Новогодние приключения

      Попыток дозвониться до друга Субботин более не предпринимает. Лишь только размашистыми шагами следует по направлению от лаборатории до лифта и, как кажется, по сотому разу за пару минут прокручивает в голове всё то, что довелось узнать.       Валерина девушка… её поездка на малую родину… возвращение с отцом… его замысловатые узоры кровью на остатках охотничьего домика… голова у старлея если не пухнет, готовая взорваться, то уж точно наполняется вязким, нестихаемым и совершенно невыносимым гулом.       Почему он ничего не сказал?! Почему рванул в Гусарино один?! Почему… мысли о том, что его друг — его очередной друг — увязан оказывается в неприятной истории, Субботин пресекает ещё на моменте их зарождения. Нет! Нет! Не может всё быть так, как складывается!       — Лёня! — раздаётся сквозь ворох мыслей и негодования, и этот голос он оказывается не в состоянии упустить из внимания.       Останавливается, по инерции всё же сделав ещё пару шагов, прежде чем обернуться. С тяжестью выдыхает, полагая как будто бы хоть на время абстрагироваться от собственных же мыслей. И Юлю среди блуждающих лаборантов выхватывает буквально за секунду. Она спешно преодолевает разделяющие их метров пять и, обеспокоенно вскинув взгляд, не даёт избраннику даже слова сказать.       — Куда ты такой распалённый?       — Юль, прости, — качает он головой, на миг скользнув ладонью по её плечу, — мне сейчас правда некогда. Совершенно. А тебе очень идёт эта шубка, — не смотря на загруженность головы совершенно сторонними мыслями, Субботин всё же делает избраннице комплимент.       Да и как его не сделать? Не каждый всё-таки день он видит Соколову в образе Снегурочки. Снежно-голубая шубка в пол, белоснежная коса, словно бы морозом заплетённая, милая снежинка на щеке… такой он её и вовсе ещё ни разу не видел.       — Что случилось? — серьёзно, даже почти что строго спрашивает Соколова, внимания на комплименте не заостряя. Крепко запястье его сжимает и смотрит буквально-таки неотрывно. — Лёнь…       Её ладошки перекочёвывают Субботину на щёки, и его попытки не встретиться взглядом отчаянно проваливаются. Едва пара секунд проходит, и Лёня, гримасу невозможности бороться с силой притяжения — губы сжав в какую-то неестественную совершенно розочку и нос сморщив — заглядывает майору в глаза. Встревоженные. Ещё больше изумрудность затуманившие, как будто.       — Валера понял, что это его подруга кашу с домом заварила, — всё же выдаёт старлей. — Ничего не сказал! Вообще ни слова! Помчался в своё Гусарино… лыжи эти чёртовы искать… — Субботин как будто бы мысленно встряхивает головой и, о её магии очнувшись, некрепко сжимает кажущиеся хрупкими плечи и бескомпромиссно выпаливает: — Юля, я должен ехать!       — Ч-ч-ч, — протягивает она, силой голоса и словно бы похолодевших пальчиков не позволяя Лёне сдвинуться с места. — Валера без машины. Значит — без мигалки. Вы совершенно точно доберётесь до Гусарино быстрее.       Субботин открывает было рот, собираясь возразить, но остановлен оказывается осторожными, даже сейчас теплотой растекающимися по коже поглаживаниями.       — Выдохни. Слышишь? Выдохни. Ты эмоциями ничего не решишь.       Её голос звучит успокаивающе и одновременно приободряюще. Буквально-таки спасительно для Лёни. Чтобы не наделать глупостей прямо здесь и сейчас. Чтобы не свихнуться от гула всё же поутихших мыслей. Чтобы постараться головой думать, а не подчиняться эмоциям, одному только порыву.       — Иди собирайся и жди Майского в машине. Хорошо? — уточняет Юля, но старлей, ещё только миг назад согласно кивавший, её словно бы не слышит. — Лёнь?       — Да. Хорошо, Юль, — выдыхает он, глядя неотрывно. В едва заметной улыбке приподнимает уголки губ, сжимает Юлину ладошку, отнимая её от своего лица, и уже через миг спешным поцелуем касается её губ. — Удачи.       — И тебе, — негромко отзывается Соколова, а следом взглядом провожает избранника в сторону лифта.

--

      Паркуя служебный автомобиль в ФЭСовском гараже, Данилов уже без особой необходимости бросает взгляд в сторону бокового окна, за какую-то долю секунды успевает стянуть с лица едва успевшую мелькнуть хитроватую улыбку, и только после, повернувшись к напарнице, как будто бы между прочим интересуется:       — Чего это, наши из Гусарино, что ли, вернулись?       Повторений Соколовой не требуется. Миг — и она, оторвав спину от кресла и как будто бы вплотную решив приблизиться к лобовому стеклу, устремляет в сторону въезда всё своё внимание. Стёпа качает головой, наблюдая за её реакцией и попытками рассмотреть сквозь блики тех, кто же сидит в подъехавшей машине, и тактично сдерживает и улыбки, и комментарии.       Когда водительская дверца прямиком на проезде остановившейся машины распахивает, и из салона выбирается Майский, сомнений у Юли не остаётся. Не потерял же он в самом деле Субботина где-то по пути!       — Стёп… — начинает, оборачиваясь, и тут же натыкается на его довольную улыбку.       — Иди уже, — буквально отмахивается Данилов, снисходительности желая подпустить в голос, но невольно останавливаясь на одном лишь понимании её чувств и порывов, — переживательная ты наша.       Поспешив выпалить напарнику благодарность, не менее же спешно майор выбирается из салона. Захлопывает за собой дверцу и едва ли не в пару шагов намеревается оказаться рядом с другим служебным автомобилем.       Из него тем временем почти что вытащены — на самом-то деле словесно подгоняемы всего-то — оказываются Субботин с Удальцовым. Даже не так. Сначала Майский, что-то ещё неслышное бросая Лёне, нетерпеливо дожидается, когда тот вылезет с переднего пассажирского, при этом своим телом, как кажется, преграждая заднюю дверь. Потом, сжав ладонь на его локте, оттягивает старлея ближе к «носу» авто.       — Стой спокойно, — доносится до Юли, однако она решает, что всего-то послышалось. Ну, с чего такие распоряжения могут быть? Майский хмурый вот только какой-то… да и Лёнька…       Только после создания буферной зоны в пару шагов Сергей заднюю дверь открывает. Заглядывает в салон, как будто бы решив на миг, что второй пассажир испарился, и всем своим видом демонстрирует выражение «Милости просим» — головой кивает и рукой как царевна-лебедь взмахивает.       — Без глупостей, — бросает он, а следом мельком оборачивается на напарника. — Давай-давай! — подгоняет неторопливо, не делая скидки на то, что Валера с противоположной стороны сидения пробирается.       Юля ровняется с машиной как раз в тот момент, когда Майский, явно ощутимо сжав пальцы, берёт обоих старших лейтенантов под руки — ладно хоть предварительно в наручники не заковав — и, успевая сделать пару шагов, собирается увести в сторону лифта.       — Се… — на миг растерявшись разворачивающейся перед её глазами картине, запинается Соколова. — Серёж, ты б ещё за шкирку их тащил.       — А он и тащил! — спешит доложить возлюбленной Лёня. Как видится при этом Сергею — непременно пожаловаться.       — А ну цыц, я сказал! — тут же басит Майский, для верности хорошенько встряхнув своих конвоируемых. Разумеется обоих. Для профилактики. — Команды болтать не было.       Насупившись и потупив взгляд, попыток объясниться, обжаловать приговор или даже совершить побег Субботин более не проявляет. Валера и вовсе предпочитает лишних движений не делать. Чего уж о речах говорить?       «А неслабо их Майский!», — проносится у Юли в голове. Не то восхищённо, не то опасливо как-то. Она и сама не понимает.       Как не понимает и того, с чего бы это Сергею так себя с этими двумя вести. «За дело явно», — пролетает в подсознании следом. И Юля, опасаясь как будто бы и самой под немилость майора попасть, помилования для ребят не просит. Вот так вот, голословно, даже примерно не зная, что там у них в Гусарино приключилось. Вместо этого, стараясь беззаботно звучать, интересуется, на Серёжу любопытно-взволнованный взгляд взметнув:       — Чего натворили-то?       — Да сцепились как щенки. На пять минут оставить уже нельзя! — повышает он голос — явно в педагогических целях — и ещё разок встряхивает старлеев. Чтобы думать о поведении своём не забывали. — Поговорят они просто, ага. Как же! — продолжает он, взглядом смирив Субботина и явно припоминая его же слова.       «Михалыч, ты подожди в сторонке. Дай нам поговорить спокойно», — просил Лёнька в Гусарино. Когда школьный инвентарь из лыжной кладовки был уже отсмотрен, отфотографирован и даже лабораторными умниками проверен. И на Серёжино уточнение, уверен ли он, решительно заявлял: — «нормально всё будет».       — Один орёт, что разве бы второй поступил иначе ради любимой женщины, — продолжает майор, обращаясь к одной только Соколовой, но поочерёдно всё же вздёргивая Субботина с Удальцовым. Чтобы Юле же и продемонстрировать, кто и что высказывал. — Второй голосит, что всё делал, чтобы этого первого не посадили… По полу, понимаешь, катаются, придушить друг друга стремясь… а дяде Серёже разнимай их! Нашли воспитателя ясельной группы!       Майский звучит совершенно грозно. Но Юля, глядя на него, всё с большим трудом улыбку сдерживает.       Беспокоится же он в самом деле за «детишек» этих. Переживает. И вместе с тем уже совершенно отходит от негодования своего, от желания высечь за непримерное поведение… ладно, такого желания и в порыве эмоций у него не было. А сейчас и вовсе остаётся разве что стремление сделать как-то всё так, чтобы парни руки друг другу пожали, все недомолвки разрешили, поняли и простили… и дальше пошли друг с другом плечом к плечу.       — Можно я скажу? — подняв взгляд на Сергея, а после бросив на Юлю почему-то, осторожно спрашивает Валера.       — Разрешаю, — не убирая из голоса металлических ноток, отзывается Майский.       — Мне казалось, что если не будет лыж… следов их прибывания на месте охотничьего домика, то не будет и никакой связи с Аней. Она ведь как лучше хотела, — страдальчески вздыхая, резюмирует Валера. — И чтобы отцу не навредить, и меня чтобы не дёргали… Лёня, прости.       Удальцов, не задумываясь — точнее о совершенно другом думая — делает пару шагов и, свободно выпускаемый Майским из крепкой хватки, оказывается почти что напротив друга. Поднимает на того виновато-встревоженные глаза и сначала ждёт его ответной реакции, а после, так и не оказавшись удостоенным Лёниного взгляда, продолжает:       — Я тебе не сказал ничего и на звонки не отвечал, потому что подставлять не хотел. Ну, чтобы твои не подумали ничего — мол, правду скрываешь, виноватых прячешь…       — Идио-о-т, — негромко протягивает Субботин, качнув головой. А после всё же встречается с другом взглядом. — Без всего этого можно было бы обойтись, — заключает он, как-то обобщённо обводя руками пространство вокруг.       Чувствуя совсем минимальные искорки напряжения, Юля касается его руки ладошкой. Тихонько поглаживает сквозь куртку, глаз от его потихоньку просветливающего лица не отводя. И не сомневается, что на Лёню это действует безоговорочно.       — Устроил, понимаешь, партизанские игры… Не убила же твоя Аня никого, не ограбила — решили бы, как поступить! В любом ведь случае вся проверка держится на твоём заявлении о пропаже дома. В конторе этой о поддельном решении суда — ни сном ни духом.       — Ну тих, тих, — тоном мудреца басит Майский, накала страстей уже даже в теории не желая допускать. — Разберёмся со всем. Новый год же!       — А Рогозина — волшебник покруче Деда Мороза, — с улыбкой добавляет Соколова, в могущественности начальницы не сомневаясь ни капли.