Манипуляции

      Утро встречает ярким светом из незашторенных окон, сушняком и чугунной головой.       Вяло водя сонным взглядом по идеально-белому потолку, я ещё минут пять лежу, не шевелясь, прислушиваясь к собственным ощущениям. Надеюсь, это не последствия от использования техники. Ощущение такое, словно лютое похмелье из-за угла подкралось и с ноги снесло голову. Если такие приятности будут поджидать всегда, я пас использовать силы…       В носу свербит, и я уже спустя мгновение оглушительно чихаю, от силы чиха садясь в постели. В висках тут же гудит, и я страдальчески хватаюсь за голову, выдавая протяжный жалобный стон.       Циферблат часов на прикроватной тумбочке мигает красными цифрами, оповещая о близящихся десяти утра.       Обессиленно валюсь обратно и утыкаюсь взглядом в высокий белый потолок.       Не хотелось вставать. Шевелиться-то не хотелось. Казалось, что если замереть здесь, врасти в кровать, то всё это закончится. Я проснусь в отчем доме, кутаясь в тёплое одеяло, и на кухне будут ждать горячие оладьи и мамин снисходительный взгляд, безмолвно упрекающий за слишком долгий, по её меркам, сон.       То, что происходило здесь, было не нужно мне даже со всеми выданными утешительными плюшками. Горячие мужики, смазливые мальчики, поражающие воображение силы — забирайте всё это и позвольте вернуться обратно, в привычную любимую жизнь. К кому только свои просьбы обращать?..       Горячие слёзы сами собой скатываются по вискам, и я громко и возмущённо шмыгаю вмиг забившимся носом, зло стирая слабости с лица. Ненавидела чувствовать себя слабой. До яростной дрожи терпеть не могла моменты, когда теряла власть над собственной жизнью и судьбой. Может, поэтому у меня такая забавная техника? Вроде злой насмешки судьбы: предпочитала всю жизнь держать жизнь под контролем? Держи тогда возможность контролировать кого угодно, кроме своего эфемерного будущего…       Снова оглушительно втягиваю сопли, рывком скатываясь с постели. Пожалели себя, пора и честь знать. В конце концов, это никоим образом меня из жопной ситуации не вытащит, а мне обещали встречу со Старейшинами буквально на днях, и что-то не кажется мне, что с этим стоит тянуть. Чем быстрее я пойму хотя бы примерные их надежды, тем скорее разберусь, какой стратегии придерживаться, и что вообще в моих силах предпринять.       Сборы не отнимают много времени. Быстро принятый душ, наспех перехваченный завтрак, ещё вчера оплаченный вместе с арендой номера. Уже спустя час я вырываюсь на улицу, тут же жмурясь от ударившего по глазам солнечного света.       Взгляд мельком пробегает по окрестностям, выискивая нужные магазины.       В крупном торговом центре уже в такую рань народу полным-полно, и я проворно лавирую меж неспешно бредущих людей, торопясь отыскать нужный мне бутик. В огромной витрине наконец мелькает нужный товар, и я с облегчением вздыхаю, поворачивая в сторону магазина оптики. Кажется, судя по содержимому моего кошелька, я вполне могу позволить себе очки.       Чёрные очки-стрекозы забирают волосы наверх наподобие ободка, и я тороплюсь в следующий пункт назначения. Следует выяснить, есть ли у меня счёт в местных банках.       В государственном банке пришлось бы поторчать, честное слово. Такое впечатление, что сегодняшним днём половина Токио решила поразить меня толчеёй именно в тех местах, куда мне необходимо было зайти. Хотя, может, это лишь видение человека, всю жизнь прожившего в относительно небольшом городе?.. Как бы там ни было, а если бы не волшебная способность, торчать бы мне в очередях, дай бог, пару часов. И только вовремя перехваченная сотрудница с приклеенной улыбкой на лице и небольшое внушение, сделанное вполголоса, позволяет избежать долгого ожидания.       Что ж, из хороших новостей — счёт в этом мире у меня был. Даже в этой стране, с весьма неплохой суммой в запасе. Купить себе дом европейского типа с наскока, конечно, не хватит, но снять небольшую студию даже в центре, как мне поведала всё та же сотрудница, было вполне себе реально.       Настроение, стоит выйти из здания банка, стремительно ныряет ко дну. Солнышко припекает немилосердно, и мои тёмные шмотки уже сейчас, за пару секунд на улице вдали от кондиционеров, навязчиво намекают на скорое запекание.       Ладно. Вроде квадратные метры именно в центре мне нафиг не сдались, а значит, есть возможность потратиться на обновки. Даже если завтра меня попросят освободить комнату в общежитии техникума, я вполне смогу позволить себе снять жильё на окраинах города. Наверное.       Ну, накрайняк, внушу кому-нибудь приютить меня.       Шоппинг длится долго. Я добредаю до ближайшего более-менее приличного магазина, в котором ценники бы не кусались количеством чисел в сумме, и скрупулёзно выбираю себе то, что было бы не стыдно надеть. Так, чтобы и в пир, и в мир, и в добрые люди.       Я долго разглядываю себя в отражении зеркала в просторной примерочной, придирчиво оглядывая собственное тело. Практически всё без изменений. Стандартная фигура так называемых «песочных часов», всё те же россыпи родинок на груди и слева на рёбрах. Прошлое тело отличалось разве что растяжками на бёдрах — не так давно умудрилась набрать прилично лишних килограмм и с трудом скинула их, со скрипом сев на правильное питание. Теперь же и намечающийся от сидячей жизни целлюлит волшебным образом подрассосался, канув туда же, где исчезли мелкие мимические морщины. В общем, семь из десяти за эту сомнительную акцию щедрой воли. Кто бы ни наградил меня этим сомнительным счастьем путешествия по реальностям, он явно попытался сгладить недовольство визуальными бонусами.       Никогда бы не подумала, что вообще могу оказаться в такой ситуации. Нет, мечтала, конечно, лет в семнадцать, оказаться на месте какой-нибудь Беллы Свон, чтобы показать главным героям кузькину мать и прочих персонажей русского фольклора. Только вот за десять с лишним лет жизни с тех пор мечтательная натура обросла махровой практичностью. Мне эти волшебные приключения нынче нахер не упали, в прошлой жизни осталось слишком много всего, нажитого слезами и метафоричной кровью. Да хоть любимую семью взять — с кем теперь гонять пивасик по вечерам субботы, когда матушка вообще не факт, что существует в этой альтернативной реальности?       То, что реальность попахивала альтернативностью с поправкой на выдуманную в моём мире историю, уверенность была, и немаленькая. Если уж отбрасывать вариант с детальным сном. Уж больно много сходится. Внешность, имя с фамилией. Даже наличие дяди, который с лёгкой руки отправил в чужую страну — в той моей жизни такой ушлый родственничек, способный продать, не моргнув и глазом, тоже имелся. Только там я была взрослой, имела немалые ментальные зубки, которые не прочь была продемонстрировать любому желающему покуситься на свободу, да и интересы наши не пересекались, чтобы бодаться…       В который уже раз за день тяжело вздыхаю, натягивая на тело шмотки, в которых завалилась в бутик. Пора уже собираться обратно. Захватить только носочки с рыльно-мыльным набором, и в путь-дороженьку.       В магазине косметики глаза тут же разбегаются, поражая разнообразием товаров, и я пораженчески плетусь к ящичкам для хранения вещей, чтобы избавиться от уже накупленного. Здесь я надолго.       Даже настроение поднимается от этой части шоппинга. Всегда обожала блуждать средь косметического товара. Правда, в последние годы как-то отпало желание покупать много декоративной косметики. Всё чаще предпочтение отдавалось уходовым продуктам да максимум корректорам с тушью, чтобы скрыть жуткие синяки под глазами и сделать взгляд выразительнее.       Так что и теперь, невзирая на резко и сильно помолодевшее лицо, я себе не изменяю. Пенки, скрабы, увлажняющие маски, выбор которых на полках японского магазина заставляет глаза разбежаться. Консультант радостно сверкает улыбкой, вдохновлённо рассказывая о преимуществах тех или иных товаров, а я мысленно успокаиваю плачущую от жадности жабу, кваканье которой приобретает истеричные нотки. Если меня всё-таки попрут из техникума, рассчитывать на собственные финансы явно не стоит. Ну или искать себе, с помощью той же способности, прибыльную и непыльную работёнку.       В корзину помимо ухода летит корректор, легкие румяна да блеск для губ с полупрозрачным оттенком, и я почти дохожу до касс, когда носа касаются ароматы расположенного рядом парфюмерного отдела.       Жаба в мыслях уже бьётся головой о калькулятор, но сил, чтобы свернуть с пагубного пути, не находится, и я покорно плетусь за собственными хотелками, давя желание обнести магазин с помощью техники.       Мне правда, без преувеличений, нужно пахнуть ванильным арбузом с пудровыми нотами. Хоть что-то же должно остаться со мной в этой новой жизни, кроме цвета волос.       Конечный ценник, список товаров в котором переваливает за десяток позиций, почти срывает дыхание, и я окончательно ставлю жирный крест на мечте легально снять себе новое жильё в случае необходимости. Смс-оповещение «радует» остаточным балансом, которого едва хватит, чтобы поужинать в Макдональдсе, и я, груженая как тяговой мул, плетусь в сторону парковок.       В салоне мерседеса прохладно и вкусно пахнет ароматизатором-ёлочкой, пока за окном проносятся виды огромного мегаполиса. Солидного вида дядечка уверенно выкручивает руль на поворотах, безмятежно и молчаливо везя меня в нужную мне сторону. Не уверена, конечно, что смогла бы сориентироваться, но обработанный внушением хозяин авто, вынужденный стать сегодня моим личным водителем, практически сразу сообразил уточнить название ближайшей станции, с которой я вчера отправлялась в центр.       — Вы забудете эту поездку и нашу с вами встречу, — уже на автомате выдаю я, заглядывая в мужские глаза, стоит всем пакетам с покупками оказаться на площадке перед первым зданием техникума.       Незнакомец заторможенно моргает, словно спящий с открытыми глазами чудик, неловко разворачивается и также дёргано и неуверенно спускается по длинной лестнице, ведущей с территории техникума.       А я? Ну, а я тяну из кармана пачку купленных в городе сигарет, чувствуя себя в край заебавшейся пчёлкой, решившей сдуру гектар поля опылить и два улья мёдом забить под завязку за один день. Вот что мне мешало растянуть все эти трепыхания на пару дней?       — Ты его грабанула, что ли?       М-м-м, а я так надеялась с ним сегодня не пересекаться.       Развернуться на претенциозный голос Годжо приходится. Правда, белобрысый рядом оказывается не один. Его темноволосый друган и их подружка-одногодка оказываются тут же, и только она, пожалуй, не смотрела с осуждением на внушительную гору пакетов у моих ног, самозабвенно вглядываясь в зажатый в руке телефон.       — Нет, куплено на кровно-заработанные. Его я только чуть-чуть подтолкнула помочь дотащить шмотки на вашу гору, — пинаю завалившуюся на бок коробку с обувью, недовольно кривя губы. — Правда, все оставшиеся деньги пришлось на это спустить.       Не хотелось отчитываться, но и мелочной тварью, обирающей незнакомцев с помощью собственной силы, выглядеть в их глазах не хотелось. Пока что. Вдруг хорошие отношения нам еще понадобятся?       Никотин, с самого утра не попадавший в организм, приятно кружит голову, и я с наслаждением выдыхаю ноздрями, пародируя дракона и вызывая кривую улыбку на губах Гето. Годжо волком смотреть не переставал, даже услышав опровержение обвинению, а их подруга, Сёко, и прежде смотрела с непрошибаемым равнодушием.       — Выходит, продешевила со стариками? — насмешливо скалится белобрысый, сверкая глазёшками из-за очков. Странные стекла у них, вообще непрозрачные.       — Бабосы, вроде как, отстёгивали моему дядюшке. Так что хорош зубоскалить, я с этой сделки пока ни копейки не увидела.       Не знаю, насколько это правда. Но с трудом верилось, что та сумма была гонораром или даже авансом. И не в самой сумме дело. Скорее, в каком-то внутреннем ожидании подстав. Больно мутная была сделка, даже без малейшего знания тонкостей.       Годжо хмыкает, но сказать ничего не успевает — перебивает Сугуру:       — Хватит тебе, — тянет он, поворачиваясь к другу. — Давай лучше поможем вещи дотащить.       — Я этой, — он делает паузу, ярко выделяя местоимение и своё ко мне отношение, — ничем помогать не собираюсь.       Чужая строптивость не трогает совершенно. Я хмыкаю невпечатлённо, без особого труда поднимая всё, что валялось и стояло у ног. Тяжеловато, но вполне себе подъёмно. Да и отсюда тащить проще, чем по той бесконечной лестнице, больше похожей на протяжное измывательство над прямоходящими.       — Давай помогу, — Сугуру, впрочем, тут же оказывается рядом, забирая из рук всё. Тянет губы в укоризненной улыбке, почувствовав вес накупленного, но к корпусам разворачивается без дальнейших комментариев.       Мы тащимся в сторону общежитий всем скопом, и первые десяток метров тишина, висящая меж нами, вполне могла бы заслужить звания «самой неловкой» на моём здесь пребывании, если бы не было так наплевать.       Хотелось лечь, уснуть и проснуться дома. В родной кроватке. Согласна даже на похмелье после возлияний с матушкой. Лишь бы без необходимости рвать жопу да ломать голову в раздумьях, как выжить и покомфортнее пристроить задницу в новых реалиях.       — Где ты пропадала? — неожиданно прозвучавший от Сугуру вопрос заставляет выпасть из малодушных надежд, переводя на него уставший за прошедший день взгляд.       — Шоппилась, гуляла, — киваю на пакеты в руках парня, не испытывая ни малейшего желания вдаваться в подробности своего досуга. Не то чтобы из желания сохранять и без того подпорченную репутацию, сколько из банальной усталости.       — Почти сутки? — недоверчиво уточняет Гето, на ходу оборачиваясь ко мне и слишком уж беспечно, для посвящённого в тайну моих способностей, заглядывая в глаза.       — Наверняка бегала по городу, заводя себе послушных собачек, — вклинивается, почти выплёвывает Годжо, впервые за последние пару минут подавая голос.       Может, мне, конечно, кажется, но по просмотру аниме он казался куда более болтливым и нарочито беспечным, и, конечно же, куда менее ядовитым. Или моя особа отбивает желание чесать языком и строить добродушие?       — Я к себе, — безэмоционально сообщает Иэири, махнув на прощание рукой то ли мне, то ли парням, то ли всем сразу. И, не дожидаясь реакции от кого-то из нас, скрывается за дверью собственной комнаты. До моей ещё несколько поворотов практически в самый конец общаги.       Мы продолжаем путь во вновь повисшем молчании, и я почти чувствую мальчишечье напряжение от оставшегося без ответа вопроса.       — Что, даже оспаривать не будешь? — не выдерживает Сатору повисшей тишины. Очки мешали разглядеть точное направление взгляда, но лицо явно было обращено в мою сторону.       И вот опять же интересно — кому из нас необходимо «чувствовать» и фиксировать зрительный контакт? Если он заглянет через эти непроницаемые линзы в мои глаза, а я наугад заброшу внушение, оно сработает? Или мне нужно быть на сто процентов уверенной, что оппонент пойман на крючок?.. Кто из нас должен осознавать зрительный контакт?       — А смысл? Ты ведь уже записал меня в главные злодеи столетия, — пожимаю плечами, боковым зрением видя, как улыбается Сугуру, покачивая головой. — Да и собачки мне ни к чему, когда есть ты.       — Твоя уверенность в собственной силе поражает воображение, — Годжо сцеживает слова едва не по слогам, и, слыша, как подрагивает его голос от переполняющей злости, я в очередной раз задумываюсь, отчего так легко понимаю чужой, никогда не изучаемый язык. — Советую завязывать с этим, моё терпение к зарвавшимся гайдзинам не безгранично.       — Сатору, — осуждающе зовет Сугуру без лишних комментариев, но блондин тут же ощетинивается, приподнимая плечи и чеканя шаг, чтобы обогнать нас и пойти спиной вперёд.       Жаль, не видно, на кого глядит. Не люблю прячущих взгляд людей.       — Что «Сатору»? — он кривляется, морща точеный нос. — Чего ты дёргаешь меня, если она ведёт себя, как последняя гадина? С чего бы мне с ней любезничать?       Он говорит вроде бы спокойно, даже как-то философски-рассуждающе. Но сил на конструктивный диалог нет, даже несмотря на то, что начинает веять перспективой налаживания контакта. Но и собачиться нет ни малейшего желания. Так что, когда всей троицей мы добредаем до дверей моей комнаты, я с благодарной улыбкой забираю из тёплых пальцев Гето пакеты, заглядывая бесстрашно глядящему на меня парню в глаза.       — Спасибо. Ты крутой, — добавляю напоследок, не без труда открыв дверь. — Спокойной ночи.       С блондином не утруждаю себя даже взглядом прощальным обменяться. Хоть и подмывает красноречиво бросить косой взор, чтобы прочувствовал разницу отношения. Только вот мне не пятнадцать. Даже не двадцать уже, чтобы что-то из себя строить и пытаться кого-то урезонить. Хочется ёршику ершиться, пусть себе. От меня, в целом, не убудет, и все его словесные шпильки не цепляют совершенно. Тем более в таком убитом состоянии.       Комната встречает полутьмой из-за зашторенных окон, и я ещё минуты две разглядываю весьма скромные пенаты, прикидывая, хочу ли сейчас заниматься раскладыванием вещей…

***

      — Позволь представиться, моё имя Гакуганджи Ёшинобу, я представитель японского Совета Старейшин магов.       Вид у дедули весьма жалкий, хоть я и понимаю, что за внешностью скрывается солидный противник. Никогда не могла со спокойствием смотреть на глубоких стариков, с ужасом представляя, что когда-то и меня ждёт эта слабость в теле.       Но, боже, он что, в молодости баловался с дыроколом? На кой черт ему столько пирсинга?       — Вы были тем, кто заключал соглашение с моим дядей?       Ёшинобу выглядит, как очень древний старик, разменявший под сотню лет, давно и радостно двинувшийся кукухой. Дряблая сероватая кожа, лежащая на костях совершенно не красящими складками, обвислые косматые брови, свисающие едва ли не до дряблых щёк в старческих пятнах. И да, ох уж эта козлиная бородка и куча пирсинга на лице и в ушах. Даже нос проколот, вызывая желание сыграть в усмирение мула...       Я почти не помнила его в аниме, но сейчас была отчего-то уверена, что торопиться с этим индивидом не стоило. Даже несмотря на благосклонный тон, тонкую улыбочку на бледных губах.       — Верно-верно, — старик медленно кивает, цепляя с подноса кружку чая. — Как ты устроилась, Тора-чан?       Новый вариант имени режет ухо, и я ещё несколько секунд трачу на то, чтобы перебороть в себе желание высказать за привычку японцев коверкать родное имя.       — Неплохо. В техникуме весьма гостеприимны, правда, так и не смогли сказать мне, в чём моя прямая обязанность.       — А ты весьма прямолинейная девушка, верно? — он добродушно посмеивается, прерываясь на долгое и вдумчивое смакование чая. И за эту медлительность очень хотелось вызвериться. Только вот я не Сатору Годжо, и желания, а главное — возможности дёргать старых тигров за усы у меня нет.       Эта встреча состоялась для меня весьма внезапно. Когда с утра пораньше в дверь моей комнаты неожиданно постучали, я с трудом смогла оторвать лицо от подушки, заторможенно вытирая со щеки влажный след слюны. Не сразу даже поняла, что этот звук не был частью сна. Только когда деликатное постукивание повторилось, малейшие сомнения развеялись.       А ещё высокий плечистый мужчина, в чертах которого без труда удалось определить будущего директора техникума, коротко и вежливо представившись, оповестил, что меня ожидают для беседы.       Никогда ещё я не собиралась в таких противоречивых чувствах, когда с одной стороны страстно хочется наконец прояснить собственное положение, а с другой стороны отчаянно не хочется встречаться с местными решалами.       И вот сидим мы вдвоем, у дверей истуканом возвышается незнакомый мне черноволосый юноша, скользящий скучающим взглядом по пустой комнате для бесед. Тут из мебели пара стоящих друг напротив друга диванчиков да обычный журнальный столик, в центре которого сейчас парит чайничек и две пиалы под этот самый чай.       — Ты, должно быть, уже знаешь, что в Японии общество магов является одним из самых многочисленных и квалифицированных в вопросах борьбы с проклятиями, — медленно и вдохновенно начинает старик, и я мысленно вздыхаю, предчувствуя долгий разговор. Лекцию даже, скорее, которой по-хорошему хотелось бы избежать, но увы. — Разумеется, в других странах тоже встречается эта напасть, в конце концов, люди всего мира не лишены негативных эмоций, а это самая благодатная почва для возникновения проклятий.       Я покорно киваю, показывая, что само воплощение внимания и согласия.       — Однако в остальном мире едва ли можно найти такое сосредоточие проклятий на квадратный метр территорий. Именно поэтому мы являемся достаточно сведущими в вопросе борьбы с ними.       Боже, мужик, давай поменьше красивых рассуждений и бахвальства, и ближе к делу как-нибудь…       Видит Мироздание — соблазн приложить старикана внушением неизмеримо велик. Только вот сдаётся мне — не просто так здесь соглядатай. Интересно, если я попытаюсь внушить старику, как быстро отреагирует не представившийся парень? А главное, что со мной сделает? Желания проверять как-то не возникает, хотя любопытство по типу детского «а что, если…» ощутимо щекочет выдержку.       — И в таком случае я ещё меньше понимаю, для чего я здесь, — стараясь выдерживать ровный тон, подталкиваю я, отчаянно надеясь, что по итогу не уйду отсюда с красивой лапшой на ушах.       Я ведь даже не факт, что пойму, если мне решат проехаться по ушам и отпустить с миром.       — Там, где большие знания и возможности — большие соблазны, — глубокомысленно изрекает этот сухофрукт, вновь делая продолжительную паузу для чая.       Боже, дай мне душевных сил. И духовного здоровья.       — Наша история знает немало магов, что, дорвавшись до этих благ, сходили с праведного пути, — в тихом, размеренном голосе прорезается театральное сожаление, не вызывающее ничего, кроме раздражения. В самом деле, меня-то это каким боком касается. — Наша задача, как старейших магов поколения, сделать всё для того, чтобы подобное никогда не повторилось. Поэтому, когда слухи об одарённости твоего дяди подтвердились, мы просто обязаны были сделать всё, чтобы хотя бы попытаться использовать его силу на благо всего нашего общества.       А вот и опасная нить разговора. Вряд ли я, как племянница, могла продемонстрировать малейшую неосведомлённость о собственном родственнике. Даже если изначальная владелица этого тела ничего о родственнике не знала, уверенности в этом у меня пока нет. А значит, и рисковать, раскрывая карты, нельзя. Значит, делаем самое невозмутимое выражение лица и держим его, даже если очень захочется чему-нибудь удивиться.       — Роман Тревеев, — с заметным акцентом тянет Гакуганджи, выдыхая тяжело и протяжно, словно одно это имя вызывает у него недомогания. — Стоит признать, мне редко доводилось встречать столь прагматичных людей.       Я хмыкаю, во все глаза разглядывая старика. А забавно — дедок в глаза не смотрит, держит взгляд на переносице. Либо знает наверняка, либо догадывается о принципе моего таланта. Что прискорбно в перспективе.       — Около полугода назад я сумел сторговаться с твоим дядей о возможности загадать желание, что активировало бы его проклятую технику. Я загадал возможность обезопасить мир от сошедших с пути добродетеля магов, — он замолкает, впервые за разговор переводя взгляд мне в глаза. И взгляд у пожилого мужчины был весьма и весьма тяжел. — Твой дядя тогда посмеялся. Пожурил меня, старика, что подобное желание не стоило использования его сил и таких заоблачных сумм. А потом предложил нам возможность нанять его племянницу в качестве резерва. За отдельную доплату.       Последнюю фразу старик выплюнул с таким недовольством, словно это лично я обобрала его до последней нитки, продав родную племянницу в рабство. Так проникновенно и нелепо, что я не сдержалась, бессильно разводя руками.       — Так значит, я здесь, чтобы контролировать, чтобы никто из ваших магов не отбился от рук? — недоверчиво уточняю я, не в силах скрыть собственное недоверие к столь прозаичной миссии.       А ведь, если вдуматься в открывшуюся правду, можно выявить несколько любопытнейших закономерностей и взаимосвязей.       — Не буду врать, что от помощи в устранении проклятий мы отказываться не станем — слишком большая нехватка кадров в последние годы, — сварливо замечает он, уже даже не пытаясь играть радушного дедулю. Наконец проснулся в старике хваткий делец. Маски сорваны, время настоящего знакомства. — Однако ты права, первостепенная твоя задача — убедиться, что в конечном итоге Сатору Годжо не станет вторым Сукуной. В своё время магам тяжело далось запечатывание Короля Проклятий. Не хотелось бы на своем веку допустить повторения старой истории, а мальчишка уже сейчас начинает скалить зубы и забывать о почтении.       Ну, в целом, пока что старикан говорил всё то же, что звучало из уст других заложников ситуации. Правда, мне всё ещё не верится, что это является правдой. Только вот прямо сейчас я не могу проверить, насколько она истинна. Можно, конечно, дерзнуть…       Взгляд задумчиво огибает согбенную фигуру пожилого мужчины, разливающего себе новую порцию чая. Я к своей чашке так и не притронулась, даже не задумываясь, есть ли в этом решении какие-то подводные камни местного этикета. Не самый я большой любитель чаев, да и сорт — зелёный, без малейшего намёка на сахар в видимой доступности — не прельщал к дегустации.       Я могла бы попытаться сейчас резко установить со стариком зрительный контакт и, отдав приказ полного подчинения, переключиться на его спутника, пресекая любые движения в свою сторону. Но я всё ещё не знала о своей силе ничего вразумительного. Вчерашние откровения не стоит даже в расчёт брать, этих самых условностей и нюансов может быть ещё целая прорва, и будет весьма печально обнаружить их в процессе авантюры. В конце концов, никогда не стоит начинать знакомство с объявления войны, если ты не уверен в собственных силах и не прощупал противника хотя бы на основные козыри. Сомневаюсь, что этих самых козырей у Совета нет.       — Могу я узнать подробности заключённого договора? — голос против воли звучит настороженно, особенно, когда взгляд блеклых старческих глаз возвращается к моему лицу, не касаясь глаз.       — Ох-хох-хох, деточка, — непонимающе вздыхает этот интриган, вновь возвращая себе маску добродушного дедули. Эдакий Санта Клаус на японский манер, побитый молью и собственными амбициями. — Какие же подробности ты от меня хочешь услышать? Мы рассчитывали просто на то, что ты поможешь нам, страхуя в непредвиденных ситуациях. К тому же, насколько я слышал, ты вполне успешно заложила для этого фундамент…       Он лукаво усмехается, становясь откровенно неприятным в этот момент. Маска хитрого заговорщика на нём смотрится многим хуже, чем дружелюбного старика.       — Я хочу быть уверена, что с вашей подачи мне не придётся через пару месяцев «убеждать» ваших оппонентов в верности ваших взглядов, — я не вижу смысла и дальше ходить вокруг да около, а потому говорю о собственных опасениях прямо, не таясь и не лукавя.       Ёшинобу отпускает короткий, едкий смешок, складывая руки на коленях. Разглядывает меня долго и вдумчиво. И в блеклых глазах невнятного цвета зажигается искра недоброго интереса. Как у лаборанта, занесшего скальпель над распятой лягушкой.       — Твой дядя утверждал, что ты по-детски наивна и доверчива, — с намёком тянет мужчина, с деланным предвкушением выжидая моей реакции на подобную характеристику.       — Сложно оставаться наивной, когда тебя фактически продают в чьи-то руки, как породистую охотничью собаку, — я не утруждаюсь излишним негативом в голосе, потому что не испытываю его. Но это было достаточно удобное объяснение на случай, если моё нынешнее поведение резко отличается от прежнего.       — Разве тебе не хочется приносить пользу этому миру? — как-то чересчур искренне удивляется старик, будто в самом деле верит, что я должна быть достаточно наивна, чтобы удовлетвориться этой светлой, насквозь пропитанной ложью целью.       — Если это не заставит меня переступить через собственные принципы.       Не знаю, зачем я строила из себя безгрешную праведность, но впервые за долгие годы, находясь лицом к лицу с таким же циником, какой являлась сама, я не испытывала желания показать истинную натуру. Что-то мне подсказывало, что данный персонаж радостно раскинет сети, стоит только ему почуять во мне родственную душу. Рыбак рыбака не только видит издалека, но и прекрасно знает, чем его подкупить. И пусть пока что у меня было недостаточно якорей в этом мире, чтобы можно было посадить меня на ментальный поводок, подсказок давать этим пираньям я не стремилась и не планирую.       Гакуганджи снисходительно посмеивается хриплым, дрожащим смехом, на несколько минут прикрывая глаза. Потирает себя в грудине, утирает выступившие слёзы.       — Ты кажешься тем человеком, кто должен понимать, что иногда высшие цели стоят некоторых жертв. Уж принципов точно.       — Ага. А ещё знаю, что благими намерениями выстлана дорога в весьма известные места, — я заканчиваю фразу с иронией, едкой улыбкой одаривая нахмурившегося старика. Может, и был резон строить из себя наивную дурочку, но я ещё где-то в самом начале нашего общения упустила такую возможность.       — Что ж, я не могу обещать, что нам не понадобится твоя помощь. Но ты ведь всегда можешь отказаться, верно? — Ёшинобу покаянно вздыхает, разводя ладони в будто бы извиняющемся жесте. — Во всяком случае, мы всегда можем договориться о приемлемых ценах твоей дополнительной помощи.       — Об этом я бы тоже хотела поговорить.       Плевать мне, насколько бестактно или неуместно это могло прозвучать. Как плевать и на то, что лицо старейшины слегка вытянулось в непритворном удивлении. Меня очень интересовала максимально возможная независимость. А без гроша в кармане это сделать в разы сложнее, чем с барышами на счету.