Манипуляции

      Суп с рыбными и мясными клёцками кажется странным, но вполне себе неплохим. Мы неторопливо черпаем ложками свои порции, переглядываемся, обмениваемся улыбками и ничего не значащими фразами. Словом — отдыхаем, когда я наконец решаю, что тянуть дальше и в самом деле глупо.       — Я уезжаю скоро, — признание срывается с губ тихо, спокойно и незначительно, и какое-то время, буквально жалкие мгновения, ещё звучит перестук ложек сосредоточенных на обеде людей.       — Куда?       Сатору даже головы толком не поднимает. Только голубые глазищи из-под белёсых ресниц сверкают отстранённым любопытством. Сёко рядом со мной хмыкает одновременно с вопросом от Годжо, а Сугуру вдруг вскидывает глаза, вперяя в меня настороженный потяжелевший взгляд, словно уже догадался.       — Домой.       Вот теперь удивляется и главная причина моего приезда в эту страну. Выпрямляется, переставая слегка сутулиться над столом. Недоумённо вскидывает брови, забывая про порцию супа и вперяя в меня взгляд. Почти растерянный, и это так очаровательно, что панцирь чёрствого циника на моей душе мимолётно, но звучно хрустит трещинами.       — Надолго? Почему вообще? — не дожидаясь, когда раздуплится друг, уточняет у меня Сугуру.       Интересно, что к этому моменту на поглощении получившегося у нас кулинарного шедевра остаётся сосредоточенной только Иэири. Годжо так и висит с ложкой в руках, хлопая глазами, а Сугуру и вовсе свою тарелку отодвигает, откладывая столовый прибор.       — Дядю убили, — я поджимаю губы, понимая, что в случившемся моей персональной вины ровно половина, но едва ли в ближайшее время я отважусь признаться кому-то в этом. Не из стыда, скорее, из страха получить по башке. — Магическое сообщество требует моего возвращения с последующим вступлением в наследство. С трудом понимаю, что это значит, но они направили в ваше магическое управление официальный… Почти приказ, насколько я поняла.       — Гляжу, у вас тоже любят приказывать, — Годжо невесело, едко усмехается, ровно на мгновение кривясь тем выражением лица, что продемонстрировал мне в первый день знакомства — того и гляди вот-вот взорвётся.       — Нет человеческого общества, где одни не пытались бы доминировать над другими. Маги, простачки… — я пожимаю плечами, вяло плеская в бульоне ложкой. — В любом случае, плюс-минус через неделю, по моим предположениям, я вас покину.       — А если Старейшины не одобрят твой отъезд? — Гето задумчиво хмурится, видать, просчитывая в уме варианты. — В конце концов, они вроде как тебя не просто на программу по обмену пригласили.       — Формально — я гражданка другой страны и, вероятно, другого магического управления. Их действия, на чём бы ни базировались убеждения, в подобном случае будут неправомерными. Так что буду прорываться с боем.       Признание выходит тихим, потому что мне не хочется бередить их раньше времени, но они всё равно слышат и реагируют. Сугуру осуждающе пилит взглядом, всем видом давая понять, что идея дерьмо, а для моих кривых неловких улыбок вообще не время. Годжо насмешливо, снисходительно как-то, вскидывает брови, смотря на меня, как на самоуверенную идиотку. Даже Сёко косится с явным неодобрением озвученному заявлению.       — Смело. Я бы даже сказал — дерзко, — одобрительно посмеивается Сатору, наконец отмирая и возвращаясь к прерванному обеду.       Доевшая Иэири вдруг поднимается, отправляясь к раковине, а потом к холодильнику, и к столу возвращается уже с фруктовым льдом на палочке ярко-зелёного цвета.       — Для вас там тоже есть, — заверяет она под моим заинтересованным взглядом.       — Погоди, — Гето машет в её сторону рукой нетерпеливо, всё ещё продолжая гипнотизировать мою фигуру внимательным взглядом. — Ты серьёзно? Ты ведь… Ты ведь сама говорила, что рада была уехать сюда.       — Ого, вы и такое обсуждали? — едко и впечатлённо тянет Сатору, широким языком облизывая ложку и переводя взгляд с меня на друга и обратно.       — Понимаешь, — я заминаюсь, подбирая правильные слова, чтобы наверняка объяснить. — Я рада была сбежать от дяди. Но не из дома. К тому же, ты сам видел — есть некие загадки, ответы на которые следовало бы хотя бы попытаться отыскать.       Сугуру наконец понятливо кивнул, пусть и не сразу сумев подарить этот кивок, словно переваривал и принимал за истину прозвучавшее. И я тяну губы в чуть кривоватой улыбке, благодаря за столь быстрое понимание.       Было ещё кое-что, чего я не могла озвучить по разным причинам. Несколько даже вещей. Я должна была поискать способ вернуться. А ещё…       Сложно объяснить, но я уже переживала подобное и знала, что это. Тоска по месту, что ты считаешь Родиной. У меня было так, когда с ансамблем в школе мы ездили в Чехию. Чудесные были деньки — отрыв от опостылевшей знакомой до последней мелочи действительности. Возможность посмотреть, как живут другие люди с другим менталитетом. Но с каждым прожитым на чужбине днём уже тогда, в свои четырнадцать, я всё острее ощущала этот пресловутый Зов Родины, воспетый в старой классике. Какой бы она ни была, сколько бы подножек ни ставила тебе своими укладами и законами, если ты покидаешь её не по собственной воле или не планируешь «не возвращаться», тянуть домой начинает сильнее день ото дня. Да и, в конце концов, две тысячи пятый… Чёрт, это ведь совсем другой вайб, и только те, кто воочию застал их в сознательном возрасте, могли бы понять моё ностальгическое предвкушение. Я буквально могу оказаться в прошлом. Видики, семечки «по стакану», продаваемые бабками буквально на каждом углу, вкус дешёвого, но такого вкусного лимонада «Буратино», конфеты «Шок» и шипучки, пыльные розовые рассветы и закаты во дворах пятиэтажек под русскую попсу… Когда дух павшего зверя Союза ещё отчётливо витает в воздухе, несмотря на прошедшую более десяти лет назад революцию. Обидно, конечно, что это будет не совсем «моё прошлое», но и на это бы я взглянула с огромным удовольствием.       Если бы могла, я бы, наверное, рассказала им. Каждую мелочь, каждую сладкую крупицу памяти, составляющую в общем-то приятную сердцу картину детства и юности. Но слишком многое придётся объяснить после этих ностальгических рассказов, а я не уверена, что хочу обременять их настолько глубокими знаниями. Иногда неведение просто безопасно. Как бы на первый взгляд глупо это ни казалось, но многие знания ведут к печалям, и это уже проверенный не только моей жизнью факт. Правда о предательстве парня, может, и необходима, но правда о том, что ты лишь чей-то плод воображения, а вся твоя судьба прописана на потеху публике — это попросту может уничтожить волю к жизни. И раз уж я лично убедилась, что парни не фантазия, что материальны и наделены сознанием… Я просто не могу эгоистично играть в Мессию и Героя, раскрывая такие тайны. Так что я просто неловко улыбаюсь, видя хмурость в лице брюнета, и прячу взгляд в чашке с недоеденным супом.       Я вообще не люблю супы. Бабуля варила их настолько отвратительными и так обожала принцип «доведи до истерики, но накорми ребёнка», что я до сих пор лучше заварю себе какой-нибудь «бички», чем к настоящему супу притронусь. Даже если он вкусный — ложек десять-пятнадцать, и забирайте, наелась… Так что тарелка с остатками супа отгружается на тумбы у раковины, а я сую нос в морозилку за своей порцией десерта, испытывая дурашливое желание потереть руки подобно коварной мухе.       А стоит приземлиться за столом, как взгляд сам собой вновь замирает на шелестящей в пальцах упаковке.       И вот вроде бы совсем не время и не место, и тратить время на такие глупости — верх слабоумия, а я всё равно медленно облизываю чёртов замороженный сок, преувеличенно невинно глядя в стол. Прекрасно чувствую скрестившиеся на мне взгляды, потому что не заметить или проигнорировать столь откровенно-провоцирующее эротичное поведение попросту невозможно. И хотя я стараюсь убедить себя, что море мне по колено, а горы по плечо, очень скоро внутри всё скручивает от поднявшегося стыда. Особенно когда, вскинув взгляд, обнаружила, что оба парня преувеличенно внимательно глядят на мои губы и то, что я творю с чёртовым мороженым. Ладно, я, видимо, переоценила себя. Так что вместо очередного медленного погружения или прокручивания в губах, я смачно откусываю подтаявшую верхушку, замечая, как вздрагивают мальчики напротив.       — Какого хрена происходит? — нетипично требовательно вопрошает сидящая рядом Иэири, смотря на меня почти круглыми глазами.       Вот теперь, пожалуй, даже стыдно.       — У этих идиотов пари — кто кого быстрее смутит, — без промедлений и каких-либо раздумий сдаёт нас Гето, пожимая плечами.       Сёко одаривает нас с белобрысым тяжёлым взглядом, без слов говорящим «идиоты».       — Может, вам в комнате закрыться и там смущать друг друга до посинения? — едко предлагает она, кривя губы в усмешке.       Мы с Сатору морщимся синхронно, даже переглядываемся, видимо, оба в этот момент понимая, что им нас попросту не понять. Это ведь, блин, совсем не про это пари.       — Ладно, мне нужно ещё кое-что сделать, — я хлопаю по столу ладонью, ненадолго отрываясь от ледяного лакомства. — Пересечёмся…       Ребята вразнобой желают удачи во всех начинаниях, а я торопливо семеню в сторону директорского кабинета. Мне очень надо, жизненно необходимо кое-что провернуть. И, если я сумею, уверена процентов на восемьдесят пять, пари будет за мной. Нужно только получить вольную у главного человечка в этой колонии щадящего режима.       Поразительно, но Ириоши-сан просьбу отлучиться в компании его студентов встречает разве что слегка приподнявшимися бровями. И, выторговав жалкое обещание не шалить, я получаю «добро», несколько обескураженная возвращаясь в свою комнату. Не то чтобы я недовольна, но насколько вообще вменяемо отпускать двух «малолеток» в город исключительно на обещании вести себя прилично? Ни расспросил ни о чём, ни попытал на тему мотивации. Даже санкциями не пригрозил… И ладно бы я отпрашивала Сугуру, я бы поверила, что доверие к парню максимальное, всё-таки Гето имеет определённую репутацию. Но я чётко проговорила фамилию Годжо, когда отпрашивала нас до обеда следующего дня. Интересно: нам правда настолько доверяют или за мной таки закреплён соглядатай, что даёт взрослым уверенность? Вопрос на самом деле актуальненький. Честно говоря, я бы на их месте приставляла кого-то, кто наблюдал бы двадцать четыре на семь.       В недрах шкафа среди прозрачных чехлов отыскивается нужный, и я торопливо высвобождаю наряд, ощупывая ткань и ещё раз оценивая переливы цвета на искусственном свету. Надо сделать макияж, подобрать верхнюю одежду и предупредить Сатору, что сегодня его время принадлежит мне. Я почти уверена, что этой поездочкой удастся заставить ребятёнка прикусить язык, а мне, может быть, где-нибудь на обратном пути посчастливится перехватить себе какого-нибудь красавчика и сбросить напряжение. Так сказать — двух зайцев одним подсрачником. Разве не чудесно?       На мой судорожный перестук по дверям в комнату Годжо довольно долго никто не откликается, и я почти схожу с места, намереваясь заглянуть к Сугуру, когда дверь наконец распахивается, а на меня падает сонный взгляд голубых глаз.       Ути Бозе, какая прелесть.       — Чтва-а-а-а?!.. — Сатору смачно зевает, в последний момент умудрившись прикрыть широко распахнувшийся рот. На кой чёрт я с любопытством дантиста внутрь заглянула?.. Так ладно, собрались.       — Жду тебя через два часа у ворот, — без особых пояснений распоряжаюсь я, почти развернувшись, чтобы вернуться в комнату. Сатору ловит за локоть, не давая уйти.       — Куда пойдём?       — На свидание, — я тяну губы в издевательской ироничной усмешке, терпеливо выжидая, пока соловый взгляд голубых глаз достаточно изучит мою моську.       — Прям свидание? — с несколько меньшим неприятием, чем я рассчитывала, спрашивает он, давя очередной зевок, но так и не выпуская из плена пальцев мой несчастный локоть. Сжимал-то он не особо бережно. — Куда пойдём?       — Сюрприз, — я улыбаюсь ещё пакостней, даже не думая скрывать от Сатору, что сюрприз ему может не понравиться. Но Годжо только энтузиазма, кажется, преисполняется, разглядев очевидный намёк на подставу.       — Отлично, обожаю сюрпризы.       Он опускает ладонь на мою макушку, бесцеремонно ероша волосы, и прежде чем я успеваю возмутиться или дать сдачи, скрывается за дверью, отрезая мне возможность поквитаться. Ладно, то, что я замыслила, с лихвой окупит все те разы, когда я благородно хавала его неуважительное отношение.       Кивнув себе, я возвращаюсь в комнату, включаю на ноутбуке какой-то диск со сборником американской попсы и принимаюсь за сборы. Макияж, причёска, доведённый до ума образ, чтобы за время пути к нужному месту попросту не окоченеть. Красота, конечно, требует жертв, но как-то в возрасте под тридцать на подштанники и колготки с начёсом начинаешь смотреть с меньшим пренебрежением, чем в двадцать… Хотя, ладно, я и в пятнадцать жопу предпочитала не морозить, на всю жизнь наученная циститом, подхваченным в двенадцать лет по недалекости ума. Но сегодня, конечно, ситуация такая, что особо себя не укутаешь…       К моменту, когда я наконец выпархиваю на крыльцо общежития, на улице уже потихоньку начинает смеркаться, и я торопливо перебираю ногами, стремясь в условленное место встречи. И ещё на подходе к высоченным красным воротам-аркам замечаю, что у первой тории Годжо кукует не в одиночестве. Рядом с ним, сунув руки в шаровары, скучающе перетаптывается Сугуру.       — Тебе лучше остаться здесь, — вместо каких-либо приветствий заверяю я, подходя и заглядывая Гето в глаза, прищурившиеся ещё пуще после моих слов.       — Вот именно поэтому я просто обязан за вами присмотреть, — спокойно спорит он, вынимая из брюк телефон и мельком бросая взгляд в экран.       — Глупости какие, мы не будем заниматься ничем опасным или возмутительным, — я улыбаюсь шире, видя, что светло-карие глаза парня возвращаются ко мне. — Правда.       — Я с удовольствием удостоверюсь в этом лично, — настойчиво продолжает гнуть своё Сугуру. — Извини, но я правда не уверен, что ваше дурацкое пари не приведёт потом к выговору. А мне не хочется объяснять Яге-сенсею, почему я не предотвратил очередную выходку, когда знал о ней.       — Но ты же не знал, — я намекающе поигрываю бровями.       Не то чтобы я совсем уж против компании Сугуру. Просто мне совсем не хотелось брать на себя ответственность за потрясение ещё одного подростка. Да, никакой откровенной похабщины не планируется, но всё-таки время сейчас такое, более консервативное во всём мире, и я не могу ручаться, что для Сугуру будет нормой то, что я собираюсь показать Сатору.       — Да забей, Мика-чан. Просто пойдём уже, — Годжо машет рукой в сторону ворот, понукая нас ускорить шаг.       Я вздыхаю, ещё пару секунд смеряя Гето взглядом, но всё равно сдаюсь, видя упрямство в чуть изогнувшихся аккуратных бровях брюнета. Ладно, чёрт с ним. Может даже, это отличный повод, чтобы закинуть нужные удочки…       Спуск по протяжённой лестнице вдоль торий начинается в тишине, и пока я судорожно размышляю, с чего начать осторожное предупреждение, Годжо подаёт голос:       — Куда мы идём? Какой-нибудь клуб?       Я удивлённо вскидываю брови, встречая взгляд голубых глаз, и парень с намёком кивает на зелёную летящую юбку, выглядывающую из-под полов тёмно-серого пальто. Ну да, платье.       — Типа того, — отстранённо откликаюсь я, не желая раньше времени раскрывать карты.       Ему однозначно не понравится, но в этом и суть, так зачем раньше времени давать ему простор, чтобы соскочить?       — От старейшин что-нибудь слышно вообще? — тихо спрашивает Гето, идя со мной нога в ногу и со снисходительной улыбкой следя, как великовозрастное дитя впереди нас придурковато перескакивает со ступеньки на ступеньку.       — Они, видимо, стараются что-нибудь придумать.       — Ты серьёзно собираешься прорываться с боем, если они откажутся тебя отпускать?       — А у меня есть выбор? Слушай, — я затихаю, в задумчивости закусывая губу и пытаясь подобрать слова так, чтобы максимально передать собственные опасения. — За последние плюс-минус десять лет умерло порядком восьми представителей нашей семьи. У дяди и отца, судя по всему, был какой-то двоюродный брат и сестра. Так вот, все, в ком текла кровь Тревеевых, за это время погибли в самых тривиальных, на первый взгляд, ситуациях. Несчастные случаи, неожиданные болезни. Это можно было бы списать на совпадение в двух, даже в трёх ситуациях. Но почти в пяти — это, на мой взгляд, перебор. Мой троюродный племянник несколько лет назад подавился печеньем в школьной столовой.       Сугуру переводит на меня напряжённый взгляд, хмуря брови и сверкая настороженными глазами.       — Походит на проклятье.       — Именно. Но мы имеем дело с наследными магами, а значит, это точно не что-то банальное, да и случаи… Слишком разнятся, чтобы можно было подумать, что это какая-то среднеуровневая тварь, прицепившаяся к семье и действующая по одной схеме. Автокатастрофы, неожиданные и быстро протекающие болезни, несчастные случаи типа того печенья или сосульки, свалившейся с крыши торгового центра.       Сугуру хмыкает, когда бегущий впереди нас Годжо, оступившись, едва не наворачивается, несколько ступеней отчаянно пытаясь восстановить равновесие и не свалиться.       — Не думаешь, что было бы разумнее остаться здесь? Всё-таки уровень наших знаний на поприще борьбы с проклятьями выше, чем в других странах.       Я молчу, хоть и хочется напомнить, что Япония из-за политики суверенитета очень изолирована. Только вот не место и не время сейчас устраивать дискуссии об обоснованности суждений «мы знаем больше».       — Я несовершеннолетняя, Сугуру, к тому же являюсь гражданкой другой страны. Остаться здесь — значит вступить под протекторат. И, учитывая, к кому и с какими проблемами… Я не уверена, что хочу становиться ручной собачкой вашего Совета. Если хочу сохранить независимость, мне нужно хотя бы попытаться разобраться во всём самой.       — Уверена, что там нет точно такого же Совета, что захочет прибрать к рукам?       — Я уверена, что он там есть, более того, уже сейчас активно строит на меня планы. Но, только вступив с ними во взаимодействие, можно хотя бы попытаться понять, чего они хотят, и что из их притязаний я готова допустить. Останься же я здесь, останусь в неведении о большей части происходящего на самом деле, а этого позволить я ни в коем случае не могу.       — Сложно.       — Максимально, но по-другому никак. Взрослая жизнь в целом состоит из сплошных сложностей. Так работает человеческий социум, и главная задача, если хочешь жить в нём хотя бы отчасти свободным — нужно разбираться досконально и во многих смежных аспектах.       — Эй, зануды! — Сатору впереди сбегает с последних ступеней, пальцем тыча в сторону припаркованной недалеко машины. — Давайте шустрее.       — Мы на авто? — мы с Гето спрашиваем в голос, тут же переглядываясь из-за этого.       — Я не хочу сегодня тащиться пешком, так что вызвал нам Окно, — он нетерпеливо перетаптывается, следя, как мы спускаемся, и первым же устремляется в сторону машины. — Приветики.       Мы по очереди здороваемся с водителем, и я удручённо плюхаюсь на заднее вместе с Гето, благодарно улыбаясь, когда брюнет услужливо открывает для меня дверь. Джентльмен…       Хорошо, конечно, что сегодня мы не пешком, но я надеялась подольше побыть с ними с глазу на глаз, чтобы прояснить пару моментов. Так что досада нехило снижает уровень энтузиазма и довольства, и я отворачиваюсь к окну, напрочь игнорируя расспросы Годжо о месте нашего конечного назначения. Слух перестаёт воспринимать звонкий мальчишечий голос, мысли уплывают в сторону просмотренного когда-то аниме, и я всё стараюсь припомнить детали.       Как же звали ту девчонку? Цумико? Мицури? Ханако? Хоть убей — не помню. Но ладно, допустим, имя не имеет значение. Девчонка должна стать чьим-то сосудом. Какой-то то ли маг, то ли проклятье, дружественное магам, которое отвечает за безопасность и секретность проходящей войны с проклятьями, если я правильно помню.       — Сугуру, могут ли обычные люди попасть в храмы?       — Ну, насколько я помню теорию, — парень задумчиво прищуривается, упираясь взглядом в потолок машины, — люди, другие маги и проклятья не могут попасть на территории техникума и нескольких административных объектов, так как те защищены барьерами Тенгена.       Вот оно…       — Тенген?       — Самый долгоживущий маг на земле. Ему больше тысячи лет или около того, — парень переводит на меня заинтересованный взгляд. — А что?       — Да так. Просто не так давно я общалась с подругой из России, и она сказала, что скоро то, что защищает моих новых друзей от раскрытия перед всем миром, может оказаться под угрозой.       — Глупость какая…       — Подруга сказала?.. — в голос бросают парни, и если Сатору даже не утруждается повернуться после выраженного сомнения, то вот Гето смотрит очень пристально и вопрос задаёт с ещё большей настороженностью. — А откуда она знает об этом?       — Ну, она вроде как предсказательница или типа того, — я замолкаю, перехватывая заинтересованный взгляд водителя в зеркале заднего вида, и только сейчас понимаю, что подобная информация может обеспокоить японскую верхушку, если до них дойдут мои слова. Хотя, может это, напротив, подстегнёт их Совет бросить больше ресурсов на защиту девушки в будущем. — Даша видела в своих снах, что в скором времени вы будете наняты для защиты нового сосуда мага, обеспечивающего защитой магические техникумы, но против вас выступит Убийца Магов, и сосуд будет убит.       — Она видела это… Во сне? — недоверчиво уточняет Гето, следя внимательно и, кажется, даже не моргая.       — Да. Она редко видит сны о посторонних, однако рассказала мне, что в одном из них видела меня вместе с мальчишками, а потом их же видела во сне про погибшую девочку. Я могу узнать подробности, если хотите…       Меня уже откровенно напрягают бросаемые взгляды водителя в зеркало заднего вида, и уже сейчас хочется отвесить себе подзатыльника. Это ведь такой чудесный повод не выпускать меня за пределы страны… Но да ладно, предупредить парней нужно, и хрен знает, как завтра повернёт моя жизнь и в какую сторону. Так что откладывать это всё бесконечно просто не вариант.       — Ерунда, — явно невпечатлённо фыркает Сатору на переднем сидении, на короткое мгновение оборачиваясь к нам, но тут же занимая прежнее положение.       — На самом деле я бы послушал, — не в пример Годжо серьёзнее откликается Сугуру, одаривая меня задумчивым, будто бы оценивающим взглядом. — То, что кому-то за пределами страны известно о том, что Тенген меняет сосуды, уже заставляет задуматься.       Я отчётливо вижу, как на очередной фырк от Сатору Гето пинает сиденье перед собой, причём так, что белобрысый аж вздрагивает, видать, хорошенько прочувствовав удар.       — Так, значит, она увидела это во сне? — вновь поворачиваясь ко мне, спрашивает Сугуру, и я подбираюсь, готовясь к тому, что врать придётся много и осторожно, но не успеваю и рта раскрыть, как тихая мелодия в салоне становится оглушительной.       Сатору прибавляет ещё чуть-чуть, не обращая внимания, как косится на него водитель, и откидывается на спинку своего сидения, отворачивая голову к боковому стеклу.       Что ж, намёк ясен. Непонятно только, с чего ради Годжо так против поговорить о чём-то действительно важном. Не замечала за ним такой инфантильности, как нежелание узнавать что-то значимое и интересное. Ни в каноне, ни находясь здесь, и тут на тебе, такие фортеля. Впрочем, своей выходкой он даёт мне возможность хорошенько продумать легенду.       Путь занимает достаточно много времени, потому что ближе к центру Токио всё чаще и чаще мы застреваем в длинных пробках, и на третьей такой белобрысый демонстративно вскидывает лицо к потолку и резко убавляет звук продолжавшего громыхать радио.       — Предлагаю продолжить пешком. Так мы дольше простоим, — страдальчески призывает он в повисшей тишине, и мы с Гето, не сговариваясь, тут же открываем двери, торопясь на свежий воздух вечернего города.       Улицы вечернего Токио полны праздношатающегося народа, и мы лавируем в этой толпе, переговариваясь ни о чём. Я рассказывала о том, какими развлечениями мог удивить мой город, не скрывая, что провинция не отличается особым разнообразием, парни делились любимыми видами досуга в городе, помимо уже знакомых мне игровых салонов.       Небольшое столпотворение на нашем пути почти сразу привлекло внимание, и нет ничего удивительного, что Сатору первым ломанулся к образовавшейся толчее выяснять, что привлекло внимание прохожих. Мы с Гето, переглядываясь, словно привыкшие ко всему родители сорванца-шалопая, смиренно топали следом.       В окружении зевак, под музыку стоявшего поблизости магнитофона, статный юноша в костюме-тройке и элегантной шляпе виртуозно крутил в руках колоду карт, мастерски раскладывая веера и с глухим шуршанием протягивая карточную пружинку. Дополняло очарование сего действа лукавая улыбка на тонких губах, прищуренный взгляд тёмно-зелёных глаз незнакомца и изящные движения рук и тела. Завораживало так, что даже парни, застывшие по обеим сторонам, на долгие несколько минут безмолвно залипли, наблюдая за уличным фокусником.       — Интересно, что ещё умеют эти волшебные пальчики? — вполголоса бормочу я, забывшись в наблюдении за вполне себе симпатичным парнем. И разворот плеч широкий, и внешность… Цепляющая. Прям любо-дорого смотреть.       Только вот Сатору рядом отчего-то давится воздухом, а Сугуру, ещё мгновение назад, как и я, безмятежно наблюдавший уличные фокусы, оборачивается ко мне с каменным выражением лица.       — Я что, это вслух сказала?       Самое стрёмное, что и фокусник, раскидывающий колоду и крутящий карты в руках и так и эдак, обращает ко мне заинтересованный взгляд, и улыбка на тонких губах растягивается шире, демонстрируя мне очаровательные ямочки и интригующие клычки.       Я улыбаюсь тоже, перехватывая взгляд зелёных глаз, что уж греха таить — испытываю энтузиазм, видя, как шагает парень ближе, явно намереваясь как-то повзаимодействовать даже хотя бы в рамках своего выступления, но я совсем не против, чтобы у меня из волос или из-за ушей подоставали… карты. Не монетки, конечно, но и карту спрятать в руках незаметно — это не пятирублёвую монету меж пальцев зажать.       Только вот увлекательного общения с уличным фокусником не случается. Меня подхватывают под руки с обеих сторон, без малейших проблем поднимают от земли и торопливо утаскивают прочь из окружившей фокусника толпы.       — Какого чёрта? — я шиплю и кручусь, пытаясь вывернуться из чужих рук и одновременно с этим обернуться назад.       От того, какая шальная улыбочка бродит по губам незнакомца, глядевшего мне вслед, у меня, кажется, сердце обрывается.       — Ироды! — попытка пнуть Сатору по голени оборачивается болезненным сжатием плеча его руками.       — Ты там чуть слюной всё не закапала, — шипит Годжо, продолжая тянуть меня подальше, даже когда Сугуру со своей стороны отпускает, позволяя мне шатко-валко встать на ноги.       — Твоё какое дело?! — едва не по слогам чеканю я, пытаясь левой рукой расцепить его пальцы на кашемире пальто, и высвободить своё многострадальное плечо. Обидно было до жути. Могла бы такое чудесное знакомство завести… Всегда любила рукастых парней: гитаристы там, другие люди с крепкими и ловкими пальцами…       — Ты мне свидание обещала! — возмущённо и очень уж претенциозно напоминает белобрысый, и я куксюсь, оборачиваясь к невозмутимому Сугуру.       — Не смотри так на меня, я не при делах, — он под моим взглядом вскидывает руки в жесте капитуляции и отшагивает назад, даже не думая как-либо помогать.       — Ладно! — с третьей попытки, рывками плеча и щипками чужих пальцев, конечность мне освободить таки удаётся, и я встаю прямее, оправляя пальто и недовольно оглядывая всё ещё дующего губы Сатору. — Пойдёмте.       Нужно было вспомнить, как пройти к нужному мне месту. Я, конечно, всегда очень хорошо ориентировалась в городах, даже в незнакомых, но всё-таки это требовало времени и какого-никакого подключения памяти.       — Так куда мы идём? — сдержанно интересуется Сугуру, мельком поглядывая на моё сосредоточенное лицо.       — Это секрет, — отмахнулась, вертя головой по сторонам, потому что наконец показалось, что я начинаю узнавать места. Но следовало убедиться. — А где гостиница Цукаса?       — Нам в гостиницу? — недоумённо откликнулся идущий чуть впереди Сатору и тут же ускорил шаг: — Идёмте, нам туда.       Да, так было определённо проще. И только когда вокруг показались вполне себе знакомые здания с магазинчиками и ресторанами, я придержала шагающего впереди Годжо, ненавязчивым рывком меняя его направление.       — Клуб «Боку ой-ши»? — с явно слышимым в голосе опасением уточняет Гето, читая яркую вывеску над входом, к которой я уверенно тащила Сатору. Ну да, согласна, название палевное. — Нам точно туда надо?       Я молчаливо и с энтузиазмом киваю, протискиваясь мимо выстаивающей очередь толпы, напрочь игнорируя летящие в спину возмущения.       — Вы пропустите нас, — вместе с отданным приказом по телу разливается волна уже знакомой истомы, и я тут же тороплюсь перевести взгляд в глаза второму фейсеру. — И не будете задавать никаких вопросов.       Они покладисто откидывают оградительную цепь, позволяя нам скользнуть в длинный подсвеченный неоном коридор, и Сатору, предвкушающе тянущий губы в усмешке и с восторгом глядящий на висящие по бокам коридора картины с извивающимися в танце людьми, кажется, пока даже не замечает подвоха. А он есть, и очень даже приметно отображён хотя бы в этих же самых картинах.       — Что с тобой?       Я не сразу понимаю, что вопрос, полный слегка глумливого любопытства, обращён ко мне. По нервным окончаниям всё ещё гуляет импульс исступления, и мне приходится совершать вдумчивую дыхательную гимнастику, чтобы справиться с этой напастью.       — Всё супер-гуд.       — Уверена?       Он склоняется ближе, с куда большей внимательностью вглядываясь в глаза, и я расцепляю пальцы на его плече, чтобы отойти в сторону и обогнать. Не хватало ещё объяснять ему сейчас, как именно работает моя способность. Я хочу насладиться триумфом победы, а не оставшийся вечер терпеть его насмешки. То, что они будут, я отчего-то даже не сомневаюсь.       Гардероб находится рядом со входом в основной зал, откуда уже гремят басы заводной музыки, и я тороплюсь скинуть пальто, тут же удостаиваясь внимательных взглядов от спутников, но напрочь игнорируя их и вовсю предвкушая хороший вечер. Жаль, конечно, что полностью расслабиться и кайфануть не выйдет, всё-таки я за них ответственность несу, но и сохранять золотую середину я давно научилась. В распахивающиеся в обе стороны двери я вхожу одной из первых, тут же отмечая два уровня в зале, несколько сцен с обычными типичными для таких мест гоу-дэнсерами, и довольно лыблюсь, примечая в толпе незнакомцев изредка мелькающие девичьи лица. Это даст мне фору и помешает парням сходу понять, куда они попали.       Я с удовольствием слежу, как замершие буквально в дверях мальчишки осматриваются. Как хмурится Гето, водя взглядом по танцующим людям, как качает в такт музыке головой Сатору, расплывшись в широченной улыбке.       — Почему так много парней? — силясь перекричать шум музыки, интересуется он спустя мгновение, чуть склонившись ко мне, и я уже совсем не сдерживаю ехидной улыбки, оставляя его вопрос без ответа, но очень говоряще глядя ему в глаза, надеясь, что до него вот-вот дойдёт.       Только вот прежде чем лицо Сатору озаряется догадкой, Гето, явно разглядев что-то в стороне, вытягивается в лице и судорожно стучит Годжо по плечу, пытаясь привлечь внимание. Сатору оборачивается тоже, и я прям вижу, как парень спадает с лица, явно теряясь от увиденной картины.       — Какого… Хрена? — я вопрос белобрысого буквально по губам читаю, потому что вокруг всё ещё слишком шумно от гремящей басами музыки. — Тут что, окама трутся?!       Там, куда они оба таращились с разной степенью потрясения на лицах, самозабвенно лобызались два парня. Типично-японской внешности, из тех, кого встретишь на улице и вряд ли запомнишь, да и никогда не подумаешь об их нетрадиционной ориентации: синие джинсы, тёмно-серая и синяя рубашки… М-да. Ни броских «говорящих» нарядов, ни макияжа на лице.       — Что значит «окама»? — невозмутимо интересуюсь я, когда на мне скрещиваются два возмущённых до глубины души взгляда.       — «Fag» — это значит. «Gay»! — разъярённо шипит Сатору, наступая на меня с отчётливым желанием членовредительствовать на лице.       — Тебя это смущает? — едва не хохоча, из последних сил выдавливаю я, пятясь назад и давя довольную лыбу. Неловкое столкновение с кем-то позади заставляет ненадолго оторваться от разглядывания недовольной физиономии белобрысика и обернуться к нечаянно задетому парню. — Извините.       С мелированными волосами, изящными очками на кончике носа и проколотой губой парень выглядел броско. Смазливенький такой, сладенький, что аж сахар в крови подскочил и почти на зубах заскрипел. Правда, глядит этот смазливенький слишком уж стервозненько и недовольно, оглядывая с головы до ног и с особым недовольством задерживаясь взглядом на глубоком декольте моего платья.       — Никогда не любил дни открытых дверей, — манерно тянет это чудо, фыркая напоследок и удаляясь восвояси.       Я провожаю удаляющуюся фигуру с улыбкой на лице, даже не думая возмущаться или недовольствовать по поводу услышанного. У всех свои загоны. Кто-то вот, может, баб не любит в принципе. Что неудивительно — клуб-то для геев.       — Мы сейчас же уходим, — змеюкой шипит Сатору, больно цепляя мой локоть и буксируя меня в сторону выхода. Только вот я не просто так выбрала именно это заведение.       — Да, хорошо, — я рывком вырываю руку из цепких пальцев, на удивление легко вернув себе свободу. — Сразу после того, как признаешь, что я выиграла.       И елейной улыбочкой всё это заявление сверху шлифануть. Сатору аж перекосило от моей самодовольной пантомимы. Он недовольно поджимает губы, а в следующее мгновение нависает сверху, опасно сверкая голубыми глазищами.       — Ла-а-адно, мы останемся, — крепкие пальцы сцепляются на щеке, весьма неприятно трепля захваченную в плен кожу, и я тороплюсь отмахнуться, чтобы он мне своими клешнями синяков не наставил.       — Сатору, серьёзно, просто сдайся, и мы уйдем, — Гето тоже притирается ближе, чтобы быть услышанным, но Годжо оборачивается к нему с таким возмущением на лице, что Сугуру аж чуть не отшатывается.       — Нет уж, мы останемся, — Годжо рывком разворачивается в сторону бара да так устремляется вперёд, что несколько невольно задетых им людей даже недовольно кричат что-то вслед.       — Не думаешь, что это перебор? — Сугуру глядит с высоты роста строго, как учительница на нашкодивших учеников, и это почти пробирает. Будь я хоть на полграмма поскромнее…       — Неа, — наглая улыбка на моём лице удостаивается лёгкого прищура со стороны брюнета, но я не жду дальнейших разборов полёта, устремляясь следом за ускакавшим вперёд Годжо.       И ещё на подходе к бару выхватываю взглядом дюже симпатичного бармена. Высокого европейца с иссиня-чёрными длинными волосами, небрежно собранными на макушке и висящими растрёпанными прядями по бокам скуластого лица. И неверный луч стробоскопа пытался убедить, что глаза, на которые изредка падал пульсирующий свет, ярко-ярко синие.       — Кажется, я влюбилась…       — Что? — переспрашивает Сатору, рядом с которым я замираю, не отрывая взгляда от очаровательного красавчика. — В него?       Удивлённо перевожу взгляд на парня, пытаясь понять, о чём он говорит, и когда научился читать мысли.       — Да брось, — Годжо под моим недоумевающим взглядом закатывает глаза, подтягивая ближе карту с коктейлями. — В нём ничего такого. Просто какой-то мужик. Старый, и, вероятнее всего, гей…       Я наклоняюсь вперёд, наваливаясь на барную стойку, когда бармен проходит мимо нас в сторону других клиентов, трогаю его за локоть, затянутый в белую рубашку, но в ответ получаю только обольстительную улыбку и выставленную в жесте «подождите» ладонь.       — Не обязательно быть геем, чтобы здесь работать, — заверяю я Сатору, понимая, что внимание нам уделять никто не спешит.       Со спины подтягивается Сугуру, заинтересованно заглядывая в меню в руках Сатору.       — Ты ведь помнишь, что плохо переносишь алкоголь? — смутно слышу я сквозь грохот музыки, следя, как Гето склоняется ближе к белобрысой макушке.       Сатору раздражённо дёргает плечом, но я не успеваю вслушаться и разглядеть, как дальше складывается их диалог: обнажённого предплечья, лежащего на барной стойке, осторожно касаются кончики чужих пальцев, и, повернувшись, я сталкиваюсь взглядом с насыщённо-синими глазами. Как звёздное ночное небо в июле. И от хищного прищура типичного ловеласа обмирает сердце.       — Что изволите? — он улыбается, а я кошусь взглядом на бейджик. Алекс.       — Привет, — широкой улыбки сдержать не выходит, когда в непосредственной близости такой фонтан флюид, и бармен охотно улыбается в ответ, демонстрируя белозубый оскал. — Тебя.       — Простите? — он недоумённо клонит голову к плечу, но по глазам ясно видно, что подкат он выкупил и оценил.       Продолжить беззастенчивый флирт не даёт болезненный щипок в районе рёбер, и я дёргаюсь, возмущённо оборачиваясь к парням и пытаясь понять, кто здесь такой бессмертный, что решил прервать столь увлекательное знакомство, да ещё и путём причинения боли.       У обоих брови приподняты в легко считывающимся «ты издеваешься?» и разве что не хватает упёртых в бока рук, чтобы совсем завершить картину «воплощение моей совести в двух лицах». Глаза закатываются сами собой, и я оборачиваюсь обратно к бармену, с удовольствием отмечая, что парень не торопится покидать нас, хотя вокруг явно немало желающих сделать ему заказ.       — Давайте по классике — виски с колой на троих.       — А документы у вас с собой? — с неизменно-вежливой улыбкой интересуется эта очаровашка.       Короткое внушение, несколько томительных минут ожидания, и вот в наших руках наконец бокалы с алкоголем, а я позволяю себе слегка спустить поводок, первой без малейших сомнений отправляясь на танцпол с лёгкой надеждой зажигательными танцами привлечь внимание заинтересовавшего меня бармена. Я даже встаю так, чтобы от бара меня было максимально легко разглядеть.       И хотя первичной целью попасть сюда было — заставить Годжо сдаться, я совсем не расстроилась упёртости мальчишки, позволяя танцу и алкоголю отключить все лишние мысли.       Когда рядом обнаруживается белобрысая макушка, самозабвенно покачивающаяся под соблазнительные ритмы, это почти становится проблемой. Сатору был красивым, нет ничего удивительного, что в таком заведении, нацеленном на парней, предпочитающих любить себе подобных, на него мигом слетелись желающие познакомиться. В какой-то момент вечер отрыва превратился в вечер защиты задницы Годжо во всех смыслах. Потому что охочих до этой задницы набралось немало, а отшивал их Сатору, изрядно набравшийся смелости, с такой бестактностью, что очень скоро подваливавшие, чтобы познакомиться, начинали испытывать желание под эту самую задницу напинать.       Когда спустя пару часов Сатору едва с кулаками не полез выяснять отношения с щипнувшим его за ляжку незнакомцем, нас таки вытурили из заведения, и я даже не взялась пользоваться внушением, потому что, во-первых, сама была изрядно выпившей и тупо не вспомнила про свою способность, а во-вторых, даже пьяной мне было ясно, что Годжо пора укладывать в кроватку. Да и Сугуру, по-прежнему возвышающийся у бара мрачной тенью отца Гамлета, ненавязчиво разбавлял атмосферу веселья своим строгим видом. Это как пойти на тусовку с консервативной бабулей — вытаскивать тебя из толпы она, может, и не полезет, но вот осуждающий взгляд пропилит тебе всё нутро.       Так что в первом часу ночи мы вырвались на прохладный воздух улицы, делясь впечатлениями и слушая ворчания Гето.       — И стоило оно того? — угрюмо уточняет он, подтягивая Годжо на своих плечах.       Я запахиваю пальто, попутно проверяя сумочку на наличие своих вещей. Гето, конечно, бдительно следил за оставленным ридикюлем, но мало ли.       — Да брось…       — Нет, в целом, всё было супер, — на удивление даже вполне себе внятно признаёт Сатору, пытаясь вторую руку закинуть мне на плечо.       Я сторонюсь, с удивлением обнаруживая на одном из чеков какие-то цифры. Но ещё до того, как успеваю что-то спросить или прокомментировать любопытную находку, белую бумажку из рук выхватывают, безжалостно комкая в кулаке и, не глядя, выбрасывая за спину. Лицо у Годжо при этом такое невозмутимо-безучастное — аж почти поверить можно, что он ничего не сделал. Сугуру только хмыкает, за пояс в очередной раз вздёргивая неверно шагающего друга.       — И что это было? — несколько раздражённо уточняю, понимая, что меня только что лишили вероятной клубнички.       Желание развернуться и попытаться отыскать на асфальте заветный номерок приходилось в себе душить. Я, конечно, соскучилась по сексу, здоровому и местами очень необходимому для настроения и самоощущения, но не настолько, чтобы унижаться перед этими засранцами и ползать по пыльному асфальту в поисках чужого номерка.       — Контроль нравственности, — заплетающимся языком с трудом поясняет белобрысик, таки умудрившись поймать меня за плечо на пальто и, подтянув ближе, тут же половиной веса повисая сверху. — Он же старый.       — Ну да. А кого, по-твоему, надо выбирать? Детсадовцев? — не видя ничего смущающего и желая понять и разобраться в причинах такого наглого вмешательства, уточняю я, безуспешно пытаясь с себя чужую руку стряхнуть.       — Ровесников. Вон, Нанами какой видный парень, — он икает оглушительно на середине своего нравоучительного спича, пошатываясь и заставляя нас с Сугуру замереть в поисках равновесия для всех троих. — Могла бы присмотреться.       — Главное, Годжо не выбирай, — со своей стороны бурчит Сугуру, и мы наконец возобновляем шествие в сторону уже знакомой мне гостиницы.       — Это ещё почему? — возмущённо интересуется упомянутый.       Я выскальзываю из-под руки парня, торопясь первой проскочить в приоткрытые швейцаром двери. И с радостью замечаю у стойки регистрации уже знакомого управляющего, тут же, на ходу кивая ему в приветствии и видя, что мужчина склоняется к работнику за стойкой, кивая в мою сторону. Значит, о скором получении ключей от люкс-номера можно не беспокоиться.       — Ты объективно самый худший вариант для отношений.       Сугуру склоняется, помогая Сатору осторожно умоститься в кресле для гостей.       — Неправда. Я лучший вариант для отношений. Просто не всем такое счастье вообще может светить в перспективе, — он прерывается ненадолго, пьяным взглядом оглядываясь вокруг. — А вообще — идея чудесная. Давай поженимся!       Неожиданно брошенный в нашу сторону взгляд заставляет нас с Гето почти испуганно переглянуться, потому что поворот беседы стал крайне неожиданным. И на мгновение мне даже кажется, что сомнения в лице Гето выдают его с головой — он, как и я, будто подозревает в друге интерес в свою сторону…       — Прикинь, как офигеют эти старикашки, когда маг, который должен был следить за моей покорностью, в итоге вступит со мной в брак, — не дожидаясь нашей реакции, продолжает это чудо, с какой-то странной задумчивостью оглядывая меня с мысков туфель и до макушки.       Сугуру рядом то ли выдыхает коротко, то ли фыркает, засовывая руки в карманы, и я, покосившись в его сторону, примечаю, как опустились расслабленно мальчишечьи плечи.       — Рановато ты о браке заговорил. Где мои двадцать незабываемых свиданий? Душещипательные ухаживания? — я коленом пихаю Годжо в бедро, следя, как он растекается по креслу, обессиленно закидывающий голову на спинку.       — Будут. Потом… Сначала бы поспать.       Гето фыркает, переборов, видимо, первое удивление, смотрит на меня со смешливой иронией, издевательски подёргав бровями.       — Поздравляю? — спрашивает, следя, как смурнеет моё лицо.       — Хрен вам. Брак для идиотов…       Я не заканчиваю мысль, видя, что Сэм уже подходит к нам с ключами.       — Добрый вечер.       — Добрый, — в голос с Сугуру здороваемся мы. Сатору в кресле, закинув голову на спинку и прикрыв глаза, только вяло махнул рукой.       — Я оформил для вас два номера — один двухместный и один одноместный. Прошу за мной.       Мы с Гето дружно вздыхаем, в четыре руки вынимая Сатору из кресла, и уже отлаженным жестом подпираем его с обеих сторон, медленно и не очень грациозно двигаясь за ушедшим вперёд управляющим.