Стаями

Спайт бродит по Маяку, ища выход. Без контроля над телом он мечется почти вслепую. С телом он хотя бы может видеть окружающее пространство и пытаться или уйти, или поговорить. Его не видят самого по себе, не слышат. Изредка – в лучшем случае ощущают, каким-то не чувством, его отголоском. Поводят плечами, как от упёршегося в спину взгляда, но даже не оборачиваются. Спайт чует что-то не то, неправильное, ненастоящее в пустых камнях, осколках камер, обрывках коридоров, мутных пятнах тумана, в котором нет ни влаги, ни запахов. Спайт знает, где-то здесь есть две Хардниг, две Нэв – он иногда на них натыкается. В разных местах – различает по запахам, по лёгкому привкусу ощущений, по тому, что одна из двух одинаковых всегда не живая. Спайт кружится, выучивая невидимую территорию по шагам и следам запахов. Спайт видит живых, когда Луканис находится рядом с ними. И видит, что живые прячут, когда натыкается на спящих. Это похоже на маленькие города – у каждого свои. Иногда Спайт осторожно прокрадывается по их улицам, чтобы просто посмотреть, послушать эхо отголосков настоящей жизни, попытаться понять. Эммерик – витые лестницы, кованые ограды палисадников, сдержанно-торжественные благородные цветы. Начало сумерек, час после заката. Любопытство и отсутствие смерти. Беллара – меняющиеся местами, перескакивающие, исчезающие улицы, всегда заполненные голосами и людьми. Яркое зенитное солнце. Шумное непостоянство. Хардинг – подземные коридоры, сменяющиеся лесными полянами и пустошами. Тени от бегущих облаков. Острые камни и мягкий мох. Нэв – закрытые ворота, торчащие за ними шпили, обрывки газет и объявлений, тяжёлый запах духов. Спайту здесь не рады, но позволяют погулять под стенами, пока вдруг давящая жара не сменится штормом. В каких-то «городах» Спайту сложнее – слишком непонятные, сложные, непривычные. Это быстро утомляет и начинает раздражать. Любопытство всё равно загоняет его обратно, но не очень часто. В каких-то – всё довольно знакомое, объяснимое… Ну, хотя бы достаточно многое. Даврин – крупные булыжники, широкие прочные стены, прямые ровные улицы, по которым ветер гоняет песок и привкус дыма с маслом. Пасмурное утреннее небо. Надёжная защита. Рук – пустынные ночные переулки и тёплые цветные огни в окнах, за которыми кто-то есть. Приятная сырость после сильного грозового ливня, которого давно ждали, и яркая луна отражением в лужах. Размеренное спокойствие. Спайт, кажется, становится более видимым для тех, к кому он приходит чаще. Во всяком случае Даврин начинает замечать всполохи, когда Спайт чем-то взволнован или пытается что-то ему сказать. А Рук иногда даже почти его слышит. И видит тень. Она говорит об этом Луканису сама, и в этот момент Спайт ликует несмотря на то, что после этого разговора туман неправильной Оссуари становится более плотным и вязким. Спайт начинает догадываться: туман – это страх. Спайту нравится Рук с самого начала. Она забавная. В ней нет колючей неприязни и липкой жалости, нет боящегося и хищного. Рук честная. Рук внушает доверие, кажется способной сдержать слово. Рук – его шанс. Их шанс. Он пытался доказать это Луканису, объяснял, злился и орал, но Луканис от каждого разговора только глубже забивался в глухое молчание чёрной воды. Когда Рук была рядом, из-за чёрной воды проступали очертания узких улочек с деревянными решётками для плюща на стенах, стрельчатых окон и изящных черепичных крыш… рассвет с запахом кофе и мятного шоколада… Жизнь. Когда Рук была рядом, Луканис начинал вести себя очень странно и непонятно, с удвоенным усилием затыкал Спайта, но слушал её – хотел её слушать. Спайт выучил все тупики и развилки, все голоса и узоры дерева на дверях, за которыми их можно было подслушать. Спайт научился их различать и выслеживать, откуда они приходят. В какой-то момент Спайт наткнулся на приоткрытую дверь, долго вился вокруг, вслушиваясь, всматриваясь, принюхиваясь… узнавая. Спайт нашёл путьмежду. Входы менялись – пустой дом, калитка в саду, разбитое чердачное окно, беседка, лаз между досками… но всегда оставались где-то недалеко. Спайт кружил в узком, изломанном лабиринте проходов между домами… “Всё сложно…” –...тупик, заставленный ящиками… “Тебе не нужно разбираться с моими проблемами” –...дверь, забитая с другой стороны… “А ты любишь рисковать?” – Близко! –...подвесной мост над каналом, Спайт торопливо наступает, и полотно идёт волной, поднимая выше клок знакомого тумана… “Прости, мне надо… проветрить голову” –...две доски под ногой ломаются, щерясь зубчатым краем, взметнувшийся туман пахнет… злой кровью и пеплом? – Зара! Убью, убью, убью! Спайт утыкался в мост раз за разом, но не мог перейти – слишком далеко, чтобы перепрыгнуть, слишком узко, чтобы перелететь, слишком страшно сорваться в бездну дымного канала, слишком непроглядна чёрная вода. Спайту не нравилось, что мост ветшает – каждый раз после того, как Луканису не хватало решимости на что-то важное для этих двоих, верёвочные перила провисали всё сильнее. Спайту становилось всё труднее находить вход, потому что прошлые пути стали пропадать, закрываться холодным каменным молчанием. Спайту не нравились ободранные поджарые шакалы, на которых он иногда натыкался в подворотнях, их злобный и жалкий одновременно скулёж – «Больно!» – Спайту не нравилось, что шакалов становится всё больше. В тот вечер, когда Рук и Луканис уснули вместе у камина, Спайт увидел тень, убегавшую от стаи. Тень неслась именно туда, где Спайт совсем недавно тщетно пытался попасть на задворки, ведущие к мосту. Тень метнулась к доскам – Забиты! – дёрнулась к окну – Пробовал, закрыто! – повернулась в сторону чердачной лестницы – Нижние ступеньки обломились, не допрыгнешь! – шакальи зубы лязгнули совсем близко, но Спайт отбросил шавку мощным ударом. Тень, кажется, не обратила внимания – оглянулась, на секунду задумалась и бросилась к двери – Заперто, заперто! – дёрнула за ручку, потом ещё раз… – Не пройти, заперто! – прислонилась к двери лбом, что-то неслышно шепча… Шакалья стая сбилась в полукруг, отшатнувшись от распахнутых крыльев. Спайт зло повернулся, собираясь заорать, но тень сделала шаг назад, огляделась, налегла плечом, а потом дёрнула со всей силы… и дверь открылась. Они пробежали по лабиринту проходов – Спайт сбился с выученного счёта, но почему-то чуял, что тень знает, куда идти, – мелькнули пыльные ящики, разбитый кувшин, кривая наполовину засохшая вишня… мост как будто не почувствовал тень, но скрипнул под ногами Спайта одновременно с шакальим лаем. Спайт перелетел на другую сторону в два шага, обернулся – тень, будто бы попыталась спрятаться у него за спиной, – и, дождавшись, когда лапы застучат по доскам, с яростью рванул верёвки в стороны. …шакалий скулёж затих в чёрной воде. Спайт подождал, пока успокоятся круги. Подтянул, завязывая крепче, верёвочные перила. Отряхнул руки. Под ногами галька, песок и осколки ракушек поверх мелкой брусчатки. Город, затянутый туманом, звеняще-пустой, остывающий… замершая ничейная жизнь. Скользнул тоскливым взглядом по городским воротам, и повернулся к другим, таким до тошноты знакомым, серым, охранявшим живое сердце от жизни. Тень застыла камнем перед вторыми воротами со сломанным засовом, и в камне проступили, сделавшись овеществлёнными, черты лица, детали, складки одежды, кудрявые волосы… Спайт дотронулся до плеча, огибая фигуру, чтобы заглянуть в глаза, уже зная: Спайт нашёл Рук в её городе. Спайт довёл до ворот бессчётное число теней – ни у одной не хватило силы отворить тяжёлую сталь, ни одной не хватило голоса ответить охранникам. Кроме настоящей.