Манипуляции

      Годжо катает небольшой резиновый мячик по ладони, замершим взглядом уставившись в коралловый риф. Стайки разноцветных рыбок беззаботно снуют меж многослойными разноцветными лабиринтами, резвятся и едва ли представляют себе, что являются для кого-то занятным объектом наблюдения.       Совсем рядом группа младших школьников во главе с представительным мужчиной восторженно следят за неспешным променадом молотоголовой акулы. Шума от них, несмотря на регулярное сердитое шиканье учителя, более чем достаточно, и Сатору раз за разом невольно возвращается к ним взглядом, теряя нить рассуждений.       Тошиба?       Недалекая, покорная собачонка, выполняющая задания без задней мысли. Говорит, голоса на том проводе постоянно разные и он даже не запоминает, с кем болтает. Работа у него проще некуда: привёз, установил барьер, убедился, что работа выполнена, увёз. В особо счастливые дни — живого и везучего шамана-работяжку… Никакой конкретики ни по Тревеевой, ни по пацанам-кохаям. Сатору и не надеялся на него, просто тянул время.       Киото.       Мысль, что ответы нужно выбивать там, отзывалась в груди раздражением.       Да, Сугуру вечно ноет, как девчонка, но даже Сатору вынужден признать, что так просто в администрацию не влезть — тут уж челкастый не преувеличивает. Это сложное устройство-переходник между государством и шаманами. Пытаться по-хорошему? Непуганое кабинетное паучье не воспримет стадию переговоров. Пойдешь на компромиссы — бездумно запутают паутиной и поставят в угол. Конфликт? Начнешь получать своё силой и неизвестно, кто больше пострадает — бесклановые, которые вообще не при делах в этой грызне, или все эти наследнички с удоном вместо мозгов.       Кормушка бюджета, поддерживаемая администрацией, одна на всех…       Белесые брови в который раз за вечер дрогнули, сходясь на переносице, но вскоре безмятежность снова вернулась на лицо.       Ага, и вроде как выходило, что единственная «гениальная» идея — это привлечь Мику, а? Чтобы вышла и не война, и не пшик.       Взгляд поверх очков остановился на информационном стенде с различными рисунками для навигации по морским обитателям на разной глубине. Рыбы, рачки, моллюски, кораллы, акулы — чего только не было на фотографиях. Даже вроде как пустой песок. Казалось, абсолютно ровный песок морского дна имел пару странных бугорков и колюче-щетинистую полосу под ними.       Аманаи. Хаибара. Сугуру.       Мика. Ее техника.       После Юу в операционной вопросов к Тревеевой у него… Он днями напролет ломает голову, перебирая все их серьезные или сколько-нибудь важные беседы. Древние пердуны в Совете разглагольствуют о её силе, сравнивая с Инумаки и их проклятой речью. Моти солёные, будто бы это не было бессмысленной чушью.       Свои желания Тревеевы не исполняют.       Они способны были исполнять чужие, задействуя прорву проклятой энергии. Как джинн из лампы. По немногочисленным источникам, хранящимся в открытом доступе для студентов, собственные хотелки тем же путем воплощать неспособны. Окольно, подкупив или запугав загадывающего — сколько угодно, но напрямую — нет. Крайне неудобные костыли. Едва ли такой род выжил бы в той же Японии — сожрали бы и не поперхнулись еще в эпоху Хэйян. Хотя, если бы попали под протекцию Тенген…       Отец сильно постарался, чтобы раздобыть про них что-то поинтереснее общих данных в открытом доступе. В целом с реальностью сходятся. По ним Мика, казалось бы, неполноценный наоборотыш, отдаленно навроде Сёко. Вместо непосредственного воздействия на мироздание — посредники в виде окружающих людей, но взамен развязанные руки в вопросе собственных интересов.       Хромой родовой техники у Мики нет. Только вот она преспокойно может вертеть людьми, чтобы те, как по нотам, исполняли именно её желания. И на первый взгляд у техники как будто нет слабых мест и контрмер.       Отсутствие родового дара? Или ее хитровыдуманный выверт? Наконец пришедшая спустя многие поколения эволюция?       Интересно, её родственнички вообще осознавали? Мать с отцом, пока были живы? Или дядя, отправивший её, словно удобный инструмент, в другую страну по первому же свистку древних пеньков? А сама Мика понимает, что её «дар» не делает её ущербной в их семейке? Что не так уж сильно она от семьи отличается, стоит лишь взглянуть на ситуацию шире?       Можно ли попробовать растянуть чай Бесконечностью, интересно. Критически посмотрев в стаканчик, Сатору предпочел вытянуть все досуха. Он допил остатки сладкого чая с пузырьками, отставив пластиковый стаканчик на скамейку. Пальцы механически сжимали резиновые бока мячика, и едва ли Годжо помнил, как он вообще оказался в его кармане. Мысли вильнули в сторону завершенной миссии, пока отстраненный взгляд скользнул по окружившим со всех сторон аквариумам с тварями разными, красочными и причудливыми. Он немало удивился, когда ноги принесли сюда. Последний визит в океанариум Окинавы был не в пример веселей, да и компания была поприятнее тягостных мыслей. Годжо просто слишком погрузился в них, сам не заметив, как оказался тут.       Спасение Курои полгода назад не обошлось без случайных жертв. Ну, как случайных… Не то чтобы Сатору или Гето сдерживались, вызволяя девушку из плена, но и целенаправленно убить кого-то из зарвавшихся ублюдков не пытались. Правда, пару дней назад выяснилось, что одно из тел заклинателей, попавших тогда под раздачу, не было упокоено правильно и принялось кошмарить жителей окраин. Сатору больше времени потратил на перелет сюда, новорожденного проклятья хватило на десять минут, да и те Годжо больше пытался понять перекрученную анатомию твари из чисто научного интереса. После прицельного «Фиолетового» не осталось даже истаивающих дымкой останков.       И вот он сидит в океанариуме, наслаждаясь сладким газированным чаем с лаймом и мятой, и пытается собрать в кучу ошметки имеющейся у него информации.       Вдосталь позабавиться за размышлениями о парадоксе Тревеевых не вышло. Мысль ушла дальше. А там уж возникли невеселые вопросы: действительно ли это конечная стадия развития ее таланта?       Реально ли это потолок её способностей?       Подруга. «Даша». Ну разумеется.       Он вот тоже недавно думал, что шесть глаз и «бесконечность» — его максимум, но где он теперь на силовой шкале? Мику с самого начала навязчиво и не очень равняли с ним, так не бред ли считать, что она будет «стоять на месте»? Если Тревеева умудрилась при рождении вытянуть счастливый билет и перекроила технику «Исполнения желаний» под себя, кто знает, как далеко она может пойти? И где будет ее потолок развития?       А то у него, может, тоже… «друг интересуется».       Бросок одними пальцами ловко отправляет стаканчик по красивой дуге в общую урну, без разделения по типам отходов. Какой-то из ребятишек отвлекается на движение, заметив краем глаза, и завороженно наблюдает этот полет. От насмешливой улыбки Годжо его отвлекает рука мелкой одноклассницы, исподтишка дернувшая за рукав. Детишки привычным жестом делятся впечатлениями, заглядывая друг другу в широко открытые глаза, где отражаются синие отблески воды.       Учитель подзывает стайку жестами, собирая в другой зал.       К добру ли, к худу ли, Сатору держали за тупого или — ха! — слепого. Шестиглазый ведь то и дело вспоминал все эти тупые отмазки про её «ясновидящую подругу», которой, типа, всё приснилось. И как он ни крутил в голове «я просто знаю», агрессивно брошенное Микой как огрызок в одном из споров — списать это со счетов, выбрасывая как ничего не значащий клочок случайной фразы, не выходило. Сатору сидел и разбирал по косточкам все её слова и намёки, которые раньше почему-то пропускал мимо ушей.       То, что все происходящие скверные события в последний год слишком уж удобно, и будто бы случайно, складывались в ряд с тем, что Тревеева об этом заранее знала, не могло не привлечь внимание.       Предсказание ли? А какой частью техники-то?       Это походило на параноидальный бред… Но что, если все её «предупреждения» — не что иное, как попытки аккуратно слить информацию о том, что на самом деле было загадано ее дражайшему дядюшке? И, может быть, её приезд в Японию был не превентивной мерой по его сдерживанию, а необходимой вехой в каком-то хитроумном плане? И, чтоб его, он, как полный придурок, ни разу не задался вопросом — действительно ли она здесь исключительно ради него?       Совет. Он. Мика. Аманаи. Хаибара. Сугуру.       Он больше не мог закрывать глаза на прорву нестыковок ее криво сшитой истории. Не имел на это права. А потому намеренно начал собирать каждую мелкую крупицу информации, еще раньше, чем дозрели выводы. Даже переспрашивал о том, о чем когда-то уже интересовался из тогда еще праздного интереса понять «равносильного противника».       Бабка? Садик? Ну-ну.       Сугуру, конечно, долго ломался, играя в самоотверженного хранителя чужих подробностей о жизни, но все-таки сдался, рассказав то, что запомнил из ее слов. О том, как её кошмарила бабка, о которой, как назло, нигде ничего нет. Тревеевы, насколько понятно из немногочисленных нарытых отцом сведений, до недавнего времени насчитывали всего три живых поколения: родители Мики, не так уж долго поучаствовавшие в жизни дочери, дядя и ещё пара родственников. Даже если представить, что у Мики была какая-то дальняя родственница, и ей там жилось несладко, это всё равно хреново вязалось с банальной логикой. Сугуру и сам понял, какая узорная лапша висит у него на ушах, пока пересказывал чужие откровения. Мика, оказывается, дралась в садике и была тем еще диким зверенком. Даже имела веселый диагноз… Сильная, и что самое главное — плохо себя контролирующая менталистка. В садике, полном детей. Шаман. Если это и не было ее намеренной ложью, у него к русским шаманам было много вопросов о методах воспитания подрастающего поколения.       По его собственную душу киллеры являлись, сколько он себя помнит, просто к слову.       В глубине соседнего зала отчетливо раздался дружный хор восторженных возгласов и вздохов, и Сатору выпал из прострации, поднимаясь на ноги и направляя стопы к выходу — его наверняка уже давным-давно заждались в месте встречи. Следовало если не поторопиться, то хотя бы выдвинуться в ту сторону.       Годжо не раз перечитывал её дурацкий дневник, брошенный ещё при первом поспешном побеге. Читал и пытался понять, видел ли хоть что-то, проглядывающееся в дневнике, при их общении. Обозленная на дядю, плевать хотевшая на всё магическое общество и их устои, эгоистка до мозга костей, кайфовавшая от внимания подчиненного парня и зависти подруг. Даже директора школы под себя умудрилась подмять. И что, в Японии всё это сомнительное «добро» из ее мозгов и характера куда-то делось? То, что с раздражения загипнозила его в первые же часы знакомства? Так это даже не смешно, учитывая, что описывала о самой себе годом ранее или даже раньше. Судя по дневнику, она бы подчинила себе весь колледж еще в первую неделю, как только переступила бы порог. Ну ладно, может, она и струсила, но девушка, которая вела этот дневник, явно не отличалась особой осторожностью и умением просчитывать последствия. Неужели люди действительно так меняются?       И вот тут-то шутки заканчивались: от её записи «скоро сваливаю» до реального отъезда проходит почти год. Целый год, за который человек, вроде как, переосмыслил свою жизнь на все сто? Что, блин, с ней такого случилось, что за какой-то год эта самодовольная дурила начала хотя бы пытаться быть осторожной? Дыня дозрела в баклажан? Ну да, её недавние выкрутасы с Советом и якудза всё ещё походили на стиль взбалмошной дуры, но всё остальное?.. И почему за весь год между записью об отъезде и непосредственным появлением в Японии она ни разу не смогла написать пару слов в свой дневник? Не захотела или не могла?       Пропавший год…       Иногда ему приходило в голову, что всё в этом дневнике — полная чушь. Она ведь как-то и сама сказала что-то подобное, когда он попытался подловить ее. Сатору честно попытался представить, что всё это — фальшивка, написанная уже тут, в техникуме. Но за каким чёртом? Чтобы навлечь на себя подозрения? Их и так было — больше некуда. И сколько он ни пытался, никак не мог переварить всю эту странную историю с дневником.       Дальше в этом марафоне дерьмовых странностей шло проклятье рода Тревеевых. Сатору даже не пытался вникнуть в эту муть, потому что мозги, от одной только попытки, начинали плавиться даже у него. Даже с туманными рассказами о порядках на их родине, которыми она как-то скрасила их с Сугуру досуг, понятнее не становилось. Но вот что не давало ему покоя: если проклятье реально существует, она ведь следующая. Так какого черта она ни разу не показала, что это её хоть как-то беспокоит?       Скрытый страх. Ожидание. Обстоятельная подготовка к плану. Ничто в поведении Мики не указывало ни на один из вариантов. Ничто из вышеперечисленного не было постоянным значением на протяжении всех бешеных скачков на диаграмме Микиного настроения, по крайней мере. Штормит ее по жизни.       Или он просто не заметил? Может, не так и не о том спрашивал? Она вроде как говорила, что ей нужно домой, чтобы всё узнать, но почему он никогда не видел, что она по-настоящему боялась? Как будто это не её, а кого-то другого там ждёт смерть.       — Здравствуйте, Годжо-сан. Извините за проволочку, — незнакомый мужчина низко склоняется, пока Годжо проходит к дверям задних сидений автомобиля, оставляя чужую вежливость без ответа.       — Не совсем понял, что у вас случилось, — спокойно признается он, открывая дверцу. Садиться не спешит, дожидаясь ответа выпрямившегося Окна.       — Кояма-сан срочно отбыл по непредвиденным обстоятельствам, — с вежливой улыбкой поясняет мужчина, не торопясь разрывать зрительного контакта и садиться в машину. И, кажется, неслабо нервничает под не прикрытым ничем взглядом голубых глаз Годжо.       Лжи Сатору в его словах не чувствует. Точнее, не видит никаких проявлений на энергетическом уровне, а потому незаинтересованно хмыкает, первым плюхаясь в салон и возвращаясь к собственным размышлениям.       Он помнил только один случай, когда Мика показала, что-то похожее на затаенный страх — когда рассказывала им о смерти дяди. Тогда её энергия колебалась особенно сложно, но он по незнанию и наивности решил, что дело в горе. Потом, из дневника и разговоров с Сугуру, понял, что она, вроде как, едва ли вообще расстроилась. Так что тот всплеск энергии, скорее всего, был вызван страхом, что она следующая. Но вот что забавнее — проскакивала ещё кое-какая любопытная деталь: Тревеева сказала Сугуру, что «рада свалить от дяди», и каждое слово было ложью. Так почему?..       Или взять тот билет «Москва-Киото».       Потерянность.       Какого она вообще забыла в Киото? Судя по дате, Мика гуляла там дней пять. А когда они с Сугуру встретили её в Токио, выглядела как накачанная чем-то в гостеприимной подворотне: словно не понимала, где она, кто такая и кто, в конце концов, представшие перед ней парни. Притоны торчков не так уж и редко попадаются «по работе», чтобы Годжо было не провести параллелей, но это явно не тот случай. Теперь какими только словами он не ругал себя за то, что раньше не прижал её, не допросил, не обратил внимания на её глупую ложь, в которой словно не было никакого смысла.       Потому что, как он ни пытался, поверить в её непричастность с каждым разом выходило всё хуже и хуже.       Все с самого начала складывалось во что-то сильно не то.       Депрессия.       Он же помнил, как её штормило в первое время. Как швыряло от кипучей деятельности до необъяснимого, кажущегося надрывным смирения. Она как будто ждала, что он её грохнет, когда первую установку сняла. Прямо сказала, что ей наплевать, и Шестиглазый точно знал, в тот раз она, вопреки обычаю, не лгала. Так, что за депрессия? Почему девица её возраста, с её возможностями и положением, могла в ней потонуть?       Покушение.       Ещё до того, как она, слабоумная идиотка, сама на себя мишень повесила. Она, Сугуру, миссия. То, что их тогда разделили, как и с Хайбарой, не выглядит случайностью. И у них, кем бы не были эти загадочные «они», вроде как, почти получилось. Годжо пытал Гето, как на допросе, вытягивая о той миссии все, что Сугуру мог и не мог вспомнить. Жаль, конечно, что челкастый друг не владеет «Шестью Глазами», но и того, что он вспомнил и рассказал, достаточно, чтоб ещё больше фантастической ерунды надумать.       Она исцелилась без проклятой энергии.       А это, по всем законам магии, невозможно.       Как ей Гето и сказал.       Но ещё Сатору помнит один странный, на первый взгляд незначительный, момент: в первый раз, когда они только встретились, она была пустышкой в энергетическом плане. Ни единого намёка, что она окажется настолько пугающе опасной. И вот когда они прощались в последний раз, разница бросалась в глаза. И будь он проклят, если хоть немного понимает, как такое могло произойти…       Её тупейшая сказка про то, откуда взялись предсказания.       А ведь она об этом зачирикала раньше, чем их с Сугуру предупредила: спрашивала совета у Сёко, стоит ли рассказывать, ставя под вопрос его грядущий прогресс. Знала, что в той битве Сатору семимильный скачок в технике сделает. И как же глупо потом выкручивалась с этой подружкой-ясновидящей. Сатору до сих пор помнит, как взбесила его эта неумелая ложь, бред про их провал на миссии — хотя, надо отдать должное, тут она не обманула — и то, что вывалила она это всё при малознокомом Окне, ни капли не заботясь, до чьих ушей это впоследствии дойдет.       Миссия и Аманаи…       И напоследок, как говорится, гвоздь программы. Взрыв мозга: её предсказание об участи Хайбары и будущем падении Сугуру. Годжо аж подбрасывало от этих мыслей. Это ж, черт возьми, как в дешёвом триллере: два из трёх её пророчеств уже сбылись. Одно, спасибо ей, он хотя бы смог переиграть — Хайбару спас, словно чертов Человек-Паук, но что насчет Гето?       Если это не просто предсказания, а, чёрт побери, постановка?       Про подругу-провидицу — бред. Энергия Тревеевой разве что с транспарантом не кричала, что все, что она несет чистой воды бредятина. Но что-то явно скрывает. Вопрос только в том, что именно? Может ли оказаться, что Мика научилась не только людьми вертеть, но и реальностью? Сатору до сих пор сомневался в этом выводе, но тогда её чертовы «пророчества» и родовой дар обретают смысл.       Да, она заверяла, что умеет только приказывать, и раньше не демонстрировала даже близко ничего подобного. Но опираться только на её слова — верх глупости. Она ведь может «писать» реальность даже не осознавая этого. Или быть чьей-то пешкой и либо знать об этом наверняка, но не иметь возможности сказать прямо, либо догадываться.       Тревеев-дядя. «Напровидеть» им загаданное кем-то будущее мог и он.       Тогда все ее трепыхания и странные на первый взгляд поступки могли обрести новый смысл. Но тогда кто за всем этим стоит? И кто этот больной на голову ублюдок, что это всё продумал? А главное — для чего?       Но если и так…       Три «предсказания».       Запутанный клубок.       Сатору. Совет. Мика. Аманаи. Тенген. Хайбара. Сугуру.       Хайбара.       При чем тут вообще он? Спусковой крючок, что ли? Если это чья-то хитрая многоходовая игра, то почему Юу — часть «сценария»? Почему он, а не Нанами, который объективно значительно ценнее? Что этот никому не известный безродный пацан мог изменить? Его смерть или спасение — часть чьего-то плана? В ряде пророчеств между сосудом для Тенген и сумасшествием Особого ранга Хайбара, прямо сказать, слабо вписывается. Нанами да Сугуру, в меньшей степени Сёко — единственные, по кому смерть Хайбары бы реально ударила… Может, всё как раз из-за Сугуру и его будущего ренегатства? И вообще, всё ли с Хайбарой решено? Может, он его от одной смерти спас, но к другой приблизил?       Мика… Шутка о привлечении ее к расследованию была просто шуткой. Уж не после всего этого нарытого на Тревееву сомнительного добра. Сатору пока не настолько безумен. Да, на первый взгляд, знать она может едва ли не больше всех, и все подмеченные им странности будто бы прямо указывают на это. Только вот если она имеет ко всему происходящему прямое и осознанное отношение, если в доброго друга она лишь играла, непонятно зачем заручаясь их с Сугуру симпатией, то привлечь ее к расследованию — как посадить кота тунца сторожить.       Только вот если она и не виновата…       Злость Совета, страх администрации, награда за голову, покушения, Микины авантюрные порывы, — многовато для плана «никого не вспугнуть». Даже если открытой войны не стрясется.       Даже если она не виновна, если нет никакого скрытого дара исполнителя желаний… Ее дядя был. И именно к нему в свое время засылали Гакуганджи.       Что загадано: покорность одного Годжо или конечное желание было куда масштабнее? Тот же Сугуру, как Годжо не раз и не два совершенно случайно намекали, тоже был в потенциале весьма своеобразным проклятым конфетти. Было то желание простым и топорным «хочу покорного Годжо», или расписанным пошаговым сценарием, отыгрывающим к нужной точке событий? Куда более масштабным событиям, чем цепной Сильнейший.       В конце концов, учитывая странную змеиную возню в управленческом аппарате, Мика могла быть простым инструментом. Удобным инструментом, учитывая ее силы. Инструментом — и частью сценария. И судя по ее же напряжению в первые недели их знакомства, по мечущемуся из крайности в крайность настроению, могла догадываться об этом, если не знать наверняка.       Лишние риски. Тем более такие.       Она — тот еще прибамбас из серии «Дораэмона», способная уничтожить все вокруг, сама того не желая. Ее скрытность, её ложь, ее странная игра на грани манипуляции… Непонятная роль то ли виновницы, то ли соучастницы… Пока еще есть, куда хуже, Сатору скорее-таки из колледжей всю старую пыль повыметет, чем добровольно обратно Мику позовет.       И неплохо было бы избавиться от частиц ее проклятой энергии. В идеале — понять, как защититься от новых при следующей встрече. Прежде чем инициировать новую встречу и тем более какой-то союз.       Идеи были. Непростые в своей реализации. Требующие немалого мастерства, но, когда это вообще не было для него вызовом?       Плотный поток циркулирующей по телу проклятой энергии давно уже подконтролен. Шесть глаз мелкие серебристо-белые частички плотно сжатой чужой энергии фиксируют стоит лишь внимание обратить. Курсируют по всей площади тела и внутри мельче песка. Почти уже и не ощутимые — он так привык к ним, что иногда забывает, что в теле есть что-то, чего там быть совсем не должно.       Он долго думал об этом. Обряд «Исцеления души» действительно был не тем, что стоило бы пробовать, но Сатору был уверен, что, если частицы цеплялись за проклятую энергию носителей, именно вместе с ней можно было попробовать их просто… Вытолкнуть за пределы тела. Все, разом. Со всей прорвой проклятой энергии.       Ладно.       Первый пробный выброс, хаотичное разбрасывание проклятой энергии в пространство вокруг он проводит на голом энтузиазме. И почти сразу жалеет об этом, бросая взгляд на выпученные глаза водителя, видные в зеркало заднего вида. Машина, мгновение назад вильнувшая на полном ходу, не без труда выправила ход и откуда-то сзади кто-то истерично вдарил по клаксону, выказывая свое возмущение таким пируэтам в плотном потоке.       — Ч-что это было, Годжо-сан? — блеет перепуганный водитель, но Сатору не торопится отвечать.       Его больше занимает вид того, как беззаботно частицы Микиной энергии, вытолкнутые им за границы своего тела, обживаются в теле трясущегося за рулем Окна. А небольшая часть умудряется без оглядки на защитную «Бесконечность» просочиться обратно в его тело, тут же принимаясь активно… Почковаться.       Губы тянет в придурочной улыбке, но Сатору не пытается ее скрыть, с возросшим интересом следя за тем, как восполняют утраченную численность оккупанты в его проклятой энергии.       Возможно, стоит попробовать барьеры. Сложные, заковыристые. С низким уровнем пропускных условий. И, возможно, только возможно, но… Чувство падающего цветка смогло бы помочь вытравить из тела остатки, чтобы очиститься полностью. Но, разумеется, не сейчас. Не в машине, за рулем которой нервный, не привыкший к выкрутасам Годжо мужик.

***

      Приземление выходит тяжким.       Не замечала в моменте столкновения, но кажется адреналин нехило подтер остроту эмоций. И как раз к концу полета начался откат. Если бы сидящий позади Фушигуро не перехватил у меня из трясущихся рук край ковра, черт знает, чем бы все это закончилось.       Кажется, он смачно ругался, когда мы жестко приземлились на крыше одного из жилых домов — у меня в ушах стоял такой лютый писк, что я не то что его, я собственные мысли с трудом могла разобрать, прижимаясь щекой к бетону крыши. Меньше всего на свете хотелось вставать и куда-то идти. Тем более — решать бесконечную череду проблем.       Впечатление такое, словно я сражаюсь с гидрой из древнегреческих мифов — стоит решить одну проблему, как на ее место приходят две новые.       Может я что-то делаю не так?..       Я ведь просто хочу вернуться домой, мать вашу. Почему на каждом шагу выстраивается хренов марафон с препятствиями, где главный приз собственная жизнь и свобода?       — Поднимайся уже, хватит валяться, — раздается где-то над головой голос Фушигуро, закончившего экспрессивный возмущенный бубнеж. — Больше этой штукой управлять ты не будешь.       Да и в жопу иди…       Уперевшись руками в крышу, я кое-как поднялась, бездумным взглядом гипнотизируя пространство перед собой.       Все. Достаточно. Никаких больше побочных квестов. Скипаем сюжет прямиком до отбытия. И если в мире выжил кто-то, обладающий даром воплощать желания в жизнь, я выцарапаю его из-под земли. А потом загадаю себе прямой рейс до родной тушки и привычной жизни, и в рот я шатала местные проблемы и жертв обстоятельств: ничего не знаю — моя хата с краю.       — Ну и что дальше? — недовольно интересуется замерший рядом Фушигуро, вырывая меня из моих мрачных, едких размышлений.       Стягивая с плеч рюкзак, я одариваю мужика тяжелым молчаливым взглядом и решительно дергаю собачку на замке, тут же запуская руку в содержимое. Где-то было…       Рука под скомканной скатеркой нащупывает мягкий клубок. Пальцы ощущают колючую шерсть нитей, пока я обхватив клубок крепче, вытаскиваю его наружу.       — Найди мне последнего живого представителя рода Тревеевых с родовым даром, — уверенно приказываю я, напитывая клубок своей проклятой энергией.       И он вспыхивает золотом, вибрирует в руке мягкой дрожью и соскакивает с ладони, устремляясь к краю крыши. Мне только и остается, что подскочить да метнуться к ковру, игнорируя недоумевающий взгляд Фушигуро. Правда, пока я садилась, игнорируя вопросы Фушигуро о причине моей разразившейся активности, периферия зрения улавливает что-то странное.       К бедрам подкатывается клубок, потерянно и слабо тычась в облаченные в джинсы ноги.       — Не поняла…       — Может объяснишь наконец? — Тоджи носком кроссовка наступает на загнутый край ковра, так чтобы он выскользнул из моих расслабившихся пальцев и выжидающе глядит сверху вниз.       — Этот артефакт должен был найти последнего выжившего Тревеева… — бормочу я, чувствуя, как мурашки маршируют вдоль хребта.       Фушигуро кивает, присаживаясь на край ковра, и если нам доведется взлетать, то это не самое удачное место на летающем текстильном изделии, но я не тороплюсь указать ему на это, погружаясь в размышления.       Нет, по логике… Последней Тревеевой все же была я.       Тяжело вздохнув, я перехватила медленно катающийся рядом клубок, снова сжимая тот в руке и пытаясь понять, как сформулировать мысль верно.       Если магия артефакта была настолько топорной, может не следовало озвучивать фамилию, которой у нужного мне человека по всем соображениям логики быть не могло, раз уж он, вроде как, не законный наследник?       — Найди мне человека, что обладает даром исполнять чужие желания, — решительно озвучиваю я новый запрос, позволяя вновь активировавшемуся артефакту скатиться с руки.       В этот раз я не тороплюсь хвататься за край ковра и оказываюсь права — шерстяной шарик, навернув по крыше пару бодрых кругов, как-то замедлился и будто неуверенно заметался из стороны в сторону. Если бы я не знала, что это бездушный артефакт, подумала бы что он растерян и расстроен…       Но куда важнее было сейчас то, что запрос опять не сработал… Ладно. Быть может, я не совсем верно поняла показанные мне в дыму образы?       Решительно поднявшись, я торопливо нагнала явно потерявшийся артефакт, ловко перехватывая его на очередном вираже и сжимая в кулаке.       — Кажется, это будет сложнее, чем я думала, — бурчу себе под нос, разглядывая аккуратно смотанные светящиеся чистым золотом нити.       — Нужна помощь? — отстраненно уточняет за спиной Фушигуро, по-прежнему сидящий в позе лотоса на краю ковра.       — Как будто тут ты можешь чем-то помочь, — фыркаю я себе под нос, еще раз прокручивая в голове давние нагаданные откровения.       — Не попробуешь — не узнаешь, — благосклонно замечает мужчина, опираясь на поставленные назад руки и во все глаза следя за моими трепыханиями.       Так. Последнее недо-видение было о разговоре мужчины с женщиной, судя по контексту: о погибших к тому времени Тревеевых. Женщина настаивала, что это неспроста, мужчина утверждал, что подобное невозможно… До этого были… Черт, что же там было то? Голос женщины и ребенка. Желание, которое должно было навредить. Еще раньше явное подкладывание молодой девицы под кого-то «старого и противного». Самое первое видение было о скандале из-за неожиданной беременности…       — Надумала что-нибудь? — насмешливо интересуется Тоджи, подперев голову кулаком и оперевшись на собственное колено.       — Пока просто еще разок прокрутила в голове малоинформативные намеки, — фыркнула я, машинально, без задней мысли подбрасывая клубочек и перехватывая его в полете. — Мой дед, кажись, гулял налево.       — Ха, вот ведь редкость, — смеется мужчина, своими глупыми комментариями мешая мне сосредоточиться.       — Ты можешь не отсвечивать, пожалуйста? Спасибо, — с намеком попросила я, выдавливая наигранно вежливую улыбочку, прежде чем отвернуться обратно к панораме города и погрузиться обратно в размышления. — Женщину с ребенком он в дом вести отказался. Позднее голос очень походил на ее же, только взрослее, грубее и более властный. Она подкладывала дочурку под мужиков… Потом новый детский голосок — кого-то заставили исполнить какое-то желания, после которого весь род Тревеевых осыпался как карточный домик.       — Странно, что тебя не зацепило, — с легким намеком на взыгравшее любопытство вновь вклинился в мои рассуждения вслух Фушигуро.       Говорить ему, что скорее всего зацепило, только не меня, а настоящую хозяйку тела, лично я не стала. Только наградила очередным тяжелым взглядом, старательно заползая обратно на волну рассуждений.       — Так и чего, ты хочешь найти того, кто активировал это желание? — Тоджи под моим препарирующим взглядом даже не чешется.       — Типа того.       — Хочешь позагадывать желания?       — Ага. О мире во всем мире.       — И твой волшебный артефакт не хочет искать того человека? — на вопрос, больше походящий на риторический, я даже не отвечаю, лишь вздергивая бровями в молчаливом ответе. — Загадай найти того, кто мог знать про интрижку твоего деда или хотя бы догадываться о ней.       Прозвучавшее предложение кажется на удивление дельным. И даже раскрыв рот, чтобы ответить какой-нибудь колкой подначкой, я тут же его закрыла, еще раз обдумывая предложенное. Что-то странное вертелось на краю мысли, как то самое слово, которое будто вертится на языке, но ты никак не можешь вспомнить его…       И словно обухом по голове: «хочешь разобраться с историей Тревеевых поскорее, найди Горчина и расспроси о причинах нелюбви к деду оккупированного тобой тела». Словно снова услышала воочию, аж мурашки по спине разбежались, вынуждая неуютно передернуть плечами.       Точно ли навеянная иллюзия разговора была просто иллюзией, черт возьми?       — Садись у руля, — еще помня обещание не пускать меня за рулевое, командую я, попутно сильнее стискивая шар. — Итак, найди-ка мне Горчина.       Кем бы он ни был.       И шар наконец сиганул вперед, бесстрашно перекатываясь за край крыши пятиэтажки и скрываясь внизу. А я рывком обернулась к уже приподнявшему ковер в воздух Фушигуро и торопливо запрыгнула ему за спину, сцепляя руки на его груди. Не потребовалось даже ничего больше объяснять, потому что рвануло нас следом за полетевшим вниз клубком стремительно и сильно.