Манипуляции

18 часов назад…       С трудом стянув с ног удобные туфли, я устало привалилась к стене ставшей почти родной квартирки, сбрасывая прямо на пол небольшой бархатный мешочек.       Звякнуло и остро забренчало внутри, а взгляд пополз по окнам. Закат окрашивал небо над домами напротив в красивые розовато-персиковые цвета. Заполошно носились чёрные точки птиц. И я наконец устало выдохнула, выпуская всё накопившееся напряжение.       Предложенное Сиюкавой выгорело без проблем. Прошло без сучка и задоринки. Меня не трогали, поселив в одной из гостевых комнат хозяйского дома, безмолвная прислуга приносила еду, даже не поднимая глаз от пола. А на следующий день после знакомства с главой клана я развлекала себя тем, что с подачи хозяина выловила всех обитателей небольшого посёлка и перевнушала каждому встречному забыть обо мне, как только покину их.       Приглашённый Кацу мужчина, Ватари Кото, оказался одним из крупнейших брокеров Токио, работающим с европейскими алмазными биржами и местными ювелирными домами. Он был чуть старше сорока и обладал поистине приятной внешностью. Был метисом, как пояснил сам за чашечкой чая после того, как маленькие сверкающие камешки были переданы в моё безраздельное пользование.       Четырёх миллионов долларов хватило на семьдесят один пятикаратный бриллиант, и когда я впервые увидела это великолепие, приличной кучей рассыпанное на дне обитой бархатом металлической коробки, то едва не потеряла дыхание. В глазах аж зарябило от ярких переливов.       Вопреки ожиданиям, покинуть вынужденно гостеприимного хозяина не составило труда. Мне выделили машину, я внушила неназвавшемуся водителю забыть меня сразу, как он отъедет от подъезда, и вот я тут.       С трудом могу поверить, что это клятое, по дурости начатое приключение наконец закончилось, а у моих ног в чёрном мешочке валяется порядка четырёх миллионов долларов. Он весит-то не больше ста грамм. Пачка риса тяжелее.       Бродило в глубине души смутное предчувствие наёбки, но я намеренно гнала от себя всякие сомнения. Не столько даже из чувства оптимизма, сколько от общей усталости. Досадно будет узнать, что все танцы с бубном в пустую, но у меня уже даже моральных сил нет пережёвывать все эти докучливые мысли и волнения. Так что я просто стаскиваю с плеч поднадоевший, слишком уж «в облипочку» пиджак, и сомнамбулой плетусь в сторону ванны, попутно закинув мешочек с брюликами в злосчастный рюкзак.       Катая в воде куски ароматной, слегка скрипящей от моих прикосновений пены, я размышляла о том, что слишком уж задержалась здесь, бесцельно тратя своё время. Главная причина моего возвращения пусть и не полностью, но передана Сатору. Прислушается ли он… Мне не хотелось брать на себя за это ответственность. Мне хотелось домой: туда, где есть пусть не самая лучшая на свете, но знакомая и комфортная работа, где есть друзья и мать, занимающие важные ниши в моей душе. Где не нужно будет волноваться, что через пару лет от всего круга общения могут остаться лишь фотокарточки на память. Там риск, конечно, тоже не исключён, всякое бывает, но тут это почти гарант.       От досады шлёпнув ладонью по воде, больно стукнулась локтём о борт ванны и разъяренно взвыла, давая волю и эмоциям, и слезам, хлынувшим следом.       Попытка уйти в отрицалово не выгорела, мысли, пришедшие к судьбе местных подростков, шипящей кислотой ошпарили где-то в области сердца, лишая и без того хрупкого самообладания.       Остаток водных процедур проходил в тщетных попытках прийти к хоть каким-то решениям, не начинающимся с «гори оно всё синим пламенем». А по выходу из ванны я заливаю в себя кружку молока и падаю в спальне, намереваясь наверстать упущенные ночи, прошедшие без сна.       Сон не сразу принял в свои объятья. Ещё долго я периодически просыпалась то от слишком громких звуков за окном, то из-за того, что нога слишком сильно дёрнется. Но забытье, тяжёлое и тёмное, наконец поглотило, чтобы вскоре выплюнуть обратно.       В комнате было прохладно: открытое днём окно и прохлада на улице выветрили спёртую духоту из маленькой комнаты. Часы на тумбочке показывали семь минут восьмого часа, и я чувствовала себя чуть бодрее и спокойнее, чем всю прошедшую неделю.       Сбросив простыню, я натянула бельё с толстовкой и, потирая лицо, решилась-таки приготовить что-то посерьёзнее бутербродов, которыми питалась последние пару дней. Вчерашние угощения в доме Сиюкавы выглядели презентабельно, только вот от волнения не лезли в глотку, и я в основном ограничивалась чаем. Сейчас же организм потребовал чего-то более существенного, да и настроение, несмотря на утреннюю истерику в ванной, стало чуть менее гадостным. Хотелось приготовить чего-нибудь незатейливого, но сложнее нарезки сыра с колбасками.       Телевизор, включённый на фоне, мурлыкал музыкальным каналом, ненавязчиво разбавляя неуютную тишину, в сковороде шкворчали помидоры. Я же взбивала вилкой яйца, прикидывая, хочу ли заморачиваться с нарезкой зелени, или потёртого сверху сыра будет достаточно для утоления гастрономических фантазий.       А потом случилось что-то очень странное. Пробежавший по полу холодок, совсем не характерный для летнего месяца, в одночасье заставил все мелкие волоски на теле приподняться дыбом. И не успела я осознать и испугаться, как боковое зрение заметило что-то тёмное и большое, стремительно бросившееся ко мне из центра комнаты. Пришлось в срочном порядке отскакивать в сторонку, подальше от затрещавшего кухонного гарнитура и шумно брякнувшей плиты.       Сковорода, задетая огромной сколопендрой, с громким шумом свалилась на пол, разбрасывая содержимое. Миска, неосторожно брошенная мной, опрокинулась, выливая взбитое яйцо по тумбам, а я, вжавшись в стену на полусогнутых, с удивлением и испугом осматривала длинное сегментированное тело. Только вот от славных представительниц нормального животного мира эту отличало наличие рук, самых настоящих трёхпалых рук с нечеловечески длинными когтями, и белых «кричащих» масок по всему телу. И ни у одной из этих клятых масок не было глаз или чего-то, что за них отвечает.       Двигаться мы с ненадолго замершей тварью начали одновременно. Она дёргано отлепилась от кухонного гарнитура, перебирая всеми своими монструозными конечностями, а я пулей рванула в сторону входной двери, заполошно пытаясь понять, что мне делать. И какого хрена ублюдские сколопендры так популярны в местном бестиарии. Какая она по счёту?! Четвёртая???       Дорога к двери далась быстро, даже при наличии заплетающихся ног. Сердце колотилось в глотке, дыхание давалось с трудом — несмотря на то, что это было не первое столкновение с монстрами, я определённо, точно и без малейшего смущения была в ужасе.       Болезненно врезавшись в дверь на полном ходу, дрожащими руками попыталась открыть замок, закрытый аж на три оборота. Угадайте, чем закончилось?       Болезненный удар со спины, прошедший по диагонали от плеча до бедра, ошпарил спину чудовищной болью и на пару долгих мгновений помутил сознание. Меня отшвырнуло, будто безвольную тряпичную куклу, бросило к невысокой тумбе под телевизором, и тонкая плазма, словно издеваясь, свалилась сверху, добавив в боль дополнительные оттенки неприятных чувств.       Непередаваемое словами ощущение разошедшейся на спине кожи отрезвило, стряхивая налёт паники, и породило в груди ставшую почти забытой ярость, но эта же боль украла свободу движений, потому что пришла не с маленькой царапинкой. Спина намокла и будто раскалилась, на бока под свободной футболкой потекло горячее и вязкое. Слыша, как цокают когти об не закрытый ковром паркет, как шуршат сегменты хитинового тела, я рывком вскинулась, отрывая себя от пола и стряхивая придавившую сверху плазму, и так же, на четвереньках, поползла в сторону. Судя по грохоту об стену, тварь врезалась в бывшее место дислокации с опозданием в пару секунд.       Я не знала, куда бежать. Перескочила через диван, краем сознания поразившись своей же прыгучести в критической ситуации, юркнула под барную стойку, чтобы на кухонной зоне задать крюк и попытаться добраться до двери. Проклятье двигалось слишком резво, отставая всего на пару шагов, и это лишало всякой надежды открыть дверь и выбраться отсюда.       Ещё один круг, заложенный по комнате, чтобы спасти собственную шкуру и дать себе время на поиск решения, сопровождался грохотом и стрекотом. Я была достаточно зла, чтобы не бояться, но недостаточно в ярости, чтобы потерять здравый смысл и попробовать пойти в лобовую атаку. Впрочем, кружение по одной территории очень скоро сыграло против меня. Попавшая под ногу разорванная подушка крайне неудачно заскользила по паркету, и меня повело, сбивая с ровного бега. Этого проклятью хватило за глаза — оно бросилось вперёд, вскидываясь высокой дугой, вцепилось в меня парой конечностей, глубоко под кожу загоняя когти, и повалило на пол. Где-то под потолком звонко треснуло стекло, а потом на нижнюю мою часть тоже обрушилось чужое тело, изо всех сил стискивая трёхпалыми ледяными руками.       Залившая комнату темнота совершенно не добавила мне преимущества. Я завозилась, надеясь сбросить чужую хватку, но цеплявшихся в меня подобий рук было слишком много. Они перебирали по голым ногам, царапали и взрезали кожу на бёдрах, перехватывали руки, мешая мне цепляться ногтями за стыки сегментов на хитиновом панцире в наивной попытке затормозить этот жуткий процесс.       Тварь словно перебирала меня в руках, стремясь взять удобнее, и мои трепыхания, как и натужные рыки от бессилия, были ей совершенно безразличны. И, когда она начала приподнимать меня от пола, а характер движения стал напоминать попытку оплести, я забилась изо всех сил, судорожно тараща глаза в темноту не видя ни зги, но отчаянно бормоча в пространство бесполезное «сдохни».       Сдавливающая хватка очень быстро начала мешать дыханию, пустые приказы звучали уже хрипло от попыток кричать громче. Всё было бестолку, и на краю сознания, совсем рядышком со злостью от боли и бессилия, затрепыхалось странное чувство обречённости. И с каждой чёртовой минутой, с каждым мгновением, как тело моё неизбежно слабело от кровопотери и продолжительности пустой борьбы, липкая обречённость всё сильнее опутывала разум, глуша любое другое чувство или эмоцию. И я наконец оборвала хриплый шёпот с бесполезными приказами, невидяще уставившись вверх на смутно угадывающийся потолок.       Зря я, наверное, днём закрывала на окнах шторы. Быть может, тогда умирала бы не в тревожной темноте.       Неожиданное падение не напугало, скорее уж удивило. Как и пропажа стискивающих объятий по всему телу.       Растерянно хлопая глазами в сторону всё того же потолка, я замерла на полу, пытаясь осмыслить произошедшее, но уже через секунду дёрнулась в сторону в искреннем желании свалить отсюда подальше. Правда, тело было против.       Голову повело, руки с трудом удержали от очередного падения мордой в пол, и я так и замерла, вынужденно ища равновесие в пространстве и пытаясь справиться с зашалившей вестибуляркой. Судя по тому, как онемела, потеряв чувствительность, спина, кровь идти не перестала. Да и ноги по всей длине, от бедра до щиколоток, ныли нещадно, давая понять, что ран на мне немало.       На то, чтобы справиться со слабостью, ушло три протяжных вдоха и четыре выдоха, а потом я раздуплилась и вспомнила, что могу хотя бы попытаться себе помочь. Концентрация давалась на удивление легко — когда тебя и так почти отключает, очень просто отринуть лишние мысли и сосредоточиться на ощущении своего тела. Главное, не провалиться в обморок раньше, чем применю обратную технику.       Боль, снова схватившая тело, казалось, разворошила каждую клеточку раскалённой иглой. Взвыв, я дёрнулась изо всех оставшихся сил и неловко, кособоко завалилась на бок, подвывая от ощущения того, как стягивается кожа на ранах. Это чувство казалось ещё неприятнее, чем само нанесение ран в процессе заполошного бега по квартире, и новых волн отупелой злости избежать не вышло. Я даже ногами по полу засучила от переизбытка эмоций и невозможности их как-нибудь выплеснуть. Впрочем, что странно… В этот раз боль не отключала сознание совсем, как бывало все прежние разы, и я позволила себе невесёлую усмешку, находя это забавным и крайне несвоевременным.       Грохот входной двери, словно её выломали, испугал, и я тут же забыла про все свои страдания и болячки, вскакивая и с нехорошими предчувствиями вглядываясь в проход.       — Надо же, жива ещё? — раздавшийся мужской голос показался знакомым, и я подслеповато сощурилась, пытаясь разглядеть незваного визитёра.       Свет, падавший из подъезда, освещал учинённую в квартире разруху и высокую фигуру на пороге. Казавшийся знакомым голос тревожил, но я была слишком потрясена минувшим нападением, чтобы вот так, с ходу, опознать его личность. Зашевелились нехорошие подозрения, что провёрнутая афера с грабежом таки аукнулась мне и передо мной кто-то из якудза, из тех, кого не успела поймать под внушение. Только вот недавнее появление тут проклятья вообще в таком случае выпадает из теории.       — Ну, так и будешь сидеть? Подождём следующую партию головорезов или соизволишь поднять задницу от паркета и собирать шмотьё? — человек шагнул вперёд, сложил руки на тонкой талии, давая оценить силуэт весьма мощной фигуры.       А до меня наконец дошло. Знакомый голос наконец опознался, рост и ширина плеч лишь подкрепили догадку. Но… Да быть того не может!       — Фушигуро? — неуверенно, опасливо даже позвала я, щурясь сильнее, чтобы разглядеть лицо. Зрение, лишь недавно привыкшее к темноте в квартире, с трудом справлялось с ярким светом, бьющим из приоткрытой двери.       — Да-да, — небрежно взмахнул он рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Соображай шустрее. Или ты правда хочешь дождаться тут следующих?       Небрежно брошенный вопрос, подначка даже, породил какой-то ещё больший ступор.       — Ну давай, девчуля, просыпайся, а то бесить уже начинаешь, — фыркнул он недовольно, проходя в квартиру и безмятежно, как ни в чём ни бывало, отправляясь к холодильнику.       Абсурдность ситуации поразила в самое сердце. Не сдержавшись, я от души расхохоталась, заваливаясь обратно на спину и прихватывая напряжённый от смеха живот. Кажется, на глазах даже слёзы снова выступили, но я не обращала на них внимания, самозабвенно ухохатываясь и стараясь при этом дышать. Виски заломило, но я далеко не сразу смогла успокоиться. Только когда на лицо откуда-то сверху вылилась ледяная вода, я всё-таки смогла справиться с этим приступом. Хотя, скорее уж, нечаянно захлебнулась и закашлялась, враз забывая про истеричное веселье.       — Легче? — наигранно-участливо уточнил этот образец заботы сверху, и, открыв глаза, я сумела разглядеть его лицо. Свет, падающий из приоткрытой двери, теперь освещал, а не перебивал.       Мужик смотрел равнодушно. С лёгким намёком на любопытство. Таким лёгким, что можно и не заметить.       Пришлось вставать на дрожащие ноги, тут же отступая в сторону, чтобы не упираться носом в чужую грудь.       — Откуда ты тут вообще взялся? — хриплым после криков голосом поинтересовалась я, искренне удивлённая этой встречей.       — Мимо проходил, — насмешливо хмыкнул он, осматривая меня с ног до головы.       Я тоже невольно опустила взгляд, осматривая себя. Порванная толстовка, словно ставшая жертвой миксера, кровавые разводы в прорезях дыр и на ногах. Представляю, что у меня на голове.       — Значит, ты, мимокрокодил, решил проявить благородство и спасти кого-нибудь по пути? — хмыкнув, уточнила я, возвращая взгляд к его лицу. Не знала бы, что он не может призывать проклятий, решила бы, что нападение его рук дело. Больно вовремя. — Типа — спасибо?       — Двести йен, — бросил он, беспечно и незаинтересованно пожимая плечами.       — Чего?       — Двести йен, — услужливо, даже как-то… Будто из жалости к слабоумной, повторил он, продолжая невозмутимо буравить взглядом. — Мастер проклятий слабенький был, даже посопротивляться не успел. Так что — двести йен.       От абсурдности складывающегося диалога хотелось взвыть. Ощущение понимания и одновременного непонимания произносимого этим мужчиной походило на оторопь после сильного удара. Может, меня башкой приложило в процессе салочек? Хотя обратная техника должна была и сотряс поправить, если он был.       — А-а-а, пф… Мастер проклятий, он?... — я неловко замолчала, не понимая, есть ли смысл вообще что-то у него спрашивать. Может, он правда ничего не знал и оказался рядом по чистой случайности.       — Когда лезешь к серьёзным дядькам, стоит быть готовой, что привлечёшь чьё-то внимание, — вдруг с глумливой насмешкой объясняет он. — Ну так что, ты будешь собираться или останешься тут в ожидании следующих охотников за наживой?       — Собир… Что?       — Тебя головой приложило? — устало спросил он, кривясь в недовольстве. — Твоё предложение. О сотрудничестве. Судя по всему, тебе теперь это по карману, а я действительно не отказываюсь от работы. Так что если ты не надумала сдаться и подарить кому-нибудь свою глупую голову, то советую собирать манатки и поживее.       — Ух ты как, — почти восхищённого присвистывания сдержать не удаётся. — Ахренеть…       Так, ладно, походу, с моими мозгами действительно что-то не так. Понимание ситуации приходить отказывалось, хотя я, кажется, вполне себе осознавала смысл отдельных слов и даже предложений. Да в целом я вполне себе понимала, что он говорит, только вот… Чтобы Фушигуро таки принял моё предложение?.. Может, я просто сплю? И вижу яркий сон…       — Давай уже, — дёргая меня за плечо и небрежно подталкивая в сторону двери в спальню, цедит мужчина раздражённо.       Вместо спальни я сворачиваю к ванной, но, открыв дверь, замираю, всё ещё не уверенная в реальности всего происходящего.       — А откуда ты знаешь про серьёзных дядек?       — Потому что один из сдавших тебя мастеров проклятий спалил твою мордаху именно рядом с якудза, — фыркает он, падая на почти разваленный диван. Замолкает на несколько томительных мгновений, глядя куда-то в сторону сломанной плазмы: — Сколько ты у них умыкнула?       — Не твоё дело, — огрызаюсь против воли, раньше, чем успеваю сообразить, кому показываю зубы.       От того, как медленно он поворачивает в мою сторону голову, раскидывая руки по спинке дивана, становится даже жутковато.       — Уверена?       Ответить не дают отчётливые звуки приближающегося топота из подъезда, а потом дверь приоткрывается, и на пороге застывают мужчина с женщиной в полицейских формах.       — На пол! Оба! Живо!!!       Активная смена действий лишь добавляла накала слабости. Лечь казалось не такой уж и плохой идеей.       Направленный на меня луч фонарика в руках женщины вместе, к слову, с дулом пистолета в руках мужчины, заставляют попятиться и прикрыть лицо руками.       — Девушка, вы в порядке? — кажется, разглядев мой внешний вид, чуть менее агрессивно интересуется приятный женский голос.       — Ты, не двигайся! — гаркает одновременно с этим полицейский, и я сквозь щёлки меж пальцев вижу, что свет фонарика и пистолет теперь обращены на поднявшегося на ноги Фушигуро.       Ох, вот только не хватало тут мокрухи с полицейскими…       — Подождите! Он не опасен! — я порывисто шагаю вперёд, в мыслях ухохатываясь с собственного же утверждения.       Ага, мужик, хладнокровно застреливший школьницу меньше месяца назад. Совсем не опасен… Но если этот «не опасный» решит перебить полицаев, ситуация станет ещё паршивей.       — Этот парень спас меня: мы с моим парнем немного поссорились, — как можно правдоподобнее лепечу я, замирая, когда дуло полицейского оружия ненадолго, но весьма доходчиво обращается в мою сторону.       Очень хотелось верить, что бытовое насилие здесь вызывает такое же отторжение, как на родине, и они снизят градус подозрительности. Впрочем, мне всего лишь нужно подойти достаточно близко, чтобы установить зрительный контакт. А ещё извернуться и загипнотизировать обоих одновременно, чтобы никто не успел ничего заподозрить.       — Всё в полном порядке, — бросая взгляд и приказ в глаза мужчины, заверяю я, краем зрения отмечая, что он опускает оружие, но не тороплюсь отвлекаться и тут же всматриваюсь в глаза женщины: — Здесь не случилось ничего страшного и требующего вашего присутствия.       Я закрепляю воцарившееся спокойствие, внушая забыть об этом вызове и воспринимать его как небольшую семейную ссору, и уже спустя пять минут прикрываю дверь за ушедшими полицейскими, устало прислоняясь лбом к деревянной створке.       Господи Боже, дай мне сил…       — Полезная у тебя способность, — с каким-то хищным весельем комментирует где-то за спиной Тоджи, и я согласно хмыкаю, оставляя его без дальнейших комментариев.       Покачав головой, я прячусь в ванной, оставляя все разборки на потом, а Фушигуро в тёмной комнате. Наспех принимаю душ, смывая с тела остатки крови, разглядываю тонкие розовые полосы, оставшиеся от особо глубоких порезов, и судорожно пытаюсь понять, какая из разозлённых мною собак решила цапнуть меня за задницу.       Сквозь шум воды показалось, что раздались голоса, и я испуганно застыла, сжимая в руках полотенце и прислушиваясь, но очень скоро снова стало тихо. А когда я, натянув вчерашние вещи из корзины со стиркой, показалась в гостиной, Фушигуро обнаружился у покорёженных тумб, безмятежно нарезающий что-то.       Я не стала закрывать дверь ванны или выключать свет, чтобы оставить хоть какое-то освещение, и теперь из ванной по комнате плыл лёгкий запах ванили и кокоса.       — Кто-то приходил? — тихо интересуюсь я, нарушая безмятежную тишину квартиры. Если закрыть глаза на ужасный беспорядок, можно даже представить, что ничего страшного тут не произошло.       — Ага. Очередной сосед.       — Очередной?       — Одну отвадил ещё по пути к тебе, этот вот выполз, когда всё стихло, — пренебрежительно бросил мужчина, явно потешаясь с чужой осторожности.       Я кивнула, направляясь к валявшимся в стороне от дверей ботинкам. Видимо, вышибая дверь, Фушигуро нечаянно смел всю мою немногочисленную обувку у порога. Впрочем, это не самая большая часть учинённого в квартире беспорядка. Теперь придётся оставить хозяйке квартиры солидную сумму компенсации.       — Славненько, — бросаю я, натягивая ботинки, чтобы не наступить на что-нибудь из разбитого и разбросанного по всей комнате. — Так что? Откуда ты вообще узнал, что на меня объявлена охота?       — Это не охота, — пренебрежительно фыркнул он, так и не поворачиваясь, откусывая бутерброд. — Просто какой-то идиот приметил тебя, опознал и решил нажиться.       — Всё ещё не понимаю, как в эту стройную цепочку логики затесался ты, — не без лёгкого намёка на осуждение заметила я, сходя с места, чтобы тоже себе что-нибудь приготовить.       Плиту, заметно помятую, трогать было страшно. И, хотя запаха газа рядом с ней не ощущалось, я не была уверена, что её стоит включать. Так что оставалось только дорезать остатки колбасы с сыром и довольствоваться бутербродами. Вроде как в холодильнике оставалась половина бутылки молока…       — А в стройную цепочку я затесался благодаря связи с семьёй, которая согласилась проспонсировать отсечение твоей головы от тела, — ответил он с набитым ртом, первым суя нос в холодильник. Правда, тут же скривился, увидев там только молоко и бутылку негазированной воды. — Предпочитаю отслеживать заказы этого клана.       Удивлённого свиста сдержать не вышло. Я даже колбасу с бутерброда уронила в начавшее подсыхать яйцо, пока таращилась в сторону Фушигуро, шумно хлебающего холодную воду. Пришлось выкидывать солидный кусок мяса и довольствоваться хлебом. Впрочем, желудок так сводило от голода, что и это показалось достаточно сносным.       — Ну надо же, взбесила самих Зенинов? — не без насмешки протянула я, поворачиваясь к привалившемуся к стене Тоджи и пытаясь получше рассмотреть эмоции на его лице.       — Ага, с чем и поздравляю. А теперь собирайся.       — Ты на полном серьёзе собираешься принять моё давешнее предложение? — каюсь, прозвучало слегка глумливо, но я ничего не могла поделать с удивлением от поворота событий.       Помнится, кто-то весьма пафосно выплюнул в ответ на мои предложения «не интересует».       — Ты как пиньята, малая. Стукни тебя посильней — и посыплются конфеты.       — Стукнешь меня, и прикажу тебе вскрыть себе глотку, — теряя прежнее натужное веселье, мрачно обещаю я.       То, как он оттолкнулся от стены и размашисто шагнул ближе, обсыпало загривок колючими ледяными мурашками, но я буквально заставила себя стоять на месте и упрямо глядеть в чужие глаза.       Фушигуро подошёл ближе вальяжной неторопливой походкой, безмятежно глядя на меня сверху вниз. Прищурился чуть сильнее, склонился в поясе, намеренно нависая для большего устрашения. Так… Клишировано-брутально, что меня аж перекосило.       — Попробуй.       — Нет, ну серьёзно! — не выдержав, я всё же сдалась, отшагнув назад и всплёскивая руками. — С чего вдруг перемены в настроениях? Ты, кажется, отказался.       — Я передумал. У тебя есть деньги и нет возможности их защитить. Можно было бы, конечно, просто забрать у тебя всё и ещё и от бывших родственничков гонорар получить, — под конец собственных размышлений он как-то подозрительно замолкает, отводя взгляд в сторону, и я против воли напрягаюсь из-за этой заминки. — Триста тысяч йен в неделю и премия по пятьсот тысяч сверху за каждого кретина, что придёт за твоей головой.       Последнее предложение… Как-то плохо поддалось пониманию.       — Что?       — Цена твоей безопасности. Пока ты сможешь покрывать эти расходы, можешь не переживать о собственной жизни, — улыбка на тонких губах сделалась уже откровенно издевательской, опять словно разговаривал с умственно отсталой. Хотя, справедливости ради, именно такой я себя сейчас и ощущала. Ибо совсем не понимала столь резких перемен.       Вообще-то отчаянно хотелось поторговаться. Я, в общем-то, поняла, что названные суммы — это озвученная зарплата для личного секьюрити. И, учитывая, что я понятия не имею, какой там курс доллара к йене, я даже примерно не представляла, на сколько хватит моих четырёх миллионов для этого бугая. Типа… Пара месяцев? Полгода? Почему эта дядя такая дорогая? А если кроме этого типа на меня больше никто не позарится и я буду спускать деньги впустую?       Ожидающий взгляд Фушигуро терпеливо буравил моё лицо, разве что губы в уголке со шрамом чуть заметно приподнялись. Я же решила, что проблемы нужно решать по мере поступления. И для начала действительно свалить отсюда, раз уж кому-то стала известна моя дислокация.       Так что да. Я оставила озвученную сумму без ответа, отлучившись в спальню, чтобы переодеться и забрать свой рюкзак с богатством и другими полезными приспособлениями. Прихватила ковёр, всё это время скатанным рулоном ждавший своего часа в углу маленькой комнатки, и молча вручила всё это Фушигуро, предлагая встретиться на крыше через пару десятков минут. Наверное, нет ничего странного, что он меня не послушал.       Соседка, с которой хозяйка квартиры находилась в приятельских отношениях, открывала боязливо, и внушение ей делать пришлось через узенькую щелочку. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы дать нужные установки и передать в протянутую руку два камешка бриллиантов, которые худо-бедно должны были компенсировать полный ремонт в разрушенной по моей вине квартире. Там даже больше выйдет, если менять на йены, но это было что-то вроде компенсации за причинённые неудобства.       Тоджи за спиной осуждающе вздыхал, словно я раздавала его кровно нажитые деньги, но я старательно игнорировала это навязчивое присутствие и осуждение, тепло попрощавшись со всё ещё напряженной женщиной, и только тогда двинулась в сторону крыши. Где пришлось тратить ещё около десяти минут, чтобы спрятать в скатерть самобранку обнаруженное там тело — оказывается, натравивший на меня проклятье человек всё время, что я прыгала по квартире в попытках спасти шкуру, спокойно себе медитировал наверху здания. Пока Фушигуро не познакомил его печень со своей заточкой.       — Сколько курс доллара к йене? — складывая скатерть, чтобы убрать её обратно в рюкзак вместе с уликами внутри, уточнила я, стараясь не думать, что вид трупов вызывает у меня всё меньше адекватных реакций.       — Сто двадцать-сто двадцать две, примерно, — невозмутимо и как-то безынтересно бросил в ответ Тоджи, с куда большим интересом шаркая мыском лёгких кроссовок по углу разложенного мной ковра самолета. — Зачем тебе эта штука?       — Высоты боишься? — вместо ответа уточнила я, невозмутимо усаживаясь под его взглядом в нужное для пилотирования место.       — Оно летает? — интереса в голосе, как и веселья, стало больше. Я так и видела, как загорелись глазки привыкшего хапать себе любопытные артефакты.       Забавно, как мастерски этот человек игнорирует вопросы. Прям суперспособность какая-то почти.       Я вздохнула, присаживаясь на рулевое место, помяла в руках рюкзак, раздумывая над тем, чтобы надеть его спереди, но уже спустя пару минут трусливо закинула на спину, вдевая руки в лямки. Тоджи будет позади, и я очень хочу увеличить расстояние, которое между нами будет вынужденно установлено весь предстоящий полёт.       — Садись позади… Держись крепче, — с трудом выдавила я последнее распоряжение, стараясь звучать как можно более… Решительно, наверное. — Можно было бы и пешком, но по земле больше рисков нарваться на кого-нибудь ещё.       Странно было, что он больше ничего не спрашивал и совершенно не спорил. В ответ на пояснение только пожал плечами, а потом плюхнулся позади, вошкаясь и пытаясь устроиться удобнее. Несколько раз болезненно задел коленом, пока соображал, как устроить ноги, чтобы удобнее за меня схватиться, и когда длинные чужие культяпки попытались обогнуть мои скрещённые ноги — да почему он такой невозмутимый-то? — пришлось отбиваться, попутно объяснять принцип вождения этой штуки и отказывать зажёгшемуся энтузиазму в возможности «порулить».       Я старалась не думать о том, что позади я оставляю разгромленную квартиру. Главное, найти парней до того, как им взбредёт в голову прийти в гости. Нужно поторопиться найти новое пристанище на ближайшие сутки, ненадолго оставить там Фушигуро-старшего, а потом рискнуть и посетить техникум, чтобы достойно попрощаться с ребятами. И попробовать передать Годжо, что одна из миссий может стать для Гето переломным моментом.       Кивнув накиданным планам, я взялась за край ковра, покрепче сцепила зубы, чтобы промолчать на крепкую хватку на боках, и плавно повела летающий артефакт вверх.