядок собственные мысли, а после хлопнул в ладоши, кажется, вспомнив, для чего позвал своего младшего ребенка к себе в кабинет.       — Ульвар, а у меня для тебя отличные новости, — мужчина улыбнулся, кивая сыну на резной стул по другую сторону стола. Парень нехотя оттолкнулся от старой опоры и упал на мягко обитое дорогим бархатом сидение. Президент же уместился на своем месте после. — Я поговорил с Мистером Сиггейром, директором Чикагской биржи опционов, я рассказывал, помнишь? Он согласился рассмотреть твою кандидатуру в качестве своего нового помощника.       Отец рассчитывал увидеть неописуемое счастье на лице сына, но его не последовало. Ормсон тяжело вздохнул, да выпрямил перед собой ноги. Разговор, к какому они возвращаются практически каждую неделю, а в последнее время и то чаще, уже поднадоел. Сколько бы раз Ульвар не сказал отцу о том, что справится со своим будущим сам, президент нисколько не менял своих планов.       — Это все? — говорить на эту тему было некомфортно. Парень понимал, как долго приходится отцу лизать ради него чужие задницы, вот только… ради него ли? Он ведь того не просит.       — Завтра он придет на конференцию. Поэтому сегодня подготовься как следует. Он может задать вопросы.       А затем, сам захохотав со своей странной, казалось бы, никакой шутки, президент положил большие ладони на свой живот и кивнул сыну, ожидая хоть какой-нибудь реакции уже от него.       — Мне нравится археология.       — А мне — опера. Но я же не иду выступать на сцене, верно? — вновь сальный смех, точно тяжелый перегар, заставил юношу небрежно сморщиться. — Археология тебе позволит получать столько же, сколько ты смог бы зарабатывать у Мистера Сиггейра?       — Меня устроит средняя зарплата.       — Средняя? — для отца это было как удар ниже пояса. — Тебе напомнить сколько Лундвар зарабатывал в твоем возрасте?       — Лундвар хрен клал на учебу.       — Поосторожнее с выражениями, — недовольно сощурился мужчина. — Оценки не прокормят ни тебя, ни твою будущую семью.       — Говори правильно. «С низкой зарплатой, тобой не заинтересуется ни одна приличная дочь моих неприлично богатых друзей».       В ответ президент лишь выдохнул. Затем смело улыбнулся и вновь поднял глаза на собственного сына.       — Я понимаю, в тебе бушуют гормоны, ты еще молод и не многое способен осознать. Как самому младшему, тебе хочется переплюнуть и Лундвара, и Фриду, но ты направляешь свои силы не туда. Я безусловно горжусь тобой, ты лицо кафедры. Да что там кафедры — факультета! Но давай оставим это тем, для кого в этой жизни не уготовано «сладкого местечка».       — Нет.       Ульвар оттолкнулся от дорогого стула под собой, точно по тому пустили обжигающий заряд тока, а затем устремился к двери. Ощутивший укол очередного поражения в переговорах с последним «не пристроенным» ребенком, Орм «Грозный», поджал губы.       — Ты самый слабый. Ты вырос в тепличных условиях. Тебе незнакомы ни боль, ни голод. Потому и брыкаешься, — оскорбленный парень замер у выхода. Отец, как самая родная кровь, знал, где болит сильнее всего. А потому и наступил именно туда, куда посчитал нужным. — Подготовься как следует к завтрашней конференции. Я желаю тебе только добра.       — Хорошо, отец.       А затем парень, точно пробка из бутылки шампанского, вылетел на коридор, громко хлопнув дверью.       Президент чикагского университета Лойолы облегченно вздохнул и, нацепив на лицо старую улыбку, поправил позолоченную табличку с собственным именем, гордо красующуюся на рабочем столе. Очередная маленькая победа за сегодня.       Наверное, было бы проще, если бы отец просто плюнул ему в лицо, вместо всех сказанных слов. А может даже ударил. Познакомил бы с той самой «болью». Но как же глупо об этом мечтать, если он прав. Когда Ульвар дрался в последний раз? В детском саду? А ведь это действительно важно. Вполне возможно, важнее секса и прочей чепухи.

Но того же ли мнения Ормсон сейчас?

      Придавленный неким Берсерком, когда в лицо то и дело прилетают горячие кулаки, разбивая то еще и еще.       — Балбес, вставай! — голос Флока утопал в бесконечном шуме толпы.

Определенно.

      Слепо, как-то наобум, Волк выбросил свой кулак. Раз, второй, третий — все было мимо: не достает. Да и голова кружится так, словно ее в стиралку запихнули, да поставили на отжим. Сцепив посильнее челюсть, Ульвар собрал свои последние силы и внимательнее присмотрелся к противнику. Берсерк, опираясь на душившую Ормсона руку, лупил лежащего по скуле.       — По руке бей! Если не встанешь, я тебя на… — голос товарища вновь затерялся во внезапном крике народа.       Волк всегда был способным учеником и умел прислушиваться к чужим советам. Ловко ударив противника по слабому локтю, парень сбросил с себя слабака в маске, меняясь с ним положениями. Теперь уже Ульвар возвышался над собственной жертвой. Вот только было в том что-то странное. Внутри все пошатнулось, а может то был просто рвотный позыв от десятка колючих ударов по голове. Но Ормсон вдруг замер, разглядывая очутившегося под ним Берсерка. Он не был грузным амбалом и почему-то скорее напоминал обычную девчонку. Да и глаза у него голубые, какие-то немужские.       В грудь ударили двумя пятками. Забывшийся Волк отлетел на спину, а девушка, выиграв для себя пару секунд, поднялась на ноги. Боец напротив тоже поторопился подняться. По губе пробежало что-то горячее, а затем стекло по подбородку. Быстро мазнув по влажному следу, Ульвар глянул на испачканные в крови пальцы и замер. Кровь. Настоящая кровь. И это и есть та самая боль, которой его пугал утром отец?       На лице растянулась довольная, возможно даже немного жуткая, победная улыбка. «Да на хуй он пошел!»       Не обращая внимания на резкую смену эмоций противника, Берсерк смело двинулась в наступление. Парень напротив попятился, но кулаков, готовых защищаться, от лица не убрал. Голубые глаза пожирали серые. Раздражающее дежавю скрутило виски, словно бы Волк уже однажды дрался с этим странным мальчишкой. Возможно, не сейчас, не в этой жизни, но эти холодные ледяные глаза он помнил.       Первый короткий выпад со стороны Цвии — Ульвар увернулся, но ударить в ответ не успел: та отшатнулась обратно. Вторая попытка из двух последовательных ударов оказалась успешнее. Волк дернулся, бровь странно заныла. Но не страшно.       Драться было непривычно. Честно говоря, Ульвар не особо и умел. Видел по телику, как это делают настоящие спортсмены, и, казалось, этого должно было хватить. К тому же, последние недели выдались особенно тяжелыми. Хотелось поскорее выпустить пар, отыграться на незнакомце, представляя на месте того всех самых «лучших». Вот только получалось не так легко, как казалось то будет изначально.       А между тем в лицо прилетела новая атака, но уж в этот раз Берсерк не ушел безнаказанным. Вопреки сильному, но терпимому удару, Волк ухватил того за воротник футболки и долгожданно лупанул по челюсти в ответ. По ошибке. Лишь повторяя за оппонентом. Бить по лицу неприятно. Легче костяшки содрать, да и отметины оставлять как-то жалко. Так делают лишь слабаки, желающие показать свое мнимое превосходство, и просто уебки.       Берсерк вырвался из чужих лап и коснулся мокрой ткани своей маски. Брови нахмурили лоб: на пальцах осталась кровь. «Сукин сын, мне завтра реферат защищать!» — выругалась про себя девушка. Желая отомстить, Цвия бросилась на Волка с новыми силами. Подставив подножку — подлый жест — вновь повалила того на спину, а затем бухнулась в его грудь коленом и принялась мудохать бедного от души.       Берсерк не был уебком, Ульвар это чувствовал. Кажется, из двух зол он был просто «слабаком». Теперь, наконец, стало больно. Волк больше не хотел победы. Он получил то, чего так долго желал. Не наносить бездумные удары, а чувствовать их самому. Пропускать через себя боль. Не поддельную, физическую. Завтра на учебе все только и будут говорить о нем, о его изуродованном чужими кулаками лице, а парень будет лишь загадочно улыбаться. Однако, соперник начинал немного перегибать.       В попытке уговорить обезумевшего остановиться, Волк положил едва подрагивавшую ладонь на мужское бедро на своей груди, да слабо сжал. Упругие мышцы странно дернулись, смущенная девушка посильнее стиснула кулак, намеренная закончить все здесь и сейчас, однако ее удар так и остался бесполезным махом по воздуху.       Небезразличный рефери оттянул Берсерка за шиворот. Ульвар быстро схватился за ноющее горло, жадно хватая ртом режущий глотку воздух. Борисон же попятилась, ведомая цепкой хваткой Ульфа в другой конец площадки, неосознанно любуясь своей работой: Волк продолжал лежать на сером, испачканном редкими комками крови, песке, тяжело вздыхая от облегчения. Удары прекратились, и теперь многочисленные кровоподтеки могли спокойной болью растекаться по лицу бойца.       — Победа за Берсерком! — неверяще воскликнул Ульф.

***

      — Доволен? Выпустил пар? Показал на что способен? Или что ты там себе напланировал?       Голова гудела так, словно в мозгах завелся целый рой пчел. А мельтешащий вокруг Флок совсем не помогал ситуации. В правой руке Ульвар держал холодную банку редбула, прислоняя ту к ноющей скуле, а в левой — пять долларов — выручка за проигранный бой. Улыбаться было больно, тяжелее от того, что ему хотелось хохотать от удовольствия.       — Это было круто! Ты видел? Я его даже ударил!       — Нет, я увидел только то, как моего лучшего друга избили до потери рассудка. Опозорили на всю толпу накуренных свиней, — Ригсон скрипнул железной дверью, и холодный воздух коротким порывом освежил лица двух парней.       Они вышли из «Асгарда», оставляя за собой все произошедшее этим вечером. Но не без остатка. «Остаток» Ульвар будет носить с гордым удовольствием на своем лице еще недели две. От одной мысли о том, как на его завтра будет глядеть Мистер Сиггейр хотелось ехидно улыбаться да время от времени восторженно хлопать в ладоши. Но на то не было сил.       — Мистер Ньялсон на тебе живого места не оставит, когда увидит, — припомнив еще и тренера по баскетболу, продолжал бухтеть приятель.       — Какая ему разница? Царапина и царапина.       — Ты себя видел? Балбес, — шикнул Флок.       — Волк.       Ульвар тихо усмехнулся. Засунул мелкую купюру себе в задний карман джинсов, а после глянул на косившегося на него Ригсона.       — Моя новая кличка. Волк, — пояснил он.       — Машину ты не поведешь. Давай ключи, — парень серьезно протянул руку, но Ормсон даже не думал поддаваться. Он чувствовал себя на все сто. А потому лишь тихо засмеялся.       — В следующий раз я справлюсь лучше, вот увидишь.       — Нет, не увижу. Сюда я больше не сунусь. И тебе не советую. Ясно?       — Нет. Повтори-ка еще, может тогда что пойму, — неожиданно огрызнулся пострадавший, достав из рюкзака ключи от машины. — Ты мне не мама и не папа, чтобы ругать за обычную драку.       — Я твой друг. А это — не обычные драки. Не делай вид, будто сам не понимаешь. Здесь ошивается всякий сброд. Тебе здесь не место.       — Почему?       Ульвар остановился у самого автомобиля, чтобы затем хмуро обернуться на товарища. Флок, не ожидая такой быстрой смены эмоций притормозил. Времени было мало, нужно было решать: либо говорить правду сейчас, либо стоять и думать над формулировкой правильного ответа.       — Ну?       — Здесь люди дерутся на потеху толпе ради денег, какие потом смогут потратить на наркотики. Ты среди них что забыл? — сформулировать получилось быстро.       — Впечатления.       И, не желая и дальше тянуть бессмысленную ссору, Ормсон хмыкнул, да протянул Ригсону теплую банку энергетика. Тот лишь вздохнул, принимая «подарок», а после обошел машину с другой стороны. Парни залезли в салон, найдя другую тему для разговора, стараясь не возвращаться к прошлой: никто своего мнения не поменял. А после, Ульвар завел мотор, и подержанная шевроле каприс классик семьдесят восьмого года сдвинулась с места.       Виды за окном плавно сменяли друг друга, улицы тянулись медленно, лениво. Каждый из парней думал о чем-то своем, загадочном и сокровенном. Зеленые глаза, время от времени поглядывая на водителя, то и дело хмурились. Флок не был в восторге от импульсивных, почти детских действий своего товарища, но на то были свои причины, не ограниченные простой дружеской заботой.       С задумчивыми серыми глазами все было совсем иначе. В них плескалось странное тепло, а голову не хотел покидать образ необычного парня. Берсерк. Ну и кличку же себе выбрал этот болван. Густые брови морщили лоб, а все из-за того, что забывать его не хотелось. Какое-то дикое, противоестественное желание увидеться вновь трепало сердце. Ощущение, как будто сегодняшней встречей Ормсон случайно перепутал карты своей судьбы. Коснулся того, что трогать было нельзя.       Коснулся… этому типу нравится быть сверху...       — Стой!       Еще не до конца вернувшись в реальность, Ормсон ударил по тормозам, крепко вцепившись в кожаный руль. Шины противно скрипнули по асфальту, а автомобиль едва ли не поднял свои задние колеса. В крышку капота с грохотом уперлись дрожащие ладони — их Ульвар заметил первыми. После поднял широко распахнутые глаза выше и увидел его.

***