Взрослая пора школьной жизни

      Роман ненавидел школу. Ненавидел кампус с его старинными корпусами, построенными ещё в позапрошлом веке, ненавидел общежитие с его тонкими стенами и скрипучими кроватями, ненавидел библиотеку с бесконечными рядами книг, ненавидел столовую с её тщательно разработанным меню здорового питания, ненавидел слишком идеальные, казавшиеся пластиковыми, газоны, ненавидел вычищенные аккуратные дорожки, ненавидел лицемерных преподавателей и высокомерных учеников. Ненавидел решётки, окружавшие территорию школы, ненавидел, что в ближайший город выпускают только раз месяц и только под пристальным надзором, ненавидел, что все посылки из дома проверялись от и до, а список запрещённых вещей занимал несколько листов формата А4, ненавидел, что телефоны отбирали на всё время обучения. Ненавидел этот интернат строгого режима, куда ссылали на одиннадцать месяцев в году без права досрочного освобождения и без надежды на амнистию. Но этот учебный год был особенным: он был последним. С одной стороны, Романа грела мысль о долгожданной свободе, до которой теперь было рукой подать; с другой — нетерпение съедало изнутри уже сейчас, когда не прошло ещё и месяца с момента очередного заточения. Однотипные, похожие друг на друга один в один дни тянулись, словно расплавленная на раскалённом асфальте резина дешёвых покрышек в разгар жаркого лета. Тогда он ещё не знал, что тошнотворной монотонности его существования скоро придёт конец.       Был погожий субботний вечер, и ребята решили устроить вечеринку в старой покосившейся беседке, про которую, казалось, все давно забыли. Хотя Роман подозревал, что учителя прекрасно обо всём знали, но закрывали глаза, чтобы дать подросткам глотнуть немного свободы и выпустить пар. Скрытая густым лесом беседка стала идеальным местом уединения для многих поколений здешних учеников: вырезанные перочинными ножами и другими подручными средствами многочисленные надписи от признаний в любви до похабных стишков могли поведать о многом. Теперь там время от времени собиралась большая шумная компания, чтобы поболтать без лишних ушей, выпить и повеселиться по мере возможности. К участию допускались все, кто готов был поделиться «контрабандой», которую удалось пронести в школу. Ценилось всё — от алкоголя и сигарет до шоколада и чипсов, одинаково запрещённых на территории школы. Все подношения автоматически становились общими. Вот так на маленьком клочке земли в самом сердце капиталистической Америки царил коммунизм.       Роман поставил бутылку джина на импровизированный стол, составленный из старых поддонов, и, наполнив пластиковый стаканчик почти до самого края, уселся на перила, наклонившись на пузатую колонну, покрытую потрескавшейся, пожелтевшей от времени, солнца и дождя краской. Стояла по-летнему тёплая погода, солнце освещало верхушки старых елей, окрашивая их тёплым, красноватым оттенком, но лес уже начинал готовиться к зиме: насекомые совсем затихли, птичье пение тоже постепенно сходило на нет. В беседке вовсю кипела жизнь. Ребята шумно пировали, громко смеясь и обсуждая всякие пустяковые проблемы, которые сводились к двум ключевым темам: «секс» и «тупые преподы». В начале учебного семестра алкоголь по обычаю лился рекой и неумолимо истощался уже к середине осени, когда и сама погода, дождливая и промозглая, не располагала к длительным посиделкам на улице.       Первые пару лет Роман сам с удовольствием предавался этому разгульному мальчишескому веселью, но со временем и оно перестало приносить ему радость, ведь из года в год ничего не менялось: всё те же лица, всё те же разговоры, всё те же шутки. Теперь он лишь со скукой наблюдал за разворачивающейся вакханалией, медленно напиваясь в одиночестве, после чего отправлялся спать. Несмотря на вечно кислую физиономию, друзья, если можно их так назвать, продолжали таскать его на всевозможные сходки с поразительным упрямством. Брайан, Томас и Дин оказались здесь в тот же год, что и Роман. Они жили в соседних комнатах, были примерно одного возраста, и компания сложилась сама собой. Вскоре четвёрку знала вся школа, только вот слава их чаще всего была дурной, и, если бы не влиятельные родители, их давно бы исключили и отправили куда подальше. Пускай временами они чертовски действовали на нервы, Роман по-своему дорожил ими. Он слишком тяжело сходился с людьми, чтобы разбрасываться даже просто хорошими знакомыми.       Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, Роман отправился на прогулку, сказав, что ему нужно проветриться. Он хотел отдохнуть от шумного скопления людей, казавшихся в тишине задремавшего леса невыносимо громкими. За годы обитания в интернате Роман успел изучить все извилистые тропки и даже в густых сумерках с лёгкостью вышел к небольшому пруду, где ученики часто коротали время в летний зной. От воды приятно тянуло прохладой, а в воздухе витал сладковатый запах трав и кустарников. Роман удобно устроился между корней столетнего дуба, спрятавшись за его толстым, неохватным стволом, и прикурил. Сзади послышался глухой топот. Через мгновение звук шагов вернулся, и к пруду выбежал парень. Он на ходу разделся догола и нырнул с головой, вдребезги разбивая гладь водного зеркала. Через несколько секунд, незнакомец встал, зачёсывая назад волосы, и медленно направился к берегу. Его влажная оливковая кожа блестела в серебристом свете растущей луны, оттенявшем каждый точеный мускул спортивного тела, а вьющиеся волосы придавали ещё больше сходства с ожившей античной статуей. Роман наблюдал за этой картиной, затаив дыхание и не смея шелохнуться. Глаза его были широко открыты от удивления, кажется, он на время забыл, как моргать. Сигарета, зажатая в зубах, продолжала медленно тлеть. Когда парень наклонился за одеждой, Роман, наконец, затянулся. Маленький красный огонёк ярко вспыхнул в тени раскидистого дуба, выдавая своего хозяина.       — Чё-о-орт, — протянул незнакомец, замерев с трусами в руке. Он только сейчас заметил, что не один.       — Чё-о-орт, — повторил Роман, продолжая сверлить незваного гостя взглядом.       — Прости, если помешал, — извинился парень, поспешно натягивая нижнее бельё.       — Сигаретку?       — Спасибо, у меня свои, — улыбнулся он и достал из кармана спортивных штанов аккуратно скрученный косяк, после чего бросил их обратно на землю. — Будет, чем прикурить?       Роман затянулся, похлопал по карманам, и, найдя наконец зажигалку, бросил её незнакомцу. Тот ловко поймал её, раскурил косяк и кинул обратно, кивнув в знак благодарности.       — Ты же в курсе, что это частная территория и такое здесь под запретом? — спросил Роман, затушив сигарету.       — О да-а, — протянул парень, расплывшись в улыбке, отчего его брови игриво приподнялись, и глубоко затянулся.       Он подошёл к Роману, сел перед ним на корточки и взял двумя пальцами за подбородок. Его руки были на удивление тёплыми, хотя он только что вылез из холодного пруда, а с волос всё ещё капала вода.       — Медленно вдыхай ртом, — просипел незнакомец, задерживая дыхание, и наклонился так близко, что почти коснулся губ Романа своими, после чего медленно выпустил тонкую струйку дыма, и Роман послушно её вдохнул, не в силах отвести взгляд от гипнотически голубых глаз. — Теперь ты мой соучастник.