Манипуляции

      Протяжный звон вырывает из глубин сознания без сновидений, вынуждая через силу приоткрыть глаза. Глаз. Хотя бы один. Протяжный, хриплый стон недовольства, и рука наконец нащупывает на тумбе трезвонящий мобильный. Разум, наполовину ещё погружённый в сон, едва ли способен анализировать, и я просто на ощупь жму кнопку принятия вызова, тут же кладя телефон на ухо и роняя руку на одеяло.       — ...Лооо?..       — Здравствуйте, это секс по телефону?       Неожиданно…       — Нет.       — Э-э-э, правда? — неуверенно переспрашивает незнакомый мужской голос, теряя весь предыдущий энтузиазм. — Очень жаль — у вас приятный голос.       — Дядь…       — Да?       — Иди нахуй.       Я отключаю мобильный, не вижу, куда зашвыриваю его, попадая на прикроватную тумбу, и сую руку под подушку. Верчусь немного, принимая более удобное положение и планируя спать дальше и аж до победного, пока лицо не треснет.       Но мысли мои, скакуны, уже встают на дыбы, принимаясь назойливо гудеть в голове. Я не собираюсь сдаваться этому недоразумению и анализировать, а потому переворачиваюсь на другой бок, с усилием притираясь щекой к мягкой подушке. Но разве же можно проигнорировать такую потешность?       С очередным протяжным стоном перекатываюсь по постели, открывая тяжёлые после сна веки и нащупывая на тумбе телефон.       Номер в истории звонков незнакомый, но вполне себе определяемый, и я тут же жму на кнопку вызова, прижимая мобильный к уху и вперяясь в потолок взглядом.       — Алло.       — Здравствуйте, это «не секс по телефону», — с глумливой ленцой представляюсь я, прочищая голос от сонной хрипотцы. — Я хотела уточнить, где вы взяли этот номер?       — Простите, — он звучит куда менее уверенно и более смущённо, чем при первом разговоре, и на какие-то долгие мгновения выдерживает неловкую паузу, видимо, пытаясь подобрать слова. — В городе развешаны объявления. Большинство, как я видел, сдирают, но я успел записать.       — Правда, что ли? — я посмеиваюсь с отчётливого смущения в очевидно взрослом мужском тембре, сразу и без труда поняв, чьими стараниями мой телефон висит по городу в таком компрометирующем контексте. — А чего вы…       Я отрываю телефон от головы, заглядывая в экране на иконку времени. Ёпта, семь утра…       — Не рановато для клубнички?       — У меня первый выходной за два месяца, — мужчина, кажется, почти плачет от неловкости и моей беспардонности, но, что занимательно — обрывать звонок не торопится. — Я просто хотел немного расслабиться за приятным разговором.       — Не уверена, что хоть кто-то из бабочек был бы вам рад в такую рань, — я смеюсь уж совсем откровенно, совершенно не стесняясь ни ситуации, ни разговора. — Ну да ладно, удачи вам в ваших изысканиях.       Отключённый телефон снова возвращается на тумбу, а я наконец встаю, сбрасывая одеяло. Вот ведь Годжо, вот ведь паршивец… Но, вынуждена признать, весьма забавно бродят мысли и идеи этого паренька. Я бы не догадалась.       Утренние процедуры проходят в весьма приподнятом настроении, а по выходу из комнаты я сталкиваюсь с Сёко, вяло почёсывающую щёку и прикусывающую не зажжённую сигарету.       — Утречка. Подымим?       — Доброе утро, да, давай.       Мы скрываемся за углом, подальше от путей, какими обычно подходят к общежитию. Иэири щёлкает зажигалкой, пока я вытаскиваю из почти пустой пачки никотиновую палочку. Благодарно мычу, когда руки девушки, прикрывая огонёк от редкого ветерка, поджигают кончик сигареты. И ещё долго мы молча втягиваем в лёгкие яд, следя за тем, как вьётся серый дым, улетая под нависающую крышу.       — Ты чего такая радостная с утра пораньше? — непонимающе интересуется она, изящным щелчком стряхивая пепел на землю.       — Да так, повеселили с утра звонком.       — Чего хотели? — не очень-то заинтересованно, но вполне себе дружелюбно-участливо интересуется девушка.       — Искали секса по телефону.       Сёко фыркает, выпуская целое облако дыма, и скашивает на меня удивлённый взгляд.       — И тебя это повеселило?       — Ну да.       — Странная ты.       — Есть немного, — легко соглашаюсь я, делая очередную затяжку и скользя ленивым взглядом по растущим напротив кустам.       В столовой, куда мы заскакиваем до тренировок, тихо и почти безлюдно, не считая женщины у стойки раздачи, приветливо помогающей выбрать лучший набор для завтрака. Я витаю в своих мыслях, неизменно возвращаясь к важному: что, чёрт возьми, делать с историей о той девочке, убитой Фушигуро?       Можно было бы попробовать всё рассказать. Списать на какое-нибудь предсказание… Мол, был у меня сон, вас там всех в фарш порубили, и девочке мозг изнутри почесали… Но поверят ли? Что, если выдать всё в мельчайших подробностях? Только вот из всех подробностей, что я запомнила — парни облажались, недооценив противника, а Фушигуро — мразь. Так себе подробности, конечно. Таким никого не убедишь, разве что в богатом воображении и мнительности, но у нас цели в другом.       Да и опять же… А правда ли надо лезть именно в это ключевое событие? В конце концов, всё, что происходит в нашей жизни, формирует нас как личностей. Даже самые травмирующие события. Да, непроработанные, они больше калечат, но… Да чего ходить вокруг да около — столкновение с Фушигуро подтолкнёт Годжо раскрыть свои силы на максимум. Поверх ещё, правда, обязует непроходимым чувством вины, насколько я сумела понять персонажа по тем обрывочным просмотрам, но сам факт. Что, если, убрав основное событие из уравнения, мы по итогу получим куда худший вариант? Что, если на какой-нибудь из миссий он столкнётся с особым уровнем, который таки угандохает Сильнейшего? Как, блин, сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы? Едва ли после первого опыта общения Фушигуро будет счастлив меня видеть, а уж подвали я с приказом не трогать Сатору вообще, чего доброго, устроит мне секир-башка… Парней жалко, конечно, но не настолько, чтобы рисковать собственной жопой, норовя совсем выпасть из сюжета.       Опять же, смерть этой девочки что Гето, что Годжо повергнет в пучину депрессии и экзистенциального ужаса, от которого ни один нормально не оправится: второй повесит на себя ярмо всем вокруг обязанного мага, а первый вообще пойдёт в разнос, приняв для себя весьма сомнительную идеологию жизни… И как бы, хрен пойми, как обоих вытаскивать из этой жопы, если всё-таки позволить девчонке умереть… Сложно, сука.       Я отодвигаю тарелку с японскими воздушными оладьями, склоняясь к столешнице и несколько раз звучно прикладываясь лбом о пластиковую столешницу.       — Всё нормально? — в голосе Иэири отчётливо звучит опаска пополам с недоумением.       — Всё супер, — я остаюсь лежать на столе, просто потому что перестаралась, и лоб теперь болел, а следом за болью пришла иррациональная злость. Идиотка в квадрате — это про меня…       — Уверена? Потому что не очень похоже, — замечает девушка, и я слышу, как возобновляется лёгкое постукивание палочек.       Приступ агрессии медленно затухает в груди, и я таки поднимаюсь, придвигая обратно тарелку с завтраком и беря в руки отложенную вилку.       — Вот скажи, если бы тебе предстояло встать перед выбором, — я заминаюсь, с трудом представляя, как бы покороче, без подробностей, описать ситуацию. Ну, а что, иногда случайные советы, даже глупые или не «в кассу», наталкивают на размышления и дарят новые идеи. — Спасти кого-то от разочарования, но при этом рискнуть в дальнейшем поставить человека под удар, или не вмешиваться и дать ему возможность стать сильнее, но знать, что это принесёт много душевной боли. Что бы ты выбрала?       Иэири замедляет движение палочек, неспешно выбирающих рис из небольшой плошки, поднимая на меня задумчивый взгляд.       — Сложно сказать, — подытоживает она, опуская взгляд к миске с тушёными овощами. — Но по своему опыту могу сказать, что иногда болезненная процедура, которая приводит к спасению — лучше, чем избавить от мимолётной боли, уповая на чудо.       Она легонько улыбается, встречая мой сомневающийся взгляд, и возобновляет трапезу. М-да, совет, конечно, с огрехами. Боль там будет далеко не мимолётной… Может, просто найти потом этим детям хорошего психолога и силой таскать их на сеансы вплоть до полного исцеления? И существует ли вообще для всех одинаковое душевное исцеление? Сложная философия, вникать в которую сейчас в контексте истории не хочется совершенно…       — Если ты не уверена, что твоё вмешательство не сделает хуже, то лучше не трогать, — подытоживает Сёко, закидывая в рот поджаренную помидорку-черри. — Но это лично моё мнение.       — Спасибо и за него, — бросаю я, совершенно не успокоенная и не примирившаяся, возвращаясь к трапезе и молчанию.       С Сёко временами было… Никак. Она не была плохой, не была слишком хорошей, что иногда тоже досаждало в людях. Она была никакой, и только на излёте полутора месяцев я наконец это отчётливо ощутила. Я бывала такой же, особенно с людьми, которые ничего или мало что значат для меня. Быть вежливой — да, быть отзывчивой, когда о чём-то просят — да, если это не доставит мне дискомфорта. Даже честной быть — без сомнений, да. Но не заинтересованной. Иэири была именно такой: лишь наполовину в компании, а на другую половину — где-то в себе, своих увлечениях и мыслях. И хотя я прекрасно понимала её, будучи почти идентичной, я также знала, что закадычными подругами нам никогда не стать — слишком мало в обеих инициативы к регулярному и глубокому общению. Я со своей единственной подругой-то продружила долгие двенадцать лет исключительно потому, что мы, помимо одноклассниц, были ещё и соседками, и она увидела во мне идеальный объект для близкой и самозабвенной дружбы. Я, конечно, ни капли не пожалела, пройдя с этим человеком и огонь, и воду, и медные пёзд… Трубы… Но если бы наша дружба зависела от меня, её бы, наверное, никогда не случилось…       После завтрака мы обе уползаем в свои комнаты: переодеваться к предстоящей тренировке, и я всё продолжаю пускать по кругу мысль… Обдумывать её, бесконечно меняя переменные. Пытаясь договориться с совестью или с паникёром внутри меня, слишком плотно сидящем на идее «эффекта бабочки». А ещё впервые с момента попадания сюда я отчётливо ощущала досаду на то, что совершенно не была знакома с каноном. Я знала, что в обозримом будущем Тоджи Фушигуро будет нанят какой-то организацией для устранения девочки, важной для магического сообщества. Кажется, в неё что-то должно вселиться для поддержания баланса. Я также знаю, что миссия Убийцы Магов будет успешно завершена, но заплатить ему за это придётся жизнью, а Годжо в результате достигнет абсолюта своей магической силы и начнёт развиваться семимильными скачками. Так же, как Гето начнёт погружаться всё глубже в депрессию и чёрное разочарование собственным, уготованным обществом, предназначением. Я знаю, что где-то далеко, неизвестное время спустя, какой-то мальчик из обычных людей случайно проглотит палец какого-то древнего то ли проклятья, то ли мага, и это станет началом тотальнейшего пиздеца. Но было ли это главной проблемой или сущность внутри паренька станет что-то вроде духовного наставника? Типа, как в "Шамане-Короле"?.. Я не знала, и сейчас это наконец предстало для меня проблемой.       А что, если я всё-таки найду способ вернуться домой? Я не стану оставаться только из эгоистичного желания поиграть в добренького спасателя, но, наверное, стоило бы оставить людям, к которым успела проникнуться какой-никакой симпатией, какие-нибудь подсказки. Только вот брать эти подсказки неоткуда, в моей голове из информации только: «Засранец Фушигуро — ходячий секс» и «Годжо и Гето в скором времени понадобится помощь психиатра». Видимо, именно это придётся писать в прощальном письме для мальчишек… А ведь я всё ещё не сказала, что вот-вот покину их. На посиделках как-то и мысли не возникло о скором отъезде, а вчера оба отсутствовали, получив небольшие задания в пределах столицы. Не думаю, конечно, что это станет для них большим ударом или разочарованием. И всё-таки надо бы по-человечески предупредить заранее и, может даже, посиделки организовать для всех, благодаря за душевное отношение на протяжении недолгих полутора месяцев.       Я выскакиваю из комнаты, переодевшись и обувшись в удобные кроссовки. И ещё на подходе к полигону вижу, что пришла последней — остальные второкурсники полным составом уже разминались на зелёном газоне.       Ещё на подходе к троице перехватываю вскользь брошенный взгляд Иэири, приветливый кивок Гето в аккомпанементе с мягкой улыбкой и широченную лыбу Годжо.       — Доброе утрице, — радостно тянет белобрысый, раскидывая руки вверх и принимаясь нагибаться в разные стороны. — Как спалось?       Засранец…       — Лучше всех, — я давлю в ответ такую же преувеличенно-радостную мордашку, прекрасно видя чертей, пляшущих в голубых глазах за круглыми очками.       Сегодня было солнечно, впервые за последние пару дней, и все мы смогли перебраться в вещи полегче, а Сатору и вовсе вернулся к своим излюбленным очкам.       Мы разминаемся на удивление в почти полной тишине, и на Сатору косятся с лёгкой опаской совершенно все участники тренировки. Даже Сёко выпадает из недр извечных размышлений, обращая внимание, что сегодня белобрысый поразительно тих. А уж бродящая по его губам улыбочка и вовсе заставляет Гето нервничать — я отчётливо вижу, как передёргивает плечами брюнет, заметив, что Годжо тихо хехекает, выполняя выпады вперёд и мечтательно глядя куда-то вдаль.       Ну, я, конечно, не Ванга, но готова на спор предположить, что парниша просто фантазирует, чем ещё можно зацепить непробиваемую меня. Надо же было додуматься вчера провернуть аферу с развешиванием объявлений с моим номером… Похвалила бы, да не хочу, чтобы раздувался от гордости.       Парни и Иэири первыми заканчивают разминку, начав ещё до моего прихода, а потому на пробежку убегают вперёд, пока я заканчиваю приседания и готовлюсь разогревать голеностоп перед забегом. И вот слежу я за этими ребятами: как пытается Сатору поставить подножку Гето, как тот замахивается для душевного подзатыльника, и как девушка отбегает от них подальше, чтобы своими лосиными играми они не снесли её с ног. Разве можно обречь их на прохождение очевидно болезненного, травмирующего пути? Знать, что после него Гето не сможет по-настоящему улыбаться, а Годжо навсегда поверит, что, как Сильнейший, стоит перед обязанностью спасти весь мир в угоду собственному счастью и комфорту… Нет уж, хрен с ними, с последствиями. Что-нибудь придумаем, в конце концов, можно, наверное, словами подталкивать Годжо к развитию… Да и, честно говоря, рассыплется, что ли, мир без его вездесущего участия? Как-то же простоял до его рождения чёрт-те сколько лет.       Отправляясь на пробежку, я твёрдо решила, что до отъезда поговорю с мальчишками, уверив их быть осторожнее. Распишу всё, что сумею вспомнить, предоставив это как… Ну, не знаю, скажу, что общалась с какой-нибудь подружкой-шаманкой из России, предсказательницей, что напророчила проблемы для моего нового круга общения, например.       С принятым наконец решением даже дышать становится легче, и разминку я завершаю вполне себе воодушевлённо, охотно соглашаясь на предложение Сёко размяться без попыток угробиться, если выбирать в оппоненты кого-нибудь из парней.       Иэири неплоха в рукопашном, совмещая что-то среднее между тайдзюцу и карате, но при этом уровень её мастерства достаточный, чтобы большую часть атак я не пропускала, зверея от каждого удара. Я всё ещё помню, как сложновато было с тем же Годжо, не соизмеряющего силу ударов, и чего стоил мне дзен в тренировках с ним.       — Неплохо, — выдыхает девушка, с трудом отклонившись от летевшей ей в голову ноги.       Я довольно ухмыляюсь, чувствуя приятное напряжение в мышцах, и выдыхаю, когда девушка выпрямляется и расслабляется, давая понять, что на сегодня мы закончили. И пусть это выглядело как лентяйничество на фоне всё ещё машущихся мальчишек, мы с девушкой под обоюдные кивки одобрения движемся к травке на краю поля, намереваясь дать себе передышку.       Иэири удивительно участливо вызывается сходить для всех за водой, и я вяло, но одобрительно мычу, разваливаясь в тенёчке и полной грудью вдыхая такой сладкий, после продолжительных физических нагрузок, кислород. Кажется, даже задремать успеваю, когда на живот мягко опускается прохладная бутылка, и я невольно вздрагиваю и ежусь, слыша тихий девичий смех.       — Так, значит, планируешь уехать? — тихо уточняет девушка, заставляя меня прерваться от жадного хлебания воды и удивлённо уставиться в её сторону. — Слышала, как директор-сан разговаривал с кем-то по телефону о том, что проследит, чтобы не сбежала до визита к Старейшинам.       Интересно…       — Больше ничего интересного не узнала? — вполне себе миролюбиво и заинтересованно уточняю я.       — Да я особо старалась не подслушивать, — Сёко пожимает плечами, отводя взгляд в сторону всё ещё тренирующихся парней. — Собираешься им рассказывать? Или уедешь молча?       — Почему я должна уезжать молча? Сообщу сегодня или завтра, как подходящий повод будет.       — И в чём смысл? — бурчит девушка, скашивая на меня чуть хмурящийся взгляд, но я только плечами пожимаю.       У меня у самой в голове нет ответа на этот вопрос. Типа, да, можно сообщить по типу «сегодня на ужин рыба в кляре, ах да, ещё через пару дней я сваливаю на родину»… Не уверена вообще, что это достаточно значимое событие, чтобы превращать его в отдельную сенсационную новость. Может, где-нибудь между делом, когда старики наконец договорятся… Может, меня вообще никуда не выпустят, так зачем суету наводить раньше времени? Как-то тупо будет, если сейчас я сообщу о возможном скором отъезде, а потом выяснится, что никто меня никуда отпускать не планирует, и нужно прорываться с боем. Хотя, может, и есть резон заранее предупредить…       Дальнейшее обсуждение прерывают. Просто ребята заканчивают тренировку, останавливаясь наконец от беготни и попыток отпинать друг друга, и, о чём-то весело переговариваясь и посмеиваясь, двигаются в нашу сторону, и Иэири на удивление решает не продолжать поднятый разговор.       — Рано вы закончили, — комментирует Сугуру, стоит им приблизиться достаточно, чтобы не приходилось кричать.       — Они просто лентяйки, — Сатору на ходу подхватывает стоящие специально для них чуть в стороне бутылочки с водой, тут же открывая и выдувая почти половину.       — Мы просто из другой лиги — нам не обязательно уметь забивать ногами, — лениво откликается Сёко, разглядывая взмокших мальчишек.       Мы посмеиваемся, находя ремарку забавной, и никто на удивление не пытается спорить или продвигать противоположные мнения. Даже наши несравненные «Особые уровни». Парни лишь снисходительно переглядываются, да и только.       — Может, обед сами приготовим? Можно одэн с мясом сделать, — предлагает Сёко, по очереди осматривая парней и меня.       — Понятия не имею, что это, — тут же откликаюсь я, когда взгляд девушки вновь останавливается на мне.       — Тебе должно понравиться, судя по вкусовым предпочтениям, — уверенно откликается Сугуру, медленно открывая бутылку и уперевшись взглядом в траву под ногами.       Я сажусь, собираясь подробно расспросить, откуда такая убеждённость в моих вкусах, когда Годжо вдруг шагает ближе, и пока я разглядываю его снизу вверх, поднимает край футболки, медленно отирая чуть мокрое после тренировки лицо. Позволяя всем собравшимся разглядеть вполне себе прорисованный рельеф пресса. У меня аж брови вверх ползут от того, насколько близко ко мне вдруг обнаруживается такая непрошенная красота.       Впрочем, когда из-за скользящей по лицу белой ткани футболки выглядывает лукавый прищур голубых глаз, всё сразу встаёт на места. Понятно…       Я вскидываю руку, невесомо и медленно прикасаясь подушечками пальцев к нижним кубикам, медленно скользя вверх по ложбинке мышц вдоль пупка и выше. И от того, как по бледной коже разбегаются пупырышки мурашек, снисходительная улыбка сама просится на лицо, когда взгляд я возвращаю к лицу Годжо. Парень не дышит, натурально замерев, глядит во все глаза, не моргая и не шевелясь, и я едва не воочию слышу, с каким скрипом и трудом шевелятся шестерёнки в его мозгу. План явно пошёл не по его плану, и атака обращена против него же… Да, и так в жизни бывает, и не рассмеяться стоит больших усилий, да и Сугуру рядом звучно давится водой, пока мы с Сатору бодаемся взглядами.       — Красота! Ходи так почаще, — я завершаю глумливые измывательства звучным, но лёгким шлепком по предельно напрягшимся мышцам, убирая руку и откидываясь на локоть, выжидая, когда парень найдётся с ответом, но вместо этого слышу голос Иэири:       — Вас, может, наедине оставить?       Ехидство в голосе девушки можно вёдрами черпать, но до того, как я успеваю расчехлить свою ироничность, Годжо наконец отмирает.       — Нет необходимости, — он улыбается Сёко, но широкая улыбка как-то не до конца убедительно смотрится. Хотя, может, я себе просто надумываю в стремлении к самовосхвалению… — Я в душ. Сугуру, присоединишься?       — Да, сходи, потри Сатору спинку, — я насмешливо шевелю пальчиками в игривом «прощании» и поигрываю бровями во вполне однозначном намёке.       — Не завидуй, — насмешливо пропевает Сатору, первым разворачиваясь и удаляясь в сторону душевых.       Гето смеряет меня серьёзным взглядом с глаз и до мысков кроссовок, но говорить что-то не торопится, и, чуть помедлив, всё-таки отправляется следом за ушедшим другом.       — Чего это ты с ним заигрываешь? — непонимающе уточняет девушка рядом, пока я звучно хрущу шейными позвонками.       — Просто скучно.       — Ну-ну, — девушка фыркает, тоже вставая на ноги. — Мне спинку не потрёшь?       — Не, спасибо, — я откидываюсь полностью на спину, подкладывая обе руки под голову и прикрывая глаза.       — Злюка, — Иэири фыркает снова, и я слышу, как отдаляются едва слышные шуршащие сначала по траве шаги, а потом мягкий шаг по асфальтовому покрытию беговой дорожки.       Значит, директор связывался со стариками и обещал задержать? Интересно, что они решат по итогу. Я всё равно покину страну — инфантильность к истории этой тушки и её семьи может дорого мне обойтись. Да и поискать способы вернуться домой надо бы. И не исключено, что секрет скрывается именно в прошлом местной Тревеевой. И вот большой вопрос, как именно я буду покидать Японию. С боем? Обходными путями и лазейками? Или с миром и добрыми напутствиями и пожеланием никогда не возвращаться? В конце концов, если Старейшины зацепятся за потраченные деньги, можно попробовать договориться — что-то от Романа должно было остаться, и чисто в теории можно попробовать заявить на это права. Вернуть японцам долг и не переживать о возможных обидах. В конце концов, в каноне же как-то спасались без девочки-манипулятора, значит, какие-то иные планы решения своих загонов у них тоже должны быть…       Смущают ещё слова директора, что какие-то меры на предупреждение моего воздействия приняты… Неплохо бы озаботиться выяснением этих мер. То, что со мной не хотят общаться с глазу на глаз, я уже уяснила, и почти убеждена, что это один из способов в случае проявления мною агрессии пресечь, так сказать, мои действия… Но единственный ли это придуманный способ — вот это хороший вопрос. Если взять за основу тот факт, что мне для воздействия нужен зрительный контакт, и они об этом уже наверняка в курсе, по сути, сильно сбивает с меня очки опасности и неуязвимости.       Чёрт… Столько вопросов — хоть разорвись для выяснения ответов на все из них… Но, наверное, нерационально сейчас мучать себя этими дилеммами. Только мозг перегружу да головную боль заработаю в качестве результата. Проблемы надо решать по мере поступления, а естествоиспытателем работать вообще в качестве досуга, когда основные риски исключены. А значит, на очереди душ, обед, какая-нибудь развлекаловка на вечер и смиренное ожидание решения Совета. И поменьше стремления накручивать свою и без того тревожную личность.       Я рывком встаю, силясь убежать от бесплодных размышлений, и тут же бодрым шагом припускаю в сторону общежития.       Схватив из комнаты рыльно-мыльное и комплект сменной одежды, я неторопливо топаю по направлению к девичьим душевым, насвистывая случайно всплывший в голове трек откуда-то из тик-тока. С ностальгией вздыхаю, понимая, что с удовольствием разгрузила бы голову какой-нибудь интернетовской ерундой. Может, к чтению вернуться? Любила ведь когда-то это дело… Почему бы не вернуться к истокам?       По выходу из душа, мимо проходя, закидываю грязные вещи в комнату, но на общажную кухню не тороплюсь, вместо этого беря курс на автоматы в холле. Желание выпить колы едва не дрожью нетерпеливости пробирает — видимо, сахар упал, вот и трясёт от желания скорее залить в себя вредную гадость. Тем не менее, порыву я не противлюсь, безропотно вытаскивая из тумбочки кошелёк с купюрами и отправляясь за сиюминутными хотелками. Иногда можно себя побаловать… Особенно на фоне всех этих треволнений и мозговых штурмов.       Я долго стою перед витриной автомата со снеками и напитками, гипнотизируя взглядом две баночки газировки. Классика или ванила?       — Вкусно пахнешь, — неожиданно раздавшийся со спины голос пугает не на шутку, и я вздрагиваю, рывком оборачиваясь к Годжо.       — Нельзя так пугать, мать твою! — я бью парня по плечу, но текстуры ткани водолазки не чувствую, и даже прошивает мимолётным впечатлением, что в плотную резину ударила. Читер чёртов…       Он смеётся, потешаясь с моего недовольного лица.       — Не трогай матушку, она хорошая женщина.       Я бы поспорила, видя продукт её воспитания перед собой, но заочно оскорблять незнакомого человека не хочется, так что я только глаза закатываю, разворачиваясь обратно к автомату и возвращая внимание к интересующей меня дилемме. Даже совета спросить собираюсь, почти открыв рот, чтобы его озвучить, когда открытой забранными наверх волосами шеи мягко касается что-то тёплое и слегка влажное. Пробирает так, что я шарахаюсь, плечом врезаясь в плотное стекло автомата.       — Тише-тише, — Сатору приподнимает руки ладонями ко мне, не скрывая довольной улыбки. — Чего ты такая шуганная?       — Ты чего?..       Слова куда-то все теряются, да и мысли мечутся слишком хаотично, чтобы вот так их запросто собрать и облечь словами. Шея — моё самое слабое место, хуже только рёбра с боками да внутренняя поверхность бедра. И неожиданные, пусть и осторожные прикосновения к этим местам будоражат максимально. Тем более, прикосновения губами, блять!!!       Желание вдарить засранцу повторно, предварительно внушив, чтобы не защищался, придавливает бетонной плитой.       — Ничего, — Годжо жмёт плечами, внимательно изучая мою реакцию. — А что?       Я его сейчас запинаю.       Я шагаю к парню медленно, не сводя серьёзного взгляда с его глаз. Веселится ведь, до жути собой довольный, вон как губы в лёгкой улыбке подрагивают в желании расползтись шире. Кладу руки на вполне себе крепкие плечи, встаю на носочки, и Годжо поднимает подбородок, видимо, решив, что я снова собираюсь его целовать. Собираюсь, но не так совсем. Сейчас мы покажем, как делать никогда не стоит, если ты не долбаёб…       Губы прижимаются к слегка пульсирующей жилке на бледной, точеной шее, совсем рядом с дёрнувшимся от прикосновения кадыком, и я совершаю контрольный — с другой стороны не просто прикасаюсь, а прихватываю губами и кончиком языка, по солоноватой коже выписывая круг. И только слыша судорожный выдох, я отстраняюсь, встречаясь взглядом с осоловевшими глазами. Цепляюсь пальцами за щеку, видя, как в голубые озёра возвращаются осознание и способность мыслить, пока я треплю его за щёку словно ребёнка.       — Такие действия могут иметь долгоиграющие последствия, солнце, и, если не готов нести ответственность за эти последствия — не берись, блять, — я шлёпаю по щеке достаточно осторожно, чтобы не доставить боли, но закрепить результат «заземления».       А после пихаю его плечом, сдвигая с пути и устремляясь обратно вглубь общежития, в надежде отвлечься готовкой, когда со спины настигает голос:       — А на поле… Можно подумать, ты всегда действуешь по этому принципу, — под конец претензия звучит совсем уж обвинительно, обиженно даже почти, и я замираю, оборачиваясь и встречаясь с пышущим недовольством взглядом парня.       — О, милый, ты даже не представляешь… Но да, я всегда отдаю себе отчёт в том, что делаю или собираюсь делать, — я едко улыбаюсь напоследок, прежде чем свернуть в боковой коридор и скрыться с глаз парня.       Чёрт… Надо, определённо надо развеяться и озаботиться «способами сбрасывания напряжения». Если так продолжится и дальше, пари с Годжо доведёт меня до ручки. Я, конечно, готова немного пошалить и при определённом раскладе даже «понести ответственность за последствия», но я почти уверена, что к этому не готов мой оппонент. А травмировать парня откровенным совращением и всем, что последует за этим… Нет уж, нахер-нахер. Прикосновения, может, конечно, тоже перебор, но я хотя бы отдаю себе отчёт… Хотя отдаю ли? Может, и правда с телесным контактом не играться? Так-то ведь и с его стороны это может очень серьёзные реакции вызывать… Ладно. Кто из нас не творит хуйни? Главное — вовремя остановиться. А я больше Годжо хрен трону. Не хочется в педобиры записываться по собственной же недалёкой любви к развлечениям.       На кухне уже вовсю хозяйничает Гето, выкладывая на тумбы продукты и доставая с полок посуду, и на мой приход реагирует лишь вскользь брошенным взглядом.       — Почистишь картофель с морковью? — не глядя, интересуется он, доставая незнакомые мне ингредиенты.       Приготовления проходят в тишине, уютной и уместной, и взаимодействие даётся на каком-то уровне рефлексов. Сугуру достал яйца, уложив на полотенце, чтобы не укатились — я их тут же перехватила, промывая под горячей водой намыленными руками. Загрузил в кастрюлю куриное филе — я тут же мягко вытянула из рук кастрюлю, наполняя водой, уточняя только, сколько жидкости налить, и дожидаясь «хватит».       Я не очень любила делить кухонную зону с кем-то, всё время испытывая жуткий дискомфорт, но, видимо, дело было в том, что сегодня «на подхвате» была я, и притязаний вместе с «я лучше знаю, как надо, и сама всё сделаю быстрее» не было даже в подсознании.       Комфортную тишину и отлаженное взаимодействие прерывает голос Сатору от дверей:       — Сугуру, слушай, — я оборачиваюсь к медленно входящему на кухню парню, но долго на нём не сосредотачиваюсь, полностью отдаваясь нарезанию моркови на мелкую соломку. — Я тут узнал, что, оказывается, жизненно необходимо отдавать себе отчёт о возможных последствиях своих поступков.       Голос медленно приближается, и я буквально титаническим усилием призываю себя к дзену и игнорированию. Пофиг. Просто забей, Вик, пусть хоть лопнет от ехидства, которое так и сочится из его голоса.       — А для тебя это новостью стало? — насмешливо уточняет Гето, не отрываясь от очистки рыбы от костей и шкуры.       — Да не то чтобы, просто в неожиданном ключе меня этим попрекнули. И, знаешь самое чудесное, что я понял?       Гето терпеливо хранит молчание, продолжая заниматься своим делом, я и вовсе пересчитываю баранов, давая им имена из различных синонимичных «идиоту» эпитетов.       — Самое чудесное — я всё-таки прекрасно отдаю себе отчёт в том, что делаю, — смачный шлепок обрушивается в район моих ягодиц, понукая меня подскочить, рывком оборачиваясь к самоуверенно скалящемуся полудурку.       — Ты нормальный? — сокрушенно интересуется Сугуру, пока я корчу страшную физиономию, одной мимикой обещая вендетту.       — Вполне.       — Хочешь, я его подержу?       Я не сразу понимаю, что вопрос мне предназначен, но периферия зрения улавливает, что поворачивается Гето в мою сторону. Так что я поворачиваюсь в ответ, всё ещё хранящая ступор в поисках сил не убить поганца.       — Подержу, пока ты будешь его бить, — поясняет Сугуру, прекрасно по моему виду улавливая, что информация до меня доходит с трудом.       — Я убью его, если начну, — без малейшей шутливости признаюсь я, приваливаясь поясницей к кухонной тумбе и переводя дыхание.       Ну почему мироздание решило испытывать меня именно таким образом? Это кармический урок в ответ на моё бахвалистое «нужно думать о последствиях»? Может, сдаться уже и не страдать?       — Ты идиот. Это ненормальное поведение, Сатору, — наставительно цедит Сугуру, вытирая руки о полотенце и строгим взглядом пиля друга.       — У нас пари, — неожиданно признаётся Сатору, и я вскидываю лицо, заглядывая в глаза, с интересом следящими за моими эмоциями. — Испытание, кто быстрее сдастся, не выдержав накала смущения и напряжения. Верно?       Он вопросительно вскидывает брови, по-прежнему не отводя от меня взгляда. И это подстёгивает, мотивирует запихнуть себе в задницу все эти трусливые и анти-амбициозные настроения, позволяя вспомнить, для чего вообще всё это затевалось.       Думает, что меня так просто сломать, заставив отступить парой хамских поступков? Пф, не после взросления в России среди среднего и низшего класса населения. Я от ментов по гаражам бегала и пиво в подъезде пила, пока этажом выше парочка из компании преспокойно себе пёхалась на неудобном подоконнике… Меня не смутить чмоком в шейку и похлопыванием по заднице.       — Вообще, у нас на родине считается, что такими шлепками, если это делает парень, он «набивает» тебе ухажёров. А если девушка, то отбивает, — я умудряюсь под конец ликбеза окончательно выдохнуть, преисполнившись уверенности и решительности.       Примета, конечно, чушь собачья, и я хрен знает, какой идиот это придумал, но я всё ещё помню эти бредни, гулявшие в массах моих одногодок, когда мы учились в старших классах. Для меня эра «уважения личных границ» и «женского достоинства», произрастающих из ставшего модным феминизма, явление весьма молодое, а уж борзый характер, возросший на том беспределе, и вовсе многое помогает «проглотить» без особого вреда для психики и самооценки. И хотя кто-то может счесть это за трусость и назвать меня терпилой, я по крайней мере не накручиваю себя и не впадаю в истерики, если какой-то идиот решит меня "сексуализировать" или и вовсе, как сейчас, просто поиздеваться бестактным поведением. Это явно не будет новой темой для двухчасового обсуждения у психолога.       — И всё-таки это перебор, Сатору, — Гето вздыхает, оглядывая нашу парочку каким-то утомлённым взглядом. Я также на детей в школе смотрела, когда они какую-нибудь дичь начинали творить.       — Правила, вроде, ничем не ограничены были, — Годжо расплывается в улыбке шире, подаваясь вперёд и рукой ныряя под мой локоть.       А потом с хрустом зажёвывает оранжевую соломку моркови, напоследок подмигивая мне, прежде чем уйти к столу и вальяжно там развалиться.       — Я думал, ты умнее, — тихо признаётся Гето, переводя на меня почти разочарованный взгляд.       — Я вреднее — это точно, а за остальное не ручаюсь, — бросаю напоследок, прежде чем развернуться обратно и вернуться к готовке.       Окей. Значит, «правила ничем не ограничены»? Хорошо. Есть у меня одна мысль, как разом утереть парнише нос и показать, кто тут мамочка, а кому сопли пора подтирать и на боковую. Да, будет жестковато, местами даже нетактично… Но мне только что развязали руки, разом сняв почти все остававшиеся моральные ограничения.       Остаток готовки проходит безмятежно. Ребята с подтянувшейся Сёко обсуждают близящиеся праздничные фестивали, проходящие в префектурах, легко рассуждают, на какие из них можно попробовать вырваться, уговорив учителя Ягу свозить всех честной компанией.       Я слушаю их вполуха, снова возвращаясь к тревожащим мыслям.       Такие беззаботные. Планы на праздники строят, мечтают, дышат, смеются и радуются жизни. Удержаться от того, чтобы в какой-то момент обернуться, не выходит. И я оборачиваюсь, пристальным взглядом осматривая каждого, просто чтобы запечатлеть на обратной стороне век и лишний раз ткнуть себя в необходимость вмешательства. Немного иронично улыбающаяся Сёко, сидящая напротив Сатору и лепящая рыбные котлетки. Задорно хохочущий Годжо, с энтузиазмом рассказывающий о своём опыте посещения какого-то фестиваля пару лет назад. И Гето, со снисходительной улыбкой и своим неизменным лисьим прищуром слушающий друга.       Такие… Не разочарованные. Такие дети. Сердце обрывается от одной только мысли о том, через что им предстоит пройти. Через что они неизменно будут проходить, даже вмешайся я и спаси ту девчонку. Хотелось их в охапку схватить и домой увезти. Хотя бы туда, в Россию, незнакомую из-за того же существования магического общества, но всё-таки чуть более понятную. Спрятать, дать возможность ходить в обычную школу, бегать на обычные вписки и устраивать проказы, влюбляться, разочаровываться, добиваться успехов в чём-то, что не требует ежедневного риска собственной жизнью.       — Всё в порядке? — тихий вопрос от Сугуру пробивает сердце контрольным выстрелом, и я торопливо отворачиваюсь, стремясь спрятать заслезившиеся глаза.       Всё не было в порядке, но кто из взрослых может вот так, с наскока и с ровным сердцем сказать, по сути, ребёнку, что жизнь их на колени опустила и смачно за щеку напихивает. Всем невольным участникам этой странной реальности с магией и тварями, рождающимися из бесконтрольных выплесков той самой магии.       — Да, всё в порядке.       Пора заканчивать прятать голову в задницу и начать уже хоть как-то, хоть косвенно, но менять этот отвратный мир. И даже если не получится, и придём мы всё к тому же или чему-то более худшему, я хотя бы попытаться обязана. А иначе — хрень всё это, мои убеждения, что "взрослый" должен проявлять заботу...