Фанфик года

Ивушкин проснулся в 11:08 с адской головной болью от похмелья. Такое ощущение, будто в голову вставили нож и при каждом, даже самом минимальном движении медленно поворачивали его в разные стороны, иногда загоняя поглубже. Медленно окинув взглядом комнату, Николай попытался вспомнить, где он находится и что вообще происходит. В конце концов он понял, что лежит на своей кровати в доме Союза в мире Кантрихуманс. Со вчерашнего дня помнит только поход на Эйфелеву башню, отказ экипажа признать уже Ягера и то, как он ушёл пить со штандартенфюрером. Кроме самых первых тостов, а их до брудершафта было довольно много, он ничего не помнил, как бы не напрягал свой раскалывающийся мозг. В один момент боль настолько сильно пронзила сознание Ивушкина, что он больше не мог толком думать. До невозможности хотелось небольшую рюмку – где-то 50 грамм – ледяной водки. Когда бывший советский командир попытался встать, попытка оказалась неудачной. От резкой вспышки боли ноги подкосились, и Ивушкин полетел на холодный пол. Но чтобы он, преданный своей Родине танкист, 7 раз сбежавший из концлагерей, так просто смирился после одного жалкого падения? Никогда! После нескольких мучительных и долгих попыток Николай всё же поднялся и, обнимаясь со стеной, доплёлся до кухни. За столом сидел старый знакомый – Россия – и хмуро смотрел в экран телефона. Ивушкин, спиной прислонившись об стенку и чуть ли не сползая по ней, попытался поздороваться, но кроме хрипов ничего не вышло. Зато он привлёк внимание старшего сына СССР. – Твою налево! – полуругнулся Россия. – Что с тобой? В ответ он толком ничего не получил, поэтому быстро поднялся и сделал пару шагов по направлению к Ивушкину. И оттуда на него резко понесло алкоголем. Испытывая небольшое облегчение, РФ направился к холодильнику, достал оттуда бутылку водки, из шкафчика выудил рюмочку и, наполнив её, протянул уже сидящему на полу Николаю. Тот сразу же выпил всё содержимое и кивнул в знак благодарности. – Спасибо, – сказал он. – Не за что, – бросил Россия и протянул руку, помогая танкисту встать. – И с кем же ты так нажрался, Колян? – С Ягером, – ответил Ивушкин, ни капли не обидевшись. Держась рукой за голову, так как она всё равно ещё болела, он сел на один из стульев и облокотился на спинку. – Жёстко, – прокомментировал РФ, присаживаясь рядом и снова заглядывая в экран телефона. Слегка нахмурился и обратился к Ивушкину: – Слушай, ты не знаешь, где сейчас батя? – потом, увидев лицо танкиста, осознал тупость своего вопроса. Естественно Николай не знает, он же только встал. – Ладно, извини, не отвечай. – А он разве не здесь? – спросил Ивушкин, бросив взгляд на часы. Показывало 11:27. – Вроде нет, – хмуро ответил Россия. – Во всяком случае, экипаж сказал мне, что он куда-то ушёл. Ивушкин подошёл к крану, набрал прям оттуда ледяной воды и залпом выпил. Потом вспомнил о вчерашнем покушении на опекунов. Стало не по себе. – Они не сказали, как давно он ушёл? – спросил советский бывший командир. – В 10:40 или около того. Ладно, вроде не так уж и много. Может, Союз просто пошёл к Рейху обсудить что-нибудь? А его, Ивушкина, просто забыл, как тогда, с пропажей кольца. В это время заголосил дверной звонок. И Россия, и Ивушкин резко рванули к выходу. Николай даже наплевал на головную боль. Но когда они открыли ворота, перед ними предстал Ягер с неожиданным вопросом: – Ist das Drittes Reich bei dir? (Третий Рейх с вами?) С похмельем немец справлялся сам, без чьей-либо помощи. И в конце концов вполне успешно преодолел его. Даже не осталось никаких следов, кроме алкогольного запаха, которым от Ягера несло за километр. – Нет, – ответил Россия, когда понял, что сказал штандартенфюрер. – А почему он должен быть с нами? Ягер неопределённо пожал плечами. Он прекрасно помнил, что Рейх с Союзом не хотят распространения новости об их сотрудничестве по всему Кантрихуманс. Ивушкину стало ещё больше не по себе. Ни одного из опекунов нет дома. А если они уже давно покоятся в земле, разложенные на орг...? На этой мысли советский командир всё же оборвал себя. Ивушкин решил отвлечься на что-нибудь другое. Например, узнать, наконец, что вчера ещё произошло. Он потянул Ягера на себя и тихо спросил: – Ты помнишь, что вчера было? – Nur bis zu dem Moment, aus wir auf den Sieg der Sowjetunion tranken, (Только до момента, пока мы не выпили за победу Советского Союза,) – покачав головой, ответил Ягер. – Und du? (А ты?) – Я немного больше. До того момента, пока мы не выпили за кактусы. – Вы пили за кактусы? – вмешался Россия. – Настолько всё серьёзно? – Wir haben gestern viel getrunken, (Мы вчера много выпили,) – выдвинул в свою и Ивушкина защиту Ягер. – Я заметил, – усмехнулся Россия. – Так, ладно, хватит уже во дворе стоять, пошли в дом. Надеюсь, батя не будет против, если Ягер здесь посидит. – Вряд ли будет, – уклончиво ответил Ивушкин. Они, наконец, соизволили вернуться в помещение, закрыв ворота на замок. Россия несколько раз пробовал позвонить Союзу, но ему всё время отвечал женский голос: «Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позже. Вы можете оставить сообщение пос...», после чего РФ прекращал вызов. Телефон у Союза стоял на беззвучном режиме, поэтому он и не отвечал. Зато Ивушкин с Ягером и даже Россия успели много чего передумать. Сначала это были более-менее мирные мысли – ведь правда, может, СССР просто в магазин вышел; а последующие стали приближаться к тому, на чём прервал себя Ивушкин, услышав вопрос Ягера. Но в конце концов, когда люди уже хотели в панике начать носиться по всему Кантрихуманс с вопросами, не видел ли кто-нибудь их опекунов, на кухню молча прошёл Союз и, ни с кем не здороваясь, собирался идти дальше. К его приходу не было абсолютно никаких предпосылок вроде дверного звонка, ведь у коммуниста и так были ключи. СССР вообще изначально хотел никого не уведомлять о своём приходе, но, чтобы пройти в свою комнату, надо было пересечь кухню. Именно поэтому он, словно молчаливый призрак, не сильно торопясь, но и не ползя, как улитка, делал шаги в нужном ему направлении. Не замечая ни танкистов, ни Россию. Вышеупомянутые сначала вскочили от неожиданности, потом, когда не услышали даже подобия приветствия, неслабо испугались. Галлюцинации, что ли? – Э.. Бать, ты тоже вчера пил? Что с тобой? – спросил Россия. Союз повернулся к нему с траурным лицом и ответил: – Всё нормально. И снова отвернулся, продолжив свой путь в спальню. Россия упорно шёл за ним. Союз, не закрывая дверь, улёгся на кровать на спину, специально свесив одну руку до пола, а другую положив на грудь, и безжизненно устремил взгляд в потолок. – Бать, да что случилось-то? – с опаской спросил РФ. В дверях стояли Ягер и Ивушкин, которые войти в комнату не посмели. – Ну на хуй, – пустым голосом без эмоций ответил СССР, толком не слушая вопрос. – Пусть убийцы всех убивают. – Чего? – не понял Россия. – Бать, ты не заболел? – Даже хорошо, если вдруг они всех перебьют, – рассуждал Союз, не замечая сына. – Некому будет писать это. Только вот неплохо было бы, если они в ближайшее время придут за мной... – Бать, у тебя бред, что ли? – в голосе России послышалось беспокойство. Союз, наконец, заметил старшего сына и слегка повернул голову с пофигистичным пустым взглядом красно-жёлтых глаз в его сторону. Руку с груди он перенёс под голову. – Может, да, – меланхолично ответил Союз. – А может, и нет. Какая разница? – без капли интереса спросил он, не желая получать ответ. На данный момент ему правда больше всего хотелось сдохнуть или хотя бы, чтобы его оставили в покое. – Да твою мать! – резко и раздражённо бросил Россия. – Бать, у меня ещё кучу дел! Просто скажи в двух словах, что случилось. – Всё прекрасно, – спокойным голосом, по которому было понятно, что это не так, проговорил Союз. РФ приставил руку к лицу. Потом оглянулся на стоящих возле двери Ягера с Ивушкиным, подошёл к ним и сказал: – Короче, последите, чтобы с ним всё было в порядке. По возможности выясните, что всё-таки случилось. Давайте, пока, я опаздываю на встречу с пендосом. Попрощавшись ещё и с отцом и не получив никакой реакции в ответ, Россия покинул дом Союза. Последний же остался в той же позе и выходить из неё не собирался. Пофигистичный взгляд снова устремился в потолок. – Товарищ Союз, он ушёл уже, можно расследованием заниматься, – на всякий случай доложил Ивушкин, приставив ладонь к виску. Сначала СССР вообще не хотел им отвечать – а зачем? Но потом решил, что танкисты от него не отстанут, и постарался коротко ответить: – Я разве непонятно сказал? Мне похуй на убийц, похуй на расследование, похуй на всё. Выражения лиц Ягера с Ивушкиным нужно было просто видеть. – Warum? (Почему?) – додумался спросить немец. На это Союз отвечать уже не собирался. Подождав с пару минут, Ягер и Ивушкин начали испытывать небольшую неловкость от своего присутствия здесь. – А, вы с Третьим Рейхом поссорились, что ли? – промелькнула у Ивушкина догадка. На это он тоже не получил ответа. Ещё через некоторое время Союз забрал подушку у себя из-под головы и положил её на лицо, будто пытаясь себя задушить. После чего расслабил руку. Ивушкин с Ягером решили всё же оставить, наконец, коммуниста в покое. – Блять, что это сейчас было? – риторически спросил бывший советский командир, когда они с немцем вышли обратно на кухню. Что ж, понимаю эмоции Союза. Ты освобождаешь мир от нацизма, чтобы потом по тебе писали какие-то произведения о том, как ты "занимаешься половым актом" с этим самым нацистом. Причём, ещё и иногда снизу. Не надо на меня так смотреть! Да, я читал парочку фанфиков по СовоРейху, но только, чтобы ознакомиться. В общем, полностью СССР добили легендарные метки, которые начал зачитывать Пруссия. Сначала его заполнила лютая ненависть, которую он даже к Рейху не испытывал, к создателям этого. На счастье тех, кто написал тот фанфик, личность автора осталась в тайне от арийца с коммунистом. После того как они с Рейхом на всю улицу материли весь мир, у обоих ненависть ушла, оставив за собой лишь чёрное бесконечное пространство, не наполненное даже самой маленькой искоркой эмоции. Да, ариец был сейчас примерно в том же состоянии, что и Союз. Пожалуй, я не смогу определить, для кого из них эта пара и метки воспринимаются более болезненно. Рейху также было плевать на убийц. Он хранил надежду, что его придут добить и тогда больше не придётся жить. Сейчас этого абсолютно не хотелось. Эх, если бы можно было застрелиться... И чтоб это сработало... Арийцу даже не лень было, лёжа на кровати, снять пистолет с предохранителя, приставить дуло к виску и выстрелить – авось, сработает? Выстрел был, нацист даже почувствовал, как нехотя расщепляется на кусочки его мозг и медленно вытекает из виска алая кровь вместе с белыми частичками, попадая на шею, рубашку, форму, кровать... Но он всё ещё жив. На некоторое время работа мыслей застопорилась, оставалась лишь боль, прожигающая часть головы, мозга и правый висок. Арийцу это было даже на руку. Никаких мыслей – никаких проблем. Рейх улыбнулся, выдохнул, закрыл глаза, наслаждаясь недолгим перерывом между очередным падением в чёрную бесконечность. Пистолет потянул руку вниз, после чего повис на двух пальцах, слегка касаясь пола. Левая рука, которая, кстати, до сих пор была перебинтована, изгибаясь в локте, легла на простыню. Хм, что бы такого сказать для разбавления мрачной обстановки? Вот до чего доводят ваши фанфики! У меня получилось? Сомневаюсь... Нет, на Рейха мне плевать – он это заслужил, так как то, что он сделал, невозможно окупить; а вот Союза мне правда жаль. В общем, примерно в той позе, в которой ариец лежал, он и был обнаружен пришедшими к нацисту домой Ягером с Ивушкиным. Естественно, зачем выполнять поручение России и следить за Союзом? Ладно, с ума уже схожу с этой Аней, пока пытаюсь её выпроводить, поэтому и противоречу сам себе. Хотел же расследование – вот, танкисты тоже хотят. Кстати, как вообще Ягер с Ивушкиным прошли в дом, если Рейх им не открывал? Всё просто: нацист даже не потрудился запереть за собой ворота и входную дверь. А зачем? Какой в этом смысл? – Im Arsch... (Пиздец...) – смог выговорить Ягер, когда им с Николаем предстала прекрасная вышеописанная картина. Рейх слегка поморщился от постороннего звука и повернул голову, чтобы послать того, кто посмел нарушить его идиллию. Что ж, каждый борется с депрессией (или апатией) своими методами. От поворота рана скрылась, зато кровь вместе с частичками белого вещества стала лить обильнее. – Was machst du hier? (Что вы здесь делаете?) – без особого интереса спросил он. Выглядел ариец, как восставший мертвец. – Что мы здесь делаем?! – громко возмутился Ивушкин, сделав акцент на слове "мы". – Это что вы здесь делаете? – Das geht Sie nichts an, (Не ваше дело,) – отрезал Рейх, морщась от громких звуков. Он уже собирался их послать, но в разговор вклинился Ягер: – Werden wir heute nachforschen? (Мы будем сегодня проводить расследование?) – поинтересовался он. – Nein. Weder heute noch morgen. Ich werde nichts mehr tun, (Нет. Ни сегодня, ни завтра. Я больше не буду ничего проводить,) – танкисты его уже раздражали, поэтому, не давая задать естественные вопросы, Рейх сразу продолжил, переходя на добрый русский, всем понятный мат: – А теперь съебитесь отсюда, пока я вас не пристрелил. Он слегка приподнял руку с пистолетом в подтверждение своих намерений. Да, в таком состоянии он был вполне способен убить кого угодно, в том числе и Ягера с Ивушкиным. Штандартенфюрер, заметивший это, тут же оттащил Николая подальше от комнаты, сразу закрывая дверь. Когда они вышли, Рейх снова расслабился, наслаждаясь "идиллией". Пистолет опять повис на двух пальцах. – Ну охуеть теперь! – возмущался Ивушкин Ягеру. Они присели на чёрный диванчик в зале-кухне. – Что вообще с ними? – Ich glaube, man nennt es "Depression", (Кажется, это называется "депрессия",) – предположил Ягер. – Депрессия? От чего у них может быть депрессия?! Это у нас она должна быть! – Ивушкин правда пытался понять, что могло вызвать такое состояние у сверхдержавы и просто какого-то самоуверенного ублюдка. – Шикарно. И кто теперь убийством будет заниматься? – Wir wahrscheinlich, (Мы, наверное,) – пожал плечами Ягер. – Без них? – Warum nicht? (Почему нет?) На том и порешили. Они рискнули ещё раз сходить к Рейху, чтобы узнать, не появились ли какие-нибудь новые известные факты. Но, получив пролетевшую в миллиметре от головы Ивушкина пулю, танкисты-детективы сразу же оставили попытки выяснять что-либо. По предложению советского танкиста командир и штандратенфюрер вышли на улицу, так как в доме было жарковато.