Яд или панацея?

"Всё пройдёт. И печаль и радость." Всё неизбежно проходит. Будь то невероятный экстаз от счастья или невыносимая агония, заставляющая содрогаться и задыхаться в слезах. Дазай не уверен, что он испытывал. Сразу и то и другое? Было больно и неприятно, почти противно. Но.. в то же время.. он ощущал какое-то странное умиротворение. Возможно ли подобное? В жизни Осаму всегда царила неоднозначность. Черного и белого не существует. В его мире уж точно. Но сейчас Дазай запутался совсем. Происходящее — ненормально и это единственное, что он знал. Знал он и то, что с огнем играть опасно. Вот и последствия, которые чёрт знает как разгребать. А хотелось ли вообще что-то менять? Передышка нужна однозначно. Ожоги слишком ощутимы. Запястье ноет, постоянно напоминая о недавних событиях. Пришлось съехать от Доста, чтобы и он свои нервишки подлечил. Вероятно, Фёдор вздохнул с облегчением, когда проводил япошку подальше от себя и своих через чур агрессивных демонов. Это к лучшему. Так безопаснее. Но до чёртиков скучно. Даже подколки Мори мало помогают. Ему скучно или он.. скучает? Подобное случалось крайне редко. Он скучал по местам и их атмосферм. По безлюдным заброшкам, где было комфортно и которые почти все сносили рано или поздно. Даже иногда по трущобам в первое время после того, как Мори показал ему нормальный и потому нудный мир. По людям Дазай скучал крайне редко. Разве что по Одасаку или Анго. Скучал по тем, кого мог назвать своими друзьями. Других людей, с которыми можно было лишь поразвлечься, вспоминал из-за скуки. По ним он, наверное, не скучал. Только по ярким эмоциям, вызванными их взаимодействиями. Но.. был и ещё один человек..

***

— Можно я тебя поцелую? — шепчет Дазай, кидая сигарету вниз. Через пару секунд из-за высоты ее почти и не видно стало. Осаму безэмоционально смотрит вслед, представляя на месте сигареты себя, но реальных мыслей о смерти не было. Лишь отвлечение перед ответом, который вполне очевиден, но Дазай старается делать вид, что интрига может существовать хотя бы мгновение. Девушка тушит сигарету о край крыши. Не кидает ее в пропасть, потому что боится высоты и боится увидеть то, насколько они близко к краю. Она кутается в чёрное пальто Дазая и поправляет прическу, испорченную ненавистным ветром и хмурит носик из-за дешёвого адеколона спутника, смешанного с его собственным запахом. Ужасное сочетание. — Хорошо. Но если ты вырежешь мое имя на руке. — она вызывающе смотрит на Дазая, надеясь, что после тот отстанет. Дазай слегка улыбается в ответ, двигается ближе к ней, потому что девушка сидит не у пропасти из-за боязни случайно упасть. Между адреналином от возможной смерти и мимолётной близостью он выбирает ее. Этого жеста девочка не поймет, но Дазаю приятно, что его чувства притупляют желание небытия. Осаму лезет в карман своего пальто и столь небольшое расстояние между ними настолько пьянит, что хочется его сократить и прижаться к губам без разрешения, но чувства другого человека в кои-то веки уважаются. Он хочет ей понравиться. Хочет, чтобы его не оттолкнули, а дали разрешение на демонстрацию искренней привязанности, поэтому Дазай старается вести себя послушно и игнорирует голос разума, который насмешливо шепчет, что он выглядит, как нуждающийся щенок. Любовь не может быть неправильной. Ведь это нечто чистое и невинное, пусть и вот-вот запятнается кровью из-за чужой глупой прихоти, лишённой тепла. Осаму садится напротив, чтобы девушка видела весь процесс и восхитилась им. Всё это ради нее. Его кровь. Его боль. И самое главное — любовь. Всё для неё. Уязвимый и слабый Дазай, плененный чувствами, которые он самозабвенно возвышает. Осаму оголяет запястье. Шрамов не так много и они не особо глубокие, но этого достаточно, чтобы спутница отвела взгляд и незаметно поморщилась. Он не замечает. Изо всех сил старается не замечать и сосредоточиться на задании, после которого его ждёт сладкая награда. Дазай торопится, но пытается делать всё аккуратно и красиво. Ведь это ее имя. Имя любимой. Оно должно быть совершенно даже на безобразной коже. — Я закончил. Поцелуешь теперь? Дазай улыбается и поджимает губы. Так искренне улыбаться непривычно и хочется подавить, но при эйфории подобное проблематично. Он поднимает запястье, где красуются кривые иероглифы. Юрика. Осаму терпеливо ждёт. Хотя бы реакции. Ждёт и надеется получить одобрение. Она ведь сама попросила. Так почему не радуется и так странно смотрит? С отвращением? Нет. Быть может, просто что-то вроде удивления? Не каждый человек отважится на такое. — Мерзость. — она кривится и встаёт. Плащ не удерживает и он спадает с ее плеч на колени Дазая. — Ты такой придурок. — бросает Юрика через плечо, не трудяясь скрыть отвращение. Дазай растерянно наблюдает, как она уходит, оставляя его одного. Он сделал что-то не так? Слишком криво вышло? Но ее имя прекрасно. Даже в виде ран отдающих жжением. Осаму вздыхает и опускает взгляд к запястью. Даже бинтами не хотелось прикрывать окровавленные иероглифы. Но другие шрамы слишком омерзительны, чтобы открывать их миру. Поэтому Дазай закуривает ещё одну сигарету, чтобы скоротать время, пока кровь остановится и засохнет, чтобы можно было вновь скрыть свою кожу марлей. Дазай расстроен. Он думал, что Юрика оценит его откровение. Он думал, что она поймет, что подобное зрелище видит не каждый. Дазай как всегда ошибся. Но Дазай всё ещё любит. И лишь это важно. Дофамин стал наркотиком и не важно, в какой форме он подаётся. Осаму проглотит в любой виде, не забыв после выразить благодарность. Однако, взволнованнное сердце требовало хоть немного ответного тепла. Поэтому самоубийца искал встреч, пытался как можно чаще взаимодействовать с Юрикой. Он изучал ее вкусы и увлечения, делал подарки, пусть и дешёвые, но в них было столько души, что Дазай воспринимал эти жесты, как дорогое сокровище, которое может увидеть лишь его возлюбленная. Он и правда готов был отдать свою душу, свое тело. Всё, что у него есть, лишь бы быть ближе к Юрике, но та привязанности совсем не ценила и от любви Дазая отмахивалась, правда продолжала держать парня возле себя. Он ведь такой милый в своей ничтожности и уязвимости перед ней. Девушка знала, какие слухи ходят вокруг Осаму, но считала их глупыми байками. "Демонический вундеркинд", да? Был бы он так умён, то не ходил за ней, как послушная собачонка, желающая угодить своему хозяину и готовая прыгнуть с моста, если последует команда. Да, Дазай умён. Ему просто нравилось чувство, называемое "любовью". Подобный опыт у него впервые и было бы глупо просто проигнорировать его и не поддаться искушению хотя бы на мгновение. Всё равно люди используют друг друга и любое взаимодействие скрывает хоть и невинную, но, тем не менее, цель. Иногда люди и вовсе привязанны не к человеку, а к ощущению, которое он создаёт. Дазай надеялся, что его случаю подходит данное описание. Совсем поплыть мозгами не хотелось. В таком состоянии хотелось так много. И так мало Юрика ему позволяла. Осаму неторопливо курит за школой, предусмотрительно выбрав укромное место. Внимание привлекать не хотелось, да и не только из-за сигареты. Дазай ценил уединение и покой. Он закрывает глаза, медленно выдыхая дым, будто не желая выпускать отраву из лёгких. Мысли о Юрике из разума выгонять не хотелось тоже. Поэтому Дазай позволяет себе заполнить черепушку ее образами и фантазиями о неприступной девушке. Интересно, если бы он соответствовал идеалу Юрики, то она бы оттаяла хоть немного? Начала хотя бы смотреть чаще в его сторону? Возможно, она позволила бы поцеловать себя. Осаму невольно улыбается, согреваясь подобными мыслями и ставя цель — стать идеалом для Юрики. Стать тем, кто сделает ее самой счастливой девушкой на планете. Если она будет счастлива благодаря Дазаю, то, быть может, перестанет считать его ущербным и подпустит к себе. Позволит обнять, вдохнуть запах и никогда не отпускать. "Эй, ну хватит. Юно, прекрати." Голос Юрики. Задорный и весёлый. Не такой, как при общении с Осаму. Он тоже хотел бы слышать от нее веселые поддразнивания, шутки. Да хотя бы искреннюю улыбку. Однако, он получал лишь неприязнь, граничащую с отвращением. Дазай стал лишь забавной игрушкой, которую можно выкинуть в любой момент и заменить. Неужели, уже? Кто такой Уно? Что он делает с его любимой Юрикой? Дазай открывает глаза, надеясь увидеть что-то безобидное и, возможно, даже забавное или милое, но.. Юрика тихонько смеётся, делая вид, что смущается, пока парень бесцеремонно лезет под котороткую юбку так уверенно, будто это не единичный случай. Девушка слабо сопротивляется, но, скорее, шутливо, потому что улыбка не сходит с ее лица, а руки, следующие за руками Уно в фальшивой попытке остановить, стали вскоре направлять. Дазаю стоило огромных усилий, чтобы привлечь внимание возлюбленной. Она была так близка, но недосягаемой одновременно. Постоянно давала какие-то размытые обещания и наивное сердце, ослепленное любовью, верило. Полностью и безоговорочно. Боже, сейчас Осаму ненавидит, когда подобное встречается в жизни, ибо позволять уязвимость слишком опасно. Но тогда.. было плевать. Даже если им откровенно пользовались и важна только выгода. Для Дазая важны его светлые на тот момент чувства. Он искренне пытался быть полезным и старался выполнять каждую, даже абсурдную просьбу. Полная деградация до уровня пятилетнего ребёнка из-за глупого чувства называемого любовью. Лучше, но и разрушительнее любого наркотика. Видимо, игла была грязной или нестерильной. Невзаимность. Подобна заражению крови. Сама по себе любовь дарит эйфорию, но если чувство не находит взаимность, то всё рушится. Кайф перестает ощущаться. Остаётся только ломка. После увиденного Дазая впервые начало ломать. Пазл начал собираться, но картинка по-прежнему игнорировалась. У Дазая появился план. Он всё обязательно выяснит. Поймет и исправит. — Молодец, что пришел. Я ждал тебя, пусть и уже и не надеялся, что придёшь. — бесцветно говорит Дазай, стоя спиной к собеседнику, предпочитая сконцентрироваться на уже родной бездне. Край крыши. Всего шаг и всё закончится. Осаму пока умирать не хотел. Но адреналин приятно дурманил и дарил чувство контроля, пусть и мимолётное. — Ну, и чего ты хотел, пацан? — парень старается вести себя уверенно, но Дазай догадывается, что выбранное место для встречи дарит лишь дискомфорт. "Понять". Понять, какого хрена она выбрала его и чем хуже Дазай. Как работает дурацкий выбор. — Ты ее любишь? — Дазай поворачивается. Глаза мутные, ничего не выражающие. Холодная рациональность и только. Холодный анализ. Собеседника это настораживает. Плевать. Информацию можно получить и без доверия. На последствия всё равно. Если правильно разыграть карты, то Юрика не узнает. — Кого? Лию? — Юрику. — едва слышно шепчет он и опускает голову. Дазай ее берег, как форфорровую куколку, а ему плевать на чувства Юрики и интересует только тело. Дазай не понимает. Когнитивный диссонанс невольно возникает. Уно хмыкает, видя, что Дазай поник и становится увереннее. Осаму ведь всего лишь смазливый пацан. Проблем возникнуть не должно. — А ты брат что-ли? Постоянно ошиваешься рядом с ней — Тебе двадцать три. Ей пятнадцать. — Дазай игнорирует слова. Игнорирует ебучее пренебрежение. Осаму приходится собирать себя по кусочкам, сгребать всё в кучу, предавая хоть какую-то форму. Дазай выглядит как смазливый мальчик, который ассоциируется с изгоем общества, которого можно буллить без последствий ведь у него не хватит сил и смелости на отпор. Дазай изгой, но отпор давать умеет. Он демонический вундеркинд. Со смазливой внешностью и разрушительным механизмом в голове, способным ломать людей и приносить лишь страдания пострашнее, чем в фильме "Пила". Правила игры могут меняться настолько часто, что шансов на выход без последствий не остаётся. Уно заметно начинает нервничать из-за слов Осаму. Самоубийца знает о нем? Юрика рассказала? — Я не знал. — оправдывается парень. — Она говорила, что старше. Она сама полезла.. Дазай не слушал. Ему противно. Мерзко. Непонятно. Люди. Такие странные существа. Взаимоотношения всегда имеют неприглядные примеси, которые отчаянно пытаются замаскировать красивой обёрткой. Предпочитают не говорить о подобном и делать вид, что всё хорошо. Осаму похож на них? Он ведь тоже многое недоговаривал, скрывал себе в угоду. Но сейчас из-за собственной искренности хотелось броситься вниз. Хотелось ненавидеть свое уязвимое сердце. Хотелось ненавидеть желание быть нормальным. Просто быть любимым. — Она улыбалась. Ей действительно нравилось, когда ты ее трогал? — Дазай вздыхает и закуривает сигарету, вновь и вновь прокручивая в голове ту сцену в попытке понять хоть что-то. Уно пожимает плечами. Пацан начал вызывать необъяснимый дискомфорт. Совсем безэмоциональный, иллюзорно спокойный, но, казалось, что он заглядывает в душу, копошится там и ищет слабое место, действуя из тени, но анализ ощущается на подсознательном уровне. Жуткий тип. Совсем малец, но уже какой-то ненормальный. Дазай бы добавил: "дефектный". — Ну, наверное. — мямлит парень, не понимая, чего хочет от него Осаму. — Ты тоже её не понимаешь? — Дазай склоняет голову на бок и хмурится, затягиваясь. — Нет. Ты всё прекрасно понимаешь. Ты был уверенным. Настолько, что тошнит. — Осаму морщится и отводит взгляд лишь бы не видеть чужого лица. Слишком много там написано, что даже обычному человеку станет понятно. — Пацан, не парься ты так. Я не сделал ей ничего плохого. Она была согласна. — Уно поднимает руки в защитном жесте и делает шаг назад. У края крыши спокойнее, чем рядом со странным подростком. Пацан. Его так часто называли из-за возраста, который предполагал, что Дазай всё ещё наивный ребенок, ничего не знающий об устройстве мира. Дазай осознавал слишком много. Больше, чем некоторые взрослые. Дазай хотел бы быть наивным ребёнком. Быть счастливым и играть во дворе со сверстниками, волноваться из-за мелочей, смеяться с друзьями, гулять до рассвета компаниями, бояться спалиться перед взрослыми с алкоголем. Дазай всегда был один и ни с кем не сближался. Разве что ради выгоды. Потому что Дазай пытался быть как все. Дазай вырос слишком быстро и уже плохо помнил беззаботные моменты из детства. В последнее время, он начал сомневаться, что таковые вообще были. — Как ты это сделал? — Осаму медленно начинает подходить к Уно и тот делает несколько шагов назад.— Как добился взаимности? Почему она выбрала тебя? — губы Дазая дрожат от эмоций, в глазах читается нездоровый блеск, не предвещающий ничего хорошего, но самоубийца держится. Ему нужна информация, но иррациональность побеждает холодный разум. — Что со мной не так, чёрт возьми?! — голос срывается на крик от обиды и подавляемого разочарования, нашедшего выход в самый неподходящий момент. Безумный блеск в глазах окончательно пугает Уно и он делает ещё шаг назад, забывая, что слишком близко к краю. Забываться рядом с Осаму — самая большая ошибка. Дазай мог бы среагировать. Он успел бы спасти, пока Уно отчаянно пытается сохранить равновесие и инстинктивно тянется к Дазаю, чтобы найти в нем спасение. Но Дазай лишь смотрит, будто ожидая ответов на свои вопросы. Его никак не задевает отчаяние и искренняя мольба во взгляде. Перед смертью люди меняются до неузнаваемости и пытаются отыскать помощь даже у тех, кто может подарить лишь гибель. Несколько долгих секунд и истошный крик. Так кричат, когда не хотят умирать. Так кричат, когда очень хотят жить. Осаму никогда бы не стал цепляться за жизнь. Выглядело бы жалко. Самоубийца, пытающийся себя спасти. Даже звучит нелепо. Глухой удар. Кажется, Дазай даже слышал хруст костей. Если упасть неправильно, то умирать будет мучительно. Самоубийца затягивается сигаретой и подходит к краю, равнодушно глядя вниз. Конечности вывернуты под неестественным углом и в некоторых местах торчат кости, разорвавшие плоть и крупные кровеносные сосуды. Кровь всё ещё течет, но взгляд уже ничего не выражает. Дазай кивает сам себе, решая, что парень умер мгновенно. Ему повезло. Вот такой вот холодный анализ, лишенный сожаления. Просто безжизненные факты. Насмотревшись вдоволь на чужую смерть и испытав смутную зависть, Дазай тяжело вздыхает и рассеянно проводит пальцами по волосам. Как же не вовремя умер этот идиот. Из-за эмоций Осаму даже не успел нормально поговорить. Сейчас иррациональность злила, однако и в его смерти сейчас есть польза. Он больше не будет трогать возлюбленную. В этот же вечер они сидят у Юрики дома, будто ничего не происходило. Для Дазая, по крайней мере, это было почти что правдой. Юрика печатает на телефоне очередное сообщение. Ему, очевидно. Парень не отвечает ей, что, похоже, являлось редкостью. Девушка сейчас нервная из-за банального игнорирования. Дазай вздыхает, но ничего не говорит, лишь делает глоток сакэ из бутылки. Девушка часто просила достать алкоголь и Дазай доставал, не смотря на возраст. А как и где — Юрику мало волновало. Алкоголь притупляет остатки самоконтроля, но ему безумно хотелось проверить свою теорию. Осаму откладывает бутылку в сторону и обнимает девушку за талию и пытается поцеловать в губы, но Юрика отталкивает его, даже обнять не позволяя. — Дазай, отвали. Ты слишком приставучий. Осаму поджимает губы и хмурится. Опять что-то не так. Всегда что-то не так. Тому парню она позволяла многое, хотя тот вёл себя, как конченный мудак. Дазай же изо всех сил старался быть милым и не причинить неудобств, но его в очередной раз отталкивают. Возможно, стоит быть более настойчивым. Может, ей в тайне это нравится? Всё-таки, Уно вел себя с Юрикой смело и уверенно. В этом все дело? Мысли об Уно вызывали отвращение и их необходимо чем-то заместить. Что ж, Дазай подарит ей настойчивость. Покажет, что он может быть совершенно другим. Осаму прижимается губами к губам Юрики, пытается протолкнуть язык внутрь, но встречает сопротивление. Дазай пытается игнорировать нежелание, хотя разум кричит, что это ненормально. Руки тянутся к подолу короткой юбки. Пальцы нетерпеливо очерчивают бедра, ощущая мягкую приятную текстуру кожи. Приятно и так недосягаемо раньше. Рациональные мысли отходят на второй план. Дазай пытается игнорировать сопротивление. В какой-то момент даже выходит, но Юрика грубо отталкивает его и на лице впервые появляется испуг, потому что Дазай никогда не смел быть грубым и никогда не переходил границы. Просто Дазай устал от невзаимности. Он хотел ощутить ответное тепло, но получал лишь холод, насмешки. Слишком долго позволял относиться к себе, как к игрушке. Терпел, ожидая, что труды когда-нибудь окупятся, но ничего не произошло. Дазай удобный, не больше. Он может защитить, достать для нее, что угодно. В ответ Юрика позволяла быть рядом и до какой-то поры это всех устраивало, пока в голове Дазая что-то неприятно не щелкнуло, пробудив нечто противное и грязное. Он пытался искренне огородить возлюбленную от такой стороны своей уже гнилой души, но.. Осаму безэмоционально смотрит на девушку. Внутренние демоны скалятся и облизываются, ожидая, когда хозяин спустит их с цепи. Знают, что потеря контроля уже близко, а потому даже не торопят, предвкушая последствия. Дазай мягко улыбается. Губы дрожат из-за эмоций, а в глазах уже пляшет огонёк, постепенно превращающийся в яркое пламя, которое может сжечь заживо. Дазай всё ещё сдерживается. Всё ещё не хочет делать больно, потому что видит страх Юрики. Она увидела частичку его настоящего, так тщательно скрываемую от любимой. — Скажи мне. Что я делаю не так? Неужели я настолько отвратителен в твоих глазах? — Осаму наклоняется ближе, а Юрика в ответ резко отстраняется, но натыкается спиной на стену. Дазай облизывает губы. Такая реакция ему не нравится. Так не должно было произойти. — Нет, просто... — она замолкает, подбирая слова, чтобы сгладить углы, но самоубийца не хочет ждать. — Ты меня не любишь. Юрика молчит и отводит взгляд, давая понять, что это так, но боится сказать прямо в таком состоянии Дазая. Впервые. Осаму нежно целует ее в губы, пытаясь успокоить и заставить начать реагировать на его ухаживания по-другому. Он надеялся, что она наконец-то поймет глубину его чувств и ответит. Дазай надеялся. — Я исправлю это. Заставлю тебя посмотреть по-другому на меня. Ты почувствуешь. Что угодно. Но не это чертово равнодушие. Оно меня не устраивает и чертовски расстраивает. — Осаму осторожно гладит Юрику по щеке, стараясь заверить, что всё хорошо. Но нездоровый взгляд, едва ли не одержимый, пугает ее с каждой секундой всё больше. — Я не хочу, чтобы ты была с ним. Ты же не хочешь расстраивать меня? Верно? — Осаму улыбается, моля о понимании и начинает расстёгивать ее рубашку, оголяя аккуратные ключицы. Всё в ней так прекрасно, что Дазай не спешил и оглядывал каждый сантиметр с благоговением. — Давай же, покажи, что любишь меня. Пожалуйста.. — шепчет он и прижимается губами к ее шее, оставляя влажные поцелуи и, забываясь, едва заметные засосы. Юрика дрожит и уже начинает всхлипывать, но Осаму слишком увлечен, что бы замечать. — Ты нужна мне. Не заставляй меня умолять или причинять тебе боль. Она даже не сопротивлялась ему, потому что боялась. Боялась такого Осаму. Она думала, что с ним она под защитой, потому что раньше Дазай не смел даже коснуться без разрешения. Он давал обижать себя и кидать, как ненужную вещь. Но она перешла опасную черту, где Дазай уже не мог контролировать себя. Черту, где гнев и обида застилают глаза, оставля лишь жгучее желание, потребность, которая сжигает все вокруг, в том числе и самого Дазая. Потому что нельзя будить все самое отвратительное в нем. Он умел любить красиво, но это ей не понравилось. Она просто вытерла ноги об искреннее сердце мальчика. Кому понравится подобное? Впрочем, он был не против, пока Юрика была рядом и принадлежала только ему. Но она так небрежно оступилась, теперь пусть не обижается, Осаму ведь не обижался. До поры до времени. Всё закончилось довольно быстро, но ощущалось, будто прошла целая вечность. Для Дазая — из-за яркого наслаждения. Для Юрики — из-за сковывающего страха. Она лежит, свернувшись калачиком и тихо всхлипывает. Не хватило сил даже, чтобы нормально одеться. Рубашка застегнута неправильно, а пальцы сжимают юбку, так и забыв о ее предназначении. Дазай сидит на полу, давая столь необходимое сейчас личное пространство. Он улыбается, потому что до конца не осознает произошедшее. Он завладел ей полностью, так, как хотел именно он. Впервые пошел против желаний Юрики. Осаму закуривает сигарету, а другую протягивает девушке, но она не берет, поэтому он просто кладет сигарету рядом. Дазай никогда не настаивал до сих пор, если она чего-то не хотела. Он все еще смотрел на нее с нежностью и любовью. На ее же лице не было прежнего пренебрежения и равнодушия. Теперь в ее глазах искрились презрение и страх. Страх того, что он может сделать с ней в дальнейшем. Страх того, что она увидела в этих кофейных глазах. Этот огонь из смеси желания и тоски и чего-то отвратительнго, что теперь Осаму не в состоянии скрыть от нее. И эта нежная улыбка, которая не вызывает больше насмешки. Теперь она вызывает тревогу. Абсолютная спокойность. Не смотря на "измену". Он будто и не обиделся вовсе. Хотя, действия говорят об обратном. Не может же человек просто так причинить боль тому, кого так отчаянно любит. Но теперь она понимает. Наконец-то понимает, что может. Она вспомнила, как Дазай защищал ее от хулиганов, а после нежно улыбался. С такой же улыбкой он причинил боль и ей. — Осаму, я хочу домой. — шепчет она дрожащим голосом, утыкаясь лицом в подушку, боясь взглянуть в этот спокойный пугающий взгляд. — Я не хочу тебя отпускать. — почти мурлычит он, поднимаясь на ноги и обнимает ее сзади за талию притягивая ближе, чтобы уткнуться в шею и вдохнуть сладостный аромат кожи, который так дурманит разум, что хочется еще и еще. Было достаточно того, что она рядом. Теперь. Дазай был счастлив. Дазай был ненормальным. Счастье не длится долго. Девочка не выдержала и покончила с собой. Оставила его одного. Наедине со своими мыслями и поздно проснувшимся чувством вины. Потеряв контроль, Дазай потерял Юрику. Небольшой светлый кусочек в его жизни, который обжигал, но принимался с распростёртыми объятиями. Дазай ненавидел себя теперь больше. Потому что он мудак, потому что не сдержался и сделал непростительно больно. Дазай жалел, что на месте Юрики не был он. В день похорон Дазай стоял в стороне, безэмоционально глядя на ее тело, которое даже мертвым было таким совершенным. По его щеке лениво ползет одинокая слеза, горечь которой была невыносимой. В этой одинокой слезинке запечатаны все эмоции Дазая. Вся та буря, которую он сейчас чувствовал. Смерть снова не на его стороне. Снова она забирает не тех людей. Дазай в тот момент решил для себя, что больше не станет ни к кому привязываться. Дазай больше никому не откроет своё сердце. Получится ли?

***

— Ненавижу играть с тобой. — бормочет Дазай и небрежно кидает карты на стол, из-за чего некоторые из них едва не падают. Он откидывается на спинку стула и закрывает глаза. — Потому что постоянно проигрываешь мне? — Мори улыбается, забавляясь грустным видом сына, который сейчас выглядит надутым, как ребенок. — Ты мухлевал. — все менее разборчиво бормочет он, не открывая глаз. — Ты тоже. — Ладно. Тогда я честно проиграл в карты, где мы оба мухлевали. — нехотя соглашается Дазай на компромисс, открывая глаза, выказывая всё недовольство, на которое был способен. — Кстати, как там Федор? — голос Мори становится более серьезным. В ответ Дазай вздыхает и закатывает глаза. Все ведь было нормально. Зачем затрагивать подобные темы? — Без понятия. — небрежно говорит он, убирая лишний козырь себе в карман, на что Огай покачивает головой. — Ты больше не общаешься с ним? — Мори поднимает бровь и начинает собирать карты со стола. — Общаюсь. Просто.. — Дазай мрачнеет. Всё слишком сложно, а разбираться не особо хотелось. — Ты что-то к нему чувствуешь. — Нет! — тут же восклицает самоубийца, из-за чего Огай едва не роняет карты. Самоубийца прочищает горло, моментально успокаиваясь. — Просто он другой... — нерешительно шепчет он и опускает взгляд. Почему-то хотелось открыться отчиму и рассказать, что гложет его разум. Неужели у них с Фёдором всё настолько хуево? Или просто самому Дазаю настолько паршиво, что хочется скулить, как жалкий пёс? — Тебе не удалось сломать его? Как жаль. — Мори ухмыляется и сцепляет пальцы в замок. Взаимоотношения этих двоих начинают принимать интересный оборот. Дазай закатывает глаза в очередной раз и встает из-за стола. Только-только проявившаяся уязвимость растворилась. Осаму злился, что вообще позволил этому произойти. — Ты мастер своего дела. Всегда умеешь испортить приятный момент. — хмуро говорит Дазай. — Ты куда? — недоуменно спрашивает Огай. Малейший триггер и мальчик снова отдалился по неосторожности и глупой бестактности. Всегда ведь был пофигистом, струны души которого едва ли возможно задеть. — На кладбище. — бросает Дазай через плечо, напуская на себя равнодушие. — К Оде? — Не твое дело. — кричит Осаму уже из коридора и хлопает дверью, оставляя отчима в одиночестве. Мори устало трёт переносицу, но на губах появляется лёгкая улыбка и доносится шёпот: "Бриллиант точит бриллиант."