Манипуляции

      Иэири смотрит на них как на полоумных.       Она вообще частенько на них так смотрит, но куда реже эти взгляды настолько обоснованы, как сейчас.       — Вы серьёзно собирались использовать обряд «Исцеления души»? — Сёко морщится, словно на язык лимон попал, отставляет в сторону толком нетронутый стакан чая и перекрещивает пальцы рук на столе. Чтобы не было такого сильного соблазна оттаскать мальчишек за уши.       Гето глядит в ответ устало, обречённо даже как-то, и Иэири в тёмных тенях под его глазами видит все невысказанные им тревоги и волнения. Сатору рядом с ним не в пример другу улыбчивей. И вообще сейчас напоминает какую-то туповатую птичку из диснеевских мультиков. В смысле: тоже сидит, склонив голову к плечу, и загадочно улыбается каким-то своим мыслям. Что в исполнении Годжо — самая жуткая жуть, которую она вообще когда-либо видела.       — Если по теории её энергия питается нашей… — утомлённо принимается за объяснения Сугуру, потирая заднюю часть шеи и кривясь.       Сёко давит в себе желание по-дружески размять ему плечи, ибо сейчас вообще не до этого. Она и без того с трудом справилась с негодованием, что они молчали так долго.       — Да-да, вы решили брать измором. А о том, что эти частицы, чисто в теории, могут какое-то время выживать без чужой проклятой энергии на собственных ресурсах, вам в голову не приходило? — саркастично кривит губы она, даже не думая подавлять прущую едкость в этот момент. Просто это надо же было додуматься…       Да вся их идея сплошное слабоумие, и Сёко искренне готова молиться всем известным ей божествам, чтобы поблагодарить, что полудурки решили для начала всё-таки ей об этом сообщить. А то поимели бы двух инвалидов по итогу, и спрашивать с кого бы то ни было оказалось бы поздно. «Исцеление души»… Почти что ампутация. По принципу действия иное, конечно, но сама целесообразность этого метода при их проблеме… То же самое, что отрезать ногу, когда в пятке застряли парочка заноз.       — И как вы дожили до своих лет с такими идеями? — глухо сокрушается себе под нос, просто не в силах совсем уж смолчать об этом. — Ладно, об этом потом… Предлагаю всё-таки попробовать другие способы, прежде чем начать играть в русскую рулетку. С обрядом гарантия удачного исхода весьма маленькая, и выбирать этот вариант как самый первый… Вы идиоты.       — Вот именно поэтому мы решили обратиться к тебе, — с донельзя радушной улыбкой лениво тянет Сатору, расслабленно расползаясь по стулу. — Потому что ты умная. И осторожная…       Он, кажется, готов долго осыпать её комплиментами. Редкими вообще-то в его исполнении, но Сёко меньше всего интересуют его льстивые трели.       — Можешь досконально описать то, что видишь? У меня, у себя, у Сугуру, — просит она, смачивая горло подостывшим чаем. Молочный улун, постояв, приобрёл терпкость, и Сёко недовольно морщится, отставляя чашку совсем.       — Похоже на мелкие вкрапления. Как песок в краске или даже статистическое электричество. Иногда переливается лёгкими вспышками энергии, перемещается, курсируя внутри тела или около человека. В моменты, когда происходит внушение, сосредотачивается в голове, и потом общая концентрация частиц именно в районе головы и сохраняется, — нерасторопно, почти лениво рассказывает Сатору, покачиваясь на задних ножках стула и скучающе разглядывая потолок. Только вот на последних словах парень неожиданно подаётся вперёд и с возросшим энтузиазмом вперяется взглядом в Сугуру. Сёко на эти перемены только бровью вздёргивает, пока брюнет рядом с другом настороженно подбирается.       — Что с тобой? Что не так? — тихо, едва слышно уточняет Гето, щуря на Сатору опасливый взгляд.       — Сложно сказать. Боюсь ошибиться, — у Годжо вопреки словам по лицу расползается извечная довольная улыбка. — Но как будто есть идеи… Так что там с твоими теориями, Сёко?       — Стоит попробовать разогнать проклятую энергию. Как при исцелении серьёзных ран, — Иэири кривит губы, без слов намекая, что не ручается за результат.       Она в принципе действовать начинает практически параллельно с собственными же словами — какой смысл мусолить долго? Да и, честно говоря, после признания парней, что в ней бултыхаются чьи-то частицы проклятой энергии, её, как шамана-целителя, неслабо так пробрало. Хоть она и старалась не подавать виду.       Так что первым же делом она настраивается на вдумчивое доскональное самоощущение. Прощупывает каждую горсть собственной энергии, автономно курсирующей по телу. Расслабляется, приводит в идеальный порядок дыхание — делает всё, чтобы как можно скорее настроиться на кропотливую работу с телом и проклятой энергией.       Застывший для пущего сосредоточения взгляд на столешнице, тем не менее, улавливает на периферии пристальное внимание парней. Сугуру, кажется, напряжённо хмурится, скользя взглядом по её лицу, Годжо — она готова спорить — едко усмехается.       Первое время Иэири не чувствует ничего отличительного. Тело в норме, ток проклятой энергии по телу в привычном темпе. Ничего, что стоило бы отдельного внимания и тем более опасений. Но, когда она почти готова сдаться, когда почти поднимает глаза на сокурсников, что-то цепляет внимание. Едва ощутимое, как эфемерное покалывание по всему телу. Так бывает, когда отлежишь руку во время крепкого сна или отсидишь ногу за интересным чтением — тысячи неприятных покалываний в лишённой кровоснабжения конечности. Здесь было также, только вот если при пережатии кровотока в конечностях покалывания эти острые — не пропустишь — здесь они были словно точечными. Едва ощутимо кольнёт тут, пробежит ледяной крошкой там, и ты даже не заметишь, списав на сбоящие от недосыпа или недостатка движений нервные окончания…       Наверное, что-то на лице меняется при обнаружении этих холодных колючек, потому что парни синхронно подаются в её сторону, и Сёко невольно вскидывает на них взгляд. И только потом понимает, что глаза у неё неестественно для мимики распахнуты.       — Всё в порядке? — обеспокоенно уточняет Сугуру, пока Годжо — вот ведь новость — терпеливо ждёт её комментариев.       — Это всё время было со мной? — неверяще вопрошает она у белобрысого, прекрасно осознавая, что, в отличие от неё, он не только чувствует, но и наверняка видит это в них всех.       — Надо полагать, — он кривит губы в неправдоподобной улыбке, выглядящей слишком уж карикатурно. — Так, что именно ты почувствовала?       — Словно пара десятков мелких ледяных крупиц, — Сёко прикрывает глаза, чтобы ещё раз, абстрагировавшись, прочувствовать открытое в себе. — Они быстро перемещаются по всему телу и даже… Будто вне его.       — Да, бывает, эти частички вместе с небольшим количеством фонящей энергии выходят за пределы наших тел, но если наша с вами энергия — вам бы, кстати, улучшить уровень контроля… Так вот, если наша энергия рассеивается, то частицы энергии Мики юркают обратно внутрь, — Сатору отстукивает кончиками пальцев по столу, набивая какой-то бойкий мотив, и Иэири очень хочется попросить его прекратить, но она молчит, прислушиваясь к словам.       — Может быть, что эти частицы… Полуразумны? — осторожно, с видимой опаской делать преждевременные выводы, уточняет Сугуру, вставая, чтобы поставить на огонь чайник.       — Шутишь? Это даже в реалиях шаманского сообщества звучит как сказка, — Годжо насмешливо качает головой, вновь принимаясь покачиваться на стуле. — Сёко, ты можешь попробовать что-нибудь сделать?       — Не уверена, что понимаю, как бороться с этой напастью, — честно признаётся она, не видя смысла скрывать. — Но могу попробовать разогнать обратную технику до уровня… Максимальной регенерации, как при самых тяжёлых травмах.       — Отдачей не долбанёт? — будто бы на самом деле обеспокоенно уточняет их главный генератор безумных затей.       — Меня — нет.       Ей требуется меньше минуты, чтобы разогнать достаточное количество энергии по телу поверх того, что уже автономно циркулирует в ней. Сатору даже очки снимает, пристально отслеживая всё, что происходит с ней на энергетическом уровне. Только вот то, что всё идёт диаметрально противоположно их плану, становится понятно уже спустя десять секунд.       — Прекращай! — напряжённо командует Годжо, пуще прежнего хмуря белёсые брови.       Иэири и сама чувствует — покалывающих частиц становится больше. Значительно больше, чем было до этого, но, что странно — дискомфорт, напротив, снижается. Ощущение инородных крупиц, которые она уже научилась различать, практически стирается, благодатным онемением растекаясь по её эфирному телу.       — Это ненормально, — комментирует она, прислушиваясь к чувствам.       Резкое прекращение обратной техники на сотую долю секунды, почти мгновение, накрывает физическое тело обманчивым чувством невесомости, словно весь вес её родных пятидесяти четырёх килограммов одномоментно испарился, оставив лишь голый разум и чувства.       — Это уж точно…       — Как себя чувствуешь? — перебивая друга, уточняет Гето, напрочь позабыв про раскрытую банку заварки и приготовленный чайник. Подходит ближе, с тревогой заглядывает в лицо.       — Как ни странно… — ей требуется пару минут, чтобы понять, изменилось ли что-то, но количество «иголочек» в теле снова едва ощутимо, и состояние организма едва ли чем-то отличается. — Ничего особенного. Я ведь не ошибаюсь: их снова стало меньше?       Годжо на её вопрос и тяжёлый взгляд реагирует не сразу. Голубая радужка переливается, отражает свет, струящийся в окнах, словно пытаясь подражать граням огранённых драгоценных камней, и из-за этой странной иллюзии мерещится, будто глаза парня светятся. Что вообще-то больше пугает Сёко, чем завораживает.       — Не меньше, — Сатору поджимает губы, прежде чем вновь расплыться в широкой усмешке. — Но количество уменьшается — посмотрим, упадет ли ниже того, что было, или останется на том же уровне. Но я, кажется, понял, в чём различие между теми, кто пережил прямое внушение, и теми, кто ограничился поверхностным контактом.       Иэири подмечает, как невольно подаётся чуть вперёд. Сильнее опирается на руки, лежащие на столе. Сменяет точку опоры, подаваясь ближе к сидящему через стол кладезю знаний и обладателю нечеловеческой прозорливости во всех смыслах слова.       — У тех, кто просто побывал с ней рядом, эти частицы курсируют по всему телу. У нас с Гето они не опускаются ниже уровня плеч.       — Держатся поближе к мозгу? — тут же уточняет Сугуру, так же, как и она, во все глаза следящий за Годжо.       — Да, кажется. Для более точной статистики ещё бы пару наглядных примеров, и, по возможности, подконтрольного ей на долгосрочную перспективу человека, чтобы понять, есть ли различия в действиях и влиянии её частиц. Но пока что — только мы с Гето на весь техникум можем похвастаться интересом со стороны её энергии конкретно к нашему мозгу… Что пугает, — со смешком заканчивает он, под конец содержательного пояснения вновь натягивая маску балагура.       Сёко морщится, не разделяя чужой беспечности. Ей теперь, как ни стыдно это признавать, от Мики хочется держаться как можно дальше и парням втемяшить в головы выдерживать дистанцию пушечного выстрела. Только вот она их знает не первый день — у Годжо, большого любителя принимать вызовы, слишком уж красноречиво сверкают азартом глаза.       — Стойте… А когда это Сугуру успел попасть под её внушение?! — пожалуй, слишком эмоционально вскрикивает Сёко, ошарашенно разглядывая парней, сконфуженно и синхронно перекосившихся в лице.

***

      Встреча, запланированная для отчёта Акио перед прямым начальством, немного нервирует.       Я старательно вывожу ровный контур на губах, по несколько раз стирая результат и начиная по новой. Кажется, ещё одна помарка, и собственная решимость пойдёт трещинами, взорвётся эмоциональным фейерверком и осядет разбросанной по квартире косметикой, но пока я держусь, медленно и осторожно выводя линию от мягкой ложбинки верхней губы до правого уголка. Отстраняюсь от зеркала, разглядывая получившийся результат, морщусь, но решаюсь оставить.       Никогда не любила красить губы, предпочитая выделять глаза и брови, но сегодня от образа требовалась немалая доля вульгарности, и я продолжаю выводить линию ярко-алого контура, чтобы после покрыть кожу цветом. Чёрное платье с тонкими бретелями приятным прохладным шёлком обнимало фигуру, на плечиках на двери висел короткий пиджак, обрезанный мной и отданный в ателье, чтобы подшили по типу кроп-пиджака — я так и не смогла удариться в откровенную пошлость, трусливо купив себе чуть великоватый в плечах чёрный пиджак в едва различимую вертикальную линию. А потом, сидя дома над приобретённым шмотьём, который едва ли бы одела для собственного удовольствия, взяла самые острые ножницы, что нашла в доме, и безжалостно отрезала большую часть от пиджака.       И вот теперь я тёрлась у зеркала в ванной больше часа, пытаясь завершить образ. Глаза по привычной схеме выкрашены в стиле чёрно-вишнёвого смоки-айс, оттеняющего серо-зелёный цвет радужки, на пока ещё длинных и густых, не изнахраченных бесконечными наращиваниями ресницах, два слоя новенькой, ещё жидкой и от того клейкой туши.       От неудач, от нежелания идти в место, явно неотличающееся уютной атмосферой и приятной компанией, хотелось разрыдаться. На самом деле секрет подавленности и взвинченности крылся в тривиальном — утром на розовом хлопковом белье я впервые за время пробуждения в теле обнаружила мазки крови. Что странно, учитывая формы и возраст, но «прекрасные» дни таки пришли, и шалящие гормоны играли со мной злую шутку.       Контур на нижней вышел чуть кривоватым справа, но я стоически повздыхала, силясь унять вскипающие эмоции, и щедро дорисовала слева симметричный «выход за рамки». Ещё одного стирания и рисулек я просто не переживу. А точнее — либо карандаш, либо зеркало…       Трель дверного звонка напугала — отнятый уже от губ карандаш жирно и щедро проехался по щеке, скрупулёзно покрытый основой и тоналкой, и нервы мои сдали окончательно. Клятый карандаш с тонким бряцаньем улетел в сторону ванны, оставляя там хаотичные линии на кафеле стен и керамических бортах, а я схватилась за ватные диски. Дверной звонок ещё дважды прозвенел, поторапливая открыть, но, честно говоря, шатала я в рот таких визитёров.       Всё время, что я старательно стираю с лица следы неудачных вздрагиваний, звонок не прекращает разрываться от назойливых трелей, и уже спустя пару минут я уверена, что знаю личность визитёра.       — Сколько человек в Японии ты подчинила? — вместо приличествующего этикетом и вообще моральным нормам приветствия выпаливает Сатору, стоит мне отворить дверь.       На лице у него неизменные очки, волосы растрёпаны как от сильного ветра, и я невольно оборачиваюсь к окну за спиной, чтобы понять, действительно ли там тайфун. Только вот по мерно плывущим облакам предзакатного неба едва ли можно что-то понять.       — И что вообще… Куда это ты собираешься? — Годжо подаётся вперёд, тесня меня от двери. Проходит в квартиру, тихо прикрывая за собой дверь. И, судя по тому, что не водит головой по сторонам, продолжает гипнотизировать меня взглядом.       — Э… Гулять? — неуверенно предлагаю я, только сейчас осознавая масштаб настигшей меня проблемы. — И тебе привет.       Мне выходить через каких-то сорок минут! Надежды на то, что Сатору после моего крышесносного образа просто отвалит по-хорошему, маленькие…       Он фыркает, с любопытством отслеживая мои попытки не показать лицом, в какой я панике, а после отодвигает в сторонку, пробираясь к дивану и падая на него с высоты своего роста. Спасибо, что не с разбега, не хотелось бы оставлять хозяйке вместо квартиры лосиный манеж.       — Так что насчёт подчинённых тобой? — напоминает белобрысый, стягивая с глаз очки и откладывая их на стоящий в стороне журнальный столик. Растягивается, криво-косо занимая весь диван, и продолжает пилить каким-то подозрительно весёлым, почти хитрым прищуром.       — Из «вообще» или тех, кто до сих пор подчинён внушению? — уточняю, примерно представляя, какими путями бродят мысли в этой блондинистой голове.       — А они есть? — тут же воодушевлённо уточняет он, подаваясь вперёд.       — Ну, кажется, есть парочка, — я совершенно точно не готова выдавать Сатору свой план по наведению шухера в рядах якудза, но и врать ему — идея не из лучших.       — Не поделишься? — елейная улыбка на розоватых губах выглядит донельзя обольстительной. Такой, которой сказать «нет» кажется почти Библейским преступлением.       — Помнишь мужчину из отеля, в котором мы останавливались после клуба? — Сатору глядит на меня, не меняясь в выражении лица, и я решаюсь продолжить. — Он должен был оповещать меня о важных гостях в отеле.       С тем, как я заканчиваю, замолкая, белёсая бровь на лице Годжо вопросительно взлетает, вызывая у меня утомлённый выдох.       — Верила, что полезные связи обеспечат меня каким-никаким тылом, на случай, если возникнет нужда. Но пока не до этого, — с усмешкой вспоминая свои Наполеоновские планы, признаю очевидное.       Стоять, как на отчёте перед вышестоящим руководством, надоедает, так что я тащу с кухонной зоны стул, опускаясь на него ровно напротив парня.       — А ещё? — напоминает он, и не думая отступать от допроса.       — А ещё хозяйка этой квартиры, — чуть раздражённо веду рукой по окружающей нас обстановке. — У меня тут личного имущества, где можно затаиться без риска услышать тревожный звонок в дверь среди ночи, нет.       — И это всё?       Проклятый вопрос, не предусматривающий увиливаний и манёвра для сокрытия правды.       Я не обманывалась: Годжо наверняка видел мою проклятую энергию благодаря своим особенным глазкам. И, если Александр не соврал, и проклятая энергия в телах людей реагирует и меняет картину при попытках соврать, Сатору не составит труда уловить эти изменения. А вот проверять, сможет ли он распознать, с чем связаны изменения… Успел ли он уловить закономерность, что ложь равна изменениям в энергетическом плане? Я не хотела проверять, и без того чувствуя, насколько хрупки те остатки доверия, что парень ещё питал на мой счёт.       — Что ты хочешь от меня услышать? — устало интересуюсь, подаваясь вперёд и упираясь локтями в колени. Сил играть с ним в гляделки больше нет, и я устало жмурю обильно накрашенные ресницы, понимая, что больше всего сейчас хочется лечь и поспать часа так двадцать четыре. — Что я ползаю по Токио, набирая себе скрытых послушных марионеток, которые по первому щелчку моих пальцев устроят… Что вообще? Переворот? Захват власти?       — Прости, но чем ты тогда вообще тут… Занимаешься? — красноречивый взгляд, пробежавшийся по всему моему образу, и контрольный, скептичный, прямо в глаза.       — На свидание хочу сходить. У меня пубертат раньше начался, — замогильным тоном выдаю я, флегматично следя, как чуть дёргаются брови парня то ли в желании взлететь, то ли в желании нахмуриться.       — Ещё что-нибудь придумаешь или оставишь эту чушь в качестве ответа? — наконец находит слова Годжо, несколько долгих мгновений решая что-то про себя.       Желание разговаривать улетучилось безвозвратно. Хотелось совершенно по-детски скрестить руки на груди, топнуть ногой и продемонстрировать язык, обрушив всю мощь великой русской молчанки на этого мозгоклюя. Только вот я сомневалась, что Сатору в таком случае не прицепится клещом сильнее.       — Мне нужно встретиться кое с кем. Это не касается шаманов, проклятий, да даже всего магического сообщества мира. Просто деловая встреча…       — На которой нужно выглядеть как очень дорогая проститутка? — без прежней игривости, почти удивлённо уточняет белобрысый. На лице так и написано — не верит ни единому слову.       — Да, Сатору, именно так мне нужно выглядеть, — покорно признаюсь в прискорбной повинности, утомлённая этой недолгой беседой даже больше, чем давешним судом с куда большими рисками при провале.       Он хмурится, вновь пристально оглядывая мои плечи и вполне себе приличное декольте, а потом возвращает взгляд к моему лицу, и голубые глаза слегка прищуриваются.       — Ты даже не представляешь, сколько вопросов теперь это вызывает, — признаёт он, пока я обречённо слежу за стрелками часов на стене справа.       Твою-ж то мать… Интересно, если дать заднюю и отменить сегодняшнюю встречу, он отстанет?       — Я представляю, — несогласно спорю, возвращая к нему внимание. — Но это вовсе не значит, что я обязана отвечать на твои вопросы. Давай начистоту — ты не считаешь меня другом. Более того, ты мне не доверяешь. С чего я должна доверять свои секреты тебе?       — Чтобы получить доверие, нужно его для начала дать.       — Справедливо. В отношении тебя в том числе. Не хочу показаться мелочной, но давай припомним: что я сказала тебе до того, как покинула город?       — Не смеши. Подруга из России, которая увидела, что мы провалим миссию? При условии, что тебя в том видении не было, а нас она не знает и никогда не видела? С чего вдруг? — он рывком садится прямо, чуть сокращая разделявшее нас расстояние, и я понимаю, что дотошность Годжо меня теперь не только раздражает, но и нервирует. Как же он внимателен к мелочам. — Откуда тебе было известно, что Аманаи мы не убережём?       И вот он, важный на самом деле вопрос. Важный для Годжо, потому что ответ на него, правдивый, выдаст слишком много нелицеприятной истины, к которой он не факт что готов, и едва ли понимает это. И важный для меня, потому что ответ на этот вопрос может подвергнуть меня опасности в том числе и с его стороны. Я всё ещё не была уверена, спокойно ли он воспримет новость, что я в этом теле скорее гость, чем полноправный хозяин.       — Я просто знала это.       — Откуда?       — Просто знала, — с нажимом повторяю я, больше не пытаясь скрыть ни агрессии, ни недовольства его давлением.       Сатору скалится, и зрачки в обрамлении ярко-голубых радужек сужаются меньше гречневого зерна. Напряжение в плечах и предплечьях, уложенных на широко расставленных коленях, считывается беспроблемно, и я гадаю, нападёт ли он словесно или физически, пока парень рыскает взглядом по моему обедневшему на эмоции лицу.       — И как много ты ещё «знаешь»? — растягивая гласные, тихо интересуется он.       — Знаю, что, если ничего не предпринять, очень скоро Сугуру может окончательно возненавидеть не-шаманов, задуматься о геноциде и даже возьмётся претворять это в жизнь. Знаю, что Ю погибнет на одной из миссий, но не знаю, когда именно и от чего конкретно. Я знаю очень много того, чего мне не хотелось бы знать, но не знаю достаточно, чтобы это предотвратить. Как с Аманаи, Сатору, и эти знания меня режут без ножа.       А вот теперь зрачки Сатору скакнули вширь, затопляя радужку. Он присматривался, водил взглядом по лицу и вокруг головы, словно пристально следил за чем-то, и, судя по тому, как каменело его лицо, теряя хищность, что-то он там таки для себя видел. И отнюдь этому не рад.       Нет в нём больше того задора и хитринки, нет спрятанного лукавства в надежде невзначай выпытать правду, что прослеживалось в глазах поначалу. Годжо смотрит спокойно, хладнокровно даже. Обдумывает что-то, хоть и смотрит всё ещё прямо в глаза. Только вот он скорее не здесь, чем наоборот. И выглядит даже жёстче, чем в первые дни, когда наше знакомство не задалось.       — Это… Можно предотвратить? — осторожно уточняет он.       Я хотела бы ответить ему положительно. Дать надежду или и вовсе заверить, что с судьбой можно играть в салочки, шахматы или бокс, на худой конец. Только вот с Рико я уже провалилась. И пусть ситуация с Гето на первый взгляд кажется прозрачней, на деле же я знала лишь о ключевых моментах. А как теперь изменится всё с моим появлением и теми ненавязчивыми увещеваниями, что я лила ему в уши в немногочисленные разговоры тет-а-тет? И хватит ли вообще той лёгкой симпатии, что он питал ко мне тогда, чтобы убедить не выбирать самый радикальный способ? Поступит ли он так же, как в известной мне истории? Где именно он найдёт тех девчонок, из-за которых решит поквитаться с целой деревней? И, если перехватить девчонок, не найдётся ли чего-нибудь ещё, что смачным пинком бросит Гето в пучину отчаяния?       — Мне хочется верить, что можно. Давай обсудим это позже, — ещё один взгляд в сторону часов порождает лёгкий намёк на панику. Меньше всего мне хотелось бы затягивать с утомительным делом и из-за Годжо отменять планы на вечер. — Сегодня мне нужно заняться своими делами. Но, если хочешь в самом деле быть готовым, — присмотрись к Сугуру: его верность прежним идеалам дала неслабую трещину.       Странно, но ответом были не новые вопросы и даже не каламбуры, скрывающие недоверие и скепсис. Молчаливый прямой взгляд, неотрывно направленный мне в глаза. Такой… Пробирающий и крайне неуютный, от которого хочется повести плечами и поскорее свалить подальше. Странно, но, пожалуй, это был первый раз, когда мне было на полном серьёзе неуютно находиться с этим парнем в одном помещении.       А потом Сатору кивнул на удивление покладисто и даже встал без дополнительных поторапливаний и уговоров. Натянул свои любимые очки, сунул руки в карманы брюк и неспешно двинулся в сторону двери.       Молча.       — Я постараюсь вспомнить все подробности позже, пока ещё есть время, — зачем-то бросаю я в спину спокойно удаляющегося парня, следом за ним поднимаясь на ноги и суетливо нагоняя собирающегося прочь гостя.       Годжо замирает буквально у порога, опустив голову, словно обдумывает или прислушивается, скажу ли я что-нибудь ещё. А потом снова кивает, и, не обернувшись, покидает квартиру.       И чувство при этом такое… Словно на тебя навели дуло пистолета, но пока ещё раздумывают, нажать ли на курок.