Реномé

Каждый день жизни Ивана проходит примерно одинаково: рутинное "доброе утро" в телефоне Тиллу, потом занудные пары в университете, плохооплачеваемая подработка в цветочном магазине и ... театральный кружок, к сожалению и счастью, обязательный для посещения.  Иван — студент третьего курса юридического факультета, поступивший туда строго по велению отца.  Хотя сама работа никогда не интересовала парня, интересовала его хорошая обещаемая зарплата, ведь, как известно, деньги = возможности, а возможности = успешная жизнь. Именно её и хотел заполучить Иван, поэтому смиренно учился и надеялся на универскую медаль. В противовес, предмет его давнего обожания — Тилл, студент в том же ВУЗе, только на экономке — глубоко игнорировал любой учебный процесс, чем часто злил преподавателей, и, как результат, попадал на грань отчисления. Правда, для самого нарушителя ни одна из его выходок не закончилась печально — по его словам, сам пресвятой ангел хранил его от бед. Только вот почему-то, у этого ангела были черные волосы с синим отливом, большие и бездонные глаза, а также лучезарная улыбка, с выступающим левым клыком. И не было крыльев. Но это мелочи, ведь Бог не настолько расист, чтобы выбирать себе в помощников лишь голубоглазых блондинов, верно?  Ну а тогда Сатана не такой уж и любитель красивых брюнетов, чтобы делать своими подопечными лишь их — иначе как тогда объяснить ту блондинистую заразу именем Лука?  Лука был студентом факультета психологии, всего на год старше Ивана. Приехал на учёбу в столицу Франции с муралового Лиона — города во французском историческом регионе, славящимся своим безупречным шелком и узкими уличными проходами. По словам самого Луки, Париж и близко не дотягивает до красоты того места. Всегда в спор с ним вступает Хёна, его однокурсница и по совместительству гордая, коренная жительница столицы.  В этом мире ей чужды две вещи: высокомерные эгоисты и приезжие, доказывающие свою правоту. Лука сумел выбить комбо и собрать в себе две ненавистные характеристики, чем заслужил холодные взгляды девушки и отрицание любого взаимодействия. Впрочем, его это не сильно волновало, даже когда Хёну выбрали вице-лидером театрального кружка, в котором участвовали забытые Богом дети, не выбравшие себе дополнительных занятий. Как раз там он и познакомился со следующими персонажами: Иван — подлый, красивый славянин и верный пес Тилла; Тилл — заноза в заднице и никудышний актер; Мизи — надоедливое "солнце" и pet-friendly в отношении серого ублюдка; Суа — молчаливая азиатка и подружка Мизи. Вся четвёрка вызывала у лионского выходца смех за их слабые способности к искусству. ...Наверное, только кроме Ивана. Но Иван был неограненным алмазом в глазах Луки, и было время, когда он пытался объяснить ему это. Модельная внешность, острый и гибкий ум, совершенные навыки в области искусства, а также глубокие знания в прекрасном и не очень. Он единственный был почти идеалом для столь ответственной роли актера. Правда, все мы грешны, и самый главных грех Ивана в глазах Луки была его "любовь", или в данном случае — издевательство над собственными чувствами.  Каждый раз, смотря на очередное взаимодействие между ним и Тиллем, у лионца возникали противоречивые чувства — с одной стороны смешно смотреть за этими жалкими попытками привлечь внимание друга, а с другой — дикое разочарование за пустую трату такого дорогого человека на такого недорогого... объекта.  Возможно именно потому при каждой встрече Луке так хотелось пропустить колкую шуточку голубкам. Возможно потому ему хотелось пропустить её именно Ивану. Посмотреть на его реакцию, получить тот самый взгляд, поговорить с ним минутой дольше.  Спустя год совместных тренировок в кружке, он начал осознавать причину своего поведения. Ему хотелось коммуникации с ним. Не просто сухого чтения текста на сцене, где у каждого своя роль, и ты скорее разговариваешь с персонажем, нежели с человеком. Ему хотелось говорить с ним настоящим: слышать его мысли, а не какого-то там герцога из взрослого спектакля.        Постепенно эта потребность начала не давать Луке жить — было в подлом славянине что-то, что он не мог понять. Это вызывало ещё больший интерес и ещё большее мучение от невозможности взаимодействовать с ним так, как хотелось бы. Но парень не жаловался, и в глубине души подавлял все свои грёзы. Не было и не будет такого, чтобы Лука перед кем то подстилкой ложился — не опускаться же до уровня Ивана.  Поэтому любой их разговор заканчивался по меньшей мере спором, по большей — дракой. И сегодня тоже ничего не изменилось.  — Не прикасайся ко мне, Лука, — доносится холодная угроза на резко замолчавшей сцене, сопровождающаяся хваткой за запястье второго.  — Прости, не смог удержаться от твоего влюбленного "гав" при виде Тилла – так и захотелось почесать за ушком, как послушную собачку, — едко усмехается блондин. — Лично я так всегда делаю, когда мой пес бежит встречать меня после учёбы.  — И какое отношение твоя собака имеет ко мне?  — Ну.. порой вещи кажутся не такими однозначными, как ты думаешь.  — Единственное, о чем я сейчас думаю, так это о том, какой ты помешанный урод. — С твоей стороны довольно иронично такое говорить, — вырывает своё запястье Лука, начиная медленно растирать место хвата: судя по синим отпечаткам пальцев на белой коже, будет синяк. — Ах, да, прости. Совсем забыл, что нашу белоснежку нужно только лелеять за такую прекрасную внешность и голосок. Фанатки ведь толпами бегают. Очень утомляет отвергать очередную студенточку с обручальным кольцом, верно? — с сарказмом добавляет Иван.  — Иванушка, я хотя бы могу сам отвергать, а не быть отверженным уже.. сколько? 3 года? Или ты со своей "черной печалью" дольше знаком?  Лицо брюнета резко меняется в выражении. Как хорошо, что рядом есть только Суа и Хёна, тихо наблюдающие за ними с другого конца сцены — привыкли. Мизи заболела, Тилл в гримерке.  — Могу даже поспорить, что твой ненаглядный и дня рождения своего "друга" не помнит. А знаешь почему? Да потому что ему плевать на тебя всей душой и сердцем. Жаль, что твоя тупая голова никак этого не поймёт, — последние слова были брошены даже с некой обидой. Про себя Лука подумал, что надо лучше контролировать интонацию.  Иван вздыхает. Примерные перепалки у них каждую божью репетицию — это уже даже некий обычай, без которого театральный не театральный.  — Тебе самому не надоело? Разве нет других тем кроме как моих чувств к Тиллу?  Лука вновь улыбается. — Ну а тебе не надоело? Разве нет других людей кроме как Тилл?  — Свою кандидатуру толкаешь?  На минуту лионец сомневается. Стоит ли .... — Что, если да?  — Тогда боюсь, я тебя огорчу – от твоего лица у меня рвотный рефлекс просыпается быстрее, чем что либо другое.  — Божечки, я что, настолько некрасив? — наигранно обижено говорит парень. — Красив, Лука. Просто душа у тебя мерзкая.  Вот ведь гад.  — Хм. Хоть за комплимент спасибо.  — Не считай это комплиментом. Я проиграл спор Хёне.  С зала доносится тихий смешок — всё же в армрестлинге девушка сильнее.  — Тогда не считай мою кандидатуру серьёзной – проиграл спор Тиллу, — после минутного молчания парирует Лука. — Ох, и когда же это ты успел с ним спор заключить. Ещё и на такую фразочку, — с насмешкой из-за спины протягивает Иван, который вспомнил, сколько сейчас времени, и решил заняться пакованием своих вещей. Репетиция должна была закончиться 10 минут назад.  — Когда он жаловался на твои бурные фантазии о нём ночью. Говорит, за стенкой всё слышно, — перестает растирать руку блондин, и теперь многозначительно перемещает её к своим губам. Он помнит, как Хёна рассказывала, что раньше эти двое жили в одной комнате общежития. Мерзавец.  — «Ммм, Тилл, я так хочу тебя, — с тошнотворно пошлой интонацией начинает он имитировать голос своего коллеги – не даром уже 8 лет занимается профессиональным вокалом. Умение подделывать тембры других его главный туз в рукаве. — Тилл, любимый, я бы тебя прям сейчас взял, прям на этой сцене» — Лука, блять, замолчи, — Иван резко бросает свои вещи и идёт в его сторону.  Луке нравится видеть его таким.  — «Да, Тилл, давай в этой позе, — немного снижает голос блондин, но непоколебимо продолжает. — Ах, ты такой сексуальный, мой хороший Тилл...» — Заткни. Свой. Блядский. Рот.  Иван подходит совсем вплотную и грубо берет его за лицо, прожигая убийственным взглядом, способным заставить практически любого сделать то, что он говорит. Но не Луку. Разница в росте немного ощутима, и теперь он вынужден смотреть на другого снизу вверх. Его щёки сдавлены, разговаривать практически невозможно. Впрочем, это не мешает.  — «Д..а, кот..ик, да! — ломано практически стонет тот. — Тилл, я с..ейчас-» — Что за хуйня.  Фразу не даёт закончить шокированный голос из входа в отдел гримерок.  Всё ещё одной рукой держа ручку от двери, а второй рюкзак, там стоит парень, с растрёпанными волосами и в простой футболке с джинсами. Выражение его лица оставляет желать лучшего — бурлит смесь непонимания, злости и стыда.  Главный виновник торжества явился.  Лука переводит лукавый взгляд на Тилла, потом на Ивана, который всё ещё держит его, в попытке осознать происходящее. Хватка ослабевает, и Лука, наконец-то, отходит в сторону, дотрагиваясь к болезненным местам на фарфоровом лице. Иван не с большим отрывом проигрывает Хёне в силе, а о лионце и речи быть не может — больной астматик с пороком сердца. Теперь синяки останутся в двух местах.  — Тилл, я.. — Замолчи. Вы двое..вы двое просто конченые ублюдки. Больные.  — Нет, послушай, он шутит, Тилл- — Фу, блять, даже не называй моего имени, — почти с истерическим смешком выплевывает он. — Я устал от твоего..твоей.. В следующую минуту двери гримерки с силой закрываются, а Тилл закидывает на плечо рюкзак, всё это время бывший у него в руках, и буквально убегает со сцены. Ранее сказанная фраза так и не была закончена. Иван хочет бежать за ним, но его руку резко хватает Лука.  — Стой. Ты уже ничего не сделаешь. Разуй, наконец-то, глаза.  Брюнет с гневом переводит взгляд на него. Тилл ушел. Его держит Лука. Самый мерзкий, грязный, ненавистный Ивану человек из всех.  В следующую минуту произносится глухой удар. Лука сгибается пополам, отпуская руку Ивана. Потом ещё один удар. Он падает, его голова больно бьется. Ещё один. Ещё. Ещё.  Хёна срывается со зрительского места и что-то кричит. Суа начинает быстро искать в сумке телефон.  На черном полу сцены медленно расплывается красное пятно, пачкая руки бьющего. Иван устал терпеть его выходки, это уже просто не поддается никаким моральным законам и принципам.  Тилл, буквально единственный человек, которым он дорожит, сейчас в близкой истерике убежал от него, назвав больным и мерзким. Его Тилл. Удар. Лука пытается всеми способами испортить их отношения ещё с самого начала. Оскорбительные подколы, "шуточки", умышленные подставы и тому подобное. Сколько раз его детское баловство служило началом конфликта между ним и Тиллом? Удар. Он бьет так, что Луке выбивает дыхание. Лука не закрывает лицо руками, будто бы давая зеленый свет. Лежит абсолютно неподвижно. Лука... Странный. Красивый. Неадекватный. В миг Иван останавливается, его рука неподвижно замирает в воздухе: Хёна грубо держит её, прожигая того взглядом. Он постепенно смотрит на избитого коллегу. Его пальцы, часто слегка синеватые во имя болезни, сейчас окрасились в цвет неспокойного моря — и не только пальцы. Вплоть по ладони его руки были синими, а неровное дыхание сбитым и хрипящим.  По приказу девушки парень слезает с лионца, тем самым слегка облегчив его положение.  — Н-никак..ой ты не.., — Лука с трудом вдыхает и пытается продолжить. — а..ангел, Иван.. Вдруг его глаза сверкают, а на окровавленном лице распывается рваная улыбка. Губы трескаются, добавляя картине ещё более извращенный вид. Иван внимательно смотрит. — Т-ты самый, — у парня начинает темнеть в глазах. — нас..тоящий.. — Кто.  Суа кричит с другой части сцены что скорая уже подъезжает.  — Дьявол.  Лука отключается, и только тогда Иван замечает, что пятно крови исходит от его головы. Он не чувствует сожаления за содеянное. Ему нравится.  — Для тебя, Лука – всегда.  Слова были произнесены шепотом. Хёна не смогла их услышать, ведь, наконец успокоив Ивана, побежала открывать двери врачам.  Парень сделал то, что хотел сделать начиная с их самой первой встречи. Самодовольная улыбка исчезла с ангельски красивого лица: он ещё долго не сможет её повторить. Золотистые волосы были испачканы в его собственной крови, белый костюм, в который он был одет, теперь выглядел как неудачный дизайн забытого модельера.  Ноги его больше не будет в этом проклятом театральном. И его, и Луки.  И Тилла.