Яблоко с шипами

      Зори на отшибе тихие — и звери, и птицы замолкали, зато овцы спокойны, и их ничего не спугнет с поляны. Земля от утренней росы довольно холодная и мокрая, но я все равно сижу на ней, потому что стоять устала. Сна ни в одном глазу, даже не зевнула ни разу, слишком много всего на душе накопилось.              — Он думает, я непроходимая тупица. Глядит на меня, как на идиотку, вот так же, как ты на меня сейчас. Даже хуже.              Нет ответа.              — С другой стороны, какая вообще разница, что он обо мне думает, верно?              Молчание.              — Хотя разница все-таки есть. Он непременно доложит о моих успехах и неудачах старшей жрице. Стукач.              Снова тишина.              — Я честно пыталась полночи выучить эти чертовы символы. Не могу сосредоточиться, Таты нет уже вторые сутки, я волнуюсь… Клянусь, я пыталась их выучить! Жрецам легко говорить, за столько лет эти знаки им запомнились уже сами собой. Не знаю, может, это все просто не для меня?              — Бе-е!              — Нет! Нельзя сдаваться на полпути и опускать руки так просто, верно? Слишком много уже пройдено…              Овца отвернулась от меня и поспешила на противоположную сторону поляны по своим делам, даже не дослушав пламенную речь. Я не ждала от нее советов или наставлений, всего чуточку внимания, просто мне не с кем обсудить все, что происходит, и некому выговориться, а животные — прекрасные слушатели, не перебивали, не спорили, со всем соглашались. Я обиженно отвернулась и повертела в руке ярлыгу, все глубже погружаясь в раздумья.              По тропинке мимо меня пробежали Мила с Лелей под ручку, весело перешептываясь. Судя по направлению, с утра пораньше возвращались от Драгана.              — Эй! — я окликнула их и помахала рукой, чтобы привлечь внимание. Девицы то ли не заметили, то ли проигнорировали меня, пришлось ненадолго оставить без присмотра одних овец, чтобы догнать двух других. Мы так и не говорили между собой с купальской ночи, Леля с Милой намеренно избегали меня.              — Подождите! — я присоединилась к подругам сбоку, они вздрогнули, увидев меня рядом, и резко остановились. — Я просто хотела спросить…              — Мы в курсе, Лада, все просто спрашивают, — сердито перебила меня Леля. — Не знаем мы, где твоя Тата, клянусь тебе.              — Я вообще всю ночь провела с Калманом, — поддакнула Мила.              — С Калманом? — удивилась я. — Он же тебе не нравится.              — Это так. — Мила нервно заправила волосы за уши. — Просто я решила, что от судьбы не убежишь. Тем более, мой любимый Драган был той ночью увлечен другой девицей. И медовухой.              — А ты? — я обратилась к Леле.              — Я вообще дома была, едва рассвело, — развела руками она.              — Когда ушла Тата?              — Где-то за полночь, — ответила Мила. — Сказала, что устала и хочет домой.              Они лгут.              — И что, никто даже не вызвался проводить ее? — продолжала я, игнорируя внезапно возникший голос в голове.              — Да кому она нужна? — фыркнула Леля. — Ты сама-то где шлялась в это время?       Вопрос разумный, но ответить я на него не смогла бы даже при всем желании.              Ударь ее.              — Что-то еще странное видели? Может, она вела себя как-то подозрительно?              — Ничего мы не видели, Лада! — огрызнулась Мила. — Отстань уже. Тата всегда ведет себя странно, потому что это Тата.              — Стоило нам вас, дурнушек, в свою компанию пустить, сразу начались сплошные проблемы, — озлобленно процедила сквозь зубы Леля. — Можно сказать, поплатились за свою доброту. Не вздумай больше вокруг нас крутиться, пастушка!              Ударь ее.              Недолго им, однако, пришлось притворяться милыми и улыбаться мне. В этот раз я прислушалась к внутреннему голосу и со всего размаху заехала Леле по лицу ярлыгой, да так сильно, что она зашаталась, попятившись. Мила схватила подругу за плечи и стала обеспокоенно осматривать ее покрасневшую щеку.              Выслушивать возмущения, которые непременно последуют за этой выходкой, я не собиралась, потому просто развернулась на пятках и вернулась к стаду. Все-таки среди этих овец мне находиться спокойнее.              — Пожалеешь, — с ненавистью бросила мне вдогонку Леля, сплевывая кровь. Надеюсь, я выбила ей пару зубов.

***

      Днем у меня разболелась голова так, словно по ней долбили отбойными молотками. За домашние дела я взялась с неохотой, лишь понадеялась, что мытье полов отвлечет меня и головная боль пройдет сама собой. Ганна сидела в стороне от меня на скамье и вышивала, отстраненно наблюдая, как я мету веником пол на кухне. Как же надоело это ее вечно равнодушное выражение лица…              — Как прошел твой день? — спросила я. Ганна никак не отреагировала, даже бровью не повела. От овцы добиться ответа проще, чем от нее, но я почему-то верила в сестру и никогда не оставляла попыток достучаться до ее сознания. — Скажи мне хоть что-нибудь, что угодно. Поговори со мной.              Ганна только быстрее задвигала иголкой по ткани.              — Я пойду капустный лист приложу, очень сильно болит голова, — вздохнула я и бросила веник в угол. Ганна низко опустила голову, помычав.

***

      Вечером справиться с болью мне так и не удалось, к Волоту я пришла в недобром здравии, но старалась не подавать вида. Он наверняка подумает, что я снова ленюсь. Вероятно, просто перенервничала из-за исчезновения Таты и вранья этих двух тупых куриц, Лели и Милы.              Убранство избы Волота мне почему-то нравилось разглядывать. При всей скромности и простоте дом выглядел замысловато изнутри: по стенам и полкам располагались причудливые вещи, которые в большинстве своем представляли атрибутику для обрядов: чучела, кости, бутылки с мутной водой, ножи.       Из-за сильнейшей мигрени поток мыслей путался, хотя одна все-таки промелькнула в голове — интересно, Волот сегодня устроит мне контроль знаний?              — Сколько выучила? — спросил он, как только мы уселись за стол.              — Не знаю. Символов десять.              — Неплохо.              — Правда?              — Да.              Почему-то я думала, Волот ожидал, что за ночь я выучу сразу все.              — Какие именно запомнила?              — Ну… — я принялась вспоминать, но спазм сжал мою голову в тиски и мешал сосредоточиться. — Огонь, плод, небо… Обозначения парочки богов помню: Сварог, Перун, Род…              — Хорошо.              Одобрение Волота мне приятно, но улыбку ликования я сдержала, чтобы не дать ему зазнаться.              — У меня есть для тебя кое-что, — сказал он.              Только бы не новая порция свитков…              Волот встал из-за стола, взял с прилавка сверкающий золотой обруч небольшого размера и протянул мне. Вблизи стали хорошо видны тисненые узоры в виде незнакомых мне знаков и маленькие красные камушки.              — Ого, очень красиво… — я надела обруч на руку, любуясь им. Иногда Волот может быть милым.              — Для оберега достаточно обычного металла с изображением нескольких рун, но у меня рука не поднялась сделать тебе железку. Это красный яхонт. Может, слышала, он отгоняет ночные кошмары, защищает от нечисти и даже…              — Привлекает возлюбленного, — закончила я. — Слышала. Спасибо тебе.              Я не знала, как правильно реагировать на подарки, потому что никогда не получала их от мужчин, но такой знак внимания мне был приятен. Как только золото коснулось моего запястья, головная боль, на удивление, резко утихла.       С талантом Волота он мог бы стать кузнецом, но отчего-то выбрал иную тропу — путь жреца. Толковый ученик никогда не бывает лишним. Возможно, отец Драгана даже принял бы умельца в свою семью.       Семья… Почему я никогда не задумывалась о том, насколько Волот одинок? У него нет ни матушки, ни батюшки, ни сестры, ни брата, ни даже овечки. Совсем один на всем белом свете. Немного жаль его.              — Что здесь написано? — спросила я, не переставая разглядывать украшение со всех сторон. Уж очень оно подходило и к моему платью, и к оттенку кожи.              — Узнаешь, когда все выучишь.              Вот хитрец.              — Ты бледна, — Волот вдруг стал обеспокоенно вглядываться в мое лицо. Довольно хорошо шел, но в последнюю секунду испортил такой момент…              — У меня сильно болела голова сегодня.              — Почему не сказала?              — Ты бы решил, я отлыниваю.              Он прищурился, наклонившись ко мне, такое навязчивое внимание со стороны Волота начинало напрягать и вгонять в краску.              — У тебя кровь.              Я оглядела себя со всех сторон — никак не могла определить, где у меня могла быть кровь, пока не почувствовала, как нечто пощекотало меня над верхней губой.              Волот снял с утиральника белое полотенце и сунул мне прямо под нос.              — Держи.              Я плотно прижала ткань к ноздрям, голова закружилась, к горлу подступил ком, весь окружающий мир распался на тысячи пятен.              — Мне что-то нехорошо… — неразборчиво промямлила я, прилагая немалые усилия, даже чтобы просто произносить слова. От того, что я умудрилась предстать перед Волотом в таком неподобающем виде, мне стало еще хуже. Страшно будет увидеть в его глазах брезгливость или отвращение ко мне.              — Тебе лучше лечь, — Волот осторожно взял меня под локти и отвел в свою спальню. Я медленно опустилась на кровать-скамью — такую ледяную, будто на ней уже неделю никто не спал.              Как только широкоплечий силуэт стал расплываться, красочные видения замелькали передо мной. Сумерки. Тата в своем воздушном розовом сарафане у реки медленно ходит вдоль берега туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда. За этим больно и мучительно наблюдать, меня тошнит, как если бы укачало в повозке, в ушах звенит. Все слишком достоверно, словно происходит в самом деле, пахнет какой-то гнилью и затхлостью. Наконец остановившись, Тата раздевается догола и ныряет в воду. Затем на берегу появляется какая-то девушка с синими, как небо, глазами и крадет платье Таты, оставленное на суше, скомкав его в руке с неслыханной наглостью.              — Эй! Верни! — тут же кричу я.              Приворожи его.              — Чего? — я подхожу к воровке ближе, но она отдаляется от меня все дальше. — А ну отдай платье!              Приворот сделай. На крови.              Ее насмешливый голос звучит почему-то так же близко, хотя нахалка уже отошла на значительное расстояние.              — На какой еще крови?!              Ну, не из носа же.              Я даже моргнуть не успеваю, как платье оказывается у меня в руках. Из него вылезают огромные толстые черви, расползаясь по моим ладоням в разные стороны. Пытаюсь отряхнуться, но их все больше и больше, приходится выпустить ткань из рук, чтобы отделаться от мерзких скользких созданий.              Жуткое видение прекратилось, лишь когда горячая ладонь коснулась моего лба. Из-за чего у Волота всегда такие горячие руки? Если я говорила что-то вслух, он наверняка прямо сейчас окунет меня в лохань с заговоренной водой.              — Часто у тебя такое? — спросил он. Интересно, речь шла о крови из носа или моем неясном бормотании? Волот не выглядел испуганным или растерянным, в отличие от меня, не поддавался панике, это немного успокаивало. Даже завидно — тоже хотелось бы быть всегда серьезной и собранной, как он.              — Первый раз, — ответила я и отодвинула от себя тряпку, разглядывая. — Вроде, кровь остановилась.              Я отдала полотенце Волоту, и он замер, задумавшись о чем-то, но вслух свои мысли озвучивать не собирался.              Дверь громко хлопнула, в комнату вбежала запыхавшаяся Сирин с мертвой уткой в руке.              — Твои ловушки вокруг дома… — начала она, но осеклась, увидев нас с Волотом. Выглядели мы, по меньшей мере, странновато. Я на кровати, белая, как снег, и обессилевшая, а рядом Волот с куском окровавленной ткани в руках.              Сирин опустила тушу утки на пол и уперла кулаки в бока, гневно уставившись на Волота.              — Тебе что, баб мало?              Он закатил глаза и даже не стал ничего отрицать — молча ушел на кухню.              — У меня кровь пошла из носа, — робко подала голос я. — Сейчас все хорошо. Домой пойду.              Я встала с кровати и сделала осторожный шаг вперед, чтобы проверить свою координацию. Вроде, на ногах стояла твердо, хоть и шатало слегка.              — Провожу, — сказала Сирин, направившись за мной в сени. — А то у тебя вид такой, как будто ты увидела чудище пострашнее Волота.              Вечерняя прохлада немного привела меня в чувство, локоть Сирин с правой стороны прибавил уверенности. Люди по домам не сидели — проспав всю жару, вышли на прогулку в час наиболее приятной погоды, полюбоваться на звезды и послушать стрекот кузнечиков.              Сирин со мной не говорила, а я не желала навязывать ей свои беседы, учитывая, что и так практически навязала свое общество. Знаю, что женщина она добрая, потому не смогла меня отпустить одну по темноте в таком состоянии из вежливости. У развилки недалеко от моего дома я все же спросила на прощание:              — Сирин, скажи, от меня странно пахнет?              — Не знаю, — ответила она. — Не нюхала.