Реномé

      Две недели пролетели незаметно: Иван всё так же посещал пары, подрабатывал в цветочном, по пятницам тренировал Луку и бесконечно учил огромный сюжет, любезно предоставленный ему ранее. К рождественскому спектаклю оставалось ровно столько же, сколько и прошло, и, матерь Божья, какие все были нервные. Хёна постоянно куда то бежала, пила десятый кофе за день, без конца строила двух новеньких и срывалась на руководство каждый раз, как они пытались впихнуть ей ещё и бумажную работу — в этом актёры её полностью поддерживали, и даже пообещали, что устроят революцию, попробуй только верхушка ей что-то предъявить.        Мизи и Суа, в последнее время популярные для обсуждения в школьных коридорах, не могли спокойно выдохнуть: ну а если точнее, то только Мизи. Бедняжка день и ночь зубрила свои партии, жалуясь понимающему Ивану на жизнь. Ну а иногда и на Тилла — о, это была отдельная тема разговора. Для себя парень приметил, что завуалировано негативных отзывов о нём было больше, чем о том же Луке, ненавистному девушке объекту.  «Я постоянно чувствую, что что-то не так. Тилл какой-то...сам не свой?.. Я не понимаю..» — фраза, которую брюнет выучил уже чуть ли не наизусть, в сотый раз слушая рассказы лучшей подруги о любовных проблемах. Сказать по правде, Мизи выглядела несчастной. Будто бы она игрушка, которую мать была вынуждена купить своему ребенку, ведь он выбросил старую. Будто бы Тилл для неё — необходимая мера. Но необходимая для чего? — Мизи, а он вообще ходит на занятия? Крайние недели почти не вижу его в унике, — задумчиво спросил Иван, сидя со студенткой на лавочке, находящейся на территории учебного заведения: такой себе "подарок" мэра города преуспевающим факультетам.  — Вроде бы ходит.. но я и сама не вижу его в коридорах. Скрытный какой-то, — с ноткой грусти протянула Мизи. Откинувшись на спинку лавочки она кушала вишневый йогурт, ведь пропустила завтрак, а Иван, составляя ей компанию, попивал теплый чай из её термоса. За столько лет дружбы понятия брезгливости стерлись, оставив лишь сладкий привкус вишни на стенках чашки.  — Когда вы вообще успели начать встречаться? Всё как-то так неожиданно произошло. — Ну...Тилл меня тогда гулять позвал, и я согласилась. А в конце, когда он провожал меня до дома, то резко признался в любви. И как-то пошло-поехало..— немного поразмыслив, ответила она. Йогурта уже почти не оставалось, как и перемены. Скоро придётся идти на нелюбимую пару экономики.  — Вы целовались? — вдруг совершенно невозмутимо спросил Иван, заставив студентку подавиться слюной и судорожно начать откашливаться.  — Что за.. — через минуту прохрипела Мизи, наконец принявшая нормальное положение и вернув прежний цвет лица. — Почему тебя это так интересует?  В миг с университета донеслись четкие звонки, оповещающие о начале занятий. Иван, ничего не говоря, быстро вскочил на ноги, кивнув подруге рукой в знак ожидания. Девушка тоже немедля собралась, предварительно выкинув упаковку от йогурта в стоящую неподалек мусорку и забрав у Ивана термос, и теперь стояла возле него, готовая идти. Они быстрым шагом двинулись в сторону здания, попутно вспоминая, в каких кабинетах у них предметы, и вроде бы, Мизи не сильно требовала ответа на свой вопрос. Впрочем, Иван решил дать его всё равно. Скорее даже ради себя.  — Интересны его умения. С того что я помню, у Тилла ещё не было девушки. Ты первая, и...не хотелось бы, чтобы ваши следующие действия прошли плохо, — смотря прямо перед собой произнес парень, чем заслужил неоднозначный взгляд подруги, после – понимающую улыбку. — Я не собираюсь с ним спать, по крайней мере пока что, — с едва уловимым смешком ответила девушка. — А вообще, если брать твой прошлый вопрос, то нет, мы даже не целовались. Беспокоиться незачем, дружочек.  К этому моменту они дошли до развилки коридора, где каждому надо было идти в разную сторону. Мизи кинула быстрое «До встречи!» и побежала на свою лекцию, явно не ожидая ответной реплики от Ивана. Иван же, честно говоря, и не сильно хотел её придумывать, поэтому только помахал рукой на прощание и развернулся в противоположную сторону, направляясь на свою финальную сегодняшнюю пару.  После — выходные. А в воскресенье он встречается с Лукой.  А ещё, Мизи не видит в Тилле сексуального партнера. А ещё, она точно врёт, что любит его. Потому что её вселенной является далеко не гитарист. И все, включая самого Тилла, это знали. Тогда к черту эти отношения?.. 

***

Лука стоял в свободной белой футболке и спортивных штанах, аккуратно прислонившись к дверному проходу. Его волосы были собраны в небрежный хвост, а на глаза спадали лишь несколько золотистых прядей, явно слишком коротких для такой прически.  Часы пробили всего 17:00, но на улице уже было напрочь темно: не зря середина декабря.  Иван должен был появиться с минуты на минуту, о чём уведомил напарника коротким сообщением. Им предстоит долгая репетиция, а уже на этой неделе — общий сбор состава и финальные штрихи. Как оказалось, руководство решило ублюдски сдвинуть выступление на приличную дату раньше, что подразумево меньше времени для подготовки, и меньше(а вернее никакого) времени для репетиции третьей пары — Луки и Ивана. В связи с этим, вчера вечером Хёна с матами предупредила дуэт, что их прогоны канут в пропасть. Собственно, сегодня на произвольном сборе им нужно будет отрепетировать всё так, будто бы они занимались этим целый месяц. Так сказать, "нагни кобылу за минуту". Услышав это впервые, Лука, как и Иван, не поверили глазам. Потом смирились, поняв, что ничего не изменят: ну, кроме продолжительности встречи, конечно. Если изначально они договаривались на "просто попробовать" за 2 часика, то теперь это было "сделать всё" за 7 часов.  Ивана такая перспектива не устраивала, учитывая, что завтра утром ему на нулевой паре сдавать биологию у нелюбимого преподавателя. Луку, на самом деле, тоже эта затея не радовала. В 5:00 утра он должен быть у отца в клинике, поэтому на сон оставлось, дай Бог, четыре часа.  Но на удивление, никто явного возмущения не высказывал. Ведь это просто нужно пережить. Эту репетицию, выступление, поцелуй..  Поцелуй.  С коридора послышались открывающиеся двери лифта, а уже в следующую минуту на Луку с улыбкой смотрел Иван, держащий в руке небольшой пакет. Блондин отступил, делая возможным вход в квартиру, и закрыл дверь за гостем. Пока Иван разувался и снимал верхнюю одежду, парень прошел на кухню и поставил чайник, ничего не говоря. Он быстро вынудил две кружки, насыпав в одну чай а во вторую кофе, и принялся искать в холодильнике молоко, которого, как на зло, не было.  — Тебя устроит кофе со сливками? — почти утвердительно спрашивает Лука, закрывая холодильник.  — Конечно нет, я пью только высокосортный итальянский эспрессо со свежим молоком молодого козлёнка, живущим в снежных альпах и благословленным самым Паном, — саркастически, но с шутливыми нотками отвечает Иван. Он как раз закончил раздеваться и теперь шел к лионцу, что-то упорно ища в своём пакете.  — Смысл пить эспрессо и добавлять в него молоко? — Смысл спрашивать буду ли я кофе со сливками, если это почти то же, что и с молоком?  Чайник закипел и Лука молча разлил по кружкам кипяток, после чего в одну добавил баночку сливок и совсем немного корицы. Иван же вынул из пакета купленное красное вино и шоколадку, гордо поставив на кухонный стол.  — Вау, прям так, — оценив еду на вечер прокомментировал блондин. — Презервативы тоже купил?  Иван многозначительно улыбнулся, актерски сунув руку в карман и достав оттуда смятую купюру в 10 евро.  — Прости, забыл. Но могу быстренько сбегать, раз уж ты так в этом заинтересован, — точно удар ниже живота. — Если ты так к Тиллу подкатывал, то я понимаю, почему он убежал, — хмыкнул и развернулся Лука, внутри радуясь тому, как резко изменилось лицо напротив.  Иван обреченно засунул деньги обратно, видимо не собираясь отвечать, и начал с интересом осматриваться по сторонам. Квартира была довольно скромной, что не совсем типично Луке, ходячему манекену всевозможных дорогих брендов. Гостинная была соединена с кухней, имелась одна комната(вероятно спальня) и уборная. Цветовая палитра строго в бежевых тонах, всюду мягкие коврики и полки с книгами. Про себя Иван отметил, что квартира совсем не уютная, хоть ремонт правда хороший, а каждый уголок убран до блеска.  Здесь не хватало чего-то более человеческого. К примеру разбросанных носков, забытого пятна на белой стене, несуразных детских фотографий и подобной мелочи, делающий из помещения дом. У Луки же весь список отсутствовал.  — Ты недавно сюда заехал? Или давно живешь? — с искренним интересом спросил Иван.  — С начала университета. Если ты хочешь спросить об отсутствии детских фото и магнитиков на холодильнике, то говорю прямо – даже не думай.  — Больная тема?  — Скорее ненужная, — с выдохом ответил парень, после чего протянул оппоненту кружку с напитком. — Держи.  Иван аккуратно принял угощение, как вдруг его телефон раздал оповещающий гудок. Он быстро достал его из заднего кармана брюк и бегло просмотрел входящее сообщение. Легкая смесь удивления прометнулась лицом, и в следующую минуту он уже печатал одной руко ответ, а второй всё так же держал напиток. Лука, решившись не вглядываться в отправителя, оставил парня одного, а сам прошел в уборную. Теплый свет зеркала освещал его силуэт, когда он бережно поправлял свой хвостик — как то подобную прическу сделал Тилл, чем вызвал у Ивана неподдельное восхищение и букет цветов прямо на репетиции. На второе Лука, конечно, не рассчитывал, но хотя бы на комплимент..всё может быть.  — Лука, — послышалось из гостинной, — ты скоро?  — Иду.  Он быстро вышел, перед тем ещё раз убедившись, что выглядит наилучшим образом(но достаточным, чтобы не вызывать подозрение), и подошел к напарнику, ожидающе смотря.  — Начнём? — спросил Иван. — Если что, партии выучил до единой, с этим проблем не будет.  Лука утвердительно кивнул и взмахом руки приказал тому подняться, чтобы они могли стоять примерно на одном уровне.  Не вдаваясь в детали он объяснил, как будет проходить репетиция, и спустя несколько уточнений от Ивана и «Три, два, один. Начали!» парни открыли первый прогон.

***

— Блять, я устал.  С прихода Ивана прошло более четырех часов: актёры успели обыграть введение, первую сцену, вторую, и время подбежало кульминации. К большому сожалению, на неё уже ни у кого не осталось сил(и терпения), поэтому в данную минуту Лука сидел на полу, тяжело дыша после эмоциональной реплики, а Иван разминал травмированное плечо, ведь слишком резко жестикулируя "отрезал воздух" — один из приёмов передачи конкретики в театре.  Все были измученные и нервные, вспоминая, что сейчас им прийдется делать. Наверное, не научи отец Луку контролировать ненужные эмоции, тот бы сейчас сидел где-то с горящими щеками и пылающим сердцем. А Иван бы просто сидел, отказываясь верить в происходящее.  Благо, что это лишь сценические роли, и точно не действительность. Они изображают несчастливую, в некой мере запретную любовь в зимнем спектакле. Не на яву, в спектакле. Ведь так?  — Слушай, ты как хочешь, а я эту херь трезвым играть не собираюсь, — вдруг решительно заявляет Иван, после чего идёт на кухню, берет из кухонного шкафчика два бокала и наконец спрашивает: — Пьешь со мной? Или предпочитаешь целовать того, кто заставил тебя полмесяца ходить в повязках, абсолютно в здравом состоянии?  Лука скептически улыбается.  — Ты никогда не курил и не пил, а теперь вот решил комбо собрать? Что потом? Наркота пойдёт?  — Наркота на внешний вид сильно влияет, — морщится Иван, вспоминая картинки зависимых людей из пабликов. — И на разум. Под никотином или алкоголем ещё возможно себя контролировать, а вот под подобного рода штуками – нет.  — Лично проверял? — с издевкой кидает Лука.  — Как раз сегодня проверю. Иван достает из шуфлядки штопор и умело открывает вино, разливая жидкость по бокалам. Он подходит к блондину и напористо вручает ему один, садясь возле него на диван и показательно делает глоток, вынуждая оппонента сделать то же.   Как раз напротив дивана висит плазма, поэтому Иван, заметив её, просит разрешения взять пульт. Получая его, он начинает без усилий щелкать каналы французского телевидения: новости, музыкальное шоу, кино, реклама всяких безделушек, опять новости, дорама. Такое хаотичное блуждение прерывает резко выглянувший советский фильм, на котором глаза Ивана останавливаются яркой искрой. Лука провожает вглядом его заинтересованность, непонимающе смотря на плохое качество картинки, прерывающиеся голоса на незнакомом языке, явную скуку сюжета, и это всё под названием киностудии «MosFilm», после чего обреченно вздыхает. — Тебе интересно это смотреть?  — Это кино моего детства. Бабушка очень любила его, — с верностью корням отвечает славянин, всё так же внимательно глядя на экран.  Спустя примерно полчаса парни несколько раз опустошили свои бокалы, теперь уже вместе вздрагивая от нового поворота сюжета фильма. Иван, понимая, что лионец не в силах вразумить другой язык, вызвался переводить Луке каждую реплику. С этого проявилось то, что фильм, оказывается, не такой уж и скучный.  «Моя милая Людочка, сердце моё разрывается от любви к твоим губам, — с интонацией озвучивает Иван ещё одну фразу картины, — Ну почему матушка твоя такая недобрая? Ведь людям необходимо лишь счастье! Сможешь ли ты получить его от этого напыщенного Евгения, прошу меня простить?!» Лука слушает внимательно, впитывая каждое слово и прокручивая его по десять раз в голове. Иван уже трижды подливает себе алкоголь, но блондину не предлагает: оправдывается тем, что тому нельзя много спиртного, плохо скажется на больном сердце.  На всю иронию судьбы, плохо действует спиртное только на Ивана — с каждым глотком его речь становится всё более размытой, а он героически пытается сохранять её в максимально "читабельном" виде. Время на часах пробивает 22:00, серия фильма совсем скоро закончится, уступив место полчасовым новостям и рекламе.  Лука понимает, что момент неизбежного всё ближе. Лука слегка боится.  Справиться ли он вообще? Целовать персонажа легче, но прежде ему не приходилось делать это с тем, кого бы он и вне роли поцеловал. А теперь тут всё на кучу: сладкий запах алкоголя, поздний вечер, собственная квартира и Иван, своим видом опьяняющий даже больше, чем выпитое вино.  Брюнет озвучивает ещё несколько реплик, параллельно допивая свой последний бокал, и слегка грустно смотрит на финальную сцену перед титрами. Лука приподнимается с коврика, аккуратно берет пульт и выключает проходящие экраном имена создателей, на что получает разочарованный вздох.  — Надеюсь, ты помнишь, что мы ещё не закончили с репетицией, — почти отцовским тоном уведомляет того Лука.  — Да помню... — устало потирая переносицу мямлит Иван. — Сейчас пойду умоюсь и начнем.  Лука, понимающе кивнув, идёт на кухню, в то время как второй закрывается в уборной.  Сердце начинает слегка побаливать, а ноги приобретают не самое устойчивое ощущение, поэтому пытаясь успокоиться, блондин выпивает стакан воды, и возвращается в гостиную ровно тогда, когда Иван выходит из сортира.  В минуте они уже стоят друг напротив друга. Глаза Ивана мутные, точно под эффектом. Лука не знает, как правильнее с ним обращаться — ранее он не видел его выпившим.  — С чего начнём? — непринужденно спрашивает брюнет, будто бы совсем не придавая значения ситуации. Лионец знает, что такое безразличие обусловлено алкоголем в крови. Наверное.  Лука хмурится и коротко отвечает: — А ты как думаешь?  Иван кивает головой ближе к середине комнаты, заставляя их немного отойти от дивана. — Значит так, сейчас я должен отринуть твои чувства и попытаться уйти. Ты хватаешь меня и останавливаешь, после чего целуешь. Я отстраняюсь и даю тебе пощечину. Э.. — на минуту тот запинается, вспоминая сюжет, но быстро приходит в сознание. — И потом я всё же ухожу. Если что, бить сильно не буду. Отыграюсь уже на выступлении.  Иван хитро улыбается и отходит в сторону. Считает до трёх, сцена начинается, и он не совсем ясным голосом произносит свою первую реплику: — Не неси чушь, Михаэль. Не после всего, через что мы прошли. Я считаю тебя братом, но никак не... — брюнет театрально хватается за волосы, слегка натягивая пряди. В спектакле у него будет парик, на котором ему будет позволено вырвать пару волосков для большей драматичности. Сейчас же он просто слегка неумело, точно во имя вина, корчит страдальческое лицо, продолжая по тексту: — Вот дьявол. Нет, не могу я так. Уходи!  Иван резко разворачивается, делая вид, что уходит, и тут наступает время Луки — а если быть точнее, то Михаэля, главного виновника всего происходящего.  Блондин с силой хватает Ивана за запястье и оборачивает к себе, смотря тому прямо в глаза.  Внутри Луки бушует настоящий шторм, сметая всё на своём пути. Он должен его поцеловать. Должен. Как? Может, прильнуть с правой стороны, или с левой? Какой вообще должен быть поцелуй, насколько долгий? Как потом отстраниться? Что говорить? Не посчитает ли его Иван странным? А публика?  Почему Лука не подумал об этом всём раньше?  Он не мог.  Каждая мысль об предстоящем сопровождалась желанием, как на зло настолько сильным, что контролировать ход рассуждений не получалось никак. Лука засовывал всё в самый дальний уголок, поэтому когда пришло время исполнять то, о чём он в нормальное время мечтал последний год, то даже рука дрожала, держа Ивана. Про лицо можно вообще забыть: именно его первым заметил брюнет, теперь уже странно изучая поджатые губы, бегающие глаза и слегка красноватые щеки.  Лука не мог заставить себя вот так варварки насильничать над ним, пусть даже в роли персонажа.  Наверное, Иван понял это раньше него. И, наверное, поэтому он в секунде накрыл своими губами чужие, действуя не совсем по сценарию, но на подобии его.  Пользуясь моментом неожиданности парень высвободил руки из ослабевшей хватки напарника, переместив их ему на плечи и с ещё большим напором углубляя их поцелуй.  Если бы внутри каждого человека был маленький мир, то мир Луки сейчас переехал проститутский камаз, предварительно поубивав всех жителей и оставив счастливую надпись «С первым днем БДСМ!». Его руки непроизвольно упали вниз, и пытаясь найти точку опоры, он вцепился в талию Ивана, чувствуя на губах вкус вина а в животе огонь.  Брюнет целовал грубо. Двое понимали, что это уже далеко вышло за рамки спектакля. Двое не останавливали.  Иван, решивший что обычного сомкнутия губ будет недостаточно, чуть сильнее сжал плечи второго — точно оставляя синяки, — и пролез языком в рот Луки, навсегда обрывая любую цепь благоразумия и контроля.  Не ожидавший подобного Лука почти беззвучно замычал в поцелуй, но его сразу же перебило ещё большее давление и пьяный укус во внутреннюю сторону губы, который больно пустил кровь.  Вдруг Лука резко толкает Ивана в сторону, заставляя того почти упасть, и начинает тяжело дышать. Его в миг побледневшее лицо выражает смесь отрицания, любви, непонимая и боли одновременно. Он рвано сгибается и кашляет, одной рукой упираясь в колено а второй инстинктивно придерживая горло. Грудную клетку будто бы сдавливает с такой силой, что из глаз сразу же льются почти незаметные слёзы. В голове хаос, тело не слушается. Луке плохо, а Иван.. Иван пьян. Иван не понимает, что делать. Всё же, со спиртным он никогда не дружил, и было странно предполагать, что в этот раз всё иначе. Рассудок мутен, мысли растерянные и непостоянные. Единственное, о чём он может думать — Лука. Почему это Лука? Почему этот блядский Лука вновь на уме?  Решив спихнуть всё на сценическую роль и просто подвернувшийся его естеству момент, Иван набывает более осознанного взгляда и склоняется над актёром, аккуратно придерживая его плечи, пока тот пытается остановить приступ кашля. Спустя минуту, когда обстановка становится всё хуже а Лука сгибается всё больше, Иван понимает, что происходит.  — Лука, быстро, где ингалятор? — максимально спокойно, насколько это возможно, спрашивает Иван, параллельно взглядом пытаясь найти что-то на подобии аптечки.  Тот не отвечает, лишь сильнее кашляет, буквально задыхаясь. — Пожалуйста, Лука. Дрожащей рукой блондин тычет куда-то в сторону спальни, и вновь заходится в судорожном вздохе.  Иван быстро усаживает его на диван и бежит в спальню. Он замечает нужную вещь сразу — та стоит на ночном столике. Парень решительно хватает её и возвращается к Луке, снимая колпачок и встряхивая лекарство, перед тем как поднять лицо умирающего и вставить ингалятор в приоткрытые губы, заставляя взяться слабой рукой за прибор. Лука рвано вдыхает и его синие пальцы обхватывают пальцы Ивана, когда он нажимает на верхнюю часть ингалятора. Зрачки расширяются, а бледное лицо с каждой минутой набывает всё более живой вид. Иван сидит на корточках и помогает Луке до тех пор, пока лионец не придёт в себя настолько, чтобы вырвать руку и продолжить дело самому.  Постепенно кашель и сопение прекращаются, оставив лишь пластиковые звуки нажатия прибора.  Иван молча уходит на кухню набрать воды, а Лука готов поклясться, что убьет славянина, как только встанет на ноги.  Тот возвращается к нему в минуте, настоятельно протягивая стакан.  За всё это время он не сказал ни слова.  Губа Луки кровит, прическа испорчена в край, а плечи всё ещё болят после сильной хватки. Это не был сюжет, это было желание.  Желание, которое имело все шансы перерасти в нечто большее, если бы Луку от стресса не нагнал приступ астмы.  Не вовремя.  — Извини, — виновато шепчет Иван, смотря, как Лука всё ещё существует лишь благодаря ингалятору. — Я перепил.  Блондин смотрит понимающе, но во взгляде точно читаются презренные огоньки. Был бы это кто-то другой, Лука бы убил. Но так как это Иван, всё, что остается делать, лишь вздыхать и закрывать глаза.  Он особенный. Это та истина, которую Лука готов проповедовать, даже не являясь верующим. Ведь в глубине души ему хочется верить, что Иван врёт. Что это не только алкоголь.  А Иван знает, что это не только алкоголь. Поэтому молчит.  — Ложись на диване, а меня отнеси в кровать, — спустя минуту слабо говорит парень. — Уже поздно, так что ночуешь тут. Об остальном поговорим завтра.  Иван без возражений слушается: аккуратно подхватывает Луку на руки, несет в спальню и опускает на матрас, помогая ему накрыться одеялом. На воспрос «Не помочь раздеться?» лионец культурно посылает его лесом и приказывает закрыть дверь, что Иван, собственно, послушно делает.  Сам же славянин ложится на диване, снимая лишь лонгслив и оставаясь в черной майке. Голова отдает немой болью, напоминая правило о том, что нельзя пить спиртное на ночь. Иван же предпочитал счастливо забить на это и всё равно пытаться уснуть — опять тревожить Луку и искать по его дому обезбол будет преступлением.  Настенные часы пробили полночь.  Брюнет завел будильник на 5:00 утра, прикидывая, сколько времени ему нужно чтобы добраться домой и собраться в уник.  Этот день был...насыщенным. Завтра будет ещё насыщеннее.  Что он скажет Луке?  Иван не знает.  Потому что он не был настолько пьян, чтобы не контролировать себя. Как раз таки наоборот — он очень контролировал. И от этого только хуже.