Призрачное отражение

      Сумрак превращал стены детской комнаты во внутренности шкатулки, обитой дорогой шелковой тканью. Ночник отбрасывал на них силуэты сказочных созданий, сотканные из золотого света, а те блуждали по лесу теней на обоях. Ева стояла у кроватей двух мальчиков-погодков. Их темные кудрявые головы утопали в пышных подушках, а маленькие ручки крепко сжимали любимые игрушки — плюшевого гиппогрифа и миниатюрную метлу.              В воздухе витал едва уловимый запах волшебного зелья от кашля. Тихая мелодия лилась из старинной музыкальной шкатулки, стоящей на комоде. Под ее звуки грациозно кружилась миниатюрная балерина, ее пачка переливалась в тусклом свете, словно обсыпанная волшебной пыльцой.              Ева моргнула. Что-то было не так: все это казалось знакомым, но в то же время странным. Реальность вокруг была зыбкой, как отражение в пруду. Она протянула руку к шкатулке, намереваясь закрыть ее.              — Мама, — сонно пробормотал один из мальчиков, — расскажи еще про Хогвартс.              Ева замерла. Мама? Она уставилась на свои пальцы, сжимающие шкатулку. Тонкие и хрупкие, они были унизаны перстнями, каждый из которых, казалось, мог поведать историю длиной в век. Ева никогда не носила подобных украшений.              — Сегодня уже поздно, — ответила она низким голосом, который принадлежал ей и в то же время был чужим. — Завтра я расскажу вам о Большом зале и волшебном потолке.              Захлопнув шкатулку, Ева оборвала нежную мелодию. Тишина, наполненная мерным сопением заснувших детей, окутала комнату. В ней лишь сердце Евы отбивало ритм, как метроном. Она направилась к выходу. Ее шаги заглушал толстый ковер с витиеватым узором. Проходя мимо высокого зеркала в тяжелой серебряной раме, Ева бросила в него мимолетный взгляд.              Из зеркальной глади на нее смотрела женщина лет сорока, облаченная в черное старомодное платье. Отделанное кружевом тоньше паутины, оно подчеркивало ее стройную фигуру. Высокая прическа, вороные локоны и глаза цвета полуночи. Осанка выдавала в ней аристократку, будто воспитанную на диете из столового серебра.              Ева узнала Вальбургу Блэк, но эта Вальбурга была намного моложе того призрака, с которым ей довелось пообщаться. Осознание пронзило ее — это сон. Она видит сон и каким-то образом оказалась в теле молодой Вальбурги Блэк. Это ее прошлое или просто игра воображения?              Любопытство взяло верх над удивлением. Ева решила расслабиться и позволить сну нести ее дальше, куда бы он ни вел. Сделала глубокий вдох, прислушиваясь к ощущениям — как гипюровая ткань платья облегает ее тело, как тяжесть массивных серег оттягивает мочки ушей, словно якоря, удерживающие ее в этой чужой реальности. Все было донельзя достоверным.              Ева-Вальбурга вышла из детской, прикрыв за собой дверь с едва слышным щелчком. Мрачный коридор встретил ее тишиной, которую нарушал лишь жалобный стон половиц. Газовые лампы бросали тусклые лучи на стены, где фамильный герб Блэков тонул в море серебряных линий на обоях.              Спускаясь по лестнице, Ева невольно поморщилась: над ней, словно жуткие трофеи, висели отрубленные головы домовых эльфов. Их стеклянные глаза, казалось, следили за каждым ее движением. Еву передернуло от отвращения, но сознание Вальбурги оставалось невозмутимым, излучало спокойствие и даже гордость, будто эти головы не более чем семейные фотографии. Хозяйка оценивала лишь, не пора ли протереть их от пыли.              «Какая мерзость», — мысленно содрогнулась Ева.              Достигнув нижнего этажа, она направилась к гостиной. Тяжелая дубовая дверь бесшумно отворилась сама собой, впуская в просторное помещение. Камин в дальнем конце комнаты отбрасывал оранжевые блики на мебель темного дерева и многочисленные портреты предков, чьи взгляды, казалось, прилипли к вошедшей, оценивая, соответствует ли она своему статусу в любой произвольный момент времени.              Но Ева не успела поразмыслить, насколько образ жизни Вальбурги и ее дом кажется чуждым. Перед камином, заложив руки за спину, стоял высокий мужчина в длинной черной мантии. Он не отреагировал на звук шагов, продолжая гипнотизировать пламя. Его темные волнистые волосы поблескивали, словно усыпанные алмазной крошкой — остатками недавнего снегопада.              — Прости, что заставила ждать, Том, — произнесла Вальбурга с достоинством. Ева почувствовала, как эти слова сами слетели с ее губ. — Мальчики уснули.              Мужчина медленно обернулся, и сердце Евы забилось чаще. Она жадно вглядывалась в его черты, пытаясь уловить каждую деталь. Возраст определить сложно — ему могло быть как едва за тридцать, так и глубоко за сорок. Но одно было ясно наверняка — он невероятно красив.              Бледная кожа сияла, словно под лунным светом, на фоне темных волос. Холодные голубые глаза, казалось, могли заморозить саму душу. Тонкие, аристократичные черты лица напоминали маску, умело вырезанную из слоновой кости — безупречную и неподвижную. Лишь уголок его губ изогнулся в хорошо знакомой Еве ухмылке, которая не оставляла сомнений — перед ней действительно был тот самый Том.              — Вальбурга, — произнес он тихим голосом. Наверно, так шелестит ядовитое растение. — Надеюсь, твои наследники не доставляют слишком много хлопот?              Ева почувствовала, как губы Вальбурги растянулись в легкой улыбке:       — Регулус и Сириус — достойные представители рода Блэк. Они знают свое место и свои обязанности.              Том кивнул, явно удовлетворенный ответом. Его внимание переключилось на комнату, на мгновение задержавшись на семейном гобелене. Серебряные нити имен членов древнего и благородного дома Блэков сверкали на нем, как звезды на ночном небе.              Ева тем временем не могла оторвать от Тома взгляда, жадно оценивая каждую мелочь его внешности, узнавая каждый жест. Так вот какой он был на самом деле! Совершенно не тот образ, что она пыталась построить. Но в то же время он выглядел настолько органично, что Ева мысленно хлопнула себя по лбу: как она могла думать, что он был некрасивым и угрюмым, учитывая, как легко он общается с людьми, как раскованно и самоуверенно ведет себя?              Вальбурга тем временем грациозно взмахнула рукой, которую они с Евой делили сейчас на двоих, и в воздухе раздался хлопок. Перед ней появился сморщенный домовой эльф с огромными висячими ушами, крючковатым носом, своим кончиком почти доходящим до подбородка, и блеклыми глазами.              — Кричер, чай, — бросила Вальбурга приказным тоном.              Ее черты тут же смягчились, когда она обратилась к Тому:       — Белый без сахара, как всегда?              Том приподнял бровь, его лицо на мгновение утратило свою непроницаемость:       — Я тронут, Вал. Ты помнишь о таких несущественных мелочах.              Эльф поклонился так низко, что его длинный нос коснулся пола, и исчез с тихим щелчком. Вальбурга и Том опустились на изысканный диван, обитый темно-зеленым бархатом. Она аккуратно расправила сбившиеся кружева своего платья до идеального порядка, прежде чем ответить:              — Мелочи — это кирпичики, из которых строится крепость, Том. Ты, как никто другой, должен это понимать.              Том задумчиво кивнул. Его пальцы машинально поглаживали резной подлокотник — тонкие и длинные, словно у пианиста.              — Действительно. Я многое пропустил, как я вижу. Ты теперь семейная дама, с детьми, далеко не та молодая девушка, которую я помню. Настоящая хозяйка дома Блэк.              Вальбурга слегка наклонила голову набок:       — Ты тоже изменился. И в то же время… нет.              — Вот как? — в голосе Тома прозвучал намек на любопытство. — И в чем же?              Вальбурга улыбнулась, и Ева почувствовала, как эта улыбка отразилась в ее глазах — немного снисходительная, но в то же время теплая:       — Передо мной уже взрослый мужчина, Том. Но ты все так же стремишься занять должность школьного учителя.              Лицо Тома тут же окаменело, в глазах мелькнул опасный огонек:       — Кто тебе сказал?              Ева почувствовала, как Вальбурга на мгновение застыла, но тут же расслабилась, небрежно пожала плечами:       — Ах, слухи… Ты же знаешь наш мирок — здесь новости разлетаются быстрее совиной почты.              Том медленно откинулся на спинку дивана, его пальцы сжались в кулак.              — Возможно, — процедил он сквозь зубы, — за внешне непритязательными занятиями скрыто куда большее, чем кажется на первый взгляд.              В этот момент появился Кричер с подносом, на котором стоял изящный фарфоровый чайный сервиз. Вальбурга начала разливать чай, и Ева заметила, как дрогнула ее рука, расплескав несколько капель на блюдце. Повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим звоном фарфора и потрескиванием поленьев в камине. Сердце Вальбурги билось чаще обычного, и Ева понимала, что за этим, казалось бы, непринужденным разговором скрывается нечто опасное и тревожное. Она аккуратно поставила чашку на блюдце и, глубоко вздохнув, произнесла:              — Не подумай, что я сказала это в укор тебе, Том. — Ее голос звучал мягко, но в нем слышались нотки искреннего беспокойства. — Просто мне всегда казалось, что ты предназначен для великих дел.              Вальбурга поспешно поднесла чашку к губам, пытаясь скрыть волнение. Горячий чай обжег язык, но она не подала виду. Том, до этого сидевший напряженно, словно готов в любой момент вскочить, медленно откинулся на спинку дивана. Его пальцы, только что сжимавшие подлокотник, расслабились.              — Вот как? — произнес он после короткой паузы. Потянулся за чашкой.              — Да, — кивнула Вальбурга. Ева почувствовала, как напряжение в комнате немного спало. — Если бы ты пошел в министерство после школы, уверена, что был бы уже не меньше, чем помощником министра.              Лицо Тома озарилось знакомым выражением самодовольства. Он поднял чашку, наслаждаясь ароматом чая.              — Я никогда не удовлетворюсь крючкотворством под гнетом системы, — усмехнулся он и сделал глоток.              Вальбурга провела пальцем по краю своей чашки, не сводя глаз с Тома:       — Но твое длительное отсутствие не дало тебе продвинуться…              — Я продвинулся куда дальше, чем любой из ныне живущих, — безапелляционно отрезал Том.              Повисла тишина. Ева чувствовала, как сердце Вальбурги учащенно бьется. Она понимала, что следующий вопрос значит для нее многое, позволит прояснить ситуацию. Вальбурга глубоко вздохнула и спросила:              — Я рада тебя видеть, Том, но… Почему ты вернулся именно сейчас?              Эти слова эхом отозвались в комнате. Том медленно отставил чашку, звон фарфора о блюдце прозвучал неестественно громко в наступившей тишине. Он повернул голову вбок каким-то змеиным движением и впился взглядом в Вальбургу. Ева почувствовала, как у нее пересохло в горле. Она хотела сглотнуть, но не могла — словно застыла, глядя в его глаза, блестящие острыми гранями осколков льда.              — Потому что я вижу узоры там, где другие видят лишь хаос, — начал Том. — Приливы и отливы сменяют друг друга в вечном танце, но когда море отступает дальше обычного, а воздух наполняется зловещей тишиной — это не передышка, дарованная глупцам.              Том сделал выразительную паузу. Ева ощутила, как по коже Вальбурги пробежали мурашки.              — Это предвестник цунами, — продолжил он, его голос снизился до шепота. — И если направить его мощь, оно сметет тех, кто слишком недалек, чтобы понять — единственный шанс на спасение — это бежать.              Голос Вальбурги дрогнул, как натянутая струна:       — Ты говоришь о Нобби Личе?..              Лицо Тома исказилось презрительной гримасой:       — Дни этого грязнокровки на троне сочтены. Через десяток лет его имя сотрется из памяти, — его глаза полыхнули, словно отражая огонь камина, когда он добавил: — В отличие от имени лорда Волдеморта…              В ушах зазвенело, словно кто-то ударил в невидимый гонг. Пальцы Вальбурги внезапно ослабли. Чашка выскользнула из рук, и Ева, застыв на месте, наблюдала за ее падением.              Фарфор кружился в воздухе, золотистый чай выплеснулся волной, отражая алые блики камина. Пламя взревело и взметнулось, заливая комнату кровавым светом, превращая лицо Тома в жуткую маску. Ева ощутила, как ее ноги напряглись в желании вскочить. Но в этот миг реальность вокруг начала таять, растворяясь в водовороте красок и звуков.              Ева вскинулась, как пружина. Скомканные влажные простыни под ней, темнота вокруг. Сердце колотилось о ребра, словно пыталось вырваться наружу, а в ушах все еще звенело эхо слов Тома. Она задыхалась, хватая ртом воздух, и в панике осматривалась, пытаясь понять, где находится. Лунный свет, проникающий через неплотно задернутые шторы, отбрасывал серебристые дорожки на стены. Некоторое время еле видная обстановка казалась чужой, но вскоре Ева пришла в себя. Она в собственной спальне в Хогвартсе.              Ева провела дрожащей рукой по лбу, стирая выступившие капли пота. Сон был настолько реальным, что она все еще ощущала горечь белого чая на обожженом языке и чувствовала тяжесть дорогих перстней на пальцах.              — Лорд Волдеморт, — прошептала в темноту, и эти слова повисли в воздухе, будто зловещее предзнаменование.              Ева балансировала на грани сна и яви, пока предрассветные сумерки медленно просачивались сквозь щель в шторах, проползали по потолку над гардиной. Ночные видения не отпускали, тревога цеплялась за сознание острыми коготками. Комната постепенно наполнялась бледным утренним светом, но мысли Евы оставались в плену ночных откровений.              Подсмотренный разговор прокручивался в голове снова и снова. Ева пыталась отделить реальность от фантазии, но грань между ними казалась размытой, неуловимой. Каждая деталь сна была настолько яркой, настолько осязаемой — холодный блеск в глазах Тома, нарастающее напряжение в голосе Вальбурги, переходящее в плохо скрываемый страх.              И это имя — Волдеморт, — оставившее привкус смерти на языке. Ева перекатывала его во рту, пытаясь понять, откуда оно взялось. Реально ли оно? Могла ли она где-то услышать его раньше? Или это плод ее воображения, порожденный страхом и неизвестностью?              Ева вспомнила свои прежние догадки, что Том был последователем Того-Кого-Нельзя-Называть. Его разговор с Вальбургой подтверждал это явно — значит, она не ошиблась. Темная магия и пренебрежение чужими жизнями, его ненависть к Гарри Поттеру, предполагаемая смерть десять лет назад — все это выстраивалось в цепочку.              И скорее всего, он был не просто рядовым последователем — нет, он жаждал переворота, искренне хотел установить новый порядок. Он вернулся в Англию не ради карьеры или личной выгоды. Наверняка он был одним из самых преданных, самых приближенных и идейных сторонников… лорда Волдеморта? Это жуткое имя снова прозвучало в голове Евы, заставив ее поежиться.              Почему именно Вальбурга и сцена из ее жизни промелькнули во сне? Ева никогда раньше не видела снов о людях, с чьими духами общалась. Она села на кровати, обхватив колени руками. Может, это из-за прерванного ритуала? Малфой ворвался в него так внезапно, что, возможно, какая-то частица Вальбурги осталась в подсознании, как заноза, которую не удалось вытащить до конца.              Или, может быть, дело в Томе? Все же она была связана с ним сильнее, чем хотелось бы признавать. Ева задумчиво накрутила прядь волос на палец. Выходит, Том старше, чем она предполагала. А еще… в ее сне он был невероятно красив. Такой мужчина наверняка оставил след в жизни многих женщин. Интересно, была ли Вальбурга одной из них?              Ева тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Ревность? Серьезно? Она едва не рассмеялась вслух от абсурдности ситуации. Ревновать темного мага, опасного и циничного, к давно умершей женщине?              — Соберись, Ева, — пробормотала себе под нос. — У тебя есть дела поважнее.              Чем больше она думала, тем яснее становилось, что у нее слишком мало информации. Ева чувствовала себя словно блуждает в темной комнате, пытаясь на ощупь найти выключатель. Ей нужен был свет.              Наконец Еву осенило — библиотека! Там она сможет найти ответы на свои вопросы, разобраться в событиях десятилетней давности. История не исчезает бесследно, особенно если речь идет о революции и загадочном темном маге. Пора было раскрыть завесу тайны, окутывающую прошлое Тома, историю ужасного лорда Волдеморта и всего магического мира Англии.              

***

             Ева застыла на пороге библиотеки Хогвартса, впитывая знакомый аромат — коктейль из пыли фолиантов и свежих чернил. Бесконечные ряды книжных стеллажей, словно древние исполины, тянулись к потолку. Витражи-хамелеоны окрашивали солнечные лучи в причудливые оттенки, превращая пол в живой дышащий гобелен из света и тени.              Расправив плечи, Ева уверенно зашагала к стойке библиотекаря. За ней восседала женщина, чей заостренный нос напоминал клюв хищной птицы. Ее волосы цвета выцветших чернил были собраны в пучок столь тугой, что, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. Библиотекарша оторвалась от гроссбуха, в котором до этого яростно черкала пером.              — Доброе утро, — улыбнулась Ева. — Вы, должно быть, мадам Пинс? Я новый преподаватель, Ева Фонтейн.              Библиотекарша окинула ее цепким взглядом.              — А, да-да, Дамблдор упоминал о вас. Чем могу помочь?              — Мне нужны газеты и журналы времен… — Ева на секунду запнулась, — войны с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Особенно интересует период перед его падением.              Мадам Пинс вздрогнула, будто ее ужалила невидимая оса. Ее рука, державшая перо, замерла над пергаментом, оставив чернильную кляксу.              — Зачем вам это? — спросила она резко, сузив глаза.              Ева ожидала такой реакции. Она подалась вперед и понизила голос:              — Я из Америки, мадам Пинс. Мы там… не совсем понимаем, что здесь происходило. Мне кажется, это важно знать, раз уж я в Англии и преподаю в Хогвартсе.              Лицо библиотекарши смягчилось. Она отложила перо и тяжело вздохнула.              — Вы правы, мисс Фонтейн. Это было страшное время. Я тогда была немногим старше нынешних студентов, но помню все, словно это происходило вчера.              Ева молча кивнула, не желая прерывать внезапную откровенность.              — Мой отец… — голос мадам Пинс дрогнул. — Его убили в ту войну. Он работал в Министерстве, в отделе магического правопорядка. Однажды просто не вернулся домой.              — Мне очень жаль, — тихо сказала Ева. — Не могу представить, через что вы прошли.              Мадам Пинс покачала головой.              — Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Каждый день приносил вести о новых жертвах. Люди боялись выходить из дома, не доверяли даже соседям. А потом…              Она осеклась, бросив взгляд куда-то за плечо Евы. Та обернулась — неподалеку сидели студенты, увлеченные своими учебниками.              — Что ж, — мадам Пинс поджала губы, — думаю, вам действительно стоит это изучить. Подождите здесь.              Она нырнула в лабиринт стеллажей и вернулась через несколько минут, дирижируя палочкой внушительному строю газетных подшивок и журналов.              — Вот, — сказала она, опуская их на стол. — Здесь все, что у нас есть за тот период. Будьте осторожны, некоторые издания… довольно откровенны в описаниях.              Ева кивнула, пробежав глазами по заголовкам верхней газеты. «Еще одно нападение Пожирателей смерти», «Министерство бессильно», «Список пропавших без вести».              — Спасибо, мадам Пинс. Я буду аккуратна.              Библиотекарша помедлила, словно хотела что-то добавить, но передумала. Она лишь кивнула и вернулась за свою стойку. Ева подхватила стопку и двинулась к дальнему столу у окна, морально готовясь нырнуть в омут прошлого.              Взмах палочкой, и газетные вырезки взмыли в воздух, окружив ее пестрым калейдоскопом информации. Она всматривалась в пожелтевшие страницы, где кричащие заголовки соседствовали с тревожными фотографиями.              «Новая волна террора: Пожиратели Смерти атакуют Косой переулок», — гласил один из них. Ева подманила газету ближе.              «Вчера днем группа Пожирателей Смерти совершила нападение на магазины Косого переулка. Три волшебника погибли, еще семеро получили ранения. Очевидцы сообщают о применении Непростительных заклятий. 'Они просто появились из ниоткуда, — рассказывает владелец лавки волшебных палочек Олливандер. — Их лица были скрыты масками, но глаза… эти глаза я никогда не забуду. В них не было ничего человеческого'. Министерство магии отказалось комментировать ситуацию…»              Ева почувствовала, как по спине пробежал холодок. Пожиратели Смерти, вот как они себя называли. Жутко и вполне описывает этих ужасных людей. Она перевела взгляд на другую статью:              «Исчезновения продолжаются: еще одна семья магглорожденных пропала без вести. Артемиус Дженкинс, его жена и двое детей не выходят на связь уже неделю. Соседи утверждают, что видели над их домом Черную метку — знак Того-Кого-Нельзя-Называть. 'Мы все живем в страхе, — признается анонимный источник из Министерства. — Никто не знает, кто станет следующей жертвой. Даже в собственном доме уже не чувствуешь себя в безопасности'.»              Спустя еще пару десятков статей Ева медленно откинулась на спинку стула и помассировала виски, пытаясь осмыслить прочитанное. Картина, что складывалась из этих обрывков информации, была ужасающей. Волдеморт — теперь она была уверена, что это имя из ее сна действительно принадлежало Тому-Кого-Нельзя-Называть — представал в ее воображении чудовищем, безжалостным тираном, сеющим разрушение. В описаниях немногих выживших очевидцев даже его внешность была ужасающей и отвратительной. Она словно наяву видела, как этот монстр манипулировал людьми, играя на их страхах и предрассудках, как создавал атмосферу всеобщего недоверия и паранойи.              Ева нашла статью об аресте Сириуса Блэка, предавшего своих друзей Поттеров, что и лишило маленького Гарри обоих родителей. Она помнила слова Вальбурги о сыне, как о дерзком отступнике от правил. Неужели этот человек действительно был настолько предан Волдеморту, что сдал собственных друзей?              Малфои тоже упоминались в нескольких статьях — всегда мельком, всегда с намеками на их связь с Пожирателями Смерти, но без прямых обвинений. Ева отметила про себя, как ловко они, должно быть, лавировали между двумя мирами, сохраняя свое положение и влияние.              Но имени Тома она так и не нашла. Ни в одной статье, ни в одном списке подозреваемых или арестованных Пожирателей Смерти. Это казалось странным — если он действительно был близок к Волдеморту, как она подозревала, почему о нем нет ни слова? Разговор с Вальбургой подтверждал, что имя, которое он назвал Еве при их знакомстве, не фальшивка. В том, что она видела именно его, сомнений не было — то выдавали и его повадки, и высмеиваемая Вальбургой жажда стать учителем, и исходящая от него аура силы и опасности. Что же он забыл рядом с таким чудовищем, как Волдеморт? Почему человек, не желающий подчиняться министру магии, склонился перед властью идола смерти?              Ева потерла уставшие глаза. Головоломка становилась все сложнее, а ответов по-прежнему не было. При этом она понимала, что лишь едва коснулась поверхности этой мрачной истории.              Она направилась к выходу из библиотеки, левитируя стопку газет перед собой. Мысли все еще были заняты прочитанными статьями. Внезапно ее внимание привлекла одинокая фигура за дальним столом. Девочка с копной каштановых кудрявых волос сидела, уткнувшись в огромный фолиант. Ева узнала ее — та самая первокурсница, которая блестяще справилась с заклинанием левитации на уроке Флитвика.              Гермиона, кажется? Ева замедлила шаг, наблюдая, как девочка украдкой бросает взгляды на группу шумных студентов неподалеку. В ее глазах мелькнуло что-то, от чего у Евы защемило сердце — смесь зависти и одиночества. Ева взмахом палочки отправила газеты дальше в полет в сторону стола мадам Пинс и двинулась к Гермионе.              — Привет, — сказала она негромко. — Не против, если я присяду?              Гермиона вздрогнула и подняла глаза. На ее лице отразилось удивление, сменившееся настороженностью.              — Здравствуйте, профессор Фонтейн, — ответила она. — Конечно, садитесь.              Ева опустилась на стул напротив.              — Как продвигается учеба? — спросила она, кивнув на раскрытую книгу.              Лицо Гермионы просветлело.              — О, замечательно! — воскликнула она, тут же прикрыв рот рукой и опасливо оглянувшись на мадам Пинс. — То есть, — продолжила тише, — мне очень нравится. Я боялась, что будет сложнее, ведь я узнала о магии совсем недавно. Но оказалось, что если много читать и практиковаться, то можно добиться хороших результатов.              Ева улыбнулась, узнавая в этом рвении саму себя в юности.              — Ты магглорожденная? — спросила она мягко.              Гермиона кивнула.              — Да, мои родители врачи, дантисты. Они… не сразу поверили, когда пришло письмо из Хогвартса. Думали, это какой-то розыгрыш.              — Могу себе представить, — хмыкнула Ева. — И как они теперь относятся к тому, что их дочь учится волшебству?              — Они гордятся мной, — Гермиона слегка покраснела. — Хотя и беспокоятся. Папа спрашивает, нельзя ли использовать магию для лечения зубов. А я еще даже не знаю.              Они обе тихо рассмеялись.              — А как тебе в Хогвартсе? — спросила Ева, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более непринужденно. — Нашла друзей?              Улыбка Гермионы слегка поблекла.              — Ну… — она замялась. — Все здесь очень интересно. Столько всего нужно выучить! Например, недавно я прочитала об основателях Хогвартса. Вы знаете эту историю, профессор?              Глаза Гермионы загорелись, и Ева поняла, что попала в ловушку. Но это была приятная ловушка.              — Честно говоря, не очень хорошо, — призналась Ева. — Расскажешь?              Гермиона подалась вперед, явно обрадованная возможностью поделиться знаниями.              — О, это удивительная история! Хогвартс был основан более тысячи лет назад четырьмя величайшими волшебниками того времени: Годриком Гриффиндором, Хельгой Хаффлпафф, Ровеной Рейвенкло и Салазаром Слизерином.              Ева слушала с неподдельным интересом, отмечая, как оживилась девочка. Названия факультетов она узнала еще в первый день в Хогвартсе, но кто стоял за этими именами — не представляла.              — Каждый из них обладал уникальными качествами и талантами. Гриффиндор славился своей храбростью, Хаффлпафф — добротой и трудолюбием, Рейвенкло — мудростью и тягой к знаниям, а Слизерин — хитростью и амбициями.              Гермиона на секунду задумалась, прежде чем продолжить:              — Но самое интересное, что между основателями были разногласия. Особенно выделялся Салазар Слизерин. Он считал, что в Хогвартс должны принимать только чистокровных волшебников.              Ева нахмурилась, вспомнив недавно прочитанные газетные статьи. Знала она еще одного волшебника, который разделял эти идеи.              — Это привело к серьезному конфликту, — продолжала Гермиона. — В конце концов, Слизерин покинул Хогвартс. Говорят, он даже построил Тайную комнату, в которой скрывается мощное оружие, чтобы однажды его наследник мог очистить школу от тех, кого Слизерин считал недостойными. Но это, конечно, только легенда.              — Ну и мудак, — пробормотала Ева. — То есть, очень интересно. Ты так увлекательно рассказываешь, Гермиона. С тобой действительно приятно общаться.              Девочка улыбнулась и зарделась от похвалы, но тут же снова погрустнела.              — Спасибо, профессор. Я рада, что вам интересно. Просто… кажется, другим не очень нравится, когда я рассказываю о том, что прочитала.              Ева нахмурилась. Она надеялась, что одиночество Гермионы связано с ее, судя по всему, довольно строгим характером, а не с ее происхождением. Хотя кто их разберет, этих англичан с их предрассудками?              — Знаешь, — сказала Ева, — учеба, конечно, важная вещь. Но не менее важно и находить время для общения и веселья. Может быть, тебе стоит временами немного расслабляться?              Гермиона закусила губу.              — Я… я не очень хорошо умею… расслабляться, — призналась она. — К тому же, мне кажется, что другим не будет интересно со мной общаться.              — Ну, мне вот интересно, — подмигнула Ева. — И я уверена, что найдутся и другие, кому тоже будет интересно. Просто дай им шанс узнать тебя получше.              Гермиона неуверенно улыбнулась.              — Я… я подумаю над вашими словами.              Ева встала.              — Ну что ж, не буду больше отвлекать тебя от занятий. Но если захочешь поговорить или просто выпить чаю — моя дверь всегда открыта.              Гермиона кивнула, ее глаза благодарно блеснули.              — Спасибо, профессор Фонтейн. Правда.