Призрачное отражение

      Ноябрьский ветер гнал по мощеным улочкам Хогсмида россыпи палой листвы, закручивая их в причудливые вихри у старинных фонарных столбов. Ева переступила с ноги на ногу у входа в «Три метлы», поглядывая на часы в витрине соседней лавки — людное место для встречи она выбрала неслучайно. Внутри паба царила привычная суета: мадам Розмерта за стойкой методично протирала бокалы, напевая себе под нос, студенты за дальними столиками увлеченно болтали над исходящим паром сливочным пивом. Все как обычно — и никто не замечал, как тяжело на душе у молодой преподавательницы артефакторики.              Ветер усилился, швыряя в лицо мелкие капли дождя. Ева взмахнула палочкой, вновь накладывая водоотталкивающее заклятие, и поправила воротник мантии в попытке укрыться от холодных порывов. События недавнего Хэллоуина никак не желали отпускать ее мысли, возвращаясь снова и снова, как назойливое эхо. Перед глазами, словно застывшее белым камнем, стояло испуганное лицо Гермионы Грейнджер в тот момент, когда тролль крушил кабинки в женском туалете. Одно лишнее движение — и первокурсница могла серьезно пострадать. По ее, Евы, вине. А спасли девочку в итоге такие же зеленые Уизли и Поттер, а вовсе не она. От этой мысли к горлу подступала тошнота.              «Стоило ли вообще ввязываться во все это?» — размышляла Ева, рассеянно наблюдая за искаженными отражениями редких прохожих в запотевшей витрине паба. Том и его одержимость Философским камнем… Что, если в следующий раз пострадает кто-то еще? Что, если цена его безумных планов окажется слишком высокой? А ведь она могла бы остановить его — или хотя бы попытаться. Вот только у нее тоже имелся шкурный интерес.              Высокая фигура в черной мантии возникла словно из ниоткуда, материализовалась из промозглой дымки. Ева вздрогнула, невольно отступив на полшага. Люциус Малфой стоял перед ней — с горделивой осанкой, с неизменной тростью из черного дерева, увенчанной серебряной головой змеи. Платиновые волосы струились по плечам, точно жидкое серебро, не тронутые влагой — видимо, действовало водоотталкивающее заклинание.              — Мисс Фонтейн, — он отвесил легкий поклон. — Благодарю, что согласились встретиться.              — Мистер Малфой, — Ева старалась, чтобы голос звучал ровно. — В такую погоду «Три метлы» кажутся особенно уютными, не находите?              — Вы совершенно правы, — в его тоне промелькнула едва заметная насмешка. — Однако позвольте предложить вам прогулку? — он произнес это с отточенной вежливостью потомственного аристократа, за которой Ева чувствовала скрытый смысл. — Погода располагает к неспешной беседе. К тому же некоторые темы лучше обсуждать без лишних ушей.              Они двинулись по узкой улочке мимо «Сладкого королевства», на которой, несмотря на непогоду, толпились студенты младших курсов, прижимая носы к стеклу. Витрины пестрели причудливыми сладостями: шоколадные лягушки прыгали на полках, сахарные перья переливались всеми цветами радуги, а леденцы-ботинки подмигивали проходящим алыми искорками.              Еве совсем не хотелось уходить от людного места, но прямой угрозы от Малфоя она не чувствовала. Да и чем она могла быть для него опасна — она помогла с родовым проклятием на Нарциссе, никакой информации о том, взламывал ли Люциус в действительности фамильный особняк Блэков, у нее не было. Нет, Малфой явно хочет от нее чего-то еще, более масштабного. Если для Нарциссы снятие проклятия и второй ребенок действительно были важны, то для Люциуса это было лишь испытанием способностей Евы, проверкой, достойна ли она большего доверия.              Ева искоса наблюдала за своим спутником, пока они шли по извилистой улочке. Каждый шаг Люциуса был выверен, он двигался плавно, словно скользил над мокрой брусчаткой. И в то же время его глаза, холодные как лед горных озер, оценивающе следили за каждым ее движением.              — Признаться, я удивлена, что вы захотели встретиться здесь, — нарушила молчание Ева, наблюдая, как дождевые капли чертят узоры на окнах витрины. — А не в более… приватной обстановке в вашем поместье.              Тонкие губы Люциуса растянулись в улыбке:              — О, мисс Фонтейн, я не из тех, кто пренебрегает приличиями. Однако, — он постучал тростью по булыжнику мостовой, и серебряная змея будто подмигнула рубиновыми глазами, — хочется держаться поближе к предмету разговора.              Ева подавила желание закатить глаза. Чистокровные маги и их любовь к витиеватым фразам — словно дети, играющие в шпионов со своим секретным кодом. Впрочем, за этой показной учтивостью Малфоя явно скрывалось нечто большее — она чувствовала его напряжение, как маггловский барометр улавливает приближение грозы. Они миновали «Зонко», где из дверей вырвалась стайка хохочущих третьекурсников, нагруженных коробками с надписью «Суперсильные вонючие бомбы — новая улучшенная формула!». Люциус поморщился, когда мальчишка в гриффиндорском шарфе едва не задел его мантию, и резко отступил, будто от прокаженного.              — Полагаю, — продолжил он, когда детский смех растворился в шуме дождя, — нам стоит подняться туда, где можно поговорить без свидетелей.              Он указал тростью на холм, возвышающийся над деревней. Ева кивнула, отмечая, как изменился его тон — теперь в нем звучали командные нотки, привычные для человека, который не допускает возражений. «Что ж, — подумала она, — посмотрим, куда заведет эта игра в кошки-мышки».              Тропинка петляла между мокрых кустов вереска, и Еве пришлось придерживать полы мантии, чтобы не запутаться. Люциус же словно парил над грязью, не оставляя следов — заклинание или просто годы практики в искусстве выглядеть безупречно?              Он остановился на вершине холма, где ветер дул еще яростнее, срывая последние листья с окрестных деревьев. Его длинные волосы развевались, как боевое знамя, но он, казалось, не замечал холода — смотрел на замок с жадностью коллекционера, разглядывающего редкий экспонат. Отсюда Хогвартс казался игрушечным — древние башни вздымались над озером, точно нарисованные тушью на сером небе художником-импрессионистом.              — Прекрасный вид, не так ли? — Люциус повернулся к Еве. — Скажите, мисс Фонтейн, вам известна история основания Хогвартса?              Ветер трепал полы ее мантии, забираясь под воротник холодными пальцами ноябрьского дня. Внизу, в Хогсмиде, дымились трубы «Трех метел», выпуская в хмурое небо причудливые завитки дыма. Ева смотрела на паб, который казался теперь далеким островком тепла и уюта, с завистью.              — Четыре величайших мага своего времени, — ответила Ева, нехотя переводя взгляд на Малфоя. — Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпаф, Ровена Рейвенкло и Салазар Слизерин. Они построили школу, чтобы собрать здесь юных волшебников со всей Британии.              — Продолжайте, — в голосе Люциуса звучала вежливая скука.              — У каждого были свои представления о том, кого следует учить. Слизерин считал, что магия должна оставаться в чистокровных семьях. Из-за этого он поссорился с остальными и покинул замок.              — Такая… упрощенная версия истории, — Люциус поджал губы. — Салазар Слизерин был провидцем, мисс Фонтейн. Он понимал, что знания, накопленные поколениями волшебников, нельзя доверять тем, кто пришел из мира магглов. Каждое его решение было продиктовано заботой о будущем магического сообщества.              Ева промолчала, ожидая продолжения. За недели в Хогвартсе она научилась чувствовать, когда замок действительно откликается на чью-то магию — как старый кот мурлычет в ответ на ласку хозяина. Сейчас древние стены молчали, равнодушные к восторгам Малфоя.              — Величайший из основателей, Салазар Слизерин, — Люциус повторил это имя с трепетом, словно священную мантру, и Ева едва удержалась от скептической усмешки. Основатель факультета змей всегда казался ей самым неприятным из четверки — что-то было в его истории неправильное, кривое, как отражение в заскорузлом зеркале. — Его наследие… оно здесь, мисс Фонтейн. В каждом закоулке, в каждом тайном проходе. В самих стенах замка.              — И что же вы хотите найти в этих стенах? — спросила Ева, наблюдая, как над Запретным лесом кружит стая воронов, похожая на чернильные брызги. — В которых ежедневно курсируют сотни студентов и десятки преподавателей.              В голове мелькнула быстрая мысль, не охотится ли Люциус на Философский камень? Нет, это было бы слишком. Да и при чем тут Слизерин? Малфой тем временем достал из внутреннего кармана мантии тяжелый кошель. Золото в нем отозвалось тихим, змеиным шорохом.              — Это аванс. За исследовательский проект, скажем так, — его голос стал мягким, вкрадчивым.       Ева мысленно отметила эту перемену тона. За годы работы с богатыми клиентами она научилась распознавать момент, когда за учтивостью начинает проступать истинная суть дела.       — Вы хотите, чтобы я связалась с духом Слизерина, — произнесла Ева, когда до нее наконец дошел смысл, скрывающийся за экивоками.              — Именно, — Люциус улыбнулся той особой улыбкой, которую отрабатывают перед зеркалом годами — безупречной и совершенно пустой. Но в серой радужке его глаз мелькнуло что-то неконтролируемое, почти лихорадочное. — Только подумайте — его знания, его опыт… Все это может помочь восстановить истинное величие факультета. А возможно, и величие волшебного мира, который оказался без поводыря.              Ева покачала головой, чувствуя, как внутри нарастает смутное беспокойство. Нечто в его тоне, в этом фанатичном блеске глаз заставляло ее инстинкты медиума вибрировать, как камертон.              — Мистер Малфой, духи древних магов… это сложная материя, — она выбирала слова аккуратно, как ступени в темноте. — Чем дольше душа пребывает за гранью, тем дальше она уходит от живущих. Тем труднее установить связь. Без личной вещи, якоря…              — О якоре не беспокойтесь, — Люциус оборвал ее с небрежностью человека, привыкшего перебивать остальных. Его пальцы, затянутые в черную кожу перчаток, сжали набалдашник трости сильнее. — Замок. Слизерин вложил в него частицу себя. Этого достаточно?              — Теоретически да, но… — начала Ева, уже понимая, что ей не дадут закончить.              — Прекрасно, — в его голосе звучало нетерпение азартного игрока, который видит, как карты ложатся в нужном порядке. — Я предлагаю вам начать с заброшенного туалета для девочек на втором этаже. Там… особая атмосфера.              Ева нахмурилась, анализируя его интонацию. Туалет для девочек и древний противный маг — даже звучит как-то отвратительно. Однако вряд ли дело было в педофилии — в последних словах Малфоя проскользнуло что-то особенное, будто намек на тайну, известную лишь посвященным. Туалет плаксы Миртл, девочки, умершей в стенах школы? Весь ее опыт кричал, что здесь кроется нечто большее, чем простое совпадение.              — Я подумаю над вашим предложением, — она намеренно выделила слово «подумаю», давая понять, что решение еще не принято.              — Конечно-конечно, — Люциус настойчиво протянул ей кошель. — Надеюсь на плодотворное сотрудничество.              За их спинами послышались шаги — легкие, почти неразличимые, как шелест листьев по булыжной мостовой.              — Мадемуазель Фонтейн. Какая приятная встреча.              Французский акцент Тома был безупречен — чуть тягучий, как мед, стекающий с ложки. Он возник из сырого воздуха беззвучно, словно сама осенняя морось соткала его силуэт. Ева заметила, как изменился Люциус. Еще секунду назад он стоял вальяжно, опираясь на трость, — теперь его спина стала прямой, как древко копья. Движение было едва заметным, но красноречивым — словно у человека, который почуял хищника рядом. Ева машинально подхватила зависший в воздухе кошель Малфоя и, помедлив секунду, спрятала его в складках мантии. Золото показалось тяжелым, как груз сомнительных обещаний. Связываться с этой работой ей совсем не хотелось, особенно теперь, когда появление Тома добавило в эту историю новый, тревожный оттенок.              — Энтони Моретт, — произнес Том с напускной певучестью. Он протянул руку для приветствия, его длинные пальцы показались мертвенно-бледными. — Рад познакомиться с главой столь древнего и уважаемого рода.              Люциус ответил на рукопожатие. Его лицо оставалось почти безмятежным, но Ева уловила, как дрогнули желваки на его скулах. Том задержал его руку чуть дольше необходимого, сжал чуть сильнее, чем требовали приличия — это было заметно по недовольной гримасе Люциуса.              — Взаимно, — процедил он. — Наслышан о вашей… карьере во французском аврорате.              — О, уверен, далеко не обо всем, — Том улыбнулся так, что у Евы свело зубы. В этой улыбке таилось что-то змеиное — завораживающее, но смертельно опасное. — Однако удивлен, что заинтересовал своей скромной персоной так, что вы навели обо мне справки. Хотя слышал, вы весьма… расторопны в делах Министерства. Будто пытаетесь активным участием написать историю заново.              На лице Люциуса застыло выражение безмятежного недоумения.              — Простите? — он чуть приподнял бровь. — Что именно вас интересует? Да и с чего вам, теперь школьному учителю, любопытствовать о моих делах и пытаться разыскать тайные замыслы там, где их нет?              — О, — Том взглянул на него, чуть прищурившись, — многие люди не меняют своей сути. Даже покинув прежнюю службу.              Люциус демонстративно пожал плечами, его движение было легким и беззаботным.              — Месье Моретт, — голос Малфоя стал мягким, но с отчетливой интонацией предупреждения, — в английском волшебном сообществе не все так дружелюбны к незнакомцам, которые позволяют себе слишком много расспросов. Будьте осторожны.              В воздухе повисло напряжение — густое, как туман над Хогсмидом в этот час. Ева физически ощущала, как между мужчинами проскакивают незримые искры. Каждое их слово было подобно удару рапиры — отточенному, выверенному с целью прощупать противника.              — Боюсь, у меня неотложные дела в Министерстве, — Люциус склонил голову, не сводя глаз с Тома. — Мисс Фонтейн, жду вашей совы. Месье Моретт… храни вас Мерлин.              Последняя фраза прозвучала не как благословение, но как проклятие. Люциус развернулся, взметнув полами мантии, и зашагал вниз с холма. Его длинные светлые волосы серебрились в хмуром свете ноябрьского утра, похожие на струи дождя.              Ева украдкой взглянула на Тома. Его лицо застыло маской равнодушия, но в глазах плясали опасные огоньки — как отблески далекого пожара. Он смотрел вслед Малфою с холодным, расчетливым интересом василиска, упустившего добычу.              «Они знакомы, — пульсировала в голове Евы настойчивая мысль. — Знакомы не по светским раутам и не по министерским коридорам. Служили вместе Темному Лорду? Вот только Люциус не подозревает, чье лицо видит перед собой».              Она вспомнила, как менялись их интонации во время этого короткого разговора — от притворной любезности до едва скрытых угроз. Том явно наслаждался своей маской, играл с Люциусом, довольный, что тот не знает правды. А Люциус… что-то в Томе заставило его насторожиться, но он понял по-своему, что именно.              Где-то вдалеке прозвенел колокол Хогвартса, отбивая время тяжелыми медными ударами. Звук растекался по промерзшей земле, напоминая о тепле Большого зала и горячем обеде. Пора было возвращаться в замок. Ветер гнал по выцветшему небу рваные облака, похожие на клочки старого пергамента, пока Ева с Томом шли по извилистой тропинке к замку. Том был непривычно молчалив, погруженный в свои мысли. Холодные порывы трепали его темные волосы, и в этот момент он был так похож на Энтони — те же черты, тот же разворот плеч — и одновременно совсем не похож, словно кто-то искусный, но небрежный срисовал портрет, упустив самую суть.              — Занятная встреча, — наконец произнес он, и в его голосе прорезались настороженные нотки, острые, как осколки льда. — Малфои интересуются духами? Как… неожиданно.              Ева покосилась на него. В тоне Тома сквозило что-то среднее между насмешкой и раздражением, приправленное горечью, которую он не сумел скрыть. Ева поймала себя на том, что инстинктивно подбирает слова с особой осторожностью.              — Не духами. Проклятиями, — ответила она, перешагивая через лужу, в которой отражалось низкое северное небо. — Старая семейная история, я тебе рассказывала. Ничего интересного. Обычная работа.              Что-то в его тоне, в этом внезапном интересе заставляло ее держать дистанцию. Она не могла точно сказать, что именно ее насторожило — возможно, та же интуиция, что помогала ей чувствовать присутствие духов, теперь предупреждала об опасности. Малфой со своими недомолвками и загадочными намеками — это одно, но Том… В нем таилось что-то куда более тревожное. Как говорила бабушка — не все змеи носят узоры на коже.              — Да? — Том остановился так резко, что Ева едва не налетела на него. — А мне показалось, разговор шел о чем-то более… амбициозном. Может, он хочет кого-то возродить? — Последнее слово он произнес с особым смаком, будто пробовал его на вкус.              Он усмехнулся, но улыбка не коснулась глаз — они остались холодными, как подернутые льдом озера. Ева почувствовала, как напряглись мышцы между лопаток. Том явно знал что-то, чего не знала она.              — Люциус хотел снять родовое проклятье, — она старалась, чтобы голос звучал ровно. — Я помогла, дело закрыто. Обычный контракт.              — Закрыто? — Том в задумчивом жесте постучал пальцем по губам, разглядывая ее, как любопытную головоломку, которую никак не удается решить. — Тогда зачем эта встреча? И почему именно здесь, у Хогвартса? Странное место для светского визита, не находишь?              Ева пожала плечами, надеясь, что жест выглядит естественным. Внутри все звенело от напряжения.              — Видимо, был в Хогсмиде по делам. Просто решил лично поблагодарить. Некоторые аристократы все еще помнят о манерах.              — С мешком галлеонов наготове? — Том качнул головой, и его губы изогнулись в подобии улыбки. — Ты не брала предоплаты? Ты либо очень наивна, либо… — он не закончил фразу, но воздух между ними сгустился.              Первые снежинки, которые пришли на смену мелкой мороси дождя, закружились вокруг, похожие на обрывки несказанных слов. Одна опустилась Еве на ресницы, и она смахнула ее. Том все еще буравил ее взглядом.              — Знаешь, — протянул он задумчиво, растягивая слова, как ириску, — я сталкивался с Малфоями… по работе, — он произнес это с едва заметной заминкой, будто примерял чужое пальто. — Они никогда не делают ничего просто так. И уж точно не платят дважды за одну услугу. Особенно Люциус.              Ветер усилился, бросая в лицо колкую ледяную крупу. Ева поплотнее закуталась в мантию, чувствуя, как шерстяная ткань согревает озябшие плечи. Она кожей ощущала — Том лжет, каждое его слово было фальшивым, как поддельный галлеон. Он знал Малфоев не по работе. Что-то другое связывало их, что-то темное и опасное, как яд на дне старого кубка. Она машинально проверила зачарованное помолвочное кольцо на пальце, гладкий металл успокаивающе холодил кожу. Кольцо стало ее щитом, единственной защитой от чужого разума. Она уже сроднилась с ним, как с частью себя.              — Я рассказала все, что знала, — произнесла спокойно. Том раздраженно фыркнул.              — Идем, — бросил он. — Скоро начнется метель.              Он зашагал к замку не оглядываясь, его шаги отпечатывались на влажной земле. Его фигура на фоне серого неба казалась неестественно четкой, будто вырезанной из черной бумаги — слишком резкая, слишком чужая для этого мягкого шотландского пейзажа. Ева смотрела ему вслед, и внутри ворочалось неприятное чувство — словно она случайно задела край паутины и теперь не могла стряхнуть липкие нити. Том что-то знал о планах Люциуса. Что-то важное. И он явно не собирался делиться этим знанием с ней. Как и она своими делами — с ним.              Башни Хогвартса впереди едва проступали в снежной дымке. Ева поспешила вслед за Томом, чувствуя, как снежинки тают на щеках холодными каплями. Она гадала, во что она ввязалась на этот раз. Духи умерших казались куда менее пугающими, чем тайны живых — по крайней мере, с призраками все было честно.              Ветер пробирался под мантию, как вор-карманник, выискивая каждую щель в ткани. Ева поежилась, но не от холода — рядом шел Том, и его молчание затапливало пространство между ними, как черная вода.              — Философский камень, — его голос прорезал тишину, как алмаз режет стекло. Ева почти физически ощутила горечь его разочарования. — Он был так близко. Если бы ты не решила поиграть в героиню…              — О, так теперь это моя вина? — Ева стряхнула снег с волос небрежным жестом. Раздражение поднималось внутри, как пузырьки в бокале шампанского — искрящееся, острое. — Может, тебе просто стоило лучше подготовиться? Или ты правда думал, что Снейп просто постоит в сторонке и посмотрит, как ты мимо него прогуляешься? «Добрый вечер, профессор, я тут прошвырнусь к сейфу»?              Том замер, словно налетел на невидимую стену, и медленно развернулся. Ева почувствовала, как магия потрескивает в пространстве между ними — опасная, неустойчивая.              — Следующий шанс будет не раньше Рождества, — каждое слово падало каплей яда. — Два месяца впустую из-за твоей… непредсказуемости. Ты хоть понимаешь, что поставила на карту?              — Ну что ты, — Ева изогнула губы в улыбке, хотя внутри от его нажима все дрожало, как струна. — Зато можешь насладиться преподаванием. Тебе же так нравится учить детей защищаться от темных искусств. — Она встретила его взгляд. — Какая ирония. Особенно когда ты объясняешь про непростительные заклинания. Весь класс внимает, а я сижу и думаю — интересно, а практические занятия будут?              Его рука метнулась к ней и схватила за плечо. Одним плавным движением он развернул Еву к себе, и она оказалась так близко, что могла разглядеть темные крапинки в его радужке — глаза Энтони, но взгляд совершенно чужой, холодный и опасный, как отравленный клинок.              — Я могу наслаждаться разными вещами, ma chérie, — его голос сделался почти нежным, бархатным. — Многие из них тебе совсем не понравятся. И если ты еще раз поставишь мои планы под удар… — он наклонился ближе, его дыхание щекотало ее ухо, теплое в морозном воздухе, — я не буду столь вежлив. Может быть, устрою небольшой практикум. Для одного студента.              Ева чувствовала жар его ладони даже сквозь ткань мантии. Сейчас между ними клубилось что-то темное — не магия, нечто более древнее и примитивное. Власть. Угроза. Желание сломать чужую волю, как ломают печать на старом письме.              — Я действую согласно ситуации, — она дернула плечом, высвобождаясь из его хватки. Голос дрожал, но не от страха — от гнева, который поднимался внутри приливной волной. — И если ты думаешь, что можешь мной управлять или запугать…              Она оборвала фразу, развернувшись на каблуках. Грязь чавкала под ногами, заглушая гулкие удары сердца. Его взгляд жег спину — тяжелый, давящий. В нем было что-то еще, темное и глубокое, как омут в зимней реке. Что-то не очень человеческое.