Манипуляции

      Акио за рулём чёрного седана нервно барабанит пальцами по рулю, пока я, кутаясь в пиджак плотнее, торопливо семеню от подъезда до парковки и оглядываюсь по сторонам.       Очень хочется верить, что Сатору не притаился где-нибудь за углом, пристально отслеживая каждый мой дальнейший шаг. Я, пожалуй, не взялась бы предугадывать его реакцию на мою затею, а потому раскрывать планы не хотелось до одури. Тем более не хотелось бы быть пойманной им за руку.       — Чего так долго? Мы опаздываем, — ворчит мужчина, стоит мне закрыть за собой дверь на переднем пассажирском.       — Поехали уже.       От состоявшегося разговора всё ещё было дискомфортно. Больно радикально переменился Годжо под конец. Не то чтобы я ожидала от него беззаботности и легкомыслия, но вот взгляд, которым меня одарили после слов о возможном будущем Сугуру, запомнится надолго. Словно посмела оклеветать святого мученика… Хотя, может, в видении Сатору именно так всё и выглядело… И всё-таки такое ощущение, что в ту секунду его неприязнь ко мне взлетела даже выше, чем в первый день знакомства, когда я дерзнула подчинить Шестиглазого своей воле. Что, на минутку, весьма показательно.       — Когда приедем, не вздумай открывать рот, — вдруг заговаривает Акио, вырывая меня из тревожных размышлений.       Удивление инициативностью было… Острым. Я оторвала взгляд от бокового стекла, чувствуя, как шире распахиваются в неверии глаза. Это он мне?       Любопытно. Нужно было внушить побольше… Уважительного отношения, а то от уровня пренебрежения в его «совете» аж зубы сводит.       — Поменьше гонора, — отзываюсь я, отворачиваясь обратно к окну.       Ненавязчивые завывания из радио какой-то местной радиостанции, в треки на которой не хотелось даже вслушиваться, проносящиеся за окном ярко-освещённые улицы и прохожие — если приложить чуть больше усилий для отчуждения, можно было вообразить, что я сейчас в родном мире, в прошлой жизни, еду куда-нибудь в гости к знакомым.       — Итак, дружочек-пирожочек, рассказывай, что узнал, — откидываясь головой на подголовник, тихо командую я, убавляя громкость магнитолы и прикрывая глаза.       Очень надеюсь, что этот сомнительный образчик джентльменства и воспитанности раздобыл хоть какую-нибудь значимую информацию с последней нашей встречи. Не хотелось мне соваться в совершенно незнакомое осиное гнездо.       Мураи прочищает горло, и я чувствую по движению машины — перестраивается в правый ряд. В мелодию вплетается монотонный писк поворотника, и мужчина наконец открывает рот для доклада:       — Связаться с Сиюкава-сама действительно непросто, — как-то даже опасливо признаётся он для начала. — Обычно перед ним отчитываются Аридзава-сама и Курои-сама, они там рулят всеми важными делами в семье. Курои-сама буквально правая рука шефа.       Я чуть напряжённо морщусь, не открывая глаз — непривычные для слуха фамилии в голове умещаются с трудом. Приходилось усилие прикладывать, чтобы понимать, что именно говорит Акио. И поди разбери, то ли это от того, что я тупая, то ли из-за иностранного языка, который для занятой мной головушки не является родным, то ли ещё по причине малого количества данных.       — Чтобы добиться встречи с Сиюкава-сама, лучше выходить на кого-то из этих двоих. По поводу фармацевтики — два с небольшим года назад Аридзава-сама предложил боссу вложить бабки в небольшую компанию по производству каких-то там бадов. Продажи попёрли, так что через полгода они типа выкупили права на производство и теперь навариваются сами, — мужчина судорожно вздохнул, набирая кислорода для продолжения бодрого рапорта. Даже забавляла отдача, с которой мужчина делился добытой информацией, если забыть, что это не от искреннего желания. — Общая прибыль семьи порядка трёх-четырёх миллиардов в год, учитывая все ниши бизнеса.       Я впечатлёно присвистнула, пытаясь справиться с въедливыми мурашками, высыпавшими по плечам. Судя по всему, это не просто шайка с ближайшего района. Не первый раз зашевелились опасения: если это настолько крупный клан, едва ли стоит рассчитывать на их беспечность. Более того, как бы не выяснилось, что у клана этого имеется связь с миром шаманов… Не хотелось бы засветиться, выползя буквально под нос кому-нибудь из старикашек. Будет тогда вообще не смешно.       — Скажи-ка, Мураи, а ваш клан случайно не сотрудничает с шаманами? — осторожно кошусь я на мужчину, пытаясь подавить поднимающуюся тревогу.       Мужчина за рулём задумчиво хмыкает, беря слишком уж подозрительную паузу на раздумья.       — Вроде при вступлении в семью я слышал что-то о том, что Сиюкава-сама ярый синтоист, но вряд ли он верит всем этим шарлатанам, балующимся бабкиными методами, — наконец заключает он, самую малость снижая уровень моего напряга.       Не то чтобы на слова рядовой шестёрки вообще стоило бы обращать внимания, но я уже здесь. Уже еду на первую встречу, и, пожалуй, глупо было бы сдаться, даже не попробовав.       Машина притормаживает возле ресторанчика, и я первой отстёгиваю ремень безопасности, поворачивая голову к Мураи, отстранённо отмечая, что он тут же поднимает взгляд в ответ. Словно по заложенной на подсознательном уровне команде.       — Всё, как и обговаривали ранее, — коротко напоминаю я, прежде чем покинуть салон автомобиля.       В ресторан, на входе которого нас претенциозно оглядывает какой-то лысый бугай, мы с Акио входим под ручку. Приглушённые тёплые тона в декорации, перегородки по типу исконно-японского интерьера, тихая, едва различимая музыка незнакомого мне инструмента, звучащая из маленьких колонок, висящих под потолками.       Столик, к которому провожает нас расторопный хостес, прячется в самой дальней части помещения, отгороженный от других случайных посетителей полупрозрачными сёдзи и одним опасного вида дядькой с широким разворотом плеч и посеребрёнными висками. Он окидывает Акио претенциозным взглядом, тут же подмечая и меня, но не говорит ровным счётом ничего, насмешливо и чуть пренебрежительно кривя губы. А когда мы объявляемся на пороге комнатки, в нас впивается взгляд очень пристальный и недовольный.       Точнее, сначала мужчина неопределённого возраста, с явными залысинами на висках, смотрит равнодушно. Только вот когда замечает меня, прижавшуюся наигранно-томно к боку Акио, глаза незнакомца вспыхивают нешуточным таким возмущением.       — Кого ты с собой притащил, идиот? — с гневливым презрением цедит он, пока Акио выкарабкивается из моих недообъятий, шагая к столу.       — Это Тора, не обращай внимание, — неправдоподобно и небрежно бросает мой вынужденный спутник, первым опускаясь подле непосредственного начальства и выгребая из внутреннего кармана пиджака какие-то листы.       И в скупых жестах мужчины лично мне видна прорва скованности и напряжения. Интересно, его начальник тоже замечает неладное или ему за его возмущением, что на важную встречу эскортницу притащили, ничего не видать?       Я неуверенно топчусь возле дверей, пока Муцуро Сакио пилит своего подчинённого возмущённо и будто бы даже неверяще.       — Ты что, серьёзно последние мозги прокурил, раз решил притащить сюда одну из своих потаскух? — разгневанно фыркает он, и мне с моего места отлично видно, как изо рта мужчины в сторону Акио вылетает пара капелек слюны. Отчего тут же обдаёт брезгливыми мурашками.       Нет у меня желания терпеть дальше эту отвратительную сцену, да и риск, что в любую секунду до мужика дойдёт странность ситуации, придал решительности, так что моё стремительное продвижение к столу, заваленному бумажками, неизбежно привлекает внимание. А дальше только короткий приказ, сказанный вполголоса, чтобы не всполошить охранника на выходе, и пара минут, потраченных на обмен телефоном и озвучивание нужных мне внушений: никому обо мне не распространяться, о ближайшей встрече с вышестоящими сообщить заблаговременным звонком, подготовить всю наличку в той сумме, которая не вызовет у «братьев» внимания и лишних подозрений — всё ровно то же самое, что не так давно я вкладывала в голову Акио.       Сакио краснел, бледнел и обильно потел — внушение работало, мешая ему кликнуть охрану. Он покладисто, пусть и дёрганно кивал на каждое моё проясняющее «понял», но было видно — прекрасно понимает ненормальность происходящего и свою покорность, в частности. Акио не реагировал на меня так ни в первый день знакомства, ни сегодня, а вот его непосредственный руководитель… Что ж, какие бы мысли ни бродили в голове мужчины, испуганный взгляд говорил красноречивей слов. Только вот мне не было дела до чужого суеверного ужаса.       Эта кажущаяся грандиозным безумием эпопея не заняла много времени, всего-то чуть больше недели — на удивление весь клан якудза организован в примерно одних и тех же сроках и каждая последующая встреча происходила едва ли не на следующий день, вереницей.       Отработанная схема «пришла балластом, подчинила своей воле новую рабочую шестерёнку» работает без осечек ещё четыре последующие встречи. Я приходила в сопровождении разновозрастных мужчин в самые разнообразные заведения. Успела поужинать в шикарном ресторане на крыше одной из высоток с чудесным видом на горящую янтарными огнями телебашню, побывать на каком-то пароме, посетить знаменитый японский дрифт. Вынужденно перезнакомилась с такой кучей людей, с какой прежде, кажется, не пересекалась и за год. Молодые, среднего возраста, пожилые, похожие на якудзу, и те, в ком никогда не заподозришь представителя преступности.       Прикидывалась красивой ветошью, скрепя сердце терпела первичные комментарии и недовольства, если они были, «проглатывала» сальные, но чаще настороженные, недоверчивые взгляды охраны. Даже пару раз вынужденно подчиняла себе секьюрити, чтобы не тормозили от встречи с «важными» людьми, неизменно добиваясь своего — новой договорённости о встрече с кем-нибудь более значимым в клане, продвигаясь всё ближе к главе. Старательно выбирала время для ловли жертвы на крючок техники, отслеживала окружение, стараясь не попасться на подозрительных махинациях случайным наблюдателям, или, если рядом с потенциальной целью внушения было слишком много охраны, приказы прятала за флиртом: «Вы мне так нравитесь, вы ведь не имеете ничего против, если я составлю вам компанию?», сопровождая всё это по-телячьи наивным взглядом и томным хлопаньем густо накрашенных ресниц. Всё шло гладко, как в лучшем голливудском фильме, до этой вот злосчастной минуты…       — Так кто ты, чёрт возьми, такая?       Низкий, почти хрипящий мужской голос тянет гласные демонстративно-скучающе, я же завороженно гипнотизирую тёмное отверстие в центре ствола, направленного мне точнёхонько меж глаз.       Ито Кендзи отвечал за контроль большей части публичных домов их клана и был предпоследним, с кем мне нужно было бы встретиться, и потому я расслабилась.       — Просто подруга, — стараясь подавить лёгкую дрожь в голосе, отвечаю я, не в силах отвести взгляда от наведённого на меня оружия. Снятого, к тому же, с предохранителя.       Эта встреча была, в какой-то степени, рутинной для моих последних нескольких недель. Я договорилась с Имаи Джиро, отвечающего за несколько крупных казино и борделей, что он приведёт меня на встречу к вышестоящему человеку, закинула в голову щупловатого мужичка пару разрушительных для их бизнеса приказов: через неделю собрать среди своих работниц всех, кто желает «вырваться в люди» и оплатить им обучение в интересных им вузах. А потом дождалась вот этой вот встречи. Наивно веря, что у меня-то уже всё схвачено и не раз отработано.       Ито Кендзи, высокий поджарый японец тридцати шести лет от роду, оказался обладателем не только пристального взгляда, пробирающего до костей в первую же секунду встречи, но и на удивление очень острым умом. Я-то была свято уверена, что мне ничего не грозит: презентабельный коттедж в элитном спальном районе, полный вышколенной охраны и подчинённых — подстраховки ради и самодовольства для, по пути в рабочий кабинет к «начальству» на поклон, я взяла под контроль всех, кого встретила, включая горничную, запальчивым шёпотом разбрасываясь внушениями как бисером. «Шлюха подождёт здесь», — с похабной улыбкой брошенное каким-то патлатым коротышкой прямо на входе завело меня с пол-оборота.       Только вот это не спасло от прокола…       — «Просто подруга» у любителя мужских задниц? — с насмешкой тянет этот самый Кендзи, и я отчётливо слышу, как бренчит что-то стеклянное за моей спиной, куда мужчина не так давно отошёл, приказав своему охраннику взять меня на мушку.       Я успела только зайти.       Сопровождающий меня — точнее, в глазах окружающих это я сопровождала его — Имаи торопливо и неуверенно умостился в глубоком кресле перед массивным европейским столом, когда вальяжно развалившийся в кресле мужчина окинул меня внимательным взглядом и насмешливо хмыкнул. После чего кивнул кому-то за моей спиной и указал на меня глазами. Я не успела даже сориентироваться, как меня рывком развернули за плечо, практически в лицо упёрлось дуло пистолета, а со спины донёсся голос не самого радушного хозяина дома.       Пожалуй, следовало чуть тщательнее выяснять у своих невольных сопровождающих их подноготную. Кто бы мог подумать, что чужая ориентация станет для меня таким откровенным палевом.       — Предпочтения Имаи уже давно известны семье, правда, дружище? — глумливо вопрошает Ито, и я слышу, как журчит наливаемая жидкость, коротко и смущённо угукает Джиро, явно опасаясь перетягивать на себя внимание взведённого начальства. — Так, ещё раз, кто ты такая?       Как ни странно, эти несколько минут, пока Ито брал на самодовольные разглагольствования, помогли мне взять себя в руки. Хотя, стоит признать, первый испуг всё ещё гулял по коже, осыпая каждый сантиметр тела крупными мурашками. И всё-таки мне хватило ума вспомнить, что я представляю из себя.       Высоченный детина с пушкой наперевес выглядит так, словно очень часто закусывает протеиновыми коктейлями и живёт в спортзале, и даже пистолет, вполне себе не маленький, в его огромной лапище — слишком даже большой для японца — выглядит игрушечным. Тёмные глаза на типично-восточном лице смотрят спокойно и безэмоционально, и я прекрасно ощущаю и кожей, и внутренним чутьём, что, прозвучи нужный приказ со стороны хозяина дома, курок спустит этот японский богатырь без малейших раздумий и промедлений.       Только вот если уж они разглядели во мне опасность, следовало стрелять сразу…       — Теперь главное твоё желание — защитить меня всеми силами. Возьми своего хозяина на прицел, — вполголоса отдаю я приказ, следя, как чуть расширяются узкие глаза и как делает мужчина короткий шаг в сторону, чтобы удобнее было изменить точку прицела.       На лице у Кендзи расширившиеся в неверии глаза весьма удачно сочетались с нервной, озлобленной усмешкой, когда он наконец обернулся к нам. Он фыркает, меряя нас с неназванным охранником горящим какой-то безуминкой взглядом, нервно отпивает из бокала янтарную жидкость и смеётся снова, чуть громче и продолжительней, позволяя прочувствовать охватившие его эмоции: ярость, неверие и злобное веселье.       — Серьёзно, Кен? — он вздёргивает тонкую бровь, рывком зачёсывая спавшую на лицо длинноватую чёлку и сверля своего охранника ненавидящим взглядом. Вновь прикладывается к бокалу. — И давно вы в сговоре?       Последний вопрос явно касается и меня, раз горящие злостью глаза впиваются в моё уже успокоившееся лицо. Страх, ещё недавно охвативший тело, уже успел спрятаться достаточно глубоко, чтобы суметь вернуть на лицо невозмутимость и уверенность, но в мышцах всё ещё гуляла вязкая скованность.       — Ты подчинишься, выложишь мне всё про себя, а потом расскажешь, как подобраться к вашему боссу. И не задашь в ответ ни единого вопроса, — отчеканила вместо ответа, позволяя себе подойти ближе и украдкой выдохнуть.       Продолжительная болтовня всё ещё кипящего внутри мужчины выматывает окончательно. Я успеваю согнать с места для визитёров Джиро, чтобы вытянуть уставшие в туфлях ноги, успеваю даже пригубить немного виски, едко обжёгшего горло, но это не добавляет мне комфорта. Более того, расслабившись, я очень скоро начинаю чувствовать, как накатывает мелкий мандраж, сотрясающий мышцы.       Кендзи сопротивлялся. Это было заметно в слишком длинных паузах перед вынужденным ответом, прослеживалось во взгляде — прямом, немигающем, яростном. Я знала: не будь приказа «не нападать, не вредить, подчиняться», он бы не просто убил. Он разделал бы, как свинью, упиваясь криками боли и мольбами о прощении. И от этой легко читающейся кровожадности в мою сторону мороз пробирал аж до костей.       Я не была уверена, что выуживание чужих секретов так уж мне необходимо, но ужас, настигший, когда меня дёрнули за плечо и развернули лицом к пистолету, всё ещё был жив в воспоминаниях. А ещё понимание, что, если бы держащий пушку не развернул, дав возможность заглянуть ему в глаза, всё могло бы закончиться на менее позитивных нотах.       Так что да, я вызнаю буквально всё о человеке по имени Ито Кендзи, начиная от ориентации и заканчивая предпочитаемыми на завтрак блюдами. Слушаю отстранённо, скользя уставшим взглядом по преисполненному ненавистью лицу мужчины. Он рассказывает приглушённым, хрипящим голосом, выталкивает слова нехотя — видно, как каждый раз раздражённо морщится, раздосадованный собственным бессилием перед непонятной ему силой. В отличие от Акио, давно уже моими стараниями забывший наше знакомство, в отличие от всех, кто был после Мураи и пугался, осознавая собственную ненормальную покорность, Кендзи не приходил к благоговейному ужасу. И это неслабо настораживало…       Я ещё помнила вторую встречу с Фушигуро — перед повторной встречей с Ито нужно будет не забыть обеспокоиться собственной безопасностью.       — Когда у вас состоится встреча с главой? — интересуюсь, когда чужая биография наконец подходит к концу.       — Сиюкава-сама предпочитает получать информацию от двух своих главных помощников, — Ито кривит губы в особо паскудной довольной улыбочке, видимо, уже просчитав, для чего я вообще устроила всю эту сцену. Сейчас он явно испытывал удовольствие от препятствий. Может, не до конца понимает слабость этих препятствий для меня, может, рассчитывает на что-то ещё. — Так что я с главой едва ли увижусь до ближайшего большого праздника.       — Но ты увидишься с кем-то, кто близок к этим помощникам, — не спрашиваю, а утверждаю я, перестукивая подушечками пальца по лакированной столешнице. — Когда?       Ито морщится в презрительном раздражении, но с непослушными тонкими губами справиться не в силах:       — В конце следующей недели все кураторы секторов понесут отчёты господину Аридзаве.       — Ну, значит, там мы и встретимся, — тяну я губы в наигранной улыбке. — Расскажи, как проходят ваши встречи с господином Аридзавой…       Вызнавание тонкостей даётся непросто. Мозг кипит, не желая вникать в тонкости чужого, мало интересного, по сути, быта, но всполошенная сегодня мнительность настаивала на выяснении каждой мелочи. Чтобы больше не оказаться на мушке чужого оружия, в паре шагов от фатального исхода.       Мы заканчиваем только через три с лишним часа, когда на небе уже занимается закат — в отличие от многих своих коллег, Ито предпочитал проводить встречи с подчинёнными в течение дня, оставляя вечера и ночи в своё полное и безраздельное пользование.       Я отдаю последние распоряжения Кендзи, заклинаю Джиро никогда не подавать виду, что даже знает меня и не обсуждать ни с одной живой душой, пытаясь закрепить приказ «забыть, будто никогда и не было» и с чистой совестью удаляюсь из чужого дома, намереваясь прогуляться немного до ближайшего метро и добраться до центра.       Всю неделю я старательно избегала риска попасться на глаза кому-нибудь из верхушки местных магов, но сегодня, пожалуй, чаша моего терпения и покладистости переполнилась и опрокинулась. Хотелось стереть, выветрить из нутра противную мелкую дрожь, всё ещё преследующую даже спустя пару часов после мимолётного риска для жизни.       Отстранённо зудела и кусалась злость на саму себя и собственную беспечность, но я не давала ей особого простора, чтобы не задохнуться в очередной волне самоуничижительных мыслей. В конце концов, это было контрпродуктивно. Да, я облажалась, наивно понадеявшись на собственные сверхъестественные силы, и всё, что мне остаётся — это стряхнуть с глаз шторки наивности и впредь не допускать повтора этой ситуации. Тщательнее продумывать, осторожнее готовиться.       Например, в этот раз с Ито я не пойду сразу на встречу. Кендзи плохо сходится с женщинами, редко выбирает себе постоянную спутницу, обожжённый предательством первой супруги ещё десять лет назад, но его нетерпимость к женщинам вызывает у его «братьев» по больше степени осуждение. По словам Кендзи: в ближайшем окружении их главы крутятся исключительно фанаты самурайского эпоса. Ну, то есть очень сильно любят строить из себя благородство, как в плохоньких голливудских фильмах на подобную тематику. Все из себя философы да благородные рыцари на восточный лад. Если в окружении Ито появится женщина, про которую он скажет что-то помимо уничижительных фраз — это вызовет буквально нездоровый интерес.       Я не была до конца уверена в действенности, но пока что предложила, точнее уж — приказала своему будущему спутнику, что во время встречи буду ждать его в машине. А он там невзначай будет поторапливаться и далеко не сразу признается ради чего, а точнее кого. Пара неохотных, почти выдавленных комплиментов, Ито должен будет выглядеть как мужчина, остро заинтересованный, но всё ещё не желающий это признавать ни перед собой, ни перед ближайшим доверенным окружением. Если это не сработает, и старик Аридзава не пожелает лично взглянуть на покорившую сердце его подчинённого женщину, я согласна подождать дольше, но уж на встречи к умеющим защищать свои границы якудза я больше не полезу — хватило сегодняшнего урока «за глаза».       Вечернее небо пестрело алыми и фиолетовыми красками, прохожие спешили по своим делам, а я рассеянно размышляла о том, чем именно займусь этим вечером. Хотелось банально напиться. И хотя старая присказка, что в одиночестве пьют только алкоголики, мелькала где-то на периферии внимания, я всё-таки свернула после выхода из метро в ближайший на пути к дому супермаркет.       Бродя меж стеллажей всевозможной алкогольной продукции, с лёгкой улыбкой вспоминала последний поход с матерью в магазин. Странное дело — в сознательном возрасте мне всегда казалось, что я любила её недостаточно, не настолько сильно, насколько должна любить дочь, которой дали так много, как смогли. Но стоило оказаться в недосягаемости от материнского плеча и кривоватой ободряющей улыбки, как вдруг вскрылась очень острая, очень щемящая грудь тоска. Надежда, слабая, почти эфемерная, что в конце этого блядского пути я таки смогу вернуться, на фоне этой тоски казалась почти ядовитой. Отравляющей, не позволяющей смириться, отпустить и просто жить дальше.       У кассы, к которой я подхожу с полной корзиной продуктов, небольшая заминка обрывается, не успев начаться — спросившему из-за алкоголя паспорт кассиру хватило короткого «он не нужен», напитанного внушением. Забавно, но спустя почти неделю бесконечных и регулярных использований сил внушение людям больше не вызывало у меня никаких странных реакций в теле. Ни экстазных волн, пробегающих по телу, ни томной дрожи. Только зуд в глазах и бесконечная усталость, но мне совсем не хотелось думать о том, что могут значить эти подозрительные симптомы и чем обернутся по итогу. Пчёлка «Жу-жу» и так с трудом вывозит эту сраную пасеку…       Я складываю три бренчащие бутылки в полупрозрачный полиэтилен, туда же забрасываю вырезку телятины, бутылку белого сухого вина, взятого исключительно для приготовления мяса, всё для салата Капрезе, ингредиенты для соуса и пару кусочков разных сортов сыра — просто чтобы на голодный желудок не упиться в хламину, пока готовлю, и неторопливо покидаю магазин. Минут семь неспешного шага, и я уже даже вижу зелёные насаждения на тротуаре вдоль дома, в котором поселилась, когда взгляд привлекает тёмная фигура, замершая в стороне от подъездного крыльца.       Не знаю, что за странное чувство посещает меня, стоит мозгу за сотую долю секунды распознать личность в тёмных одеждах магического колледжа. Сугуру стоял вполоборота, разглядывая что-то на другой стороне улицы, и едва ли успел заметить меня, неспешно бредущую на своих чудовищных шпильках. Мелькнула и пропала короткая трусливая мысль развернуться и свалить подальше, но я сама удивилась этому мимолётному порыву, решительней ускоряя шаг.       — Выпьешь со мной? — вздёргивая пакетом с забренчавшими бутылками, интересуюсь вместо приветствия, когда чайно-карие глаза обращают ко мне первый взгляд. — Пожарим мясо в томатном соусе, раздавим три бутылочки, чтоб залило глаза…       Сугуру молчит, с невыразительным лицом оглядывая с макушки до мысков туфель. По небрежно собранным завитым волосам, по лицу, накрашенному сегодня не так густо, как в первый раз, но всё ещё вызывающе. По обрамляющим лицо нарочито-небрежным локонам, выбившимся из неаккуратной причёски. И по короткому кроп-пиджаку, из-под которого на этот раз струился винно-вишнёвый атлас купленного вчера вечернего платья.       Он улыбнулся чему-то, коротко поджав губы, но улыбка эта не была весёлой. Больше какой-то вымученной и усталой, и я ещё раз потрясла пакетом, поднятым на уровень груди, напоминая о вопросе.       — Алкоголь не спасает от свалившихся проблем, — тихо оповещает он, словно для меня это могло стать откровением.       — Да. Но иногда неплохо ставит на паузу все переживания об этих проблемах. Ну, или хотя бы смазывает накал эмоций, — так же устало откликаюсь, отворачиваясь наконец ко входу в многоквартирный дом и с лёгким облегчением слыша, что за спиной звучат шаги. — Изумительно прекрасный самообман, если не позволять себе скатываться в более глубокую яму пизд… Страданий, короче, — неловко проглатывая откровенную матерщину, заканчиваю я мысль.       Когда мы оба оказываемся в квартире, то, как-то не сговариваясь, принимаемся за быт. Я почти не удивляюсь, что Сугуру перенимает из моих рук тяжеловатый пакет, кивая на моё отстранённое «разлей красное вино», и уходит на кухню, пока я скрываюсь в ванной. Косметика отмывается с трудом, водостойкая тушь долго держит позиции даже против мицеллярной воды, и уже спустя пару минут использования ватных дисков веки мои краснеют и чуть припухают.       На кухне, стоит покинуть ванную, уже ждут на столе бокалы и тонко нарезанный твёрдый сыр, а Гето у тумб, закатав рукава, нарезает мясо, скидывая стейки на приготовленную тарелку.        — С чем пожаловал? — от лёгкого флёра подначки удержаться не удаётся, как ни стараюсь я звучать дружелюбно и вежливо.       Сугуру останавливает движение ножа, слегка поворачивая голову в мою сторону. Пробегается отстранённым взглядом по открывшимся, стоило снять пиджак, плечам и вновь возвращается к лицу. Представляю, какие вопросы крутятся в его голове. Особенно, если Сатору рассказывал, что видел меня в подобном наряде полторы недели назад.       — Решил навестить друга, пока есть свободное время, — после паузы выдаёт парень, возвращая внимание к прерванной нарезке мяса.       Я киваю больше своим мыслям, чем словам брюнета, шагаю ближе к нему и тумбам с посудой, на ходу подхватывая бокал и делая первый глоток. Терпкая кислота разливается во рту, непроизвольно заставляя кривиться, но я всё равно проглатываю, открывая верхние ящики в поисках приправ и дополнительных ёмкостей для всех продуктов.       Мама любила молодое Кьянти. Любила эту странную кислятину, и я никогда не составляла ей компанию, всегда выбирая себе другие напитки, но сегодняшняя апатия вдруг приобрела ностальгические нотки и остро захотелось отдать дань памяти. Словно, чёрт возьми, на поминках…       Неприятная аналогия обжигает неуютными мурашками, куснувшими открытые плечи, и я тороплюсь отставить бокал в сторону, чтобы поскорее занять руки, а с ними и голову. Базилик омывается, как и ингредиенты к салату, и в руки удобно ложится нож, который я тут же осторожно пробую пальцем на остроту.       Сугуру следит краем глаза, почти заканчивая с мясом, и я двигаю к нему вскрытую моцареллу.       — Порежешь слайсами?       Тихий перестук ножей по деревянным доскам успокаивает, впрочем, у меня к Сугуру вопросов не меньше, чем у него ко мне, так что помолчать, думается мне, я смогу и в другой раз.       — Так что, вы сумели найти способ избавиться от моей энергии в ваших телах?       Сложно было не заметить, как на короткое мгновение уверенные движения Сугуру замедлились, словно он загустевал в невидимом вязком сиропе, но эта заминка мелькнула и пропала, когда мой взгляд встретил ответный и внимательный.       — Что, если так? — и вот вроде бы спокойный вопрос, но я почти уверена, что под невозмутимой маской прячется здоровое такое опасение.       — То это хорошо, — пожимаю плечами и возвращаю всё внимание к нарезке помидор. — Ваша опаска по отношению ко мне хоть и ясна, но предельно утомительна. Представь себе, что ты находишь людей, которым искренне симпатизируешь, а они подозревают тебя в риске подставы просто потому, что манёвр для этой подставы у тебя есть. Пусть тебе и нет никакого смысла им пользоваться.       — Пытаешься убедить меня, что ты мне друг, — с мягким, но каким-то вымученным смехом подытоживает он, отодвигая в сторону тарелку с нарезанным, как я просила, сыром. — Позволишь мне пожарить мясо?       — Да, сковорода там, — указывая кончиком ножа в одну из тумб, киваю я, не отрываясь от готовки. — А насчёт попыток убедить… Не уверена, что мне хватит душевных ресурсов. Честно говоря, очень бьёт по гордости ваше недоверие. Иногда хочется просто послать вас к чёрту…       Я тоже улыбаюсь, позволяя горьковатой ироничности просочиться в тон голоса, и когда наши с Сугуру взгляды снова ненадолго пересекаются, мне мерещится тень понимания в его глазах.       — И всё-таки ты не посылаешь, — вкрадчиво замечает он, доставая с верхнего ящика бутыль масла и баночки с солью и специями.       — Да. И, вполне возможно, со стороны выглядит так, словно слишком подозрительно долго продолжаю оставаться тут, выжидая непонятно чего, — соглашаюсь я, кивая и озвучивая то, на что не так уж давно намекал мне Сатору. — Но, по сути, здесь сейчас чуть безопасней, чем в России. Там обо мне знают. Там меня опасаются ничуть не меньше, чем тут. Там верят, что знают, как бороться с силами, подобными моей, а значит, вряд ли будут выжидать и наблюдать, прежде чем напасть. И раз уж слушание по моему делу носило открытый характер, сомневаюсь, что ещё кто-то в магическом мире моей родины не знает о представляемой мною угрозе. Вернуться туда — значит официально вступить в противостояние, бегать и прятаться как здесь… Что ж, не уверена, что выйдет также легко.       Мы молчим какое-то время, занимаясь приготовлением блюд. Гето переворачивает мясо на сковороде, внимательно следя за степенью готовности, я подготавливаю всё для будущего соуса, попутно выкладывая нехитрый салат на отдельную тарелку: помидор, моцарелла, базилик и снова по кругу.       — Мы не нашли способа. По крайней мере, стандартные способы не срабатывают, — признаётся наконец парень, когда я почти успеваю забыть, что вообще об этом спрашивала. Он встречает мой вопросительно-осторожничающий взгляд, улыбается, чуть светлее, чем весь этот вечер прежде. — Хотя Сатору не оставляет попыток.       — А ты оставил? — короткий взгляд на сковороду позволяет понять, что мясо уже почти готово, поэтому я перехватываю бутылку белого вина, стоящего в стороне, только вот даже штопор взять не успеваю, как Сугуру убавляет на конфорке огонь и перенимает у меня из рук стеклянную тару, на короткую долю мгновения согревая мои холодные пальцы ладонью.       И только когда тепло его мимолётного прикосновения истаивает, я вдруг обращаю внимание, что весь этот вечер он будто намеренно держит дистанцию. И откровение это оседает неприятной тяжестью в груди. Что забавно, учитывая, что я терпеть не могу лишний физический контакт.       — Не знаю. Честно говоря, последнее время твоя энергия в наших телах едва ли не последнее, что занимает мою голову, — как-то слегка небрежно замечает он, споро справляясь с каучуковой пробкой. В подставленную мной кружку вино он наливает осторожно, чтобы не пролить, и всё это время молчит, давая понять, что продолжения откровений не будет.       Мясо шкворчит, когда я щедро заливаю его вином и снимаю сковороду с огня, отставляя в сторону.       — Как ты вообще? — на пробу спрашиваю я, почти уверенная, что не добьюсь честного ответа с первого раза. Так и выходит:       — Я в порядке, не переживай, — он слегка вздёргивает бровями в ответ на мой скептичный взгляд, улыбается неловко под пытливым разглядыванием. — Мы, в конце концов, живы.       — Ага, — смешок выходит кислым, но я беру паузу, пока вынимаю из вскипевшего вина мясо и выкладываю его на тарелку под крышку. Даю себе время подумать, как лучше залезть в чужую голову, чтобы не напороться на ментальные колючки. — Порежь бекон, пожалуйста.       Пока Гето беспрекословно нарезает бекон небольшими кусочками, я очищаю пять зубчиков чеснока и, хорошенько сплюснув их ножом, споро шинкую тонкими слайсами, тут же высыпая в подостывшее вино, оставшееся в сковороде после мяса.       — Там в пакете был соус Песто, выложи поверх салата, — видя, что парень заканчивает с предыдущим поручением, отдаю следующее распоряжение я. — Ну, а если серьёзно, ты печально выглядишь.       Я слышу тихий смешок за спиной, пока Сугуру шуршит пакетом, а потом краем глаза слежу, как вернувшийся к тумбам парень, прикладывая усилия, борется с туго завинченной крышкой. Почти даже созреваю предложить помощь и показать фокус с поддеванием крышки кончиком ножа, когда та в крепких руках издаёт глухой тихий хлопок и поддаётся, сползая с резьбы. Пряный запах приправ и кедровых орехов тут же вклинивается в и без того аппетитные ароматы, вынуждая меня глубоко втянуться носом и вспомнить про отставленный бокал.       Что ж, мамина наука оказывается недалека от правды: постоявшее «открытым» вино утратило яркий привкус спиртов и, хотя вяжущая кислота никуда не пропала, оно хотя бы перестало отдавать дешёвым пойлом из ближайшей наливайки.       Песто стараниями Сугуру ложится поверх салата даже как-то фигурно, и я фыркаю, перехватив брошенную в мою сторону смешливую улыбку, когда брюнет ненадолго поворачивается, почувствовав мой взгляд.       Я не торопилась продолжать завуалированную терапию. Отчасти потому, что не была уверена, что мне достаточно доверяют, чтобы пустить внутрь своих мыслей. Я по себе знала, как иногда досаждает чужое желание залезть в голову и хорошенько там поковыряться, и не спасали от раздражения ни симпатия к человеку, ни осознание, что он действует из лучших побуждений. А уж в случае с Сугуру — парень вообще не знал, может ли мне доверять.       Появилась и задержалась мысль внушить ему душевного покоя и спрятать факт этого внушения поглубже в его сознание, просто чтобы убрать из взгляда эту затравленную обречённость, и я невольно обдумываю её всё время, пока засыпаю остатки ингредиентов в сковороду.       — Ты винишь себя? — наконец задаю один из важных, на мой взгляд, вопросов, залив в соус воды, убавив огонь и накрыв всё крышкой. — В том, что случилось с Аманаи.       — В том, что пообещал ей свободу за секунду до того, как ублюдок пустил пулю ей в висок? — как-то особенно безрадостно спрашивает он в ответ, пристально отслеживая свои же действия. Густой зелёный соус сползает с ложки в его руках неохотно и медленно, и Сугуру словно намеренно концентрирует на этом действе всё своё внимание. — Я до сих пор не уверен. Иногда мне начинает казаться, что от нас не зависело ничего.       Обречённо-тягостный тон его голоса поселяет странный эфемерный комок у меня в горле, и я с трудом сглатываю, сама отводя взгляд от рук парня. Сосредотачиваюсь на приготовлении соуса, лишь бы не чувствовать эту тревожащую тяжесть поднятой темы.       — Вчера мы разговаривали с Сатору, — вдруг признаётся он спустя долгую паузу, которую я не решалась нарушить новыми вопросами или бессмысленными словами поддержки. — Весьма… Странно разговаривали. Что ты ему сказала?       Нож, который я за пару мгновений до этого решила сполоснуть под водой, неловко выскочил из враз ослабевших пальцев, звучно загромыхав в раковине. А я остановившимся взглядом уставилась на струйку воды, чувствуя виском обращённый ко мне взгляд.       То, как спокойно, вкрадчиво даже, был задан последний вопрос, пробрало до печёнок.       Мысли завертелись лихорадочно, пытаясь просчитать, проанализировать и понять. Что именно пряталось под этим беспечным мягким тоном голоса? Какие именно вопросы Сатору могли сподвигнуть Сугуру к мысли, что это с моей подачи? Как он на самом деле относится к тому? И на самом ли деле Годжо пытался прощупать именно то, на что я при нашей последней встрече намекала?       — Я буквально слышу, как отчаянно вертятся шестерёнки в твоей голове, — он хмыкает, и этот лёгкий фырк и спокойно-расслабленный тон очень хочется воспринимать хорошим знаком. Удаётся, правда, не до конца. — Не то чтобы это обвинение, но сейчас твоя реакция даже заставляет пересмотреть отношение к собственным подозрениям. Может, всё-таки ответишь?       Блять.       — Я много что ему говорила, — выдавленный смешок звучит нервно, и я до боли прикусываю щёку, прежде чем схватиться за бокал с остатками вина и залпом опрокинуть их в себя. — Что конкретно тебя интересует?       — О чём вы говорили в последнюю встречу? — я слышу в голосе Сугуру попытки быть мягким и располагающим, хоть и намеренно не смотрю на него, обходя стороной и снимая с медленного огня томящийся под крышкой соус.       — О том, что мои дела в Токио сейчас не касаются проклятий и шаманов. О том, что при запросах на доверие нужно проявлять в ответ хотя бы его часть, — мясо под крышкой не успевает остыть достаточно, но мне настолько всё равно, что на обжигающий пальцы жар я только глаза щурю, нарезая стейки на куски поменьше. — И, знаешь, мне надоели эти разговоры. Я вам кто угодно, но точно не враг. Хотелось думать, что друг, но знаешь…       Я замолкаю, второй стейк нарезая в полной недосказанности тишине, а когда смахиваю с доски порезанное мясо и заливаю его соусом, поворачиваясь к терпеливо ждущему продолжения парню, с силой впихиваю ему в руки его порцию.       — Заебало, — спокойно заключаю я итог, ровно и невыразительно глядя в такие же уставшие глаза. Уставшие перманентно от всего происходящего вокруг. — Вы, ваши подозрения, я сама — всё это сидит у меня в глотке, — тычу пальцами себе в гортань, кривя губы как от горечи. — Так что проблеваться тянет уже. Отвалите?       В вопросительной интонации предлагаю я, первой отворачиваясь к столу и падая на один из стульев. В опустевший бокал гулко плещется вино, так неаккуратно, что на столешницу расплескивается.       — Знаешь, что самое весёлое и паршивое одновременно? — в смешок вплетается слабая истеричность, и я тороплюсь сделать новый глоток вина, чтобы попробовать затушить пожар грядущего взрыва. Главное, не превратить это в отвратительную сцену ссоры с бабскими визгами, топаньем ногами, перекладыванием ответственности и слезами-соплями. Такое я предпочитала оставлять для одиночества… — Что я тут, по сути, оттягиваю неприятное и неизбежное путешествие на родину.       Сугуру молчит, всё-таки подходя к столу и опускаясь напротив. В отличие от меня, даже не забывает принести приборы, потому что я вспомнила только про тарелку и куда более важный для меня сейчас бокал. И пока я перекатываю на языке последний, маленький глоток, с любопытством пытаясь прочувствовать в нём какие-нибудь «букеты», Гето кладет передо мной пару палочек, прихватывает своими приборами кусочек мяса и снимает пробу. А когда рука парня тянется к его до этого момента так и не тронутому бокалу, я решаюсь продолжить:       — Знаешь, что меня тревожит? Информация о том, что Тревеевы долгое время были любимыми игрушками в руках большинства семей, живущих в России. Мне, разумеется, очень хочется верить, что с прошедшими годами люди того общества изменились, — очередной смешок ядовитый, и Сугуру внимательно следит за моей едкой пантомимой, пока я подбираю слова и кривляюсь. — Как-то с трудом мне в сказки верится. Первое, практически, что они сделали, стоило мне вернуться, повесили на меня сдерживающий артефакт.       Я отставляю бокал в сторону, решительно поднимаясь на ноги и уходя в спальню в поисках почти позабытого рюкзака, привезённого из России. Саргонова цепь находится в одном из маленьких боковых карманов, и я очень быстро возвращаюсь обратно, почти швыряя цепочку на стол меж нашими тарелками.       — Это?.. — с явной просьбой объяснить чуть больше бросает он, откладывая палочки и беря в руку серебряное плетение.       — Как они считают — артефакт шумерского наследия. Способен сдерживать проклятую энергию внутри тела или мешает ли её концентрировать, — машу я рукой, берясь наконец за приборы и блюдо. — Так вот — это было первым, что я получила. А по итогу судебного слушания мне присудили обязательное изучение и обучение, чтобы в дальнейшем, как они сказали «приносить пользу обществу». Если же я откажусь, свобода и полноправное существование дома для меня невозможны.       — Зачем тогда тебе возвращаться? — закономерно удивляется Сугуру, глядя серьёзно и заинтересовано. Видимо, желание понять было достаточно сильным, чтобы на время утратить тот флёр опустошённости.       — Остаться здесь? — с улыбкой в ответ спрашиваю я, вздёргивая брови и глядя иронично. — Стать второй Годжо, у которой, к тому же, нет щита бесконечности? Нет уж, спасибо, здесь не сильно лучше.       Сугуру хмурится, исподлобья следя, как я двигаю по тарелке кусочки мяса, качая в другой руке полупустой бокал.       — Взгляни на то, как живётся нашему очаровательному белобрысику, — с невесёлыми смешками предлагаю я, опрокидывая очередной бокал и чувствуя, как на долю мгновения вино просится обратно. — А ведь он, на минутку, из некогда великого клана. Да ещё и Сильнейший. Как сильно они его холят и лелеют? Как часто сейчас вас кидают на миссию за миссией, хотя… Если я владею достоверной информацией, в этих землях есть ещё кланы, в которых есть более опытные люди. Как часто старики из Совета берутся за выполнение соответствующих их статусу заданий? Как часто рискуют своими жизнями, а не жизнями молодняка, который еще обстреливать и обстреливать бы? Почему на защиту весьма важного винтика системы отправили двух школьников, Сугуру? Вы, может, и особые уровни, но не всегда сила равна вероятному проценту успеха. Напротив, чаще всего решает совсем не сила. Особенно в противостоянии разумных существ. И то, что это не приняли во внимание, заставляет задуматься об очень многих неприятных вещах.       — Ты ведь сама рассказывала, что дома у тебя не лучше, — напоминает он удручённо.       — Да. В том и дело. Везде, где есть шаманы, где есть люди, знакомые с этой стороной жизни, не может быть безопасно и безукоризненно свободно для меня. Либо подчинение правилам и требованиям вышестоящих, либо ограничения в виду неиспользования сил, либо прятки, либо-либо-либо… — демонстративно-наигранно взмахивая руками, взрываюсь я под конец, силясь донести суть своих разрозненных измышлений. — Меня бесит, что главная моя проблема даже не в проклятьях, а в таких же шаманах, как я. В их страхе и вытекающем из этого недоверии. В их алчности и перманентом желании использовать в своих интересах.       Гето молчит, пристально отслеживая эмоции на моём лице, а я не сдерживаюсь, кривлюсь и хмурюсь, гипнотизируя бокал в руке.       — И даже если я захочу подчинить себе кого-нибудь — слишком многих нужно вылавливать, а в случае вашего управления, так ещё и непонятно кого — старикашки в единственную нашу встречу прятались за ширмами, отрезая любую возможность установить контроль.       — Твои силы заставляют думать, что для подчинения не нужен взгляд. Возможно, не нужен даже голос, — неуверенно предполагает он, пока я возвращаюсь к забытому ужину, вяло подцепляя кусочек и медленно его разжёвывая.       — Ключевое слово здесь «возможно», — жестко обрубаю я, прекратив жевать и впиваясь в лицо парня тяжелым взглядом. — Только вот в случае со стариками, права на ошибку у меня не будет. Да и, честно говоря…       Я откинулась на спинку стула, снова отвлекаясь от ужина чтобы налить себе вина. То, как оно исчезало во мне, смутно тревожило, но я намеренно отогнала все мысли о рациональности опьянения этим вечером, решив забить вообще на всё.       — Честно говоря, я не думаю, что сейчас мне хочется бросать всю себя на борьбу с ветряными мельницами, — призналась я вполголоса, бросая на Сугуру взгляд из-под ресниц, пока отпивала из бокала.       Он вскидывает брови даже как-то возмущенно, раздумывая над чем-то пару минут, и хмурость эта не пропадает из его голоса.       — То есть, даже признавая все эти проблемы, не собираешься и палец…       — Стоп, — я выставляю руку ладонью к нему, тормозя явно набирающее обороты возмущение. Гето оживился, приметно, но оживление это было не позитивным. Карие глаза потемнели, став почти черными, челюсти сжались, желваки заходили ходуном. — Притормози. Ты вообще осознаешь, кто такие эти ваши Старейшины, помимо носителей «памяти предков и традиций»?       Он медленно моргает, но по плотно сжатым губам мне прекрасно видно — отвечать не собирается. Да и упрямое молчание с его стороны в ответ на весьма очевидный вопрос было красноречивым.       А я как-то прежде и не задумывалась. Сугуру выходец из простой, не-магической семьи. Он мог попросту никогда не слышать и не задумываться, что такое Совет Старейшин для их общества.       — Откуда, по твоему, маги берут деньги на выплаты работающим на изгнаниях шаманам? — тихо и вкрадчиво спрашиваю я, продолжая буравить Сугуру взглядом исподлобья. Может и выглядело агрессивненько, но мне так настопиздело, что извините, мне не жаль. — Думаешь вы живете на пожертвования? Вся кодла? Нет, дружок, вас, конечно, мало, но не настолько. Финансы не берутся из воздуха. Окна не работают за бесплатно. Корпоративные машины тоже не берутся из ниоткуда. В конце концов, только разве что ремонты техникумов и можно было бы вписать в эфемерные «пожертвования» если они вообще фигурируют в данной истории. Но основная часть, зарплаты, наверняка берутся из бюджета страны. Никогда не поверю, что платит кто-то из стариков из своего кармана. Скорее уж наоборот — старые боровы сидят у самой кормушки, и едва ли отказывают себе в удовольствии снять проценты с той суммы, что причитается вам.       Сугуру тяжело и как-то рвано выдохнул, словно действительно только сейчас соизволил обо всем этом подумать.       — Я боюсь, что если убрать старичье разом, как отсекают гниющую конечность, финансирование — первое, что поломается, и восстановить будет не просто. Если те крохи не-шаманов узнают о дележке власти в рядах шаманов, то вполне могут снизить поток денег, уповая на нашу неосведомленность точными суммами, — я вяло поковырялась в мясе, размазывая кусочками красноватый соус по тарелке. — К тому же, не исключено, что в правительственной палате или около нее сидит не мало выходцев старых кланов. Так всегда было, на самом деле. Люди, не важно маги они или нет, стремятся обезопасить свою семью. Если, конечно, не отбитые наглухо социопаты или не рассорились со всей семейкой. Чертово кумовство, и я готова на что угодно спорить, что и тут без этого не обошлось — шаман ты или нет, мозги у всех нас работают по одинаковой схеме и в магическом управлении ублюдков не меньше, чем в любой другой подобной системе.       Сугуру опускает взгляд от моего выцветшего, постного лица, а потом отодвигает тарелку, складывает руки на столе и упирается в них лбом, словно решив задремать. Только вот не было в этом жесте поиска комфорта. Скорее уж тотальнейшее разочарование.       — И что тогда вообще делать?       Я не знала, что ему сказать. У меня не было внятных идей, по крайней мере в этот самый момент. Честно говоря, усталость, злость и опьянение подначивали отмахнуться «снимать штаны и бегать», но я еще сохраняла остатки самоконтроля и эмпатии к этому убитому «взрослой жизнью» парню, чтобы держать язык за зубами.       — Продолжать барахтаться. Пробиваться в ряды тех, кто имеет власть, а не только силу. Присматриваться, прицениваться, разбираться, — тихо перечисляла я, подавшись вперед и вплетя пальцы в черные волосы собранные в шишку. Резинка мешала, но я не торопилась ее снимать с чужих волос, продолжая осторожно поглаживать подушечками пальцев нащупанную кожу головы. — Такую систему можно переделать лишь изнутри, и это может занять не одно десятилетие.       Сугуру молчал, не торопясь ни отвечать, ни подниматься, ни отмахиваться от моих непрошенных прикосновений. А я перебирала пальцами в чужих волосах, оперевшись грудью на стол, цедила из своего бокала, и думала об очень многом. О том, что лезть в разборки магов, чтобы помочь мальчишкам — мне не хочется. Даже не смотря на всю симпатию к Сугуру и Сатору. О том, что возня с якудза осточертела мне почти достаточно, чтобы трусливо махнуть рукой и просто бросить затею. И о том, что сегодняшнее почти состоявшееся убийство расстраивало меня тем, что не состоялось. Самую малость, но было даже жаль, что к дулу меня развернули, и я не позволила этому случиться.       Это было страшно, это было опасно, потому что я знала, что означает последняя мысль. Но я не могла с этим ничего сделать, а потому продолжала ворошить волосы Гето, видя, как расслабляются плечи парня, цедила бокал, и думала о том, что через пару минут нужно будет предложить Сугуру перебраться на диван и спокойно поспать, а самой набрать в ванну и постараться не натворить там ничего дурного, пока буду отмокать в горячей воде под оставшееся вино.