Охота на феникса

- Цинцю-шисюн уверен, что проверку следует провести сейчас, а не отложить хотя бы до вашего возвращения? - в очередной раз спросил Му-шиди, оглянувшись на веранду бамбукового дома, где А-Юань сосредоточенно писал, составляя списки необходимых ингредиентов для их рискованного путешествия. Он даже слышать не хотел, чтобы устроиться в доме: “Мне будет куда спокойнее, Цзю-гэ, если я буду тебя видеть. А вдруг тебе понадобится помощь?”. Одна эта фраза, и Цинцю ничего не смог противопоставить обеспокоенным глазам брата и собственному сердцу, едва не захлебнувшемуся горячей любовью. - Время есть, даже с учетом возможных осложнений с Хуаньхуа… вряд ли Цветочный дворец в самом деле нападет на орден. А нектар ясности сердца, в случае оставшихся сердечных демонов ослабит тебя минимум на полдня. - Этот шисюн уверен, - покачал головой Цинцю. - Этот старший брат должен использовать любую возможность, чтобы защитить А-Юаня. - Да, - вздохнул Му-шиди и, явно нервничая, снова сунул ладони в рукава своего светло-желтого платья. - К сожалению, всегда существует риск осложнений, его исключать нельзя… Но я все же не понимаю, почему ты против моего участия в поисках. Я видел карту, уверен, лекарь лишним не будем. - И рисковать еще и тобой? - посмотрел на него Цинцю. - У А-Юаня есть феникс, а тебе, шиди, нет равных в лекарской премудрости, и если с тобой что-то случится, даже по глупой случайности, этот шисюн сам себя не простит. Му Цинфан поджал губы, а потом сел рядом с Цинцю на камень для медитаций. Большой, плоский и гладкий, он попался ему на глаза еще в бытность Цинцю главным учеником во время одной из охот на берегу восточного моря. А став главой пика, Цинцю специально слетал за ним, потому что помнил, каким удобным он ощущался под задницей. На Тихом пруду, скрытом хорошо разросшимся бамбуком, заквакали лягушки. Сначала одна, потом ее поддержало еще две-три, и сразу же, словно опомнившись, подали свой голос все остальные, словно боялись куда-то не успеть - и так же быстро все замолкли снова. - Юэ Цинъюань оставит этому шиди несколько талисманов с портальными печатями, - сообщил все же Цинцю. - На то, чтобы наполнить их ци из духовных камней, в случае неминуемой опасности, сил этому мастеру должно хватить. - Очень на это надеюсь, - с нажимом произнес Му Цинфан, а потом кивнул на флакончик, который Цинцю все это время продолжал держать в руке. - Помнишь, как его использовать? Цинцю кивнул. - Один небольшой глоток, - повторил Му-шиди, словно не заметив подтверждения. Раньше Цинцю бы взвился, решив, что его посчитали глупцом, который не в состоянии запомнить элементарных наставлений, а сейчас он только кивнул снова, принимая неподдельную заботу друга. - И прошу тебя, не выбирай для схватки самого сильного сердечного демона. Этот шиди все равно останется здесь, но, пожалуйста, не старайся достичь цели одним рывком. - Хорошо, - просто согласился Цинцю. - Если бы все было просто, - вздохнул Му Цинфан, - сердечные демоны не глодали бы заклинателей годами, подтачивая развитие и заставляя саботировать собственное совершенствование, а то и опрокидывая в отклонение ци. Они снова помолчали: Цинцю - настраиваясь на то, что ему предстояло, а Му Цинфан… Цинцю не знал, о чем он думает. - Этот шиди понимает, почему шисюн предпочел Цинцзин Цяньцяо, - вдруг сказал он, глядя куда-то поверх бордовых, почти черных орхидей, поднявших свои цветки над раскидистыми метелками дикого ячменя. - Один из моих прошлых пациентов принес с собой связку инструментов, а еще один… ладно, это был Вэй-шисюн, притащил на Цяньцао любимую наковальню. Глава Ванцзянь мог, да. - Не знаю, зачем я это все говорю шисюну, - вздохнул Му Цинфан. - Шиди просто понравился мой камень, - спокойно заметил Цинцю, и Му-шиди наконец улыбнулся. - Один небольшой глоток, - опять напомнил он и поднялся на ноги. - А не то этот шиди нажалуется на шисюна его брату. - Серьезная угроза, - согласился Цинцю, а потом наконец откупорил пробку и глотнул ледяного, словно состоящего из настоящего жидкого льда, нектара, разом обжегшего все духовные вены и погрузившего Цинцю в темноту. Если его сердечный демон был хоть сколько-то разумен, это было ошибкой. Цинцю никогда не боялся темноты - даже тогда, когда они с Ци-гэ побирались на улицах. Стоило только додумать эту мысль, как следом хлынул поток воспоминаний, острых, болезненных, годами мучавших его в кошмарах: голос Ци-гэ за дверью в поместье Цю и шаги, что делались все тише; злое ликование на лице Цю Цзяньло и мерзкое, полное лживой снисходительности предположение “о, прелестный мальчик хочет заплакать?”; вкрадчивая подлость У Янцзы, которая без всякого перехода могла смениться неприкрытым бешенством; летящие в спину презрительные шепотки на Цинцзин, поражение на межпиковом соревновании и отворачивающийся Лю Цингэ, полный пренебрежения. Картины кружились перед глазами, мельтеша, дробясь и запутывая Цинцю в паутину прошлого, кокон которого становился все тяжелее и болезненнее. Мысли о собственной слабости и никчемности становились все навязчивее и противнее, но Цинцю, не сопротивляясь, упал в них, как камень в воду, и пошел ко дну, чувствуя, как с каждым мигом голос А-Юаня в его памяти становится все громче. Тихий смех брата, прикосновение его рук, перебирающих волосы, его ворчание “Ты что, с ума сошел, спать на полу?!” - счастье в груди становилось всё ярче, а потом вдруг обернулось скалой, рухнувшей с высоты, и жуткая боль своим огромным весом чуть не раздавила Цинцю в один миг, когда в его руках оказалось давно и безнадежно мертвое тело. На восково-бледном запрокинутом лице А-Юаня навеки застыло страдание, и Цинцю, едва не разжав руки в первый момент, с отчаянием прижал брата к себе, чувствуя, как горе разрывает сердце на части. Лоза - вживленная в кожу, даже не в вышивку! - пережала А-Юаню горло: тварь, так называемый “наставник”, сбежала и попыталась обрубить следы, думая, что Цинцю его не найдет, не выследит, в этом мире или следующем, не заставит заплатить… Знакомый туман гнева и непрекращающейся боли начал затягивать голову, но Цинцю глубоко вдохнул и вновь позволил себе полностью раствориться в мороке. Это ложь, - осознание этого омыло его разум и душу прохладной свежей водой, - ложь потому, что Цинцю не позволит ничему подобному случиться. Любая тварь, которая попробует добраться до А-Юаня, должна будет сначала пройти через него, а он найдет способ уничтожить ее и остановить, даже если ценой станет его собственная жизнь. Тело брата растворилось в темноте, как капля крови, упавшая в воду, одежды взметнулись, рассыпаясь ворохом сухих листьев, полетели в лицо, забирая с собой и боль, и имя, но подспудная, вещая тоска под сердцем - там же, откуда обычно начинались его отклонения ци, осталась с Цзю. Предчувствие, будто сейчас должно было случиться самое плохое и несправедливое, что только могло произойти, привычно заставило напрячься. Он даже не успел отследить собственную реакцию - и тут же поплатился, когда темнота снова отступила, возвращая его в бамбуковый дом на Цинцзин. А-Юаня на веранде больше не было. Цинцю шел вглубь дома, уже почти уверенный в том, что там увидит, и ощущая, как в груди все больше немеет сердце. А-Юань собирал вещи. Одеяло, полынное вино, подаренные Цзю ваза и чайный сервиз, подушка феникса… В руках он держал целый ворох незнакомых платьев, и солнечные блики плясали на сияющей, словно паутинка под солнцем, нежнейшей ткани. Это, наверное, были те платья, которые украл старый Чэн, и А-Юань захотел взять с собой лишь их, оставив выбранные Цзю одежды. Волосы он успел перечесать в небрежный хвост, заколотый на макушке шпильками, и маленький феникс нетерпеливо подпрыгивал на столе, куда-то зовя своего хозяина. - Да, идем! - и А-Юань бросился мимо Цзю к дверям, не уделив ему и взгляда, словно его здесь и не было. Словно он даже не помнил, кто он такой. Болью налилось все тело, грудь сдавило - Цзю не мог сделать следующего вдоха. А навстречу Юаню спешил Ци-гэ, ловя того в объятия, целуя и шепча о том, что только сейчас узнал, что такое любовь. Любовь. Губы дрогнули. А еще через миг Цзю засмеялся, и образ перед ним разбился на куски, как растрескавшаяся тарелка, и темнота начала крошиться следом, пропуская сквозь тебя свет. Это было то, чего он больше боялся? Сердечный демон, что угрожал даже не смертью брата или Ци-гэ, а тем, что они найдут себе кого-то получше и вышвырнут Цзю из головы и сердца?! Это А-Юань-то? Который подобрал его в лесу, тратил на него редчайшие лекарства, кормил с ложки и мыл ему волосы, даже не узнав имени? Это Ци-гэ, что годами терзал себя за то, что оказался слабее, чем мог подумать Цзю? Один раз в своей жизни Цзю решил за Ци-гэ и ошибся. Один раз отказался от подлинного чувства из-за придуманной обиды и чуть не потерял самого себя. Один раз позволил гневу стать сильнее всего остального. Одного раза ему и хватит. А сейчас любовь, что он испытывал к брату и Ци-гэ, выжигала тьму вокруг, как свет золотого ядра, как лучи маленького солнца, зажегшегося в груди, и душу наполняло легкостью и счастьем, что дарило необыкновенное чувство полета. Ощущения раскрывались все ярче, становились чище и многограннее, света вокруг - все больше, и Цзю, улыбаясь этой новизне, глубоко вдохнул и открыл глаза, чтобы тут же встретиться взглядом с братом. - Получилось? Правда же, получилось? - глаза А-Юаня возбужденно блестели, а сам он успел когда-то устроиться на земле у камня, наверное, боясь помешать, даже случайно. Глупый бельчонок. Разве он вообще мог - помешать? - Иди сюда, - потянул его к себе Цзю. - Ты что, с ума сошел, сидеть на земле? - и обнял, крепко прижимая к себе самое дорогое существо на свете. Му Цинфан, облегченно улыбаясь, стоял чуть поодаль, кивая кому-то головой, и этот кто-то точно был главой ордена, которому явно не сиделось на Цюндин. Заходящее солнце золотило своими лучами метелки ячменя, черные орхидеи казались ярко-бордовыми, а Юань шептал, как сильно он волновался и как теперь рад за Цзю. Воздух казался сладким, действие нектара ясности становилось все слабее, и Цзю словно одевался заново, только не в одежды, а в восприятие мира, накладывая на себя привычный мир вокруг и врастая в имя, тоже давно ставшее привычным. Только природная ци ощущалась немного ярче и сложнее, как будто духовное очищение коснулось еще и этого восприятия, и теперь Цинцю подстраивал себя, словно попавший в руки старинный гуцинь. Чуть больше яркости красок, чуть объемнее восприятие звуков, чуть сильнее запахи трав, чуть громче шепот бамбуковой рощи… Он, словно дерево, пускал новые корни, чувствуя и холод воды Тихого пруда, и скольжение ветра между листьев, и запах одежд Му Цинфана, и аромат ванили и пьяной вишни, что нес с собой в коробке приближавшийся Юэ Цинъюань. Да, в Алой долине новое восприятие окажется кстати. - Этот шиди полагает, с первым лекарственным составом по закалке тела Цинцю-шисюн не захочет затягивать? - спросил Му Цинфан, когда Цинцю поднялся на ноги и спустился с камня. - Да, - кивнул он и подал руку А-Юаню, который чуть не наступил на подол своего платья. - Этот шисюн придет на Цяньцао на рассвете. - Ты же не собираешься травить тело ядами? - обеспокоенно прошептал тот. - Скажи мне, что я неправильно вас понял? - В отличие от физических совершенствующихся преобразование тела у духовных происходит совершенно иначе, - мягко вмешался Му Цинфан, и А-Юань развернулся к нему, не выпуская руки Цинцю. - Как минимум потому, что физические тренируют плоть противостоять ядам и травмам, а тело духовного должно быть способно пропускать удар сквозь себя. А-Юань чуть нахмурился, будто впервые об этом услышав, а потом просветлел: - А, как иммунитет к прямому урону! - непонятно пробормотал он и улыбнулся, а Цзю немедленно поймал себя на ощущении, что брат растерян и смущен. Словно до этого момента А-Юань и не знал о разнице путей совершенствования, что вплотную подводило к вопросу, какой тогда дорогой следовал он сам. Или его наставник проводил с ним какие-то неведомые эксперименты, пытаясь открыть новый способ совершенствования? Опасные мысли Цинцю пока отодвинул в сторону, поторопившись ответить брату на незаданный вопрос и тем самым увести тему в сторону, не дав возможности Му Цинфану осознать прозвучавшую оговорку. - Это скорее укрепляющие и оздоравливающие смеси, - легко погладив брата по запястью, произнес он. А-Юань тут же понятливо закрыл рот, а Цинцю, быстро отобрав коробку со сладостями у не успевшего и слова сказать Ци-гэ, сунул в нее нос. - Мм, это она, да… Я почувствовал ее сразу, как только глава ордена вышел из-за дома. - И правда, вишня! - блаженно прикрыл глаза А-Юань, в то время как Ци-гэ удивленно переводил взгляд с него на Цинцю и обратно. - Только Цинфэну ее не показывайте, а то получится, как с тем ягодным кустом! Му Цинфан засмеялся и неожиданно полез в карман за цянькунем. - Господин Шэнь невольно напомнил этому забывчивому лекарю о небольшой просьбе его учеников,- сказал он, вытаскивая плетеную из лозы корзиночку с крышкой. - Они были так впечатлены появлением в ордене настоящего феникса, что насобирали ему с кустов разных ягод, - он протянул корзинку заулыбавшемуся А-Юаню. - Вишня там тоже, уверен, есть, только, разумеется, не выдержанная в смеси байцзю и меда. - Право, этому даже отдариться нечем, - пробормотал А-Юань едва уловимо краснея. - О, не стоит, - улыбнулся Му Цинфан. - То, что Цинцю-шисюн здоров, уже подарок для этого лекаря, и, к тому же, я все равно надеюсь узнать что-то новое о лечении шисюна. Не говоря уже о Шан Цинхуа. - А что с ним? - спросил Юэ Цинъюань, посмотрев почему-то на Цинцю. - Предлагаю обсудить это за чаем, - сказал он и, пока они возвращались в дом, все же не удержался, утащив из коробки одну из вишен, обвалянных сначала в ореховой пудре, а потом обернутых в тончайшие карамельные нити - такие мягкие, что они таяли даже не на языке, а уже на пальцах. Раньше он никогда бы не позволил себе подобного, тем более на людях, но теперь старые страхи весили в глазах Цинцю не больше вороха сухих листьев, дунь - и улетят. И вот карамельная сладость смешалась на языке с хмельной вишневой кислинкой, а Цинцю даже украдкой облизнул пальцы - чтобы потом нарваться на взгляд Ци-гэ, откровенный и жаркий. - Это Юэ подумал, что Вэй-шиди прав, - почти беззвучно признался Ци-гэ, отводя с лица прядь волос, которую закинул вперед внезапный порыв ветра. - Мы с сяо Цзю и впрямь должны ордену праздник. А-Юань и Му Цинфан, обсуждая листья какого-то падуба, первыми поднялись на деревянную веранду и прошли в дом, а Цинцю искоса глянул на улыбающегося Ци-гэ. - Это подождет, - хмыкнул он и шагнул на чуть прогнувшуюся под ногой доску первой ступеньки. - До тех пор, пока нас не станет трое? - невинно уточнил Ци-гэ и тут же подхватил споткнувшегося Цинцю под локоть. Зараза. - До тех пор, пока не выясним, что замышляет Чэн Дэчжэн, - с нажимом заявил Цинцю, но уже по тому, с какой готовностью кивнул Ци-гэ, стало ясно, что довод должного действия не возымел. И что хуже всего, невидимая стрела, отравленная возбуждающим ядом, засела глубоко внутри, и уже слушая про шифрованные Шан Цинхуа записи, Цинцю нет-нет, да возвращался к этому образу. Он, Ци-гэ и А-Юань в одной постели. Вместе. - …я читал упоминания о таких случаях, - как раз договаривал брат, держа чашку в ладонях и то и дело поглядывая на Цинфэна, который с упоением изучал содержимое корзинки. - Но о том, что кому-то удалось излечиться от этого воздействия, не слышал. Люди вроде как жили с подобным ощущением всю жизнь, хотя некоторые потом начинали воспринимать мир вокруг самостоятельным и настоящим. - Значит, мастер Шэнь убежден, что извлечь демонического паразита не удастся… - задумчиво подвел черту рассуждениям А-Юаня Му Цинфан, и Цинцю заставил себя отвлечься от мыслей о том поцелуе, что случился у них с братом в старой лесной хижине. - Ну, если это действительно паразит, то, возможно, он и падет перед искусством мастера Му, - А-Юань с сожалением развел руками. - Но возможно, это разновидность болезни разума… а этот Шэнь не целитель духа, увы. - И изумрудный летающий манго не поможет, - пробормотал Му-шиди. - Предлагаю оставить Шан Цинхуа там, где он находится, - сказал Юэ Цинъюань, невозмутимо подливая чай в опустевшую чашку Шэнь Юаня. - Пока этот глава не видит смысла распылять силы. Проблемы главы Аньдин хоть и волнуют орден, но стоят на втором месте - после Хуаньхуа. - Поверить не могу, что глава Чэн пошел на такое… - пробормотал Му Цинфан, покручивая свою чашку пальцами. - Столь уважаемый заклинатель, который десятилетиями был всем авторитетом и примером… - Там, где я вырос, говорят: в тихом омуте монстры водятся, - хмыкнул А-Юань и утащил из коробки карамельную вишню. - А преступник обычно тот, на кого вообще нельзя подумать сначала. Положив сладость в рот, он с явным удовольствием слизнул с губы карамельную нить, и Цинцю услышал, как совсем рядом затаил дыхание Юэ Цинъюань. - Непонятно только, зачем, - покачал головой Му Цинфан и посмотрел на Цинцю. - Боюсь, шиди, точного ответа у этого шисюна нет, только догадки, - сказал он. - Потому-то вы так и спешите в долину Алой реки, - нахмурился тот, а потом поднялся на ноги. - Тогда этому шиди следует приготовить все, что потребуется для первого этапа трансформации тела Цинцю-шисюна, не говоря уже о списке его брата. Работы предстоит много, как ни приятна этому Цинфану компания шисюнов и господина Шэня, он вынужден вернуться на свой пик. - Цзю-гэ позволит мне отправиться завтра с ним? - тут же обеспокоенно поднял голову А-Юань. Вот же заботливый бельчонок. - Этот лекарь не возражает, - кивнул Му Цинфан, улыбнувшись. - Хотя вряд ли сам процесс может показаться кому-то интересным. Это просто возлежание в большой каменной ванне в крепком настое специально обработанных трав с добавлением эликсиров и вытяжек. - Этот глава пика тоже хотел бы присутствовать, - вдруг подал голос Цинъюань, - но, боюсь, Шэнь-шиди будет возражать. Цинцю чуть не поперхнулся чаем. Юэ Ци что, думает, что он будет лежать в ванне обнаженный и позволит на себя смотреть?! Даже после… после всего! Да у него вообще стыд есть?! - Если глава ордена желает изучить ширмы пика Цяньцао, кто этот скромный шиди такой, чтобы ему в том помешать? Но, если что, на Цинцзин тоже имеется несколько весьма примечательных ширм, глава Юэ может начать с них, причем безотлагательно, - с ядовитым смирением произнес он, а потом улыбнулся сам, когда А-Юань заразительно расхохотался. - В самом деле? - подчеркнуто невинно удивился Ци-гэ, в то время как Му Цинфан безуспешно пытался сделать незаинтересованный вид. - О, этот шисюн будет только признателен, если глава пика Цинцзин познакомит его с образцами, несомненно служащими примером изобразительного искусства или вышивки. Ему бы очень хотелось их осмотреть, со всех сторон. Это на что он такое намекал, а? Цинцю бросил взгляд на чуть зарумянившегося брата. - Не буду мешать стремлению к познанию прекрасного, - все же не удержавшись от улыбки, весело сверкнул глазами Му Цинфан. - Жду Цинцю-шисюна утром. Он коротко поклонился и направился к дверям, а Цинцю повернулся к Юэ Цинъюаню. - Что ж, а мы пока обсудим тягу к созерцанию у главы ордена и его желание присутствовать на совершенно будничном омовении. Тому хватило наглости удивленно поднять брови. - Долг этого шисюна помогать и направлять совершенствование шиди и шимэй, - наставническим тоном заявил он, хотя наверняка знал, что его выдают смеющиеся глаза. - Как можно упустить из внимания столь важный момент? - Бдительность! - поддакнул ему феникс А-Юаня, не отрываясь от корзинки с ягодными подношениями. - Вот-вот, - с самым серьезным видом кивнул Юэ Циньюань. - И это не говоря уже о том, что как партнер сяо Цзю по совершенствованию, этот Юэ Ци просто обязан позаботиться о нем должным образом. У Цинцю в мозгу сама собой вспыхнула картина жарких губ, скользящих по члену. Он на миг сбился с мысли, отвлекся, и потому, наверное, внезапное смущение А-Юаня так бросилось в глаза. - Партнер по совершенствованию? - переспросил он, краснея и отводя взгляд в сторону, и до Цинцю вдруг дошло. - Ревность бессмертным заклинателям не к лицу, мы же не демоны,- напомнил он. В идеале полагалось так, но, правда, мало кто мог достичь такого уровня самоконтроля. А вот румянец на щеках брата стал гуще, и сам А-Юань вдруг быстро облизнул губы. О, так он тоже думал… О! - Всем? - уточнил А-Юань, упорно глядя на корзинку, в которой возился Цинфэн. Цинцю тут же вспомнил алый цветок, что Лю Цингэ не дал даже рассмотреть, участие варвара в поисках А-Юаня, его решимость - и взгляд, с которым он ворвался тогда на Цинцзин. Картина сложилась сама собой. - Спроси у него сам, - с теплотой улыбнулся смущению брата он, а потом усмехнулся, увидев по лицу Ци-гэ, что тот тоже все понял. - К тому же, этот Юэ Ци так и не выразил благодарности за свое спасение, - мягко произнес Цинъюань, и Цинцю словно обняло его силой, снова плеснувшей через край. А-Юань наверняка чувствовал тоже самое, раз даже задержал дыхание. - Сяо Юань отвел его от смерти, исправил связь с духовным мечом и подарил наслаждение двойного совершенствования, о котором этот Юэ Ци вспоминает с не меньшим удовольствием… С каждым словом А-Юань смущался все сильнее, и это выглядело настолько трогательно, что Цинцю засмотрелся сам. - Я… может, не стоит об этом? - пробормотал брат, явно близкий к тому, чтобы вскочить на ноги и сбежать. - Я мог только надеяться, что не наврежу, все-таки книги - это совсем не то, что самому, а с Цзю-гэ…- он на мгновенье запнулся, - мы не дошли до такого. Неужели Ци-гэ стал для А-Юаня первым? И у него не было больше ничего после того поцелуя с Цинцю? Осознание легло на сердце успокоительным бальзамом. - Тогда мне жаль, - промурлыкал Ци-гэ, и его ци, окутавшая всех троих, сделалась почти осязаема, словно вода, - что к концу этот Юэ не смог полноценно… участвовать в процессе. А-Юань вспыхнул, но тут же взял тело под контроль, и его румянец мелькнул, словно солнце меж облаков. Цинцю тут же пихнул Ци-гэ локтем, призывая отступить, но брат и сам справился с неловкой темой. - Так когда мы завтра отправляемся? - спросил он деловито. Цинцю читал однажды о странных нелетающих птицах, живших на самом краю земли, на большом острове, что омывался одним теплым и одним ледяным морем - и по той летописи выходило, что птицы прятали голову в песок, когда видели что-то пугающее. Он представил А-Юаня в подобной позе и едва сдержал улыбку и телесный жар, поняв, что если брат и впрямь спрячет лицо, то вот все остальное у него останется снаружи - что будет более чем удобно для прикосновений. Эта картина неожиданно отвлекла настолько, что Цинцю пришлось приложить усилия, чтобы вернуться к беседе. - …я не знаю, нам же лететь придется? Эта долина ведь очень далеко, да? - До Сицзесянь этот Юэ построит портальную печать, - кивнув, ответил Цинъюань. - Это последний человеческий город в пограничных землях, дальше будут только очень редкие деревни, и они расположены сильно в стороне. До долины Алой мертвой реки останется еще полдня полета. Попробуем найти там место для портального маяка, чтобы этот Юэ мог в любой момент вернуться в орден и обратно. А-Юань слегка нахмурился. - Вы все-таки думаете, что Хуаньхуа попробуют отомстить? - Нет. Это не месть, - качнул головой Цинцю, а потом потянулся за чайником. Если уж и рассказывать брату все подробности этой запутанной истории, то лучше делать это за чашкой хорошего чая. - И я не думаю, я почти в этом уверен. - Вот как? - почему-то глянув сначала на Юэ Цинъюаня, спросил брат, а потом помрачнел, когда Цинцю заговорил сначала о войне с Тяньлан-цзюнем, начавшейся с нападении на сокровищницу ордена Бинси, а потом и о пропавшем мече Баоинь, о подозрениях, которые родились не только у Цанцюн, о Чэн Дэчжэне, постаревшем в один миг, о расследовании, длящемся два года, о брошенных на розыск Шэнь Юаня мастерах, об артефакте Цветочного дворца, что брат увидел в руках ледяного демона, и о собрании орденов, с момента окончания которого не прошло еще и нескольких часов. Он старался не упустить ни одной мелочи, и очень скоро Юэ Цинъюань тоже вступил в разговор, припоминая тот или иной факт, который лишь дополнял общую картину. И чем больше Цинцю рассказывал, тем сильнее убеждался в том, что Чэн Дэчжэн виновен. Не знал только, в чем конкретно - в том, что спровоцировал Небесного демона на войну с миром заклинателей, или в том, что пытался выгадать из нее что-то для себя. - Выходит, Тяньлан-цзюнь может быть невиновен, - задумчиво протянул А-Юань. Его феникс когда-то успел подтащить к нему почти опустошенную корзинку и теперь, бдительно поглядывая по сторонам, сидел на плетеной ручке и то и дело поднимал хохолок, по перьям которого проскакивали слабые искры. - Он был в настоящей ярости, когда я с ним бился, - задумчиво ответил Ци-гэ. Его взгляд был направлен куда-то в пустоту, словно сильнейший заклинатель мира перебирал воспоминания о той смертельной схватке. - И его суждение о смертных и заклинателях… оно граничило с ненавистью. - Но он ведь до сих пор жив? - спросил А-Юань. - Насколько я знаю, Небесные демоны обладают невероятной регенерацией и в состоянии залечить любое ранение. Может быть, стоит поговорить с ним? Мне, например? Цинцю похолодел даже раньше, чем до конца представил себе эту картину. - Нет! - одновременно выдохнули они с Ци-гэ и тут же обменялись беспокойными взглядами. - Это исключено! - Во-первых, место заключения Тяньлан-цзюня расположено на территории Цветочного дворца, и сейчас соваться туда крайне опасно, особенно для тебя, - отрезал Цинцю. - А во-вторых… - Тяньлан-цзюнь опасен даже вживленным в скалу и раздавленный печатями неподвижности! - подхватил Цинъюань. - После стольких лет постоянных мук он вряд ли вообще будет разговаривать, а его кровь, которой там, должно быть, в избытке… сяо Юань должен знать, что даже капля ее может обернуться смертельной угрозой! - Я знаю о кровяных паразитах, - хмуро ответил брат, а его феникс переступил лапами на своей ручке и грозно взъерошил перья. - Испепелить! - заявил он. Цинцю кинул на птицу одобрительный взгляд. Поистине А-Юань подобрал себе отличного духовного спутника, способного хоть немного компенсировать его беспечность! Но смотреть на явно расстроенного брата было больно. - Среди вещей, которые передавал Цзю-гэ Шан Цинхуа, был снежный обсидиан, - вдруг сменил тему А-Юань, и Цинцю поднял голову. - Так и есть, - подтвердил он в ответ на непонимающий взгляд Ци-гэ. - Если Цветочный дворец связан с ледяными демонами, лучше подготовить им хоть один неприятный сюрприз, - А-Юань вытащил из рукава несколько плотно исписанных листов и протянул их Юэ Цинъюаню. На самом первом Цинцю увидел смутно знакомый рисунок. - Прошу разрешения отдать и камень, и эту схему в работу на Чуаньцзао, чтобы они собрали ловушку Тающей Хризантемы, пока мы будем в долине. С некоторым удивлением Цинъюань принял бумаги, а потом бросил взгляд на написанное, и его брови тут же поползли вверх, выдавая изумление. Цинцю наклонился к нему, заглядывая в записи брата, и чуть не выругался от восхищения. Нет, он знал уже, что А-Юань умеет рисовать, но никогда не видел подобную технику. Рисунок был чрезвычайно скупым, скорее даже схематичным - в один цвет, плоскости ловушки были едва намечены акварельным размытием, а в правом верхнем углу шел перечень необходимых ингредиентов, но при этом рисунок выглядел… объемным. Парящим в воздухе, прозрачным - грани были едва намечены тонкими линиями - но Цинцю, даже не собрав в своей жизни ни одного артефакта, смог бы, пожалуй, без особых затруднений создать сначала макет из воды или песка, а потом и подготовить детали. - Хотел бы этот Юэ Ци увидеть тогда альбом, о котором твердил Чэн Дэчжэн, - произнес глава Цанцюн, явно впечатленный - как уличный мальчишка, впервые увидевший не балаганные фокусы, а действие духовной печати высшего порядка. А-Юань застонал и спрятал лицо в ладонях, и при виде этой картины Цинцю чуть не умер от умиления. - Ни за что, - пропыхтел брат. - И вообще, нет никакого альбома, забудьте уже об этом. Юэ Цинъюань удивленно двинул бровями, а потом сдержанно улыбнулся и кивнул. - Что ж, сяо Юаню виднее, - согласился он. - Но теперь мне хотя бы приблизительно понятно, что могло поразить главу Хуаньхуа… - Да я тебя там нарисовал! - едва слышно пробормотал Шэнь Юань, не отлепляя ладоней от лица. - Когда мы… ну… в процессе, то есть! Услышав это, Цинцю аж замер. Он должен был увидеть этот рисунок! - Этому шиди кажется, что уже непозволительно долго отвлекает главу ордена от его дел, - сказал он, спасая брата от новых вопросов, и подался вперед, чтобы с намеком посмотреть в распахнутые медовые глаза. - К тому же, пагода Тяньи тоже намеревалась прислать своего наблюдателя. Или Юэ-шисюн об этом уже забыл? - Сяо Цзю прав, - кашлянув, будто не сразу совладав с голосом, ответил Ци-гэ. Его взгляд снова скользнул к Шэнь Юаню, а потом все же поднялся на ноги. - Этот глава пойдет. А-Юань кивнул, не поднимая головы, Цинцю махнул рукой, выпроваживая друга восвояси, но маленький феникс, до этого внимательно слушавший разговор, вдруг перепрыгнул с корзинки на стол. - Манеры! - грозно выкрикнул он. А-Юань подскочил на месте. Да что там брат, Цинцю и сам невольно распрямил плечи, только в следующий момент вспомнив, что он давно уже не младший ученик, и окрик принадлежит не старшему мастеру церемоний, и бамбуковой палкой ему по спине не прилетит. - Цинфэну не стоит так строго следить за исполнением церемоний, - вдруг ласково попенял фениксу Юэ Цинъюань и ободряюще улыбнулся А-Юаню, только теперь поднявшему на него взгляд. - Мы же одна семья, а среди домашних правила этикета куда мягче. Духовный спутник брата оценивающе наклонил голову, а потом переливчато свистнул и царственно перелетел на стеллаж с чайной посудой. - До завтра, - так же спокойно продолжил глава ордена. - Сяо Цзю, сяо Юань… надеюсь увидеть вас утром на Цяньцао. И ушел. Вот же… глава! Цинцю, признаться, остался приятно впечатлен, а брат вообще только и мог, что изумленно смотреть тому вслед. Но хоть смущаться перестал.