
Метки
Описание
Главный смысл людей в том, что они врут даже в личных дневниках, которые кроме них никто не читает. Все настолько одержимы внешней атрибутикой красоты и успешности, что просто признаться себе, что ты в чем-то плох, многим становится непосильной задачей.
На сцене легче — ты можешь играть абсолютного урода и быть ангелом во плоти, а можешь и наоборот. А может совпасть так, что ты должен будешь играть самого себя. Разве это труднее нарисованных образов?
К сожалению, да.
Примечания
АУ в котором Иван и Лука должны совместно выступить на театральной сцене.
Внимание!
Многие персонажи частично изменены характером, межличностных отношений это тоже коснулось. Пожалуйста, не пишите потом что персы не похожи сами на себя. Это было сделано специально.
Спасибо за понимание.
Посвящение
Моим любимым иванлукам 🤫
8. Назвать жестокой чистую любовь
01 января 2025, 03:31
— Иван, тут 15 рядов! Ты слышишь? И это ещё не считая балкона!
Сегодня был четверг, а значит, у актёров должна проходить финальная репетиция: зимний спектакль уже в пятницу. Хёна сумела договориться с руководством о посещении театра до знаменательного дня, чем студенты были очень довольны. Не помешало бы осмотреть место, где будешь выступать, заранее. Именно поэтому сейчас все, включая саму вице-лидера, восхищенно рассматривались по сторонам: театр был воистину большим.
— Чувствую себя по меньшей мере Ди Каприо, — пропустил смешок Иван, отвечая взволнованной Мизи.
— В таком театре себя и Иисусом почувствовать можно, — улыбнулась девушка, хлопая того по плечу. — Впрочем, я уверена, что кое-кто сейчас себя им и представляет.
Взмахом головы она заставила Ивана посмотреть на Луку, гордым взглядом блуждающего по утонченным декорациям сцены. Мизи знала, что теперь они близки — Иван лично решил поделиться с ней тем, что больше не считает его негативным персонажем в своей истории. На его удивление, она это уже давно понимала. Но шуточки о нарциссизме блондина никуда не исчезли, а наоборот, только усилились. Потому Иван, как настоящий мужчина, решил не теряться — каждую репетицию Мизи смело выдерживала многозначительные ухмылки, как только Суа появлялась в поле зрения.
Хёна называла это собранием квиров, а Исаак и Дьюи хлопали в ладоши, поддерживая всё сказанное. Никто из актёров не боролся за свою честь — возможно, в частности потому, что бороться за неправду было бы глупостью.
— Лука, хочешь анекдот? — неожиданно окликнула парня Мизи, после чего аккуратно взяла под руку Ивана и потащила его к нему, толкая засмотревшегося в свой телефон Исаака и на ходу роняя быстрое «Прости».
Лука нехотя развернулся к актёрам и уставился на прибежавшую девушку, кивая головой в положительном ответе: наверное, он был в хорошем настроении, раз вообще захотел слушать.
— Знаешь, почему первый психолог был евреем-нарциссом?
— Почему?
— Потому что только он мог придумать разговаривать с людьми за деньги.
Лионец выгнул бровь в удивлении, наблюдая, как Иван пытается сдерживать смех, а Мизи и вовсе смеется. Стоящая рядом Суа тихо подошла, и после вопроса «Что случилось?» получила быстрый пересказ шутки, теперь уже тоже наигранно отводила взгляд и улыбалась.
Будущий психолог стоял с нечитаемым выражением лица, явно не сильно оценивая подобный юмор. Ну, как говорится, правда тяжелая штука.
— И причём тут "нарцисс"? — непонимающе спросил он.
— Ну так а ты представь, кем себя должен считать человек, — немного успокоившись, ответила Мизи, — чтобы хотеть оплату за обычный разговор. Даже сам Бог просвещал за бесплатно, а тут такое.
Лука обреченно вздохнул и развернулся дальше осматривать зал, понимая, что объяснять им что именно делает психолог будет дурно — они и так знают, просто лишний раз посмеяться с шутки пятилетней давности, почему-то, всем кажется очень забавным.
Пока Лука играл в недотрогу, друзья продолжали что-то шутить: но ровно до того момента, как очнувшаяся Суа буквально вырвала девушку от Ивана и увела её куда то вглубь театра, совсем не обращая внимания на его попытки удержать её.
Впрочем, она всегда так делала. То ли из-за эгоистичного желания побыть с ней наедине, то ли из-за личной неприязни к Ивану. В любом случае, когда такое случалось, он не мог этому препятствовать. Лишь грустно смотреть вслед.
— Опять подружку угнали? — в моменте кинул через плечо Лука, прекрасно знающий всю прелесть их взаимодействий.
— Да ты здесь вроде бы, — не долго горевал Иван, после чего подошел ближе к блондину и аккуратно положил свой подбородок ему на плечо, заинтересовано разглядывая место, куда тот уже минуту пялился.
Лука разрешал ему так делать.
Для него не становились проблемой подобные контакты, настолько присущие Ивану. За это он был ему искренне благодарен.
— Видишь ту штору, закрывающую третий вход на сцену? — шепнул Лука, слегка наклоняя голову и невесомо касаясь волос Ивана. — Её не видно из первых рядов, это большая редкость. Будет хорошо устроить момент неожиданности и начать выступление как раз из того входа.
— Не думаю, что нам разрешат так сделать. Мы репетировали выход из центрального.
Блондин хмыкнул:
— Ещё не поздно это изменить.
Вдруг послышался голос Хёны, просящей всех актёров собраться у главных дверей зала. Иван быстро выпрямился во весь рост и слегка подтолкнул Луку, пытаясь вывести того из раздумий. Сегодня им предстоит последняя репетиция здесь, а завтра уже само выступление: времени на прогон не будет, учитывая, что номера в театре идут один за другим.
— Завтра в спортзале не занимаемся, помнишь? — тихо сказал Иван, пока они шли к другим актёрам.
— Что? Почему? Ты разбиваешь мне сердце! — саркастически кинул Лука. — Я ведь уже целых шесть дней не таскаю твои гантели! Давай лучше просто после выступления и тусовки пойдём позанимаемся? Мы не устанем, не бойся.
Иван тепло улыбается и даёт тому легкий подзатыльник, отвечая что-то по типу «Раз хочешь, то я не против».
Лука щурится и тоже слегка улыбается, а спустя минуту едва слышно добавляет:
— Или ты знаешь другие способы сжечь норму калорий за час?
***
Был уже поздний вечер, когда Тилл попросил Мизи прийти к нему. Услышать его. Понять и, наверное, простить. А ещё помочь разобраться в том, что он чувствует — потому что сам он понимал ровно столько же, сколько и школьник в квантовой физике. Парень сидел один в свете тусклых фонарей и нервно крутил кольца на пальцах: старая привычка. Он не знал, сколько времени сегодня провел на улице, просто бесцельно блуждая по городу. Последнюю неделю в университете его не было, а раньше если он и был, то все перемены старался проводить в классе, в крайнем случае в туалете. Откровенно говоря, Тилл сам не очень понимал, в какой момент его главным дискомфортом стал парень, ранее называющийся другом. Который ждал его после занятий, покупал теплый чай пока провожал домой, постоянно приглашал гулять и вечно надоедал, вызывая желание оттолкнуть и никогда больше не видеть. Что ж, он оттолкнул. И что это дало? Ни-че-го. Иван не был особенным. Но он заставлял Тилла чувствовать себя таким. Поэтому когда они разошлись, будто бы что-то очень важное покинуло сознание гитариста. Отдельный кусочек, нет, часть. Одна из трёх нитей, напоминающая ему о том, кто он такой. И эту нить он оборвал самостоятельно. — Тилл? Мизи стояла в легкой куртке и тяжело дышала, беспокойно смотря на поникшую фигуру своего парня. Она прибежала настолько быстро, насколько это было возможно, учитывая дистанцию от их общежития до парка и отсутствия автобусов. Волосы были собраны в хвост, а телефон крепко сжат в руке. На экране блокировки висело несколько не прочитанных сообщений от Суа, которые она быстро смахнула, увидев взгляд оппонента. Сегодня было прохладнее, чем обычно, хотя обещанный снег так и не появился. — Извини, что дергаю в такое время, — Тилл поднялся и жестом руки заставил девушку присесть на лавочку, после чего плюхнулся рядом. — Замерзла? — Не очень. Не смотря на всю решительность в голосе, её щеки были красные, а руки слегка подрагивали, пряча телефон в карман джинсов. Тилл вздохнул и снял с себя курточку, бережно накидывая ей на плечи — он с детства привык находиться на улице буквально раздетым, так что отсутствие верхней одежды не составляло ему больших проблем. — Так, ладно, — вдруг решительно произнесла Мизи и взяла руки Тилла в свои, — я знаю, что ты сейчас опять будешь час сидеть молча, поэтому рассказывай уже что творится. Я не собираюсь торчать тут полночи. Лицом парня пробежал легкий румянец, но уже в следующую минуту его сменили отчаянные глаза и поджатые губы. К сожалению, каждая мысль о нем сопровождалась подобным. Он не мог это контролировать. — Мне кажется, я сейчас веду себя как полный мудак, и ты, наверное, уже устала меня терпеть.. Фразу не дал закончить тяжелый вздох: — Мы разговаривали об этом уже сто раз. Тилл, у меня завтра очень важный день. Я пришла сюда, потому что ты попросил помочь. Но если сейчас начнется очередная тирада о твоей "недостойности", то ей Богу, я просто уйду. Мизи смотрела ясно. Было понятно, что она говорит это в серьез. Тилл медленно кивнул головой и немного сильнее сжал её руку, в незаметной попытке успокоиться. Как бы он не пытался это скрывать, он боялся осуждения. А ещё больше боялся его от Мизи – самого дорогого лучика света в его жизни. — Мне кажется, я не должен был посылать Ивана. В моменте саркастическая улыбка расползлась по лицу девушки, заменяя прежнее понимание. Она резко вырвала свои руки и скрестила их на груди, окидывая парня напротив таким взглядом, который не часто получал даже сам Лука. — Да неужели? — Нет, Мизи, я серьезно. Пожалуйста. Мизи всего на несколько секунд прикрыла глаза, но быстро смогла утихомирить своё желание съязвить – оно было никак не кстати. Хоть подобный разговор она уже слышала в исполнении Ивана, и хоть даже была на стороне лучшего друга, она не могла позволить себе так говорить с Тиллом. Это низко и неуважительно. Он должен сам осознать свою ошибку, и она готова была помочь ему. — Ты сожалеешь об этом? — Я не знаю. Наверное, да, — неуверенно ответил Тилл, с легкой обидой спрятав свои руки в карманы толстовки. — И что планируешь делать? — Вот как раз это я и хотел у тебя спросить. Что мне делать? Мизи задумчиво взглянула в бирюзовые глаза и спокойно ответила: — Зависит от того, какую форму отношений ты хочешь вернуть. Ветер задувал всё сильнее. Девушка была уставшей после тяжелого дня, и будь её воля, она бы сейчас в комфорте спала в своей кровати. Но вместо этого она тут, помогает разобраться Тиллу в отношениях с её лучшим другом. Сожалела ли она о чём-то? Да. Сожалел ли о чём-то Тилл? Вероятно, тоже да. — Мне тяжело объяснить, но Иван был моим другом. Пускай даже очень странным.. — Влюбленным. Называй вещи своими именами. Парень быстро взглянул на девушку и тихо повторил сказанное слово, после чего продолжил: — Ну и как бы...Я думаю, что хочу вернуть всё как было. Мне привычнее с ним. «Мне привычнее с ним» подразумевало «Я не чувствую себя полноценным без его присутствия», «Меня мучает совесть за грубые слова», «Иван был и есть частью моей личности» — только вот Тилл скорее признает Суа своей лучшей подругой, чем озвучит эти мысли вслух. И на то была веская причина: начиная с первого курса он всем видом показывал, как ему надоедает фигурирование Ивана. Говорить сейчас, что не представляешь себя него, будет по меньшей мере смешно, по большей – унизительно. — Только не смейся, — добавил парень и накинул свой капюшон, съеживаясь от резкого, более холодного ветра. А Мизи и не думала смеяться. Она скорее думала, как тут не закрыть лицо руками, от постепенно формирующейся безвыходности. — Почти три месяца прошло. Вовремя ты проснулся, — тихо добавила девушка. — Я хочу поговорить с ним, — пропустив мимо ушей, отрезал своё Тилл. Он не совсем понимал, какие именно чувства испытывает, но хорошо знал, чего хочет. — А ты думаешь, он захочет говорить с тобой? Тилл перестал таращиться в пол и резко развернулся к Мизи, непонимающе прожигая её взглядом. — А почему бы не захотел? Это ведь Иван. — Вот именно, это ведь Иван. Иван, который осознал, как ты его мучил. Странное ощущение: в голове у Тилла мыши скребут, предварительно съев всё стоящее. В сердце же настоящий концлагерь. — В смысле? Если ты о его любви, то это был только его выбор, — слово за словом высказал парень. — Мы сейчас о другом говорим, я не понимаю, что ты пытаешься мне доказать. — «Его выбор»? Тилл, ты хоть раз видел, как Иван плачет? Нет? А я видела. Я видела, как ему больно. Твоё безразличие сравнимо с жестокостью, — с резким, не присущим ей презрением ответила девушка. — Случай с избиением Луки был последней каплей. И поверь, далеко не для тебя. «Далеко не для тебя..» В данную минуту Тилл чувствовал, будто бы его предали. Вечно сопереживающая Мизи, девушка всех мечтаний, просто отчитывала его, занимая позицию другого. И хотя даже в дальнем уголке парка проходили люди, тихо разговаривая о своём — Тилл их не слышал. Перед его глазами стояли черные радужки с красным вкраплением посередине. Убивали его. Воскрешали. — Нет, Мизи, послушай, я не хотел...Это вырвалось само собой! Я завтра же поговорю с ним, я разрешу ему вновь быть рядом и... — Почему ты решил, что он захочет «быть рядом»? — А что мне ему ещё предложить? — вдруг нервно спрашивает Тилл. — Здесь вопрос не в том, что ты ему предложишь, а в том, захочет ли он это принять, — многозначительно отвечает Мизи, заправляя за ухо растрепанную ветром прядь волос. Её телефон вдруг звонит, и девушка быстро достаёт его из кармана, читая знакомый контакт «Суа». Немного подумав и сбивая звонок, она медленно приподнимается, обходя Тилла с другой стороны. Парень лихорадочно дёргает ногой, наполовину закрыв лицо руками: вероятно, её слова оказали более чем нужный эффект. Мизи тихо вздыхает. — Иван и Лука очень сблизились, на этот раз реально. Боюсь, ты уже ничего не сделаешь. Тилл прекращает навязчивые движения и в немом шоке смотрит на Мизи, подтверждая её догадки о том, что тот не видит дальше носа. Девушка не спеша снимает с плеч куртку и возвращает владельцу, после чего немного лучше застегивает ту, в которой изначально пришла. Время в телефоне переваливает за девять вечера, а они на улице всего полчаса. Есть ли смысл продолжать разговор? — Иван и...Лука? Этот белый хуй? Серьезно? Ты же говорила, что они тогда засосались только ради показухи! — спустя мгновение кидает Тилл, почти истерически улыбаясь. Пальцы начинают крутить браслеты на руках, выдавая нервное состояние владельца. Мизи отрицательно кивает, вспоминая, как взаправду непривычно будет смотреться такая пара для того, кто в последнее время был в танке. — Тогда – да. Сейчас же всё обернулось немного иначе. — Блять, нет, так не пойдёт, — отрезает Тилл, с силой сжимая кулаки. — Я поговорю с ним, а если надо будет, сделаю что-то большее. — Что именно? — Всё, что только угодно. Я должен вернуть его, я чувствую это. Тогда я слишком погорячился, мне...— девушка протяжно смотрит, немного склоняя голову. — Мне нужен Иван. У Тилла правда начинает сдавать самообладание: это выдает повышенный голос, слезящиеся глаза, поджатые губы и ряд других вещей, с которыми уже успела познакомиться Мизи. При всём своем интеллекте, она не понимала, почему Тилл так эмоционально реагирует. Это не было похоже на реакцию того, кто просто привык к присутствию другого человека. Это было . . . Нечто большее. — Блять, я не могу так! Я слишком привык к нему, я не могу его отпустить. Я хочу чтобы всё было как раньше, — вдруг рвано открывается парень, судорожно хватаясь за собственные плечи и обращая взгляд на Мизи. Тилла трясёт. Состояние начинающейся панической атаки. Мизи не шевелится. — Сука, я просто мразь. — Ты не мразь, Тилл. Ты человек. Мы все ошибаемся, но сейчас я пытаюсь уберечь тебя от главной ошибки: не лезь в жизнь Ивана. Помирись с ним, но на этом просто хватит. «Мы начинаем ценить лишь тогда, когда теряем» — фраза, хорошо описывающая ситуацию. Мизи ценила Тилла, но она не могла поддержать его в такой жестокой идее. Не тогда, когда её лучший друг только стал улыбаться. Не тогда, когда он стал улыбаться по нормальным причинам, а не в честь секундного взгляда своего предмета обожания. Лука объективно был тем, кто бы мог сделать Ивана счастливым. И она готова забить на все ножи между ними, хотя бы ради такого простого человеческого. Мизи не успокаивала Тилла. Она смотрела. Наблюдала. Его руки тряслись, пытаясь найти опору в виде собственного тела. Девушка помнит, что как-то раз нечаянно увидела таким Ивана. Тогда она пыталась ему помочь и спросила, что произошло: иронично, что всё было из-за отказа одного человека — как раз таки того, который сейчас дрожал перед ней, идентично напуганный и измученный. Жизнь это большой бумеранг. В конечном итоге всё возвращается. Ещё несколько долгих минут они стояли в полной тишине, лишь изредка разбавляемой шмыганием носа или криками детей на соседней площадке. Тилл постепенно успокаивался. К истерике не дошло. — Почему я постоянно думаю об этом? Три года пролетели будто впустую, и, чёрт, — парень запнулся, пытаясь в порыве слепого отчаяния сформулировать хоть что-то, что будет напоминать разумную мысль. — Я не могу так больше. Мне необходим этот разговор как воздух, Мизи, пойми меня. Стены давили со всех сторон, пусть даже их и не было: они находились в забытом людьми парке Парижа, совсем одни и совсем влюбленные. Двое людей, неспособные правильно выразить свои чувства. Наверное, сам Бог играет с ними плохую шутку – иначе как объяснить абсурдность всей ситуации? — Ладно, слушай, я бы правда хотела помочь, — неспеша отвечает Мизи, — но это уже даже смешно выглядит. Ты полный придурок и эгоист, раз собираешься провернуть подобное. Не надейся, что я поддержу тебя. Не в этот раз. — Мизи?.. Девушка резко развернулась и быстрым шагом направилась в противоположную от него сторону. Она не хотела слышать ничего. Она устала. Погода вновь ухудшалась: ветер становился всё сильнее, на этот раз уже больно задувая в лицо. Работяги спешили домой, собачники нетерпеливо дергали поводки, пытаясь как можно быстрее закончить вечернюю прогулку. Мизи тоже хотела домой. И тоже закончить прогулку. Зачем она только согласилась на эти отношения? Ради какой благой цели? Она ведь даже не любила его.