Яблоко с шипами

      — Девочки, ну быстрее! Скоро стемнеет, слишком долго копаетесь!              Заходящее солнце уже и правда окрасило колоски в поле багровым цветом, а я все тщетно пыталась справиться с проклятым венком. Каркас из веток то и дело норовил уколоть уже израненные руки.              — Да не голоси ты, Леля! — отозвалась Зора, с усердием сплетая колокольчики с папоротником. — Венки должны отличаться, а то как мы потом поймем, где чей?              Леля нетерпеливо провела рукой по соцветиям ржи, недовольно бормоча что-то под нос.              — Смотри, Лада, как тебе? — спросила Тата, приподняв вверх результат своих трудов.              Венок ее действительно вышел прелестным — березовые веточки красиво переплетались между собой и постепенно соединялись с травинками, а вот мой получался неказистым, неровным, сучья торчали с разных сторон и намеревались вывалиться из ненадежной конструкции. Даже в рукоделии я уступала многим, что безумно раздражало.              Это был мой первый праздник Ивана Купалы со дня смерти Вереи, и мне хотелось весело провести время, пусть даже без сестры, в идеале наладить отношения с ее подругами. Оказалось, это проще, чем я думала, во всяком случае, пока выходило неплохо. Главное — смеяться над их шутками и делать вид, что мне очень интересны отношения с мужчинами.              — А если мой венок сделает круг и вернется к берегу? — спросила Мила обеспокоенно.              — Значит, в этом году точно замуж не выйдешь, — ответила Леля, скорчив рожицу.              — А если венок поймает не парень, а девушка? — подала голос Тата, смущенно улыбнувшись. Она никак не могла перестать любоваться своим творением.              — Какая разница? — Леля начинала злиться, то и дело поглядывая на остаточные лучи солнца, исчезающего за горизонтом.              — А если мой венок вообще остановится посреди реки и никуда не поплывет? — не унималась Мила.              — Да не знаю я! Чего пристали с глупыми вопросами? Главное, чтобы не утонул! Остальное — ерунда.              Все напряглись и взглянули на Лелю с тревогой, однако задать еще один вопрос, который вертелся на языках, никто не решался. Значит, это придется сделать мне.              — А что будет, если венок утонет?              Девушки сразу обернулись на меня с удивлением, словно вообще забыли, что я здесь. Мила выразительно уставилась на подругу, между ними произошел какой-то немой диалог.              — Дурной знак. Есть одна легенда… — начала Леля, в волнении заламывая пальцы.              — Скорее всего, это просто сказка, — подчеркнула Мила.              — В общем, поговаривают, затонувший венок — это предвестник смерти.              Услышав это, Зора принялась в панике вытаскивать бутоны колокольчиков из своего венка, чтобы облегчить его.              — Да перестань ты! — рявкнула на нее Леля. — Ну, жила здесь какая-то девка много лет назад, безответно влюбилась в юношу. Обычная история. В ночь на праздник Ивана Купалы она утопилась в реке от несчастной любви. Якобы ее призрак теперь забирает одну девицу каждый год в один и тот же день. Глупости, в общем.              — Брешешь, я слышала, что она повесилась на дереве, — снова встряла Мила.              — Утопилась!              — Повесилась!              — Утопилась!              — Ерунда все это, — выдохнула я, но голос мой все же дрогнул.              — Помнишь, в том году Агния свой венок посеяла и померла прямо в купальскую ночь? — Мила встала с земли и отряхнула сарафан. — А в позапрошлом баба Ждана тоже на тот свет отправилась где-то в этих числах?              Зора взвизгнула от ужаса и отшвырнула от себя венок, как что-то гадкое и опасное.              — Все! Не пойду я никуда!              — Ты Милу больше слушай, — фыркнула Леля. — Бабе Ждане было сто лет в обед и никакие венки на воду она не пускала, а Агния — пьяница, напилась той ночью и умерла от белой горячки. При чем тут дух какой-то?              Я наконец оставила попытки привести свой уродливый венок в порядок. По крайней мере, он точно не утонет, как и любое дерьмо.              — Солнце почти село, — напомнила Тата. Заговорившись, никто и не заметил, как вокруг стало совсем темно. Я встала с громким кряхтением, потирая затекшие колени.              На реку мы отправились с какой-то нервозностью — видимо, страшная история Лели все-таки возымела должный эффект. Шутки и песни, которые по обыкновению заполняли тишину, почему-то не звучали. Может, кто-то просто уже мысленно просил у Ивана Купалы, в чьи именно руки направить ее венок. Для меня гадание стало единственным шансом сплотиться с общиной, ничего толкового от этого занятия я и не ждала.              На берегу было пугающе тихо, даже кваканья лягушек не слыхать. К великому облегчению, страха в глазах у Лели я не увидела, когда она спустилась к реке в радостном предвкушении. С трудом я пробралась сквозь заросли камыша вслед за остальными и села на корточки у воды.              — Кто первый? — спросила Зора с опаской.              Молчание.              — Трусихи! — воскликнула Леля и осторожно опустила свой венок на водную гладь. Немного покачавшись на волне влево-вправо, он вдруг замер и никуда не поплыл.              — Чего он остановился? — Мила задрала юбку и зашла по щиколотку в воду. — Может, подтолкнуть его палкой какой-нибудь?              — Нельзя, — отрезала Леля.              — Нужно просто подождать порыв ветра, — сказала я и оказалась права. Едва зашелестели листики ближайшей ивы, венок сдвинулся с места и медленно поплыл вперед, продолжая путь.              Леля кинулась в воду с разбегу. Брызги полетели во все стороны, окатив с ног до головы Зору, которая не успела сделать шаг назад.              — Дура! — выкрикнула Мила, активно размахивая руками. — Ты что, за ним поплывешь?!              Леля в ответ лишь звонко рассмеялась, глубже уходя в воду. Вскоре ее пшеничная макушка исчезла где-то за поворотом.              — Давайте теперь я, пока ветер дует, — Тата несмело опустила в воду свой венок и попятилась от него, скрестив пальцы. Не проплыв и аршина, венок ушел под воду и скрылся в глубине реки. Тата побледнела.              — Это все бред, — сказала я, смазанно похлопав ее по плечу. — Просто ты его слишком нагрузила всякими красивыми бутонами.              Глаза Таты заблестели от слез. Я не знала, что еще сказать, чтобы утешить ее, поэтому просто швырнула свой венок в воду со всей силы как можно дальше — хотела, чтобы он тоже утонул и Тата перестала переживать.              — Ох, как быстро поплыл-то, — подобострастно выдохнула Зора.              Венок и правда сразу же подхватило быстрое течение, он мгновенно пропал из виду, поплыв куда-то вниз по реке.              — Беги за ним, потеряешь! — всплеснула руками Мила.              Я сорвалась с места и побежала вдоль берега так быстро, как только могла, вытянув шею в попытке следить за удаляющимся венком через высокие густые заросли. Он с легкостью миновал кувшинки, на удивление, не остановили его ни ряска, ни кубышка.              Я сильно запыхалась и хотела уже бросить эту затею — если что, всегда можно сказать, что венок потерялся где-то на мелководье. Кажется, он встретил какое-то очередное препятствие в воде, потому пропал из поля зрения. Раздвигая руками высокую траву, я спустилась вниз по склону, чтобы все-таки забрать свой труд, пусть довольно страшненький, но просто оставлять его в реке жаль, я же старалась.              Недалеко раздалось не то шевеление, не то бормотание — у реки точно находился кто-то еще, и я пригнулась, чтобы не обнаружить себя. Завершив свой путь, венок подплыл прямо к высокой фигуре молодого жреца и уткнулся в его ногу. Волот стоял в воде по колено, одетый в жреческую накидку, рядом на берегу валялся череп быка. Сперва он не обратил внимания на странный предмет, который настойчиво толкался в него, принял за кувшинку. Возможно, глаза Волота были закрыты — он стоял спиной ко мне, и его лица я не видела. Не знаю, что за таинство или ритуал проводил жрец, но мешать ему не хотелось.              Все же слух не подвел его: услышав мои осторожные шаги позади, Волот резко обернулся, чем вызвал полосы ряби на поверхности воды. Какое-то время мы смотрели друг на друга в смятении. Я не могла придумать, что ему сказать.       Просто отдай мне этот чертов венок, и я уйду.       Глаза Волота, как всегда, оставались холодными, он едва дышал. Наверное, и сердце его не билось, при условии, что оно вообще имелось. Не удивлюсь, если окажется, что внутри этого человека один огромный камень.              Наконец он опустил голову и, заметив венок, вытащил его из реки, все больше мрачнея. Волот недобро взглянул сначала на меня, потом на венок, затем снова на меня. Обрадоваться мне или расстроиться, я и сама не понимала, — все же хорошо, что его поймал не какой-нибудь Влас или Калман. Тишина становилась невыносимой и висела между нами тяжелым грузом. Интересно, вспомнил ли Волот в этот момент о нашей встрече в парильне. Я же старалась не думать об этом, чтобы сильно не краснеть при нем.              — Я на суженого ворожила, — сказала я. Голос осип от долгого молчания и волнения. — Значит, судьба нам была встретиться сегодня.              — Ничего не значит, — Волот озлобленно нахмурился и с ненавистью сжал в руках венок. — Брось эти бесовские забавы.              Какой реакции я ждала? Как минимум, надеялась, что ему будет приятно мое внимание. Если сейчас Волот отшвырнет или сломает мой венок, во мне совершенно точно что-то разрушится и я больше не обмолвлюсь с ним словом.              Еще несколько дней назад старшая жрица строго наказала мне прийти к молодому жрецу, чтобы тот обучил меня рунам и молитвам, но я благополучно забыла об этом в тот же миг и вспомнила только сейчас, завидев Волота. А вот ему на слабую память жаловаться не приходилось.              — Не пришла учиться, — отрезал он осуждающе.              В детстве меня обучали грамоте и письму. Не могла сказать, что мне это нравилось — никогда не отличалась старанием и усидчивостью. На отшибе считалось, что девица должна уметь готовить да шить, а книжное учение — это лишнее. Последнее, чем мне бы хотелось заниматься с Волотом, — учить жреческий алфавит, однако без него никак, если уж я выбрала стезю жрицы.              — Я… была занята, — отговорка прозвучала жалко и неправдоподобно. Мне было стыдно за себя, но оправдываться я не собиралась. Уж точно не перед Волотом.              — Теперь вижу, чем именно, — он медленно вышел на берег, но венок не выкинул, а протянул его мне. — Если хочешь жрицей стать, старайся. Нет — бросай все, пока не стало поздно.              — Я приду, — промямлила я, опустив глаза в раскаянии. Под таким строгим взором я чувствовала себя, как нашкодившее дитя. Волот недоверчиво покачал головой и, нацепив на голову череп, принялся подниматься по склону. Мокрая накидка утяжеляла и без того твердую походку, вода струйками стекала с ткани на землю. Легко добравшись до верха, Волот протянул мне руку, но я была слишком расстроена, чтобы принять помощь, и проигнорировала ее, холодно отвернувшись. Тут я действительно повела себя, как дитя. Почему-то в глубине души надеялась, что Волот увидит мою обиду и станет вести себя со мной чуть мягче. Однако настаивать он не стал, и вскоре высокий силуэт исчез из вида.              С неба стал накрапывать мелкий дождь. Выждав несколько минут, чтобы не столкнуться с Волотом, я постаралась выбраться самостоятельно. Подниматься по мокрой траве оказалось гораздо сложнее, чем спускаться по сухой — руки и ноги то и дело соскальзывали, подъем был слишком крутым. Вокруг, как назло, темно, хоть глаз выколи. Звать на помощь — плохая идея, Волот мог уйти недалеко, и, если он услышит мой крик, обязательно вернется, чтобы выручить. Тогда я буду выглядеть ужасно глупо и нелепо, даже еще больше, чем сейчас.              Мои громкие ругательства и пыхтение все же привлекли чье-то внимание — сверху вдруг показалась седая голова с морщинистым лбом.              — Ты как здесь очутилась? — раздался старушечий голос.              Я засопела, вытерев лоб рукавом. Незнакомка протянула мне деревянную палку, и с венком, в который я вложила столько усилий, пришлось расстаться, чтобы держаться обеими руками. С завидной ловкостью и необъяснимой силой спасительница подтащила меня к себе и вытянула из низины.              — Спасибо, — сказала я, пытаясь отряхнуться от грязи и сырой травы.              Старуха мне незнакома — явно не из нашей деревни, на вид ей лет так под сто. Чудо, что она вообще крепко стояла на ногах, еще и несла на плече огромный набитый чем-то мешок.              — Кто вы?              Бабка захихикала, и ее морщинистое лицо еще больше покрылось глубокими складками.              — Как кто? Баба Роза. Странница.              — Где тут странствовать? Один туман кругом.              — Так я непростая странница.              Старуха стащила со спины мешок и, опустив на землю, раскрыла его — спелые красные яблоки едва не высыпались на землю. Они притягивали взгляд и вызывали аппетит своей красотой.              — Яблоки эти непростые. Они могут исполнить любое желание. Ты вот чего желаешь?              Я недоверчиво цокнула языком. Грубить старшим, особенно тем, кто спас меня, не позволяло воспитание. Откуда вообще взялась эта женщина? Я бы приняла ее за нечисть, вышедшую из тумана в купальскую ночь, но тогда зачем она помогла мне?              — Возможно, я и произвожу впечатление простушки, — раздраженно сказала я, указав на грязный сарафан, — но не настолько же, чтобы верить в волшебные яблоки.              — Я и не говорила, что они волшебные, — бабка поджала тонкие губы, то ли правда сильно обиделась, то ли сделала вид. — Я сказала, что они исполняют желания… Что, не люба ты ему?              Резкая смена темы меня и смутила, и рассердила.              — При чем тут вообще он? — скрыть злость в голосе выходило плохо. — Родители учили меня не брать угощения от незнакомых людей.              — Ну, как хочешь, — старуха завязала мешок и снова закинула на спину.              «Если бы она хотела меня отравить, вытащила бы из ямы?» — думала я, с подозрением провожая взглядом горбатую спину старушки.              — Мне не нужно никого привораживать к себе, — строго проговорила я, нагнав ее. — Мне нужно… самой стать лучше, чтобы меня любили. Понимаете?              — Ни черта.              — Все дороги открываются только перед ответственными и уверенными в себе людьми. Мне… вроде как, не хватает этих качеств. Еще много предстоит работать над собой. Ваши яблоки с этим могут помочь?              — С чем?              Либо бабка глухая, либо совсем глупая.              — Стать лучшей версией себя! — прокричала я.              — Не ори так, я еще пока не оглохла, — она снова стянула со спины мешок и поставила на землю. — Бери любое.              Я взяла в руку красное наливное яблоко с самой вершины кучи, но помедлила и не удержалась от мер предосторожности — понюхала его, помяла в руке, чтобы проверить, не отравлено ли.              — Нужно сказать какие-то слова перед тем, как съесть? — спросила я, когда удостоверилась, что ядом не пахло.              — Конечно, — старуха широко улыбнулась, обнажив беззубый рот. — Колдуй баба, колдуй дед.              — Колдуй баба, колдуй дед, — эхом повторила я и откусила небольшой кусок от яблока. Сладкое, почти медовое, оно буквально таяло во рту. Когда бабка громко расхохоталась, я чуть не подавилась от неожиданности.              — Пошутила! Ха-ха! Какая баба? Какой дед? Ха-ха-ха!              Я только молча закатила глаза — надо же пожилой женщине как-то развлекаться.              — Когда будет виден результат? — я откусила от яблока еще один кусок, уже чуть увереннее.              — Не сразу, но будет, — старушка снова бойко закинула на спину мешок и собралась уходить.              — Вообще-то хороший муж мне тоже не помешает, — воспользовавшись возможностью, добавила я, пока набивала рот сочной мякотью. Количество моих желаний и притязаний возрастало с каждой секундой.              — Обойдешься. Я что, по-твоему, должна такое сокровище тратить налево и направо только потому, что ты втюрилась? — бабка нахмурилась и зашагала быстрее.              — Я ни в кого не…              — Некогда мне тут с тобой болтать! — через плечо бросила она и добавила уже тише: — Наглость — второе счастье. Ну и молодежь пошла. Вот в мое время…              Дальнейших причитаний слышно не было — странная незнакомка исчезла в тумане. Я бы предположила, что она причудилась мне, но осязаемый огрызок в моей руке являлся доказательством произошедшего только что. Я отбросила его в сторону и огляделась по сторонам, чтобы понять, куда идти.              — Лада!              Из-за кустов показалось нежно-розовое платьице Таты, а затем и белокурая макушка Милы: обе девушки были взволнованные и мокрые насквозь.              — Ты где была? — Тата взяла меня под руку и на всякий случай осмотрела на предмет ран и ушибов. — Мы так волновались! Пойдем скорее!              — Где твой венок? — кажется, Милу больше волновало состояние венка, чем мое.              — Потеряла.              — Ах, а мой поймал чертов Калман! Противный такой, не могу. Я надеялась, это будет Драган, но откуда-то вылез этот сукин сын. Теперь не отлипнет от меня. Чтоб он сдох.              Мы с Татой переглянулись, не удержавшись от смешков.              — Развели костер, чтобы прыгать через него, — продолжала жаловаться Мила, — а тут этот проклятый дождь… Пришлось под деревом новый разжигать. Лишь бы в ствол не впечататься лбом, когда прыгать буду. Как-то все не складывается, будто боги против.              Огонь костра действительно находился в опасной близости к дереву, но листва слишком сильно промокла, чтобы загореться. Раньше эту забаву я находила безрассудной, лишенной здравого смысла, а теперь, даже не задумываясь, разбежалась и прыгнула, высоко подняв ноги от земли. Это что же, яблоки старухи начинали действовать?              В моменте самого полета над огнем стало слишком горячо, и я уже решила, что подол сарафана загорелся, но, опустившись на землю, не обнаружила следов горения. С радостным возгласом я вернулась обратно и снова прыгнула, наслаждаясь ощущением безмятежного полета и свободы. Из деревни на поляну постепенно подходили остальные жители, чтобы начать праздновать, многие присоединились ко мне, и у костра вскоре собралась целая очередь из желающих перепрыгнуть его. Впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему живой.