Wicked game

      В подъезде пахло сигаретами и чем-то протухшим, перила заржавели и погнулись, со стен хлопьями летела штукатурка. Поднявшись на второй этаж, два альфы оказались в длинном узком коридоре со множеством дверей, заставленным всяким хламом. Эрен перевел взгляд на Смита, молча спрашивая, куда дальше идти.       — Туда, — махнул рукой Эрвин, неловко потер кулаком глаз и двинулся первым, — дверь в самом конце коридора. Квартира двухкомнатная, так они в одной комнате живут, а хозяйка в другой, — хрипло говорил он, оглядываясь на парня-полицейского и утирая рукавом вновь набежавшие слезы. — Хорошая женщина, за Кушель помогает ухаживать.       — Кушель — это сын? — плохо соображая, между делом спросил Эрен, пробираясь вперед по узкому захламленному проходу, на ходу зацепляя плечами вещи.       — Нет, — сдавленно отозвался Смит, — жена. Она уже полгода не встает. Помирает.       — Как помирает? — Эрен даже остановился, надеясь, что ему просто послышалось.       — Вот так, — нервно махнул рукой Эрвин и тоже остановился, вытирая кулаком слезу. — Рак у нее.       — Погодите, — Йегер шагнул ближе, кажется, совсем перестав понимать что-либо. — Вы хотите сказать, что жена при смерти, маленький ребенок, а муж ездил с проститутками развлекаться?       Догадаться, представителями какой древней профессии были те разукрашенные омеги, не составило труда, и до сего момента картинка в голове Эрена была вполне четкая. Она начала распадаться, когда Смит упомянул семью, но теперь новость о больной жене разбила ее в дребезги. Да как же так можно?       — Ничего вы не понимаете! — мотнул головой Эрвин, нервно елозя ладонью по шершавой щеке. — Нил не плохой был. Мы с ним оба из-под Сигансины, из одного приюта, знакомы с детства, — сбивчиво объяснил он, дрожащим от непролитых слез тоном. — Он после тюрьмы нервным стал. Сами подумайте, только на волю вышел, а тут бах, — Смит резко дернул руками в стороны, — врачи говорят, жене всего ничего осталось, — из глаза, усеянного красными прожилками, потекла слеза. — Работы нормальной не нашел, загулял.       Голос сорвался, и Эрвин, зажмурив глаза, давился слезами, нервно потирая ладонью шею. По всему выходило, что Смит был человеком не робкого десятка, но навалившееся горе превратило его в несчастного, смертельно уставшего от жизни бродягу. Эрену все это очень не нравилось. Вся ситуация изначально была неправильной и закончилась совершенно неправильно, но чем больше он узнавал о Ниле Доуке, тем больше липкое, неприятное ощущение разливалось где-то в желудке. Все это совершенно неправильно. Стиснув зубы, Эрен тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями.       — Идемте, Смит, — буркнул он и двинулся дальше по коридору.       Эрвин резко бросил руку вниз и направился прямиком к самой дальней двери в коридоре. На деревянной, когда-то очень давно выкрашенной в белый цвет поверхности висел номер восемнадцать. Шумно вздохнув, Смит протянул дрожащую руку и нажал на кнопку звонка. Спустя некоторое время за дверью послышались шаги, и женский голос спросил:       — Кто там?       — Это Эрвин, друг Нила, — отозвался Смит.       Щелкнул замок, и в открывшуюся щелку высунулась полуседая голова немолодой женщины.       — Два часа ночи, — строго напомнила она, глянув на Эрвина. — А где Нил?       — Мы к Кушель, — пробормотал Смит, не поднимая головы, — как раз по поводу Нила.       Хозяйка поняла, что дело не ладно, и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. Только тогда она обратила внимание на второго гостя, окинув его пристальным взглядом с головы до ног.       — Та-а-ак, полиция, — протянула она, разглядев в плохо освещенном коридоре китель Эрена, и повернулась к Эрвину. — Ну и что он опять натворил? Вот послали боги жильцов, — недовольно протянула она и скрестила руки на груди. — Деньги за комнату не платят, и полиция по ночам ходит.       С той минуты, как Эрен переступил порог этого дома, он чувствовал тяжесть и нарастающую тревогу, что висела на шее, словно камень. Он понимал, что принес в этот дом очень плохую новость, и все, что оттягивало неизбежный момент, очень нервировало его. Шагнув к хозяйке, он прочистил горло и попросил:       — Разрешите нам войти.       После его слов Эрвин тыкнул пальцем в дверь и в сторону, шепнув ему:       — Дальняя комната.       Однако хозяйка продолжала стоять на пороге, как страж, не желая пропускать их. В этот момент Эрен почувствовал себя до крайности неловко. Мало того, что он пришел, чтобы сообщить страшное, так еще и посреди ночи. Немного помявшись, он пробормотал сиплым тоном:       — Они, наверное, спят, да?       Хозяйка печально вздохнула и повела головой.       — Кушель не спит, мучается, уколы не помогают, — при этих словах она взглянула на Эрвина, и тот шмыгнул носом. — Я даже мальчика к себе в комнату забрала, — почти шепотом закончила она и перевела взгляд на Эрена, изменив тон с мягкого на сердитый:       — А вам, собственно, что нужно?       Йегер замялся, не зная, что сказать. В горле разом пересохло, но прежде, чем он заговорил, из-за двери послышался слабый голос:       — Нил, это ты пришел?       Сообразив, что голос принадлежит жене человека, который застрелился на его глазах, Эрен так сильно сжал губы, что они побелели. Эрвин рвано вздохнул и сморщил лицо от подступающих слез, а хозяйка, бросая взгляды то на него, то на полицейского бледнела с каждой секундой. Наконец страшная догадка посетила ее, и, коротко ахнув, она прикрыла рот ладонью.       — Нил?... — тихо спросила она, и скорбные лица были ей ответом.       Ещё раз ахнув, женщина без лишних вопросов открыла дверь, пропуская нежданных гостей внутрь. Комната встретила Эрена зловещим полумраком и тяжелым запахом затхлости и лекарств. В углу горел единственный пыльный торшер, за окном гремел проезжающий мимо поезд, и в такт стуку его железных колес бренчали стекла в оконной раме. Под торшером на узкой кровати лежала темноволосая худая и очень бледная женщина. Эрен нервно сглотнул, когда встретился с ней глазами.       — Здравствуйте, — едва ворочая языком, сказал он.       Женщина медленно хлопнула ресницами, фокусируя на нем взгляд покрасневших больных глаз. Когда она разглядела форму Эрена, ее лицо слегка оживилось, и в нем появилась осознанность.       — Вы… Вы из полиции? — хрипло запинаясь, спросила она. Эрен кивнул. — Как вас зовут?       — Эрен Йегер, — выдавил Эрен и нахмурился, когда Кушель сильно закашлялась.       Одного взгляда хватило, чтобы понять, что эта женщина очень больна, и что ей, скорее всего, осталось уже немного. Эрен не понимал, как можно оставить жену в таком состоянии. И как она могла так спокойно отнестись к его появлению в своем доме. Она смотрела на него так по-доброму своими большими серыми глазами и, кажется, уже все знала. Знала, зачем он пришел, знала, что должен сказать.       — Вы не могли бы дать мне стакан воды? — попросила Кушель, делая паузы между словами, будто каждое давалось ей с трудом, и перевела взгляд куда-то за спину Эрена. — Там на столе.       Йегер предательски дрожащими руками налил воду из графина в стакан и только сейчас понял, что не чувствует в этом доме запаха альфы. Кушель — обычная женщина, как и хозяйка, а значит, не обладает запахом. Здесь должно пахнуть альфой, но вокруг царил только запах болезни и нищеты. Эрен как-то читал о том, что когда альфа умирает, его дом и омега перестают им пахнуть. Запах умирает вместе с хозяином. От этой мысли стало совсем не по себе. А еще он снова вспомнил день, когда погиб отец, и только сейчас понял, что именно в тот момент в доме стало пахнуть иначе. И теперь другой семье придется ощутить на себе эту утрату.       Эрен подошел к Кушель и, придерживая ее за худые плечи, помог напиться. На последнем глотке женщина хрипло закашляла, и Йегер сильнее стиснул зубы. Ей и так было очень больно, а он пришел, чтобы сделать ей еще больнее. Взяв стул, Эрен поставил его у кровати и сел, сцепив руки в замок так сильно, что побелели костяшки. Он уже жалел, что сам решил поехать сюда, но отступать было поздно. Он должен сказать.       Однако едва Эрен открыл рот, как сбоку мелькнула белая тень, и к изножью кровати подошел ребенок. Это был маленький мальчик лет семи, о котором говорил Смит. Он был одет в белую ночную сорочку, которая была ему велика, отчего лямки так и норовили сползти с худеньких плеч. Черные прямые волосы были заплетены в длинную косу и струились по спине до самой талии. При его появлении Эрен подскочил со стула, сам не понимая почему. Конечно, не от испуга. Может быть, от неловкости? Он не хотел, чтобы проснулся еще и ребенок.       — Мама, — тихо позвал мальчик.       Услышав его тонкий голос, Кушель блаженно улыбнулась и даже приподняла голову, чтобы взглянуть на него.       — Иди ко мне, солнышко, — позвала она.       Мальчик, совершенно не замечая гостя в форме полицейского, прошел мимо него, шлепая босыми ногами по холодному полу, и забрался на постель, устраивая голову на животе матери.       — Почему ты не спишь? — спросила Кушель, гладя его по голове и заправляя выбившиеся пряди за ухо.       — Не знаю, — шепнул мальчик. — Мне страшно одному в комнате.       — Леви, мальчик мой, — ласково улыбаясь, позвала женщина, — ты ничего не бойся, слышишь? Все будет хорошо.       — А где отец? — спросил Леви и обиженно закусил губу. — Он сегодня утром накричал на меня.       — Он тебя очень любит, — заверила его мать, виновато сведя брови, — просто ему совсем не везет в жизни, понимаешь?       Мальчик, разумеется, кивнул, но вряд ли он понял, что хотела сказать его мама. Да и как вообще объяснить ребенку, что иногда происходит в головах людей? Как ему объяснить, что отец злился не на него, а на самого себя за неспособность исправить собственную жизнь. За бессилие. За слабость. Эрен отвернулся, чувствуя себя совершенно лишним. Эти люди были ему совсем не знакомы еще сегодня утром, а теперь он невольно узнал о них так много, хотя предпочел бы не знать вообще.       — Не хочу, чтобы ты болела, — пожаловался Леви и взял маму за руку. — Когда ты выздоровеешь?       Едва слова слетели с маленьких губ, как лицо Кушель исказилось болью, и она протяжно закашлялась, отвернувшись от сына как можно сильнее. Она не хотела, чтобы он видел, как ей плохо, но скрывать не было никаких сил. Эрен понял, что сейчас она бы предпочла, чтобы сын ушел.       — Леви, — тихо позвал он, и новое имя непривычно мягко заиграло на его губах. — Леви, твоей маме надо отдохнуть.       Эрен потянулся, намереваясь положить руки на плечи мальчика, но замер и почувствовал, как по всему телу прокатилась дрожь, когда ребенок наконец повернулся, и его сердитый взгляд полоснул по нему, как острое лезвие. Альфа и сам не знал почему, но он совершенно не мог пошевелиться, глядя в большие, слишком взрослые глаза семилетнего ребенка.       Рожденный от союза альфы и женщины мальчик мог быть только бетой или омегой, и сейчас Эрен был уверен, что смотрел в темно-синие глаза маленького омеги. Его выдавали не только длинные волосы, которые обычно носят омеги. Его истинная суть еще, конечно, не пробудилась, но уже сейчас в маленьком, тонком теле угадывалась изящность и хрупкость, свойственная мальчикам-омегам. А еще глаза. Такие глубокие, что можно утонуть. Безумно красивые и такие же безумно холодные.       — А вы кто такой? — буркнул мальчик, нахмурив черные бровки.       — Меня зовут Эрен, — еле совладав с присохшим языком, ответил Йегер. — Я полицейский.       — Понятно, — мрачно отозвался Леви и бросил незваному гостю: — А теперь уходите. Я сам побуду с мамой.       Мальчик наградил Эрена еще одним ледяным взглядом и, забравшись под одеяло к матери, обнял ее, пристраивая голову на плече. У Кушель не было ни сил, ни желания гнать от себя ребенка и, прикрыв глаза, она прислонилась щекой к маленькой черной головке. Эрен заметил, как по ее бледному осунувшемуся лицу скользнула слеза. В груди заворочалось неприятное чувство. Ему ничего не оставалось, как отойти подальше и встать у окна, глядя, как мимо, монотонно стуча колесами, проезжает очередной поезд.       Он слышал, как на кухне хозяйка разговаривала с Эрвином, и как тот тихо плачет, переживая смерть друга. Как будет плакать этот мальчик, когда узнает, что отец, который накричал на него утром, больше никогда не вернется? А его жена? Что будет с ней? Эрен не знал, что должен делать. Не знал, что должен чувствовать, но понимал, что все это неправильно. Ни эта комната, ни множество склянок с лекарствами, ни холодный пол, по которому шлепали маленькие босые ноги, ни драка под дождем в каком-то переулке, ни оказавшийся в руках пистолет — ничего из этого не должно было быть. И его здесь тоже не должно быть. И все же он здесь.       Тихонько сев на свой стул, Эрен невольно скользнул взглядом по худому плечику со съехавшей лямкой и ощутил, как в груди что-то протяжно завыло. Ему было десять, когда погиб отец, но нельзя сказать, что тогда он в полной мере понял, что значит «умер». Сегодня он впервые встретился со смертью лицом к лицу и с ее последствиями. Какой будет и без того не радостная жизнь этих людей? Что будет с этим мальчиком? Огромная тяжесть вины рухнула на Эрена, и он, зажмурив глаза, закрыл лицо ладонями.       Через пару часов, когда Леви крепко спал, в комнату зашла хозяйка и, взяв его на руки, осторожно унесла в свою спальню, чтобы он не мешал. Кушель все это время не спала, хмуря брови от боли и сдерживая кашель, чтобы не будить сына. Эрен хотел ей чему-нибудь помочь, но не мог. Не было ничего, что он мог бы сделать для нее. Когда они остались вновь одни, Кушель повернулась к нему и, глядя в глаза, спросила:       — Он умер, правда? — она была совершенно спокойна и больше утверждала, чем спрашивала. — Вы пришли, чтобы сообщить мне.       Эрен ощутил, как подкашиваются ноги, и неловко присел на край кровати. Больные, все понимающие глаза с поволокой слез поразили его до глубины души. У него не было даже сил кивнуть. Эрен просто смотрел на женщину и чувствовал, как горло сжимает невидимая рука, и дрожат губы. Кушель смотрела прямо и открыто, и сама кивнула вместо него, окончательно уверившись в своей догадке. По бледному лицу пробежала мука, и женщина хрипло вздохнула, переведя взгляд расширенных глаз куда-то в потолок.       — Я знала, что это скоро случится, он… — произнесла она и на мгновение прервалась, нервно сглотнув, — он последнее время был не в себе.       Ее дыхание стало тяжелее и чаще, словно сильное волнение рвалось наружу. Взгляд, прикованный к одной точке, выглядел еще болезненнее. Эрен ощутил что-то неладное, глядя на нее. Новость могла нанести вред ее и без того хрупкому, почти утраченному здоровью. Взяв Кушель за руку, он с надеждой спросил:       — Может, у вас есть какие-нибудь родственники, которым надо сообщить?       Ведь кто-то должен позаботиться о теле погибшего и о его жене с сыном, которых он покинул. Что будет с этой бедной женщиной, которая сама уже не может удержать даже стакан воды? А мальчик? Он еще так мал. Тем временем Кушель побледнела еще сильнее и очень хрипло задышала. Каждый вдох давался ей с трудом, тело покрылось испариной, глаза лихорадочно заблестели.       — Нет у нас никого, — покачала она головой и облизала пересохшие губы. — Нил сам детдомовский, а у меня только старший брат, — с трудом перемежая слова и тяжелое, частое дыхание, говорила она, — не добрый человек был, уже умер наверно, — последние слова прозвучали быстро и рвано, серые глаза вперились в Эрена, и, задыхаясь, бедная женщина просипела в лихорадочном бреду: — Леви, мой мальчик, что с ним будет?!       Едва проговорив, Кушель откинула голову назад и, издав последний тяжелый вздох, замерла без движения. Дрожащая рука в ладонях Эрена обмякла и безвольно упала, выскользнув из них. Еще несколько секунд он неотрывно глядел на замершее навсегда тело женщины. В комнате, как в его голове, повисла звенящая тишина. Отвернувшись наконец от Кушель, Эрен уперся локтями в колени и медленно зарылся пальцами в волосы. В груди пекло от невыносимой боли. Плечи задрожали, и еще не до конца осознав, что произошло, Эрен завыл, сотрясаясь всем телом от рыданий.       Почему все так несправедливо? Разве эта женщина, которая так любила своего сына, заслужила такую смерть? Молодого альфу распирало от злости и бессилия. Возможно, Кушель пожила бы еще немного, если бы ее муж сегодня не напоролся на придурка в красивой форме, который возомнил, что сможет всех спасти и всем помочь.       Теперь, уже зная исход, Эрен вряд ли стал бы вмешиваться в ту небольшую, но позорную драку. Омега отделался бы ушибами и потерей чаевых, а альфы — испорченным настроением. Но Эрен решил, что он герой, поэтому полез заступаться за омегу, которого били по лицу. В итоге тот омега при смерти с огнестрельным, альфа, который его бил, мертв, как и его жена, а их ребенок остался круглой сиротой. На секунду Эрен пожалел, что вообще существует. Но что сделано, то сделано.       За окном начало медленно светлеть, стучал колесами поезд. Хозяйка безмолвно кусала свои губы и роняла крупные слезы, глядя на тело худой, бледной женщины. Эрвин, встав на колени, уткнулся лицом в ее холодную ладонь, сотрясался от тихих рыданий. Поцеловав ладонь, он шепнул: «Я присмотрю за Леви, не волнуйся», но Эрен знал, что его слова — ложь, и оттого на душе стало совсем гадко.       Может, Смит и правда мог позаботиться о ребенке друзей, но его ждет следствие, суд и приговор с назначением наказания до трех лет лишения свободы за незаконное хранение и распространение огнестрельного оружия. В машине он признался, что пистолет, из которого застрелился Доук, принадлежал ему. А если учесть, что из него же был застрелен омега, то на волю Эрвин выйдет не скоро.       Как причудливы и порой жестоки повороты, уготованные судьбой. Еще утром эти люди даже не подозревали, что всего лишь несколько часов спустя их жизни так круто изменятся. Кто-то потеряет свободу, кто-то родителей, а кто-то и вовсе лишился жизни. Эрен безразлично глядел в окно, понимая, что тоже понес некую утрату. В отличие от этих людей, его утрата была незрима, но ощущалась не менее болезненно. За эту ночь он словно повзрослел на десяток лет.       За спиной послышались шаги, и на пороге комнаты появился еще один человек. Капитан Ярнах, войдя внутрь, взглянул на тело женщины и, тяжело вздохнув, снял фуражку.       — Скончалась? — тихо спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.       Хозяйка квартиры кивнула, пересекшись с ним глазами, и по ее лицу медленно поползла еще одна слеза. Митаби потер тыльной стороной ладони лоб и кивнул ей на дверь, намекая, чтобы их с напарником оставили одних. Женщина быстренько подхватила Эрвина под руку и увела на кухню. Эрен продолжал скользить затуманенным взглядом по старым товарным вагонам, проносящимся мимо, не обращая ни на кого внимания.       — Ну и дела, — с тяжелым вздохом протянул капитан. — Значит так, я вызвал медиков, — сказал он и прочистил горло, — и доложил обо всем майору, он уже в курсе. Ты не переживай, — продолжил говорить Митаби, примерно понимая, о чем сейчас может думать Йегер. — Хулиган оказал вооруженное сопротивление, ты действовал по инструкции. Несчастный случай при исполнении.       Эрен тихонько безразлично фыркнул. Он знал, что по людским законам ему ничего не будет. Он ни в чем не виноват. Но как быть с высшими законами? Как быть с тем, что из-за его вмешательства сегодня умерли два человека?       — Ну что, поехали? — спросил капитан, желая поскорее покинуть этот дом.       Эрен бы тоже хотел уйти из этой душной, пропахшей лекарствами и смертью комнаты и забыть, как страшный сон. Но было одно обстоятельство, которое держало его толстой тяжелой цепью.       — Остался ребенок, — прохрипел парень, немного повернув лицо к капитану, — маленький мальчик. Он, наверное, сейчас еще спит.       — Мда, — досадливо протянул Митаби и сочувственно развел руками, — ну что тут поделаешь?       И правда, что еще Эрен мог сделать? Он уже сделал достаточно, чтобы обречь маленького ребенка на боль и холод сиротского приюта.       — Ты, Йегер, не казнись, — смягчив тон, произнес капитан, — по сути, ты не виноват ни в чем.       Эрен вдруг повернулся к нему лицом, и в первую секунду Митаби даже не узнал его. Утром он встретил улыбчивого, вдохновленного, полного энергии парня, а теперь перед ним стоял потухший, измотанный и злой человек с воспаленными, красными глазами. Даже его запах наполнился горечью.       — Не виноват? — просипел Эрен, и его взгляд будто спрашивал: «Вы что, правда так думаете?». — Получается, что я убил Нила Доука.       Капитан уже открыл рот, чтобы возразить ему, но произошло то, чего никто не ожидал. За спиной Митаби раздался испуганный вздох, и послышался тонкий, дрожащий голос:       — Мой отец умер? — вперив свои большие синие глаза в Эрена, почти кричал Леви. — Мой отец умер?!       Колючие мурашки проползли по затылку, и в груди разлилась досада. Он был уверен, что мальчик еще спит. Эрен присел на корточки перед маленьким ребенком, который часто возбужденно дышал, сжав свои маленькие ладошки в кулачки.       — Леви, — как можно спокойнее шепнул Эрен и протянул к нему руки, — я сейчас попробую объяснить…       Но не став слушать жалкие оправдания, мальчик закричал, глядя прямо в глаза растерянному альфе:       — Значит, это вы его убили! — синева подернулась влагой, и Леви подбежал к кровати матери. — Мама, ты слышишь, этот дядька! Мама!       Мальчик тряс мать за руку, не понимая почему та не отвечает, и продолжал упрямо звать ее, пронзая своим звонким детским голосом сердца глупых, никчемных альф.       — Мама! Мама!!! — кричал Леви, сжимая в руках остывающую руку.       — Левичка, не надо, — на крик прибежала хозяйка и, обняв ребенка поперек торса, потащила его прочь из комнаты.       Леви, уже понимая, что случилось страшное, продолжал тянуть свои худые маленькие руки к матери и звать ее. Эрен зажмурил глаза и не смел поднять головы, вздрагивая всем телом на каждое испуганное, отчаянное «Мама!!!». Он даже не успел подумать, как сказать ребенку о смерти обоих родителей, как уже все случилось. Причем самым наихудшим образом.       С трудом поднявшись на ноги, Эрен, открыв двери дрожащими руками, вышел прочь из этого дома. Капитан вышел следом и уже на улице облегченно вздохнул и вытер ладонью лоб.       — Аж вспотел от испуга, — поделился он и оттянул вдруг ставший тесным ворот рубашки. — Как по мне, так лучше бандитов ловить. Тебя куда подвезти? Домой? — спросил он у Эрена и зашагал к машине.       — Нет, — выдавил Йегер, и в его дрожащем голосе угадывались непролитые слезы. — В управление.       Капитан обернулся, вопросительно вскинув бровь, но Эрен ничего больше не сказал. Он с силой сжал челюсти, проглатывая стоящий поперек горла ком, и, хмуро сдвинув брови, пнул валявшийся под ногами камень. Решение он для себя уже принял.       Молчаливая дорога все в той же машине, скользящей по мокрым и серым от предрассветных сумерек улицам. Ожидание в пустом коридоре департамента, только просыпающего и наполняющегося торопившимися на работу людьми. Строгий, но понимающий взгляд майора, стучащего концом ручки по только что написанному заявлению.       — Ну что поделаешь, — печально вздохнул Шадис, — такое в нашей профессии случается. Такая работа. Бывает, мы стреляем, бывает, в нас стреляют, — майор перевел взгляд на Йегера и многозначительно добавил: — И несчастные случаи бывают.       Эрен только молча глядел куда-то сквозь него, не реагируя уже ни на какие слова. Шадис потер ладонью подбородок и взял в руки бумагу с его заявлением.       — Значит, ты решил уйти из полиции, — подытожил он, написанные подрагивающей рукой слова. — Не долго ты у нас проработал. Всего один день.       Эрен на мгновение прикрыл глаза и прорычал сквозь сжатые зубы:       — Мне этого дня, — он поднял руку и с выражением провел пальцем по горлу, — вот так вот хватило. Простите, что не оправдал доверие.       Заглянув парню в глаза, старый прожженный альфа без слов понял, что никакие уговоры тут не подействуют. Эрен не испугался и не сбегает. Просто он за один день хлебнул столько, сколько не всякий полицейский видел и за пять лет службы. У каждого есть свой предел, который он может выдержать. Кто-то увольняется, едва мельком взглянув на труп, а кто-то работает годами, ожидая, когда же переполнится его чаша. С Эреном все произошло гораздо быстрее.       — Ну ладно, — решил Шадис и, взяв ручку, написал на бумаге несколько слов, поставив в конце свою размашистую подпись. — Уволен по собственному желанию.       Едва майор оторвал ручку от листа, Эрен тут же выдернул его, словно заветный билет счастья. Только счастья он не принесет. Разве только что-то наподобие освобождения.       — Спасибо, — буркнул он, крепко удерживая руками свою «вольную».       — Ну и куда ты теперь? — спросил Шадис, вертя ручку между пальцев.       — В адвокатуру пойду, — пробормотал Эрен и смущенно опустил взгляд, — меня давно зовут.       И верно, несколько преподавателей еще на третьем курсе стали склонять его присоединиться к их адвокатской деятельности, а после выпуска некоторые даже откровенно уговаривали, не понимая, зачем такому толковому, перспективному парню идти в полицию. Теперь Эрен готов был согласиться на любое первое попавшееся предложение, лишь бы сбежать отсюда и никогда не вспоминать этот день. День, который, кажется, изменил его почти до неузнаваемости.       — Ну что тут скажешь? — не скрывая своего разочарования, протянул Шадис. — Удачи тебе.       Эрен вздрогнул, когда майор протянул ему руку, и в глазах, обрамленных сеточкой морщин мелькнуло понимание. Хороший он все-таки человек. На секунду мелькнуло воспоминание, как не далее, чем сутки назад, в этом самом кабинете, залитым ярким солнцем, он пожимал эту самую руку и слышал то же пожелание в удаче. Только смысл всей утренней сцены был диаметрально противоположным. Пожав на прощание руку, Эрен шепнул: «Спасибо», и спешно покинул здание с серыми колоннами, ни разу не обернувшись.       Зайдя домой, он достал из рюкзака приготовленную для коллег бутылку и прошел на кухню. Пробка, скребя резьбой, повернулась, и жидкость плюхнула в прозрачную стопку, наполняя ее до краев. Обычно Эрен либо не пил совсем, либо очень мало, недолюбливая вкус алкоголя, но сейчас нужно было хоть что-нибудь, что поможет остановить рой мыслей в голове и избавить от давящего чувства. Он уже поднес стопку к губам, когда услышал легкие шаги и знакомый голос:       — Сынок, как дежурство, все хорошо?       Голос папы был еще хриплым ото сна. Эрен замер, когда он появился на пороге кухни, и даже головы не повернул, еще не зная, как смотреть ему в глаза. Ничего не отвечая, молодой альфа опрокинул содержимое стопки в рот и стукнул ею по столешнице.       — Сынок? — в голосе Карла появилась тревога.       Скрывать от папы то, что произошло, не было никакого смысла. Он все равно все узнает, и лучше от Эрена. Медленно повернувшись, Йегер мельком скользнул взглядом по кутающемуся в халат Карлу и, тяжело вздохнув, прошептал:       — Пап, я сегодня убил человека.