Охота на феникса

Одеяло, легкое и нежное, словно облако, окутывало Шэнь Цинцю уютным теплом. Как-то само собой получалось, что во сне он затаскивал один угол на подушку, а вторым укрывался, сворачивая вокруг себя подобие кокона, чтобы все время чувствовать ласкающую гладкость паучьего шелка.  Одеяло он отобрал у Юэ Ци, едва узнав, кому оно принадлежало раньше, а потом полночи лежал и гладил застывшие волны белоснежного чехла, дыша и не в силах надышаться запахом жасмина и полыни, которым пропиталась тонкая, но очень прочная ткань. Стоило закрыть глаза - и было легко представить, что на глазах вновь плотная повязка, а А-Юань опять сидит за столом и пишет что-то, едва слышно рассуждая сам с собой.  Слабый, едва ощутимый аромат медового сандала, принадлежащий Ци-гэ, вплетался в чуть горчащую, но от того освежающую, а не приторную сладость жасмина дразнящей нотой. Маячил где-то там, на самой грани улучшенного совершенствованием восприятия, вновь и вновь напоминая, что А-Юань укрыл этим одеялом Ци-гэ, распаленного, взмокшего и расслабленного после сочетания тел. А может, это Цинцю лишь казалось… Одеяло было родом из сокровищниц, не иначе, уж слишком искусной была стежка, да и внутри, похоже, тоже находился паучий шелк, но не комками необработанной нити, а в ажурном плетении десятков слоев, уложенных друг на друга, что создавало и пышность, и невесомость, и какое-то нереально уютное тепло. Сколько труда и времени стоило создать одно такое одеяло, Цинцю даже не представлял, а Юань просто оставил его Ци-гэ, как ничего не значащую вещь. Неразумный бельчонок. Сначала Цинцю сменил подушки, думая, что затаскивает одеяло себе под щеку из-за его мягкости. Потом плюнул на деньги - и на то, что подумает Шан Цинхуа - и заказал себе постельное белье из шелка призрачных паутинников. Похожее качество, да не то, и в сравнении это становилось особенно заметно. Потом стало понятно, что прежний матрас слишком грубо вписывается в созвучие ощущений, и матрас пришлось менять тоже.  А-Юань точно будет смеяться, когда узнает.    Думая о том, как будет это все рассказывать брату, Цинцю всегда начинал улыбаться. Перед самым рассветом он сквозь сон вновь услышал шум дождя из сада и позволил себе полежать в постели еще немного. Му-шиди, конечно, обещался прийти еще до завтрака, но вряд ли глава Цяньцао отправится на Цинцзин с утра пораньше, тем более, что основную проверку он уже провел вечером, сразу после того, как принес собственноручно приготовленный эликсир журавлиной пляски и проследил за его употреблением.  - Все ингредиенты проверены, - сказал он, передавая Цинцю из рук в руки большой флакон из темного стекла. - Шисюн может не беспокоиться на этот счет. Шэнь Цинцю и не собирался. Компоненты для "журавлиной пляски" относились к широко распространенным и общедоступным, а сам эликсир Цинцю впервые применил еще будучи старшим учеником, потому что именно “журавлиная пляска” завершала каждый этап трансформации тела духовного совершенствующегося. Именно этот эликсир проявлял готовность тела к дальнейшей трансформации, в прошлый раз вынеся приговор его желанию стать полноценным бойцом. Конечно, ни с Лю Цингэ, ни с Юэ Цинъюанем Цинцю сравняться не смог бы в любом случае. У духовных совершенствующихся преобразование тела шло не так, как у физических: целью первых было развитие скорости, предчувствие и возможности уклонения от атаки, а на высоких уровнях и вовсе подобие бестелесности, когда нанесенный удар соскальзывал в пустоту. Вторые же постепенно закаляли плоть, которая постепенно становилась подобной камню или металлу, что давало неуязвимость в бою.  Цинцю еще раз потерся щекой об одеяло, а потом все же поднялся с постели. Запахнувшись в домашние платья, он вышел на сырую веранду и смотрел, как дождевые капли бьют по бамбуковым листьям, а те вздрагивают, прогибаются, и вода стекает с острых кончиков, чтобы упасть на уровень ниже - и снова попасть на листья, а потом еще и еще… Шорох листвы, стук капель по камням, шелест воды, впитывающейся в песок, звуки шагов Му Цинфана, только подходившего к бамбуковому дому - все вдруг словно раздвинулось в стороны, обретая больший объем и одновременно словно замедляясь, погружая Цинцю в какое-то особенное медитативное состояние.  - Этот шиди надеется, что не сильно помешал шисюну любоваться садом, - окликнул его Му-шиди, держа над собой большой зонт.  Совершенно не расстроившись вторжением, Шэнь Цинцю чуть наклонил голову. - Друг из далекого края пришел, разве это не радость? - сказал он, неожиданно осознав, что в приветственной формуле куда больше правды, чем, собственно, вежливости.  Му Цинфан тихо рассмеялся и, встряхнув зонт, чтобы избавить его от воды, поднялся на ступени веранды.  - Шэнь-шисюн, должно быть, желает смутить этого бедного лекаря, - улыбаясь, проговорил он. - Из возможных подарков, положенных привозить из дальних краев, в цянькуне у этого шиди лишь сушеные листья колючей синеглавки, из которой делают настой для примочек лошадям Аньдин. А она уж точно никак не отвечает утонченному вкусу главы Цинцзин. Юмор Му Цинфана оказался сродни его деликатности. Иногда Цинцю даже удивлялся, почему глава лекарей не демонстрировал его раньше - хотя бы на тех же собраниях глав пиков.  - Шиди безусловно прав, - ответил Цинцю с серьезным выражением лица, - этот шисюн определенно не лошадь. Вновь засмеявшись, Му-шиди склонил голову, признавая проигрыш в словесном поединке, и пристроил свой зонт к перилам, чтобы освободить руки. - Позволит ли шисюн вновь оценить состояние его тела? - спросил он. - Конечно, - Цинцю сделал шаг в сторону, приглашая гостя в дом. - И даже пригласит выпить чаю. В такую погоду, думаю, шиди стоит попробовать "Красную сливу с ручья девяти излучин". - Целиком полагаюсь на вкус главы Цинцзин, - согласился Му Цинфан, проходя в комнату. Они расположились в кабинете. Вид на утопающий в дожде сад был с этой стороны дома еще лучше, да и разговаривать здесь о делах было куда удобнее.  - Мы не ошиблись, - удовлетворенно кивнул Му Цинфан после того, как долго и внимательно вслушивался к течению ци в венах Цинцю, а потом отпустил его руку, аккуратно сняв пальцы с запястья. - “Журавлиная пляска” сделала ауру шисюна куда более плотной. Этот шиди уверен, что и полноценная трансформация тела теперь окажется Шэнь-шисюну по силам. - Это потребует много времени, - вздохнул Цинцю. Помощь брату могла понадобиться в любой момент, и кто мог сказать наперед, когда именно.  Он отошел к стеллажу, нашел нужный чай и отмерил нужное количество в простой глиняный чайничек. Он и раньше любил “Красную сливу девяти излучин” за ее медовую сладость и легкую сливовую кислинку, а теперь даже отсылка к прежнему имени стала восприниматься еще одним напоминанием о “Сяо Цзю” Шэнь Юаня и… и Юэ Ци. Стоило плеснуть внутрь чуть остывшего кипятку, как по комнате поплыл нежный сладковатый аромат, согревающий душу. - Вряд ли найдется тот, кто посмел бы упрекнуть Шэнь-шисюна в недостатке упорства, - заметил Му Цинфан, благодарно принимая чашку с чаем. - Даже внимания этого лекаря он умудрялся избегать годами. - Му-шиди следовало подумать над тем, чтобы подсластить свои пилюли, - ответил Цинцю, бросив на того короткий взгляд. Му Цинфан, однако, на шутку отвечать не стал. - Несомненно, шисюн знает, что преобразование тела - это путь, сопряженный со многими трудностями, - сказал он, обеспокоенно поджимая губы. - И как бы ни хотел этот мастер помочь своему брату по ордену, большую часть дороги ему придется пройти самому, - вздохнув, он вытащил из рукава крошечный флакон из серебристого опала и поставил его на чайный стол. Неужели нектар ясности сердца? Но почему так рано?  - Очищение тела завершено, но куда сложнее пройти очищение духа, - продолжал тем временем Му Цинфан, почти не скрывая сочувствия во взгляде. - Если не взять под контроль всех сердечных демонов, можно разрушить фундамент, который закладывался годами. Желающий летать должен сбросить цепи. - Это то, что я думаю? - уточнил Цинцю, уже не сомневаясь в ответе. Му Цинфан кивнул. Чтобы лекарь, так внимательно следящий за каждым этапом трансформации, предлагал пропустить закрепление первого этапа - то, на что Цинцю только готовился его уговорить, могло означать только одно… - Что произошло? - спросил он, глядя Му-шиди в глаза. - Кое-кто проявил неожиданное беспокойство за здоровье шисюна, - негромко ответил тот. - Странное и необъяснимое, если не знать о тех ингредиентах, что приносил этому мастеру Шэнь-шисюн. Накануне должен был вернуться один из торговых караванов Аньдин.  Цяньцао наверняка заказывал поставку.  Шан Цинхуа. - Он пришел лично? - пригубил полупустую чашку Цинцю. - Вчера вечером? - Это и вызвало первые подозрения, - вновь обозначил кивок Му Цинфан. - А когда прозвучал вопрос, этот мастер перестал сомневаться.  - Понятно. Что именно заставило Шан Цинхуа прийти на Цяньцао? Что конкретно он хотел узнать? - К сожалению, отклонения ци у Шэнь-шисюна происходят с удручающей регулярностью, - не отводя от него взгляда, проговорил Му-шиди. - Этот лекарь полагает, что причина в неизвестном повреждении духовных вен, которое оказало влияние даже на формирование золотого ядра. В самом деле. Откуда бы взяться иному. - Как принимать нектар ясности? - придвинув к себе флакон, спросил Цинцю.   - Один глоток перед медитацией, - с готовностью ответил Му Цинфан. - Влияние сердечных демонов будет ощущаться тяжестью и притяжением мыслей, даже болезненностью - может быть, нестерпимой болью. Если же дух чист, нектар даст ощущение сродни тщательнейшему омовению.  Раньше о том, чтобы отмыть уличную крысу хотя бы до хорька, не зашло бы и речи, но с появлением А-Юаня в жизни Цинцю уже случились куда более весомые чудеса. - Что, если этот шисюн уже знает, что его гнетет? - спросил он, погладив пальцами незатейливую резьбу на серебристом опале.  А-Юань в руках неизвестного “наставника”, испуганные зеленые глаза, вышивка на вороте платья, брызнувшая яркими побегами… Цинцю не требовался настой ясности, чтобы понять, что будет тяжелее всего и какое воспоминание обернется болью.  - Тогда разрешить это стоит до того, как шисюн сделает первый глоток настоя, - подался вперед Му Цинфан. - Если этот шиди может помочь, хотя бы выслушать и тем самым облегч… - У этого Шэня есть брат, - обрывая его на полуслове, выдохнул Цинцю, не поднимая головы. Ответом ему стал короткий выдох Му Цинфана. - Брат, похожий так, как могут походить друг на друга две капли воды, и потерянный еще в детстве. Этот Шэнь обрел его ненадолго и вновь потерял, оказавшись не в силах вырвать из чужих рук. Горло перехватило. Он замолчал, и какое-то время комнату наполнял только шорох дождя и стук капель по крыше. - Шисюн должен знать, что этот шиди посчитает своим долгом оказать любую помощь, какая только возможна, - прошептал Му Цинфан и повторил, словно Цинцю не услышал в первый раз. - Любую. Шэнь Цинцю бездумно повернул флакон и кивнул. - Что ж, теперь этот шиди понимает, почему шисюн так спешит с трансформацией тела, - признал Му Цинфан и вздохнул. - Но если Шэнь-шисюн желает ускорить свое продвижение по пути очищения, ему тем более стоит употребить настой ясности. Он может выявить то, о чем шисюн даже пока не предполагает.  - Тот, кто желает сдвинуть гору, должен начать с уборки мелких камешков? - посмотрел на него Цинцю, и тот согласно склонил голову. - Если шисюн в своей медитации постарается не сосредотачиваться на главном, хотя стремление к тому будет пугающе четким, он сможет определить тех сердечных демонов, которых возможно изгнать непосредственным действием. И когда шисюн будет готов к следующему шагу, он сделает еще один глоток - и путь к желаемой чистоте духа станет немного легче. - Этот шисюн воспользуется советом шиди, - благодарно кивнул Цинцю и, допив остывший чай, наполнил чашки еще раз.  Провожая главу лекарей, Цинцю накрыл его зонт такой же печатью отталкивания воды, что лежала на его собственном. Му Цинфан перехватил нить ци, питающую печать, с ловкостью человека, привыкшего манипулировать сразу несколькими потоками во время особо сложных лекарских процедур, и, благодарно поклонившись, неспешно отправился по дорожке, ведущей к радужному мосту. Цинцю же остался стоять на веранде, глядя на затихающий дождь.   Одного своего сердечного демона он знал в лицо, с этого, наверное, и стоило начать, но…  Он вздохнул, а потом пошел переодеваться. Непогода или нет - тренировку никто не отменял, и хорошо еще, что глава ордена не примчался выяснять, почему Цинцю задерживается.  Вот только по приходу на Цюндин выяснилось, что Юэ Цинъюань совсем позабыл о времени, раскладывая на полу одной из своих личных комнат какие-то листы бумаги. А потом и сам Цинцю выбросил тренировку из головы, когда вгляделся повнимательнее в их содержимое. Это была карта, но не та, привычная, с линиями рек и рисунками гор, что соседствовали с прямоугольными табличками, в которых писались названия. Здесь же почти все пространство занимали надписи: списки растений, пометки о глинистой почве и каменистых насыпях, указания о встретившихся стаях хамелеоноволков, о гнездах гигантских кобр, о зарослях липнущих лиан, в которых обитали плюющиеся кислотой пауки-ревуны. И через каждый лист проходили линии, которые, судя по всему, и обозначали берега реки, давшей название Алой мертвой долине. Цинцю сел на пол рядом сразу же, ему даже не понадобилось спрашивать, откуда взялась эта огромная карта, которую нужно было еще составить из отдельных кусков: увидеть такое можно было только с воздуха, а значит, это Учэн закончил осмотр долины своими духовными орлами. Лично он принес главе Цанцюн эту карту или прислал почтой, не имело значения: духовные печати Чжаохуа, поблескивающие на каждом листе, подделать было невозможно. И за такую карту можно было простить любое промедление - ее стоило ждать! - Это здесь, - прошептал он, еще не в силах сформулировать, почему так решил, но чем дальше, тем больше понимая правоту собственной догадки. Где-то на краю разума смутно вырисовывалась картина, которой чего-то не хватало, чтобы оформиться воедино, но Цинцю уже не сомневался. - Чэн Дэчжэн прячет это здесь. - Учэн считает иначе, - встретился с ним взглядом Цинъюань. - Он написал, что местность настолько трудно проходима, что… Цинцю молча прижал веер к изображению горного склона на правом берегу Алой реки. - Думаешь, там пещеры?  Рядом с рабочим столом Юэ Цинъюань всегда держал ленты - разных цветов, для маркировки свитков, документов и просто как закладки для книг. Цинцю в одно мгновение подхватил их ци, дернул, рассекая в воздухе на десятки маленьких обрезков, а потом притянул к себе цветное облако и тут же начал раскладывать на лежавшую сбоку карту - ту, первую, что Ци-гэ, видимо, пытался поначалу совместить с новой, но потом отбросил эту мысль. - Смотри, - шелковые обрезки ложились сначала порознь, а потом все ближе и ближе к друг другу. - Зеленые - растения, красные - животные, черные - местность… На левом берегу и по краям карты отметок, обозначающих опасность, было куда меньше, но справа они уже начинали накладываться друг на друга, больше, больше, даже хищные твари, которые ревностно охраняли свою территорию от кого-то другого, держались здесь рядом, будто привязанные. - И когда-то здесь был вулкан, - свернув последний обрывок алой ленты в подобие цветка, Цинцю поставил его на вершину шелковой горки. - Понимаешь, что это значит? Лавовые потоки часто образовывали проходы внутри монолитных скал, об этом Цинцю знал точно. А если не лава, так дождевая вода могла промыть ходы в остывших и выветрившихся за долгие века породы. - Пройти поверху, - медленно проговорил Юэ Цинъюань, поднимая на него взгляд, - найти пещеру, сделать привязку для портальной печати, обустроить тайник, а потом замаскировать его, превратив местность вокруг в непроходимую? Нет, после того, как Ци-гэ перестал изображать из себя идиота, его ум иногда заставлял Цинцю чуть ли не покрываться мурашками от удовольствия. - Нам понадобится таран, который сможет вскрыть эту защиту, - подытожил тот, верно расценив молчание Цинцю. - Достаточно будет, если вы с Лю Цингэ отвлечете на себя тварей, - напомнил Цинцю, глядя в темные, где-то там, в глубине, переливающиеся силой, словно подводные течения неодолимой мощью, глаза друга.  - Дуань Цинцзе? - предложил тот. - Нет, для нее риск слишком большой. - Тогда артефакты Сюй-шимэй, - добавил Цинъюань.  - И эликсиры Цзуйсянь, - точно так же продолжил Цинцю. - Не говоря уже о противоядиях и лекарствах Цяньцао. Моего брата рядом не будет, чтобы спасать кого-то из вас двоих. - Согласен, - взгляд у Ци-гэ на миг скользнул в сторону. - Лишнее внимание нам ни к чему. - Ни там, ни здесь, - внес больше конкретики Цинцю. Юэ Цинъюань вновь кивнул. - С такой подготовкой мы не сможем избежать всех вопросов, которые точно возникнут, - задумчиво пробормотал он и опять посмотрел на Цинцю. - Скоро очередное собрание глав… Что если Лю-шиди отправится на охоту за редким монстром? После жабровой змеи холодного потока это не вызовет подозрений.  Цинцю покрутил эту идею в голове. - Подозрение вызовет отсутствие главы ордена, - напомнил он. - Этого главу Цинцзин никто не хватится, а вот тебя… - Думаешь, мы можем застрять в долине надолго? Цинцю только мотнул головой, указывая на разложенные вокруг бумаги, на карту с шелковыми обрывками. - Сам-то как думаешь? Орлы Учэна могли и половины не заметить, скрытые духовные печати, двойные ловушки - наподобие той, в которую ты вляпался, сигнальные талисманы… Мне продолжать?  - Медитация в пещерах Линси? - предложил Юэ Цинъюань. Цинцю пнул его в лодыжку, не вставая с места. - Где тебя, если что, будут искать? Тот же Шан Цинхуа, ты поручишься, что он не предал орден? - желчно осведомился он. Юэ Цинъюань тихо выругался, и Цинцю постарался не усмехнуться, опознав пару уличных оборотов.  - Один ты туда не пойдешь, - категорично сообщил ему Цинъюань. И это глава пика дипломатии! - И даже с Лю-шиди - нет. Цинцю посмотрел на него, даже и не думая скрывать своего отношения к сказанному. А Юэ Цинъюань вдруг усмехнулся, словно это Цинцю допустил ошибку. - Полагаю, - своим лучшим тоном главы великого ордена, сообщил он, - этот меч Сюаньсу теперь может позволить себе находиться в двух местах одновременно. Цинцю мысленно отвесил себе подзатыльник.  - Будешь прыгать, как кузнечик, туда-сюда? - спросил он, а потом все же ответил на счастливую улыбку друга своей улыбкой. - Ладно, кто я такой, чтобы напоминать сильнейшему заклинателю мира о неразумности напрасного расходования сил… - В самом деле, - неожиданно тихо выдохнул тот и подался к нему ближе. - Я бы тоже хотел прояснить, кем сяо Цзю считает себя для этого Юэ Ци. Воздух вокруг вдруг словно загустел, а время замедлило ход. Цинцю слышал, как легкий сквозняк трогает разложенные листы на полу и касается шелковых свитков на стенах, слышал, как бьется сердце Юэ Цинъюаня и как воздух слетает с приоткрытых губ, отмечая глубокий вдох, слышал шелест тканей, шорох листвы за окном и даже сорочий крик в саду Цюндин - а вот следующей фразы Ци-гэ не разобрал.   - Повтори, - собственный голос показался хриплым, неправильным, но Цинъюань, похоже, этого даже не заметил, накрыв своей ладонью пальцы Цинцю - согревая не только его тело, но и сердце. - Что ты сказал? - Сяо Цзю всегда был для меня самым главным человеком, - прошептал тот, поднося пойманную ладонь к губам, и кожу словно обожгло. - Этот Юэ жаден; он не мог отвести взгляда, даже когда не надеялся на прощение.  - Потому что дурак, - не смог не напомнить Цинцю, даже не пытаясь высвободить руку. - Да, - а теплые губы нежно трогали самые кончики пальцев, и от этих легких касаний, невесомых, словно прикосновения бабочек, у Цинцю в голове путались мысли, а он даже не мог разозлиться на это. - Пожалуйста, сяо Цзю… Этот глупец хочет, чтобы ты знал, кто ты для меня… Позволь мне за тобой ухаживать. - А до этого ты что делал? - прикусить язык он не успел, а потом стало уже поздно.  Юэ Цинъюань мгновенно вскинул взгляд, блеснувший осознанием, что Цинцю уже давно разрешил - да что там, уже все принял для себя, не запрещая, не отдергивая… Все эти мелочи, сладости, новые чайные чашки… - Думал, я не замечу? - проговорил Цинцю. - Наивный. - Ты бы не разрешил, - выдохнул тот. - А я просто не мог… Это выше меня, хоть иногда… хотя бы знать, что ты коснулся чего-то, что до этого держали мои руки. Цинцю тяжело сглотнул, не в силах произнести ни слова. - Иногда мне везло, и ты позволял видеть, что пользуешься подаренными мной вещами, - хрипло продолжил Юэ Цинъюань. - Но даже когда ты при мне разбил тот сервиз, осколков не нашлось в мусоре. Шэнь Цинцю на мгновение закрыл глаза. Он тоже помнил этот случай: Юэ Цинъюань явился тогда сразу после очередного неудачного собрания глав, когда все чуть не переругались друг с другом, и Ци Цинци снова попрекала его визитами в ивовые дома, а сам Цинцю едва стоял на ногах от резкой жгучей боли в духовных венах, потому что он провел ночь в Красном павильоне, пытаясь сохранить жизнь истерзанной кнутом Ли Цзюйхуа. Тогда он находился на грани отклонения ци, а чайник и чашки из алой яшмы были ярким пятном, на котором можно было сконцентрироваться, и он с размаху бросал чашки в пол, отвлекая себя шумом и новыми брызгами красного. Юэ Цинъюань ушел, а Цинцю собрал осколки и целый месяц склеивал их между собой - чтобы потом навсегда убрать в цянькунь, где хранились такие же невезучие подарки Ци-гэ. - Я люблю тебя, - прошептал Цинъюань, и Цинцю чуть не обожгло прямотой и смелостью этих слов. Сам он, наверное, не смог бы произнести это вслух, да еще и вот так, прямо в глаза, но из них двоих именно Юэ Ци всегда отличался опрометчивостью и безрассудством. А Шэнь Цзю… Шэнь Цзю не говорил, а делал.  Он и сейчас обхватил Ци-гэ за шею, подтаскивая к себе еще ближе, и прижался к его губам поцелуем, падая во всколыхнувшееся в сердце чувство, как в бездонный омут. Голова пошла кругом: от того, с какой готовностью ответил Ци-гэ, от вкуса мягких губ, жадности рта и бесстыдства языка, от крепких объятий, рук, скользнувших под броню верхнего формального пао, и от ци, соприкоснувшейся с его собственной. Две волны столкнулись, заставив замереть на мгновенье, а потом смешались в единый поток, устремившийся в нижний даньтянь. Наверное, Цинцю застонал. Или выругался, хватаясь за плечи Ци-гэ, прижимаясь к нему вплотную - и не задумываясь над тем, когда успел оказаться верхом на его коленях. Поток ци превращал любое, даже невинное касание в удовольствие, а мелькнувшие в голове картины того, что с Ци-гэ делал А-Юань, горячили кровь еще сильнее, закручивая поток в ослепительную волну.  Ци-гэ словно знал это, знал - не давая ци разогнаться, превращая ее течение в особую ласку, которая отзывалась в Цинцю дрожью. Он плавился, словно смола на солнце, дышал медовым ароматом, все больше пьянея, целовал - и почти умирал от жажды, желая большего. Он почти не замечал, как отвечал он сам: как гладил Ци-гэ своей ци, как прижимался, распахивая платья, как стонал, прикусывая ему шею. Все каноны двойного совершенствования были забыты, и Цинцю первым указал бы на эту вопиющую необразованность, но сейчас ему было плевать.  Каждое прикосновение к Ци-гэ отзывалось в сознании вспышкой, пламя разрасталось, превращаясь в слепящее солнце, и Цинцю уже не пытался направлять тот поток невероятной мощи, что тек через его вены прямо в золотое ядро. Он даже сказать ничего не мог - да и не хотел, Ци-гэ опьяненно шептал что-то, его губы скользили по ключице Цинцю, упавшие с плеч платья мешали рукам, не давая полной свободы, а потом Ци-гэ вдруг приподнял его и прижался поцелуем прямо напротив сердечного даньтяня. Кожу точно обожгло, золотое ядро, уплотняясь, вспыхнуло, Цинцю вскрикнул - и вал ци наконец опрокинул его, смял и утянул на глубину, туда, где билось могучее сердце Меча Сюаньсу. Нет, Цинцю никогда не сможет отплатить А-Юаню за все то, что брат для него сделал… никогда. Но будет очень стараться! - Прости, сяо Цзю, - сквозь шум в ушах и растекающуюся по телу истому пробился к нему шепот Юэ Цинъюаня, - я просто не смог удержаться. Ты такой… - Глупый, - пробормотал Цинцю, не освобождая, впрочем, пальцев, вплетенных в волосы друга. И когда только успел, спрашивается? - Заниматься таким на полу в кабинете… ммм… что стоило дойти до более удобного места? Глава Великого ордена засмеялся и снова коснулся губами шеи Цинцю. - Сяо Цзю, по своему обыкновению, бесподобно рассудителен. - Льстец, - припечатал Цинцю и, глубоко вдохнув, все же открыл глаза и посмотрел на творящийся вокруг беспорядок. Бумаги разлетелись по всему кабинету, а обрывки шелковых лент разноцветными пятнами венчали картину безоглядного потворства желаниям. - Карту Учэна придется собирать заново. Юэ Цинъюань промычал что-то одобрительное, но вышло невнятно: он успел уткнуться Цинцю в шею, и теперь его ресницы щекотали кожу. Цинцю вздохнул и прижался подбородком к макушке, носом едва ли не в покосившуюся гуань у Юэ Цинъюаня на голове. Было так спокойно, как давно не было - подобного умиротворения не удавалось достичь ни в одной из медитаций. Волосы у Ци-гэ пахли все тем же медовым сандалом, а от его объятий и признания успокоилось что-то так глубоко внутри, что Цинцю даже и не осознавал, что оно было уязвлено. - Вызови Лю Цингэ, пока я снова сложу карту, - сказал он и все же отодвинул Цинъюаня от себя. - Надо с ним все обговорить, а то еще ляпнет чего-нибудь, не подумав… - Ты зря о нем так думаешь, - вздохнул Цинъюань, но из объятий Цинцю выпустил и даже начал приводить себя в порядок. - Лю-шиди прямолинеен, но далеко не глуп. - Только успешно свой ум скрывает, - проворчал Цинцю, пытаясь прикинуть возможность того, что “дикарь с Байчжаня” было такой же маской, как “рассеянный ученый” у Му Цинфана, да и “высокомерный аристократ” у него самого.  Пока Юэ Цинъюань отправлял на Байчжань ученика с сообщением для главы пика, Цинцю заново сложил на полу карту, уже не торопясь изучая все сделанные Учэном записи. По-хорошему, стоило бы затребовать на Аньдин ткань из нитей восковых шелкопрядов, тушь на которой не расплывалась, и перенести на нее все разом - но определенное удобство в том, чтобы брать сразу нужный фрагмент местности, а не искать место, где бы можно было развернуть всю карту, Цинцю все же находил. Да и Лю Цингэ, заявившийся на Цюндин с таким выражением лица, словно его вызвали на войну, бросив взгляд на собранную из частей карту, кивнул с каким-то особенным удовлетворением - будто совсем не ожидал, что может увидеть здесь такое, и был приятно этому удивлен. Неужели “варварство” и впрямь было маской? - …и этот шисюн хотел бы, чтобы Лю-шиди присоединился к нашим поискам, - умудрившись сказать много и в то же время практически ничего, заканчивал как раз Юэ Цинъюань, когда Лю Цингэ аккуратно прошел между разложенных бумаг и встал почти по центру карты, что-то на ней выглядывая. Рисунки, что ли? Не записи же читал с такой скоростью?  - Монахи Чжаохуа всегда слишком полагаются на своих орлов, - проговорил вдруг Лю Цингэ, не поднимая головы. - Это их слабое место. Откуда он… Цинцю изумленно посмотрел на главу ордена, а тому хватило наглости понимающе усмехнуться. - Правый берег, значит, - таким же спокойным тоном сообщил варвар. - Хамелеоноволки, гигантские кобры, каменные саламандры, без них в таком месте точно не обойдется… прыгающие пауки, поющие лианы, орхидеи четырех желаний, а может, и львиноголовые лилии еще… и вот эти насыпи, скорее всего, призрачные. Призрачные насыпи? Это еще что такое? - Почему Лю-шиди так решил? - стараясь не показывать интереса, спросил Цинцю и, развернув перед собой веер, вновь бросил на Юэ Цинъюаня взгляд, на этот раз предупреждающий.  Лю Цингэ дернул плечами. - Хамелеоноволки, - сказал он и, вытащив из ножен Чэнлуань, указал им на одно из отмеченных Учэном мест. - Эти твари обходят свою территорию одним и тем же маршрутом, выбирая открытые пространства, а здесь… - острый кончик лезвия скользнул по бумажным листам, очерчивая изогнутую линию, - тропа идет по лесу. Значит, каменная россыпь - иллюзия. Ловушка, чтобы приманить жертву. Вот как? Цинцю посмотрел на карту другими глазами. - Скорее всего, там либо топь с хрустальными мотыльками, - хмуро продолжил Лю Цингэ, - либо скалы с черноперым мхом. Цинцю чуть не передернуло. Черноперый мох был кровососущей дрянью, поглощающей почти любой вид ци и совершенно не боящийся огня. - Этот шисюн хотел бы узнать мнение Лю-шиди, - Цинъюань подошел ближе. - Сколько времени понадобится, чтобы пройти и хорошо обыскать примерно вот эту область? Лю Цингэ окинул карту еще одним оценивающим взглядом, пожал плечами.  - Не меньше половины месяца, - прикинул он. - И то только в том случае, если меня никто не будет тормозить. Если пойдет еще кто-то, нужно брать срок вдвое-втрое больше. Обязательно кто-то вляпается, потребуется или лечить на месте, или возвращаться на Цяньцао. Нужно смотреть. Это звучало очень здраво и взвешенно, Цинцю почти поверил - пока не взглянул Лю Цингэ в лицо. Глаза у главы Байчжаня горели, словно у кошки: он весь уже был там, в долине, едва не дрожал от нетерпения отправиться туда как можно скорее и испытать на себе все это, будто предвкушал невиданное лакомство. - Эти шисюны тоже будут участвовать, - произнес Юэ Цинъюань. - Этот глава Цюндин уже побывал в этой долине, и Лю-шиди должен знать, что там встречаются двойные ловушки. Глава Байчжань чуть прищурился. - Демоны или Хуаньхуа? - спросил он, и Цинцю чуть не застонал. Ну кто спрашивает такие вещи прямо в лоб?! Но вопрос был резонным. - Возможно, и те, и те, - признал Цинцю, и Лю Цингэ, взглянув на него, коротко кивнул, принимая к сведению. - Все необычное, выбивающееся из привычного порядка вещей или странное, пусть даже кажущееся мелочью, этот Шэнь должен увидеть неповрежденным. Лю Цингэ нахмурился сильнее. - Доказательства сговора? - Цинцю кивнул. - А Юэ-шисюн будет с нами постоянно? - спросил Лю Цингэ почти с надеждой. - Этот глава постарается, - ответил Юэ Цинъюань. - Лю-шиди должен держать в тайне все, что услышал в этом кабинете. Для всех остальных он отправляется на охоту. - На кого? - так же хмуро уточнил тот и со звоном вогнал Чэнлуань в ножны. - Скучно, но необходимо: монастырь Чаньчжоу снова просит помощи, - Юэ Цинъюань развел руками, и Лю Цингэ едва заметно поморщился, словно и впрямь собирался отправиться туда. - Обережные фонари над дорогой паломников все еще достаточно сильны, но леса вокруг известны своими блуждающими трещинами прямо в царство демонов, так что выйти на свет фонарей там и впрямь может что угодно. - Но по характеру ран можно предположить хотя бы несколько видов? - словно между делом уточнил Лю Цингэ, и Цинцю усмехнулся. - Если шиди захочет, он даже может принести в орден убитую тварь - и не одну, - сказал он. - Послание из Чаньчжоу придет, как обычно, на Аньдин, с другой почтой? Сами устроите или этому шиди?.. - Лю Цингэ не договорил, а Цинцю поймал себя на очередном открытии.  А ведь и правда, что мешает главе Байчжань время от времени организовывать себе интересные охоты, просто отправляя нужные письма на четвертый пик? - Лю-шиди… - с легкой укоризной посмотрел на того Юэ Цинъюань, на что тот только неопределенно дернул плечом.  Нет, ну надо же! Сначала Му Цинфан, теперь вот Лю Цингэ - впору было начать ждать каких-нибудь особенных талантов и от Ци Цинци, не говоря уже об остальных… Но это радовало: наличие ума всегда лучше, чем простота - особенно среди глав пиков. - Этот шисюн склонен воспользоваться предложением шиди, - проговорил Цинцю, все еще пытаясь уложить в голове прямолинейность дикаря и его же хитрость. - Сделаю, - кивнул тот. - Как можно быстрее, да? - Верно, - настала очередь соглашаться главе Цюндин. - Гигантские кобры не переносят запаха мохнаторылого колокольчика, - сказал Лю Цингэ, вновь посмотрев на разложенную вокруг карту. - Вроде бы, на Цяньцао такие выращивают… и еще. В пещерах Кусин есть гонг вечной тишины, штука не очень приятная, но если Юэ-шисюн хочет пройти по долине, не потревожив шумом возможного сторожевого… У Гао Цингао есть такой артефакт?! Откуда Лю Цингэ… ну конечно! Ему же чуть ли не единственному из глав пиков было дано позволение приходить в подземелья аскетов в любое время! - Этот шисюн найдет нужный предлог, - глянув на Цинцю, поспешно подтвердил Юэ Цинъюань. - Он немедленно отправится на пик Кусин.  И в данном случае “немедленно” означало прямо сейчас: Юэ Цинъюань кивнул им и скрылся за дверями. Что ж, тем лучше.  Цинцю посмотрел вслед главе ордена, а потом покосился на Лю Цингэ, который явно раздумывал, уйти ему или остаться.  - Может этот мастер спросить, есть ли какие-то известия о Шэнь Юане? - едва перехватив его взгляд, тут же спросил варвар. - Этот Лю несколько раз возвращался в Гуйшу, но следов в лесу нет, а в городе твоего брата давно не видели. Плечи Шэнь Цинцю словно придавило каменной плитой, но первый порыв - спросить: “Тебе-то зачем?”- удалось сдержать. - Юэ Цинъюань встретил его в окрестностях Лиюйчуаня, - глубоко вздохнув, ответил он. - Но лучше промолчи, если тебе не терпится узнать, почему А-Юань не вернулся вместе с главой Цанцюн. - Снова не удалось? - помрачнев, ответил тот и отвернулся, сжав губы.  Цинцю не ответил, вместо этого глядя через раздвинутые двери на горные пики Цанцюн, на которые пенной морской волной накатывали с востока плотные облака, обещая дождь ночью. Лю Цингэ шумно выдохнул рядом. - Этот Цингэ его отыщет, - сказал он. - А когда это произойдет… - он замялся на мгновение, будто не мог подобрать нужного слова, и это так было не похоже на вечно самоуверенного главу Байчжань, что Цинцю даже удивился про себя.  И вспомнил тот алый цветок, который Лю Цингэ сначала просил их проверить, а потом унес с собой в цянькуне. Подозрение родилось в голове само по себе, и от одной мысли, что разрешения на ухаживание за А-Юанем будут спрашивать у Шэнь Цинцю, на сердце стало одновременно и сладко, и больно. Цинцю прикрыл глаза и снова пообещал себе искать столько, сколько понадобится времени… Даже если для того, чтобы набрать необходимое количество сил, придется вознестись. - О чем-то другом говорить рано, - перебил Цинцю, и Лю Цингэ, помедлив, понимающе кивнул. - Сначала нужно его освободить. - В этом ты прав, - ответил Лю Цингэ, сжав рукоять Чэнлуаня, а потом решительно двинулся к дверям, очевидно, посчитав, что с делами на Цюндин покончено. Только вот Цинцю думал иначе, и вопрос, к которому требовалось вернуться, был куда как менее приятен. - Раз глава Юэ оставил нас по срочному делу, - с неохотой заставляя себя говорить, произнес он в спину главе Байчжань, - не уделит ли Лю-шиди этому шисюну время для разговора? Лю Цингэ остановился. Даже по складками платья на его спине можно было понять, что он удивлен и одновременно насторожен прозвучавшей просьбой. - Разве мы не закончили? - едва повернув голову, бросил через плечо он.  - Хотел бы я, чтоб так и было, - позволил себе пробормотать еле слышно Цинцю, зная, что и этого Лю Цингэ будет достаточно. И впрямь - тот резко развернулся и ответил мрачным взглядом.  Цинцю вздохнул и указал на чайный столик чуть поодаль. В конце концов, Ци-гэ точно не обидится, если они выпьют по чашке в его отсутствие. - Лю-шиди окажет мне честь? - и к тому же, чай позволил бы Цинцю занять руки. Лю Цингэ поморщился, но прошел к столу и сел так скованно и прямо, словно вместо позвоночника у него был Чэнлуань. Выражение его лица стало отстраненным, он только губы поджал, словно сама идея личного разговора была ему неприятна. Ну, Цинцю тоже не был от нее в восторге. Стараясь не раздражаться, он согрел талисманом чайник и принялся готовить чашки и заваривать чай. Под руку попался тот же, что пил Юэ Цинъюань - простой серебряный маофэн с жасмином.  Лю Цингэ молчал, а Цинцю все пытался начать, понимая, что говорить нужно прямо, не прячась за церемонной вежливостью. - До встречи с А-Юанем этот Шэнь… никогда не знал своей семьи, - с трудом, едва шевеля губами, заставил себя выговорить Цинцю. Лю Цингэ чуть подался вперед, едва услышав имя А-Юаня, а потом, осознав остальное, недоуменно сдвинул брови. - Это противоречит тому, что знает обо мне Лю-шиди, но это правда. Продолжая хмуриться, Лю Цингэ промолчал, и Шэнь Цзю едва заметил, как выполнил первый пролив. - Я даже не знал, что у меня есть брат, - стоило это произнести, и в памяти ожили те дни, полные скрытой, еще не узнанной радости. Звук голоса А-Юаня, его тихий смех над самим собой, бормотания над книгами, попытка справиться с летающим изумрудным манго - сердце согрело воспоминаниями, и стало немного легче признаться в следующем. - Человек, который украл у меня мать и брата, выбросил меня на улицу, когда мне не было еще и пяти лет. - Так ты…  - на лице Лю Цингэ отразилось изумление, а следом за ним понимание. Оно заставило Лю Цингэ вскинуть на Цинцю пристальный взгляд, но уже в следующий миг Бог войны Байчжань вновь замкнулся. - Не понимаю, зачем ты мне это говоришь. Искушение огрызнуться или начать объяснять про сердечных демонов и очищение духа перед перековкой тела было велико, но Цинцю знал, что для него и то, и другое будет способом слукавить и избежать откровенности. - Лю-шиди поймет сам, чуть позже, - бросил он, опуская взгляд на чашку с чаем, оставшуюся в руках, а потом выпил ее залпом, не почувствовав вкуса - и ощущая теперь накатывающую тошноту. - Меня нашел Юэ Цинъюань. Нашел в овраге и помог выжить. Тогда, в детстве, сяо Цзю довольно быстро понял, что злость хорошо греет, и потому был зол практически постоянно. Только недавно Цинцю осознал, что таким образом тело одаренного искало способ использовать ци для обогрева. Стоп. Он опять отвлекся. - Я попрошайничал и воровал еду, - Цинцю сглотнул. Он смотрел прямо перед собой, а потому видел только руки Лю Цинге - руки, сжимающие чашку. - А потом меня поймали и продали, как раба. Взяли в игрушки и слуги для избалованного богатенького ублюдка и его наивной, но очень красивой сестры, которую брат мечтал оставить в отчем доме. Рот у Лю Цингэ на мгновение сжался еще плотнее, но он продолжал молчать. Признаться, Цинцю не мог быть уверенным, пытается ли Лю Цингэ избавить его от жалости или едва удерживается от “еще чего придумаешь?”. - Не то, чтобы в итоге я остался в долгу, - пересилив тошноту, закончил Цинцю. - Почти обезумев от побоев и издевательств, убил… почти всех. И сжег поместье дотла. - В искажении ци? Это там искалечили твое совершенствование? - голос у Лю Цингэ звучал сухо, почти бесстрастно. Почему-то это помогало. Цинцю невольно рассмеялся, резко и хрипло - и замолчал сам от того, как неприятно это прозвучало.  - О нет, шиди, - поправил он. - Там пострадало только тело - и нрав, если хочешь. А совершенствование… из поместья меня увел изучающий демонические практики У Янцзы. Лю Цингэ шумно втянул в себя воздух, словно собирался выругаться, но удержался. - Опытному мерзавцу оказалось нетрудно убедить озлобленного подростка следовать за собой, а потом, когда я понял, что натворил, деваться от нового хозяина было уже некуда. К счастью, Цю хорошо научили меня ждать, и я дождался его ошибки. - То Собрание Бессмертных, после которого ты возник рядом с Юэ-шисюном, - без вопроса закончил за ним Лю Цингэ.  Если бы мог, Цинцю бы рассмеялся снова: Лю Цингэ понял все - и куда больше, чем было сказано, вновь подтвердив как свой ум, так и догадку об использовании маски ограниченного болвана. Но он по-прежнему был дураком, иначе сообразил бы, что такие вещи не стоит раскрывать чужим. Но оказалось, что на этом Лю Цингэ не договорил. - Почему ты ударил мне в спину? - прямо спросил он, видимо, утомившись слушать о чужой несчастливой судьбе. - Тогда, на межпиковом соревновании, и потом, с призраком в колодце? Горло свело, не позволяя произнести ни звука: почему-то ответить на второй вопрос было куда сложнее, чем на первый, и Цинцю помолчал, выравнивая сорвавшееся дыхание, и лишь потом заговорил. - Ты не заметил тварь за спиной, - наконец выволок из себя он, полностью уверенный, что в этом нет никакого смысла. - И когда обернулся, призрак уже развеялся. Ты был уверен, что цель ты… я не стал разубеждать. Бесполезное признание горчило на языке. Шэнь Цинцю чувствовал себя не просто открытым, а выпотрошенным под чужим равнодушным взглядом. Это было очень похоже на легкость. - А на соревновании… - Цинцю дернул плечом. - Ни на улице, ни с У Янцзы не было тренировок. Если ты проиграл, ты либо голодаешь сегодня, либо труп. Я и до тебя даже на Цинцзин мог тренироваться только с шицзе - и… с Юэ Цинъюанем.  Оказалось, что чай давно остыл и теперь, став намного крепче, чем должен быть, нещадно горчил. Но для того, чтобы смыть подкатившую к горлу желчь обратно в желудок, все еще годился. - Это было глупо. Но ты был явной угрозой, а иначе я не умел, - подытожил Цинцю. - И за это я приношу извинения. Не могу быть уверен, что страх не возьмет надо мной верх снова, хоть я и буду стараться. Скорпион не может не жалить, старая притча тут точна.  Лю Цингэ окинул его оценивающим взглядом. - Ну так старайся. В первый момент Цинцю даже решил, что ослышался, посмотрел на Лю Цингэ, но тот продолжил, ничуть не смущенный. - Я считал тебя богатеньким лентяем и ошибался, - напомнил он. - Но продолжаю считать высокомерным засранцем. Что касается твоего страха - тренировки с Юэ-шисюном тебе не помогут.  - Кто тут еще высокомерный засранец… - пробормотал Цинцю, совершенно ошеломленный.  Лю Цингэ продолжил, словно не услышав. - Сейчас ты здоров, насколько я вижу. Но основы полная дрянь, половину стоек нужно переучивать, причем не с тем, кто будет тебя щадить, - показалось, или в углу рта у Лю Цингэ притаилась усмешка? - Если хочешь, можем попробовать заново. Теперь я знаю и буду готов, хотя и собираюсь как следует вытереть тобой пол арены. И кто знает - может, дорастешь до “шисюна”. - Дикарь, - фыркнул Шэнь Цинцю, стараясь не двигаться. Тело - и голова - были настолько легким, что он всерьез боялся взлететь от неосторожного движения. Лю Цингэ на шпильку только вопросительно поднял бровь. - После перековки тела, - сдался Цинцю. - Му Цинфан сдерет шкуру с нас обоих, если вместо подготовки к духовной трансформе я приду к нему с травмами. Казалось, вот это заинтересовало Лю Цингэ куда больше, чем все неприглядные откровения, озвученные ранее. - Точно, ты же духовный, - он даже подался вперед, внимательно вглядываясь, словно мог что-то увидеть сейчас. - Никогда не сражался с духовным совершенствующимся с золотым ядром! Тогда после перековки, но обязательно. Учти, хотя бы один бой ты мне должен… шисюн. На обычно бесстрастном лице горел азарт, и Лю Цингэ выглядел сейчас на весь свой возраст - и ни годом более. Мальчишка, все еще мальчишка, влюбленный в свои драки и не желающий знать ничего кроме них. Сложит голову или вляпается в интригу, если не прикрыть. - Договорились, - Цинцю кивнул, стараясь пока не обращать внимания на кружащее голову облегчение. И радость, и удовольствие от обозначенного статуса, и обещание… - И… спасибо. - Будешь должен, - Лю Цингэ усмехнулся уже открыто и легко вскочил из-за стола - с явным облегчением. - Отдам на арене, - отмахнулся Шэнь Цинцю, кивая ему на прощание. А потом, оставшись один, снова нагрел воду и заварил чай, который теперь раскрывался на языке тонким ароматом жасмина и нотками сливы и османтуса. В голове было пусто и легко, с губ не сходила дурацкая улыбка, и, даже когда вернулся Юэ Цинъюань, неся с собой пресловутый гонг тишины, оказавшийся маленьким, не больше чем в ладонь, артефактом с молоточком из васильковой стали, Цинцю не смог вернуть себе серьезность. Ничего не говоря Ци-гэ, он просто поцеловал его, прямо там, у дверей, чувствуя себя переполненным радостью кувшином, а потом оставил друга заниматься делами и вернулся домой на Цинцзин, где немедленно увидел принесенную с Аньдин коробку. Поблескивающие на ее боках духовные печати свидетельствовали, что ее проверили и содержимое признали безопасным, но… Цинцю ведь ничего не заказывал! Если только не… А-Юань! Содержимое было замотано в несколько слоев мешковины, а между ней и бортами коробки еще и солома была набита. Но Цинцю первым делом увидел лежавшее сверху письмо. Бумага зашуршала в пальцах, разворачиваясь, Цинцю вчитался, а потом чуть не поперхнулся воздухом. Что значит “если еще не забыл”? Да как это вообще возможно?! А-Юань же не мог такого написать… или это писал не А-Юань? Цинцю осторожно высвободил из мешковины большой кувшин с длинным узким горлом, оставив в коробке еще три таких же. Деревянная затычка оказалась залита сургучом, на котором был выдавлен странный рисунок, походивший на детский - круг, в котором стояло две точки и изогнутая линия под ними. Рисунок был очень похож на то, как мог бы подписаться А-Юань, но письмо все еще заставляло недоумевать. И это упоминание полынного вина… мог ли, к примеру, наставник А-Юаня найти его дневник или любые другие черновики? Теоретически мог, брат был беспечен и доверчив и легко бы подпустил наставника к своим вещам. Шэнь Цинцю оглядел полученные кувшины и, все еще сожалея, сплел первую диагностирующую печать. Оставалось надеяться, что, если это подарил А-Юань, содержимое не пострадает. Через пару десятков проверок он вынужден был признать, что если в кувшинах и было что-то вредоносное, это могли определить на Цяньцао или - если там действительно неизвестное ранее полынное вино - на Цзуйсянь. Но ждать не было никаких сил, и Шэнь Цинцю вспомнил один из давних подарков Юэ Цинъюаня - пару крошечных винных чарок, выточенных из горного хрусталя, который менял цвет под воздействием большинства известных ядов.  Пузатый бок чарки был обточен так гладко, что казалось, под пальцами то ли танцует туман над Цинцзин, то ли замер лед, передумавший таять. Цинцю поставил его на стол, вытащил затычку, сломав сургучную печать, и невольно затаил дыхание, глядя, как прозрачное, чуть зеленоватое вино льется в чашку - словно река подо льдом.  А следом потек аромат десятков трав, словно настоявшихся на солнце: сизая полынь с легкой горчинкой, пушистая стрельчатая душица, крылатая горечавка, белолистный ирис, мятная гвоздика, синяя звездчатка… Их дополняли специи - имбирь и корица смешивались с анисом, оттенялись лимоном и апельсином, а за ними стояли какие-то древесные ноты… Богатство запаха удивительной мелодией плыло по комнате, и сложнее всего почему-то было поверить, что все это - про него, что А-Юань сравнивает его вот с этим звучанием свежести, горечи, сладости, красоты и равновесия. “Оно очень похоже на тебя”. - У Шэнь-шисюна все в порядке? Этот шиди сейчас войдет, - Цинцю понял, что задумался настолько, что пропустил приход Му Цинфана и, похоже, его первый вопрос, оставшийся без ответа. - Му-шиди, - делать что-то с лицом было поздно. Цинцю, поднявшись навстречу главе Цяньцао, который нес в руках какую-то книгу, просто кивнул. - Шэнь-шисюн?.. - Му Цинфан не договорил, увидев стоявшую на столе коробку и кувшины. - А это… новая посылка с Аньдин?! Он даже больше ничего не спросил. Из печатей, затанцевавших вокруг Му Цинфана, Цинцю не узнал даже половину - а они становились все сложнее. Вот очередная охватила глаза и нос подобием забрала, сотканного из ци, вот вино в чарке сначала обратилось в лед, а потом закипело - и запахи сделались сильнее, словно в саду среди свежесрезанных трав. Вот засияла и принялась вспыхивать на разные цвета сама чашка, словно глава Цяньцао знал о ее возможностях куда больше, чем кто-либо другой. Он повторил это с каждым кувшином, отливая содержимое в опустевшую чарку, и остановился лишь тогда, когда после очередной проверки в чарке осталась буквально несколько капель вина. Но вместо того, чтобы продемонстрировать облегчение или же предупредить об опасности, Му Цинфан взбудораженно схватил чарку и капнул вином себе на язык.  - Невероятно! Цинцю моргнул, глядя на главного лекаря ордена, который стоял, прикрыв глаза, явно пытаясь вычленить все компоненты присланного вина. - Пустынная морошка и лазоревая медуница! Совершенно точно, она! И еще полынный вереск! Откуда у Шэнь-шисюна это вино?! Судя по отметкам, сделанным на Аньдин, посылку отправили из Лиюйчуаня, как раз из того города, рядом с которым А-Юань встретил Ци-гэ. - Это… Его смог передать мне брат, - прошептал Цинцю. - Или… Шиди хочет сказать, что вино отравлено? - Что?.. Нет! Но как? Откуда у него все эти травы?! Половина - из редчайших, треть считается легендарной, а некоторые и вовсе давно вымерли! Это… это просто невозможно! Соединить столь немыслимые сокровища, чтобы сделать из них… вино! - он никак не мог успокоиться. - Этот шиди умоляет шисюна отдать ему хотя бы половину кувшина!  О, горячность, способную отодвинуть привычную деликатность и сдержанность Му Цинфана, Цинцю оправдал сразу - ему и самому хотелось поймать одного беспечного бельчонка, хорошенько потрясти его и запретить использовать найденные в тайнике Юаньцяньго сокровища так, словно они ничего не стоили! Если уж даже главу Цяньцяо пробрало… - Треть, - сказал он, - и только потому, что Му-шиди явно желает использовать дар моего брата в научных целях. - Этот шиди клянется возместить потерю шисюна, - с готовностью выдохнул тот. - И просит простить его беспардонность, но… Сок пустынной морошки способен вывести из отклонения ци, а запах полынного вереска усиливает движение ци в медитации и способствует легкости прорыва на следующий уровень! Про лазоревую медуницу этот шиди и говорить боится, чтобы не сглазить! Я до сих пор не могу поверить… - он коснулся подушечкой пальца оставшегося в чашке вина, а потом лизнул влажный след на коже. - Но это она! Божественная лазоревая медуница!  Слушая это перечисление, Цинцю чуть не потерял куда более важную мысль. - Мог ли мой брат приготовить подобное в одиночку? - спросил он, почти затаив дыхание. Му Цинфан озадаченно моргнул, с заметным усилием отвлекшись от восторженного перечисления компонентов. - Насколько сложно создать само вино? - Да это нужно иметь под рукой свежие ингредиенты! - выдохнул Му Цинфан и осекся, когда Шэнь Цинцю промолчал. - Шэнь-шисюн?.. Не может быть, чтобы… Цинцю не стал отвечать очевидным “теперь шиди знает, что стоит на кону”. - Как минимум сокровищница с цянькунями, полными редких трав, - произнес он вслух он и напомнил свой первый вопрос. - Так что с вином? Му Цинфан задумчиво посмотрел на почти пустую чашку. - Этому лекарю далеко до умений Жуань Цинжуаня, - вздохнул он, - но, скорее всего, брат Шэнь-шисюна настаивал травы и фрукты на байцзю лучшей очистки. Возможно, поддерживая их ци. И достаточно долго, не меньше пары месяцев. Цинцю молча ждал продолжения. - Этот способ предъявляет высокие требования к самим травам и вину, но сам по себе не требует чужой помощи, - закончил Му Цинфан, с тоской посмотрев в чарку. Цинцю вздохнул про себя, а потом потянулся к ближайшему кувшину и, наполнив вином пару чарок, поднял одну из них. - Пусть этот старший брат как можно скорее отыщет младшего, - сказал он, посмотрев Му-шиди в глаза. - И приведет на Цинцзин. Му Цинфан кивнул, и они оба пригубили вино, сделав по первому полноценному глотку. На вкус полынное вино оказалось куда более сдержанным, чем можно было ожидать по аромату. Там, где на запах было ощущение, что ты разломил в пальцах полынный стебель в пучке других трав, на языке раскрывалась терпкая и четко выверенная кислинка с небольшой горечью в послевкусии.  Цинцю никогда в жизни такого не пил - да что там, и не слышал о таком вине. Крепкое, ненавязчивое и несладкое, оно опьяняло даже совершенствующегося с золотым ядром и делало это почти незаметно. Никакого сравнения ни с байцзю, ни с винами из винограда или слив. Но в письме А-Юаня была приписка, что полынное вино чистым пьют редко, а в основном разбавляют фруктовым соком, и раз брат это указал отдельно, следовало прислушаться к его совету. Цинцю взял с небольшого блюда, стоявшего на столе, дольку апельсина, положил ее в рот, а потом сделал еще один глоток вина и прокусил тонкую фруктовую кожицу. И чуть не застонал от удовольствия! На язык брызнул сок, вкусы переплелись, словно два плюща на одном дереве: полынная горечь не исчезла, но смягчилась, оставшись приправой, памятью себя прежней, а резкость апельсина теперь обрела глубину, как будто избавившись от глупости юности и вступив в самый расцвет.  Совершенство… Вино будто распускалось, как диковинный цветок, растекаясь по телу мягкими объятиями неги и покоя, и ци в духовных венах почти пела, превращаясь во что-то особенное, чему Цинцю даже не знал названия. А он-то уже подумал, что сюрпризы закончились. - Рубиновый ирис забытой богини… - с благоговением в голосе выдохнул Му Цинфан и закрыл глаза. - Никогда не думал, что в своей жизни когда-нибудь смогу ощутить его действие. - Ммм? - промычал в ответ Цинцю, не желая отвлекаться от ощущений. - Считается лучшей защитой… его лепесток даже молнию небесной скорби превратит в ласковое дуновение ветра. Ох... Должно быть, А-Юань запомнил, каким Цинцю попал к нему в руки, и решил, что это было нападение из засады. А теперь заботливый бельчонок, ничуть не колеблясь, разорил найденную сокровищницу на львиную долю защищающих и лечащих трав, что там были - и настоял на них обещанное полынное вино, словно знал, что иначе Цинцю посчитает их слишком драгоценными для употребления.  Наивный хитрец. На какое-то время Цинцю забылся: увлеченно вслушиваясь в действие вина и его влияние на тело, баланс ци и золотое ядро. Опомнился лишь когда рядом тихо вздохнул Му Цинфан, тоже ненадолго погрузившийся в подобие медитации. - Шэнь-шисюн подарил этому шиди незабываемый опыт, - сказал он, ставя на столик пустую чарку. - Этот лекарь и не знает, что может стать равноценным даром. Но все же… - Цинцю скосил на главу Цяньцяо глаза и увидел, что тот снова держит в руках книгу, с которой пришел. - Это наставления по борьбе с сердечными демонами, которых нельзя изгнать медитациями, беседами с лекарями и прочими средствами. Если шисюн найдет ее полезной для себя, этот шиди будет счастлив. Отказываться Цинцю не стал. Да и вообще то ли вино, то ли прикосновение к заботе А-Юаня настроили его на очень мирный лад, так что когда Му-шиди покинул бамбуковый дом, Цинцю ушел в библиотеку, где долго сидел в тишине, нарушаемой лишь шорохом страниц и звуком шагов старого смотрителя. Почему-то все ощущалось иначе - одновременно мягче и отчетливее, и разрозненная картина обрывочных сведений, надерганных из разных летописей, повествований о путешествиях и научных трактатов, перестала казаться муравейником, сложенным из лесного мусора. Уже нащупанное подобие структуры стало единым деревом, скелет которого проглядывал через мешанину мелких ветвей и листьев.  То самое присутствие демонической ци, обязательная боль или душевное страдание, уязвимость жертвы... Цинцю смотрел на собственные записи и задавался вопросом, почему он до сих пор не подумал о том, чтобы использовать для обнаружения поводка тот же принцип, что лежал в основе духовных зеркал, способных выявить присутствие призраков и злых духов? Вред уже нанесен, след оставлен… так что мешает его увидеть? Нужно лишь наложить дополнительные духовные печати и создать объединяющее плетение, такое же, что удерживает переплет в книгах, на каждой из страниц которых лежат сохраняющие чары. А талисман Незамутненного зеркала, одолженный у Гао-шиди, был как раз вариацией такого артефакта. Идея захватила. Цинцю вернулся к себе, достал из цянькуня талисман, который выглядел, как подвеска с крупным осколком горного хрусталя, а потом до самого вечера подвязывал нити ци, создавая пробную заготовку. В какой-то момент вспомнил о чарках, меняющих цвет от соприкосновения с ядом, и добавил к прозрачному камню еще и такую печать.  В комнату вдруг с шумом влетел голубь. - Что? - моментально прервался Цинцю, узнавая в птице посланника из Теплого Красного Павильона, что уже пару раз приносил ему письма от Мо Сун и Ли Цзюйхуа. Амулет духовной связи Цинцю заказал на Линьюй еще пару месяцев назад - стоило даже поблагодарить шпионов Хуаньхуа, навели на мысль! - и удобство оказалось несоизмеримым с ценой. Амулеты делали для бездуховных животных, и с ними голуби нашли бы адресата даже в демонических землях.  Сизый, с белыми перышками на груди, он прокурлыкал, потоптавшись перед Цинцю на столе, расклевал нитку, которой была привязана к его лапе записка, потом воровато ухватил с блюда лежавшую там дольку апельсина и, шумно захлопав крыльями, вылетел вон. Паршивец. Цинцю быстро развернул записку, а потом бросился в комнату сменить одежду на неприметную. Ли Цзюйхуа нашла того, кто оставил на ее спине шрамы. Сынок князя Чань вылез из своего дворца, чтобы найти себе новую игрушку. Сборы были недолгими. Талисман милостивой тени, талисман тихих шагов, плащ, в ткань которого были вплетены зачарованные нити, лечебные эликсиры, кровоостанавливающие снадобья - всё лежало в отдельном цянькуне, приготовленные давным-давно. Цинцю не спрашивал, что Ли Цзюйхуа приготовила для ублюдка, находящего особенное удовольствие в том, чтобы искалечить женщину. Ему оставалось лишь надеяться, что ее благоразумия и везения хватит на то, чтобы вернуться неузнанной. Терять женщину, ставшую ему другом, он не хотел. В ивовом доме его ждали. Охранник даже не попытался взять с Цинцю плату за вход, а ближайшая служанка торопливо поклонилась и увела его прямиком в Вишневые покои, явно не желая рисковать, чтобы он пересекся с кем-нибудь в общем зале.  Мо Сун нашлась там же - смотрела, как одетая в мужское платье Ли Цзюйхуа мечется по комнате, словно тигрица в клетке, и бросилась навстречу, стоило Цинцю только войти. Глаза ее пылали мрачным пламенем, а на лице застыла та же решимость, что и на лице Ли Цзюйхуа.  - Этот мастер принес то, что обещал, - Шэнь Цинцю быстро извлек из цянькуня вещи, поясняя каждую, а потом едва не отшатнулся, когда Ли Цзюйхуа, рухнув на колени, прижалась губами к его руке. - Будь осторожна и возвращайся невредимой, - выдохнул он, и та, почти судорожно кивнув, немедленно унеслась прочь из комнаты. Шэнь Цинцю перевел взгляд на Мо Сун, которая только крепче сжала губы. Успех или неудача Ли Цзюйхуа могла отразиться и на ее судьбе. Камни на игровой доске обязательно сдвинутся, случись что с единственным наследником рода Чань, и Мо Сун выйдет из тени, чтобы сыграть собственную партию. - Ты же дала Ли Цзюйхуа охрану? - спросил Цинцю. Хозяйка ивового дома отрывисто кивнула. - Они проследят, чтобы Ли-мэймэй доехала благополучно и не сложила голову раньше времени. - Хорошо. - Теперь им оставалось только ждать. - Сколько времени им понадобится на дорогу? - Завтра к полудню они будут на месте, - Мо Сун кинула на него напряженный взгляд и сжала кулаки. - Должны успеть. Такие, как Чань Юйвэй, не просыпаются раньше обеда. Она сильно волновалась, но первая бы прокляла Цинцю, если бы он предложил ей успокоительный отвар. - А что с остальными делами? - переводя тему, спросил он. - Для меня сообщения есть?  - В город снова приехал Тай Шоушэн, - ответила та, явно взяв себя в руки. А вот Цинцю подобрался. Новый визит мастера из Цветочного дворца мог обернуться новым известием об А-Юане. - С ним пятеро учеников и три наемника. Что? - Сможешь узнать, зачем они здесь? - ни о какой охоте в окрестностях Цанцюн и речи быть не могло. Зачем мастеру Хуаньхуа такое сопровождение?! Или… может быть, это охрана для кристалла средоточия ци? Подобного тому, что принес в орден Лю Цингэ?! Цинцю заранее стало не по себе от получавшихся выводов. - Эта Мо отправила к ним на постоялый двор Бабочку, мимо нее не пройдет ни один мужчина, - ответила Мо Сун, доставая из шкатулки на столе стопку писем. - Обо всем, что она выяснит, господин узнает немедленно. Миниатюрную Бабочку Шэнь Цинцю знал хорошо, эта преданная Мо Сун девушка и впрямь обладала красотой и очарованием, которыми очень расчетливо пользовалась, каждый раз играя роль совращаемой невинности. Кто-то из наемников на такое точно польстится. Он сел за стол прочитать полученные сообщения. Назначение нового министра финансов на востоке, возня вокруг новой, еще недостроенной школы Башни Тяньи в Пограничье, нападение на торговый караван на Двугорбом перевале… и никаких свидетельств о новых кристаллах средоточия. Последним лежало письмо от осведомителя в Цветочном дворце. Несколько лет назад найденного на улице мальчишку удалось пристроить туда под видом служки, и теперь тот медленно поднимался все выше. Сообщения он присылал очень редко, но каждое слово в них было бесценным. Вот только прочитав послание, Шэнь Цинцю на этот раз не понял ничего. “Хозяин узнал о сыне господина”. Что за сын? Чей? Хозяин - безусловно Чэн Дэчжэн, а вот кто господин? Почему это посчиталось таким важным, что было отправлено, несмотря на опасность разоблачения? Или речь о самом Шэнь Цинцю - нет, об А-Юане?!  Цинцю похолодел. Что если наставник брата продолжил свою идею “выведения” заклинателя с нужным даром и навязал А-Юаню подходящую женщину? Учитывая, что раньше нужный ребенок получился только со второй попытки - хотя нет, кто знает, с какой? - может, эта тварь наконец нащупала работающий способ?  А-Юань не упоминал, что у него есть сын - но он мог и не знать об этом! А вот откуда подобные сведения у Чэн Дэчжэна?! Неужели наставник Шэнь Юаня сам происходит из Цветочного дворца? Цинцю вдруг поймал себя на ощущении, что вокруг сжимается капкан, и если не предпринять что-то, случится непоправимое.  - Дурные известия, господин? - прошелестела Мо Сун, ставя на стол поднос с едой. Цинцю чуть не вздрогнул от неожиданности. - Этому мастеру нужно идти, - сказал он, поднимаясь. - И, возможно, уехать. Пришлешь мне голубя, как только Ли Цзюйхуа вернется. Он вышел в ночной сад и сразу же поднялся на Сюя. Брата надо было искать самому - отправиться в Лиюйчуань и окрестные деревни, узнать, был ли там А-Юань, с кем, зачем… Надо придумать способ передать весточку осведомителю в Хуаньхуа и встретиться с ним лично. Крыши домов и зажженные фонари мелькали далеко внизу, под ногами, потом их сменила темнота полей с редкими светящимися островками сторожевых будок, дальше начинался лес - и именно в этот момент Шэнь Цинцю почувствовал неладное. Впереди ждала засада. Не будь у него золотого ядра, он бы и не ощутил этого скрытого пологом ци неясного давления. Как будто там, впереди, у самой кромки деревьев, затаилось что-то, что заставило воздух спрессоваться и стать густым, как пар под крышкой котла. А стоило подлететь чуть ближе, как на Цинцю пахнуло сыростью, и появилось слабое сосущее чувство внутри. Неужели печать проклятой бездны? Облететь такую не получится - чем выше Цинцю поднимется, тем сильнее его притянет к земле. Такую ставили в охоте на летающих монстров, чтобы не дать тем уйти, но поверить в такое совпадение Цинцю не мог. Где угодно, но не на той дороге, которой он летал в город.  - Проклятье, - выдохнул он. Надо было возвращаться и делать крюк. Он повернул Сюя в сторону, и в этот момент откуда-то сзади и снизу вылетела огромная светящаяся петля. Цинцю резко ушел в сторону, валом ци отшвыривая ее от себя, крутанулся, только сейчас увидев преследователя - скрывающее его заклинание развеялось от удара, и тут же чуть не слетел с меча, когда затаившийся “кит”, оставшийся за спиной, словно вздохнул там, под деревьями, и от него раскатилась вязкая, почти осязаемая волна. Небо над головой засверкало, искры мгновенно слиплись в гигантскую сеть, а снизу с земли вверх словно брызнули росчерки света. Еще пятеро.  Цинцю прыгнул вниз, хватая Сюя за рукоять - ударяя в падении Зонтом шторма. Тот, на мече, что был ближе всех, выставил Щит молний, нижний слева пробил Огненной стрелой, а двое, подлетавшие справа, тянули Незримые сети. Но Цинцю падал вниз, прорубая себе путь к земле Сюя, он закручивал воздух, превращая его в вихрь, и даже чиркнувшую по плечу стрелу разрубил и бросил в сторону, разжигая из нее пламя. Он чувствовал, как разбиваются чужие заклятья, ударяясь в спину, но А-Юаня за его вино, теперь спасавшее Цинцю жизнь, он поблагодарит позже! Сюя горел в руке нестерпимым звездным светом, и вырванная с корнем трава уже неслась по кругу, поднимаясь все выше к Цинцю, и оставалось лишь раскрыть золотое ядро, позволяя ему выплеснуть ци, напитывая ею острые края листьев - обращая каждый стебелек в смертоносное лезвие. А потом ударить мечом, расплескивая смерть вокруг себя.