Призрачное отражение

      Лунное сияние струилось сквозь высокие окна класса защиты от темных искусств, превращая незнакомое пространство в призрачный лабиринт теней и света. Ева застыла на пороге, давая себе время освоиться в полумраке. Серебристые полосы света скользили по стенам, искажая привычные очертания мебели до неузнаваемости.              Каждый шаг отдавался гулким эхом в застывшем безмолвии класса — каблуки отстукивали неровный ритм по каменному полу. Ева поморщилась от этого непрошеного вторжения в ночную тишину. Постепенно из темноты проступили знакомые очертания парт, днем послушно выстроенных рядами, а сейчас напоминающих притаившихся в засаде существ.              Что-то белесое мелькнуло на периферии, заставив Еву резко развернуться. К потолку был подвешен исполинский скелет — для дракона, пожалуй, миниатюрный, но все же внушительный: размах костяных крыльев охватывал половину класса. В призрачном лунном свете казалось, что древние кости подрагивают, готовые в любой момент сбросить удерживающие их цепи.              Приближаясь к кафедре, Ева не отрывала внимания от причудливой конструкции над головой. Воображение уже облекало сухие кости плотью, расправляло полупрозрачные перепончатые крылья. Ей даже почудились порывы воздуха от их невидимых взмахов.              — Впечатляет, не правда ли? — раздался голос Тома откуда-то сверху.              Ева вздрогнула, пальцы машинально сжали амулет на шее.              — Красиво. Но я едва могу представить тебя здесь, проводящим урок, — ответила она.              Ее внимание переключилось на винтовую лестницу, ведущую в личные покои Тома. Верхняя площадка тонула в чернильной темноте — он стоял там, на верхних ступенях, словно сам был соткан из теней.              — Тогда хорошо, — протянул Том, и в его голосе Еве послышалась усмешка, — что ты не моя ученица.              Ева медленно двинулась в его направлении, чувствуя, как пустые глазницы дракона следят за каждым ее движением. У основания лестницы она остановилась. Внезапно в комнате наверху само по себе вспыхнуло пламя камина, и силуэт Тома вырисовался на фоне света, темный и зловещий. На мгновение ей показалось, что перед ней стоит он сам — настоящий, в своем истинном обличье. Ева моргнула, и видение растаяло. Том бесшумно скрылся в глубине комнаты, оставив дверь приглашающе приоткрытой.              Сделав глубокий вдох, Ева попыталась справиться с непрошеной дрожью. Каждая ступенька казалась непреодолимой преградой, будто сам воздух сопротивлялся ее подъему. Мысль о том, что она впервые окажется в личном пространстве Тома, отзывалась внутри странным трепетом — словно она готовилась преступить священный закон.              «Merde, трясешься как первокурсница, — мысленно одернула она себя, стиснув зубы. — Ему, значит, можно вламываться ко мне когда вздумается, а я тут мнусь».              Ладонь, обхватившая горлышко бутылки, стала предательски влажной. Ева вытерла ее о подол мантии, перехватив гладкое стекло свободной рукой.              — Ну наконец-то, — протянул Том. Он возвышался у камина, сцепив руки за спиной. — Я уж решил, ты заблудилась.              Ева шагнула в его гостиную, окидывая ее взглядом. Комната была обставлена просто, но со вкусом. Однако в деталях чувствовалось что-то чужеродное, словно Том пытался воссоздать домашний уют по картинке из журнала, не совсем понимая, как это делается на самом деле.              Массивный книжный шкаф занимал целую стену. Книги на полках стояли настолько ровно, будто их выстроили по линейке — ни один корешок не выступал вперед, ни один том не был наклонен. Ева невольно поежилась от этой неестественной аккуратности.              Письменный стол у окна являл собой такое же торжество педантичности: перья лежали параллельными рядами, словно на параде. Чернильница стояла точно по центру промокательной бумаги, ни на миллиметр не сдвинутая в сторону.              Продолжая осмотр, Ева вдруг споткнулась взглядом о неожиданную деталь. На краю стола притаилась рамка с фотографией — ее собственным снимком двухдневной давности. Они тогда подходили к замку, она фотографировала величественное здание, а Том тоже сделал несколько кадров и попросил копию пленки.              Сердце Евы сделало кульбит и замерло. Конечно, это просто часть его тщательно выстроенного образа — на случай визита коллег, — но предательское волнение уже растекалось по телу.              — Уютно у тебя, — произнесла она с деланной легкостью. — Я принесла вино.              Ева выставила бутылку зеленого стекла перед собой, словно защитный барьер между ними.              — Помню, что ты не против выпить, — добавила она, досадуя на прозвучавшие в голосе извиняющиеся нотки.              Том чуть склонил голову набок, его пронзительный взгляд скользнул по лицу Евы, словно в попытке найти подвох. На мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине.              — У тебя хорошая память, — наконец произнес он, и его лицо тронула призрачная улыбка, больше похожая на тень в уголке губ.              Ева почувствовала, как тугой узел напряжения внутри начинает понемногу ослабевать. Она шагнула вперед, протягивая бутылку.              — В следующий раз покупать вино и протаскивать его под мантией мимо Филча будешь ты, — сказала она, пытаясь разрядить атмосферу. — Уверена, оценишь всю прелесть этого мероприятия.              Том потянулся за вином, его пальцы замерли в миллиметре от руки Евы — она поймала себя на том, что неотрывно следит за этим почти-прикосновением, будто завороженная.              — Я ценю твой подвиг, — протянул он с интонацией, в которой снисходительность смешивалась с искренним весельем. — Но, поверь, мне достаточно моих скромных талантов, чтобы пронести целый ящик прямо под носом нашего бдительного смотрителя-сквиба.              — Ну конечно, как я могла забыть о твоих выдающихся способностях, — Ева закатила глаза.              Она вдруг внезапно передумала и отдернула руку. Выхватила свою палочку, чтобы открыть бутылку, но пальцы предательски скользнули по гладкой древесине. Она чертыхнулась себе под нос, пытаясь скрыть неловкость.              Том наблюдал за ее возней с тем особенным выражением, когда насмешка переплеталась с чем-то, похожим на любопытство. Небрежное движение его руки — и бутылка взмыла в воздух, словно обрела собственную волю. Пробка с легким хлопком выскочила из горлышка, улетела в корзину для бумаг, описав изящную дугу.              Ева не успела и глазом моргнуть, как из ниоткуда материализовались два хрустальных бокала. Бутылка, будто управляемая невидимым дворецким, плавно наклонилась, разливая рубиновую жидкость.              — Впечатляюще, — пробормотала Ева, подхватывая парящий перед ней бокал. — Как элегантно. Я почти чувствую, что за мной ухаживает мужчина.              Слова сорвались с языка прежде, чем разум успел их отфильтровать. «Чудесно, теперь ты еще и флиртуешь с ним», — мысленно отвесила себе оплеуху. Пытаясь замаскировать неловкость, Ева опустилась в ближайшее кресло и сделала спасительный глоток вина, старательно изучая узор на ковре.              — Рад, что ты оценила, — протянул он, а в его голосе послышалась нотка самодовольства. — Надеюсь, вино соответствует моему уровню.              Ева почувствовала, как предательский жар растекается по шее к щекам. Она сделала еще один глоток, выигрывая время для ответа.              — Неплохо для контрабанды, — наконец ответила она, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. — Хотя я уверена, что твои таланты позволили бы достать что-нибудь и получше.              Том усмехнулся, устраиваясь в кресле напротив.              — Осторожнее с комплиментами, дорогая, — сказал он, поднимая свой бокал. — Вдруг мне понравится.              Ева знала, что играет с огнем, но не могла удержаться от ответной колкости. Их маленькие словесные баталии вызывали у нее приятное воодушевление и держали в тонусе.              — О, я уверена, что твое эго и без того прекрасно себя чувствует.              Внезапно тишину нарушил шорох. Из полумрака спальни выплыла Нагайна — массивное тело волной перетекало по каменному полу, чешуя отражала отблески пламени тусклым металлическим блеском. Ева инстинктивно отпрянула, вжимаясь в спинку кресла и подтягивая ноги. Пальцы судорожно стиснули ножку бокала, а легкие словно сдавило невидимым обручем.              Змея скользнула мимо, одарив Еву взглядом, полным холодного презрения. В ее немигающих глазах явно читалось: «Ты здесь чужая». Нагайна направилась к Тому. Она грациозно обвилась вокруг ножек его кресла и положила массивную голову ему на колени, словно огромная, длинная и лысая кошка.              Том рассеянно поглаживал змею, его пальцы скользили по гладким чешуйкам. Он отпил вина, глядя на пламя камина. Его лицо было задумчивым, почти отрешенным. Ева не могла оторвать глаз от этой картины, завораживающей своей противоестественной гармонией. Она сделала большой глоток вина, пытаясь унять дрожь.              «Не шути о том, что он спит со змеей в одной кровати, — мысленно приказала она себе. — Только не это. Держи язык за зубами, Ева».              Вместо этого она прочистила горло и сказала:              — Миленькая у тебя… питомица.              Том медленно повернулся к Еве, фокусируясь на ней.              — Нагайна не питомица, — произнес он тихо, но убежденно. — Она — мой верный друг и союзник.              Ева кивнула, не зная, что ответить. Сделала еще один глоток вина — но алкоголь не расслаблял, а исчезал в никуда под действием адреналина. Совсем недавно она и не думала, что будет пить в компании темного мага и его змеи. Комнату окутала тишина, нарушаемая лишь мягким шепотом поленьев в камине. К своему удивлению, Ева поймала себя на мысли, что этот вечер с Томом становится почти… домашним. Не хотелось сразу погружаться в пучину зловещих планов, ради обсуждения которых он ее пригласил.              — Как твои первые дни на новой должности? — спросила она, нарушая молчание. — Надеюсь, не пытался убить своего любимого Гарри Поттера? — добавила она с усмешкой, делая глоток вина.              Том замер. Его пальцы, скользившие по чешуе Нагайны, остановились. На мгновение Еве показалось, что она перешла какую-то невидимую черту, но затем его губы искривились в холодной улыбке.              — Ах, «знаменитый» Гарри Поттер, — протянул он с едва уловимым сарказмом. — Честно говоря, не понимаю, почему все носятся с этим мальчишкой как с писаной торбой. Абсолютно ничего выдающегося. Весь его магический арсенал ограничивается Экспеллиармусом, да и тот выходит через раз.              Ева рассмеялась, чувствуя, как спадают невидимые оковы напряжения:              — Было бы удивительно, если бы первокурсник умел что-то большее, чем пускать искры из палочки. Экспеллиармус — уже неплохой уровень для его возраста, — она склонила голову набок. — А в остальном? Как тебе вообще в роли преподавателя?              Том созерцал огонь, рассеянно покачивая бокал. Пламя камина высвечивало его профиль, придавая классическим чертам демоническую глубину. Он вздохнул, и его взгляд унесся куда-то вдаль, за пределы этой комнаты.              — Детей волшебников нужно с малого возраста настраивать на правильный лад, прививать им правильные ценности, — произнес он тихо. — Это… важно. Раньше я думал, что только это меня и интересует — формирование умов, создание… последователей. Но оказывается, есть в этом и что-то другое.              Он замолчал, словно пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль. Ева замерла, опасаясь неосторожным движением разрушить эту хрупкую минуту искренности. Он повернулся к ней, и в темных глазах промелькнуло что-то похожее на удивление:              — Оказывается, это просто приятно — видеть, как под твоим началом люди делают успехи, создают свои умения с нуля. Наблюдать этот прогресс…              Ева не могла скрыть своего изумления. Она никогда не видела Тома таким… человечным. Ее бровь невольно поползла вверх.              — Ты говоришь так, будто для тебя это открытие, — заметила она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало осуждение.              Том слабо улыбнулся, но в этой улыбке было больше горечи, чем радости.              — Возможно, так и есть, — признался он. — Я давно забыл это чувство…              Он вдруг осекся, словно спохватившись. Его черты мгновенно застыли непроницаемой маской — будто захлопнулась потайная дверца, на миг приоткрывшая что-то сокровенное. Но Ева уже успела уловить эту новую грань. На краткий миг ей показалось, что за фасадом расчетливого манипулятора таится нечто большее — возможно, отголоски той человечности, что когда-то была ему знакома. Она задумчиво изучала этого загадочного мужчину напротив. Каждый новый штрих к его портрету только добавлял новых вопросов.               Том снова погрузился в молчание, глядя на огонь, но теперь в его осанке проступила настороженность, словно он досадовал на свою мимолетную откровенность. Нагайна, уловив перемену в настроении хозяина, приподняла голову с тихим шипением. Том машинально коснулся ее чешуи, и змея вновь затихла. Ева отпила вина, осмысливая услышанное. Эта неожиданная искренность Тома разбудила в ней исследовательский азарт, и она решила испытать удачу.              — Раз уж мы заговорили о выдающихся вещах, — начала она осторожно, — не могу не спросить: зачем тебе Философский камень?              Том замер, его пальцы перестали поглаживать чешую Нагайны. Он медленно повернул голову, встречаясь взглядом с Евой.              — А почему, по-твоему, он мне не нужен? — отозвался он с легкой издевкой. Ева небрежно пожала плечами, хотя сердце забилось чаще.              — У тебя же есть все — молодость, сила. Зачем рисковать ради артефакта?              Том резко откинулся на спинку кресла, на его лице проступило недовольство:              — Это тело, — процедил он сквозь зубы, — не мое.              Он поднял руку, разглядывая ее задумчиво.              — Каждый день я просыпаюсь и чувствую… дискомфорт. Словно я заперт в чужой шкуре, в костюме, который мне не по размеру. Я хочу вернуть себе то, что принадлежит мне по праву. — Его голос стал тише, в нем прозвучала неожиданная уязвимость. — Свое истинное я. Никогда не думал, что это будет важно для меня.              Он прервался на секунду, задумчиво глядя в огонь.              — Но дело не только в этом, — продолжил Том, и его голос стал ниже, почти мечтательным. — С телом можно было бы смириться, это лучше, чем ничего. Однако Философский камень — не просто артефакт. Это нечто выдающееся, дарующее власть над жизнью и смертью.              Он выглядел так вдохновенно, пока он произносил это, что Ева невольно подалась вперед, завороженная.              — Я всегда любил выдающиеся вещи, — его голос звенел неприкрытой жаждой. — И я не упущу шанс завладеть столь редким сокровищем.              Ева почувствовала, как от его страстной речи холодеет внутри. В этот момент она ясно увидела ту грань, что отделяла Тома от обычных людей — его неутолимую жажду власти и величия. Она сглотнула, чувствуя, как пересохло в горле, и поднесла бокал к губам, чтобы его смочить.              — И что ты собираешься с ним делать, помимо возвращения тела? — спросила, стараясь, чтобы голос не дрогнул.              Том медленно поднял глаза от огня, и Ева невольно вздрогнула. В его взгляде мелькнуло что-то древнее и пугающее, словно на мгновение сквозь маску Энтони проступило истинное лицо темного мага. Когда он заговорил, его голос был тихим, но полным силы, от которой у Евы мурашки побежали по коже.              — Власть над жизнью и смертью… — протянул он задумчиво. — Знаешь, Ева, я думал, что имел ее. Но оказалось, что это была лишь иллюзия, ограниченная и хрупкая.              Он перевел взгляд на нее. На секунду показалось, что он видит все ее помыслы, все потаенные переживания.              — У тебя есть эта власть, — продолжил он, слегка наклонив голову. — Твое общение с духами… Это удивительный дар.              Ева напряглась, ее пальцы крепче сжали бокал. Она не привыкла, чтобы кто-то так прямо говорил о ее способностях. Тем более в положительном ключе.              — Но и он имеет свои пределы, — добавил Том, и в его голосе прозвучало что-то похожее на сожаление.              Он вдруг подался вперед, и Ева инстинктивно вздрогнула, чуть отклонившись прочь. Глаза Тома блестели в отсвете пламени, как два темных омута, затягивающих в свои глубины.              — А я хочу абсолютной власти, — прошептал он. — Без условий, без ограничений. Философский камень может дать это. Вечную жизнь, безграничные возможности… И потому, Ева, я должен найти способ пройти мимо этого цербера и забрать у него эту великую ценность.              Ева невольно вздрогнула от интенсивности его взгляда. По телу пробежала дрожь: смесь страха от того, насколько он увлечен своими идеями превосходства, и странного чувства сопричастности. Его страсть захватывала, тянула нырнуть куда-то в темные глубины собственной души и смутных желаний. Что-то в его словах цепляло, и Ева едва признавалась себе, что власть над жизнью и смертью ощущать действительно приятно.              Том отставил бокал на низкий столик рядом с креслом. Его пальцы на мгновение задержались на хрустальной ножке, словно он раздумывал над чем-то.              — Кстати, о власти и ограничениях, — произнес он, поднимая взгляд на Еву. — Как раз о цербере я с тобой и хотел поговорить.              Ева напряглась, чувствуя, что наконец они подходят к основному блюду вечера. Она знала, что разговор неизбежно свернет в эту сторону, но все равно оказалась не готова. Том подался вперед, опершись локтями о колени.              — Мне нужно время, чтобы изучить эту тварь, понять, как на нее воздействовать, — продолжил он, понизив голос до вкрадчивого шепота. — Но каждый раз, когда я пытаюсь приблизиться к коридору третьего этажа, там кто-то оказывается. То Снейп со своим крючковатым носом, то Макгонагалл, вечно поджимающая губы, то Филч с этой его дрянной кошкой.              Он раздраженно взмахнул рукой, и Нагайна, почувствовав настроение хозяина, беспокойно заерзала у его ног.              — Они явно наблюдают, — закончил Том, прищурившись.              Ева молчала, обдумывая его слова. Внутренний голос кричал, что она ни в коем случае не должна помогать Тому красть камень. Это было бы безумием — ввязываться в такое опасное предприятие, да еще и против Дамблдора. Она сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями. Нужно как-то отговорить его.              — Слушай, — начала Ева осторожно, — а ты не думал, что это может быть… обманкой?              Том вопросительно поднял бровь, и она поспешила развить свою мысль:              — Ну, подумай сам. Вряд ли Дамблдор стал бы говорить о местонахождении камня во всеуслышание, сажать такого явного охранника. — Ева покрутила в руках бокал, подбирая слова. — Что если он просто ловит возможных воров на живца?              На лице Тома промелькнуло раздражение, но он быстро взял себя в руки. Уголок его рта дернулся в подобии усмешки.              — Ах, Ева, — протянул он снисходительно, — ты недооцениваешь самоуверенность нашего достопочтенного директора.              Том поднялся с кресла одним плавным движением и прошелся по комнате. Нагайна недовольно зашипела, лишившись своей теплой подушки.              — Старик считает себя умнее других, — продолжил Том, остановившись у камина. Отблески пламени играли на его лице, подсвечивая снизу и придавая чертам почти демонический вид, а глазам — красное мерцание. — Наверняка он просто чрезвычайно горд своей магической защитой, оттого и выставляет ее напоказ.              Он повернулся к Еве, и она решила, что не почудилось — в его глазах плясал опасный и чуть безумный огонек.              — Дамблдор уверен, что у него камень в большей безопасности, чем в Гринготтсе, — Том усмехнулся, покачав головой. — Но это наивно. Чрезвычайно наивно.              Его уверенность пугала Еву, но в то же время была какой-то завораживающей. Она нервно глотнула вино, крепче вцепившись в бокал.              — И все-таки, — произнесла, стараясь, чтобы голос звучал убедительно, — мне кажется, ты недооцениваешь Дамблдора. Он же не просто так считается величайшим волшебником современности.              Том одарил ее раздраженным и снисходительным взглядом.              — Не стоит верить всему, что пишут в газетах, — процедил он сквозь зубы. — Дамблдор — всего лишь человек. А люди склонны ошибаться.              Ева открыла рот, чтобы возразить, но Том остановил ее возражения взмахом руки. Он вернулся в свое кресло, вытянул ноги к огню.              — В любом случае, — сказал уже спокойнее, — нам нужно найти способ обойти эту собаку. И я рассчитываю на твою помощь, Ева. Когда я придумаю, как всех от нее отвлечь, ты сыграешь свою роль в моем спектакле.              Вот оно — то, чего она так боялась. Ева сглотнула, лихорадочно соображая, что ответить, и отвела взгляд. Мысли в ее голове метались. А что если камень — подделка? Или не работает так, как обещает? Столько легенд ходит об этом артефакте, но кто может с уверенностью сказать, что они правдивы? С другой стороны, промелькнула мысль, если камень действительно обладает такой силой… это могло бы помочь освободить Энтони. Разве не ради этого она здесь? Но способна ли она переступить через свои принципы, свою мораль? Ева чувствовала, как ее разрывает изнутри это противоречие, не находя простого ответа.              С одной стороны, мысль о том, что Том стремится вернуться в свое тело, приносила ей немалое облегчение. Это означало надежду для Энтони, шанс на то, что весь этот кошмар однажды закончится. Энтони вновь станет самим собой, его глаза загорятся прежним светом, не затуманенным чужой волей.              Но с другой стороны, идея кражи философского камня у Дамблдора вызывала у нее волну отвращения. Директор принял ее в Хогвартс, доверил ей место в этом древнем замке, полном тайн и чудес. Предать его доверие казалось немыслимым, словно осквернить что-то священное, нерушимое.              Том, казалось, не замечал ее дилеммы. Он откинулся назад в кресле, вновь задумчиво уставившись на пламя камина. Нагайна, почувствовав движение, приподняла голову, ее раздвоенный язык мелькнул в воздухе. Том рассеянно погладил змею, затем потянулся за бутылкой. Темно-красная жидкость полилась в бокалы, наполняя комнату ароматом вина и чего-то греховного — опасного и манящего.              Огонь в камине медленно угасал, его пламя становилось все ниже, прибивалось к тлеющим углям. Тени в комнате удлинялись. Свет потускнел, погружая гостиную в мягкий полумрак, который скрадывал острые углы и смягчал контуры предметов. Нагайна, словно почувствовав приближение ночи, лениво переползла ближе к камину. Она свернулась тугим клубком у самого края, где еще сохранялось тепло от угасающего огня. Ее глаза оставались открытыми, но подернулись мутной пеленой — она погрузилась в змеиный сон.              Тишина, густая и вязкая, окутала комнату. Ева сидела неподвижно, боясь нарушить этот момент хрупкого покоя. Она чувствовала, как вино туманит ее разум, делая мысли более плавными, размытыми, приглушая внутренний спор. Она разглядывала лицо Тома, такое спокойное и меланхоличное в этот момент. В неверном свете угасающего огня его черты казались мягче, уязвимее. Тени играли на его скулах, подчеркивая изящество линий. Глаза Тома были полуприкрыты, взор устремлен куда-то вдаль, словно он видел что-то, недоступное обычному человеку.              Ева поймала себя на странной мысли о том, как необычно видеть его таким. Без маски холодного превосходства, без ледяной отстраненности. В этот момент он казался почти обычным человеком, погруженным в свои мысли и мечты.              И эта мысль пугала Еву больше, чем она могла признаться даже самой себе. Потому что видеть в Томе человека означало признать, что в нем есть что-то большее, чем просто темный маг, жаждущий власти. Это означало увидеть в нем глубину, сложность, может быть, даже уязвимость.              Тишина, окутавшая комнату, внезапно разрушилась. Том дернулся, словно от удара электрическим током. Его пальцы судорожно сжались на подлокотниках кресла, костяшки побелели от напряжения. Лицо исказилось, будто от внезапной боли. Ева подпрыгнула в кресле от неожиданности, расплескав вино. Темно-красные капли упали на ковер, расползаясь уродливыми пятнами.              — Ив? — прохрипел он тоном, который она не слышала так давно, но узнала бы из тысячи.              Глаза Тома — нет, не Тома — резко распахнулись, и Ева почувствовала, как ее сердце замерло. Эти глаза были… другими. Вместо холодного, расчетливого взгляда Тома в них читалась боль и тепло, которое она так хорошо знала.              — Энтони? — выдохнула она, боясь поверить в происходящее.              Бокал выскользнул из ее ослабевших пальцев и с глухим стуком упал на ковер. Ева даже не заметила этого. Она кинулась к креслу, где сидел Энтони, рухнула на колени рядом с ним, схватила его руки в свои.              — Энтони, это правда ты? — ее голос дрожал от переполнявших эмоций. — Как ты? Что ты чувствуешь?              Энтони слабо улыбнулся, и эта улыбка была такой знакомой, такой родной, что у Евы защемило сердце.              — Привет, Ив, — произнес он тихо. — Я… я не знаю, как это объяснить. Я словно во сне. Вижу все кусками, урывками. Иногда вообще выпадаю из реальности на долгое время.              Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Его взгляд был немного расфокусированным, словно он смотрел сквозь Еву, видя что-то, доступное только ему.              — А иногда, — продолжил Энтони, — когда Том на грани сна и яви или уходит глубоко в свои мысли, мне удается перехватить контроль. Обычно это длится всего несколько секунд, но я тренируюсь. Учусь удерживать контроль дольше.              Ева слушала, не в силах отвести взгляд от его лица. Она жадно впитывала каждую черточку, каждое движение, словно пыталась запомнить его заново.              — Мне так тебя не хватает, — прошептала она, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Я… я так виновата перед тобой, Энтони. Если бы я только знала…              Она с трудом сдерживала слезы, глаза горели, но она держала их широко открытыми, вглядываясь в любимое лицо. Энтони высвободил одну руку и нежно провел по ее щеке.              — Ты не виновата в этом, — мягко сказал он. — Это жизнь, со мной могло случиться что угодно. Спасибо, что не кирпич на голову упал — тогда бы точно все закончилось.              Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и болезненной.              — Главное, что я жив, — добавил он. — И что ты рядом.              Ева покачала головой, сжимая его руку.              — Я обещаю тебе, Энтони, — произнесла она твердо, несмотря на дрожащий голос. — Я разберусь с этим. Я найду способ вытащить тебя. Если для этого придется украсть философский камень — я это сделаю. Я тебя не брошу.              Глаза Энтони расширились от удивления и тревоги.              — Ив, нет, — запротестовал он. — Ты не можешь… Это слишком опасно. И неправильно.              — Мне плевать!              Энтони на мгновение замолчал, его лицо исказилось, словно от внутренней борьбы.              — Ты не понимаешь, — продолжил он тише, почти шепотом. — Том… он ужасный человек, Ив. У меня нет полного доступа к его воспоминаниям, он отгораживает их какой-то ментальной стеной. Но то, что просачивается на поверхность, его мысли… — Энтони вздрогнул. — Это уже дает понять, что он жестокий, безжалостный убийца. Он идет к своей цели, не обращая внимания на жертвы. Люди для него — не более чем инструменты, у них нет ценности, только функция.              Ева почувствовала, как холод охватывает ее внутренности от его слов, но решимость ее лишь окрепла.              — Потом разберемся, что правильно, а что нет, — перебила она Энтони. — Главное — справиться и освободить тебя от него. А там уже подумаем, что делать дальше. Я не могу оставить тебя в руках этого… монстра.              Она сжала его ладонь крепче, словно пытаясь удержать рядом с собой, защитить от той тьмы, что пыталась поглотить его. Энтони открыл рот, чтобы возразить, но вдруг замер. Его лицо исказилось в мучении.              — Ив, — прохрипел он. — Мое время… оно кончается. Я чувствую, Том сейчас проснется.              Сердце Евы сжалось от страха и отчаяния.              — Нет, Энтони, пожалуйста, — взмолилась она. — Еще немного. Я не готова вновь оказаться без тебя.              — Я люблю тебя, Ив, — успел прошептать Энтони. — Что бы ни случилось, помни об этом.              Ева быстро отпустила его ладонь и отошла к камину, пытаясь взять себя в руки. Она вытерла выступившие слезы тыльной стороной ладони, надеясь, что в полумраке комнаты Том не заметит ее состояния. Нагайна так и лежала у решетки, свернувшись клубком, никак не отреагировала на случившуюся сцену и приближение позабывшей о ней Евы, настолько глубоко спала. И хорошо — не донесет о произошедшем своему хозяину. Прошло несколько долгих, мучительных секунд.              — Что… что произошло? — донесся сзади его хриплый и немного растерянный голос.              Ева обернулась. Том озадаченно моргал, словно приходил в себя после глубокого сна. Он явно не слышал их разговор, не чувствовал, как Энтони перехватил контроль.              — Ты задремал, — солгала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Наверное, вино с непривычки дало в голову.              Том нахмурился, его взгляд скользнул по комнате, остановившись на разлитом вине и упавшем бокале.              — Странно, — пробормотал он. — У меня такое чувство, будто я что-то упустил.              Ева пожала плечами, стараясь выглядеть непринужденно.              — Извини, я неловкая, — сказала она. — Уже поздно. Мне, пожалуй, пора.              Том кивнул, не глядя на нее.              — Да, конечно, — произнес он рассеянно.              Ева в каком-то тумане добралась до своей комнаты, медленно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как подкашиваются ноги. Она сползла на пол, обхватив колени руками, и наконец позволила себе разрыдаться. Слезы хлынули потоком, который она так долго сдерживала.              Волна жгучего стыда накрыла ее с головой. Как она могла? Как позволила себе забыть об Энтони, пусть даже на мгновение? Образ возлюбленного, который она так бережно хранила в памяти, начал блекнуть, уступая место другому — холодному и расчетливому лицу Тома. Об Энтони она больше вспоминала как о задаче, которую нужно решить, как о висящем над головой неоконченном проекте, чем как о любимом мужчине.              «Какая же я дура», — пронеслось в голове Евы. Она вспомнила, как ловила себя на мыслях о том, что вечера с Томом становятся уютными, как заслушивалась его речами, как искала в его глазах проблески человечности. Чувствовала к нему влечение, в конце концов.              Горькая усмешка исказила ее лицо. Человечность? В этом монстре? Том — безжалостный убийца, который не остановится ни перед чем ради достижения своих целей. Он пытает людей, захватывает чужие тела, ворует, лжет и притворяется. А она, как наивная девчонка, позволила себе увидеть в нем нечто большее.              Ева ударила кулаком по полу, не обращая внимания на боль. Она чувствовала себя предательницей. Предала Энтони, предала саму себя, свои принципы. Позволила темному магу втянуть себя в его интриги, пошла у него на поводу. Он ее просто использует, с самого начала. Том видит в ней лишь инструмент, удобное прикрытие. А она… она почти поверила, что способна его понять, может быть, даже изменить.              Ева уткнулась лицом в колени, содрогаясь от рыданий. Она чувствовала себя грязной, оскверненной одним лишь присутствием Тома в своей жизни. Как она могла позволить себе забыть, кто он такой на самом деле? Образ Энтони, его теплая улыбка и золотые искорки в его глазах вновь всплывали из глубин памяти. Ева поклялась себе, повторяя данную ему клятву, что она найдет способ спасти его, чего бы ей это ни стоило.              Ночь тянулась бесконечно долго. Ева лежала без сна, уставившись в темноту потолка, который, казалось, давил на нее своей чернотой. Каждый раз, когда она закрывала глаза, перед ними вставало лицо Энтони — измученное, но полное доверия к ней. Его слова эхом отдавались в ее голове, снова и снова.              «Я люблю тебя, Ив. Что бы ни случилось, помни об этом».              Ева чувствовала, как ее сердце разрывается от боли и решимости одновременно. Обещание, данное Энтони, значило куда больше, чем то, что она обещала себе.              Украсть Философский камень. Эта мысль заставляла ее содрогаться. Всю жизнь Ева старалась поступать правильно, жить по совести. Воровство, тем более такого могущественного артефакта, противоречило всему, во что она верила. Но теперь… теперь все изменилось.              Она вновь вспомнила доброту Дамблдора, его доверие к ней. Мысль о предательстве этого светлого человека причиняла почти физическую боль. Но образ Энтони, запертого в собственном теле, был сильнее любых моральных терзаний. Ева ворочалась с боку на бок, пытаясь найти удобное положение, но сон не шел. В голове роились мысли о возможных последствиях. Что, если ее поймают? Каким взглядом он ее одарит?              Но каждый раз, когда сомнения начинали одолевать ее, Ева вспоминала лицо Энтони. Она не могла его подвести. Не могла оставить под гнетом чужой эгоистичной личности. С каждым часом бессонной ночи ее решимость только крепла. Да, ей придется пойти против своих принципов. Да, возможно, она станет преступницей перед магическим сообществом. Но если это цена за спасение Энтони, она готова ее заплатить.